Вечером трудного дня
Я как собака устал.
Вечером трудного дня,
Спал бы себе я и спал.
Но прихожу к тебе в дом
И мне так уютно в нём,
Что чувствую — всё хорошо.

Весь день я готов пахать,
Чтоб заработать для тебя.
Но уверен, что все отдать
Готова будешь ради меня.
Я прихожу к тебе в дом
И мне так уютно в нём,
Что чувствую — всё хорошо.

(«A Hard Dayʼs Night», «The Beatles»)

— Она согласилась? Если да, думаю, нам пора вернуться домой и начать, не так ли?

Вопросы, которые задала Дафна Гринграсс своему парню, Маркусу Флинту, не давали Гермионе покоя. Она точно знала, что уже трезва, потому что приняла ещё две порции перечного зелья, но сбившиеся в кучу мысли кружили голову. Однако чувствовала она себя так, словно вышла из темноты на яркий свет и впервые ясно увидела всю свою жизнь.

Она согласилась уйти из клуба с Маркусом и Дафной и теперь сидела на диване в гостиной их довольно большого и просторного дома. Всю правую половину мозга маленькими и острыми молоточками вдребезги разносила боль, а левая… Левая половина постепенно наполнялась тем, что Гермиона собиралась сказать странной паре, которая сидела перед ней и пыталась объяснить причины, подтолкнувшие их к маленькому приключению под названием «менаж а труа»*. Однако больше всего сейчас ей хотелось крикнуть им:

— Да заткнитесь вы!

Маркус и Дафна тут же замолчали, во все глаза уставившись на Гермиону.

Она изо всех сил сжала ладонями голову, которая, словно перезрелый арбуз, казалось, вот-вот готова была лопнуть.

— Бли-и-ин… Зачем только люди пьют?

— Вы тут собрались серьёзные философские вопросы решать или всё-таки пошалить втроём не по-детски? — раздался голос Блейза, который, словно на насесте, устроился на высоком стуле, стоящем у противоположной стены.

Взгляды всех, кто находился в комнате, устремились на него.

— Почему ты потащился за нами? — спросила Гермиона.

Он рассмеялся.

— Шутишь, что ли? Вряд ли мне подвернётся ещё один случай поглазеть на что-то подобное. Во-первых, не думаю, что у этой парочки есть хотя бы один чёртов шанс убедить тебя поучаствовать в их маленькой афере, но если им это удастся, я желаю видеть, как они этого добьются. Во-вторых, ужасно хочу, чтобы ты поставила их на место. Ну, давай: на старт... внимание... марш!

Тут Гермиона сняла с ноги туфельку и изо всех сил швырнула ею в Блейза. Та, ударив его точно в грудь, отскочила и упала на пол. Забини поморщился, растирая больное место. Маркус довольно рассмеялся, а Дафна тихонько хихикнула. Гермиона вновь обратила внимание на эту непонятную пару: они сидели напротив, как ни в чём ни бывало пристроившись рядышком в кресле на двоих.

— Так… Ещё раз и поподробней объясните мне, для чего вы всё это затеяли.

— И используйте длинные умные слова, друзья, наша малышка их так любит, — влез с непрошенным комментарием Забини.

— Клянусь всем святым, ещё одно слово и вторая туфля покинет своё теплое местечко. Только на этот раз тебе прилетит по самому больному месту — голове, — предупредила Гермиона.

— Молчу,молчу. Я всего лишь пытался тебе помочь, — изобразил саму невинность Блейз и, соскочив со своего насеста, устроился рядом с ней на диване. — Но я тоже хочу это услышать, и ты не сможешь мне помешать.

Дафна посмотрела на Флинта, перевела взгляд на Гермиону и начала:

— Я просто хочу дать Маркусу то, чего он желает, вот и всё. А если это ещё и сможет уравнять нас, решить наши проблемы… Что же, так тому и быть. Это всё, что я могу дать ему, чтобы он был счастлив. Он заслуживает счастья. Он так много делает для меня. И не только для меня, для всех нас… И ничего не просит взамен…

— Так уж и ничего? А что же тогда я здесь делаю? — ехидно спросила Гермиона. — Давайте вернёмся к истокам. Зачем вам вообще это понадобилось? Кто-нибудь скажет мне правду?

Дафна уткнулась взглядом в сложенные на коленях руки. Маркус, накрыв её переплетённые пальцы ладонью, ответил за двоих:

— Это неважно.

— Если это на самом деле неважно, тогда тебе не за что её прощать. Если это неважно, она ничего не должна делать, чтобы добиться прощения. Если это неважно, вам следует решить всё между собой и не втягивать в личные проблемы посторонних людей, — Гермиона в запале привстала, но затем снова плюхнулась на диван. — Но вы захотели преодолеть свои трудности, в прямом смысле используя меня, поэтому я хочу знать: для чего всё затевалось.

— Чья бы корова мычала, малышка, — холодно ответил Маркус, поднимаясь из кресла. — Ты ведь не делишься с нами своими секретами, так почему мы должны говорить тебе правду?

Он вышел из комнаты, и Дафна последовала за ним.

Повернувшись к Блейзу, Гермиона спросила:

— О чём он?

— Ты умираешь?

Её рот сложился в идеальную букву «о». Гермиона не смогла ответить на вопрос, потому что почувствовала, как грудь резко сдавило, словно кто-то скинул на неё тяжёлый свинцовый груз, а на глаза мгновенно накатили слёзы. Потупившись, она попыталась сглотнуть перехваченным горлом.

Блейз тоже некоторое время молчал, потому что понял, каков будет ответ, но не мог его принять.

— Кто об этом знает?

— Гарри, Рон, все Уизли. Эдриан, конечно. Министр магии. Некоторые из целителей и хранителей секретов, ликвидаторов заклятий и так далее по списку, — шепнула она, уложив все слова в один рваный выдох.

— Я понимаю — целители… Но хранители секретов, ликвидаторы заклятий… Ты не просто больна… Ты… Что с тобой?

Только сейчас почувствовав, что по щекам бегут слёзы, Гермиона отёрла их ладонью.

— Послушай, я не хочу, чтобы кто-то знал… — она взглянула на него. — Откуда тебе стало известно об этом?

— Ты чем-то выдала себя перед Маркусом, когда была пьяна.

Гермиона расстроенно качнула головой. Сегодня всё шло совсем не так весело, как планировалось. Громко вздохнув, она устало откинулась на спинку дивана, чувствуя себя разбитой, выжатой досуха, и рассказала Забини всю историю без утайки. Закончив, она повторила:

— Я не хочу, чтобы остальные знали.

— Не знаю, удастся ли переубедить Маркуса, но я попробую. Попытаюсь что-нибудь придумать, — выдал в конце концов Блейз, втискивая трясущиеся ладони между бёдрами и крепко их сжимая.

Ему просто необходимо было как-то зафиксировать руки. Потому он до чёртиков хотел садануть кулаком по чему-нибудь. Сломать. Разорвать на части. Уничтожить. Он чувствовал, что может вот-вот сорваться и натворить дел.

— Я собираюсь рассказать тебе немного о том, что произошло с Маркусом. Только то, что необходимо для понимания ситуации.

С Блейзом что-то происходило: его так и подмывало поднять Гермиону с дивана, крепко обнять и попытаться утешить, но он откуда-то знал, что прямо сейчас Гермиона не приняла бы его сочувствия.

Всё ещё с трудом сглотнув, она сняла туфлю и, поджав под себя ноги, повернулась к Забини. Тот начал рассказ:

— У Дафны была сестра. Астория Гринграсс. Моложе на пять лет, красивее и популярнее. По соглашению семей, Астория и Малфой были обручены ещё с младенчества. Так сказать, с нежного пелёночно-чепчикового возраста.

Гермиона улыбнулась.

— Пелёночно-чепчикового? Ты только что придумал новое слово.

— Ну, я молодец, правда же? — придвинувшись, Блейз взял её за руку. — Малфой никогда не любил Асторию. Думаю потому, что они были слишком похожи. Во всяком случае, он сказал, что никогда, ни за какие коврижки не женится на ней. В отличии от них Дафна и Маркус встречались ещё со времён Хогвартса. И при всём при том он никогда не предлагал ей обручиться или выйти за него замуж.

— Он не любит её? — спросила Гермиона.

— Жить без неё не может.

Забини подвинулся и лёг, положив голову Гермионе на колени, свесил ноги через ручку дивана.

Мягко поглаживая его короткие волосы, она спросила:

— В чём же тогда проблема?

— Вы с Маркусом похожи. Он тоже считает, что должен быть идеальным. Думает, что обязан предотвращать все беды мира. Он не может себе позволить предложить Дафне руку и сердце, пока не приведёт дела в порядок. Маркус считает себя неудачником. Он не унаследовал богатство и достаток, подобно Малфою, Нотту, Пьюси или мне, а заработал сам, потому что его отец очень рано потерял все деньги семьи. По этой причине Маркус чувствует себя… ущербным… в некотором роде…

Гермиона оглядела большой, красивый дом.

— Чьи это хоромы? Кто оплатил здесь всё?

— Прямо в корень зришь, — ответил Блез. — Но попробуй объяснить это ему. Так или иначе, каждый раз он находит работу всё тяжелей и тяжелей. Трудится всё усердней, чтобы отдавать близким всё больше… Ожидая, ожидая, ожидая… Маркус уже наверное и сам не понимает, чего продолжает ждать. Он заботится обо всех, а кто позаботится о нём?.. Так вот, Дафна всё это время жила в тени младшей сестры, которая была светом очей родительских. Правда, все остальные понимали, что Астория тщеславна, мелочна, без особых талантов и к тому же пустоголова.

Гермиона прекратила поглаживать его волосы, ухватила прядь и чувствительно потянула за неё.

— Прозвучало так, словно она тебе не нравилась.

— Я её ненавидел, — Забини вскочил и снова уселся. — Она разорвала наше братство. Сломала нас. Растерзала на куски. Тео влюбился в неё, что, в свою очередь, подтолкнуло Драко всё-таки дать ей второй шанс. Из-за этого Маркус обозлился на Малфоя, потому что всегда очень переживал за Теодора, да к тому же Астория была младшей сестрой его девушки… Всё это почти отдаёт инцестом, но наши линии жизни настолько переплелись…

— Я, кажется, припоминаю… Говорили, она умерла. Что произошло?

Гермиона подтянула к себе колени и положила на них голову. Задавая вопрос, она, с одной стороны, вовсе не была уверена, что хочет услышать ответ, но, с другой стороны, ждала его с нетерпением.

Осторожно погладив её по макушке, Блейз ответил:

— Она умерла. Я не стану вдаваться в подробности, но она… умерла. Трагедия состояла в том, что она причинила боль многим из тех, кого я любил… Потеряв сестру, Дафна попыталась найти утешение у Маркуса. Однако он обвинил Асторию в ужасных поступках, которые та совершила, желая навредить Тео. Маркус был разбит сам и не смог поддержать Дафну в тяжёлый для неё момент, а она в этом так сильно нуждалась…

Повернув голову, Гермиона долго смотрела на сидящего рядом Забини, и наконец её осенило.

— Дафну утешил другой человек… Малфой… У них был секс…

Блейз кивнул.

— Как ужасно.

— Считаешь, что в праве судить её? — очень спокойно спросил он, всё ещё поглаживая её волосы.

— Я имела в виду ужасно для неё, для Малфоя и для Маркуса. Я никого не осуждаю. Я стараюсь больше ничего подобного не делать.

Как-то печально, почти скорбно улыбнувшись, она уткнулась лицом в колени.

Блейз обнял её и, прижав к себе, продолжил:

— Конечно, Маркус простил обоих. В основном потому, что его долго и упорно обрабатывал Эдриан, ну, и ещё потому, что не хотел разобщать нас ещё больше… Мне всё ещё не верится, что он попросил тебя переспать с ним в качестве оплаты за помощь с решением твоей задачи из списка.

Гермиона оттолкнула обнимавшие её руки и грустно взглянула на собеседника.

— Вообще-то ТЫ попросил то же самое!

— Ну да… Но я пошёл на это из благородных побуждений! И наше соитие было полно красоты, света и любви, — заявил он, озорно усмехнувшись, и приподнял бровь.

Несколько секунд после столь высокопарной речи Гермиона неподвижно смотрела на него, а потом, нагнувшись, начала что-то искать взглядом возле дивана.

— Где моя вторая туфелька? Я прямо сейчас тебя ею стукну! Ты такой бессовестный наглец!

Блейз схватил её в объятья, оттаскивая подальше от «орудия» мести, и рассмеялся.

— Звучит почти как похвала.

В дверном проёме появился Маркус.

— Могу пожертвовать на благое дело оба своих ботинка, — сказал он, а когда спорщики обернулись и отодвинулись друг от друга, добавил: — Забини, как ты смеешь осуждать меня, если сам уже занимался сексом с нашей малышкой?

Гермиона тут же протянула к нему руку.

— Ботинок, пожалуйста.

Приблизившись, Маркус снял его с ноги и с выражением глубочайшего удовлетворения, подал Гермионе. Блейз в ожидании расправы съёжился на диване, прикрывшись руками, но оказалось, что ему как раз бояться было нечего. Только Маркус повернулся в его сторону, как ощутил, что собственная обувь довольно сильно стукнула его по спине. Развернувшись к Гермионе, он возмущённо спросил:

— За что? Это Забини должно было прилететь, а не мне!

— За то, что посмел осуждать его при «вашей малышке»! И не вздумай ещё когда-нибудь разговаривать со мной тоном заносчивого засранца! А теперь подойди ко мне.

— Может не стоит? Я тебя побаиваюсь, — улыбнулся Маркус. — Покажи руки. Почём я знаю, вдруг у тебя там ещё чья-нибудь обувь припрятана.

— Подойди ко мне, — строго повторила Гермиона.

Он медленно побрёл к дивану, на ходу сбрасывая второй ботинок, и остановился прямо перед ней.

— Помнишь наш сегодняшний разговор? Я была пьяна и рассуждала об эгоизме и бескорыстии?

Он кивнул, и Гермиона, попытавшись стать одного с ним роста, поднялась на сиденье дивана. Глядя ему прямо в глаза, она продолжила:

— Маркус Флинт, ты любящий, отдающий всего себя без остатка, неизлечимо замечательный человек, но ты не умеешь прощать.

— Мне до чёртиков надоели разговоры о том, что я должен простить Дафну и Драко! — выкрикнул он, всплеснув руками.

Блейз, поднявшись с дивана, отошёл в сторонку и оттуда с интересом стал наблюдать за ними.

Гермиона положила руки Маркусу на плечи.

— Ты упёртая бестолочь… Я не имела в виду, что тебе следует простить Драко и Дафну. Я говорю о том, что ты должен простить самого себя. Если бы мне предложили угадать, кто из змеёнышей ближе всех ко мне по характеру, голову бы дала на отсечение, что это ты. Не Эдриан. Ты. Поэтому я могу тебя понять: ты всё пропускаешь через себя. Все тяготы, беды, заботы и ответственность. Ты винишь себя в том, что не уберёг друзей от той боли, что им причинила Астория… Мне неизвестны подробности, но знаешь… Ты лишь попусту тратишь жизнь на бесполезные сожаления… Да, Тео получил тяжёлую душевную травму, но ты просто не в силах всё время оберегать друзей от боли. Пойми это, как я поняла.

— Кроме того, — продолжила Гермиона, усаживая Маркуса на диван и устраиваясь рядом, — так же как и я, ты живёшь, стараясь сделать других людей счастливыми, но своего счастья так и не достиг, хотя на лице твоём всегда играет улыбка. Внутри, — она погладила его по груди, — внутри у тебя тоскливо и муторно, а снаружи ты этакий беспечный повеса. Тебе кажется, что ты недостаточно хорош для окружающих, потому что не обладаешь теми же самыми материальными благами, что и они. Но, Маркус, в желании обеспечить Дафну и себя ты добился гораздо большего, чем все змеёныши. И должен гордиться этим. Им преподнесли богатство на блюдечке, ты же сам добился всего, что имеешь. Это похоже на меня и мою магию. Всю жизнь люди пытались внушить мне, что я недостаточно хороша и недостойна магического общества, потому что моя магия не перешла ко мне по наследству. Тем не менее она слушается меня также как и их. Магия принадлежит мне по праву первородства**. И я считаю себя лучше этих с детства обеспеченных всем снобов. А они просто завидуют мне…

Тут встрял Блейз:

— У меня все гиперболы и сравнения начинают сливаться в единое целое. Но, может быть, это потому, что уже три часа ночи…

— Мы не с тобой разговариваем, — напомнила ему Гермиона. — Так на чём я остановилась?

Маркус улыбнулся. Он ни в чём пока не был уверен, но неожиданно понял, что чувствует себя лучше.

— Гермиона, неважно. Я понимаю, что ты пытаешься мне втолковать, и это уже помогает. Честно. Можно, я спрошу?

— Конечно.

— Ты умираешь?

— Вот уж спросил, так спросил! Вы отвлеклись от темы, — вновь перебил Блейз из своего угла. Желая отвлечь Флинта и увести в сторону от тяжёлой для Гермионы темы, он добавил: — Я всё разузнал: она совсем не это имела в виду, когда пьяная болтала всякую чепуху. Почему бы тебе не спросить у неё о том, что ты на самом деле хочешь узнать?

Маркус повернулся к другу.

— А что я на самом деле хочу узнать?

— Будет ли она спать с тобой?

У Гермионы, оглушённой словами Блейза, буквально отпала челюсть. Попытавшись улыбнуться развернувшемуся к ней Маркусу, она укоризненно покачала головой.

— Блейз иногда так раздражает своей простотой. Но мы же во всём разобрались, правда? Тебе совсем не надо делать это со мной. Тебе нет нужды мстить Дафне, потому что ты по-прежнему любишь её. Теперь, когда ты понял, что простить нужно себя, а не её…

Больше она не успела сказать ни слова, потому что Флинт неожиданно наклонился и, поймав её губы своими, начал целовать. Властный и тёплый рот дарил ей вкус кофе с мятой. Должно быть, Маркус пил его, когда они с Дафной выходили из комнаты. У Гермионы закружилась голова, когда он поцеловал её. Она могла думать лишь о его губах, потому что у него были красивые, умелые губы, и он определённо знал, как свести девушку с ума. Гермиона чувствовала себя как-то странно. С одной стороны, ей казалось, что всё это происходит будто бы не с ней. С другой стороны, она ощущала, как между ног накапливалось тягучее, пульсирующее напряжение, как от накатившего горячей волной желания отяжелели груди, а руки будто сами собой взметнулись и обняли мощную шею, и губы двигались в одном ритме с его губами.

«Ой… Как всё запуталось…», — ещё успела промелькнуть у неё в голове последняя связная мысль.

Видимо, Блейз тоже так подумал, потому что, очнувшись от впечатления, произведённого этим поцелуем, подошёл к ним и сказал:

— Я просто пошутил. Я думал, ты не собираешь делать это.

Вернувшаяся в комнату Дафна положила руку на плечо Забини.

— Оставь их в покое, Блейз. Я и Маркус всё обсудили, пока были в другой комнате. Речь больше не идёт о мести. Он считает её очаровательной. Его влечёт к ней. Он сказал, что растерян и чувствует себя виноватым от того, что уже некоторое время вожделеет её. Но я не хочу, чтобы он чувствовал вину. Поэтому разрешила ему: причина изменилась, но если ты хочешь её, я не против.

Блейз был потрясён. Указав на целующуюся на диване парочку, он возмутился:

— И ты так спокойно реагируешь на этот разврат!

Услышав его заявление, Дафна рассмеялась.

— Вот уж от кого не ожидала подобного ханжества, так это от тебя. Но, да, я спокойна. Иногда физическая близость — единственный способ показать, насколько ты любишь кого-то. И я действительно думаю, Маркус по-своему любит её.

Блейз нахмурился.

— Мне это совсем не нравится. Она не предназначена для него.

— Конечно, нет, — согласилась Дафна. — Он мой. Но для кого тогда она предназначена, Блейз?

На секунду он задумался, хотя и знал ответ совершенно точно, и этот ответ пугал его до глубины души.

Маркус и Гермиона продолжали целоваться. Ласки их становились всё горячей, и мрачный, как туча, Забини, не выдержав, спросил:

— Мы, что, так и будем стоять и смотреть?

Дафна, насмешливо приподняв бровь, сказала:

— Полагаю, до тех пор, пока нам позволят, мы будем смотреть. Потом они отправятся в другую комнату. А уж в том, что там будет происходить, Маркус тебе точно не позволит участвовать.

Блейз нахмурился ещё сильнее.

— Проклятье…

______________________________________________________________________
*Разовый случай — любовь втроём, секс втроём.
В долговременном плане переводится как «шведская семья».

**Из Библии.
Как сказано в Ветхом Завете (Бытие, гл. 25, ст. 31-34), проголодавшийся Исав, старший из сыновей-близнецов патриарха Исаака, за чечевичную похлёбку продал младшему брату Иакову своё право первородства. То есть особые права (в частности, право наследования родительского имущества), которые по старинному обычаю получал мальчик-первенец в семье.
В настоящее время выражение используется в значении преимущественного права человека, сделавшего, создавшего что-либо первым.