Все началось с телефонного звонка. Или, если быть более точной, с множества телефонных звонков.

Мы с Алеком встречались почти два года, когда мне позвонили впервые. В основном это был раунд жуткого тяжелого дыхания, которое резко прерывалось, как только с другой стороны провода бросали трубку. Я бы перезвонила, да только номер был заблокирован.

Второй звонок был точно таким же.

Третий был интереснее, частично потому что я обнаружила, что звонил мужчина, но, главным образом, он был очень и очень сердитый мужчина. А я была одна и застигнута врасплох. И после всего времени подозрений, что это была тайная шлюшка Алека, оказалось, что это был глупый муж шлюшки.

– Кто это? – сердито потребовал он. – И почему, блядь, моя жена продолжает названивать тебе?

Я опешила от его комментария, сначала отказываясь давать ответ.
– Эй, засранец, это ты позвонил мне. Кто это?

– Это, блядь, еще и женщина?

– А кто хочет знать?

– Ты с кем-то еще?

– Я не отвечу, пока не скажешь, кто ты такой.

– Черт возьми!

Он бросил трубку, чтобы перезвонить час спустя, как только он успокоился. Я едва не ответила ему, но, конечно, у меня были собственные подозрения, и я была готова ими поделиться. Так что я подняла трубку, внутренне готовясь к очередной громкой ссоре с этим незнакомцем, но меня ждали его извинения.

– Извини, – сказал он страдающим голосом. – Но я думаю, что моя жена изменяет мне. Знаю, это ужасно. Но этот номер в каждой строчке телефонного счета. Кто-нибудь еще живет с тобой?

Кое-кто действительно жил со мной: Алек, мой парень, мой любимый. Единственный человек, находившийся дома, пока я была на работе двенадцать – а порой и четырнадцать – часов в день.

Я все еще защищала Алека от этого мужчины, не желая признавать незнакомцу, что я была так слепа. На самом деле, у нас с ним было так много общего, что мы вполне могли бы быть лучшими друзьями. Когда я наехала на Алека, бросая ему в лицо узнанную информацию, обвиняя его, он поддался давлению. Он уступил и признался, что у него есть любовница уже около полугода.

Я никогда не чувствовала себя настолько глупой.

Также я никогда не была такой беспомощной – внезапно моей заднице некуда было идти. Дом принадлежал ему, так же как и большинство вещей в нем. Я была вынуждена оставаться месяц у подруги, пока искала квартиру, и наконец я начала искать место работы в ближайших больницах, а потом и в тех больницах, которые были за сотни миль.

Я вернулась в свой родной штат Вашингтон и поговорила со своим отцом, заключив с ним своего рода сделку. Он был рад, что я была рядом. Таким образом, я даже могла приезжать по праздникам, чего я позорно не делала несколько лет.

Я начала пытаться устроиться на работу в больницах Сиэтла на следующий же день. После собеседования я летела домой, чтобы остаться со своим отцом Чарли, который жил в небольшом городке на расстоянии примерно в три часа. Он помог мне найти квартиру, и Медицинский Центр Харборвью предложил мне работу в медицинском подразделении.

Это и привело меня сюда – стоящей в середине холла, карманы забиты всякой ерундой для капельницы, трубками, марлями и лентами, мои руки переполнены четырьмя чашками таблеток, а подмышкой я отчаянно сжимаю папку-планшет. На мне жакет, предмет одежды, от которого Эммет очень тащится, так как в нем есть дополнительные карманы.

– Я бы получил один из них, если бы они не выглядели так по-девчачьи, – говорит он, восхищаясь глубиной и шириной дополнительных карманов. Его речь задумчива: – Девушки такие удачливые.

– Едва ли, – ворчу я.

– Пойдем, Кармашек. Давай поставим эту капельницу.

И вот так я получила свое новое прозвище.

Мы направляемся, чтобы выполнить свою миссию, как резко меня окликает Аро, спрашивая, не хочу ли я поставить капельницу для него – для практики – и Эммет включает властную сучку.

– Чувак! Она медсестра на протяжении трех лет…

– Четырех, – поправляю его я.

– Четырех лет, – говорит он. – Она знает, как поставить капельницу. Поэтому даже ни на секунду не думай, что у тебя получится подбить ее сделать за тебя твою работу.

– Я просто спросил ее, придурок, – говорит Аро, сморкнувшись, и показывает Эммету средний палец прежде, чем уходит. Эммет впивается взглядом в его уходящую фигуру, пока я прикрываю рот рукой, боясь не сдержаться и рассмеяться.



Мы спускаемся вниз на ланч.

– Никогда не ешь в комнате отдыха, – говорит Эммет. – Тамошние придурки не оставят тебя в покое ни на секунду. Там нереально получить момент спокойствия. – Он вытаскивает небольшой серый мобильный телефон и машет им мне. – И всегда удостоверяйся, что выключаешь его. – Телефон музыкально щебечет, а затем вырубается.

– Выключать телефон… поняла.

– Теперь ты очень должна следить за тем, что ешь. Не все здесь съедобно. – Мы блуждаем у стоек с горячей едой, где ожидает очень большая женщина, расставив руки в стороны, скучающее осуждение написано на ее лицо. Сомневаюсь, что она когда-либо улыбается.

– У них всегда проклятый цыпленок, – говорит Эммет, достаточно громко для того, чтобы «обедная» женщина услышала, но она не поводит и бровью. Он уводит меня дальше. – Жареный цыпленок, печеный цыпленок, цыпленок на гриле. Работа здесь превратит тебя в гребаного цыпленка, клянусь. – Мы останавливаемся у гриля, где висит вывеска с нарисованными на ней гамбургерами и хот-догами. – Иногда гриль вполне приличный. Конечно, ты всегда можешь напасть на салатное меню, если тебе нравится это дерьмо.

– Хорошо, – говорю я. Это немногим отличается от последнего места, где я работала. Я беру чизбургер.

– И не ешь картофель фри, если не увидишь, что его не смазали жиром, – предупреждает он.

Мы берем нашу еду, платим и садимся за столик. Внезапно меня поразила одна мысль.
– Знаешь, на самом деле, ты замечательный наставник, – серьезно произношу я. Другому человеку это может показаться абсурдным, но никто больше не потрудился рассказать мне о еде или местах отдыха или кратко не излагал мне, кого стоит избегать, а кого – нет. Это очень ценная информация.

– Конечно, я замечательный, – дерзко отвечает он. – Ты только сейчас это поняла?

– Кроме того, последний человек, который показывал мне все, вела себя так, будто я встала на ее пути. Но ты отступил и позволил мне все делать. Если что-то не так, ты становишься на моем пути, только чтобы помочь.

Эммет выглядит смущенным, выжимая на свою булочку больше майонеза, чем нужно. Он размазывает его пластмассовым ножом.

– Ты вставала на ее пути? Черт, наставники делают всю твою работу! Как вообще можно было ввязаться в это дерьмо?

Я знала это.

– Так, ты рассказал мне, кого нужно избегать. Кто безопасен?

Он засовывает в рот горячую, все еще блестящую от жира картофелину в рот.
– Элис очень крутая, – говорит он. – Слишком вечно чертовски радостная, начиная с раннего утра, но все же крутая. Мы иногда зависаем вне работы. И с Джаспером.

Я приподнимаю бровь.
– Кто такой Джаспер?

– Он фармацевт – единственный добротный. Большинство остальных чертовски раздражают. И Элис влюблена в него. Она не признает этого, но она ходит в аптеку пятьдесят раз на день под предлогом нужды в глупом дерьме типа слабительного.

– Это мило, – улыбаюсь я. Эммет проницательно наблюдает за мной.

– Да, – сухо отвечает он. – Роман со слабительным. Я уже вижу зарисовки фильма.

– Ты знаешь, что я имела в виду.

Он пожимает плечами.
– О, еще есть Анджела. Она хорошая, правда, слишком тихая. Отчасти чрезмерно чувствительная. Но она никогда не выведет тебя из себя – это хорошее качество.

Я киваю.

– Эрик работает шофером. Он тоже нормальный. Иногда тоже выбирается с нами.

– И чем вы обычно занимаетесь?

– Парочка напитков после работы. Марафоны безумства – ну ты знаешь. Всякая такая ерунда.

Я удивляюсь.
– Марафоны безумства?

– Ну да. Видеоигры, футбол… – Он затихает, как будто я идиотка, и я впиваюсь в него взглядом.

– Я знаю, что значит безумство, – язвительно говорю я, и могу только представить зверство тех ночей. Интересно, Элис тоже зависает с ними в это время?

– Ты тоже должна с нами потусить, – говорит он. Он не ждет ответа и двигается дальше. – О! Еще ты должна избегать Джессики, нашего секретаря. Эта сучка сплетничает больше, чем Тайра Бэнкс. Ничего не говори ей, если, конечно, ты не хочешь, чтобы это оказалось на первой странице чертовой газеты, которую они тут выпускают раз в месяц.

Я киваю. – Джессика. Хуже Тайры Бэнкс. Поняла.

– Еще есть Шелли. Она как курица-наседка всего нашего гребаного этажа. Бог благословил ее хотя бы попытаться усмирить нас. Просто никогда не ругайся перед ней – ей это не нравится. – Он касается левого уха и вздрагивает, как будто вновь переживает тот болезненный эпизод.

Он много откусывает от своего гамбургера. Со ртом, полным еды, он произносит: – И, конечно, ты знаешь меня, Эммета МакКарти, самого охеренного гомнюка в округе. – Он подмигивает, и это действие делает его менее очаровательным из-за вида его лица, испачканного едой.



Я говорю с горяченьким доктором еще до того, как я фактически впервые вижу его. Наш разговор происходит по телефону, так что тогда я даже еще понятия не имею, насколько он сексуальный. Если бы я видела его сначала, возможно, я бы не обратила внимания на его грубость. Может, я была бы отвлечена его красотой и забыла наш разговор в целом.

Забавно, как вообще все происходит в этом мире.

– Так Эммет осторожно ввел тебя в курс дела? – Элис использует свои тонкие ножки, чтобы подвинуть свой стул, когда она рассеянно собирает медицинские карты.

– Пока неплохо, – гарантирую я. – Я определенно знаю, кого стоит избегать.

Ее глаза впиваются в мои. – Он нес какую-нибудь чушь про меня? – подозрительно спрашивает она.

– Нет, – быстро отвечаю я. – Он сказал, что ты крутая. А почему спрашиваешь?

Она расслабляется, хотя не полностью, и начинает свою историю. – Эммет думает, что он забавный. Ему нравится сочинять все эти сумасшедшие истории обо мне и рассказывать их новым людям, чтобы они избегали меня как эпидемию.

Я удивлена. – Например?

– Всякие. Он сказал одному человеку, что я шизофреничка и могу наброситься на него в любое время, поэтому ему стоит особенно охранять свою поясницу, поскольку это мое излюбленное место атаки.

Я смеюсь.

– О, а другому человеку он сказал, что у нас с Аро секретный роман. Не, ну серьезно! Ты видела Аро? Одна его нога короче другой – он шатается, когда идет!

Я улыбнулась.

– Клянусь, это не так уж очевидно, но я отчетливо вижу это.

Я больше не могу сдерживаться – громко хихикаю, привлекая внимание Джессики, находящейся в нескольких футах.

– Ты точно уверена, что он ничего не говорил про меня? – допытывается Элис.

– Да, Элис, абсолютно точно.

– Ты же знаешь, я все равно узнаю рано или поздно.

– Знаю, знаю.

Она откидывается назад на стул, выглядя уставшей, и вздыхает.
– Когда, черт возьми, мы уже перейдем к электронным медкартам? Мы проводим больше времени, записывая это дерьмо, чем заботимся о пациентах.

– Ты же знаешь, что это произойдет в июне, – вставляет Джессика, подслушивая нас.

Элис закатывает глаза, но не отвечает.

– Кармашек! – Внезапно откуда ни возьмись раздается громкий голос Эммета. – Вернули результаты анализов Мистера Уильямса, и его гемоглобин 7.8. Не позвонишь его лечащему врачу за меня?

Я села прямее, удивленная тем, что Эммет вообще делает хоть какую-то работу.
– Конечно.

Я открыла список докторов на компьютере и прокрутила его вниз, ища нужное имя. Доктор Каллен.

Элис ушла с сестринского поста, пока я вызывала его. Не прошло и пяти минут, как он перезвонил.

Здесь превосходный докторский сервис, шутливо думаю я. Они обычно никогда не перезванивают так быстро.

Голос ровный, когда он говорит, слова разносятся, словно шелк. Он звучит усталым, но добрым.
– Это Доктор Каллен, меня вызывали.

– Ох, здравствуйте, Доктор Каллен, меня зовут Белла. Я звонила насчет Мистера Уильямса, вашего пациента из 434-ой у окна, у которого было желудочно-кишечное кровотечение. За два часа его гемоглобин стал равен 7.8.

С другой стороны провода следует тишина. На мгновение мне интересно, не потерялся ли сигнал. Наконец, он говорит: – А как распоряжался я?

Его речь уже не блещет добротой. Я вздрагиваю и пытаюсь найти медицинскую карту, проклиная свои плохие медсестринские навыки не иметь привычки всегда держать ее под рукой.

– Эм-м… подождите…

Он не дает мне шанса найти ее.
– Если бы вы потрудились прочесть то, что я предписал, то вы бы увидели, что там написано, меня нужно вызывать, только если показатель гемоглобина станет ниже 7.5.

– О. Я, ах…

– Спасибо. – Его слова звучат очень неблагодарными, после которых следует щелчок, означающий окончание разговора.

Я уставилась на телефон в руке, ошеломленная.

– Вот засранец, – выдыхаю я. Внезапно рядом оказывается Элис. Она слышала меня.

– О, ты про Доктора Каллена? – спрашивает она, хихикая. – Обычно он клевый, но у него бывают бзики. Эммету следовало предупредить тебя. Ты в порядке?

Ее глаза внезапно заполняются беспокойством, пока она рассматривает меня.

– О, да, - говорю я, отсылая прочь ее беспокойство. Я делаю глубокий, чистый вдох и слегка ей улыбаюсь. – Нет ничего, с чем бы я ни справилась.

Но моя неприязнь к горяченькому доктору только выросла в кое-что, я думаю, похожее на масштаб ненависти.

Позже на этой неделе, приблизительно через час после ланча, я слышу Джессику, обсуждающую с рыжеволосой медсестрой Доктора Каллена. Их речь тихая, явно попахивает сплетнями, яд сочится из каждого слова, но я все еще заключаю, что Доктор Каллен красавчик. Кроме того, его отец Доктор Каллен Старший тоже еще тот симпатяжка. Он любопытен мне. Но порой кажется, как будто некоторые доктора автоматически получают повышение из-за своей внешности. Какой-то стремный тип внезапно становится тем, за кого стоит порвать другой девушке глотку. Я не покупаюсь на это. Даже ни на секунду. Если уж есть одна вещь, которой я поклялась в начале своей карьеры, то это тот факт, что я никогда не смогу встречаться с доктором.

Тем не менее, это не мешает мне любопытничать.

Около четырех часов я наконец нахожу возможность разобрать несколько медицинских карт. Я кладу карточки своих пациентов на стол и начинаю их читать, не беря в голову тот факт, что я не видела Эммета уже больше часа. Без его громкого голоса я все же могла окунуться в мир спокойствия.

Я работаю несколько минут без остановки. Затем периферическим взглядом я замечаю кого-то, стоящего перед моим столом. Автоматически я поднимаю взгляд.

И почти ахаю.

Молодой доктор, возможно, около тридцати лет, с невероятными бронзовыми волосами и волевым подбородком. Его нос прямой, с небольшим изгибом на конце, а губы полные. Глаза, обрамленные толстыми бровями, низко посажены и прикрыты.

Он не смотрит на меня, вообще не подает знака, что замечает меня, но вместо этого он открывает медкарту и начинает просматривать ее содержание. Я быстро пытаюсь привести себя в порядок до того, как он замечает мое удивленное состояние.

Это тот самый Доктор Каллен?

Такие сексуальные доктора существуют только в «Анатомии страсти».

Я опускаю свой пристальный взгляд и чувствую внезапную волну раздражения, поскольку вспоминаю наш вчерашний разговор. Он был таким мудаком, хотя все же, наверное, он не знает, что это я разговаривала с ним. А у мудаков нет привычек запоминать имена. Но теперь он здесь, избегает со мной разговора и зрительного контакта и всех других нормальных человеческий взаимодействий.

И вот же он, снова ведет себя как мудак.

А затем он внезапно обращается ко мне: – У вас есть карточка миссис Картер из четыреста тридцать четвертой палаты?

Мой взгляд встречается с его, и я быстро оказываюсь в плену пары зеленых изумрудов, которые не кажутся ни холодными, ни недобрыми. Они кажутся усталыми. Голос – тот же бархатный, ноюще знакомый, несмотря на наш короткий разговор, и я внезапно осознаю, что это тот же человек.

Я беру себя в руки, немного выпрямляясь. Кажется, я сто лет пытаюсь обрести речь, и меня дико раздражает эффект, который он на меня оказал.

– Эм, нет. Анджела наблюдает за ней. Хотите, чтобы я позвонила ей?

– Пожалуйста. Попросите, чтобы она встретила меня в палате. – Он уходит моментально, даже не дождавшись моего ответа.

Я воздерживаюсь от закатывания глаз и набираю номер Анджелы. Она отвечает и уверяет меня, что уже торопится к нему.

С уходом Доктора Каллена я едва в состоянии дышать снова.

И так остается еще несколько минут. В конечном счете, он снова садится напротив меня, спокойно возвращаясь к просмотру медкарт без всяких спасибо или дальнейшего обращения на меня внимания. Я не даю этому задеть меня и вместо этого также фокусируюсь на избегании его взгляда.

Он ставит медицинскую карту на полку и уходит несколько минут спустя. И не говорит ни слова. На сей раз я действительно закатываю глаза. Не уж-то немножко хорошего тона уничтожит этих докторов? Их дерзкое поведение совершенно утомительно.

Я остаюсь с гневом, надеясь сделать быстрый перерыв на туалет. Дверь в нашу уборную закрыта, как обычно. Я толкаю ее, ожидая, что она будет захлопнута каждый раз, когда там занято. Но я вижу Анджелу, стоящую у зеркала и потирающую покрасневшие глаза. Мы обе подпрыгиваем от неуклюжести момента, и я забываю о хороших манерах, пристально рассматривая ее. Проходит пять секунд. Затем я вспоминаю, что делаю.

– Боже, Анджела! Прости! – приношу я свои извинения. Я слышу, как она заверяет, что все в порядке, когда я выхожу и закрываю дверь.

Я сажусь за тот же стол, где мы обедали, ожидая, но вскоре она выходит. Ее глаза все еще красные, и она избегает моего взгляда.
– Теперь я закончила, – застенчиво говорит она, опустив голову.

– Ты в порядке? – немедля спрашиваю я. Знаю, я тут новенькая, и она меня не знает. Но кажется грубо притворяться, как будто все прекрасно, когда, очевидно, она расстроена и на грани слез.

– Все хорошо, – говорит она, но ее глаза вновь начинают слезиться при одной мысли. – Я просто снова чрезмерно чувствительна. – Она тихо хихикает. – Все продолжают говорить, чтобы я вела себя как мужчина.

– Кто-то что-то тебе сказал?

Она многозначительно смотрит на меня.
– Это ничего страшного.

– Наверняка должно быть. Ты кажешься действительно расстроенной из-за этого.

И почему я всегда настолько настойчивая? Я ожидаю, как она скажет мне отвязаться, но вместо этого она вздыхает и промачивает глаза своим платком.

– Доктор Каллен может быть таким козлом, – говорит она. Ругательство звучит как что-то незнакомое из ее уст, кое-что, что ловит мой интерес. Она, должно быть, действительно расстроена. Я хмурюсь и выпрямляюсь.

– Что он сделал? – спрашиваю я. Я была здесь только два дня и уже вижу слезы из-за этого придурка. Я никогда не постигну истины, почему же доктора на автомате думают, что им удостоено звание Божие – как будто только они имеют значение, а не такие милые и невинные, как Анджела.

Ну или я, уж черт с ним.

Она вздыхает и чиркает ногой. Она смотрит, как будто хочет присесть, но я предполагаю, что она должна пытаться сбежать, как только появится возможность, и забыть о собственном комфорте. Она остается стоять.

– Ну, пациентка спросила его о побочных эффектах одного из новых лекарств, которые он ей прописал, и когда он ответил, я спросила его, может ли жара стать побочным эффектом. Белла, пациентка ранее спрашивала меня об этом. Я просто хотела удостовериться, что все будет улажено. – Она отчаянно смотрит, умоляя меня понять ее. – Он повернулся ко мне и прямо перед пациенткой и ее семьей сказал мне, что это не время для учебных занятий. Это время для ухаживанием за пациентом. Он сказал, возможно, мне стоит больше времени уделить медсестринским знаниям, и, может, тогда я узнаю ответ на свой вопрос, – она говорит слово «медсестринским» как будто это ругательство, давая мне понять, что Доктор Каллен употребил его в том же тоне. Ее лицо краснеет, когда она вспоминает случившееся.

Я потрясена. – Шутишь? – чуть ли не вскрикиваю я.

Она выглядит удивленной моей вспышкой.
– Нет, – жалостливо произносит она. – Мне никогда не было так… стыдно! Семья пациентки даже вышла и извинилась после того, как все это закончилось. Они сказали, что он не имел права быть таким грубым со мной. Это было… Боже, это было оскорбительно. – Она вытирает сопливый нос платочком. К счастью, она начинает успокаиваться.

– Ох, Анджела, мудаки-доктора есть повсюду, – говорю я, надеясь хоть немного утешить ее. – Однажды и на меня наорал доктор прямо перед пациентом.

Она нахмурилась. – За что?

– За то, что я принесла ему перчатки неправильного размера.

– Серьезно?

– Да. Так что я любезно сказала ему не орать на меня сейчас или когда-либо вообще. Затем я ушла и больше не вернулась. Пришлось старшей медсестре придти ему на помощь.

– Ну, к счастью, Доктор Каллен не накричал на меня, – горько выдыхает она. – Он просто говорил со мной так, как будто я полная идиотка.

Нет, Анджела. Самый большой идиот – это доктор, который думает, что никогда не получит по заслугам.

Но я не говорю этого. А просто сочувственно улыбаюсь.

– Не беспокойся из-за этого, Анджела. Некоторые люди такие придурки. Это их проблема, ¬– не твоя.

Она не выглядит убежденной.

– Когда-нибудь слышала о карме? – непосредственно спрашиваю я. – Знаешь, она существует.

Она улыбается, но, очевидно, улыбка натянутая.
– Спасибо, Белла. Надеюсь, ты права. – Она смотрит на часы, а затем на дверь. – Мне пора вернуться к работе. Спасибо за то, что поболтала со мной.

– Без проблем, – говорю я, и она сухо улыбается мне, а затем покидает комнату отдыха.



Доктор Каллен сегодня лечащий врач одного из моих пациентов. Я пытаюсь особо не думать о нем – о его зеленых глазах, его прямой челюсти и слезах Анджелы из-за него – но это трудно время от времени.

Однажды я признаю, что не знаю, как ввести основной заказ лаборатории в компьютер. Джессика берется научить меня, и я захвачена ее компьютером на добрые тридцать минут, в то время как она постоянно жалуется на систему и показывает мне, что делать.

Я не видела, как подошел Доктор Каллен. Я заметила его только тогда, когда Джессика поздоровалась с ним.
– Здравствуйте, Доктор Каллен. Как вы поживаете сегодня?

Она почти падает в обморок прямо со своего стула при виде его. Он ищет медкарту, но останавливается, чтобы взглянуть на нее. Затем его глаза встречаются с моими.
– Все хорошо, Джессика. – Он отводит взгляд. Я моргаю и делаю то же самое.

– Чью карточку вы ищите? – нетерпеливо спрашивает она. Мой урок информатики оказывается законченным, так как она вскакивает, чтобы помочь ему. Я изо всех сил пытаюсь удержаться от закатывания глаз. Но по воле судьбы это мой пациент. И карточка лежит прямо под моей рукой, как будто я скрываю ее от доктора Каллена. Я не понимаю, что она у меня, пока Джессика не вырывает ее из-под моих рук.

– Вот она! – восклицает она. – Похоже, Белла прятала ее от вас, доктор Каллен.

Я решаю убить Джессику и даже перечисляю в голове места, где можно скрыть тело, но у меня нет на это времени.

– Белла, это твой пациент?

Я потрясена тем, что он помнит мое имя – даже притом, что оно было произнесено пять секунд назад – но воздерживаюсь от драматического вздоха.

– Да, сэр. – Я хочу убить себя за то, что назвала его сэром. Я потеряла абсолютно каждый клочок достоинства, которое у меня есть.

– Я собираюсь пойти проверить ее.

Эм-м… хорошо. Все, что говорю я. Точнее я вообще ничего не говорю. Я на самом деле просто тащу свою задницу вслед за ним, когда он идет по коридору. И я очень стараюсь не пялиться на его задницу, потому что он сегодня не надел белый халат, и, черт, он выглядит горячо с щетиной.

Я бы трахнула его.

Что за нахрен! Это я только что подумала об этом?

Я не сплю с докторами. Дерзкие интроверты, которые внезапно думают, что они подарок Бога человечеству? Ну уж нет. Большое, огромное нет.

Хотя с сильными руками доктора Каллена и чертовски сексуальными волосами, мне приходится нелегко, когда я пытаюсь представить ботана, читающего комиксы и повизгивающего при виде принцессы Леи, с его-то телом. Напротив, мое воображение устремляется немного в более непослушном направлении.

Мы входим в палату пациентки, где он улыбается и сразу же очаровывает бедную леди. У него есть умение обращаться с больными, это уж точно. Фактически он не кажется настолько плохим. Не как в тот раз по телефону. И определенно не кажется достойным на роль человека, доводящего невинных медсестер до слез.

Может, это игра. Все это просто уловка. Наверняка.

Он говорит с пациенткой несколько минут, а затем что-то происходит. Что-то великолепное, что расчищает небо и заставляет ангелов петь, а небольшому свету разрешает осветить комнату. Он дает мне возможность исправить его. Возможность, которую большинство медсестер проигнорировало бы, но так как я люблю вслушиваться в обсуждение… ну, это ведь на благо пациента. Правда.

Дьяволенок на моем плече злонамеренно потирает ручки.

– Я сменю ваши лекарства против боли на викодин, говорит он. – Вы можете принимать одну-две таблетки каждые четыре-шесть часов, если вам это нужно, хорошо? Просто спросите свою медсестру. Вам нужно сейчас обезболивающее?

Миссис Бенсон кивает. Я откашливаюсь, но доктор Каллен игнорирует меня.
– Мисс, гм…

– Белла, – говорю я, моя речь приторно сладкая, как сахарная вата. Угадайте, кто все-таки забыл мое имя? Мудак.

Он упрямо смотрит на меня.
– Белла. Принесете миссис Бенсон что-нибудь от боли, пожалуйста? – холодно спрашивает он, выгоняя меня из палаты. Это одна восьмидесятая от тона, которым он разговаривал с пациенткой.

Но я не ухожу. – Вообще-то я не думаю, что ваш выбор лекарств хорошая идея, – говорю я вместо этого, собирая всю внутреннюю силу своего отца, его отца, да, черт с ним, отцов всего человечества. Это не похоже на меня, но я должна пережить это до конца. Ради Анджелы.

Я фактически слышу, как двигаются его мышцы, когда каждая частичка в его теле напрягается. Он смотрит на меня, его глаза темнеют.
– О? К сожалению, для вас, вы простая медсестра, Белла. Не вам это решать.

Простая медсестра. Я хочу вырубить его.

Его голос такой угрюмый, настолько холодный, что кто-то другой бы, вероятно, вздрогнул, но это показало бы слабость. И если есть одна вещь, которую я не собиралась делать в этот решающий момент – в момент, где я, медсестра Белла Свон, вывожу доктора Каллена на чистую воду, совершаю подвиг, который, вероятно, должен был быть сделан давным-давно, и наверняка никогда больше не будет сделан всем медсестринским населением – так это показать слабость.

– Я просто работаю в интересах своего пациента, доктор Каллен. – Я смотрю на миссис Бенсон, которая осторожно разглядывает нас обоих широко раскрытыми глазами. – Разве это не то, что мы должны для вас делать, не так ли, миссис Бенсон?

– Пожалуйста, Белла, просветите меня, почему же вы думаете, что мой выбор обезболивающего – плохое решение?

Может, это не лучший аргумент на земле, но, по крайней мере, это уже что-то. Это должно выбесить его, что и является моей целью. Так что я действую.

– Ну, доктор Каллен, миссис Бенсон привезли к нам со сломанным позвоночником, что заставляет ее жаловаться на боль почти постоянно. Мы можем предположить, что ей станет легче от викодина, но на основе моего предыдущего опыта с повреждением спины и остеопорозом, я сомневаюсь насчет этого. Не избавившись от боли, она будет просить максимальную дозу двух таблеток викодина каждые четыре часа, что составляет 1000 мг тайленола каждые четыре часа. Все закончится тем, что она будет принимать 5.000 мг тайленола в день. Кажется, это слишком для восьмидесятилетней женщины, вы так не думаете?

Я сделала это – окинула его нравоучениями прямо перед пациентом, действуя старым добрым Каллен-слезовыжималка движением. По крайней мере, так я называю это.

Я смотрю ему прямо в глаза, мой голос даже не дрожит. Я уверена, что если можно было уничтожить взглядом, то я бы уже давно была мертва. Его взгляд смертелен.

Я хочу сжаться в углу, но стою прямо. Уже очень и очень поздно пытаться пятиться назад, не выглядя глупо.

– Белла. – Боже милостивый, снова мое имя! – Я установил такие параметры по веской причине. А это ваша работа как медсестры, чтобы контролировать ее потребление медикаментов и удостовериться, что у нее не будет передозировки.

– Доктор Каллен. – Правильно, в эту игру могут играть двое. – Можете попытаться оправдываться весь день, но другая медсестра принесет ей обезболивающее, когда придется, если пациент будет испытывать боль. Так, как вы указали. И это подвергнет ее опасности печеночной недостаточности.

Его глаза сверкают в сторону миссис Бенсон, которая выглядит заинтересованной нашей дискуссией. Я удивлена, что она еще не позвала персонал за пакетом с попкорном.

Затем его глаза вновь поворачиваются ко мне, темные и сердитые: – Мы закончим это обсуждать снаружи.

Я ухожу, не потрудившись подождать его. Я не уверена, как еще долго я смогу тянуть эту резину. Это совсем не похоже на меня. Конечно, я могу постоять за себя. Но инициировать такое напористое поведение? Перед кем-то столь же пугающим, как доктор Каллен? И сексуальным, давайте не забыть про его сексуальность.

Но я думаю об Анджеле и ее слезах и понимаю, что оно того стоило.

Затем я чувствую тяжелую руку на своем плече, разворачивающую меня. Меня прижимают к стене, и вся свирепость, вся ярость, которая накопилась в докторе Каллене, направлена на меня в сердитом и неустанно угрюмом виде. Он не выпускает свою хватку, но я знаю, что легко могу закричать, если окажусь в отчаянном состоянии.

Фактически это не заставило меня чувствовать себя лучше.

– Что это вы делаете? – шипит он, его лицо в дюймах от моего. Я опасливо напрягаюсь и, откровенно говоря, немного раздражена из-за того, что он касается меня, таким образом показывая, какой он засранец. И не стоит упоминать, что я слегка заведена.

Да что не так со мной? Я быстро увожу свое плечо от его хватки, чувствуя отвращение самой к себе.

– Просто защищаю своего пациента от пагубных медицинских ошибок, – злонамеренно произношу я.

– Можно найти другое время, чтобы обсудить это, а не во время обхода палат. И совершенно определенно не перед моим пациентом. – Он старается понижать голос, чтобы он не был слышен в коридоре, но его тон слишком тверд и режет как сталь.

– Да, ну, в общем, можно найти время, чтобы обсудить ваши жалобы на медсестру, если вам не нравится, что она делает. И совершенно определенно не перед пациентом.

Он в замешательстве, но не менее сердит.
– О чем вы говорите? – шипит он.

– Я говорю о совсем недавнем оскорблении Анджелы прямо перед пациентом.

До него доходит, но он также быстро отталкивает это подальше.
– То, что произошло между мной и другой медсестрой, не ваше дело. Вам бы стоило беспокоиться о себе, Белла.

– Что ж, я нахожу это немного трудным, когда моя подруга выплакивает все глаза в уборной из-за того, что вы сделали.

Мой палец внезапно тыкает ему в грудь, вероятно, напоминая миллион трагедий типа доктор-медсестра. Интересно, появятся ли у меня из-за этого проблемы. Интересно, создаст ли он мне эти самые проблемы.

Затем я плохо себя чувствую из-за Анджелы. Надеюсь, она не стремилась выглядеть сильной и уверенной в его глазах.

– Возможно, вашей подруге нужно повзрослеть. Это грязный мир, Белла. Не все будут держать ее за руку и любезничать с ней.

Какой. Же. Придурок.

Прямо как все те дерзкие доктора, которых я встречала. Этот ничем не отличается. Доктор Каллен выигрывает приз в номинации «Самый дерзкий сукин сын дня». И с меня достаточно. Я пытаюсь отойти от него, удаляюсь от стены, и он, к счастью, отодвигается назад, чтобы дать мне некоторое пространство. Вероятно, я бы запустила колено ему в пах, если бы он не отошел, не важно, как хорошо он выглядит. С меня довольно.

– Это называется человечность, – выплевываю я ему эти слова. – Хороший тон. Не гадьте своим коллегам. Мы одна команда, доктор. Не ваши рабы.

Я возвращаюсь назад на медсестринский пост, оставляя его хмурого в коридоре. Не уверена, что я хочу теперь сделать – вообще могу ли я просто сидеть без дела, пока он здесь, и претворяться, будто ничего не произошло? Он вернется в любой момент, чтобы закончить заполнять медкарту…

Но мне не дают решить. Элис находит меня, ее глаза дикие, и быстро хватает меня за руку, уводя прочь. Мы заваливаемся в кладовую медикаментов.

– Что, черт возьми, это было? – требует она ответа, ее дыхание тяжелое и взволнованное. Я не знаю, какого хрена с ней происходит.

– Что? – невинно спрашиваю, не желая выдать себя, если она клонит к чему-то неопределенному, ничем не связанному с нашим показушным шоу в коридоре. Но это очень маловероятно. Ее загнутая кверху вопросительная бровь говорит сама за себя.

– Ты серьезно? – говорит она. – Ты серьезно собираешься отрицать то небольшое шоу, которое вы двое только что устроили?

Я смотрю сквозь нее, взволнованная. Но дверь закрыта и здесь больше никого нет.
– Все видели нас? – тревожно спрашиваю я.

– Думаю, только я.

– Слава Богу. – Я не потрудилась скрыть свой вздох облегчения.

– Так из-за чего это было?

Нет никакого смысла лгать ей. И если здесь есть хоть один человек, которому я могу доверять, то, полагаю, это она.

– Я затеяла с ним спор перед его пациентом, – объясняю я. Ее глаза комично расширяются, потому я быстро начинаю идти на попятную. – Эм-м, нарочно. Только чтобы позлить его.

Да, звучит прям благородно. Новичок целеустремленно пытается выбесить горячих докторов. Я теперь должна получить премию «Медсестра Года» или что?

– Ты шутишь! – взволнованно произносит она. – Но почему? Это было из-за того телефонного звонка?

Я рассказываю ей всю историю, начиная с Анджелы и заканчивая тем, что он сказал мне до того, как мы разошлись. Я не упоминаю часть о том, как приятно было чувствовать его кожу или как хорошо пах его лосьон после бритья, поскольку он использовал каждую унцию сдержанности, чтобы удержаться от моего убийства в коридоре.

Она отвечает громким смехом.
– Боже, я должна рассказать об этом Эммету, – говорит она.

Я ахаю, мои глаза расширяются в аварийном сигнале.
– Что? Нет, ты не может рассказать Эммету, – протестую я.

– Почему нет?

– Я не хочу, чтобы все говорили об этом, Элис. Я едва проработала здесь неделю. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говори Эммету!

Она хмурится в разочаровании, но, в конечном счете, кивает.
– Хорошо, не скажу, – уверяет она. – Твой секрет со мной в безопасности. – Она выглядит так, будто кто-то ударил ее щенка.

Я облегченно вздыхаю и благодарю ее.

Мы медленно возвращаемся на медсестринский пост. Я собираюсь остаться или скрыться в палате пациента или еще где, но я отказываюсь доставлять доктору Каллену моральное удовольствие. Не стоит упоминать тот факт, что дверь в кладовую непосредственно видна с его места.

Я тайно надеюсь, что он уже ушел.

Но когда я выхожу из комнаты, то вижу, что он все еще там. Он пролистывает медкарту, переворачивая страницы с большим количеством силы, чем это необходимо. Он не замечает меня, пока я не оказываюсь ближе.

Его зеленые глаза встречают мои, сердитые, суженные и более наполненным теплом, чем я видела до этого. Они тлеют, фактически привлекая меня назад для матча-реванша, чтобы я снова смогла разглядеть их яркость с такого близкого расстояния.

Я сбегаю в комнату отдыха, пытаясь справиться со своим тяжелым дыханием, пока я оцениваю все, что только что произошло, и свои чувства.

У доктора Каллена, очевидно, есть какая-то сумасшедшая, колдовская сила взгляда, и каждая частичка моего существа примет меры предосторожности, чтобы избежать его эффекта.

Перевод: Rob♥Sten

---