Глава 11. Перед грозой
Белла перевернулась на спину, прикрывая ладонью глаза от яркого света, заливающего всё пространство номера. Кто разнёс эту глупость о том, что Лондон – город туманов и дождей? Девушка мысленно фыркнула. Сколько бы она не приезжала сюда, ещё ни разу не было плохой погоды. Может быть, ей попросту везло?
Сделав над собой усилие, она распахнула веки и уставилась на идеально белый потолок, украшенный лепниной. Белла прищурилась от болезненных ощущений, но сдержала желание огородиться от окружающего мира, зарыться лицом в подушку и провалиться ещё на какое-то время в забвенный сон. Затем часто поморгала; такое ощущение, словно вчера ей в глаза песка насыпали. Наверняка, после того, как она проплакала оставшуюся часть ночи, сама не понимая – жалеет ли она о том, что не окликнула Эдварда, не предложила остаться и заполнить собой образовавшуюся пустоту в её душе и в теле, то ли наоборот, лишь укрепилась в том, что приняла единственно верное решение, не желая пробуждения в одной постели с мужчиной, которого она больше не знала, чьих действий не понимала.
Она видела его боль, разделила её с ним, избавила его от неё своим признанием. Никакой лжи. Ложь губительна и ведёт к катастрофичным последствиям, накладываясь одна на другую, она несётся как снежный ком с горы, сметая всё на своём пути, коверкая жизни, разрушая души.
Слишком много вопросов роилось в её голове, но одно она поняла точно – они не чужие друг другу. Пусть между ними пролегло три года молчания и непонимания, пусть слишком много было сделано, а сказано так мало, но за показным обоюдным равнодушием скрывались совершенно иные чувства.
Впрочем, ещё оставалась вероятность, что её поступок попросту задел Каллена, как мужчину, как собственника, коим он, несомненно, являлся. Он был гордым, самоуверенным, и очень не любил, когда кто-то вмешивался в его дела или посягал на его собственность. Но она не его собственность. Скорее всего, была задета его гордость. Но она жена Эдварду до сих пор, он так и не развёлся с ней, по каким-то одному ему известным причинам так и не подписал документы. Она боялась думать о них, об этих причинах. Слишком больно было вновь погружаться в самообман, хоть он и приветливо приглашал её поддаться, забыть обо всём и просто жить дальше. Но Эдвард…
Она провела кончиками пальцев по лицу, представляя, как его губы скользили по нему в бесчисленном количестве поцелуев. Ей не приснилось, и это всё было на самом деле: его нежность и тихая, сдерживаемая страсть, чувственность, сотканная из такого числа эмоций, половине которых она просто не могла найти определений. Эдвард не набросился на неё, требуя большего, не доказывал своё превосходство резкими движениями языка, имитирующими нечто больше, чем простой поцелуй. Он был чрезвычайно нежен, словно бы они перенеслись обратно во времени, к моменту их самого первого поцелуя, познавая друг друга через прикосновения, запахи и вкусы.
Но, если так, то тогда, где он был три года? Почему не пришёл к ней раньше? Подумав над этими вопросами, Белла решила, что, вероятнее всего, даже, если бы он и пришёл к ней с извинениями, она не приняла бы ни его слов, ни его самого. И не стоит забывать, что он так же хорошо знал и чувствовал её, как и она его. И как показал прошлый вечер – ничего не изменилось. Они так и не смогли стать друг другу окончательно чужими.
Она почувствовала глупое желание поговорить с действительно родным ей человеком, с отцом. Это как возвращение в детство, когда ты ободрал коленку на асфальте и это событие принимает масштабы вселенской катастрофы, а простое ощущение веса отцовской ладони на твоей макушке, возвращает Землю на свою орбиту.
Почему мы вспоминаем о родных в минуты грусти и отчаяния? Мы чаще звоним, чтобы поплакаться, чем поделиться радостью. Мы можем не рассказывать о своих проблемах, а просто поговорить на отвлечённую тему, постепенно чувствуя, как передаётся спокойствие от звука родного голоса на другом конце провода или от бережного касания руки, опустившейся на плечо.
Ей надо поговорить с Чарли. Просто поговорить, просто услышать его спокойный, уверенный голос. Тем более она уже давно не звонила ему.
Между ними всегда была особая связь.
В тот день, когда она ушла от Эдварда, Белла, быстро покидав всё самое необходимое в сумку, уже через несколько часов перелёта и езды до Сиэтла, стояла на пороге отчего дома. Упав в объятья отца, она молча уткнулась ему в плечо. Они так и простояли несколько минут на крыльце, с распахнутой дверью, из которой доносились приглушённые звуки работающего в гостиной телевизора. Чарли не спросил, что случилось, не требовал рассказать ему всё, не выпытывал, он просто знал или чувствовал, что его дочери вывернули всю душу, оставив её совсем без эмоций.
Тогда они много говорили, ни о чём, просто о жизни. Чарли рассказывал про общих знакомых: про миссис Абрахамс, страдающую манией преследования, чей дом находился дальше по улице, про неудавшийся поджог имущества, в попытке получить деньги по страховке, про несчастного пропавшего ретривера, с чьим нервным хозяином намучился весь их полицейский участок, где отец проработал почти всю жизнь, дослужившись до звания шефа, про маму, которая в очередной раз укатила на выставку в Финикс. Он даже пытался смешить её, что с его, напрочь отсутствующим чувством юмора, выходило ещё забавнее.
А вот с матерью они были полными противоположностями, тогда как с отцом, без слов понимали друг друга. Когда Белле было два года, её родители развелись. Мать уехала из Сиэтла на поиски лучшей жизни, новых мужчин и счастья, которое, как ей казалось, она заслуживает. Открыв в Финиксе частную галерею, Рене на некоторое время окунулась в абсолютно другую жизнь. Мир нового искусства распахнул перед ней двери частных домов, элитных сборищ, богемной пресыщенности. Но, как это обычно происходит, от всего устаёшь. И она, спустя несколько лет, устала. И вернулась к бывшему мужу, который, как ни странно, принял её.
Правда повторно они так и не расписались, просто жили вместе и, наверное, как подозревала Белла, в глубине души отец боялся, что настанет день, когда матери, очередной раз, захочется свободы и она снова упорхнёт из Сиэтла. Но это была их жизнь, их отношения, странные, но по молчаливому согласию, принятые обоими.
Белла посмотрела на часы. Семь утра. Она позвонит Чарли позже. Ей не нужны советы, ей просто надо услышать голос человека, которому она не безразлична со сто процентной уверенностью.
Сколько она проспала? Пару часов от силы? В голове пульсировала притуплённая, но от этого не менее мучительная боль. Надо приводить себя в порядок. Подавив абсурдное желание позвонить на ресепшн и попросить завтрак в номер, Белла заставила себя выбраться из кокона одеял и направится в ванную. Она спустится вниз. Часом раньше, часом позже – не играет роли. Она не мышь, что бы прятаться в своём номере, как в норе, оттягивая неизбежную встречу. Она привыкла встречать трудности с высоко поднятой головой, лицом к лицу, от кого бы они ни исходили, даже от Каллена.
***
Он спешил к ней под дождём, обрушившимся внезапно на сонный, южный город, превративший один из сотни неторопливых жарких дней, пропитанных бездельем и дремотой, в соцветие красок, воплотившихся в целую гряду радуг, перекинутых через дорогу, по которой он бежал. Широкие, узкие, прерванные на середине или завершённые полноценной дугой, он насчитал их около восьми. Редкое явление. Чудесное.
Быстро заскочив во французскую кондитерскую, где они любили бывать с Беллой, он купил несколько мини-эклеров, которые так обожала его девушка. Это был совершенно особый магазинчик, один из тех, что хранит атмосферу старого юга, совершенно стёртого из этих широт. Возможно, где-нибудь в Саванне или в любом другом небольшом городке Джорджии каждый может найти похожее местечко, но не в Атланте, где современность практически силой вытеснила старый, привычный уклад. Здесь, попасть в подобный магазин, стены которого обшиты деревянными панелями, воздух пропитан ароматами шоколада, ванили и корицы, а на прилавке стоит кассовый аппарат не понятно каких времён, почти невозможно.
Продавщица, мадам Ля Пен, женщина лет шестидесяти пяти, любезно протянула ему упаковку с пирожными и просила передавать привет Белле. Улыбнувшись, Эдвард закивал и, сделав какой-то комплимент погоде за окном, уютному магазинчику и самой женщине, помчался дальше.
Занятия у Беллы вот-вот должны были закончиться, и он надеялся поспеть как раз к тому моменту, как она выйдет из южного корпуса, чтобы встретить её. Он не любил опаздывать, но добраться из аэропорта, где он провожал родителей, обратно в город оказалось непростым делом.
Его отец, Карлайл, был известным кардиохирургом, поэтому разъезды по стране стали для него уже давно привычным делом. Иногда, как в этот раз, Эсме, его мать, сопровождала отца. В Атланту они заехали мимоходом, навестить его, очередной раз брошенного дядей Джорданом один на один со старинным особняком. Как только Эдвард поступил в университет Атланты, он переехал к дяде по материнской линии. Но тому, ярому исследователю с темпераментом первооткрывателя, никогда не сиделось дома. Как говорила мать: он постоянно что-то где-то копал, и даже иногда удачно. Поэтому Эдвард подолгу был предоставлен сам себе. Периодически приходила домработница, дама в возрасте, чтобы прибраться и заполнить холодильник, но он и сам прекрасно справлялся, поэтому её визиты были нечастыми.
По сути, дом, доставшийся от деда, принадлежал ему, а дядя Джордан несколько лет назад выпросил его у своей сестры во временное пользование, обещая в качестве компенсации по возможности приглядывать за племянником, которому в принципе контроль как таковой и не требовался. Скорее это была формальность. И Эдвард знал, что вскоре он получит фамильный особняк в своё безраздельное пользование. У него были свои, определённые планы на этот любимый всем сердцем дом.
Вот и сейчас его дядя отсутствовал, уже больше двух месяцев на каких-то фантастических изысканиях в Бангладеше.
Отец летел в Денвер на очередное сложное оперирование, а маме просто было важно находиться рядом с ним, чтобы оказать поддержку. Впрочем, сколько себя помнил Эдвард, они вообще редко расставались, Эсме всегда следовала за мужем.
- Как долго ты планируешь прятать от нас свою девушку? – Эсме взяла посадочные талоны со стойки регистрации, благодарно улыбаясь молодому человеку, принявшему их багаж, и повернулась к сыну. – Может, приедете к нам в следующем месяце? У отца вроде пока ничего не запланировано, и мы будем в городе. Вот и познакомимся заодно.
- Мам, - Эдвард потянулся, чтобы обнять мать. – Я поговорю с Беллой, думаю, приедем.
Она погладила его по спине и нехотя отстранилась. – У вас с ней…?
- Всё серьёзно, - подтвердил он.
- Тогда береги её.
- Берегу, - он улыбнулся и обнялся с подошедшим отцом. – Удачи, пап.
- И тебе удачи с…Брауном, - Карлайл подмигнул ему, а жена взяла его под локоть, легонько толкнув в бок.
- Эй, не стоит пока ничего говорить, пока окончательно не решилось.
- Ты стала слишком суеверна, дорогая.
- Ничего подобного, - возразила она. – Просто осторожничаю.
- Да ладно, - Эдвард запустил пятерню в спутанные кудри. – Можете мной уже гордиться. Вы же знаете, что у вас умный сын.
- И скромный, - посмеиваясь, добавил отец, на что Эдвард лишь развёл руками.
- Весь в отца.
- Я на следующей неделе туда лечу вместе с Беллой. Нам обоим пришло приглашение в магистратуру.
- Будете, значит, в Лиге плюща, да? - отец опустил ему на плечо тяжёлую ладонь.
- Ага, - рассеянно кивнул Эдвард, поглядывая на подмигивающее электронное табло часов. – На ваш рейс уже самолёт подали, я бы поторопился.
Прощальное объятье вышло долгим и крепким, он недолго постоял, наблюдая за удаляющимися спинами родителей, идущих нога в ногу, затем развернулся к выходу, кинувшись на стоянку. На улице сквозь яркие лучи южного солнца пролетали редкие капли начинающегося дождя.
Конечно же, он застрял в пробке, поэтому, бросив машину у Парка Гранта, оставшийся путь Эдвард проделал пешком.
Она ждала его, так и не решаясь из-за боязни промокнуть выйти на лужайку возле южного корпуса, хоть дождь почти и прекратился. Практически подлетев к ней, Эдвард заключил Беллу в объятья, утыкаясь носом в нежную кожу впадинки над ключицей, видневшийся в V-образном вырезе её блузы. Его губы прижались к её плечу, не оставив без внимания и основание шеи, и чувствительное местечко за ухом.
- Эй, все смотрят, - смущённо возразила Белла, пытаясь неловко, но впрочем, не совсем настойчиво, высвободится из его рук.
- Кто смотрит? – не прекращая своих поцелуев, зашептал он. – Где смотрит? Я никого не вижу.
Наконец, их губы встретились в коротком, но нежном поцелуе. Ладонь Беллы ласково погладила его влажноватые локоны.
- Надеюсь, я не слишком опоздал? – уточнил Эдвард, заглядывая в глубину её шоколадных глаз. Она отрицательно замотала головой.
- Как родители?
- Уже на полпути к Денверу. Кстати, они звали нас в гости. Полетели? В следующем месяце?
Белла смутилась, заморгав и слегка прикусив нижнюю губу. – К тебе домой? Эдвард, это уже… серьёзно, что ли. Знакомство с родителями и всё такое.
- Мисс Свон, - начал Эдвард, вкладывая в свою интонацию, как можно больше официальности, - спешу заверить, что у меня по отношению к вам самые, что ни на есть серьёзные намерения, - он протянул ей пакет с пирожными, видя, каким удовольствием загорается её взгляд на этот незначительный жест внимания с его стороны. Ему нравилось баловать её. Коротко прижавшись к губам Беллы, он секунду спустя, добавил. - Никуда вы от меня не денетесь.
Джейсон уже ждал его за завтраком, почитывая утреннюю прессу. Он был один, Белла ещё не подошла, да и, честно говоря, Эдвард не был уверен, что она спуститься в общий зал, скорее, закажет еду в номер.
Светло бежевые стены ресторана, оформленного в классическом стиле, визуально увеличивали помещение и создавали приятную, располагающую к отдыху обстановку. Сквозь матовые сборчатые шторы, пробивались, впрочем, не вполне успешно, солнечные лучи. Постояльцев в зале было немного, видимо, основная масса гостей уже позавтракала и разъехалась по своим делам. Мерный стук вилок по тарелкам, казался оглушающим в почти полной тишине, жужжание голосов несколько разбавляло эту камерную обстановку. Его друг предусмотрительно выбрал столик, находящийся поодаль от основного скопления народа. Эдвард двинулся в его направлении по мягкому абиссинскому ковру с цветочным орнаментом.
- Доброе утро, - Джейсон посмотрел на него поверх газеты. – Хотя, по твоему виду не скажешь, что для тебя оно доброе.
Эдвард, присев рядом, жестом подозвал официанта. Он прекрасно понимал, как выглядит после практически бессонной ночи. До кровати он так и не добрался. Уснул прямо в кресле у пустого камина, где сидел, не зажигая света, погрузившись в счастливые воспоминания прошлого. Он вспоминал их студенческие времена, поступление в магистратуру Брауновского Университета, первую поездку к его родителям, затем знакомство с Чарли и Рене, воскрешал в памяти много других не таких знаменательных на события дней, но не менее важных, составляющих счастливое прошлое, их общее с Беллой прошлое.
Очнулся он с первыми лучами солнца, собственное одеревеневшее тело почти не слушалось его. На бледном, кофейного цвета ковролине, растеклось очередной пятно от недопитого бренди, с бокалом которого он и уснул. Горячий душ сделал своё дело: Эдвард сразу почувствовал себя лучше, но тупая боль в груди не утихала.
Раз за разом, по новой, он прокручивал в голове события прошлой ночи. Её признание, убравшее часть тяжести с его души, свою несдержанность, безгранично нежный поцелуй и тихое «нет», которому он повиновался.
Он мог бы остаться и настоять на своём, и встретить сегодняшнее утро в постели Беллы, но сейчас Эдвард не был уверен, что это наилучший вариант для них. Он хотел свою жену, жаждал её, но не на одну ночь, после которой пропасть между ними вполне вероятно стала бы ещё больше и ещё глубже, он хотел её в свою жизнь, навсегда. И ему придётся постараться, дабы заслужить прощение Беллы и её доверие, и играть на её чувствах, спекулируя собственным телом и её слабостью, он не намерен. Это было бы низко. А он и так уже пал в её глазах.
Но её реакция на его поцелуй, и нежная ласка прикосновений, давали надежду, что ещё не всё потерянно для них.
Он вновь посмотрел на пустой проём двери, возле которой стояла обслуга, приветствующая вновь входящих в ресторан и отмечающая номера их комнат.
- Какие новости в мире? – проигнорировав замечание Джейсона, поинтересовался Эдвард.
- Да, ничего нового, - откладывая газету в сторону и принимая от официанта новую чашку кофе, протянул Джейсон. – Скандалы, разоблачения, вся эта политическая возня, - мужчина подвинул к себе пепельницу и, вынув сигарету из пачки, прикурил. – Ты лучше скажи, что будем со второй половиной рукописи делать, а то вчера нам так и не дали договорить?
Эдвард сделал глоток крепкого кофе, чувствуя, как благодаря кофеину туман из-за ночной бессонницы постепенно выветривается из головы. – Давай дождёмся Беллу, будет проще, если мы всё обсудим вместе.
Джейсон приподнял уголок губ, соглашаясь, и сделал очередную затяжку. – А как долго мы пробудем в Лондоне?
- Недолго, - взгляд Эдварда был прикован ко входу в ресторан, а мысли оказались далеки от их насущной проблемы. Он ждал Беллу, и её реакции на произошедшее между ними.
От взгляда Джейсона не ускользнула некая рассеянность друга, вздохнув, он вернулся к своей газете, не желая лезть в отношения бывших или не бывших супругов. Он вчера наблюдал реакцию Эдварда на уход Беллы с Говардом, этого было вполне достаточно, чтобы понять насколько Изабелла небезразлична Каллену.
Стоило Эдварду на минуту отвлечься от созерцания двери, как рядом с их столиком зазвучал еле слышный, чуть севший, словно от долгого молчания, голос.
- Доброе утро, - Белла всё-таки спустилась к завтраку, она была спокойна и собрана, но необычайно тиха. – Всем приятного аппетита, - Джейсон тут же затушил сигарету. Девушка села напротив Эдварда, он видел, как гримаса недовольства мелькнула на её лице, когда подбежавший официант вручил ей меню. Видимо, не он один в это утро испытывал отсутствие интереса к еде. Всё же она сделала заказ, который почти моментально оказался на столе перед нею.
Их взгляды встретились на некоторое время. Каждый оценил то, что предстало его взору. Осунувшееся лицо Эдварда, покрасневшие заплаканные глаза Беллы, настороженный вид обоих и непонимание того, как им дальше вести себя. Они искали ответы на непроницаемых лицах друг друга, Эдвард позволил себе улыбнуться первым, Белла тихо усмехнулась, но ответила на его улыбку. Наклонившись, она подцепила кончиком вилки лист салата, непослушные локоны лезли в тарелку, Белла нервным движением перекинула волосы через плечо, открывая Эдварду часть холмика груди, виднеющейся в скромном каре-образном вырезе тёмно-синего пуловера.
- Раз все в сборе, - прервал затянувшуюся паузу Джейсон, - то давайте обсудим наши дальнейшие действия. Вторая часть страницы уплыла из-под самого носа лишь только потому, что ты, Эдвард, по каким-то своим соображениям отказался вступить в торги за неё. А ведь сейчас она могла бы лежать тут перед нами.
- И на выходе нас ждала бы толпа страждущих заполучить её, - закончил Эдвард. – И что-то мне подсказывает, ни о какой вежливости с их стороны речи бы не шло.
- Может, расскажешь тогда, какой у нас план? – вступила в разговор Белла.
- Рукопись находится у графа Арундела, так?
Белла кивнула, припоминая совсем молодого, но уже весьма заносчивого парня, который почти без боя выкупил так важную для них страницу. – Так.
Эдвард наблюдал за тем, как её губы касаются края тонкой фарфоровой чашки, расписанной каким-то старинным узором. Мягкие… чувственные… раскрывающиеся под напором его языка…
- И? – он моргнул, вырываясь из воспоминаний, Белла нахмурившись, взирала на него.
- И… и… нам надо получить к ней доступ.
- Каким образом? – Джейсон отодвинул от себя очередную допитую чашку кофе.
- Молодой граф вчера сразу после аукциона отбыл в своё родовое поместье в Йоркшире, не сложно предположить, что и страница отправилась туда же, вместе с ним. Тем более его отец рьяный коллекционер, сразу понятно от кого сынок перенял эту черту, - Эдвард откусил краешек тоста с вишнёвым джемом и, прожевав, отпил из чашки. – Через два дня в Касл Ховарде очередное великосветское сборище.
- В Касл Ховарде? – переспросил Джейсон. – Да это же настоящий частный музей.
Пальцы Беллы смяли салфетку, и рука, сжатая в кулак медленно опустилась на стол. – Какой же чудной тропой проведения ты намереваешься получить приглашение на этот приём?
Эдвард потянулся, накрывая её руку своей ладонью, с наслаждением впитывая в себя тепло её кожи. Лёгкое, ничего не значащее касание, ему снова нужно было чувствовать её. Но Белла, склонив голову к плечу и приподняв в усмешке уголок губ, медленно вытянула руку из-под его ладони.
Они не принимала его прикосновений. Это не изменилось. Во всяком случае, пока…
Откинувшись на спинку стула, Эдвард подтянул повыше к локтям рукава чёрного свитера крупной вязки. Кожа сияла от лёгкого загара. Или он недавно отдыхал где-нибудь на солнечном пляже, - подумала Белла, - или ездил на очередные раскопки в Мексику. В его последней статье, опубликованной в Афине Требьюн, она прочла о странных кромлехах, недавно обнаруженных группой учёных. Ценно, что переселенцы предпочитали воздвигать их не из дерева, как было принято на большей части Европы, а из камня.
Он посмотрел на неё, приподнимая бровь, и Белле на секунду показалось, что и не было прошедшей ночи, не было той щемящей нежности, тоски и безысходности, что разделили они.
- Приглашения будут, для этого нам всего-то, - он взглянул на дорогие швейцарские часы, обхватывающие его запястье, - надо подъехать к библиотеке Британского музея через час.
- Отлично, - Белла подняла салфетку с колен и, вставая, переложила её на стол. – Пять минут, - бросила она через плечо. – Только поднимусь к себе за плащом.
- Ждём, - Эдвард продолжал сидеть, скрестив руки на груди, наблюдая, как Белла исчезает в коридоре по направлению к лифтам.
Манера общения между ними вернулась на круги своя, но всё же, в предгрозовой разряженной атмосфере, окутывающей их, что-то почти неразличимо изменилось.
Университет Брауна
http://www.brown.edu, один из старейших университетов США, входит в элитную Лигу Плюща (ассоциацию восьми частных элитных университетов США). В Университете открыта аспирантура кафедры археологии стран Европы, Азии и Африки.
Можно полюбоваться на Касл Ховард Здесь и вот здесь
Как всегда жду ваших отзывов!
Мне очень важно ваше мнение!