ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

Эдвард

Вся неделя была сущим адом.

Мне повезло, потому что я был завален работой целыми днями, но этого было мало, чтобы выкинуть эту девушку из головы. Я постоянно думаю о ней. Даже когда пытаюсь сосредоточить свою энергию на чем-то другом, мои мысли, кажется, всегда возвращаются туда – к запаху ее волос, мягкости ее кожи и губ, тому, как ее карие глаза сияют, когда она счастлива. На ее левой брови даже просматривается вертикальный рост волос – совсем незаметная вещица – но даже эта крошечная деталька преследует меня, когда ее нет рядом.

Я поглощен ею. Полностью, жалостно, мучительно поглощен ею.

Я пытаюсь дозвониться до Элис, но в первый раз она не отвечает. Когда она наконец перезванивает, она куда-то торопится, а мне мало времени, чтобы быстро пересказать то дерьмо, которое происходило в моей жизни в последние недели.
– О, Эдвард! Как приятно тебя слышать! – говорит она.

– Тебя тоже, Элис. У тебя есть минутка? Нужно поговорить.

– Ох, прости, но я уже на пятнадцать минут опаздываю на встречу к Джасперу и его друзьям в баре. Могу я позвонить тебе позже?

А у меня есть выбор? Я не собирался портить ей вечер.
– Конечно, Элис. Только не забудь, хорошо?

– Не смеши меня, Эдвард. Конечно, я не забуду.

Но она не перезванивает мне.

Следующим утром она оставляет мне печальное, похмельное сообщение, пока я на деловой встрече. Оно с телефона Джаспера. Она говорит что-то о «долбанных “Отвертках”», «дурацких туалетных кабинках без защелок» и «из моего заднего кармана прямо в унитаз». Потом она немного стонет о необходимости сунуть руку в туалет, чтобы достать свой мобильник – очевидно, Джаспера в женский туалет не пустили – и обещает позвонить, как только купит себе новый.

На работе я какой-то дёрганый. День длится медленно; я ухожу на обед пораньше и решаю сбежать из офиса, чтобы не заставлять свою ассистентку приносить мне поесть. В центре есть минимаркет, поэтому я еду туда и паркуюсь, надеясь, что небольшая прогулка и свежий воздух помогут мне очистить голову.

Проходя мимо небольшого бутика, кое-что попадается мне на глаза. В витрине, среди манекенов большой женской одежды, лежит жирный черно-белый кот с пухлыми лапками, разваленными в стороны. Он не совсем похож на Урсулу, но схожесть странно бросается в глаза.

Эммет неохотно раскрыл мне настоящую историю Урсулы в ночь, когда я ушел из квартиры Роуз. И это не особо удивило меня; больше всего меня покоробило участие Эммета во всем этом.

– Ты знал? – зашипел я на него. – И ты помог ей?

– Друг, я уже тебе говорил. Мы с Роуз всем делимся друг с другом. Если знает она, знаю я.

– И все же ты не должен был поощрять ее! – сердито выдал я. – Ты практически передал ей боеприпасы.

Он на мгновение задумался об этом.
– Да, похоже на то, – бесстыдно согласился он.

К тому времени я был уже эмоционально убит, и у меня больше не было энергии для спора.
– Ладно, мужик. Надеюсь, оно того стоило. – Я покачал головой и повернулся уйти, но он быстро схватил меня за плечо и развернул к себе лицом.

– Ты всегда обращался с женщинами так, словно они ничего не значат, – серьезно произнес он. – Считай это дружественным вмешательством.

– Не понимаю, о чем ты, Эм. Я никогда не относился к женщинам непочтительно.

Ну, кроме Беллы. Но я не сказал этого.

– О? Так женщины из баров, с которыми ты трахался… как ты называешь это?

– Это происходит не так часто, и это их идея! Рыжая пригласила меня к себе. Она практически пыталась залезть рукой ко мне в штаны прямо посреди клуба. Ты не можешь говорить мне, что девушки, которые спят с незнакомыми мужчинами, зная их только полчаса, ожидают цветы и предложения руки и сердца. Они знают, на что идут, Эммет.

Это правда. Я спал с Лорен кучу раз, но случайных женщин – женщин, чьих имен я не помню ¬– можно пересчитать по пальцам. Но я солгу, если скажу, что я никогда не совершал глупых вещей по пьяни. Это так далеко от правды, что аж смешно до колик.

Эммет фыркнул.
– Да, но все же.

Спор закончился, и после той ночи мы решили жить дальше, как будто ничего никогда между нами и не происходило.

Теперь я стою и пялюсь на толстого кота словно целую вечность. Вполне уверен, Урсула нанесла Белле больше эмоционального ущерба чем мне. Но Белла никогда не пыталась принести ее ко мне домой, и по этой причине я смею надеяться, что, может, она начинала чувствовать некоторое раскаяние в своих действиях. Возможно, она знала, что мы оба завели эту ерунду слишком далеко.

Я захожу в магазин. Бренчит крошечный звоночек на ручке двери, предупреждая нескольких женщин о моем присутствии. Я единственный мужчина в магазине, поэтому я тут же ощущаю себя не в своей тарелке.

– Могу я вам чем-то помочь? – спрашивает продавщица. Она осматривает мою рабочую одежду – застегнутую, приталенную рубашку, слаксы и галстук – и уверен, она предполагает, что я человек с деньгами, делающий для кого-то покупки. Что в принципе правда.

– Да, я хочу купить кошку в витрине, – говорю я, уже доставая свой бумажник из заднего кармана. Она выглядит смущенной.

– Кошку?

– Да, пожалуйста.

– Это экспонат, сэр, – терпеливо произносит она и слабо мне улыбается. – Она не продается. Мы здесь продаем одежду и аксессуары. Возможно, я смогу заинтересовать вам чем-то другим?

Иисусе. У меня правда нет на это времени, если я хочу добраться до офиса Беллы до конца обеда.

– Я дам вам за нее сто долларов, – оживленно говорю я.

– Сэр…

– Двести.

– Но, сэр…

– Четыреста долларов, – нетерпеливо говорю я, вытаскивая четыре сотни из бумажника, и протягиваю их ей. Ее глаза стекленеют на мгновение, прежде чем она берет их.

– Хорошо, сэр. Она ваша. Приятного вам дня.

Я хватаю кошку перед выходом. Это уродливая небольшая штука, ее глаза-бусинки еле видны на жирной морде, но я не считаю, что деньги потрачены зря. Я покупаю открытку в магазинчике напротив и мчусь в Сиэтл со своими новыми покупками.

Ее нет на месте, когда я приезжаю. Я одновременно разочарован и рад, но ее отсутствие предоставляет мне возможность оставить кошку, а также, к счастью, давать ей пространство, которое она так просит.

Этим вечером Белла присылает мне сообщение, в котором благодарит меня за кошку. Каждое слово от нее будоражит мой адреналин; я пялюсь на каждое сообщение, надеясь и моля, что следующее закончит нашу отстраненность. Абсурдно я надеюсь, что она простит меня – или хотя бы попытается – и возможно намекнет, что хочет видеть меня вновь в будущем.

Но это не происходит. Она просит все больше времени и пространства, что заставляет меня разочарованно постанывать в тишину своей гостиной.

Очевидно, ей так нужно это время, и я осознаю, что я готов ждать тысячу жизней ради ее прощения. И эта мысль – простой факт, что я внезапно отдаю столько мыслей, заботы и упорства одному человеку – ужасает меня самым приятным из способов, и я решаю, что не сдамся ни за что на свете.

Я давно себя так не чувствовал. Это пугает и изумляет, утешает и мучает. Я хочу вырвать все волосы и молить о прощении, и – впрочем – видеть Беллу обнаженной в то же самое время. Я не могу понять рой подавляющих эмоций.

Я решаю дать Белле пространство. Может, оно действительно ей нужно. Может, я оказываю на нее давление, когда беспокою ее.

Я не сомневаюсь насчет этого, пока мне не звонит Элис.

Еще не очень поздно, когда я возвращаюсь с работы домой, избежав очередного звонка от Лорен и последующего чувства вины за то, что так резко заканчиваю наше общение. Когда я отвечаю, Элис сразу начинает бредить о своем новом телефоне.
– Эдвард, ты должен увидеть его! У него сенсорный экран, клевая клавиатура, и я могу слушать на нем музыку и проверять почту – даже мою школьную почту – и я могу заходить на «Фейсбук» и «Ютуб», управлять своим банковским счетом и делать много всякой интересной всячины!

Кучка помех вмешивается в ее слова.
– Элис, я плохо тебя слышу, – говорю я.

– Да, мне пришлось сменить провайдера, чтобы купить этот телефон, – говорит она, небольшое чувство презрения ощутимо в ее голосе. – Сеть тут фиговая. Подожди, я встану у окна.

– Да уж, – глубокомысленно произношу я. Этот легкий разговор предложил желанное отвлечение, расслабив меня перед изнурительной беседой, которую я планирую. – Так, получается, ты можешь делать с этим телефоном все, что угодно, но не звонить людям?

– Я могу звонить! – гневно восклицает она. – Я же звоню тебе, так ведь? И на улице сеть ловит лучше.

– Точно, – дразня, выдаю я. Она вновь фыркает, и я представляю, как она закатывает глаза.

– Так что стряслось? – спрашивает она непринужденно, двигая разговор вперед. Мой пульс ускоряется только при одной мысли о том, что я собираюсь сказать. Не ожидая ответа, она продолжает: – Как там Белла?

Такое чувство, что мое сердце резко скатилось в низ моего живота. Я ненавижу себя за то, что мне придется донести до нее эти новости.

– Мы больше не встречаемся, – наконец отвечаю я. Слова осторожны, словно могут устроить взрыв.

Но она молчит. Я начинаю волноваться, но наконец она произносит очень медленно:
– М-м-м. Почему?

Ее тон недоверчивый и обвинительный. Она уже осуждает меня.

– Это долгая история, – говорю я со вздохом. – Но вообще это имеет непосредственное отношение к тебе. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

– Отношение ко мне? – шипит она. – Я все время только говорила, какая она великолепная! Ни за что ты не сможешь винить меня в этом! Что ты сделал, Эдвард Энтони Мейсен?!

Я съеживаюсь от ее внезапного истеричного повышения голоса, не говоря уже об использовании моей прежней фамилии.

Я решаю, что лучше выпалить все сразу и внезапно. Прежде чем я могу задуматься о последствиях того, что я собираюсь сказать, я начинаю рассказывать всю историю, с самого начала, включая каждую крошечную, омерзительную деталь. Я игнорирую ее вздохи удивления и небольшие промежуточные восклицания; я игнорирую тишину с ее стороны, когда я раскрываю, что Белла знала о пари все время.

Я игнорирую все это, потому что иначе я не сумею закончить.

Закончив, я позволяю тишине зависнуть между нами в связи с моим признанием. Я слышу малейшие частицы помех, означающие, что она не повесила трубку, но все же я в недоумении.

Предполагаю, она не знает, с чего начать. Пари? Ставка? Моя стычка с Джеймсом? Осведомленность Беллы? Кажется, проносится вся жизнь, прежде чем я наконец теряю самообладание и нарушаю тишину:
– Элис? Ты в порядке?

– Я… – колеблется она. – Нет, я не в порядке, – произносит она. – Зачем ты сделал это, Эдвард?

Я стону.
– Не знаю.

– То есть, наверное, я понимаю, зачем ты сделал это, – продолжает она, как будто я не говорил ни слова. – Это много для меня значит, что ты так обо мне заботишься. И что ты хотел помочь Джасперу. Но зачем ты поставил под удар свою компанию? Вы с Карлайлом создали ее с нуля. Я знаю, что это убило бы вас обоих, наблюдай вы за тем, как она переходит такому грязному сученышу как Джеймсу. Это убило бы меня.

Она права. Мне даже не нужно соглашаться, потому что истина в ее словах так явно очевидна.

– И Белла? Она не заслуживает ничего из этого, – печально произносит она. – Она правда хороший человек. И я просто… у меня было это чувство насчет вас двоих. Знаю, ты всегда думаешь, что я чокнутая, но мои чувства всегда правы. Всегда. Но все это… не знаю… настолько запутанно!

Похоже, она действительно расстроена этим. Хоть я этого не показываю, но ее эмоции практически точно отображают мои собственные.

Если бы мы с Беллой встретились при других обстоятельствах, все было бы… правильнее. Все было бы нормальнее, и возможно она была бы сейчас здесь со мной, не требовала бы времени и пространства и вероятно желала бы увидеть меня снова.

Но дал бы я ей возможность так сблизиться со мной, если бы не пари? Я бы оттолкнул ее при первом же подозрении на привязанность, которую я чувствовал, испугал бы ее и без скрытого мотива держал бы ее поблизости. И вообще встретились бы мы? Я никогда не приближаюсь к женщинам в барах; я выпиваю пару напитков, и женщины обычно незаметно подсаживаются рядом, чтобы поболтать и пофлиртовать. Очень сомневаюсь, что Белла была бы одной из тех женщин.

– Знаю, – мрачно говорю я. – Прости. Мне тоже очень нравилась Белла.

– Нравилась? – с надеждой в голосе спрашивает она.

– Да, – говорю я, надеясь показать каждую унцию честности в одном этом слове. – Она очень мне нравится, Элис. Я не прекращал думать о ней, с тех пор как все это произошло. Она уничтожает меня. Я не могу больше это терпеть.

Излить душу своей сестре – одному человеку, который действительно понимает меня и не будет судить – фактически чувство приятное.

– Тогда почему ты извиняешься передо мной? Тебе нужно поговорить с Беллой!

– Я пытался, Элис. Она больше не хочет это слышать. Хочет пространства.

Элис ахает. Мгновение я задумываюсь, не сказал ли я чего лишнего.

– Ты даешь ей пространство? – спрашивает она. Я успокаиваюсь, осознавая, что, похоже, я делаю хоть что-то правильное.

– Да, да. Конечно, – быстро вверяю ее я.

– Нет! – восклицает она, заставляя меня подпрыгнуть от удивления. – Она не хочет пространства! Боже, мужчины такие тормознутые!

Я тревожусь от ее внезапной вспышки.
– О чем ты?

– Что ты сделал ради нее? Цветы? Открытки? Стихи? Вырезал ледяную статую, ознаменовывающую твою любовь?

Теперь я совсем сбит с толку.
– Я отправлял ей цветы, – говорю я, слегка защитным тоном. – Но это было до того, как она поговорила со мной. И когда мы говорили, я пообещал ей, что оставлю ее в покое, если она захочет – я просто хотел, чтобы она дала мне объясниться.

– Ты ничего ей не присылал с тех пор? – потрясенно спрашивает она.

– Я, м-м… Я купил фигурку кошки и оставил ее на рабочем столе Беллы вчера. Ее не было на месте.

Как только я произношу это вслух, я понимаю, что мои попытки контакта с ней вызывают жалость. Наверняка ей даже не понравилась кошка – отчасти она была уродлива. И затем ужасающая мысль приходит мне в голову.

Дорогой боже, надеюсь, я не обидел ее!

Прежде чем я могу озвучить какой-либо из своих страхов, Элис спрашивает:
– Кошку? Почему кошку?

– Оу, м-м… она нянчилась с кошкой друга Эммета. Это просто заставило меня подумать о ней. Наверное, это была глупая идея…

Элис быстро перебивает меня.
– Нет, нет. Мне нравится. Ты прав, это погружает в размышления. Тебе нужно прислать ей больше таких штучек.

Я все еще не понимаю.
– Ты уверена в этом? Она сказала, ей нужно время…

– Если ты отстранишься от нее, она подумает, что тебе плевать на нее! Ты же не хочешь, чтобы она так думала?

– Нет…

– Хорошо, тогда слушай меня. Тебе нужно придумать такие же глубокие подарки. Девушки любят это. Поэтому расскажи мне что-нибудь о ней.

Дерьмо. Внезапно я не могу ни о чем подумать. Такое чувство, что весь мой разум в ужасе и не хочет выдавать ни одной идеи.

Но затем ко мне приходит одна мысль.
– Ей нравится фильм «Большой Лебовски».

– Прекрасно! Купи ей что-нибудь, связанное с фильмом. Может, диск с саундтреком или фото с автографом одного из актеров. Что еще на твоем уме?

– М-м… однажды она приготовила мне «Тирамису».

– Боже, обожаю «Тирамису»! – выкрикивает она в волнении. – Ты должен послать ей кусочек на работу во время ее перерыва! И отправь мне немного, когда будешь заказывать!

Я смеюсь, ощущая спокойствие, которого я не ощущал уже много дней. До разговора с Элис вес на моих плечах был сокрушителен. Теперь с ним можно справиться, и возможно в совершенном мире план Элис сработает, и я буду полностью свободен от него.

Приводить план в действие я начинаю на следующий день. Я решаю начать с чего-то маленького и простого. Прошу свою ассистентку доставить в офис Беллы подарочный сертификат на уроки катания на скутере и молю, чтобы она увидела юмор в этом подарке.

На обед я доставляю ей на работу «Тирамису».

Она никак не связывается со мной. Я не знаю точно, получила ли она подарки вообще, несмотря на поспешное заверение Джейн, что она положила подарочный сертификат на ее стол сама.

На следующий день я отправляю к ней домой диски со всеми пятью сезонами «Остаться в живых», неспособный вспомнить, какой именно у нее есть, и также вместе с ними прикрепляю диск с саундтреком «Бриолина». Я воздерживаюсь от того, чтобы привести их самому, желая дать Белле возможность связаться со мной первой.

Если, конечно, она когда-нибудь решит так сделать, потому что в очередной раз я не получают от нее никакого ответного сигнала.

В среду я получаю подтверждение, что копия ковра из «Большого Лебовски» была доставлена в ее квартиру и получена. Мне становится легче, когда я осознаю, что она действительно получает мои подарки, но тот факт, что она не звонит мне, чтобы подтвердить это, приводит в уныние.

В четверг я ухожу с работы пораньше с другим подарком в голове. Я делаю фото моей новой спинки кровати и сзади пишу смешное стихотворение – надеюсь, оно привлечет ее внимание и заставит ее улыбнуться. Я привожу фото в ее офис сам и прошу секретаря положить его ей на стол.

Сразу после этого я возвращаюсь домой в Олимпию. Я обеспокоен фактом, что у меня заканчиваются вдумчивые идеи подарков, но я пытаюсь не останавливаться на этом. Мне просто нужно немного очистить голову. Я должен избавиться от эмоционального выброса, которым одарила меня вся эта неделя.

На следующий день после работы я еду домой в Сиэтл, споря с собой всю дорогу, нужно ли просто объявится прямо у ее квартиры и потребовать от нее подтверждения моих усилий. Это похоже на отчаяние и что-то, что, скорее всего, окажет на нее давление, и все же Элис настояла, что девушки более склонны к подобной настойчивости.
– Такого рода внимание очень романтично, – сказала она мне.

Я обдумываю свои действия, покручивая ключи в руке, на грани отъезда в любую секунду. Но одна только мысль нервирует меня. Я все еще просто не уверен.

Возможно мне стоит перестать все обдумывать.

Мой телефон пиликает, когда я подхожу к двери, и я останавливаюсь на крыльце, чтобы проверить сообщения.

Спасибо за подарки. Они были… неповторимыми. – Б

Все внутри меня переворачивается. На это я надеялся всю неделю, и теперь я испуган, что это все, что мне удастся получить.

Пожалуйста, Белла. Надеюсь, они тебя не обидели. Я просто хотел заставить тебя улыбнуться. – Э

Я ощущаю себя нелепо, отправляя это сообщение. Наконец я получил оправдание на разговор с нею, и это не то, что я хотел ей сказать.

Ну, миссия выполнена. Спасибо тебе. – Б

И я улыбаюсь, вздыхая от облегчения, зная, что я заставил ее улыбаться.

Как ты? – Э

Я ощущаю приобретенную храбрость; я не готов дать нашему разговору закончиться. Даже не раздумывая об этом, я запрыгиваю в свой автомобиль и съезжаю с подъездной дорожки, делая тяжелый выдох, когда Белла отвечает на мое сообщение, не игнорируя меня.

Мы начинаем перекидываться эсэмэсками. Я отвечаю ей на красном свете светофора и знаках остановки и даже неловко набираю сообщение, медленно ведя машину вперед. Знаю, это опасно – не то, что я обычно делаю – но я не способен держаться в стороне лично или через слова.

Оказавшись почти около ее квартиры, наш разговор становится более личным. Я молю, чтобы она была дома.

Прости за то, что ты ходила на свадьбу одна. Я правда хотел пойти с тобой. – Э

Это больше не важно. Мне плевать, иду я одна или нет. – Б

Ты никогда не должна быть одна. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет поклоняться тебе день и ночь. Кого-то, кто никогда не солжет тебе, и кто будет обращаться с тобой по-особенному, потому что ты особенная. – Э

Это мило, Эдвард. Но все не настолько просто. – Б

Почему нет? – Э

Потому что тогда где-то должен быть особенный человек, который любит меня так сильно. – Б

Ее слова почти смехотворны. Разве нет никого, кто думает, что она особенная? Никого, кто любит ее? Я так сильно хочу быть для нее этим человеком, что это до жути пугает, но я двигаюсь вперед, неспособный остановить эту силу, которая ведет меня к ней домой. К ней. Она пробудила во мне чувства, которые я не ощущал целую вечность. Простая мысль о ней заставляет меня чувствовать себя рожденным заново, как будто я и вовсе абсолютно другой человек.

Прямо с этого момента никто никогда не будет так сильно пытаться заслужить ее так, как я.

Кажется, проходят только мгновения, прежде чем я оказываюсь перед ее дверью. Мои ладони потные, дыхание сбивчивое. Я знаю, что она дома, потому что я видел ее машину снаружи, но это никак не помогает подавить растущую панику, которую я начинаю ощущать.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Когда я думаю, что я настолько спокоен, насколько только возможно, я стучу в ее дверь.

Проходят только несколько секунд, прежде чем я слышу торопливые шаги. Один короткий момент я боюсь, что она увидит меня через глазок и потребует, чтобы я ушел.

Но страх задерживается недолго, когда дверь быстро распахивается.

Белла стоит там, с широко распахнутыми глазами, и медленно покусывает нижнюю губу, когда рассматривает меня. Она выглядит больше удивленной, чем сердитой, что дает мне частичку надежды.

Мы смотрим друг на друга какое-то время. Я знаю, что должен что-то сказать, но я, надо признаться, боюсь до усрачки. Наконец я кладу телефон в свой карман и начинаю:
– Белла, на свете есть такой человек, – произношу я. Она сглатывает, ее глаза не покидают мои. – Можем мы поговорить?

Медленно кивая, она отходит в сторону, чтобы я мог войти.

Я сдерживаю вздох облегчения, когда захожу внутрь, тут же осматривая ее кухню. Она забита вазами с увядшими цветами и напоминает званый ужин в «Байках из склепа». Белла следует за моим взглядом и неистово краснеет.
– Ты должен был предупредить, что заедешь, – говорит она. – Я собиралась выбросить их, просто особо не бывала дома в последнее время.

Я смотрю на нее – наконец смотрю на нее – вглядываюсь в ее беспорядочные волосы, ее порозовевшие бледные щеки и огромную футболку со значком Супермена, которая доходит ей до середины бедра. Сквозь нее я вижу ее соски, поэтому я уверен, что на ней нет бюстгальтера.

Она абсолютно чертовски великолепна.

Мои штаны внезапно напрягаются, и я отвожу свой пристальный взгляд, отчаянно пытаясь отбить эти похотливые чувства, которые испытываю к женщине передо мной. Я не могу поверить, насколько же это неуместно, и тихо проклинаю свой бестактный член.

И снова Белла последовала за моим взглядом. Она смотрит вниз, и затем ее взгляд быстро вновь впивается в мой.

– М-м, я просто… подожди… дерьмо. – Она несется в свою спальню, с глаз долой, оставляя меня одного у двери. Я пользуюсь возможностью, чтобы собрать все свое остроумие и исправиться.

Она появляется несколько минут спустя в паре пижамных штанов. Они не столь сексуальны, как ее голые ноги, но так лучше, если мы собираемся серьезно поговорить. Также я вполне уверен, что она надела лифчик, и это немного разочаровывает.

Она нервно встает передо мной и выглядит все такой же смущенной.
– Прости, – бормочет она. – Я была немного отвлечена… Я просто… не бери в голову.

Я никогда в своей жизни не чувствовал такого притяжения к женщине. Пошатнувшись от нахлынувшего желания, я качаю головой и тепло улыбаюсь.
– Не переживай из-за этого, Белла.

Она быстро кивает, эффективно устраняя дальнейшее обсуждение этой темы.
– М-м, хочешь чего-нибудь выпить? – предлагает она.

– Нет, спасибо.

– Хочешь присесть?

Я смотрю на ее гостиную. Коврика нигде не видно, и я хмурюсь, задумываясь, не выбросила ли она его.

– Конечно, – наконец говорю я, ощущая себя менее уверенно, чем прежде. Не то чтобы с самого начала я чувствовал себя самоуверенным.

Она садится первой, и я присаживаюсь на другой конец дивана, не желая нарушать ее личное пространство. Я наклоняюсь вперед и свожу руки вместе, ощущая, что влажность на ладонях никак не уходит.

Я так чертовски нервничаю. Белла, похоже, не хочет начинать первой, и по некоторым причинам я решаю, что это зловещий знак. Ее дыхание подрагивает, когда она сглатывает.

– Ну, – начинает она, очевидно стремясь задать отправную точку разговора. – О чем ты хотел поговорить?

Она смотрит вниз на свои руки, пока говорит. Я вздыхаю, проводя ладонью по волосам. Я не знаю точно, что сказать и с чего начать. Но она смотрит на меня, ее глаза давят, ожидают от меня ответа. И я никогда не позволю этой возможности высказаться пройти мимо меня.

– Я хочу поговорить о нас, – наконец говорю я.

– О нас? – Ее ответ слабый и тихий, и я знаю, о чем она думает – нет никаких нас.

И никогда не было. Не совсем.

Я потираю лицо обеими руками, надеясь стереть часть этой нервозности и замешательства. Но я только размазываю пот по своему лбу.

– Да, о нас, – продолжаю я. – Я хочу, чтобы было это «мы». Ты мне нравишься, Белла. Ты мне не безразлична. Я никогда не прекращаю думать о тебе. Знаю, наша ситуация запутанная, но мне действительно нравится человек, которым я стал за последние две недели. Ты заставила меня смеяться, ты заставила меня чертовски волноваться, и ты сделала меня… не знаю… другим человеком. И мне нравится человек, которым я стал, благодаря тебе.

Белла не смотрит на меня. Она смотрит прямо вперед, ее лоб нахмурен от беспокойства, ее глаза блестят, а ладони беспокойно ерзают на коленях.

– Теперь когда пари окончено, я просто хочу… не знаю. Я хочу начать все сначала. Я хочу узнать настоящую тебя, не просто ту девушку, которую ты решила показать мне, потому что не доверяла мне. Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Я хочу возможность завоевать твое доверие и хочу заслужить его. Наверное, я просто хочу сказать, что… я хочу попробовать еще раз.

Она поворачивается, чтобы взглянуть на меня, и, о боже, слезы заполняют ее глаза. Я хочу протянуть ладонь и вытереть их, но не смею сделать это.

– Ты тоже мне нравишься, – наконец шепчет она, и я ощущаю, словно взлетаю. Я не могу остановить нелепую улыбку, расползающуюся на моем лице; внезапно мне становится настолько легко, чего не было уже несколько дней. – Но, – продолжает она, и я ощущаю, как мои надежды столь же быстро таят. Я боюсь слышать ее следующие слова, – ты правда думаешь, это хорошая идея? Все время, что мы знали друг друга, между нами была только ложь! И после того, что я сделала тебе… как я все еще могу тебе нравиться?

Она смотрит на меня с отчаянием и замешательством.

– Ты права, это было неровное начало, – соглашаюсь я. – Но почему ты нравишься мне? Ты умная, красивая и забавная. Ты отстаиваешь свое мнение. Делаешь «Тирамису», ради которого можно умереть, – шучу я, надеясь немного ослабить напряжение.

Она фыркает при этом, и звук при этом кажется немного заглушенным от накопившихся слез, так что я игнорирую ее реакцию и быстро продолжаю:
– Тебе все равно, что о тебе думают люди, и ты ладишь с моим лучшим другом, – говорю я. – Плюс ты привела мне причину сменить спинку кровати, что я собирался сделать целую вечность назад.

Она отводит глаза, выглядя стыдящейся, и я тут же сожалею о том, что использовал такую глупую шутку.

– Нет, Белла! Прости. Посмотри на меня. – Я инстинктивно кладу руку на ее щеку, поворачивая ее голову, чтобы она вновь встретилась с моим пристальным взглядом, и я удивлен, когда она не отталкивает меня. – Я не должен был говорить это, – быстро извиняюсь я.

Она качает головой.
– Это не твоя вина. Это я сделала это. Я… прости меня.

– Ты прощена, – быстро говорю я. – Все закончилось. Кончено. Что было, то прошло. Словно ничего и не было – мне все равно, даже если мы никогда больше не будем говорить об этом. Или мы можем, если ты так хочешь, – тут же добавляю я.

Она слабо улыбается мне, а затем наклоняется, чтобы достать салфетку с края журнального столика. Она начинает протирать лицо и вытирать свой нос.

– Думаешь, ты когда-нибудь сможешь простить меня за заключение пари? – нервно интересуюсь я. Часть меня не хочет услышать ответ, потому что очень боится узнать его.

Но она смотрит на меня, ее карие, широко распахнутые глаза показывают только полную честность.
– Я уже простила.

Я вновь словно парю, даже больше ликую на этот раз. Наш разговор ушел не туда, куда я ожидал, но именно так, на что я надеялся.

– Но я просто волнуюсь, Эдвард, – добавляет она сразу же. – Я хочу доверять тебе…
– Белла, ты можешь доверять мне! Я клянусь тебе на всем, что я не сделаю ту ошибку снова. Позволь мне доказать тебе это.

Она шмыгает носом, и, могу сказать, она не убеждена.

– Спроси меня что-нибудь, – говорю я. – Все что угодно. И я расскажу тебе все, что ты захочешь знать. Никакой лжи, никаких секретов. Просто ты и я доверяем друг другу.

Я уже через пять секунд готов упасть на колени и умолять. Белла ничего не говорит. Вместо этого она выглядит разрывающейся между двумя решениями.

– Белла, пожалуйста. Пожалуйста, поверь мне. Я никогда больше не буду частью какой-либо чертовщины, как эта. Я просто хочу шанс начать все сначала и доказать тебе это.

– Тогда расскажи мне что-нибудь о себе, – просит она. Выглядя виноватой, она добавляет: – Я не знаю, что спросить.

Быстро обдумав, я цепляюсь за что-то хоть немного достойное, чтобы сказать в ответ.
– В старшей школе я играл в бейсбол, – говорю я ей, неспособный придумать что-нибудь лучшее. – Кто-то ударял по мячу, пока я был за ним, и когда он вернулся, то зарядил прямо мне по лицу. Он выбил два зуба, так что два моих зуба ненастоящие.

Она вздыхает и снова смотрит вниз на свои ладони.

Черт. Я знал, что про зубы было глупо, мысленно отчитываю себя я. Но затем она удивляет меня.
– Что произошло с твоими родителями? – ее голос тихий, осторожный; почти сразу же ее испуганные глаза встречают мой взгляд.

Я глубоко вздыхаю. Я не ожидал, что придется говорить об этом сегодня, но я не могу винить ее за желание знать это. Как я могу ожидать ее доверия, если я продолжу скрывать от нее части своей жизни?

Больно думать об этом, но я бы принял любую дозу боли, эмоциональной или физической, если только Белла даст мне второй шанс, который я так отчаянно жажду.

– Белла, они мертвы. Моя… моя мама была убита. А папа умер от проблем со здоровьем.

Я говорю максимально беспристрастно, насколько возможно, не желая, чтобы это стало чем-то кроме возвращения Беллы. Она вцепляется в свою футболку, там, где логотип Супермена, и кивает.

Я не совсем уверен, хочет ли она, чтобы я как-то уточнил это. Я мысленно спорю с собой, пытаясь решить, хочу ли я теперь копаться в этой истории. Я определенно буду, если это то, что она хочет, но я не хочу ставить себя на эту позицию, не зная наверняка.

Но она наконец избавляет меня от страданий.
– Эдвард, ты не должен говорить со мной об этом прямо сейчас. Знаю, это трудно для тебя. Но однажды, если действительно будет… «мы»… тогда я бы хотела узнать о тебе все. Но я хотела бы тоже заслужить это.

Она застенчиво смотрит на меня, ее лоб наморщен в беспокойстве, как будто она боится, что сказала что-то обидное. Но ее слова не могли сделать меня еще счастливее.

– Конечно, Белла, – соглашаюсь я. – Обещаю. Все, что ты захочешь знать.

Она улыбается, ее лицо уже сухое от слез, и я так рад, что хочу петь.

Ощущая себя легче, чем когда-либо, я ищу подтверждения ее слов.
– Так ты дашь нам шанс?

Она кивает, покусывая нижнюю губу, чтобы скрыть собственную улыбку.
– Я бы хотела этого, – говорит она. – Но я правда бы очень хотела, чтобы мы начали медленно. Ну, знаешь, чтобы попробовать сделать все… правильно.

Я быстро киваю, готовый согласиться на все что угодно, лишь бы было так.
– Как только захочешь.

Проходят секунды. Я совсем не уверен, что теперь нужно сказать. После чудовищности нашего разговора не думаю, что любая шутка или глубокое обсуждение будут уместны.

Наконец я гляжу на часы и решаю, что, наверное, сейчас самое время ей отдохнуть. Я не хочу злоупотреблять гостеприимством, особенно так как она настаивает на том, чтобы мы двигались медленно.

Я потираю ладони о свои штаны, влага наконец исчезла, и спрашиваю:
– Так ты не против, если я позвоню тебе завтра?

Она улыбается.
– Конечно нет, Эдвард.

Я встаю, готовясь уйти. Белла смотрит на меня так, словно хочет присоединиться, поэтому я протягиваю руку и помогаю ей встать.

– Думаю, мне пора, – говорю я, смотря на нее. Прядка волос падает ей на лицо, и я хочу отодвинуть ее в сторону, чтобы коснуться ее любым возможным способом, но я боюсь, что могу переступить свои границы. Мне сделали ценный подарок, и я не хочу все испортить.

Она мрачно кивает. Могу сказать, она не рада, и все же она не просит, чтобы я остался.

Она следует за мной к двери. Я думаю о дюжине способов уйти – простые слова до свидания, поцелуй в щеку, поцелуй в губы, объятие. Все эти вещи кажутся неуместными и все же одновременно оскорбительными, посему оставляют меня сбитым с толку и опасливым перед ее дверью.

Я откашливаюсь; звук отдается напряжением в тишине.
– Спасибо за то, что поговорила со мной, Белла, – искренне произношу я.

Она вытирает нос в последний раз и улыбается мне.
– Спасибо за… ну знаешь… за то, что прилагал усилия, – отвечает она.

Так Элис была права.

– Ты заслуживаешь это, – уверяю ее я. Как только я поворачиваюсь, чтобы уйти, она внезапно касается моего плеча, останавливая меня.

– Так мы можем теперь делать все, что я хочу, ха? – спрашивает она, ее тон дразнящий, но застенчивый. Это тут же возбуждает мой интерес.

– Все что угодно, – выдыхаю я.

Она покусывает нижнюю губу.
– Поцелуй на ночь?

Кто-то действительно на моей стороне сегодня. Но разве это означает двигаться медленно? И разве мне не все равно?

Конечно, нет. Это было ее правило, не мое.

Я склоняюсь, чтобы мягко прижаться к ней губами, не совсем уверенный, что она ожидает от «поцелуя на ночь». Но один мягкий поцелуй приводит к другому, затем к еще одному, и внезапно ее язык в моем рту, а ее пальцы в моих волосах, потягивают и подергивают с опрометчивой энергией, поскольку каждый бит накопившегося разочарования исчезает в этом одном действии.

Когда мы разрываем поцелуй, она мягко подталкивает меня за дверь, даря мне еще один легкий поцелуй на прощание. И я стою там один, перебирая волосы в чистом удивлении. Я ненавижу одну только мысль об уходе, но я уже достиг так многого этим вечером, что чувствую, лучше идти домой и считать свои дары природы.

Но на полпути вниз по лестнице я больше не могу сопротивляться. Я перескакиваю через ступеньку и мчусь назад к ее квартире, стуча громко и нетерпеливо.

Она открывает дверь, выражение ее лица отражает удивление и любопытство.
– Что стряслось? – взволнованно спрашивает она.

– Ничего, ничего, – быстро говорю я, надеясь успокоить ее страхи. – Просто… я еще не ужинал и задумался, может… ну знаешь… ты захочешь присоединиться ко мне?

Она открывает дверь шире и прислоняется к проему.
– То есть как свидание?

– Ну, да, – говорю я. – Если хочешь. Или это могут быть просто два человека, которые едят вместе.

Все, что захочешь, лишь бы ты была со мной.

Она касается своих взъерошенных волос и, кажется, обдумывает это.
– Я ужасно выгляжу, – говорит она в раздражении. – Ты правда хочешь поужинать со мной прямо сейчас?

– Белла, не думаю, что ты когда-либо в своей жизни выглядела так чертовски прекрасно. Конечно, я хочу поужинать с тобой.

Ее лицо озаряет одна из самых широких улыбок, которые я только видел.

– Хорошо, – наконец соглашается она, уже направляясь в свою спальню. Я слежу за ее обнаженными ногами и поражаюсь факту, что я ушел приблизительно тридцать секунд назад, и все же она вновь успела снять свои пижамные штаны. Ее голос разносится из спальни, когда она добавляет: – Но тогда мне нужно хотя бы надеть какие-нибудь штаны.

Перевод: Rob♥Sten