МИНИСТР МАГИИ ПРЕРЫВАЕТ МОЛЧАНИЕ

В эксклюзивном интервью «Придире» британский министр магии, Гермиона Уизли, в первый раз говорит о смерти своего мужа и текущем состоянии волшебных дел.

Больше двух месяцев после смерти ее мужа Уизли хранила молчание об убийстве и аресте подозреваемого в этом деле. Наконец прерывая молчание, она эксклюзивно раскрывает детали предстоящего суда и объясняет, чего публике ждать в результате. Она объявляет, что подозреваемому предъявлены официальные обвинения и что дата суда назначена на середину лета. При вопросе о сделке с правосудием, о которой ходили слухи, она отвергает подозрения взмахом руки:
– Департамент Магического Правопорядка не договаривается с убийцами, и подозреваемый либо сам назовет имена, либо будет в одиночку осужден за каждое из преступлений. Количество человек, подозреваемых в совершении убийств, к которым он имеет отношение, стремится более чем к двум десяткам, и если он не хочет быть единственным понесшим наказание ему лучше начать говорить.
Когда она разбирается со слухами о сделке, она также провозглашает свою веру в невиновность человека, пока не доказано обратное.
– Это дело обвинения – доказать, что этот человек ответственен за убийства. Если это удастся, то он будет осужден по праву. Однако если его причастность не будет доказана, он останется на свободе, и мы начнем снова.

Она говорит, что министерство не собирается сдаваться и сделает все возможное, чтобы убедиться, что именно верный человек – или люди – будут осуждены за убийства.
– Дело касается не только моего мужа. Он был лишь последним в списке убитых из-за смехотворных предубеждений против крови. Я хочу правосудия для их семей так же, как и для своей.
Предстоящий суд не единственное, что занимает мысли министра. Спустя всего лишь месяцы после смерти мужа она оказалась в центре вороха сплетен, которые не удалось остановить. Спустя день после того, как ее зять и друг на протяжении долгого времени, Гарри Поттер, сообщил о своем разводе, предполагаемые очевидцы заявили, что якобы оказались свидетелями предложения. Они утверждают, что видели, как Гарри Поттер сделал предложение Уизли прямо у могилы, в которой был похоронен ее муж. Когда ей задается вопрос об этой ситуации, Уизли заметно начинает злиться и несколько секунд не может подобрать слов.
– Эта история – абсолютная ложь, и она совершенно отвратительна. Обычно я не говорю о сплетнях в таблоидах, но эта история особенно угнетает. Не только потому, что оскорбляет память моего мужа, но и потому, что чрезвычайно вредит благополучию моей семьи, – здесь она останавливается и смотрит в окно, словно пытаясь сформулировать следующие слова. Когда она заговаривает снова, ее голос звучит более твердо и уверенно. – Мои дети умны и могут отличить истину от мерзкой сплетни, но сейчас они проходят через трудные времена. Они только что потеряли своего отца, и им точно не нужны выдумки, включающие меня, их дядю и свежую могилу их отца. Это приводит меня в ярость.
Когда ей задают вопрос о предстоящем разрыве Поттеров, она говорит немногое.

– То, что происходит в их семье, грустно и трагично, но не мне об этом говорить. Однако я скажу, что их дети страдают так же, как мои. Им не приносят пользы идиотские сплетни. Как я уже говорила, обычно я не комментирую такое идиотство, но есть грани, переходя которые, оно начинает приносить вред моим детям и племянникам.
Уизли сталкивалась с потерями в жизни, но очевидно, что она все еще не свыклась со смертью супруга. Она несколько раз начинала плакать во время интервью и в одну минуту даже попросила ненадолго прерваться, чтобы она смогла собраться с силами.

– Это трудно, – говорит она, когда интервью возобновляется. – Каждый день я просыпаюсь и чувствую, будто попала в кошмар. Я словно человек из истории ужасов, который заперт во сне и не может проснуться. Это ужасно, – хотя ей явно неудобно обсуждать это, она удивительно откровенна, когда говорит о том, что больше всего ее расстраивает. – Я каждый день волнуюсь за своих детей. Я беспокоюсь о том, что они провели со своим отцом недостаточно времени, особенно младший. Ему только семь, и он проведет все свое детство без отца. Конечно, это беспокоит меня! Это нечестно. Нечестно, что их отца не будет рядом в важные моменты их жизни. Нечестно, что он никогда не увидит своих внуков и что они не узнают, каким прекрасным человеком был их дед. Это был человек, который посвятил свою жизнь борьбе с предрассудками вроде того, который его и убил. Мои свекор и свекровь вынуждены были похоронить двух убитых сыновей. Так что, нет, я не понимаю и никогда не пойму. Но все, что я могу – двигаться дальше и стараться добиться правосудия.

Все эти годы Уизли редко говорила о войне, в которой участвовала подростком, на глазах у публики. В учебниках истории все записано так, как виделось со стороны, и более чем достаточно людей, заявляющих, что они принимали участие в той войне, и готовых рассказать о своем личном опыте. Но не секрет, что Уизли, ее муж и, конечно, Поттер, участвовали в куда более опасных делах, чем любые волшебники вдвое старше. Но детали их приключений не ясны, так как люди, которые их пережили, редко о них рассказывали. Уизли, тем не менее, дает намек, когда говорит о своем муже.

– Это было самое страшное время моей жизни. Я просыпалась каждое утро, не зная, проснусь ли следующим. Это нельзя объяснить словами, этот постоянный страх смерти, знание, что она может придти в любой момент. Или, что хуже, она может придти к людям, которых любишь. Это было ужасно. Рон был со мной все это время. Он заботился обо мне и всегда обещал, что все будет хорошо, даже когда я была уверена, что не будет. И хотя я знала, что он представления не имеет, что будет дальше, мне становилось легче. Тогда я знала, что он пожертвует всем ради людей, которых любит. И когда кто-то так заботится о тебе, его нельзя не полюбить, – она снова заливается слезами, но на этот раз продолжает. – За этого человека я вышла замуж, и он становился только лучше с каждым днем. Так что невозможно и передать, как мне сейчас больно. Я чувствую себя потерянной, и каждый день мне тяжело подняться с постели. Но жизнь продолжается: мои дети не могут ждать, моя работа не может ждать. Я должна продолжать, но это не значит, что я не испытываю постоянную боль.

* * *
Чтение статьи длилось вечность. Это действительно самая подробная статья, написанная из первых уст, из всех, что я читала. Я спросила Джеймса, почему она выбрала «Придиру» для такого важного интервью, где самым разумным, что когда-либо печаталось, была статья о целительной силе лирного корня, что само по себе, поверьте мне, совершенно не разумно. Но Джеймс сказал, что в их семье принято идти в «Придиру», если нужно напечатать что-то точное, потому что они знакомы с владелицей. Оказывается, она крестная мать его сестры, ее дети учились на Рейвенкло на несколько лет позже меня, но они никогда не были такими психами, как их мать, по словам Джеймса. Не думаю, что она на самом деле работает в журнале или пишет для него статьи, но она всегда может проследить за тем, чтобы фальшивые статьи и слухи о Поттерах и Уизли там не печатались, что намного больше, чем делает «Ежедневный Пророк», предположительно газета «с репутацией».
Джеймс несколько раз перечитал всю статью, прежде чем положить ее на полку, а не в корзину. Не знаю, почему он захотел ее сохранить, но он сказал, что это доказывает, что его семья не до конца ебанутая – по крайней мере, есть хоть какие-то намеки нормальности. Думаю, на самом деле это потому, что статья доказывала, что кто-то действительно заботится о нем, пусть даже он этого и не сказал. Ну, и из облегчения от того, что не оправдались все эти истории – что они с Роуз станут сводными братом и сестрой.

Новости о разводе родителей он воспринял довольно нормально, лучше, чем я ожидала. К счастью, он услышал об этом раньше, чем прочитал в газете. Они позвали нас с его братом на ужин в воскресенье вечером, и я как-то убедила Джеймса пойти. Вначале он был совершенно против, конечно, но я сказала, что нам надо наладить ситуацию. Я знаю, ему было нелегко, но моя мать всегда говорила, что с проблемами надо или разбираться, или позволить им тебя победить. Так что я сказала это Джеймсу, и в итоге он согласился сходить. Его мать предупредила, что им нужно поговорить о чем-то важном, так что, думаю, Джеймс знал, что случится, еще до того, как вошел в родительский дом.
Я тоже не особенно жаждала пойти, учитывая, что, когда я была там в последний раз, его мать взорвалась, обозвала меня охотницей за деньгами и, можно сказать, призналась, что хотела, чтобы Джеймс никогда не рождался. Не та сцена, на которую хочется возвращаться. Но все же, я хотела, чтобы в жизни Джеймса был хотя бы намек на нормальность, так что я пошла с ним по своей воле. На этот раз все было по-другому. Его родители были со мной предельно вежливы, и они никак не упоминали о том скандале, который произошел при моем прошлом появлении. Его мать предложила мне бокал вина, а его отец начал беззаботную, дружелюбную беседу. Джеймс, чего бы это ему ни стоило, не стал реагировать на ситуацию сердито и не начал орать на родителей или что-то вроде. Но он сразу пошел к шкафчику со спиртным и налил себе довольно большую порцию. Его родители или не заметили, или им было наплевать, но они не казались обеспокоенными тем, что он налил себе маггловской водки, три четвертых высокого бокала, и залил ее унцией виноградного сока. Я тоже ничего не сказала, чтобы сохранить мир, конечно.
Его брат заявился несколько минут спустя, и казалось, что ему хотелось быть на семейном ужине так же сильно, как и Джеймсу, то есть совсем не хотелось. Но он мирился с этим не так, как Джеймс, потому что он вовсе не подошел к спиртному. Вместо этого он сел на диван в гостиной и притворился, что поглощен газетой, которая лежала на столе. Я просто неловко стояла там и ждала, когда начнется ужин.

Было очевидно с той же минуты, как мы вошли, что это будет за большое объявление, но думаю, к такому нельзя заранее подготовиться. Моя мать разводилась шесть раз, и я каждый раз была в шоке, когда она объявляла об очередном разрыве. Джеймс и Ал, они оба знали, что произойдет, еще до того, как это было озвучено, и они все продолжали обмениваться короткими скрытными взглядами с вовсе не тайной информацией. Забавно то, что их родители были невероятно милы в тот вечер – и к нам всем, и друг к другу. Джеймс потом сказал, что такими милыми он не видел их вечность. Это было, конечно, мило в чересчур вежливом виде, но, тем не менее, мило.
Они объявили о разводе за десертом. Дело к этому и шло, сказали они, и они сделали все возможное, чтобы разобраться. Они могут ладить месяцы, иногда годы, но потом все снова разваливается. Они не были счастливы, и так было, сказали они, уже давно. Они обсудили все возможные варианты, и это наилучший из них. Это звучало так формально и так просто. И это было грустно, потому что оба его родителя выглядели так, будто готовы разрыдаться, но все время просидели, наклеив фальшивые улыбки ради блага детей.
Джеймс ничего не сказал, просто продолжал пить водку и рассматривать стол. Алу тоже нечего было говорить, но он, наверное, решил, что что-то нужно, а потому спросил про Лили. Они ответили, что сразу же сообщат ей и что она тоже узнает от них обоих. Они не станут повторять тот прошлый раз, когда они разошлись и новости сообщили об этом прежде, чем успели они. Особенно, учитывая, что на этот раз все по-настоящему.
И на этом все.

Два дня спустя они сделали формальное заявление, а день спустя «Пророк» сообщил о том, что, по рассказам очевидцев, его отец сделал предложение его крестной на могиле его крестного отца. Это было очень хреново. Эта история особенно расстроила Джеймса, пусть даже он не намекал на то, что поверил. Это было неуважительно, сказал он, по отношению к его дяде. И он точно догадался, что это особенно расстроит Роуз, которая наверняка услышит об этом в Ирландии, и рядом не будет никого, чтобы утешить ее. Он не думал, что она поверит, конечно, но знал, что ее это напряжет.
Думаю, поэтому он захотел сохранить «Придиру». Это интервью с его тетей подтверждало, что хоть кто-то понимает, какую сильную боль могут причинять слухи и сплетни, пусть даже в них нет и крохи правды. И это доказывает, что кто-то на его стороне. Его тетя упомянула его, и его брата, и сестру в числе людей, которым причиняют вред всевозможные слухи и истории. И пусть он в этом не признается, это многое для него значит.
Он довольно предупредительный: устанавливает стол, предлагает помочь в готовке. Я прогоняю его из кухни, потому что хочу приготовить ему ужин. У меня очень важное объявление, и я хочу, чтобы он насладился им так же, как я. Я готовлю все лучше, хотя, конечно, я не эксперт. Но он не обращает внимания. Не то чтобы он сам был гениальным поваром, а когда он вдруг захочет гениального повара, он может нанять одного на вечер и приготовить для меня что-то особенное. Одна из приятных вещей в том, что ты Поттер и баснословно богат.
И я начинаю видеть и другие положительные стороны.

Когда мы наконец садимся за стол, я даю ему возможность на самом деле что-нибудь сделать, и он начинает раскладывать порции по тарелкам. И это хорошо у него получается, потому что он не кладет мне серый орех (гадость), а понимает, что я приготовила его специально для него (мерзость еще та).
– Ну, ты наконец скажешь мне, почему так рада? – спрашивает он, наполняя свой бокал, прежде чем налить вина мне.
– Угадай, – говорю я, широко улыбаясь.
Но Джеймс качает головой.
– Когда я в последний раз слушал объявление за ужином, это было сообщение о разводе. Так что, если к этому идет... Я лучше еще выпью и убегу.
Я смеюсь и пинаю его в коленку. Он ловит мою ногу под столом и стаскивает с меня туфлю. Я слышу, как она падает на пол, а потом он начинает водить пальцем по моей ступне.
– Ты собираешься этими руками есть, – напоминаю я ему, хотя я полная дура, что жалуюсь на это. Он проделывает своими пальцами совершенно волшебные вещи, и массаж ступней в том числе.
– Это было бы отвратительно, – соглашается он, – если бы у тебя не были самые чистые ноги, которые я когда-либо видел.
– Это все еще ноги.
– Да, но твои не по-человечески чистые. Я мог бы с них есть, – бесстрастно говорит он, и я просто закатываю глаза и отдергиваю ступню.
– Я собираюсь сохранить свой секрет при себе, – серьезно говорю я. Джеймс делает умоляющую гримасу.
– Нет, расскажи, – он накалывает филе на вилку и протягивает мне. – Я тебя за это накормлю.
Он просто придуривается, но я ловлю наживку и откусываю кусок прежде, чем он успевает заметить.
– Ну, теперь ты обязана мне рассказать, – говорит он, откидываясь на стуле и внимательно глядя на меня.

Я не могу больше сдерживаться, так что ломаюсь:
– Меня повысили!
Джеймс просто с секунду смотрит на меня. Похоже, он не ожидал, что мои «большие новости» будут о работе, но проходит секунда, и он выглядит довольным.
– Это великолепно! – говорит он, и его тон искренен и не фальшив.
Я не могу не отобразить его улыбку, потому что я действительно в восторге. Я едва смогла удержать это в секрете, пока готовила ужин. С той минуты, как я узнала, мне хотелось вернуться домой и прокричать это.
– Я знаю! – радостно говорю я. – Это так здорово!
– В том же отделе или как?
Я прикусываю губу, с трудом держа себя в руках. На самом деле восторженный писк все-таки прорывается, прежде чем я сообщаю следующие новости.
– Я буду учиться на ликвидатора проклятий!
Его глаза заметно округляются, и он выглядит таким же радостным за меня, как я.
– Это замечательно!
Это так. Я всегда хотела быть ликвидатором проклятий, это первая причина, по которой я поступила в Гринготтс. Но каждый на планете хочет быть ликвидатором, так что я начала терять надежду. Но потом...

– Думаю, это твой дядя приложил руку к тому, чтобы меня взяли, – признаюсь я. – Но это ничего, ведь так? Я имею в виду, это же не совсем кумовство, верно? Я миллион раз подавала заявление, и, думаю, я квалифицирована...
Джеймс смотрит на меня одним из этих своих пустых джеймсовских взглядов. Он понятия не имеет, что значит слово «кумовство»... Я смеюсь, когда думаю об этом, и выбрасываю это из головы.
– Но все равно, – серьезно говорю я. – Я очень рада.
Он тоже выглядит восторженным, отчего мне только веселее.
– Когда начинаешь учебу?
– Через три недели, – я колеблюсь, прежде чем сказать следующее. – Я еду в Египет...
– В Египет? – радостное выражение потихоньку исчезает с его лица, и он смотрит на меня, будто я спятила.
– Это только на шесть месяцев, – быстро говорю я. – И ты будешь свободен на межсезонье через месяц, так что сможешь приехать на лето. А спустя эти шесть месяцев я точно смогу вернуться в Лондон, – тут же проясняю все это, ощущая, что Джеймс сочтет некоторые детали не особенно великолепными.

Он все еще выглядит не слишком довольным, но, думаю, он видит, как я счастлива, поэтому держит это при себе. Он выдавливает улыбку и кивает.
– Это действительно здорово, – честно говорит он. – Я так горд за тебя!
Мне хочется прыгнуть ему на колени, и обхватить его за шею, и обнять так крепко, что мы оба не сможем дышать, но я этого не делаю. На столе все еще стоит ужин, и мы едва начали есть. Я собиралась молчать, пока мы не закончим, но не смогла ждать и секунды. Я даже не могу контролировать свою радость, которая пузырится во мне. Да, я более чем уверена, что Билл Уизли замолвил за меня словечко, но я не могу чувствовать себя виноватой, потому что я действительно квалифицирована и заслуживаю этот шанс. Я ждала его с того дня, как закончила Хогвартс, и наконец этот шанс получила.
Моя жизнь просто идеальна сейчас, и, наверное, мне следует пугаться.
Я влюблена. Я замужем. Я собираюсь приступить к работе своей мечты. И все в моей жизни правильно. Как будто за последние несколько месяцев моя жизнь резко развернулась. Безумно вспоминать, что ровно год назад я была помолвлена с каким-то ублюдком, который едва меня знал и совсем не понимал. Может, на поверхности он был для меня хорош, но он никогда не смог бы заставить меня чувствовать себя так. Каждое утро, когда я просыпаюсь и переворачиваюсь на бок, во мне взрывается счастье.

Я просто люблю свою жизнь!
Я знаю, это глупо и поверхностно, и я выгляжу двенадцатилетней, но я никогда не мечтала, что смогу быть так счастлива. Но я счастлива.
И насколько я знаю, дальше будет только лучше.