Глава 21. Сделка с дьяволом

Музыка к главе:

Шуберт – Лесной царь
Durufle: Реквием – Libera me
The Rolling Stones - Сочувствующий дьяволу

~oЖo~

– Он лжет, – настаиваю я. – Что бы там ни было в этом письме, оно не для моего отца; это для одного из нас. Он просто не хочет, чтобы ты сейчас его читал.

– Что? – требовательно спрашивает Карлайл, смотря мне прямо в глаза. – Что заставило тебя так думать?

– Я всегда могу сказать, когда Эдвард лжет, – признаюсь я. – Просто прочитай это, пожалуйста.
Он немного сбавляет скорость, раскрывая бумагу и читая ее содержимое.

– Эдвард, – рычит он. – Как мой сын может быть одновременно таким чертовски гениальным и таким чертовски глупым?

Карлайл неожиданно резко разворачивает машину на сто восемьдесят градусов, и я клянусь, лишь половина колес едва соприкасается с дорожным покрытием. Прежде я думала, что это Эдвард водит опасно. Забудьте. Это нечто. Это Инди 500.

– Иисусе! – шепчу я, вжимаясь в сидение.

– Не поминай имя Господа всуе, – говорит Карлайл, но я не могу сказать, что он раздражен. – Если ты только сейчас не произносишь молитву, что я бы тебе настоятельно посоветовал.

В конце концов, лед в моих венах начинает таять, и я набираюсь мужества, чтобы схватить письмо с центральной консоли, куда его бросил Карлайл. Разумеется, оно было предназначено ему.

– Я не умею читать по-латыни, – разочарованно протягиваю я. – Что он делает?

На лице Карлайла написаны спокойствие и серьезность, словно он читает историю болезни, но его нога на педали «газа» выдает волнение и спешку, в результате чего машина несется со скоростью… ха, никогда прежде не видела, чтобы показания спидометра достигали своего высшего предела, так что я понятия не имею, с какой скоростью несется машина.

– Строит катастрофические предположения, – говорит Карлайл без намека на панику в голосе. – Видимо, он думает, что Деметрий должен в одиночку отслеживать его. У меня создалось впечатление, что Эдвард собирается ускользнуть от него, но он намерен попытаться противостоять ему.

– Хочешь сказать, он собирается вступить с ним в драку? – недоуменно спрашиваю я. – И что это даст, если они оба бессмертны?

– Мы потенциально бессмертны, Белла, – говорит Карлайл, и его взгляд на один краткий миг взметается ко мне. – Нас можно уничтожить. Но Эдвард слишком самонадеян, учитывая то, с чем ему предстоит столкнуться. Сомневаюсь, что Деметрий будет один, и некоторые из стражей умеют скрывать свои мысли.

– Джейн, – шепчу я в ужасе, думая о том, что сказала мне Роуз. – Эдвард не ощутил присутствия других вампиров в опере, но Аро и Джейн были там. Рената пожаловалась, что ей не разрешили прийти, но Аро сказал, это потому, что Джейн может держать под контролем свои мысли.

– Он действительно так сказал? – спрашивает Карлайл, в его голосе слышится неприкрытое потрясение и боль. – Аро преднамеренно поступил так с моим сыном?

Мое сердце сжимается, видя, как в его серьезных глазах мелькает понимание предательства, напоминающее темную тучу, заступившую солнце. Я знакома с ним всего две минуты, но уже чувствую, что могу доверять ему, и, думаю, чувствовала бы себя так же, даже если бы не знала Эдварда или не читала его дневники. Как можно предать этого мужчину? Это кажется совершенно немыслимым, так же, как пинать ногами маленького милого щенка или шлепать младенца. Жгучая ярость разгоняет мои страхи; никогда прежде меня не одолевал такой гнев, и это странно – невыносимо и в то же время утешающе. Утешающе, потому что заставляет чувствовать себя сильной, и невыносимо, потому что я абсолютно ничего не могу сделать в этот момент.

– Мне жаль, но да. Он так сказал, – говорю я скрепя сердце.

Его глаза бросаются к моим, будто бы он поначалу не верит мне, но, полагаю, мой решительный встречный взгляд убеждает его. Выражение на лице Карлайла говорит о собранности и профессионализме – должно быть, именно таковым оно всегда становится с очередным появлением кареты скорой помощи, потому как меня согревает чувство, что он знает, что делает, и это заставляет ледяной кулак в моем животе немного разжаться.

– Белла, я понимаю, что ты меня недостаточно хорошо знаешь, но я прекрасно осведомлен, как действуют Вольтури, – говорит он. – Мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, что случилось по вине Аро. Ничего не упуская.

~oЖo~

Я действительно рассказываю ему все, по крайней мере, имеющее отношение к Аро и остальным Вольтури. Когда речь заходит о том, что случилось после, я запинаюсь. Нерешительность тяготит, но Карлайл расспрашивает меня как адвокат и заставляет повторять историю столько раз, что времени на многое другое у нас не остается. Я лишь надеюсь, что поступила правильно.

– Итак, приглашение, ты уверена, что оно гласило «Приходите такими, какими вы есть, особенно мисс Свон»? – спрашивает он, в то время как мы въезжаем на парковку отеля. Он выглядит таким же беспокойным, как и Эдвард, когда впервые прочитал приглашение.

– В этом я уверена, – подтверждаю я, выходя из автомобиля, чтобы быстро последовать за ним. – Потому что Эдвард по-настоящему расстроился из-за этой части. Почему это так ужасно?

– Потому что намекает на нечестные намерения, – мрачно говорит Карлайл. – Нечестные намерения со стороны Эдварда, и более тонко, со стороны Аро. Таким путем эти вещи не улаживаются.

Мы останавливаемся у стойки регистрации, и Карлайл осведомляется у худощавого, приличного на вид мужчины об Аро.

– Здесь список гостей, и лишь одно имя еще не зарегистрировано, – насмешливо заявляет клерк, поднимая брови от вида моего полувзъерошенного состояния. – У вас есть документ, подтверждающий вашу личность?

Я вытаскиваю свое удостоверение личности и показываю его администратору. Проверка документа занимает слишком долго времени. Карлайл забирает мою карту обратно с взглядом, который заставляет побледнеть тщедушного мужчину.

– Это пентхаус, – говорит он, дрожащей рукой протягивая мне ключ. – Используете его в лифте – он отвезет вас прямо наверх.

– Насколько большие у Эдварда неприятности? – спрашиваю я, липкий страх пробегает вверх по моему позвоночнику, когда я вставляю ключ в замок под круглой кнопкой с пометкой «ПХ».

– Как сказать, – отвечает Карлайл, в то время как лифт начинает подниматься. – Ты уверена насчет этого? Тебе не обязательно идти со мной.

– Я иду, – настаиваю я, крепко сжимая челюсти, несмотря на бросающие в дрожь ощущения. – Я приглашена. Я в списке, помнишь?

– Эдвард захочет убить меня, – колеблясь, говорит Карлайл. – Но для него лучше, если ты там будешь. Это опасно для тебя, но очень храбро. Прежде всего, это твой выбор, Белла.

– Я не отступлюсь, – решительно говорю я.

Карлайл смотрит на меня с беспокойством, затем кивает. Едва он это делает, я начинаю паниковать. Индикаторы указывают, что мы уже почти у цели, и мой желудок сжимается в очередной раз. Я слышу, как стучит кровь в ушах, и чувствую себя так, словно собираюсь сделать что-то поистине глупое, – например, войти в горящее здание.

«Неужели метафоры столь необходимы сейчас, Белла? Ты вот-вот войдешь в комнату, полную вампиров, разве это не достаточно плохо?» – вмешивается по-настоящему придурочная часть моего мозга.

Мне кажется, я вполне могла бы грохнуться в обморок, если бы не рука Карлайла вокруг моих плеч, успокаивающая и поддерживающая.

– Наберись мужества, – мягко шепчет он мне, нежно сжимая мое плечо.

Это помогает, по крайней мере, на мгновение.

Прежде, чем двери лифта открываются, мы слышим мужчину, истошно кричащего от боли – это и есть все то мужество, которое мне столь необходимо. Каждый мой страх снова растворяется в гневе, когда я бегу к нему, едва замечая кого-либо в комнате. Эдвард лежит, скрючившись, на полу, его искаженное мучениями лицо очень напоминает лицо Джаспера, когда тот так же кричал от боли. Я опускаюсь на колени рядом с ним и делаю все, чтобы защитить его, даже если от этого и не будет никакой пользы. Ловлю себя на том, что бездумно повторяю все, что говорила недавно Элис, найдя Джаспера в таком же состоянии.

– Я здесь, Эдвард, – плачу я, целуя его лицо, вдыхая его аромат.

Мне необходимо знать, что и он здесь, но, кажется, тело в моих руках с трудом служит доказательством этого, ведь на самом деле Эдварда нет. Он не может видеть меня, но отвечает на мои прикосновения. Он перестает кричать, как только мои губы встречаются с его прохладной кожей, но его глаза остаются расфокусированными, а его тело содрогается в конвульсиях, словно от ударов какой-то невидимой силы. Эдвард глубоко вдыхает и выкрикивает мое имя.

Чувствую себя такой беспомощной, злой, такой бесполезной. Как бы я хотела уже быть вампиром, чтобы суметь защитить его, и мне все равно как. Я поднимаю голову и осматриваюсь вокруг себя, в мгновение ока застывая на месте от ужаса.

Семь вампиров, не пять.

Включая Карлайла и Эдварда, я нахожусь в окружении девяти вампиров, половина из которых смотрят на меня с удивленным интересом. Рената бросает на меня взгляды из-за Аро, ее рука лежит на его плече.

Два незнакомых вампира-мужчины стоят по обе стороны от Аро. Они почему-то кажутся старше, чем он – но не как люди, а как вампиры: их кожа и глаза больше напоминают пергамент и мрамор, чем плоть и органы. Тот, что справа – презрителен в своем удивлении, с лицом чванливого дворецкого, который не может поверить в то, что допустил его хозяин. Другой, обращенный ближе к среднему возрасту, как мне кажется, смотрит на нас с Эдвардом со странной, сокрытой глубиной. Его удивление скорее искренне, чем осуждающе. Понятия не имею, кем они могут быть, но третий незнакомый мужчина делает несколько шагов, чтобы расположиться рядом с Карлайлом, заставляя меня думать о том, что он может быть тем, кого они зовут Элеазар. Теперь трое против шестерых, если не включать меня, а я уверена: никто меня и не включает.

«Если бы только Роуз с Эмметом могли быть здесь», – с отчаяньем думаю я.

Джейн держится вдали ото всех остальных, ее восхищенный взгляд прикован к Эдварду, который бьется в конвульсиях на мраморном полу.

Деметрий – совершенно другая история. Мою кожу начинает покалывать, когда я встречаюсь с ним глазами. Есть в его взгляде нечто, что не поддается описанию, если не считать того, что он отчасти обозленный и жаждущий, и напоминает мне то, как Джейк смотрит на машины, которые, как он понимает, не в состоянии себе позволить.

– Как думаешь, сможешь найти ее теперь, когда она стоит прямо перед тобой? – смеется Аро, наблюдая за тем, как мы прожигаем взглядом друг друга.

Я дрожу и еще ближе приникаю к Эдварду. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь на вселенной в моих руках, на дрожащем, неподвластном себе существе, которым сейчас являлся Эдвард.

– Теперь и Кайус с Маркусом? – спрашивает Карлайл с видом по-настоящему разгневанного отца. – Что все это значит?

– Могу спросить тебя то же самое, Карлайл. Разве ты не научил Эдварда одному правилу, которого мы все придерживаемся? Это твоя обязанность как его сира, – отвечает Аро без тени веселья. Не путай нашу дружбу с поводом нарушить закон.

– Закон, так? Это действительно выглядит как суд, а меня нет даже в списке гостей, не говоря уже о том, чтобы кто-нибудь ввел меня в курс дела? – произносит Карлайл с болью на лице. – И все это время я оказываю тебе одолжение «не в службу, а в дружбу»? Ты можешь хотя бы прекратить пытать моего сына, чтобы мы могли обсудить это как цивилизованные мужчины?

– Поскольку ты представил запрашиваемого свидетеля, я могу исполнить твое желание, Карлайл. Джейн, можешь остановиться, – говорит Аро, выступая в роли совершенно хладнокровного судьи. – В конечном счете, она, согласно инструкции, здесь.

Улыбка Джейн меркнет, и Эдвард на мгновение расслабляется в моих руках, прежде чем подорваться с пола. Поднявшись на ноги, он притягивает меня в объятья – будто бы мы поменялись местами, и теперь его очередь выступить в роли моего защитника.

– Белла, нет! – выкрикивает резким голосом Эдвард, смотря на меня со страхом и отчаянием. – Почему ты здесь? Я хотел, чтобы ты была в безопасности. Карлайл? – спрашивает он, бросая сердитый взгляд на своего отца.

Карлайл отвечает ему виноватым взглядом, чуть дольше всматриваясь в глаза сына. Я скорее чувствую, нежели вижу, как Эдвард поворачивает голову немного левее, предположительно, отвечая таким еле уловимым «нет» на некий невысказанный вопрос.

– Он знает правила. Что заставило тебя думать, что он нарушил их? – требовательно спрашивает Карлайл, обращаясь к Аро.

– Твой сын отказывается пойти навстречу моей простой просьбе о разъяснении по отношению к одному правилу, соблюдаемому нами, – говорит Аро, выражение его лица сдержанно и подозрительно. – Он не хочет пожимать мою руку и не согласился привести ее сюда. Что я должен думать?

– А что должен думать Эдвард? – изумленно спрашивает Карлайл. – Он просто пытается защитить Беллу. Если бы ты позволил представить тебя должным образом вместо того, чтобы удивлять его визитом и своими требованиями, то столкнулся бы с абсолютно иной реакцией, уверяю тебя.

Шесть вампиров тут же устремляют на Карлайла свои взгляды, но он кажется совершенно безучастным к ним, его лицо спокойно и сурово порицательно. Он напоминает мне Аттикуса Финча в «Убить пересмешника», храбро обороняющего невинного от разгневанной толпы. Я чувствую, как мое сердце почти выскакивает из груди от благодарности и любви к нему.

– Я не верю, что она не знает о нас, – категорично заявляет Аро. – Она знает, и он явно не намерен подчиняться правилам. Каждый может видеть, что они испытывают любовь друг к другу. Если бы он хотел изменить ее, это было бы одно. Но вместо этого он намеренно попытался скрыть ее от нас. Это проблема.

– Это неправда, – говорит Карлайл. – У Беллы могут быть свои подозрения, но Эдвард вел себя ответственно. Мы обсуждали ее превращение, на случай, если она выберет Эдварда вместо нормальной жизни. Это деликатный вопрос, и ты был главным в наших рассуждениях при его рассмотрении.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но Карлайл останавливает меня суровым взглядом.

– Это все твой подход, Аро, – продолжает Карлайл. – Эдвард, ясное дело, ощутил угрозу, и, по всей видимости, у него были на то основания. Если не веришь, коснись моей руки.

– Мой подход не столь существенен, мой добрый друг, – говорит Аро, и на фоне дружеских слов отчетливо слышится предупреждение. – И я не заинтересован в твоей речи, но в его.

– Аро, – прерывает его стоящий слева вампир «постарше», протягивая чуть вперед руку. – Ты должен посмотреть на это.

Аро поднимает его руку и через мгновение после контакта в шоке открывает рот.

– Замечательно. Спасибо, Маркус, – говорит Аро. – Это и впрямь осложнение. Твой Эдвард и человек основательно укрепили свою связь, Карлайл, ты знал об этом?

Хор изумленных возгласов заполняет комнату, отражая мое собственное потрясение. Чувствую себя совершенно голой.

– Мило, – говорит Деметрий с хитрой улыбкой на губах.

Ярость и унижение устраивают кулачный бой в моем животе, заставляя сердце пуститься вскачь. В голову приходит мысль, что учащенный пульс в комнате, полной вампиров, не приведет ни к чему хорошему.

– Эдвард! – осуждающе шепчет Карлайл. – Вы же еще не женаты! Как ты мог сделать такое с Беллой?

– Мы помолвлены, – хмурясь, шепчет в ответ Эдвард. – Официально обручены, Карлайл.

Аро смеется и качает головой, а я смотрю в пол, чувствуя, как горят мои щеки. Кажется, Карлайл расстроен даже больше, чем был бы мой собственный отец.

Кажется.

– С чего бы кому-нибудь хотелось делать это с человеком? – презрительно усмехается Рената. – Когда он может иметь любого вампира, которого пожелает?

– Я делаю это все время, – непринужденно вставляет Деметрий. – Тепло может быть необыкновенным наслаждением. Но она в любом случае не его la sua cantante. На то, чтобы не убить их при обычных обстоятельствах уходит слишком много контроля.

La sua cantante? Что за черт? Отчаяние и непонимание присоединяются к гневу и стыду, и все вместе они устраивают шумную потасовку у меня в животе. Зараз я могу справиться лишь с чем-то одним, так что в данную минуту принимаюсь за непонимание. Его певица? Что не так с ним и моим пением? Может быть, оно не соответствует стандартам Деметрия, не то чтобы он вообще и действительно слышал, как я пою… Эдвард рычит, располагаясь так, чтобы Деметрий больше не мог видеть меня.

Деметрий смеется. Я вздрагиваю.

– Физический акт, да, возможно в качестве аперитива, но по-настоящему создавать пару? – возражает Рената. – Они не ровня, как он может?

– Мне жаль, – шепчет мне тихонько на ухо Эдвард, и я склоняю голову на его плечо.

– Все дело в высшей степени удивительно, Рената, – соглашается Аро. – Но это страннее всего. Она, по сути, также и его певица.

– О чем они говорят? – спрашиваю я шепотом Эдварда. – Это касается музыки?

В комнате разражается новый хор приглушенных голосов.

– Эдвард никогда не рассказывал, что ты его певица? – спрашивает Аро, подходя ко мне.

Он останавливается, когда Эдвард напрягается и притягивает меня к себе немыслимо близко, так, словно хочет полностью укрыть меня ото всех остальных. Я едва что вижу из-под его рук.

– Как я мог сказать ей, не нарушая правил? – недоверчиво спрашивает Эдвард.

– О чем он говорит? – я повторяю вопрос, отстраняясь от него на расстояние, достаточное для того, чтобы заглянуть в глаза Эдварду.

– Эдвард обладает недюжинной выдержкой, – говорит с некоторой гордостью Карлайл, затем замолкает, бросая на меня быстрый взгляд. – Обыкновенно.

– Карлайл, ты самый странный из всех вампиров, которых я когда-либо встречал: «нарушение налицо, но всегда по неверным убеждениям», – смеется Аро. – Видишь ли, Белла должна выглядеть удивленной, когда я употребляю слово вампир, когда упоминаю о многих из этих вещей вообще, но почему-то все совсем не так. Это проблема.

Я вскидываю голову. Слишком поздно. Глаза Аро светятся триумфом, а Джейн снова начинает приходить в радостное возбуждение. На этот раз Карлайлу не удастся остановить меня.

– Как сказал Карлайл, у меня были свои подозрения, но Эдвард мне ничего не рассказывал, – говорю я в ярости. – Если бы не Деметрий, ничего близкого к истине я бы и не заподозрила. Почему бы не обвинить его?

– Деметрий, в отличие от твоего суженого, действовал в соответствии со своей природой, – говорит Аро спокойно, будто бы разъясняя что-нибудь очень глупому ребенку. – Как много Эдвард хотя бы попытался скрыть от тебя?

– Все, – тихо говорю я, передергиваясь от воспоминания. – Он лгал мне. Мы никогда не говорили о вампирах.

«До тех пор, пока Рената не изменила Джаспера», – мысленно произношу я. Но не думаю, что должна им это.

Эдвард застывает, и я поднимаю на него взгляд. Как бы мне хотелось уметь разговаривать с ним так, чтобы никто не мог слышать нас. Жаль, что он не может читать меня, как всех остальных. Ну, если не считать Аро и Джейн, чьи мысли, скорее всего, не столь молчаливы, как их обладатели коварны. Мне удается выдать слабую улыбку, пытаясь передать Эдварду глазами и выражением лица, что я люблю его и верю ему.

– У вас двоих, по-видимому, получилось перешагнуть через это, – отмечает Аро, его глаза искрятся озорством. – Интересно, как так получилось. Деметрий, пожалуйста, объясни Белле подробно, что означает для вампира найти своего певца.

Я могу лишь ощущать гнев, волнами откатывающийся от Эдварда, отчего мне становится дурно. Ну, трудно сказать, что на данном этапе заставляет меня чувствовать себя дурно, но в чем я вполне уверена, так это в том, что маленькие игры Аро занимают в этом списке почетное первое место.

– Il cantante, это подарок природы, один человек из многих миллиардов, к тому же обычно вампир находит лишь одного певца на протяжении бесчисленного количества человеческих жизней, если вообще находит, – вкрадчиво объясняет Деметрий.

Я отказываюсь смотреть на него и не отвожу глаз от Эдварда. Он выглядит… пристыженным. Виноватым.

– Понимаешь ли, Белла, это кровь, которая поет, – продолжает Деметрий тоном, который при других обстоятельствах звучал бы как соблазнительный. – Она пахнет так хорошо, так искушающе, что никто не может противостоять ей, подобно песне сирены в мифологии. Когда вампир находит свою певицу, он должен поглотить ее кровь, иначе одержимость поглотит его. Он не остановится ни перед чем, пока все не закончится. Она сведет его с ума, если он так не сделает, а когда он, наконец, возьмет и поглотит ее, это будет самая сытная кровь, которую он когда-либо вкусит.

Теперь я припоминаю: Эдвард ссылался на меня, как на его певицу, во время разговора с Карлайлом на французском. Как ему приходилось охотиться больше, но так он мог контролировать себя. Помнится, Эдвард сказал мне кое-что, как раз перед тем как позволил мне уверовать в мое сумасшествие, о том, каким исключением из всего я для него была: о сокрытие мыслей, о его певице и кое-что о моем запахе. Все это приобретает теперь немного больше смысла, если это правда. А Деметрию никто не противоречит, значит, так, должно быть, и есть.

– Это, наверное, было тяжело для тебя, – шепчу я. – Я сожалею.

– Никогда не сожалей, я не сожалею, – тихим голосом сознается он. – Сейчас ты намного больше, чем это. Противостоять твоей крови поначалу было тяжело, это правда. Если бы я не воздерживался на протяжении столь долгого времени, это, вероятно, было бы просто невозможно.

– Довольно! Закон был нарушен, – прерывает нас Кайус. – Должен быть суд. Должно быть наказание.

– Я согласна – просто измените меня! – сорвавшись, громко кричу я. – У вас нет необходимости делать это.

Аро смотрит на меня так, будто бы я только сделала что-то ужасно, ужасно неправильное. Так же, как и большинство вампиров. Карлайл кладет мне на плечо руку в утешительном жесте, и я, краснея, устремляю хмурый взгляд в пол. Смешно, но я смущена, словно только что выругалась в церкви или что-то тому подобное.

– Нет! – шепчет Эдвард. – Не сейчас. Тебе необходимо больше времени, чтобы понять, что ты совершаешь.

– Что это такое? – возмущается Аро. – Ты ведешь себя так, словно это проклятие, а не величайший дар, быть бессмертным, быть сильным подобно нам. Быть богоподобным. Ты бы предпочел быть одним из них? Подобно скоту?

Эдвард ничего не отвечает, но его глаза говорят красноречивее любых слов. С Карлайлом и Элеазаром, в данный момент кажущимися такими же молчаливо непокорными, как и Эдвард; напряжение в комнате нарастает.

– Возможно, некоторое время с настоящими вампирами, живущими в истинной цивилизации, как положено, а не снующими за отходами человечества, как научил тебя Карлайл; возможно, некоторое время службы под началом охраны Вольтури заставит тебя понять правила, – произносит Аро.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает слишком спокойным голосом Карлайл.

Он так сильно напоминает мне Эдварда, что я могла бы подумать о том, что они были биологически связаны между собой.

– Ты знаешь, что это значит, Карлайл, – говорит Эдвард. – Просто раньше ты никогда не думал, что твой друг действительно способен на такое.

– Один или двое вампиров, направляющиеся своим путем, не волнуют меня, Карлайл, – говорит Аро, его лицо непроницаемо и бесстрастно. – Но видеть такого гениального вампира как Эдвард, столь влюбленного в талантливого человека и не желающего изменить ее, – что ж, это вызывает глубокую печаль. Он сбит с толку. Я лишь ищу способ, как помочь им.

– Нет, – тихо говорит Эдвард. – Никакой охраны. Мы не будем жить, как вы.

Выражение лица Аро напоминает мне Цезаря и всех других римских императоров: оно совершенно серьезно и полно авторитета. Мне вроде как уже хочется назад шутливого Аро. В сравнении с ним, этот пугает меня до чертиков.

– Ты меня не понял, мальчик, – говорит Аро с суровым блеском в черных прищуренных глазах. Это не выбор. Это восстановление твоего доброго имени.

– Что случилось со свободой выбора для каждого вампира? – осмеливается задать вопрос Элеазар. – Мы так не поступаем, Аро.

– Сделано было уже немало выборов, – невозмутимо отвечает Аро. – Я весьма щедро предоставляю альтернативу наказанию. Вот как мы поступаем, когда того хотим.

– Итак, либо суд и уничтожение, либо стать членом стражи? – спрашивает Карлайл, прищурив глаза. – Для меня это не похоже на справедливость. Это похоже на принудительное рабство.

– Ты человеческий врач, Карлайл, – резко и раздраженно смеется Кайус. – Ты вряд ли квалифицирован для того, чтобы выдвигать возражения против решения Вольтерры. Но если ты предпочтешь принять суд, я – более чем сговорчив.

Вольтури начинают яростно перешептываться между собой, прежде чем Аро не утихомиривает их одним-единственным жестом. Карлайл с Элеазаром приближаются к нам, их тела вместе с телом Эдварда неуловимо перегруппировываются в защитную стойку.

Тревожно и уместно, на ум приходят слова реквиема: «Libera eas de ore leonis». Освободи нас из пасти льва. И опять, следуя совету Карлайла, я просто смиряюсь с судьбой и продолжаю повторять эти строки у себя в голове. Позволяю развернуться всему хору, с абсурдной идеей о том, что не могу умереть, пока не закончится музыка. Мысли об этом заставляют думать о музыке и обо всем хорошем, что постепенно ускользает прочь.

– Я так понимаю, это значит – никакого гранта в Вольтерре, – бормочу я себе под нос, сопротивляясь безумному желанию рассмеяться – что за глупость думать об этом в такой момент. Поддавшись панике, шепчу уже громче Карлайлу и Элеазару: – Не жертвуйте собой ради меня. Нет смысла всем нам гибнуть, если я в любом случае умру. Вы такие красивые, такие хорошие, пожалуйста, не рискуйте ради меня.

– Такие красивые, такие хорошие… такие талантливые, – бормочет Аро. – Абсолютно согласен, Белла. Было бы печально растратить такое попусту.

Я закрываю глаза перед лицом обреченности, желая заслониться ото всех, кроме Эдварда в свои последние минуты – если до этого дойдет. Чувствую, как тело Эдварда на самую малость расслабляется, а сам он чуточку вытягивается кверху. Когда я открываю глаза, пристальный взгляд любимого устремлен на Аро, который отвечает ему тем же, а все остальные смотрят на них обоих с разными степенями замешательства и любопытства на лицах.

– Возможно, мы сможет прийти к компромиссу, – предлагает Аро. – В конечном счете, я чувствую, что молодой Эдвард и впрямь не понимает, что теряет, когда отказывается от чести присоединения к страже. А Изабелла подает надежды во многих отношениях. Возможно, есть лучший способ заставить эту очаровательную молодую пару почувствовать разницу между уникальной возможностью и проклятием.

– Что ты имеешь в виду, Аро? – интересуется Кайус. – Еще одна из твоих сделок?

– Не вижу причин, почему бы им не приехать в Вольтерру, как планировалось изначально, – отвечает он. – В том случае, если они согласятся на несколько условий.

– Мы могли бы согласиться на это, – отвечает Эдвард после продолжительного молчания. – В зависимости от твоих условий.

– Аро, на одно слово? – скорее требует, чем просит Кайус. – Наедине.

– Не думаю, что ты сможешь сохранить конфиденциальность от Эдварда, – говорит Аро, на его лице играет небольшая, опасная улыбка. – Это мое мнение. Используй свое воображение, Кайус. Как Вольтури смогут выиграть от талантов Эдварда. Что мы могли бы сделать с помощью диапазона его действия. Возможности ошеломительные. Разве ты не согласен, Маркус?

– Сейчас, когда ты указал на это, да, – отвечает Маркус, выглядя так, словно и вовсе не заинтересован ни в чем, до тех пор, пока все не оборачиваются, чтобы снова впиться взглядами в меня и Эдварда. Тогда его глаза, всего на секунду, вспыхивают гневным огнем. Кажется, я с легкостью могла бы даже представить такое зрелище.

– Ты можешь также свободно разговаривать, – смеется Аро, – не так ли, Эдвард?

– Некоторые из вас имеют больше контроля над своими мыслями, чем другие, – с горечью отвечает Эдвард, скользя быстрым взглядом между Аро и Джейн.

Его глаза на краткий миг останавливаются на Маркусе, но затем он быстро оглядывается на Аро.

– А это мое мнение, – закипает в гневе Кайус. – Не уверен, что Вольтури нуждаются в еще одном телепате. Я бы предпочел провести судебное разбирательство и покончить с этим.

– Очень хорошо, тогда мы позволим Маркусу решать, – к очевидному разочарованию Кайуса, подытоживает Аро. – Маркус, что ты скажешь на продолжение первоначального плана, с одной оговоркой, как того требует проступок Эдварда?

– Твои художественные схемы на данный момент недействительны! – кричит Кайус, вероятно, прерывая и так более чем безучастного на вид Маркуса.

– Разве я хоть единожды отказывал тебе в художнике? Скульпторе? – спрашивает Аро, поворачиваясь к Кайусу. – Не исключено, что это уникальная возможность для мира оперы.

Я снова смотрю на Эдварда: его лицо невозмутимо спокойно, а внимание приковано к Маркусу.

– Всегда эта музыка, и, прежде всего, опера, – жалуется Кайус. – Ничего не получится. Ты слишком привередлив: Каллас была слишком толстая, затем, вместе с потерей веса, она потеряла что-то в своем голосе. Джордж был слишком амбициозен для человека и не хотел рисковать…

– Basta! – шипит Аро, и мои несколько недель занятий по итальянскому языку подсказывают мне, что он не слишком счастлив. – Chiudi quella cazzo di bocca! Ipocrita! Niente è mai abbastanza buono per voi e per voi sempre votazione per la distruzione! (Прим. пер. – Хватит! Заткни свой гребаный рот! Лицемер! Ничто недостаточно хорошо для тебя, и ты всегда голосуешь за уничтожение.)

Ладно, понятия не имею, что это значит, но все остальные в комнате выглядят – несмотря на размахивания руками, вопли на итальянском и, кажется, даже… на латыни? – все они выглядят несколько скучающими или раздраженными, словно такое происходит все время.

Я едва ли слышу перебранку Аро и Кайуса, в то время как между Эдвардом и Маркусом происходит что-то безмолвное и по большей части незамеченное.

– Эдвард, – предупреждающе шепчет Карлайл. Видимо, я не единственная, кто обратил на это внимание.

– Да, Карлайл, я слышу тебя, – отвечает он, не отрывая глаз от Маркуса, пока Аро вдруг неожиданно не отворачивается от Кайуса.

– Довольно этих старых аргументов, – говорит он, его глаза все еще пылают яростью. – Мы здесь для того, чтобы обсудить совсем другой вопрос. Маркус, каков твой голос?

– Я голосую за твой более художественный план, – говорит Маркус со скучающим видом. – Если только я смогу с твоего разрешения получить того романиста.

– Тебе надо было изменить Умберто Эко еще десятилетия назад, если ты так хотел его, – вздыхает Аро. – Но если он пойдет на это, хорошо. Возможно, он будет продолжать научную литературу просто, чтобы досадить тебе, и, наверное, ускорится после того, как станет вампиром. Я вконец заждался в период между «Именем розы» и «Маятником Фуко».

Не могу поверить своим ушам. Еще минуту назад мы были на волосок от смерти, а сейчас мы собираемся вот так запросто отправиться в Вольтерру, как и планировалось? И все же это неправильно. На ум приходит история Фауста и его сделки с Мефистофелем. А еще любимая поговорка бабули Свон: «Дьявол кроется в деталях».

– В чем подвох? – шепчу я Эдварду.

– Подвох, юная Изабелла, – отвечает Аро, словно я задала вопрос ему, – в том, что ты продолжишь учебу, как и планировалось, по моему усмотрению. Как певица, конечно, Эдвард, нет необходимости так заводиться. Я не буду вмешиваться в ваши романтические отношения – безусловно, за исключением времени, касающегося обращения мисс Свон. Поскольку ты не торопишься изменять ее, значит, не будешь возражать против того, чтобы она подождала несколько лет? А ты не будешь, ведь у тебя есть такой чудесный контроль, а, Эдвард?
Лет? Не понимаю, что чувствую: облегчение или разочарование. С одной стороны, после всего, что я видела за последние двадцать четыре часа, Эдвард, может, и прав насчет боли. С другой, пребывание в комнате с разозленными вампирами могло бы быть менее ужасным, если бы я сама была такой. Опять же, Чарли и Рене… я могу согласиться подождать несколько лет.

– Видишь ли, я все еще хочу развивать ее карьеру, – объясняет Аро. – Сейчас больше, чем когда-либо. Всегда хотелось посмотреть, каково это, обратить одаренного певца в вампира: что произойдет, как я смогу поделиться этим звучанием с миром. У меня раньше никогда не было такого шанса.

– Нет, был один тенор, Алфо… – начинает Кайус, только для того, чтобы мгновенно быть прерванным Аро.

– Я говорил тебе никогда больше не произносить этого имени! – громко выкрикивает он, отчего на его шее выступают сухожилия.

Из-за невероятно резкого звука от возгласа Аро на столе трескается стеклянная ваза, и меня охватывает безумная ревность. Я часами пела в бокалы для вина, чтобы заставить их разбиться, но, проклятье, они никогда не поддавались. Этот парень «Алфо», должно быть, на самом деле сотворил что-то плохое, раз заставил Аро так разволноваться, и кто его знает, как давно это было?

Несколько самых старых вампиров выглядят слегка не в своей тарелке, включая и Карлайла. Эдвард вопросительно смотрит на него, а затем я получаю его «расскажу-тебе-позже» лицо, хотя, кажется, сообщение я получила громкое и четкое: «Не будь Алфо, что бы он ни сделал».

– Теперь продолжаем, – спокойно говорит Аро, словно это не он только что прогнулся перед нами. – Ты получишь от меня инструкцию, также как и твой преподаватель вокала. Я хочу контролировать твою работу каждую неделю. Ты будешь совершенствоваться согласно моим стандартам, или мы заново пересмотрим этот вопрос, понимаешь меня?

– Да, сэр, – достаточно громко для того, чтобы продолжить, говорю я.

– Хорошо. Доктор Джордж описал мне твою способность очень быстро впитывать знания, так что не затягивай, или же я узнаю об этом, – предупреждает он, – защищайся не защищайся. Когда я буду доволен твоими успехами, мы приступим к продвижению твоей карьеры, сперва как человека. Когда я буду доволен твоими начинаниями, мы инсценируем первый несчастный случай. Газеты сообщат, что ты оправляешься от ужасной трагедии, но на самом деле ты будешь новорожденной. Когда ты обретешь контроль над собой в новом воплощении, мы начнем твою реальную карьеру в опере. Когда ей закончиться, также буду решать я. Затем приходит время второго последнего несчастного случая, после которого тебе бесконечно придется скрывать свою личность от человечества. Ты понимаешь?

Я с тревогой обмениваюсь взглядами с Карлайлом и Эдвардом. Они кажутся слегка настороженными.

– Не уверена, – отвечаю я, запутавшись. – Вы говорили, что я могу остаться с Эдвардом, так?

– Да, дитя, – вздыхает Аро. – Ты можешь остаться со своим возлюбленным Эдвардом. Только если будешь добросовестно придерживаться нашего соглашения.

– Мне не нужно… – колеблюсь я, не желая оскорбить этих монстров, – я о том, что мне ведь не придется убивать людей, так?

Вольтури обмениваются взглядами.

– Тебе не придется, – говорит Аро, опять, словно глупому ребенку. – Но ты можешь, если обнаружишь, что предпочитаешь это.

– Я знаю, что ты не любишь обучение новорожденных в Вольтерре, – говорит Карлайл, делая шаг вперед. – Я был бы рад взять на себя ответственность за Беллу в этот год.

– Не сомневаюсь, Карлайл, – сухо отвечает Аро. – И хотя я имею обыкновение пользоваться твоими мазохистскими склонностями, я все равно не в восторге от твоего евангелизма.

Это не «да», но и не «нет».

– Я бы согласился, – говорит Эдвард, – и, думаю, Белла бы также, но при условии, что мы сможем остаться с Карлайлом во время первого года Беллы, где-нибудь далеко, вдали от людей, мы не рассчитываем охотиться на них.

– Не проблема для меня, – ровным голосом говорит Аро, в уголке его рта играет слабая улыбка. – Меня не интересует, чего вы желаете лишить себя, но вы с Изабеллой соглашаетесь проводить один вечер в неделю в качестве гостей Вольтури для того, чтобы следить за ее успехами с первых рук и в то же время показать вам, что значит быть одним из нас.

– При условии, – вмешивается Карлайл, игнорируя многочисленные гневные взгляды, направленные в его сторону, – что ты согласуешь судебный прецедент, разрешишь Белле и
Эдварду выбирать, присоединяться им к страже… или нет после исполнения договоренности?

Аро, Маркус и Кайус снова обмениваются взглядами. Маркус медленно кивает, а Кайус несколько раздраженно пожимает плечами – скорее сдаваясь, чем соглашаясь.

– Думаю, у нас есть договор, – говорит Аро, прищуривая глаза на Карлайла и обратно поворачиваясь к нам с Эдвардом. – Мы не будем принуждать вас соответствовать нашему образу жизни. Но когда вы увидите преимущества истиной цивилизации среди равных себе, сомневаюсь, что вы и впредь будешь подражать своему… отцу, хорошему и терпеливому существу, коим он и является. Изабелла Свон, ты согласна?

Звучит слишком просто и странно официально.

Похоже на сделку с Мефистофелем. С дьяволом. Но мой выбор не заключается в том, чтобы просто принять или отвергнуть. Мой другой выбор – смерть.

Я смотрю на Эдварда и Карлайла, оба кивают мне с серьезными лицами. Я понимаю: будь у меня какой-нибудь другой выбор, они не уговаривали бы меня принять этот. Хотела бы я знать, какова будет цена.

Затем я думаю об Элис и о том, как она говорила, что мы были бы лучшими друзьями навеки. Снова смотрю на Эдварда и понимаю, что никакая цена не будет слишком высокой, если я смогу быть с ним.

– Да, я согласна, – говорю я, безуспешно пытаясь унять дрожь в своем голосе.

– Так тому и быть, – говорит Аро, выглядя полностью удовлетворенным. – Я жду вас в середине лета, и если вы не появитесь, я найду способ, как вас найти. А сейчас можете идти.

~oЖo~

В лифте я жду, когда пережитое выплеснется наружу, но все кажется сюрреалистическим.
Нет слез, нет истерик, нет ничего. Я просто уплываю от самой себя, как гелиевый воздушный шар, не зная, вернусь ли обратно.

Я могу чувствовать руку Эдварда, обернутую вокруг моей талии, руку Карлайла на своем плече и чей-то поцелуй, оставленный в моих волосах.

– Сын, ты должен был сказать мне раньше, – говорит Карлайл, его руки крепко обхватывают плечи Эдварда. – Я мог бы сказать, чего вам ожидать. Понятия не имел, что они на такое способны. Никогда больше не пугай меня так.

– Что тебя заставило развернуться? – спрашивает Эдвард. – Его голос доносится до меня словно издалека. – Я был уверен, что ты не станешь читать записку.

– Белла убедила меня, что ты лжешь, – говорит Карлайл. Его голос кажется мне несколько дребезжащим, словно записан на очень старом проигрывателе. – Ты потерял хватку? Или это просто она?

Я обращаю на них внимание не больше, чем обращала бы на телевизионную программу, идущую в другой комнате. Чувствую холодные «иголки» по лицу, тогда как мое зрение немного размыто. Это теперь моя жизнь? Петь хорошо или умереть? Измениться или умереть? Всего несколько часов назад я так ревновала к Элис, а сейчас, когда у меня забрали право выбора, наконец, начинаю задаваться вопросом о том, что же я наделала?

Мефистофель не может выигрывать все время. Или может?

– Ты в порядке, Белла? – спрашивает Эдвард, беря меня за подбородок и притягивая ближе к своему лицу.

Его глаза.

Черные, как чернила, как писание, увековеченное с помощью прекрасной каллиграфии из другого времени, формирующей слова, которые творят совершенный смысл.

Глаза, которые говорят «Я люблю тебя. Я нуждаюсь в тебе. Возвращайся ко мне».

Глаза, как сила тяжести, оттягивающая меня назад, удерживающая меня в целости и сохранности.

Я уплываю назад к себе и продеваю свои пальцы сквозь его.

– Да, в порядке, – говорю я, делая глубокий вдох. – До тех пор, пока ты со мной.
Какое-то мгновение он таращится на меня так, словно я сошла с ума, а затем его руки оборачиваются вокруг моей талии, едва ли не слишком сильно сжимая меня. Словно обещание. Словно он никогда не отпустит меня.

Я кладу руки ему за шею и точно так же сильно удерживаю его.

Двери лифта открываются, и мы выходим на бодрящий ночной воздух. Это самый восхитительный воздух, который я когда-либо пробовала, и я с жадностью, подобно возвращенной в воду рыбе, глотаю его. Чувствую себя легкой и более живой, чем когда-либо прежде. Каждая звезда на небе – по крайней мере, те несколько, что я могу увидеть в городе – все они кажутся бонусными призами, будто бы мне уже не положено было увидеть их. Они так прекрасны. Я полагала, что знала, насколько они прекрасны, но нет. Я бы так и вертелась по кругу, позабыв все на свете, если бы не Эдвард, мертвой хваткой уцепившийся мне за руку.

– Не могу поверить, что мы выбрались оттуда, – говорю я с придыханием, пускаясь вразнос, чем напоминаю себе Элис. – Это было близко, так? Они на самом деле отпустили нас? Вот так просто? В этом нет никакого смысла, учитывая то, каким разгневанным он был. Хочу ли я знать? Я не хочу знать, ведь так? Они ведь не собираются менять свое мнение, так?

– Они отпустили нас, – говорит Карлайл, после того как увидел подтверждающий кивок Эдварда. – Но могут найти, когда захотят, и настоять на выполнении твоего слова.

Я смотрю на Эдварда, затем на Карлайла и обратно на Эдварда. Судя по их лицам, могу сказать, что мои опасения вполне обоснованны. Головокружительные ощущения немного угасают, но я все еще чувствую себя невероятно. Хочу пойти взобраться на гору или еще что-нибудь. Наверное, не самое лучшее время для этого.

– Давай, пойдем, – говорит Эдвард, утыкаясь носом в мои волосы и глубоко вдыхая. – Карлайл считает, что нам есть о чем поговорить.

Карлайл посылает ему родительский уничижительный взгляд, так что я довольно уверена, что нас ждет конкретная лекция. Он, бедный, и не подозревает, что его ждут еще несколько новых детей. Как бы безумно это не звучало, но я не могу дождаться, чтобы рассказать ему об этом. Удобно примостившись под рукой Эдварда, я протягиваю свою Карлайлу в знак благодарности. Его суровый взгляд смягчается, когда он принимает ее. Надеюсь, он сможет остаться достаточно надолго, чтобы встретиться с Чарли. У меня такое чувство, что они поладят.

– Пошли домой, – говорю я, чувствуя, с какой стремительной скоростью несется кровь по моим венам – как будто бы это сможет доставить нас домой еще быстрее.

~oЖo~

---

Дорогие читатели!
Начиная с этой главы, над Певицей будет работать новый редактор – Rara-avis. Пользуясь моментом, хочу сказать ей огромное спасибо за то, что она откликнулась на мою просьбу и взялась за эту отнюдь не простую задачу.

Жду всех на форуме.