Было время, когда стук в парадную дверь заставлял меня мчаться ко входу в надежде увидеть на пороге кого-то из Калленов. Я всегда надеялась, что это будет Эдвард, но со временем в отчаянии была бы рада любому из них. Я думала, что мне нужно объясниться с ними и потребовать ответных объяснений, но день, когда Элис появилась на моем пороге, изменил все. Я понимала, что мне нужно увидеться только с Эдвардом, а если он не придет, то больше ни с кем я разговаривать бы не хотела.

То же чувство возникает у меня, когда я смотрю на стоящую на пороге Эсми. Если она приехала выступать на стороне Карлайла, то я не хочу слушать. Я стою на пороге, не придерживая для нее дверь, а скорее преграждая ей вход. Она выжидательно смотрит на меня. Ее взгляд прикован к моему лицу, губы плотно сжаты, а сама она заламывает руки.

– Уже поздно, – говорю я без эмоций.

– Я знаю, – отвечает она извиняющимся тоном. – Прости, но я хотела дождаться, когда Джейкоб ляжет спать. – Ее голос становится выше к концу предложения, будто она просит меня подтвердить ее предположение.

Я киваю.

– Он только что пошел спать.

Мимо проезжает машина, и Эсми оборачивается, провожая взглядом свет фар.

– Мне очень нужно поговорить с тобой, – заявляет она, все так же глядя вслед машине, и поворачивается ко мне, договорив.

На мгновение я подумываю захлопнуть дверь, не только перед ней, но и перед всем прочим, но помню, что пусть они поступили со мной так несколько лет назад, я выше этого. Отступив назад, я открываю дверь пошире и приглашаю ее войти.

Она идет за мной на кухню, где я предлагаю ей присесть.

– Хотите чего-нибудь? Вина? Кофе? Воды?

– Воды будет вполне достаточно. Спасибо, – говорит она, расстегиваю куртку.

Я достаю из холодильника две бутылки и отдаю ей одну, прежде чем сделать щедрый глоток из своей. Вытирая губы, я замечаю, что она так и сидит, глядя на свою бутылку.

– О! Стакан… точно, – говорю я, доставая его из шкафа. Я и забыла, что Эсми такая леди, что не станет пить из бутылки.

Выдвинув стул, я сажусь.

– Так о чем вы хотели поговорить? – спрашиваю я, хотя мне совсем не хочется этого знать.

– Я хотела извиниться перед тобой как следует, – говорит она, глотнув воды.

Я провожу рукой по волосам и стараюсь сдержать вздох.

– Эсми… я признательна за это и не хочу, чтобы мои слова прозвучали грубо, но мне нет толка от ваших извинений. Я старалась подавить собственные чувства и познакомить сына с его семьей, но не могу…

Он чуть вскидывает руку, будто останавливает авто.

– Прости, что перебиваю, Белла, но я пришла не за тем, чтобы просить тебя дать нам еще один шанс или сделать нечто подобное. Я пришла извиниться и сказать, что уважаю твое решение не делать нас частью новой жизни, которую вы строите с Эдвардом и Джейкобом.

Я немного удивлена услышать это, но помню, что Эдвард говорил с ней, и понимаю, что, – что бы она ни говорила, – она, наверное, пришла попытаться оправдать Карлайла.

– Я так понимаю, Карлайл пересказал вам свою версию произошедшего на балу, – говорю я, закрыв бутылку и отставив ее на стол. Пододвинув стул чуть ближе, я складываю руки на столе.

Она слегка морщится, и на мгновение я пугаюсь, что она заплачет. Но нет, она делает глубокий, дрожащий вдох и продолжает.

– Да, мы поругались после звонка Эдварда. – Я встречаюсь с ней взглядом, и я спрашиваю, сильно ли злился Эдвард, когда звонил.

– В том и дело, – отвечает она. – Наверное, было бы легче, если бы он устроил тираду, но нет. Он спокойно пересказал мне, что произошло, сказал, что приедет повидаться со мной в последний раз, когда вернется, а потом… – Ее голос чуть дрожит. – Все. Я больше не увижу своего сына.

Быть может, если бы мое сердце было черствее, я бы подумала, что это какая-то уловка, чтобы вызвать у меня жалость и вынудить поговорить с Эдвардом, но в ее взгляде нет мольбы, а в голосе нет жалости к себе. Она выглядит и говорит так, будто смирилась со своей судьбой, и я не могу не задуматься, как бы разбита была я, если бы потеряла Джейкоба.

– Я пришла не за тем, чтобы просить тебя сделать что-то для меня. Я просто хочу, чтобы мы простились… в хороших отношениях, если это возможно, – продолжает она. – Может быть, так будет легче.

Наступает пауза, пока мы обе обдумываем сказанное.

– Почему Карлайл так ненавидит Эдварда? – Вопрос срывается с языка, прежде чем я успеваю осознать, что вообще думаю об этом.

Уголки губ Эсми опускаются, и она сцепляет пальцы в замок, наклоняя их, будто изучает свое обручальное кольцо.

– Если бы ты задала мне этот вопрос несколько лет назад, я бы разозлилась и стала все отрицать. – Она на мгновение поднимает взгляд и снова сосредотачивает свое внимание на кольцах. – Но теперь, оглядываясь в прошлое, мне нечего возразить. Отвратительное отношение Карлайла к тебе основано на… его потребности разрушить любой шанс Эдварда на обретение счастья.

Я терпеливо жду, пока она словно бы пытается решить, с чего начать. Когда она заговаривает, ее взгляд остается опущенным.

– С того дня, когда вы втроем пришли к нам на обед, я много думала о своей жизни. Знаешь, как говорят: «На слепого очков не подберешь». Это выражение придумали, наверное, про меня. Сегодняшний звонок Эдварда довел ситуацию до точки кипения.

– Эсми, – тихо говорю я, чуть потянувшись к ней, но не касаясь. – Вам незачем это делать. Я ценю, что вы пришли, но нам с Эдвардом нужно поступать так, как будет правильно для нас, и общество Карлайла не пойдет нам на пользу.

Она печально кивает.

– Я знаю, потому и не прошу передумать… – Ее голос дрожит на последних словах. – Ох! – восклицает она и ловит пальцами слезу, скатившуюся из глаз. Ее губы дрожат, и тогда я тянусь к ее руке. – Прости, я совсем не хотела плакать…

– Ничего, – возражаю я, собираясь предложить ей салфетку, но она первой достает одну из сумочки.

Ножки ее стула громко скрипят по полу, когда она резко встает.

– Мне лучшей уйти, – выдавливает она, хватая сумку. – У меня не было времени все обдумать… – Она печально смотрит на меня. – Мне нужно было уехать из дома. Я не осознавала куда направляюсь, пока не подъехала к твоему дому. Прости, – говорит она и направляется к двери.

Отчасти мне хочется ее отпустить, но не в моей природе отворачиваться от людей, когда им так плохо. Я нагоняю ее в коридоре и хватаю за руку. Она останавливается, но не оборачивается.

– Я сделаю чай.

Эсми опускает плечи. Она оборачивается ко мне с неуверенным видом, но, в конце концов, кивает с благодарным, но печальным выражением лица. Я прошу ее располагаться в гостиной, понимая, что ей, наверное, нужно время, чтобы прийти в себя.

Я иду на кухню и нахожу там упаковку ромашкового чая, которую купила некоторое время назад на замену своей временной привычки курить во время стресса. Я заваривала его и пила, сидя на крыльце, вместо того чтобы затягиваться сигаретой, и это помогало, потому что заядлой курильщицей я все равно не была. Мне кажется, нам обеим не помешает успокоиться перед предстоящим, бесспорно, эмоциональным разговором.

Когда я возвращаюсь с чаем, Эсми сидит на краю дивана. Она выглядит более собранной, но как будто смущенной. Я отказываюсь от извинений, за которые она вновь принимается, и ставлю ее чашку на кофейный столик. Она благодарит меня, и я усаживаюсь в кресло Чарли, отпивая чай.

– Клянусь, я пришла не затем, чтобы слезы лить, – говорит она, отставив кружку и проводя дрожащей рукой по волосам. Она садится чуть глубже на диване, ее плечи опускаются, когда она начинает расслабляться. – Эдвард рассказал мне, что Карлайл наговорил тебе на балу. Я чувствую ответственность за то, что он узнал об отчете, – говорит она. – У меня есть ключи от квартиры Эдварда, и иногда, если у меня поздняя встреча в городе, я остаюсь у него. Эдвард помногу отсутствовал в городе, изредка бывал дома, поэтом так я могла присматривать за квартирой.

Она рассказывает, как Карлайл забирал ее оттуда вскоре после того, как Эдвард вернулся из Бразилии. Отчет частного детектива, которого нанял Эдвард лежал на столе, и Карлайл прочел его. Я слышу по появившейся в ее голосе горечи, что она не знала об этом. Ее голос становится выше, губы сжимаются, в голосе слышится злость, когда она возмущается тем, что он мог так поступить и испортить все, чего Эдвард так сильно хочет.

– Как бы это ни выглядело, я не глупа, Белла, – настаивает она. – Я всегда знала, что Карлайл никогда не принимал Эдварда, но учитывая его историю с отцом Эдварда, я отчасти понимала, почему он не относился к нему как я – как к сыну. Но я никогда не осознавала, насколько все плохо.

– Как вы могли не видеть этого? – спрашиваю я, не сумев сдержать неверия в голосе. – Я отчетливо помню это. Как ужасно он говорил с Эдвардом при посторонних. Конечно, иногда он пытался скрыть это за шутками, но не было ничего смешного в попытках унизить Эдварда при любой возможности.

Она слегка опускает голову.

– Меня тоже это раздражало. Я всегда чувствовала себя посредником, усмирявшим острый язык Карлайла и придумывавшим оправдания за него перед Эдвардом. Я понимала, что ситуация ужасна, но мне казалось, что наша ситуация ничем не отличается от случаев личностных столкновений в других семьях. Я не знала, как жесток был Карлайл в их общении с глазу на глаз… и Эдвард никогда ничего не говорил… до недавнего времени. – Она поднимает взгляд и виновато смотрит на меня.

Грудь наливается тяжестью, когда я думаю о маленьком Эдварде, отчаянно пытавшимся вписаться в семью. Я не сомневаюсь, что Эсми искренне любит его, но она тоже колоссально подвела его.

– Карлайл всегда был любящим мужем и отцом. Элис – папина дочка, он всегда обращался с ней как со своей маленькой принцессой, а Эммет всегда был таким энергичным и уверенным, что Карлайлу несложно было гордиться им. Эдвард был другим… Он был так сломлен, когда попал к нам. Карлайл с самого начала был против, но я не могла позволить, чтобы сына моей сестры забрали в детский дом, я любила Эдварда. И всегда питала к нему слабость. – Она смотрит на меня, и ее лицо озаряет легкая, но гордая улыбка. – Я присутствовала при его рождении.

Она рассказывает, как близки они были с сестрой. Та была на год младше и гораздо красивее, и когда они познакомились с Карлайлом и Эдвардом старшим, оба мужчины влюбились в Элизабет. В ее голосе не слышится враждебности, не видно ее и в жестах. Она говорит о своей сестре с большой гордость и очевидной любовью.

Отец Эдварда и Карлайл были друзьями всю жизнь, они оба учились на медицинском, Карлайл стал терапевтом, а Эдвард Мейсен увлекся наукой. Он был успешен и завоевал множество наград за свою работу. Эсми признается, что Карлайл очень завидовал другу, и зависть только усилилась, когда Элизабет отвергла ухаживания Карлайла и предпочла Эдварда.

– Я не хочу, чтобы прозвучало, будто я его утешительный приз, – объясняет она. – Мы с Карлайлом долгое время были друзьями, прежде чем дружба переросла в любовь, и я никогда не сомневалась в его любви. Он был увлечен моей сестрой поначалу, но в итоге влюбился в меня.

Она продолжает и рассказывает, как Карлайл с Эдвардом старшим стали отдаляться друг от друга, и Карлайла начало возмущать количество времени, которое Эсми проводила с сестрой. Она рассказывает, что Элизабет хотела присутствия Эсми при родах, и Эсми была там с ней и Эдвардом старшим.

– Он был крохотным комочком, – вспоминает она с любовью во взгляде. – Беременность проходила тяжело, и он родился на месяц раньше. Он не плакал, и мы очень за него беспокоились, постоянно проверяли. – На мгновение тревога, которую она наверняка ощущала в тот момент, отражается на ее лице, но черты его расслабляются, и она снова улыбается. – Но он был маленьким борцом и за несколько недель стал силен как бык.

Она смотрит на колени и вздыхает.

– Мы с Карлайлом на тот момент уже какое-то время пытались завести ребенка, но безуспешно. Рождение Эдварда стало еще одним событием, которое Карлайл рассматривал как свое поражение. Он противостоял отцу Эдварда и каждый раз терпел поражение. Для меня все это не имело значения, и вскоре он расслабился и перестал завидовать, хотя дружбу с Эдвардом больше не восстанавливал.

Она подается вперед и ставит пустую кружку на стол.

– Эммет родился через восемнадцать месяцев после рождения Эдварда, и мы с Карлайлом были счастливы как никогда. Конечно, я надеялась, что Карлайл станет терпимее относиться к нечастому появлению моей сестры и ее семьи у нас, но он всегда находил отговорки, чтобы не быть дома, когда они к нам приезжали, и не навещать их. У него не всегда получалось этого избежать, но такое случалось редко, и, честно говоря, атмосфера в такие моменты была такой неловкой, что я никогда не поднимала вопроса.

Выражение ее лица мрачнеет, и она сглатывает.

– Их смерть стала большим потрясением. Они возвращались с ужина, а за Эдвардом присматривала молодая соседка. Ей было восемнадцать, – слишком молода, чтобы справиться с шокирующим визитом полиции. К тому времени, когда я приехала, бедная девочка была сама не своя, а Эдвард тихо сидел в углу с широко распахнутыми глазами. Я до сих пор вижу его маленькие глазки, мечущиеся по комнате от незнания к кому податься. Он много недель плакал и звал родителей…он не мог понять, почему они ушли на ужин и не вернулись.

Я замечаю, что у нее дрожат руки, пока она рассказывает мне оставшуюся часть истории. Плачет, вспоминая, каким опустошенным и растерянным был Эдвард. Она объясняет, как много любви потребовалось, чтобы помочь ему пройти через это, и Карлайл часто обвинял Эсми в том, что она любит Эдварда больше собственной семьи.

– Карлайл не понимал, как я могла любить Эдварда как родного, не понимал, что мать может любить своих детей по-разному, и это не значит, что она любит одного больше другого. Элис была самодостаточна и не нуждалась во мне, как он. Конечно, я всегда была ласковой с ней, но ей больше хотелось проявлений чувств от отца. Эммет никогда не был тактильным ребенком, он всегда был шумным и веселым, и если удавалось добиться от него объятий, это было настоящим событием. Но Эдвард был более тихим, неуверенным. Ему требовалось постоянное подтверждение, физическое проявление любви. Ему нравилось лежать рядышком со мной клубочком и смотреть телевизор. Он любил, чтобы его целовали и обнимали перед сном, он по нескольку раз за день просто приходил ко мне и обнимал без причины. – Она улыбается от воспоминаний. – Эдвард единственный пробудил во мне этот сильный материнский инстинкт. Я очень люблю Эммета и Элис, но они были сильнее и не нуждались во мне, как он. – Она печально вздыхает. – Я всегда была благодарна за то, что Эдвард давал мне возможность наслаждаться собственными материнскими порывами. Это очень сильное чувство – когда в тебе так нуждаются. – Она смотрит на меня. – У тебя такая же связь с Джейкобом, я вижу.

Я согласно киваю.

Она будто задумывается об этом на пару мгновений, но выражение ее лица мрачнеет снова, будто туча застилает солнце.

– Наслаждаясь этим счастьем, я не приостановилась, чтобы понять, что его боль вызвана не только потерей родителей, но и тем, как ужасно мой муж обращался с ним у меня за спиной.

Она снова смотрит на меня.

– И вот, прошло больше тридцати лет, а он делает все то же самое… а я была все так же слепа. Прости, Белла, за то, как он обращался с тобой… как я обращалась с тобой. Наверное, я приехала сегодня, чтобы сказать, что понимаю, почему ты не хочешь, чтобы мы были частью жизни твоего сына… и я понимаю, что чтобы Эдвард был по-настоящему счастлив, – ее голос срывается, – я должна его отпустить.

Мои глаза наполняют слезы от отчаяния в ее голосе. Я хочу сказать ей, что она может быть частью нашей жизни, но останавливаюсь. Эдвард упоминал о ней в телефонном разговоре, и я не могу ставить ее чувства выше его чувств. Я вижу, что она страдает, но сначала я хочу услышать соображения Эдварда на этот счет, прежде чем мы решим, что делать.

Я резко вздыхаю, проводя рукой по волосам.

– Мне нечего сказать, – признаюсь я. – Я говорила с Эдвардом…

– Я говорила серьезно, – перебивает она. – Я пришла не для того, чтобы просить тебя передумать. Я просто надеялась, что ты выслушаешь меня, и я очень признательна, что ты сделала это, – печально говорит она.

Она смотрит на часы над камином, и ее взгляд становится задумчивым. Однако она быстро приходит в себя и громко шмыгает.

– Мне нужно время, чтобы подумать обо всем этом. У меня открылись глаза насчет человека, которого, как мне кажется, я совсем не знаю. – Она встает и берет кружку, но никуда с ней не идет. Вместо этого она смотрит в нее, будто раздумывает, продолжать ли разговор. Наконец она смотрит на меня. – Я решила уехать на какое-то время. Мне нужно о многом подумать… главным образом о моем браке и о том, какого я хочу развития с этого момента. – Она слегка качает головой. – Не знаю, почему говорю тебе это, я даже Карлайлу ничего не сказала. Может быть, я приняла решение здесь и сейчас. – Она пожимает плечами. – Я не знаю.

Она уходит на кухню, и я, прихватив кружку, иду за ней. Она стоит у раковины спиной ко мне и смотрит во двор.

– Куда вы поедите? – спрашиваю я, раздумывая, не нужно ли взять ее номер телефона, на случай, если Эдвард захочет поговорить с ней.

Она оборачивается и нежно мне улыбается, но ее глаза остаются такими же невыносимо печальными.

– Я не знаю, – признается она. – Спасибо еще раз за то, что выслушала, – говорит она. – Ты очень великодушный человек, Белла. Я восхищаюсь тобой. Я была очень тебе благодарна, что ты дала нам еще один шанс, – она замолкает, и хотя ее брови слегка хмурятся, улыбка остается на месте. – Джейкоб – чудесный мальчик, ты прекрасно его воспитала. Я оказалась причастна ко злу, причиненному тебе, и мне придется жить с этим… но даже если я не имею права говорить тебе это, я скажу…

Она опускает руку мне на плечо и смотрит прямо в глаза.

– Я рада, что ты доказала, как неправы мы были. Ты сильнее любого из нас, и всегда идеально подходила Эдварду. Он видел в тебе то, что не смог никто из нас, и мне стыдно, что я не поверила его решению. Ты была ровесницей Элис, она была моей маленькой девочкой и, возможно, по этой причине, тебя я видела точно так же, и позволила этому отразиться на моем мнении. Я сожалею, что оттолкнула тебя, когда ты нуждалась в поддержке и понимании. Я не стану просить тебя простить меня, потому что не могу простить себя сама, но, пожалуйста… будь счастлива, Белла, не позволяй больше никому помешать.

Она опускает руку.

– Не позволю, – решительно отвечаю я. – Я тоже усвоила много жизненных уроков. И не допущу прежних ошибок.

Я провожаю ее до двери, и когда она выходит на крыльцо, я чувствую, будто должна попросить ее беречь себя, но не могу подобрать подходящих слов, поэтому просто прощаюсь с ней и смотрю ей в след, идущей через мой двор, как всегда элегантной, но будто ставшей чуть меньше.

Закрыв дверь, я опираюсь на нее спиной, сожалея, что рядом нет Эдварда.



– Во сколько приедет папочка? – спрашивает Джейкоб, глядя на меня широко распахнутыми глазами полными нетерпения.

С тех пор как Эдвард позвонил сегодня и сообщил, что приземлился в Сиэтле, Джейкоб изводит меня этим вопросом весь день.

– Джейкоб, – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Посмотри на часы, сколько на них времени?

Он опускает голову и смотрит на свои часики.

– 4:26, – говорит он без запинки.

– И сколько было времени, когда ты спрашивал в последний раз? – спрашиваю я, вскинув брови.

– 4:15, – ворчит он, поняв намек.

– И в 4:15, что я сказала – когда приедет папа?

– Около пяти, – отвечает он, надувшись.

Я тянусь к нему и треплю по волосам. Он раздраженно хмурится.

– Он не приедет быстрее оттого, что ты спрашиваешь каждые десять минут. Он будет здесь примерно через час. Сходи помой велосипед, пока ждешь, займись чем-нибудь.

– Какой смысл мыть велосипед? Он испачкается, когда я снова на него сяду. – Он мотает головой, пожимая плечами.

– Если помоешь, получишь карманные деньги, – говорю я, желая, чтобы он перестал путаться под ногами.

– Ладно! – фыркает он и плетется к задней двери.

Минут десять спустя я слышу урчание двигателя возле дома. Я мчусь к окну и вижу черный лимузин, подъезжающий к дому. Сердце воспаряет, когда я вижу, как Эдвард выходит из машины, и та вновь уезжает. Я спешу к двери и, прикусив губу, чтобы не улыбаться как дурочка, смотрю, как он идет ко мне через двор.

Боже, до чего же он хорош!

Мы обмениваемся улыбками. Я шагаю к нему, встречая на ступеньках. Я едва замечаю глухой стук, с которым его сумка падает на пол, и он заключает меня в объятья. Наши губы встречаются, и я испытываю головокружение, словно подросток. Его привычный вкус заставляет меня простонать ему в рот. В конце концов, он дает мне глотнуть воздуха, и я съезжаю вниз вдоль его тела. Его руки крепко придерживают меня, пока я не касаюсь пола ногами.

– Привет, – говорит он, глядя на меня.

– И тебе привет, – улыбаюсь я, изучая его лицо. – Выглядишь уставшим. – Я рассматриваю темные круги у него под глазами и щетину на щеках.

Он сжимает меня еще разок, отпускает и поднимает сумку с пола.

– У меня уже полночь, – говорит он. – Я все еще на европейском времени.

Я выглядываю на улицу.

– Я рада, что ты не был за рулем.

Он издает смешок.

– Да, я подумал, что рисковать жизнью, чтобы приехать сюда – плохая идея. – Он оглядывается. – Где Джейкоб?

Я беру его за руку и веду в дом.

– Он на заднем дворе, моет велосипед. Весь день сводил меня с ума – так ему не терпелось увидеться с тобой. Наверное, он так взволнован, потому что ты остаешься у нас.

Он улыбается.

– Мне знакомо это чувство.

Я зову Джейкоба, и он несется домой, улыбаясь от уха до уха, когда видит Эдварда. Он бросается в объятья отца, но сразу же отстраняется и тянет Эдварда за рукав.

– Я покажу тебе, где ты будешь спать, – говорит он, нетерпеливо таща его за руку к лестнице.

Я иду за ними следом, а Джейкоб открывает дверь и торопит Эдварда внутрь. Тот смотрит на меня немного нерешительно и входит в комнату. Теперь она совершенно пуста. Осталось только одна тумбочка и раскладная кровать, которую я сюда принесла.

– Ничего особенного, – говорю я. – Мы пожертвовали мебель в «Goodwill».

– Тут не так хорошо, как у тебя, – встревает Джейкоб. – Но, по крайней мере, ты здесь.

Эдвард оборачивается к нам и улыбается ему.

– Именно так, – говорит он. – Я здесь, и это все, что имеет значение.

– Клади сумку на кровать, – говорит Джейкоб, хлопая по месту на кровати, показывая, куда положить.

Эдвард издает смешок и кладет сумку.

– Чем ты хочешь заняться? – спрашивает Джейкоб.

– Джейкоб, – одергиваю я. – Дай отцу перевести дух, он только приехал. Не забывай, он ехал через всю Европу.

Джейкоб слегка тушуется, но Эдвард ободряет его, сказав, что привез ему кое-что. Джейк сияющим любопытством взглядом смотрит, как Эдвард роется в сумке.

– Это, – говорит Эдвард, протягивая ему красно-черную полосатую футболку, – футболка A.C. Milan.

Джейкоб приподнимает ее, внимательно рассматривая.

– Это бейсбольная команда?

Эдвард мотает головой.

– Нет, это итальянская футбольная команда. Я достал ее для тебя, когда был в Италии.

– Она не подписана, – говорит Джейкоб. – Значит, мне можно ее носить?

Эдвард смеется и треплет его по волосам.

– Да, значит, можно ее носить.

Как и в прошлый раз с футболкой Маринерс, Джейкоб снимает свою и надевает подарок Эдварда. Пока он любуется футболкой, внизу звонит телефон, и Джейкоб мчится снять трубку.

– Тебе я тоже кое-что привез, – говорит Эдвард, копошась в сумке. Затем поворачивается ко мне со свертком в руках. – Подумал, что ты не захочешь открывать его при Джейкобе, – добавляет он, подмигнув.

Я заглядываю под обертку и вижу краешек красного шелка и кружева. Цвет вызывает у меня улыбку, и мысль о том, что он покупал это, думая обо мне, немного возбуждает. Потом улыбка увядает, когда я вспоминаю, что пока Джейкоб в доме, нам будет непросто найти время уединиться.

– Ты не возражаешь? – спрашивает он, глядя на меня с легким волнением.

– Не возражаю ли я, чтобы любимый мужчина покупал мне нижнее белье? Конечно нет. Спасибо, – благодарю я, подходя ближе и обнимая его. Затем добавляю, понизив голос до шепота: – Я лишь возражаю, что возможность… покрасоваться в нем перед тобой, скорее всего, в ближайшее время не появится.

Он сильно стискивает мою талию и шепчет мне на ухо.

– Джейкобу же завтра в школу, верно?

Я отстраняюсь и вижу, как хитро горят его глаза, и не могу поверить, что сама об этом не подумала.

– Верно, – киваю я.

Я слышу, как Джейкоб топает обратно по лестнице, и, аккуратно поправив обертку, убираю сверток обратно Эдварду в сумку.

– Там никого, – говорит Джейкоб, заходя в комнату. – Я снял трубку, но никто не ответил, когда я сказал «алло».

– Может быть, трубку повесили, как только ты ее снял, – говорю я. – Потом проверю номер. – Я поворачиваюсь к Эдварду, который выглядит весьма измотанным. – Может, отдохнешь немного, а я разбужу тебя, когда ужин будет готов?

Джейкоб разочарованно цокает языком, но улыбается, когда Эдвард мотает головой.

– Нет, все нормально. Мы с Джейкобом поможем тебе с ужином.

За ужином Джейкоб расспрашивает Эдварда о команде A.C. Milan. Я вижу, как сильно устал Эдвард, потому как он все время просит Джейкоба повторить вопрос. После мы составляем посуду на кухонном столе и устраиваемся перед телевизором. Эдвард обнимает меня за плечи, усевшись рядом на диване, а Джейкоб укладывается на полу на подушках.

Через считанные минуты голова Эдварда опускается мне на плечо, а дыхание становится глубоким и размеренным. Поняв, что он уснул, я сдвигаюсь, и он тихо вздыхает, когда я устраиваю его голову на плече и обхватываю его рукой. Он прижимается ближе, обняв меня за талию и уткнувшись мне в шею. Каждый его вздох овевает мою кожу теплом.

Джейкоб оборачивается сказать что-то о фильме, но замирает, глядя на спящего Эдварда. Он тихо подползает по полу, будто боится разбудить его малейшим движением.

– Может, тебе отвести его в кровать? – шепчет он.

Я подавляю неуместный смешок.

– Ничего, я подожду, пока закончится фильм, – говорю я тихо.

Джейкоб смотрит на Эдварда. Его взгляд скользит по моей руке, обхватывающей его плечи, затем опускается на руки Эдварда, сжимающие мою талию. Он смотрит на меня, и его глаза округляются, когда он понимает, что я наблюдаю за ним. Его щеки краснеют, и он отодвигается.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Ничего, – защищается он. Щеки краснеют еще сильнее, но он выглядит скорее взволнованным, нежели смущенным.

– Поговори со мной, – шепчу я.

Он снова нерешительно смотрит на меня.

– Ты теперь будешь спать с ним в одной кровати?

Его лицо пылает. Меня удивляют проблески ревности в его выражении.

– Не здесь, – говорю я тихо. – Но когда мы будем оставаться у Эдварда… да, наверное, буду. Тебя это беспокоит?

Он мотает головой, но что-то в выражении его лица говорит, что все же беспокоит.

– Нет. Так ведь делают влюбленные, да?

Я протягиваю к нему руку и жестом зову подойти поближе. Он подползает и когда оказывается рядом, я прижимаю его к себе под бок. Эдвард ворочается от этого движения, но не просыпается.

Джейкоб поднимает личико и смотрит на меня.

– Ты любишь меня, Джейкоб? – спрашиваю я, и он чуть хмурит брови, но сразу же кивает. – А–папу любишь? – Он снова кивает. – Я люблю тебя Джейкоб, и ничто этого не изменит… никогда, – говорю я, целуя его в лоб. – Я люблю твоего папу, и бабушку Рене, и по-прежнему люблю дедушку Чарли. Есть много разных видов любви, Джейкоб. Ты мой ребенок. – На этом он морщит нос. – И я всегда буду любить тебя, иначе и быть не может.

– Прости, – тихо говорит он. – Я просто тоже хотел обняться.

Я крепко прижимаю его, и Эдвард снова шевелится. Я чувствую порхание его ресниц на коже, и понимаю, что мы его разбудили. Я целую Джейкоба в щеку, и когда Эдвард садится прямо, тот обхватывает меня руками и крепко обнимает.

Джейкоб отстраняется первым и смущенно смотрит на Эдварда.

– Прости, что разбудили.

Эдвард моргает пару раз, мотает головой и потягивается.

– Это я должен извиняться, – зевает он. – Наверное, устал я все же сильнее, чем думал. – Он смотрит на нас. – Все хорошо?

Я смотрю на Джейкоба, и тот кивает.

– Все отлично, – говорю я Эдварду, все так же глядя на сына.

– Ты не возражаешь, если я приму душ? – спрашивает Эдвард. – Может, он меня немного взбодрит.

– Нет, конечно, иди.

Мы с Джейкобом досматриваем фильм, прижавшись друг к дружке, и когда Эдвард возвращается, Джейкобу пора умываться и спать. Эдвард устраивается рядом со мной на диване, он чудесно пахнет чистотой и мылом. На нем домашние штаны и тонкая футболка, и когда он целует меня, я не могу противиться желанию провести ладонями по его бедрам.

– Так приятно, – бормочет он, разорвав поцелуй. – Очень бы хотелось, чтобы раскладушка была больше.

Я издаю смешок и рассказываю ему о небольшом диалоге, который состоялся у нас Джейкобом.

– Думаешь, он будет недоволен, что я здесь? – спрашивает он, явно взволнованный.

– Нет. Ему нравится, что ты рядом, – уверяю я, устраиваясь у него под боком, а свободной рукой продолжая потирать твердые мышцы его бедер. – Думаю, он на мгновение всполошился за свою территорию. Он не привык видеть меня… с мужчиной. Наверное, он просто немого приревновал.

Эдвард наклоняется и целует мои волосы.

– Интересно, в кого он такой ревнивец.

Когда я поворачиваюсь к нему, он широко улыбается, но, прежде чем я успеваю ответить, его губы накрывают мои, и он притягивает меня для поцелуя.

– Я скучал по тебе, – говорит он, когда мы отрываемся друг от друга. – И немного беспокоился, что ты передумаешь, как только вернешься домой.

Я невольно чувствую себя немного оскорбленной, но потом вспоминаю, как я металась в последнюю пару месяцев, то в жар, то в холод, и не могу винить его за то, что он беспокоится, что я могу передумать.

Он приподнимает мое лицо и снова целует в губы.

– Извини. Просто так приятно наконец быть с тобой вот так, – наверное я просто не могу поверить, как мне повезло. И то, как ты встречала меня, когда я приехал, я мечтал об этом. И столько раз, когда приезжал сюда, я так хотел сделать это – заключить тебя в объятья и зацеловать до чертиков. – Он издает смешок. – Мне просто нужно привыкнуть к тому факту, что теперь мне позволено любить тебя… и что еще важнее – позволено выражать мою любовь.

В горле встает ком, но подступающие слезы – это слезы счастья. Я чувствую то же самое.

Когда Джейкоб готов ко сну, мы позволяем ему не ложиться чуть дольше обычного, но, в конечном счете, усталость берет свое, и Эдвард отводит его наверх, пока я мою посуду. Джейкобу не нужно, чтобы мы укладывали его в кровать, но при виде их двоих становится очевидно, что они оба этого хотят.

Закончив с посудой, я иду проверить их и обнаруживаю их обоих спящими. Джейкоб спит, укутавшись в одеяла, а Эдвард лежит рядом поверх них. Я смотрю на них, опершись бедром на комод, раздумывая, будить Эдварда или нет, но когда он начинает тихо посапывать, я решаю оставить его в покое.

Я надеялась, что нам удастся поговорить о Эсми, но пока я направляюсь в комнату Чарли, мне приходит в голову, что, пожалуй, не стоит обсуждать это, пока Эдвард так устал.

Я открываю дверь в комнату Чарли и сразу понимаю, что не смогу здесь спать. Я снимаю покрывала с раскладушки, включаю свет и спускаюсь вниз спать на диване.

Меня будит нежное прикосновение пальцев к волосам. Я открываю глаза, но в комнате слишком темно, чтобы что-то видеть. Теплые губы касаются моих, а ноздри наполняет знакомый чудесный запах. Его губы скользят по моей щеке к виску, останавливаются возле уха, и его теплое дыхание овевает мою шею.

– Прости, – шепчет он низким со сна голосом. – Я не собирался там засыпать.

Он просовывает руку под моей шеей, и волна прохладного воздуха отзывается волной мурашек на моей открытой коже, когда он приподнимает одеяло и ложится рядом. Он теплый, его руки обхватывают меня, прижимая к груди. Я инстинктивно разворачиваюсь к нему, и наши губы снова встречаются.

Он нежно целует меня, наши языки лениво ласкают друг друга. Нет места спешке, отчаянному желанию, лишь долгожданное возвращение утраченных удовольствий. Глаза привыкают к темноте, и я могу различить красивые черты его лица, когда он приподнимается на локте и смотрит на меня. Он долго ничего не говорит. Просто водит пальцами по моему лицу, глядя на меня.

Наши ноги переплетены под одеялом, мои ладони прижаты к его обнаженной груди, ощущают каждый удар его сердца. Я чувствую, что снова начинаю засыпать, и он целует мои веки, когда те, заморгав, опускаются.

– Я люблю тебя, – шепчет он, обхватывая мое лицо ладонями, и водит большим пальцем по скулам. Будь я кошкой, наверное, начала бы мурлыкать. Я отвечаю на его признание и всем телом ощущаю волну удовольствия, когда он крепко сжимает меня.

Эдвард переворачивается и ложится на спину, утягивая меня за собой и укладывая мою голову у себя на груди. Я не могу удержаться и вожу ладонями по его обнаженному торсу, но он не возражает.

– Мы можем просто полежать тут еще немного? – спрашивает он. – Если заснешь, я разбужу тебя, пока не проснулся Джейкоб.

Я смотрю на него, упершись подбородком ему в грудь.

– Джейкобу придется привыкнуть видеть нас вместе, – говорю я хрипловатым ото сна голосом. – Думаю, он переживет, если увидит нас одетыми на диване. – Я касаюсь его обнаженной груди. – Ну, почти одетыми.

– Хорошо, – говорит он, улыбаясь. – Я проснусь пораньше и надену футболку.

Я провожу пальцами по его прессу.

– Но не сейчас.

Он целует меня в лоб, издав низкий хрип смеха в груди и, склонив мое лицо, приникает к моим губам. Я лежу в его руках, наслаждаясь тем, как это приятно, как это правильно. Я делаю глубокий вдох, впитывая его запах, сжимая пальцами его теплую кожу. В это мгновение я как никогда сильно чувствую нашу близость. И теперь, когда я позволила себе потерять бдительность, я ощущаю лишь удовольствие нашей любви.

– Я не хочу жить раздельно, – внезапно говорю я.

Его ладонь, лениво вырисовывавшая круги на моей спине, замирает.

– Что?

Я поворачиваюсь к нему лицом.

– Джейкобу осталось доучиться несколько недель, потом мне нужно будет поехать во Флориду, этого времени порознь будет достаточно, – говорю я. – Я хочу этого. Каждую ночь. И не просто урывать редкие моменты наедине. Я хочу, чтобы мы жили вместе… как нормальная семья. Давай больше не будем напрасно тратить время.

В слабом свете, сочащемся сквозь занавески, я вижу, как блестят его глаза.

– Я так много раз хотел сказать тебе то же самое на протяжении последних недель, – признается он. – И, честно говоря, если бы ты не сказала этого сегодня… наверное, сказал бы я.

– Мне все еще страшно, – говорю я, чувствуя, что нужно быть честной. – Не потому, что я тебе не доверяю, а потому что очень этого хочу. Но я больше не дам своим страхам управлять мной. Слишком велика цена.

Сегодня мне не нужно чувствовать его в себе, чтобы убедиться в его любви. Его поцелуи наполнены ею, его прикосновения чувственны и полны обожания. То, как наши тела дарят удовольствие друг другу – само воплощение любви, а не просто ее доказательство. Каждое прикосновение, каждое произнесенное шепотом ласковое слово, каждый вздох удовольствия – как данное обещание, и когда он подводит меня к краю, из моих глаз текут слезы полные всепоглощающей значимости моей веры в эти обещания… и чувства, что теперь мы сможем справиться с чем угодно.

Мы переодеваемся, едва рассвет бросает розовые отблески сквозь окно. Я чувствую себя уставшей, но в то же время пребываю в приподнятом настроении. Я устраиваюсь в его объятьях, чувствуя, будто мы можем остаться в этом мгновении навсегда.

Когда я иду будить Джейкоба к школе, Эдвард еще спит. Джейк отмечает, что я не спала в своей кровати, и смеряет меня понимающим взглядом, когда замечает, что Эдвард еще спит на диване. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня он не кажется недовольным, наоборот, он широко улыбается, когда я протягиваю ему чашку кофе и прошу отнести отцу.

На подъезде к школе Эдвард настаивает, чтобы мы оба повели Джейкоба к воротам. Тот пытается возражать, но то, что он ждет, стоя на тротуаре, пока мы с Эдвардом выйдем из машины, подсказывает мне, что на самом деле он хочет, чтобы мы отвели его. Эдвард берет меня за руку, как только я выхожу из салона, и меня разрывает чувство счастья и в то же время неуверенности.

– Вы же не будете меня смущать, правда? – спрашивает Джейкоб, глядя на нас по пути к воротам.
Эдвард смеется.

– Как мы можем тебя смутить? Мы твои родители. – Его тон кажется дразнящим.

– Не надо меня целовать, – говорит он, а потом оглядывается через плечо. – И друг друга тоже не целуйте.

Эдвард пытается сохранить серьезное выражение лица.

– Хорошо, – говорит он, выставив кулак, совсем как Эммет. – Это тоже не круто?

Джейкоб закатывает глаза.

– Да, но не говори дяде Эммету.

Смех Эдварда эхом разносится по спортивной площадке и зарабатывает хмурый взгляд Джейкоба. Он извиняется, хотя уголки его губ подрагивают от попыток сдержать улыбку. Джейкоб спешит через площадку и присоединяется к друзьям под взглядом гордо улыбающегося Эдварда.

– Чему ты так радуешься? – спрашиваю я.

– Наш сын нас стесняется, – говорит он с довольной ухмылкой.

Я хмурюсь.

– И это хорошо?

Он берет меня за руку и ведет обратно к машине.

– Это может прозвучать странно… но это напоминает мне о том, как Эммет жаловался на публичные проявления чувств Эсми и Карлайла. – Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. – Меня это так не смущало, а если и смущало, то я бы никогда не решился это озвучить.

Мы останавливаемся возле машины, и он продолжает.

– У Джейкоба явно нет такой проблемы. – Он вскидывает брови, дожидаясь, когда до меня дойдет.

Не доходит. Я лишь озадаченно смотрю на него.

Он улыбается, открывает дверь и смотрит, как я обхожу машину к водительской стороне.

– Просто поразительно, как он принял меня… но там, – говорит он, указав большим пальцем на школьные ворота, – …он впервые рассматривал нас как одно целое – своих родителей. – Он садится в машину, и захлопывает дверь. – Не знаю, – продолжает он, когда я сажусь, – может быть, я говорю бессмыслицу, но у вас двоих есть связь… и мне это нравится… но до этого момента мне казалось, что он воспринимает нас как отдельные единицы. – Он проводит рукой по волосам, но улыбка так и не покидает его лица. До меня доходит.

Я наклоняюсь к нему над коробкой передач и притягиваю его лицо к себе.

– Мы семья… настоящая семья.

Мы сидим в машине возле школы, но он все равно притягивает меня к себе и звонко целует. Когда он отстраняется, его глаза сияют, но где-то на задворках сознания, меня возвращает на землю мысль.

Он, видимо, замечает перемену в моем поведении, потому что немного хмурится и внимательно всматривается в мое лицо.

– Ко мне приезжала Эсми, – говорю я. – Я хотела поговорить с тобой об этом вчера, но…

Он потирает лицо ладонями и моргает несколько раз.

– Ох черт, я говорил с ней… Я собирался поговорить с тобой об этом, – он хмурится и смотрит на меня. – Что она сказала?

– Что ты ей сказал? – перевожу стрелки я.

– Я хотел подождать, пока не съезжу к ним и не поговорю с этим ублюдком, но я не забываю, что ты в Форксе, и он тоже… поэтому я позвонил, чтобы убедиться, что он не приблизится к тебе или Джейкобу. Я поговорил с Эсми. Сказал, что вы с Джейкобом для меня на первом месте, и что я больше не могу с ней видеться.

– И ты собираешься просто выбросить ее из своей жизни? – спрашиваю я, не в силах скрыть резкости в голосе.

Он бледнеет.

– Белла, сейчас речь о нас с тобой. Я выбираю тебя. Я не хочу, чтобы Карлайл присутствовал в нашей жизни, и поскольку я не хочу, чтобы Эсми оказалась среди этого противостояния, будет лучше разорвать связи… – Он замолкает, заметив выражение моего лица. – Что? – спрашивает он.

– Прежде чем я что-либо скажу, я хочу, чтобы ты знал, что я с тобой, что бы ты ни решил, но ты должен знать факты, прежде чем принимать их… Мне кажется, Эсми ушла от него.

– Что?

Я издаю тяжелый вздох.

– Я… Она… – Я откидываюсь на подголовник. – Не могу поверить, что делаю это, но… – я поворачиваюсь к нему лицом. – Ты нужен ей, Эдвард… и я не могу сидеть и смотреть, как ты выбрасываешь кого-то из своей жизни, потому что считаешь, что так будет правильно для меня. – Я тяжело сглатываю. – Положа руку на сердце, я не могу сидеть и смотреть, как ты выбрасываешь людей из своей жизни под давлением других.

Его кадык заметно подпрыгивает, когда он сглатывает, и его глаза темнеют.

– Потому что с тобой такое случалось?

Это вовсе не вопрос, хотя и похож по интонации. Я не могу заставить себя ответить.

– И ты была жертвой этой ситуации, – добавляет он и нерешительно смотрит на меня. – Она сказала, куда поедет?

Я мотаю головой.

– Я даже не знаю, уехала ли она куда-то, казалось, она приняла решение внезапно.

Он достает телефон из кармана и набирает номер. Наступает пауза, после которой он мотает головой.

– Дома не отвечают, – говорит он. Набирает снова, – наверное, звонит ей на мобильный, после чего оставляет сообщение с просьбой перезвонить.

– Дам ей пару дней, а потом позвоню снова, – говорит он, опустив руку мне на колено и дожидаясь, когда я посмотрю на него. – История не повторяется, Белла. Я поговорю с ней, но ты должна понять, что вы с Джейкобом теперь моя жизнь и для меня важнее всего… и всех.