Мои ноги – будто два воздушных шара. Я уныло смотрю на них, удивляясь, как они еще не поднимаются в воздух. Кожа туго натянулась и чешется, но мне слишком неудобно наклоняться, чтобы попытаться почесать ее.

Я слышу, как Эдвард топает по настилу во дворе и раздвигает двери.

Когда он входит, я слегка поворачиваюсь, чтобы поздороваться с ним.

Я завидую его подтянутому, гибкому телу, покрывшемуся испариной после утренней пробежки.

– Я думал, ты собиралась вздремнуть, – говорит он через плечо, направляясь на кухню.

Я раздраженно фыркаю, слыша, как открывается и закрывается дверца холодильника. Он возвращается в комнату, жадно выпивая воду из бутылки. Капля стекает по его точеному подбородку, а кадык подпрыгивает с каждым глотком.

– Слишком жарко. Не могу удобно устроиться, – ною я.

Он опустошает бутылку и ставит ее на столик, прежде чем вытереть пот с лица краем футболки. Он усаживается рядом со мной и кладет мои ноги себе на колени.

– Ты выглядишь уставшей, – тихо замечает он.

– Да, такое бывает от недосыпа, – ворчу я. – Я чувствую, будто меня раздувает повсюду. Ноги сводят меня с ума, спина болит, я все время хочу писать. Не могу поверить, что мне еще пять недель это терпеть.

Эдвард приподнимает мою ногу и осторожно ее потирает. Мне не сдержать стон удовольствия, пока он нежно разминает мою ноющую кожу.

– Ты знаешь, что близнецы обычно рождаются раньше срока? – спрашивает он, пытаясь меня ободрить.

Я благодарю его старания легкой улыбкой.

– У нас ничего не бывает «обычно».

Он встает и подает мне руку.

– Пойдем наверх. Я быстро приму душ и сделаю тебе массаж. Расслабишься и, может быть, сможешь немного поспать днем.

Он помогает мне встать и едва ли не относит наверх. Уложив на кровать, он целует меня и идет в душ.

Я переворачиваюсь на бок и смотрю на часы. Еще нет и полудня, но для меня что полдень, что полночь – все одно. На поздних сроках беременности меня сразило такое изнеможение, что последнюю пару недель я почти не сплю. Я потираю выпирающий живот ладонью и улыбаюсь оттого, что дети, как по иронии, спокойнее всего ведут себя дням.

Меньше чем через пятнадцать минут Эдвард возвращается из душа. Его кожа все еще немного влажная, а по животу стекает струйка воды, исчезая в полотенце, которое он обернул вокруг бедер.

Он участливо смотрит на меня, включая потолочный вентилятор. В считанные секунды меня обдувает прохладным потоком воздуха, и я благодарно улыбаюсь. Эдвард опускается на диван, но не ложится рядом, а остается на краю, чтобы сделать мне массаж ног.

Его волшебные пальцы нежно гладят мою опухшую кожу. Легкими движениями он потирает мои лодыжки и поднимается вдоль голени, прогоняя застоявшуюся жидкость вверх. Я вздыхаю от облегчения, когда кровь начинает свободнее течь по венам.

– Просто чудесно, – бормочу я, закрывая глаза.

Он разминает обе ноги, отчего я едва не расползаюсь по матрасу. Он водит ладонями по моим бедрам, а когда задевает край моих домашних шорт, я чувствую первую вспышку возбуждения. Открыв глаза, я смотрю в его напряженное лицо.

– Все еще хорошо? – спрашивает он, улыбаясь.

– Ммм, – отвечаю я, улавливая момент, когда он понял, что у меня на уме. Это видно по тому, как дрогнули его веки и расширились зрачки.

Что я точно узнала за последние несколько недель, так это то, что оргазмы прекрасно расслабляют.

Матрас прогибается подо мной, когда Эдвард встает на колени между моих ног. Он проводит ладонями по моим бедрам и, схватившись за пояс шорт, стаскивает их вниз.

Бросив их на пол, он усаживается между моих бедер, и я стону, посмотрев вниз и поняв, что его невидно из-за моего живота.

Теплое прикосновение его губ к внутренней поверхности моего бедра вскоре подавляет мое разочарование оттого, что мне его не видно, – по крайней мере, я его чувствую.

Его пальцы нежно касаются меня там, скользят по губам, готовя к прикосновению его рта. Сначала все мое тело напрягается от сильного удовольствия, вызванного его прикосновением, но вскоре я снова расслабляюсь, распластавшись на матрасе.

Я закатываю глаза от удовольствия, когда его теплый рот прикасается ко мне. Пальцами сжимаю одеяло, которое он успел откинуть, мои ноги раздвигаются шире, когда меня охватывает блаженство, стирая остатки напряжения. В считанные минуты меня накрывает оргазм, бедра отрываются от кровати, и я содрогаюсь от его дивных прикосновений.

Эдвард укладывает меня на бок, и я едва замечаю, как он накрывает меня одеялом и целует в шею, прежде чем я проваливаюсь в сон.

Меня будит запах кофе. Моргнув несколько раз, я просыпаюсь и вижу Эдварда сидящего на краю кровати при полном параде.

– Как долго я спала? – спрашиваю я, усаживаясь на кровати с грацией бегемота, валяющегося в луже грязи.

– Пару часов. Я принес тебе кофе, – говорит он, кивая в сторону тумбочки. – Я сейчас поеду за Джейкобом, так что подумал, что ты захочешь одеться, пока его нет.

Я опускаю взгляд на сползшее до лодыжек одеяло и понимаю, что до сих пор голая от пояса и ниже.

– О… я заснула прямо посреди… – бормочу я виновато.

Он наклоняется и целует меня.

– В том и смысл, детка. К тому же, я снова принял душ, – добавляет он, сексуально подмигивая.

Я тянусь за одеялом, но он останавливает меня и оборачивает его вокруг живота.

Я глажу его предплечье.

– Не могу дождаться, когда наконец приду в норму, – говорю я.

Эдвард смеется.

– Не думаю, что нам светит норма с тремя детьми в доме.

– Трое детей, – повторяю я. – Господи, прозвучит глупо, но я, правда, не думала об этом. – Я смотрю на него, слегка взбудораженная внезапным осознанием того факта, что мы скоро станем семьей из пяти человек. – Мы больше никогда не будем заниматься любовью!

Эдвард наклоняется и трется носом о мой нос, а потом легонько целует в губы.

Я провожу пальцами по его колючей челюсти, и он снова садится прямо.

– Нужно ехать за Джейкобом.

После его ухода я попиваю кофе, дивясь тому, что масштаб ожидающих нас перемен дошел до меня только сейчас. Я была удивлена, когда выяснилось, что у меня будет двойня, но меня отвлек восторг Эдварда. Он признался, что втихаря надеялся завести еще пару детей, и раз уж в следующем году я возвращаюсь к учебе, нам не придется брать в расчет еще одну беременность.

Я, конечно, верю ему, но мне кажется, что он бы заполнил дом еще дюжиной детей, если бы мог.

Взбодрившись после кофе и душа, я спускаюсь вниз и вижу, что Эдвард с Джейкобом как раз вернулись домой. Джейкоб сидит за кухонным столом и хмуро корпит над математикой, а Эдвард делает бутерброды.

– Будешь? – спрашивает он, доставая еще кусок хлеба из пакета.

– Да, пожалуйста, – отвечаю я, подходя к нему. – Умираю с голода.

– Лучше себя чувствуешь? – спрашивает он, целуя меня в губы.

– Ау? Я здесь, – ворчит Джейкоб.

Я сажусь рядом с ним.

– Знаешь ли, многие дети были бы рады видеть, что их родители так любят друг друга, – дразню я, подтолкнув его локтем.

– Незачем все время так громадно это выражать, – говорит он.

– Громадно? – хохочет Эдвард.

– Думаю, ты хотел сказать демонстративно, – говорю я, трепля его по волосам, за что получаю в ответ недовольную гримасу. – Нужна помощь с домашней работой? – спрашиваю я, не обращая внимания на его настроение. Он терпеть не может, когда мы заставляем его делать домашнее задание до прогулок на пляж с друзьями.

– Думаю, справлюсь, – отвечает он, беря карандаш и возвращаясь к работе.

---

В течение следующих нескольких недель меня сражает «инстинкт постройки гнезда», и с новым приливом энергии я никак не могу перестать делать уборку, будто от этого зависит моя жизнь. И мне мало просто прибрать. Я влезаю во все шкафы, перекладываю все во всех ящиках, и почти каждый день я пичкаю черные мешки вещами, которые Эдвард должен выкинуть или отдать на благотворительность.

Я все время раздражена, и Эдвард с Джейкобом начали ходить на цыпочках, опасаясь, что их коснется мое раздражение. Мне уже кажется, что когда у меня наконец начнутся роды, они испытают великое облегчение.

Однако когда Эдвард обнаруживает меня скрючившейся на спинке дивана со сбившимся дыханием, непохоже, что он его испытывает. Он бросается ко мне.

– Что случилось? – спрашивает он, гладя меня меду лопаток.

– Кажется, пора, – говорю я, когда отпускает последний приступ боли. Я смотрю ему в глаза, и они у него округлились до такой степени, что белки образовали ровные кольца вокруг радужек. – Не делай вид, будто не знал, что это случится, – говорю я, умудрившись придать шутливости своему тону.

– И давно ты испытываешь боль? – спрашивает он, проводя ладонью вдоль моей руки и беря мою ладонь. Он усаживает меня на диван и садится рядом.

– С сегодняшнего утра, – признаюсь я.

– И ты не удосужилась сказать об этом? – ахает он.

Я сжимаю его ладонь.

– Я хотела убедиться.

– Теперь убедилась? – Он слегка расслабляет челюсти.

– Да, – киваю я. – Но интервал между схватками все еще минут по десять. Не думаю, что уже пора спешить в больницу.

Он встает.

– Я позвоню твоей матери и попрошу забрать Джейкоба из школы. – Он смотрит на меня, и я замечаю, как тревожно хмурятся его брови. – А потом мы поедем в больницу.

Я слышу взволнованный щебет Рене из гостиной, а затем в комнату входит Эдвард и протягивает мне трубку.

– Хочешь, чтобы я поехала с тобой, детка? – вскрикивает она, заставляя меня вздрогнуть и убрать телефон от уха. – Фил уже дома, он может забрать Джейкоба попозже.

– Нет, мам, – отвечаю. – Мы уже говорили об этом…

– Я знаю, знаю. Ты хочешь быть вдвоем с Эдвардом, – говорит она чуть спокойнее. – Я должна была спросить.

– Извини, мам.

– Эй, не надо так. Я понимаю, знаю, что это значит для вас обоих. – Наступает недолгая пауза, после которой она вновь заговаривает с повышенным волнением. – Я привезу Джейкоба в больницу, чтобы он увидел детей, как только будет возможно.

– Не нужно этого делать, может пройти много часов.

– Думаешь, он даст держать его здесь? – фыркает Рене.

– Хорошо, но если будет поздно, ты отвезешь его домой.

– Я взволнована, Белла, а не глупа.

– Мне пора, мам, – говорю я, ощущая новую волну боли.

– Верно… хорошо… что ж, смотри, чтобы Эдвард держал нас в курсе… Я так волнуюсь, детка.

Я, не глядя, протягиваю телефон и чувствую, как Эдвард забирает его у меня. Когда боль уходит, я открываю глаза и вижу, что он сидит передо мной на корточках и с тревогой смотрит на меня.

– Пора, милая, – шепчет он, водя ладонями по моему животу. – Если бы я мог сделать это для тебя, я бы сделал.

Я обхватываю его лицо ладонью, и он целует ее, повернув голову.

– Поехали.

Как только мы приезжаем в родильное отделение, нас сразу же ведут на обследование. Эдвард ни на шаг от меня не отходит, помогает снять одежду и надеть больничный халат, то и дело заверяя меня, что все будет хорошо. Эмоциональность, с которой он это произносит, говорит мне о том, что он пытается убедить в этом не только меня.

Он помогает мне забраться на койку, как раз когда входит врач.

– Итак, миссис Мейсен, – говорит он, на ходу глядя в свои записи. – Похоже, у нас тут парочка раннеприбывших.

Он кладет папку возле моих ног и, поздоровавшись с Эдвардом, возвращает свое внимание ко мне.

Он улыбается и делает странное движение бровями, отчего его очки соскальзывают с головы и занимают свое место на переносице. Подсоединяя датчики к моему животу, он расспрашивает меня, как часто наступают схватки, ела ли я сегодня, и задает прочие общие вопросы о моем самочувствии. Эдвард громко вздыхает, когда доктор Бредбери включает монитор, и в кабинете раздается громкий стук двух сердец.

Доктор берет подставки для ног, прикрепленные к краям больничной койки, и пододвигает ко мне.

– Давайте закрепим, – говорит он, помогая мне поднять лодыжки.

Он надевает пару латексных перчаток и выдавливает небольшое количество смазки на пальцы, после чего они исчезают под моей больничной сорочкой.

– Когда были последние схватки?

– Несколько минут назад, – отвечаю я.

– Хорошо. Не дело, если мы будем посреди обследования, когда наступит следующая. Может быть весьма болезненно. Так, сделайте глубокий вдох и постарайтесь расслабиться, – указывает он.

Я откидываю голову на подушку, и Эдвард проводит рукой по моим волосам. Я замечаю, что он внимательно смотрит на монитор, а лоб над его бровями покрылся испариной.

– Глубокий вдох и расслабиться, – шепчу я ему, и он опускает на меня взгляд и виновато улыбается.

– Слизистая пробка уже вышла? – спрашивает врач, прерывая наш немой диалог. Я отвечаю, что, кажется, да. – Но воды еще не отошли, – говорит он будто сам с собой.

Затем он резко встает, снимает перчатки и выбрасывает их в корзину.

– Что ж, все идет гладко, – говорит он с улыбкой. – Раскрытие уже семь сантиметров.

– Уже? – ахаю я.

Он кивает.

– Да. Думаю, лучше всего вызвать отхождение вод вручную, так процесс и дальше пойдет гладко. Мы переведем вас в родильную палату. – Он складывает свои записи обратно в папку. – Что вы решили насчет обезболивающего?

Я вспоминаю, как все происходило, когда родился Джейкоб, и, кажется, тогда целая вечность прошла, пока я дошла до этого этапа готовности.

– Мы обсуждали эпидуралку, – говорю я. – Но если она замедлит процесс, то я лучше воздержусь.

Он заканчивает делать записи и поднимает очки обратно на голову.

– Считаю, что это разумное решение. Мы сделаем укол, а потом посмотрим, потребуется ли что-то еще.

Я снимаю ноги с подставок, пока врач рассматривает распечаток снимка.

– На вид все отлично, – говорит он. – Думаю, эти двое спешат появиться на свет.

Живот напрягается от очередной схватки, и я тянусь за ладонью Эдварда.

Доктор Бредбери снова смотрит на монитор.

– Вас скоро заберут в родильную палату.

Когда он уходит, Эдвард обходит койку и хватает распечатку, все еще вылезающую из монитора. Его челюсти слегка напрягаются, пока он бегает глазами по странице.

– Эдвард, хватит тут быть врачом. Все хорошо.

Он сразу бросается ко мне и берет мое лицо в ладони.

– Прости. Не хочу ничего портит… я просто… просто я немного боюсь, – признается он.

– Я так и знала, – бормочу я, притягивая его к себе. – Все будет хорошо, мы сделаем это вместе.

Мы так и сидим, обнявшись, когда в кабинет входят две медсестры, чтобы отвести меня в родильную палату.

Оказаться в больничной каталке, в которой тебя везут по коридорам, а потом укладывают на койку, пока ты испытываешь невероятную боль, – не самое приятное переживание. К счастью, как только я устраиваюсь на койке, врачи проверяют мониторы и делают мне укол, который должен облегчить боль.

Голова кружится, и лицо Эдварда слегка расплывается, когда я опускаюсь на подушку. Из груди вырывается громкий хохот, но стихает, когда наступает новая схватка – самая сильная за все время, а это дурной знак, потому что врачи сказали мне, что как только отойдут воды, схватки станут еще сильнее.

Под меня подстилают непромокаемую пеленку, и акушерка вскрывает пузырь страшным на вид инструментом. И хотя я будто в тумане от боли и лекарств, я все равно чувствую, как горят щеки, когда между ног растекается теплая жидкость.

Я чувствую, как Эдвард касается моего уха губами, поглаживая ладонью по голове.

– Ты прекрасно справляешься, малышка.

Будто не в себе, я протягиваю руку и прижимаю ладонь к его щеке.

– Я так рада, что ты здесь. – Воспоминания с прошлых моих родов начинают мелькать в мыслях. – Мне так жаль… Я не хотела причинить тебе боль… Мне нужно… – Я сбиваюсь, забыв, что хотела сказать, и опускаюсь обратно на подушку.

Как меня и предупреждали, схватки становятся сильнее и возникают чаще, и под конец я уже еле дышу, плачу и умоляю их это все прекратить. К этому времени доктор Бредбери уже вернулся, в комнате слишком много людей.

– Я не хочу это делать! – кричу я, хватаясь за Эдварда, который говорит что-то неразборчивое.

Врач наклоняется надо мной, отвлекая.

– Белла, – зовет он несколько раз. – Посмотри на меня, Белла.

Я с трудом отвожу взгляд от взволнованного Эдварда и сосредотачиваюсь на словах врача.

– Обезболивающее еще не подействовало, – медленно говорит он. – У тебя легкая паника, но скоро ты будешь готова тужиться. Хорошо?

– Хочу пить, – говорю я, не в состоянии сосредоточиться на его словах.

Эдвард пододвинул стул так близко к койке, что чуть ли не лежит на ней вместе со мной. Он тянется через меня и берет кусочек льда из чашки, волшебным образом появившейся рядом со мной. Он прижимает его к моим губам.

Я жадно посасываю его, но плотно сжимаю губы, когда меня скручивает новая волна боли. Эдвард терпит, пока я со всей силы сжимаю его… кажется, я впилась ногтями в его ладони, но он лишь повторяет что-то ободряющее.

Наступает недолгое затишье. Я улыбаюсь Эдварду, все еще не в себе от обезболивающего, и начинаю говорить ему, как люблю его. Я умоляю его поцеловать меня, и слышу, как одна из медсестер говорит, что ему еще повезло. Когда он спрашивает, что она имеет в виду, она отвечает, что некоторые жены кроют своих мужей трехэтажным матом.

Конечно, они не знают, как много это значит для нас. На этот раз мы вместе, на этот раз все так, как должно быть.

Он целует меня в висок, как раз когда меня накрывает неконтролируемое желание тужиться. Я пытаюсь приподняться, и Эдвард резко встает, просовывает руки мне под спину, чтобы поддержать, пока я тужусь с совершенно инстинктивной силой.

Перед глазами мелькают белые вспышки от натуги, а резкое жжение в глазах напоминает мне о том, с какой болью прорезается головка. Я чувствую легкое прикосновение к моему бедру и беру себя в руки, чтобы расслышать слова доктора.

– Белла, ты должна глубоко дышать, – говорит он. – Не тужься, пока я не скажу.

Я откидываю голову и встречаюсь взглядом с взволнованным Эдвардом.

– Ты должен быть там, – говорю я невнятно от усталости. – Смотреть, как они появляются на свет.

Он поправляет подушки и крепко держит мои ладони, сдвигаясь чуть дальше.

– Мне нужно тужиться! – восклицаю я, пытаясь дышать, но потребность тужиться слишком сильна. Я смотрю на доктора и чувствую, как он касается меня.

Затем смотрит на меня.

– Хорошо, тужься.

Я перевожу взгляд на Эдварда, на лице которого волнение сменяется любопытством, когда меня сражает боль, с которой выходит головка. Доктор подбадривает меня, велит продолжать, а у меня такое чувство, что мне больше нечем дышать.

По шее текут капли пота, стекают к груди, все тело дрожит от напряжения. Наконец чувство растяжения проходит, и я прекращаю тужиться. Все вдруг собираются у подножья кровати, и две медсестры с врачом готовятся принять первого.

– Головка вышла, – говорит Эдвард громче всех. Его страх очевиден, и хотя он пытается его скрыть, все написано на его лице. В напряженной челюсти, во взгляде, в подрагивающей на виске вене.

Следующие потуги длятся недолго, и я чувствую, как тельце выскальзывает из меня как мокрая рыбина.

– Мальчик! – восклицает Эдвард, вскакивая на ноги. Все его лицо озаряется от детского писка. – С ним все хорошо!

Я пытаюсь согнуть шею и посмотреть, что происходит, но ничего толком не вижу, потому что здесь слишком много людей, и мне мешает живот. Эдвард отрывается от младенца и смотрит на меня.

Он подходит и целует меня в висок.

– Он прекрасен. Совершенно прекрасен.

– Я хочу увидеть его, – прошу я.

Эдвард вытирает пот над моими бровями.

– Врачам нужно убедиться, что второй не принял сложное положение, его пока подержат там.

Я ощущаю приступ боли, пока врач осматривает меня и велит тужиться, когда буду готова.

Второй ребенок появляется на свет после двух моих сильных потуг, и на этот раз нет никаких сомнений в том, что все хорошо, потому что она начинает кричать, едва родившись. Сердце подскакивает в груди от этого звука.

Врач и медсестры суетятся вокруг, уносят детей в угол палаты, чтобы осмотреть.

– Ты справилась, – шепчет Эдвард, наклоняясь поцеловать меня. – Ты потрясающая.

Наконец детей заворачивают в одеяла и приносят к нам. Я плачу сквозь слезы, когда наша дочь сердится и плачет, будто недовольна своим рождением.

Улыбчивая медсестра поздравляет нас и отдает новорожденного сына в мои протянутые руки. Я испытываю облегчение, когда он ерзает и морщит свое крошечное лицо.

– Он совсем как Джейкоб, – шепчу я, целуя его мокрые волосы. – Привет, маленький человечек, – воркую я, испытывая первую волну любви, когда вдыхаю его неповторимый запах.

Эдвард садится на койку рядом со мной и принимает нашу дочь в свои жаждущие объятья.

– Все хорошо, – бормочет он ей, поглаживая ее пальцем по щеке. Она замолкает на пару секунд, а потом начинает реветь снова.

Эдвард смеется со слезами на глазах, когда наш сын надувает губы, открывает рот и издает жалостливый плач.

Я поднимаю взгляд на Эдварда, и он целует меня в губы.

– Они прекрасны… ты прекрасна.

Эдвард покрывает поцелуями все мое лицо, его слезы смешиваются с моими.

– Это лучший момент моей жизни, – шепчет он между поцелуями.

– Я так счастлива, – говорю я.

– Я люблю тебя, – повторяет он снова и снова, а потом наклоняется поцеловать нашу дочь и сказать ей, что любит ее тоже. Я протягиваю ему нашего мальчика, и он, расцеловав его в щеки, повторяет эти слова снова и снова.

Медсестры выдают мне новую сорочку, накрывают мои ноги одеялом.

– Джейкоб здесь? – спрашиваю я.

– Я звонил твоей маме, когда тебя везли в эту палату, – отвечает Эдвард, глядя на часы. – Но это было несколько часов назад.

Я смотрю на часы, и оказывается, что сейчас еще довольно-таки рано, и они еще могут быть здесь.

– Сходи поищи их, – говорю я.

Он уходит, и я смотрю на своих детей. Они так похожи на новорожденного Джейкоба, что мое сердце наполняется любовью, а на глаза снова наворачиваются слезы.

Я слышу голос Джейкоба еще из коридора. Он бросается ко мне с круглыми, как блюдца глазами, глядя на своих брата и сестру.

– Они такие крошечные! – ахает он.

Рене спешит следом и сразу кидается меня обнять, затем смотрит на младенцев.

– Они такие красивые… и выглядят, как Джейкоб в то время.

Я перевожу взгляд на Эдварда.

– Сильные у тебя гены. Можно подумать, я многого прошу, если хочу, чтобы хоть один из троих детей был похож на меня.

Он широко улыбается.

– Мы можем продолжать попытки, пока не получится похожий на тебя, – дразнит он.

Джейкоб резко оборачивается.

– Правда?

– НЕТ! – категорично восклицаю я.

– Можно подержать? – просит Рене, указывая на младенцев. Я наклоняюсь и перекладываю дочку в ее руки.

– А который мальчик? – спрашивает Джейкоб.

– Этот, – отвечаю я. – Хочешь подержать?

Джейкоб мотает головой, перепуганный одной только мыслью.

– Ты помнишь, вы сказали, что если будет мальчик, я могу его назвать, да?

Мы с Эдвардом обсуждали этот вопрос, когда Джейкоб попросил. Учитывая, что его помешательство на Гарри Поттере еще не прошло, мы были уверены, что он захочет назвать ребенка Гарри, и у нас обоих нет отвращения к этому имени.

– Только если имя не нелепое, – отвечаю я, глядя на Эдварда, и он подмигивает мне.

– Я хочу, чтобы мы назвали его Гарри, – объявляет он, и нам всем не просто дается изобразить удивление. – Можно? – Он радостно хлопает в ладони, когда я киваю. От этого маленький Гарри дергается и начинает плакать. – Извини, – шепчет Джейкоб, наклоняясь вперед. – Тебя теперь зовут Гарри Поттер Мейсен.

Я пытаюсь не расхохотаться.

– Никакого Поттера, – говорю я. – Я думаю, мы дадим ему имя его отца. Гарри Эдвард Мейсен.
Эдвард широко улыбается мне.

– А что насчет этой маленькой леди, мы сошлись на Бет?

Когда мы обсуждали имена, то согласились дать дочери имя Бет, но если бы у нас оказалось две девочки, второе имя мы так и не придумали.

Рене смотрит на нее с улыбкой.

– Бет – милое имя для милой девочки.

– Элизабет – имя моей матери, – поясняет Эдвард. – И мы хотели бы дать ей ваше имя тоже… будет Бет Рене Мейсен.

Глаза Рене наполняются слезами гордости, она целует Эдварда в щеку, а потом меня в лоб.

– Вы выбрали прелестные имена.

Некоторое время спустя, когда у меня не остается сил от усталости, Рене увозит Джейкоба домой, но Эдвард настаивает, что хочет остаться еще. Мне удается немного поспать, когда меня переводят в палату, и когда я просыпаюсь от детского плача, Эдвард все еще здесь. Я чувствую жжение в груди, и понимаю, что это от молока.

Эдвард сидит рядом со мной, держа Гарри, пока я кормлю Бет. Он заворожено смотрит, как она тянется и жадно посасывает.

– Ты потрясающая, – говорит он уже в сотый раз за сегодня.

Чуть позже приходит медсестра и измеряет мне давление и температуру, и, снова осмотрев детей, оставляет нас одних.

– Мне пора, – говорит Эдвард с сожалением. – Джейкоб останется у твоей мамы, но мне, в конечном счете, придется поехать домой.

Он наклоняется над кроваткой и целует детей, прежде чем попрощаться со мной.

– Не могу дождаться, когда вы втроем приедете домой, – говорит он.

– Насладись тишиной и покоем, больше тебе этого не светит в ближайшее время, – говорю я, зевая.

---

– Я помогу задуть свечи! – Джейкоб перекрикивает последние строчки песни «С днем рождения».
Гарри и Бет смотрят на свечки на своем торте с широко раскрытыми глазами. Гарри хихикает, когда Джейкоб наклоняется и подбадривает его задуть их. Он закрывает рот старшего брата своей пухлой ладошкой, чтобы снова попробовать самому.
В конечном счете, Джейкоб задувает свечи, и Бет начинает плакать под всеобщие радостные крики.
Эдвард берет ее на руки и целует в щеку. Она прижимается к нему и прячет лицо в изгибе его шеи.
– Она из него веревки вьет, – говорит Элис, подходя ко мне.
– Она из них всех вьет веревки, – отвечаю я. – Можно подумать, что она сама не умеет ходить, потому что она указывает пальцем на что угодно, и маленький Гарри бежит и приносит ей это. – Я с любовью смотрю на Джейкоба, который снимает глазурь с торта и кормит ей Гарри. – Джейкоб ничем не лучше, носится вокруг обоих.
– Давай нарежем торт, пока эти двое все не съели, – говорит Рене, забирая его и относя на кухню.
Эсми берет Гарри на руки и идет следом.
Я обвожу взглядом гостиную, все эти счастливо улыбающиеся лица, и чувствую уже привычный прилив счастья в груди. Как и в случае со свадьбой, нам удалось собрать всех дорогих нам людей вместе и отпраздновать с ними день рождения близнецов.
Единственное мрачное пятно – что Чарли нет с нами. Я все еще тоскую по нему каждый день и жалею, что он не познакомился со своими внуками. В следующем месяце, когда мы поедем в Форкс на свадьбу Майка, я возьму с собой близнецов познакомиться со Сью и Леей, но больше всего мне хотелось бы, чтобы я везла их знакомиться с Чарли.
– О чем призадумалась?
Я вздрагиваю от голоса Розали.
– О, я думала об отце, – отвечаю я с грустью. – Жаль, его нет рядом. – Я разворачиваюсь к ней лицом. – Но я рада, что вы все смогли приехать, я счастлива, когда вы здесь.
Она кивает.
– Жаль, что вы далеко живете. Не могу поверить, как сильно выросли близнецы с тех пор, как я видела их в последний раз… Я уж молчу про Джейкоба. Он теперь такой высокий.
Я смеюсь.
– Знаю. Мне кажется, что вещи ему приходится покупать каждый месяц. Если бы я не знала правду, подумала бы, что по ночам он спит в удобрениях для роста.
– Ты ей уже сказала? – спрашивает Элис у Розали, присоединившись к нам.
Я выжидательно смотрю на Розали, не смея надеяться, что у нее есть какие-то чудесные новости.
– Не надо так на меня смотреть, – говорит она со слабой улыбкой. – Мы еще не беременны. На следующей неделе у меня первый сеанс ЭКО… так что рановато праздновать.
Я заключаю ее в объятья.
– Замечательная новость.
– Да, ну, надеюсь, что получится… недешевое удовольствие.
Элис улыбается мне через плечо Розали и поднимает бокал с соком.
– Что ж, надеемся, вы с Эмметом скоро расширите нашу семью. Мне, правда, нравится быть тетей.
В этот момент Эммет хватает Джейкоба и поднимает в воздух.
– Когда ты так вымахал? – спрашивает он, пока Джейк тщетно пытается вырваться. – Пойдем на пляж.
– Он будет замечательным отцом, – говорю я, смотря им вслед.

Ночью, когда все разошлись спать, мы с Эдвардом лежим в освещенной луной комнате.
Он поворачивается ко мне и проводит ладонью по ключицам, целуя меня нежно, но настойчиво.
– Я люблю тебя, – шепчет он.
Я сразу же распознаю тембр его голоса.
– Мы не можем, – шепчу я в ответ, отодвигаясь и глядя в его освещенное лунным светом лицо. – В доме вся твоя семья.
– Наша семья, – напоминает он. – И мы будем вести себя тихо.
Он снова целует меня в губы, да так яростно, что я не могу сдержать стона.
– Ш-ш-ш, – шикает он, уткнувшись в мою шею.
Смешок застревает у меня в горле, когда его руки ныряют в мои шорты и начинают спускать их.
– Позволь мне заняться с тобой любовью, малышка, – шепчет он. – Ты нужна мне.
Я улыбаюсь.
– Кажется, ты все время нуждаешься во мне, – шучу я.
Он выписывает круг бедрами, прижавшись ко мне, и наши приглушенные вздохи сливаются в ночной тишине.
– Да, – соглашается он. – И всегда буду.

________________________________________