Глава 20

Послеобеденное время тянулось, а вечерние часы вообще казались бесконечными. Сидя у камина, я размышлял о своем грубом поведении: воспользовался благожелательным характером и бесценным доверием Беллы. Поцелуй являлся привилегией, которой джентльмену не следовало пользоваться с молодой леди, с коей он не был помолвлен или не был женат. И что же произошло со мной?

И испытанные мной ощущения казались тревожными. С научной точки зрения я понимал стимуляцию и возбуждение и смутно помнил подобные физические чувства в определенных ситуациях у людей. Также знал, что моя вампирская сущность не исключала это ощущение: мне не раз требовалось покидать дом, когда Карлайл с Эсме участвовали в занятиях, связанных с их брачным блаженством. Но до сей поры в своем сверхъестественном существовании я еще не чувствовал в какой-либо значительной степени подобных побуждений.

Тем не менее держаться вдали от Беллы я не мог и поклялся вести себя в более джентльменской манере, воздерживаясь от прикосновений к ней образом, отличным от братского. В настоящее время все остальное совершенно неуместно.

Я решил предоставить ей уединение, когда она спала, и вернулся к ее дому незадолго до рассвета. Некоторое время я простоял в роще, затем пошел в сарай, чтобы навестить Калли и Стэнли. Утро было свежим, по человеческим меркам – довольно холодным, на земле мерцал тонкий слой инея.

Только услышав на кухне Беллу, я постучал в дверь. Обычно она бросалась встречать меня, брала за руки, когда я, приветствуя, целовал ее в щеку. Однако сегодня утром шла медленно, и я мгновенно заволновался, что ужасно ее обидел своим хамским поведением.

Дверь открылась, и девушка мне улыбнулась, но выражение ее лица казалось натянутым. Она по-прежнему была в халате, хотя обычно купалась и одевалась до того, как принять меня в доме. Ее глаза очень блестели, а щеки весьма порозовели, как и нос. Запах был божественным, как и всегда, но присутствовал какой-то немного неправильный, знакомый приторный оттенок.

– Эдвард, – сказала она хриплым и слегка приглушенным платком голосом. – Доброе утро.

Она чихнула и подняла платок к носу. Белла заболела, и у нее жар.

– Милая, ты больна! – неоправданно громко воскликнул я, быстро шагая внутрь. Закрыл дверь, отрезая утренний холод, затем приобнял девушку, чтобы проводить ее к ней в комнату.

Когда я устроил ее на кровати, Белла снова чихнула.

– Нет, – запротестовала она, – это обычная простуда. Мне не нужно лежать в постели, – она осталась сидеть, упорно сопротивляясь более удобному полулежачему положению.

– Об этом буду судить я, – заявил я, прикладывая ладонь к ее лбу. Лихорадка не была высокой, но этого оказалось достаточно, чтобы причинять неудобство. – Когда началось недомогание? – спросил я, укутывая ноги одеялом.

– Ночью, – хрипловато ответила она.

Я оставил ее, фактически бросил, на всю ночь. Если бы я был начеку, как мне и полагалось, смог бы помочь ей предотвратить болезнь, или, по крайней мере, позаботиться об удобстве. Увидел чашку на ночном столике и почувствовал острую боль, поняв, что в какой-то момент ей пришлось покинуть тепло постели, чтобы сходить в холодную кухню.

Она снова чихнула и слегка вздрогнула. Я откинул волосы с ее влажного лба.

– Ты должна отдыхать, любимая, – сказал я.

– Я не настолько больна, – гундосо запротестовала она. – Кроме того, нужно подоить Калли и покормить Стенли…

– Предоставь это мне, – сразу же сказал я, поцеловал ее в лоб, дождался, пока она откинулась на подушки, а затем поспешил наружу, чтобы позаботиться о животных.

♥♥♥

Я знал, что объективно Белле не сильно плохо. Она была утомлена, и начинался кашель, но в легких жидкость отсутствовала, а температура не превышала тридцати семи и восьми десятых. Я почти слышал спокойный голос Карлайла, говоривший мне: «Это просто обычная простуда, беспокоиться не о чем».

Но я беспокоился и хорошенько о ней заботился. Приготовил суп и чай, смочил платок эвкалиптовым маслом, чтобы облегчить дыхание, отнес Беллу в гостиную, где она могла свернуться калачиком у огня, нежно массировал виски, заметив, что у нее болела голова. Удовлетворял все ее потребности.

Это произошло несколько дней спустя, когда она почувствовала себя гораздо лучше, и я бесцеремонно нарушил свою клятву прикасаться к ней только самым целомудренным образом. Конечно, многие мои усилия являлись медицинской необходимостью, но легкие поцелуи в лоб и щеки несколько выходили за рамки услуг большинства врачей.

Как, впрочем, и попытки занимать ее разум превосходили мою профессиональную сферу. Но я знал, насколько она наслаждалась моей игрой, так что по несколько раз в день поднимал к плечу скрипку. А еще читал и иногда тихо напевал, пока она засыпала.

В ее доме я оставался в течение четырех дней. Когда стало ясно, что она выздоравливала, на меня опустилась пелена мрака. В то время как мне ненавистно было видеть ее больной, я наслаждался каждым проведенным с ней мгновением.

На пятый день я готовился уйти, после того, как Белла поужинала бы. Она поставила тарелки в раковину, а затем повернулась ко мне.

– Посидишь со мной какое-то время? – спросила она.

– Конечно, – не задумываясь, ответил я.

Взяв меня за руку, повела в гостиную, где мы устроились на небольшом диване. Она прижалась ко мне, как делала несколько раз в предыдущие дни, когда у нее была лихорадка.

– Белла, – с осторожностью сказал я, – мне не хочется вовлекать тебя в какие бы то ни было нарушения правил приличия.

Она положила теплую руку на мое молчащее сердце:
– Ты и не вовлекаешь. Я знаю, что скоро тебе нужно будет уйти, и просто с большим удовольствием наслаждаюсь твоей компанией и, когда ты здесь, чувствую себя очень комфортно.

– И у меня точно такие же ощущения, – я поцеловал ее в макушку.

– Однажды, – сказала она очень и очень тихо, – возможно, тебе не придется уходить.

Я поднял ее за подбородок, чтобы она посмотрела на меня:
– Ничто не доставит мне большего удовольствия.

Она улыбнулась, ее щеки порозовели:
– Мне тоже.

Так мы и сидели в течение долгого времени, полностью довольные компанией друг друга.

♥♥♥

Когда тем вечером добрался до своего дома, у меня было два дела. Сначала я написал Карлайлу с Эсме с вопросом: считают ли они вообще возможным приехать на Рождество в Орегон. Праздник наступал всего через шесть недель, и я не был уверен, что Эсме готова предпринять такую поездку, но мне хотелось спросить.

Вторая задача, которую я предпринял с небольшим колебанием и все еще возрастающим волнением, заключалась в извлечении из большого шкафа маленькой деревянной шкатулки, а из нее – кое-какого предмета. Я внимательно его осмотрел, решив, что небольшого ухода будет вполне достаточно, и засунул обратно в коробку.

На следующий день я передал Белле письмо, не раскрывая его содержания. В ближайшее время девушка планировала съездить в Мадрас, так что его и отправит.

Дни проходили приятно, ноябрь закончился и начался декабрь. Я стал немного тревожиться из-за ответа Карлайла, поэтому испытал облегчение, когда на второй неделе месяца Белла сказала, что скоро снова поедет в город.

По моему настоянию укутавшись на случай ненастной погоды, вернулась она в разгар снегопада. Белла рассказала, что у Анджелы все хорошо, а Бен почти вне себя от обожания к жене и будущему ребенку.

– К празднику они украсили магазин, – поделилась девушка, чуть грустно улыбнувшись. – В Бойсе всегда развешивали гирлянды на фонари, красивые венки на двери и фонарики на деревья.

Немного неуверенно я задал вопрос: – Хочешь вернуться на Рождество домой?

– Теперь это мой дом, – мягко ответила она.

– Но в Бойсе твоя мать...

Девушка легонько покачала головой: – Она полностью занята Филом и его семьей. Они желают завести собственные традиции.

– Когда ты была маленькой, твоя мать украшала елку? – поинтересовался я.

– О да. Он всегда заходила слишком далеко и устраивала беспорядок, но это, конечно же, было празднично, – она немного грустно улыбнулась, но после усмехнулась и заявила: – О, тебе пришло письмо!

Она протянула мне конверт, и я, открыв его, с нетерпением прочитал содержимое. Закончив, я улыбался.

– Что там? – спросила Белла.

– Карлайл с Эсме хотят приехать сюда на Рождество.

Рот девушки распахнулся от удивления:
– В самом деле? Ты имеешь в виду: сюда, чтобы увидеться с тобой?

– Да. Мне очень хочется, чтобы они познакомились и с тобой.

Мне казалось, что от этой новости она будет такой же взволнованной, каким я был счастливым, но девушка проявила обеспокоенность: на ее хорошеньком лобике образовались морщинки.

– Белла? Что случилось? Неужели ты не желаешь с ними встречаться?

– Хочу, – неуверенно сказала она, – но боюсь: они подумают, что я просто... просто деревенская девчонка.

– Почему ты так думаешь?

Она неуверенно пожала плечами:
– Они живут в городе, он – врач, и я знаю, что у них большой красивый дом и прекрасная одежда, и очень интеллигентный склад ума, и утонченные вкусы…

– Дорогая, – сказал я, обхватывая ее щеки ладонями, – они не такие. Они будут тебя обожать, как и я.

– Но я... – она обеспокоенно прикусила нижнюю губу.

– Что ты? Умная, красивая, сострадательная, рассудительная…

Она покачала головой:
– Непохожая на них, непохожая на тебя. Просто человек.

Я сгреб ее в объятия:
– Ты для меня все, Белла.

– Я?

– Все и даже больше, – я провел губами по ее и расцеловал в щеки.

– Так ты не думаешь, что они будут иметь что-то против меня?

– Против тебя? Глупенькая Белла! Они полюбят тебя.

– Надеюсь, что так.

– Я это знаю.

В моем разуме отсутствовали сомнения, что Белла покорит их сердца так же, как покорила и мое.

♥♥♥

Следующая неделя была наполнена бурной деятельностью. Белла хотела украсить к сезону дом, поэтому мы поднялись в горы, чтобы найти правильную елку и дополнительные ветви, дабы сделать гирлянды и венки. Моя любимая составляющая этого похода: большую часть времени нести ее на руках, отговорившись ухабами, даже на ровной земле.

У мистера Свона был один ящик с украшениями, что он припрятал в шкафу, и девушка благоговейно очистила хрупкие, старинные стеклянные шарики. Еще мы нанизали попкорн и клюкву, украсили ими дерево, и окончательное воплощение оказалось довольно праздничным и достойным торжества.

Мне нравилось видеть Беллу в праздничном окружении. Она казалась особенно красивой, когда с порозовевшими от пламени щеками сидела на диване рядом с елкой. На фоне украшавших дом темно-зеленых ветвей соболиные волосы и сливочная кожа смотрелись еще прелестнее.

Хотелось осыпать Беллу подарками, однако у меня была единственная вещица, чтобы подарить ей, и, в то время как это казалось очень важным, я решил, что необходимы и другие подарки тоже. Некоторое время обдумывал варианты. Мог бы написать записку Анджеле и попросить ее выбрать нужные предметы, а затем отправить обратно с Беллой. Но это свело бы на нет большую часть сюрприза, а мне хотелось сделать что-то совершенно неожиданное, чтобы праздник стал еще более особенным.

Так что я собрался с духом и отправился с утра пораньше, намереваясь дойти до магазина еще до его открытия. Надеялся, что смог бы избежать взаимодействия с кем бы то ни было, за исключением четы Веберов. И поскольку погода оказалась довольно холодной, я мог не снимать перчатки, таким образом, защищая себя от восприятия, даже если случайно вступил бы с кем-либо в контакт.

В город я побежал из своего дома. Путешествие потребовало меньше двадцати минут, и я прибыл без пятнадцати восемь. Услышал в жилых помещениях Анджелу с Беном, готовившихся к началу дня. Немного неуверенно постучал в заднюю дверь магазина.

Дверь открыл хмурый Бен. Однако выражение его лица изменилось, когда он увидел меня. Он сразу же протянул руку, и я пожал ее, радуясь наличию мягкого кожаного барьера своей перчатки.

– Эдвард! – воскликнул он. – Что ты здесь делаешь? Все в порядке?

Я кивнул:
– Да, все в порядке. Прошу прощения за вторжение. Следовало дождаться открытия магазина, но у меня не так много времени.

– Что тебе нужно? – спросил он, провожая меня в маленький холл.

– Нужно купить подарки для Беллы, но мне хотелось сделать ей сюрприз. Видишь ли, я кое с чем помогаю ей на ферме и…

Он усмехнулся:
– Итак, ты надеялся попасть сюда пораньше и вернуться прежде, чем она поймет, что ты уходил.

– Да.

Он по-дружески хлопнул меня по спине.

– Кажется, я могу тебе с этим помочь. Просто дай минуту, чтобы закончить одеваться, а затем отведу тебя в магазин, – и он крикнул через плечо: – Анж! Иди и поздоровайся с Эдвардом!

Несколькими секундами спустя появилась Анджела. Она слегка покраснела, рука прижималась к округлости живота. Женщина сказала Белле, что ребенок появится в марте, так что сейчас она минимум на двадцать пятой неделе. На мой профессиональный взгляд складывалось впечатление, что ближе к двадцатой. Может быть, миссис Вебер просчиталась...

– Анджела, – я тепло встретил женщину, взяв ее руки в свои. Через перчатки едва мог чувствовать тепло кожи, и никаких других ощущений не возникло. – Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась:
– Хорошо.

– Ешь достаточно? – Она была стройной женщиной и не производила впечатления, что набрала какой-то значительный вес из-за этого ребенка.

– Думаю, да. Трудновато съесть слишком много за раз: маленький, кажется, занимает много места.

Я кивнул, а затем на мгновение опустил взгляд, жалея, что не обладал смелостью снять перчатку и притронуться голой рукой к ее коже. Тело могло сказать мне то, что не станут слова. Тем не менее сердцебиение ребенка звучало сильным и здоровым, да и у Анджелы тоже было устойчивым. Она, казалось, находилась в добром здравии.

– Как Белла? – поинтересовалась она.

– В порядке.

– Для нее это, должно быть, трудное время, – тихо сказала Анджела. – Несмотря на то, что она годами не встречала Рождества с отцом, думаю, что скучает по нему...

Мы установили небольшой венок на могилу Чарли, и я знал, что слова Анджелы были правдой. Но большую часть времени Белла оставалась в хорошем настроении, а когда, казалось, слегка погружалась в меланхолию, я всегда делал все возможное, чтобы развеселить ее.

– Думаю, она справляется, – ответил я. – Надеюсь, мне удастся сделать для нее праздник как можно веселее.

Мягкая улыбка Анджелы продемонстрировала ее добрые мысли:
– Знаю, этот будет для нее особенным.

– В этой связи, – продолжал я, – мне бы хотелось купить для нее несколько вещиц...

Хозяйка усмехнулась:
– Что ты придумал?

Мы с ней и Беном вошли в магазин, и я нашел несколько предметов, которые захотел приобрести для Беллы. Анджела одобрила все покупки, и улыбка не покидала ее лица все время, что я провел с ними.

Взяв пакеты с прилавка, я заплатил, а затем попрощался с любезными лавочниками.

– Береги себя, – сказал я Анджеле.

– Спасибо, Эдвард, – ответила она. – Пожелай Белле счастливого Рождества от нас обоих.

– Хорошо. Благодарю.

Когда я выходил, к двери подошел первый покупатель. Я поспешил за город, а затем побежал обратно к своему дому, где и сложил подарки. После этого заспешил, чтобы увидеться с Беллой, как и всегда горя желанием провести с ней день.

Глава 21

Карлайл с Эсме прибывали двадцать третьего декабря. Они планировали сесть на поезд из Сент-Пола в Портленд. Отец сообщил, что договорился о частном вагоне, обеспечивая Эсме относительную изоляцию от других пассажиров. В Портленде купит лошадь и карету, так что следующий день они проведут в поездке к моему скромному жилищу.

Как бы сильно мне не нравилось находиться вдали от Беллы, решил, что будет лучше, если я один встречу Карлайла с Эсме. Существовало многое, что мне хотелось рассказать о девушке, прежде чем они с ней познакомятся. Так что до наступления темноты я вернулся к себе домой и принялся ждать.

Я услышал лошадей, когда те находились примерно в восьмистах метрах. Затопил камин и без надобности прибирался в комнате, прислушиваясь к стуку колес по твердой земле. Наконец, когда экипаж появился в поле зрения, вышел наружу.

Это была красивая полностью закрытая карета, ее тянули две крепких лошади. Правил ею Карлайл, а Эсме прижималась к нему, держа под руку. В момент, когда они увидели меня, оба помахали, на лицах расцвели улыбки.

Эсме ловко спрыгнула с движущегося экипажа и бросилась ко мне. Сразу же я оказался окутан ее объятиями.

– Эдвард, – выдохнула она, – Ах, как же я по тебе соскучилась! С тобой все хорошо?

Она вскинула взгляд и подняла к моему лицу руки. На мгновение я напрягся: ее кожа коснулась моей, но, конечно же, я ничего не почувствовал.

– Да, – улыбаясь, ответил я. – А с тобой?

Она кивнула:
– В порядке, лучше, чем, когда ты видел меня в прошлый раз.

– Полагаю, могу сказать то же самое, – с кривоватой ухмылкой заявил я.

Карлайл остановил лошадей, обмотал поводья вокруг деревца. Он изящно прыгнул вперед, как всегда, элегантный. Эсме отступила в сторону, и отец притянул меня в свои объятия.

– Сынок. Я очень рад увидеть тебя.

– Как и я тебя, – искренне сказал я. – Как прошла поездка?

– Без осложнений, – ответил он, кратко улыбнувшись жене. Я знал, что он беспокоился за ее контроль, но, казалось, она хорошо справилась.

– Хотите поохотиться? – тут же предложил я. – Оленей здесь в изобилии…

– Спасибо, но вчера вечером, после того, как выехали из Портленда, мы остановились для быстрого перекуса, – пояснила Эсме. – Думаю, сейчас с нами все в порядке.

– Тогда, прошу вас, входите, – предложил я.

Эсме приятно было видеть заказанную ею для меня мебель, а Карлайл восхищался рукотворным камином. Какое-то время мы дружески болтали на случайные темы. Затем Карлайл вернулся к карете и принес из нее багаж. Эсме отнесла одну из сумок в небольшую комнату в глубине дома, где пожелала переодеться и расчесать волосы.

Мы с Карлайлом встали перед огнем.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал он.

– Так и есть.

– Были ли у тебя какие-либо другие взаимодействия, кроме мисс Свон? – спросил он, его тон содержал смесь как профессионального, так и отцовского интереса.

– Мало, – немного сдержанно ответил я.

Он отлично заметил и мое выражение, и интонацию.

– Расскажи мне об этом, сынок, – осторожно попросил он.

Я вздохнул:
– Полагаю, следует начать с Беллы. До встречи с ней я около месяца избегал человеческого общества. Чувствовал себя относительно хорошо, пребывал в ясном уме и спокойствии. Несколько раз я с ней разговаривал, но близко не контактировал. То же самое происходило и с теми немногими людьми, с которыми я встречался, когда ходил в город, чтобы отправить тебе первое письмо. Несколько дней спустя мне довелось проходить мимо дома Беллы, и я нашел ее в очень плохом состоянии: развился сепсис из-за пореза на ноге…

– Эдвард! Ты же не попытался ее лечить? – спросил он, явно потрясенный мыслью.

– Впервые прикоснувшись к ней, я ничего не чувствовал, – быстро объяснил я, желая как можно скорее развеять его страх. – У нее была температура – тридцать девять и семь, и рана, конечно же, оказалась очень болезненной, но ни одного из ее ощущений я в своем теле не испытывал. Я заботился, пока ей не стало лучше, и ни разу не почувствовал у себя какого-либо физического дискомфорта.

– Как такое может быть? – спросил он.

– Я думал, что потерял свою одаренность, – ответил я. – Казалось, это единственное логическое объяснение. Возможно, срыв безвозвратно повредил дар... посему предположил, что так и случилось. К сожалению, я оказался неправ.

Отец в замешательстве покачал головой:
– Я не понимаю…

– Карлайл, насколько я могу судить, Белла – единственный человек, на ком не работает мой дар. После взаимодействия с ней я ощущал боль и дискомфорт от нескольких горожан, но, когда прикасаюсь к ней, совершенно не испытываю того, что чувствует она.

– Как увлекательно, – прокомментировал Карлайл. – У тебя есть какие-либо идеи, почему?

– Насколько мне известно, она нормально чувствует боль и не имеет аномалий в нервной проводимости, – я кривовато улыбнулся и закончил: – Она для меня – очаровательная загадка.

– Она тебе очень нравится, – сказал отец.

– Да.

Он положил руку мне на плечо, на лице вновь появилось обеспокоенное выражение:
– Эдвард, ты должен быть осторожен. Люди так хрупки…

– Она знает, кто я, – вставил я.

В полнейшем изумлении Карлайл заморгал:
– Она... знает?

Я кивнул:
– Она это выяснила, Карлайл. Белла очень умная и проницательная, а ее сострадание вызывает изумление. Она принимает меня полностью, без страха. Быть с ней, возможность сформировать связь с другим существом: я чувствую, что это снова сделало меня цельным.

– Ох, сынок... – он все еще казался встревоженным. – Я понимаю, что ты очень о ней заботишься, но должен понимать, что присутствуют факторы, которые необходимо учитывать…

Я поднял ладонь:
– Пожалуйста, Карлайл, просто встреться с ней без предвзятости. После того как ты проведешь с ней некоторое время, мы сможем возобновить этот разговор, если почувствуешь в этом необходимость. Но прошу отложить какие-либо выводы или заключения, пока не познакомишься с Беллой.

– Хорошо. И когда же нам предстоит это удовольствие?

– Завтра утром.

Мы провели ночь в приятной беседе. Карлайл рассказал о своей работе в больнице и нескольких наиболее интересных случаях лечения. Эсме описала свои последние проекты по декорированию и застенчиво призналась, что начала рисовать маслом. Карлайл похвалил ее работу, сообщив, что она оказалась талантливой художницей. Уверен, она покраснела бы, если бы была в состоянии.

Эсме с Карлайлом задали мне много вопросов о Белле. Я объяснил обстоятельства ее недавнего прибытия в штат Орегон, что вызвало глубокое сочувствие Эсме, когда упомянул смерть Чарли. Конечно же, она слышала мой предыдущий разговор с Карлайлом, и ей было интересно узнать больше о моем даре или отсутствии такового с Беллой.

В начале беседы я заметил загадочную улыбку Эсме, которая задумчиво поджимала губы каждый раз, когда упоминал Беллу. Предполагаю, для нее мои чувства к девушке были очевидными, но от озвучивания она воздерживалась.

Ночь шла своим чередом, и наш разговор стал более откровенным. Я признался, что снова задумался о медицинской практике, пока верил, что потерял дар. Наверное, Эсме заплакала, если бы смогла, когда я выразил разочарование, узнав, что любимая профессия будет для меня закрыта. Прикосновения Карлайла сочились сочувствием, и на мгновение показалось, что я почувствовал укол в собственной груди.

Когда небо начало светлеть, мое настроение значительно улучшилось. Вскоре мы с Беллой встретимся, а Карлайл с Эсме познакомятся с женщиной, которую я любил. Мы с отцом переоделись в модную одежду, и я попытался укротить непослушные волосы энергичным расчесыванием. Вскоре после девяти мы поднялись в экипаж и поехали в сторону дома Беллы. Я не мог вспомнить, когда чувствовал себя таким взволнованным с тех пор, как был ребенком Рождественским утром.

♥♥♥

Еще с крыльца слышался бешеный пульс Беллы. Несмотря на мои заверения, она пребывала в беспокойстве из-за встречи с моими приемными родителями. Я постучал в дверь, и девушка открыла ее, взгляд метался от благородной фигуры Карлайла к прекрасному лицу Эсме.

– Доктор и миссис Каллен, – тихо сказала она, – добро пожаловать. – Она надела шерстяное платье изумрудного цвета, а ее волосы были заколоты в очень красивый узел на затылке. В ушах висели крошечные жемчужные капельки. Для меня она никогда не выглядела милее.

Белла протянула руку, и Карлайл принял ее, поднял и мягко поцеловал костяшки пальцев.

– Приятно познакомиться, дорогая, – сказал он. Его улыбка была искренней и теплой.

Следующей Белла пожала руку Эсме, получив еще одну улыбку и несколько приветственных слов. Я улыбался, наблюдая за процессом, и, как только официальное представление было завершено, наклонился и поцеловал теплую щеку девушки.

– Счастливых праздников, – сказал я ей.

Белла улыбнулась, и я увидел, что большая часть ее напряженности рассеялась. Она проводила нас внутрь, принимая всех в маленькой гостиной. Эсме восхищалась елкой, с интересом рассматривая украшения. Вскоре мы расселись: Карлайл с Эсме – на диване, тогда как мы с Беллой устроились на стульях, которые я принес из кухни.

– Есть что-нибудь, что я могу вам предложить? – любезно спросила Белла, а затем покраснела. – Я имею в виду, вам что-нибудь... нужно? Хм, я видела в лесу оленя и рысей...

Карлайл усмехнулся:
– Мы уже поели, но ценим это предложение.

– Да, – добавила Эсме, – спасибо за заботу о нас. Это очень любезно с твоей стороны.

Я потянулся за рукой Беллы, улыбнулся и заметил взгляд Карлайла на наши соединенные ладони. Его профессиональный интерес оказался задетым.

– Эдвард был таким замечательным помощником мне, – тихо заговорила девушка. – Не знаю, что бы без него делала. Он самый добрый человек, которого я когда-либо встречала.

Эсме и Карлайл с гордостью улыбнулись. После приятной беседы о Бойсе и Сент-Поле меня уговорили поиграть на скрипке. Эсме сказала, что страшно скучала по моей музыке: мольба, которой я не мог отказать.

Я исполнил множество колядок и сезонных гимнов, зарабатывая аплодисменты и похвалу от своей малой и заведомо предвзятой аудитории. Тем не менее радость, доставленная им моей музыкой, была очень приятна.

Когда пришло обеденное время, я настоял на том, чтобы Белла поела. Она была смущена перспективой, шепнув, что чувствовала себя довольно невежливой, что ей нечего предложить моим родителям. Я сказал, что покажу им поместье и познакомлю с Калли и Стэнли, давая ей несколько минут уединения, чтобы перекусить. Она согласилась, и я вывел Карлайла с Эсме наружу.

Мы прогулялись мимо полей, а затем вернулись к сараю. Калли поприветствовала гостей мычанием и попятилась, увидев меня.

– Не думаю, что она когда-нибудь достаточно простит мои первые попытки подоить ее, – прокомментировал я.

Родители посмеялись над картинкой, которую я им нарисовал, пытаясь описать свои первые взаимодействия с трепетной коровой. Затем мы прошли по краю рощицы и, наконец, приблизились к могиле Чарли.

Мы остановились на небольшом холме, и я немного поведал о мистере Своне. Карлайл почтительно склонил голову, его губы шевелились в молитве, тогда как Эсме пробормотала несколько сочувственных слов. Когда мы весьма неторопливо прогулочным шагом возвращались к дому, женщина прокомментировала удаленность усадьбы:
– Она должна чувствовать себя здесь очень одинокой.

– Она не часто бывает одна, – сразу же ответил я. Может быть, я не совсем ясно дал понять это раньше.

– Сколько времени ты проводишь здесь? – поинтересовался Карлайл.

– Весь день и большую часть вечера, – ответил я.

Они обменялись взглядами, но я не смог расшифровать их скрытый смысл. Мы приближались к дому, но я остановился, чтобы спросить: – И что вы о ней думаете?

– Она прекрасна, – сразу же заявила Эсме.

– Очень мила, – добавил Карлайл, – и, кажется, весьма умна. И ей с нами комфортно, чего я, честно говоря, не ожидал.

– Я же говорил тебе, что она особенная, – напомнил я.

Эсме кивнула, взяла меня под руку, и мы направились к дому. Белла поела и вернулась в гостиную. Когда мы вошли, она стояла на коленях перед рождественской елкой. Встав, с улыбкой к нам повернулась.

– Это замечательное местечко, – сказал Карлайл.

– Спасибо, – ответила она.

Ее взгляд метнулся под дерево, и я увидел, что там появилось несколько аккуратно упакованных подарков. Я лукаво на нее глянул.

Белла наклонилась, чтобы подобрать свертки, а затем, мило краснея, передала один Карлайлу, а другой – его жене.

– С Рождеством Христовым, – немного застенчиво сказала она.

– Ох, Белла! – воскликнула Эсме, по-настоящему удивленная. – Боже мой, как это внимательно.

– Спасибо, дорогая, – поблагодарил Карлайл.

Белла улыбнулась и махнула рукой в сторону дивана, мягко сказав: – Прошу вас.

Мои родители сели, и Эсме осторожно развернула свой подарок. Внутри небольшой плоской коробочки лежал льняной носовой платок, красиво расшитый литерой «Э» в окружении нежных цветов.

– Как прелестно! – сказала Эсме, одаривая Беллу сияющей улыбкой. – Огромное спасибо.

– Я не знала, что вам нравится, – немного сдержанно начала Белла.

– Обожаю цветы, – тепло ответила гостья. – Это изысканная работа.

Румянец Беллы усилился, и она пробормотала: – Благодарю.

Карлайл извлек из бумаги свой подарок. Мне было любопытно посмотреть, что же Белла припасла для него. Я и не догадывался, что она готовила им презенты, так что был столько же удивлен, как и они.

Подарком Карлайлу оказалась закладка. Она была сделана из мягкой кожи, а края окаймлены толстой темно-золотой нитью, на верхней части аккуратно вышита буква «К».

– Ты это сделала? – спросил он.

Белла кивнула:
– Она выполнена из одного из ремней моего отца. Я подумала, что... ну, вы отец Эдварда, так что показалось правильным, что один отец захотел бы поделиться с другим.

Карлайл встал и притянул Беллу в нежные объятия:
– Спасибо. Это самый ценный подарок, который я когда-либо получал.

Эсме моргала: ее отзывчивая природа кипела, хотя глаза не могли проронить ни слезинки. Внимание явно смутило девушку, так что я привлек ее к себе, обняв за талию.

– Спасибо, любимая, – прошептал я. – Это очень много значит для них.

Она улыбнулась. Карлайл не вернулся на свое место, а извинился и вышел из дома, в то время как Эсме продолжала любоваться рукодельем на своем носовом платке и закладке мужа.

Я задумался о том, когда же Белла нашла время, чтобы без моего ведома работать над деликатными проектами. Она, должно быть, использовала те скудные поздние часы, когда я уходил, прежде чем самой лечь спать.

Вскоре вернулся Карлайл с двумя пакетами в руках.

– Счастливого Рождества, Белла, – приветливо сказал он и вручил ей подарки.

– Ох! – Теперь настал ее черед удивляться. – Вы не должны! Я не ожидала ничего...

– Это удовольствие для нас, – сказала Эсме, смещаясь в сторону так, чтобы девушка могла сесть рядом с ней.

Белла встревожилась, и я знал: она волновалась, что мои родители проявили излишнюю экстравагантность. Я тоже чувствовал легкое беспокойство, понимая, что она будет подавлена при мысли о том, что они израсходовали на нее значительную сумму денег.

Слегка трясущимися руками развернула первый подарок и внутри обнаружила тонкую книжку – томик стихов Эмили Дикинсон.

– Она – одна из моих любимых, – пояснила Эсме. – Я не была уверена, знакома ли ты с ней, но считаю ее художественные образы просто прелестными.

Белла кивнула.

– Читала несколько ее стихотворений, мне очень понравились. Спасибо, – ее слова были краткими, но благодарность – искренней.

Она открыла второй пакет. В небольшой коробочке оказался декоративный гребень. Верхушку украшали нежные голубые и белые шелковые цветы.

– Это очень мило, – сказала Белла, любуясь цветами. – Огромное спасибо.

– Могу ли я вставить его в прическу? – спросила Эсме, а когда Белла кивнула, заправила гребень в верхней части узла, а затем развернула девушку, чтобы мы могли посмотреть.

– Идеально, – провозгласил я.

Белла, конечно же, снова покраснела. Но ее радость была очевидна. Она обняла Эсме и снова поблагодарила моих родителей.

Мы провели в гостях еще час, затем родители сказали, что хотели вернуться до наступления темноты. Поблагодарив Беллу за гостеприимство, они вышли, заявив, что увидят меня утром. Я знал, что они планировали провести ночь на свежем воздухе, отпраздновав торжество наедине, прежде чем мы все снова соберемся.

Мы с Беллой стояли на крыльце, махая, когда те уезжали.

– Они замечательные, – сказала она.

– Так и есть. И они думают о тебе точно так же.

– Правда? – она нахмурилась. – Ты уверен?

Я улыбнулся:
– Да, Белла, уверен.

Она медленно выдохнула.

– Ни в малейшей степени в этом не сомневался, – сказал я.

Мы вернулись внутрь, где я составлял ей компанию, когда она готовила легкий ужин, а затем ела. Разведя огонь, позвал ее подойти и сесть со мной на диван. Я спрятал несколько подарков за ее книгами, а теперь достал их и поставил перед ней.

– Эдвард, ты не должен, – сказала она, но я видел в глазах восторг.

– Открой их, – с улыбкой попросил я.

Улыбаясь, она развернула первый. Это была коробочка мыла с запахом сирени, небольшая, но вполне заслуженная роскошь¹. Она сняла крышку и медленно вдохнула. – Ммм, пахнет замечательно, – пробормотала она. – Спасибо.

– На здоровье, – ответил я.

Она открыла очередной пакет. Внутри была пара мягчайших лайковых перчаток, один из самых красивых предметов, доступных в магазине Веберов. Белла носила вязаные, которые, как я знал, не были такими уж теплыми, а мне не хотелось, чтобы ее руки чувствовали холод. Я натянул перчатки на ее маленькие руки, радуясь, что идеально подошли.

Она ослепительно улыбалась, когда сняла бумагу с третьего подарка. Это была металлическая коробка импортного анисового печенья. Белла засмеялась и, сняв крышку, попробовала одно и сообщила, что оно очень вкусное.

Последним подарком стал кашемировый шарф. Эта вещица приехала из Сент-Пола, купленная Эсме по моей письменной просьбе. Мягкая, теплая ткань серо-голубого цвета великолепно подходила прекрасному цвету лица Беллы. Она ласково погладила кашемир и сказала, что это слишком экстравагантно, но после того, как я обернул его вокруг ее шеи, улыбнулась и поблагодарила.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку:
– Всегда пожалуйста.

– Подожди здесь, – сказала она, затем присела, потянулась за елку и вытащила три дополнительных подарка.

– Для меня? – спросил я, в очередной раз удивляясь.

Она кивнула и снова села рядом со мной, передавая один из пакетов. Он оказался очень легким, и когда я снял бумагу, то обнаружил тонкий бархатный чехол.

– Это для смычка, – кратко пояснила она.

– Ты его сделала? – поинтересовался я.

– Да. Это нормально?

Я снова поцеловал ее в щеку:
– Это прекрасно.

Следующим предметом стала книга – сборник стихов Китса.

– Я не видела его на твоих полках, – заметила она.

– Нет, у меня не было этой книги. Спасибо, Белла. Китс – один из моих любимых поэтов.

Она улыбнулась:
– Я помню, ты говорил об этом.

Зная, что она потратила свои ограниченные средства, а также время, чтобы заказать для меня книгу, в знак признательности я поцеловал ее в другую щеку.

Ее последним подарком для меня стало мягкое, хлопковое полотенце для рук, на котором в окружении красивого ромба вышила мои инициалы. Она использовала серебряную и голубую нити, чередуя пряди, чтобы придать вышивке слабое мерцание.

– Это напоминает мне о твоей коже на солнце, – с доверчивой улыбкой призналась она.

– Мне оно нравится, – ответил я, целуя ее руки и лоб.

– С Рождеством Христовым, Эдвард, – сказала она, прижимаясь ко мне в объятия.

– Счастливого Рождества, моя прекрасная Белла, – ответил я, обнимая ее теплое, мягкое тело и наслаждаясь этим ощущением.

Мой взгляд блуждал по разбросанным вокруг нас подаркам, и я улыбнулся, когда подумал о еще одном – предстоящем. Утром я вручу ей еще один, самый важный, который я когда-либо делал.

---

¹ – не нашла данных о стоимости мыла в Америке начала 20 века, но вот маленький экскурс в историю России того же периода. Более 100 лет назад в среднестатистических городах Российской Империи были следующие заработки: за месяц учитель гимназии с университетским образованием получал 75 рублей, уездный врач – 33 рубля, железнодорожник – 30-35 рублей, чернорабочий – 10-15 рублей в зависимости от сезона. Даже на самую весьма скромную плату в 1910-х годах в Российской Империи можно было прожить, потому как основные, базовые продукты были недороги. Фунт (примерно 450 грамм) ржаного хлеба стоил 3 копейки, белого – 5, а фунт говядины в стабильные годы до Первой мировой войны, стоил от 20 копеек. За самые простенькие, без украшений, женские шляпы надо было заплатить 1 рубль 50 копеек, съемный красивый воротник «жабо» стоил от 35 копеек, а ажурные чулки – от 30 копеек. Кстати, цена качественного мыла недалеко ушла от стоимости чулок. За хорошее мыло – его так и называли: «Туалетное мыло высшего достоинства», в красивом оформлении и с изысканным ароматом, надо было заплатить от 20 до 60 копеек! Более дешевые «мыльные средства», стоившие более гуманно из-за скромной, а то и отсутствовавшей, упаковки и парфюмерных добавок, тоже были значительно дороже хлеба – их цена, в зависимости от объема, начиналась от 10 копеек и выше (примечание переводчика).

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз – последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.