Глава 5: Питер Уитлок

Со встречи с ней три недели назад я оказался обёрнут вокруг её худого мизинца. Теперь я прохожу мимо раз в день, чтобы проверить, как она, и после этого возвращаюсь для нашей вечерней встречи. Стал ещё больше ценить пасмурную погоду – сложно быть скрытным, когда ты светишься, словно диско-шар. Сегодня я отставал от расписания, и, пробегая по улицам на социально приемлемой скорости, я думал о последнем разговоре с Шар.

Она проследила его путь до самого юга. Он яро пытался не принимать никаких решений, но манера передвигаться зигзагами не радовала её… нисколько. На самом деле, мне было жаль этого ублюдка, потому что когда она поймает его – это будет надирание-задницы-отголоски-которого-будут-слышны-всему-миру. Шар была встревожена ещё до того, как он решил поиграть в «Где, чёрт возьми, находится Кармен Сандиего?» и, к сожалению, обычно она выражает своё беспокойство за чьё-либо состояние либо насилием, либо отличным трахом.

Но последняя опция только моя.

Она спрашивала, не нашёл ли я, чем занять своё время, и на малую долю секунды я почти решил не говорить ей о своей новой маленькой подружке. Но даже без предупреждений на задворках разума я знал, что это сделает меня последним идиотом. У нас с женой не было секретов. На секретах плодятся подозрения и ссоры. Мне нравилось, когда моя половинка была рядом, а шары спокойно болтались между ног. Да, сэр. Ничем из этого рисковать не стоит. Моя любовь, свет очей моих, это злопамятная сучка, которая любит так же, как дерётся – яростно и грязно. И это лишь одна из тысячи причин, по которым я рад, что она принадлежит мне.

Рассказав ей о своём новом хобби, я практически чувствовал её беспокойство в молчании в трубке. Этот раз отличался тем, что она беспокоилась за меня – за нас, потому что не было меня без неё и наоборот. Я поведал ей о том, что узнал об этой девочке, опираясь на свои предчувствия – даже то, что не имело смысла. Рассказал каждую деталь наших встреч.

Когда я закончил, она немного успокоилась. Шар доверяла моему дару больше, чем я, но ещё она верила в меня и в мои суждения. Хоть время от времени я и наслаждался участием в какой-нибудь хрени, я никогда не ставил нас под угрозу ради развлечения. Это была грань, по которой я часто ходил: танцевал вдоль неё, но никогда не перескакивал на тёмную сторону. В этот раз всё было иначе. Я игнорировал наш единственный закон и, соответственно, светил задницей перед глазами наших самопровозглашённых «королей». Однако Шарлотта понимала, почему я не могу просто уйти и оставить её. И наказ сохранить Тыковку в безопасности до её возвращения домой был единственной необходимой мне поддержкой.

Мы не вмешиваемся в дела людей – никогда. Мы гости в их мире, и те, кто заглядывают в наш, не задерживаются там надолго. Тыковка, очевидно, побывала за границами сверхъестественного и оказалась вышвырнута оттуда в общество слепых с распахнутыми глазами, видящими правду. Выброшенная, откинутая, словно вчерашняя газета, теперь она лежала на дне космической клетки. И это дерьмо меня не устраивало.

И вот он я.

Три недели назад я кинул на неё взгляд – и это изменило мою жизнь. Я даже не могу жалеть о том, что последовал тогда за своей интуицией. Как минимум, это помогло мне перестать шататься по дому. Каждый день я с нетерпением ждал нашей встречи – не то чтобы я когда-нибудь признаю это вслух. Звучало это по-гейски. Протянув руку и проверив, не сбежал ли от меня после таких заверений член (ага, всё ещё на месте…) я решил, что нужно сделать что-нибудь мужественное, например, посмотреть гонки, или пойти в стрип-клуб, или… что-то. Пора было закинуть на счёт пару бро-очков.

Я опоздал, но она не ждёт меня. Нет же у неё, чёрт возьми, занятия получше? Она никогда не опаздывала. Я потерялся в своих мыслях, так что пока не искал её, но теперь начал нервничать. Что если ей причинили боль?

Да, вот тебе и возвращение тестостерона. Я чувствовал себя словно чокнутая мамашка, только что потерявшая своего ребёнка в Уол-Марте.

Ради сисек! Три недели. Я потерял её спустя три недели! Я самый отвратительный сталкер в мире. Может, мне стоит лучше заняться сборкой моделей самолётиков?

Сделав глубокий вдох, я осознал, что ни один из ближайших запахов не принадлежит ей, и прислушался. Со временем стало легче находить её в здании. Хотя я с нашей первой встречи не слышал от неё ни слова, сердцебиение Тыковки было узнаваемым. Сегодня, когда я наконец нахожу её среди трёх других, оно кажется приглушённым. Где она, чёрт возьми? Что они с ней делают?

Пока я стою, замерев, чтобы услышать что-нибудь полезное, её пульс учащается. Она паникует. Слышу, как мужчина рядом с ней шёпотом говорит второму, чтобы он быстрее заканчивал с ремнями. Если верить Ходячему Мертвецу номер один, ей не нравятся прикосновения даже когда она без сознания.

Это объясняет все слои одежды во дворике.

Конечно, ещё это добавляет очередные «почему» в мой список.

Почему она только недавно получила свою одежду?

Почему ей не нравятся прикосновения?

И почему они связывают её, пока она без сознания?

Её сердце снова бьётся тише, когда три человека удаляются от Тыковки. Слышу, как дверь закрывается и замок с щелчком встаёт на место. Требуется больше контроля, чем, как я считал, у меня было, чтобы не ворваться внутрь и не освободить её. Дерьмо. Не нравится думать о том, что она там одна, испуганная… Но, опять же, что-то внутри говорит, что время не пришло; пока нет.

Пока нет? Значит, вскоре она выйдет оттуда вместе со мной.

Хорошо.

Я подожду.

На этот раз.

Но не пойду домой, пока не увижу её своими глазами и не пойму, что она невредима.

Я прыгаю на ветки над головой. Хорошо, что погода была тёплой, и на деревьях остались листья – отличное прикрытие. Устраиваясь на кроне, звоню Шарлотте и посвящаю её в последние новости. Она голосует за срывание дверей с петель и массовое убийство. Впервые я рад, что она не рядом. Моя злость и её мстительность – не лучшая комбинация. Кажется, теперь Тыковка не только моя, но и её. После короткого обещания звонить, если случится что-то новенькое, я позволяю ей вернуться к выслеживанию депрессивного, немного слетевшего с катушек мужчины в болотах Луизианы.

Подслушивая, я больше узнаю о мистической девушке, которая завёрнута в тайну и перевязана грёбаным огромным красным бантом.

Слышу, как какой-то мужик поливает её грязью за то, что она ткнула его ложкой, пока ему прочищают царапины.

Нытик.

Слышу, как врач назначает ей два дня седативных препаратов и говорит санитарам, чтобы те входили в карцер только когда девушка будет без сознания.

Приглушенность всех звуков получает объяснение: звуконепроницаемые стены. Даже для вампира у меня отличный слух, но определить, где конкретно располагается эта чёртова комната, очень сложно, и мне это не нравится.

Наступает ночь, и я перестаю обращать внимание на всё, кроме неё. Не могу понять, как в таком месте можно выжить. И помоги Господь любому, кто попадёт в эту психушку, не до конца потеряв разум.

За ночь блуждающие в моей голове мысли всё чаще становятся не моими и, если честно, странными. Довольно быстро понимаю, что дело в ней. Сперва это сбивает с толку и тревожит. До этого единственными, на кого я мог «настроиться», были моя половинка и создатель, но я никогда не мог прочесть их мысли или совершить какое-либо вторжение в их головы. Моя проницательность просто усиливалась настолько, что я мог случайно уловить след их размышлений. Всё из-за того, что их дерьмо затрагивало меня больше, чем дерьмо всех остальных, полагаю.

И теперь, после часов концентрации исключительно на Тыковке, ко мне пришли чужие мысли, подкреплённые образами.

Капитан Р., пожилой мужчина в лосинах и плаще…

Огромный волк, злобно скалящий зубы…

Вступительные титры Стар Трека…

Лысый мужик в трико, устанавливающий палатку… Походную палатку, совсем не впечатляющую.

Им конца краю не видно. Огромное количество мыслей, заполняющих мою голову, ошеломляет, и меня немного тревожит её психическая устойчивость… или её отсутствие. Серьёзно, я только что уловил формулу для расчёта скорости стекания слюны. Как это может пригодиться?

С другой стороны, я извращённо-взволнован. Она – золото. И не нужно никакого дара, чтобы понять: дерьмо, в которое я влезаю, будет легендарным. О, да. Про это напишут книги, не могу дождаться.

Что снова возвращает меня к осознанию того, что я сижу на ветке дерева.

И неожиданному пониманию: я уже не один. Сделав глубокий вдох, улавливаю его запах. Какого хрена он здесь забыл? А потом, настолько же неожиданно, он оказывается рядом, устроив свою задницу на моей ветке, словно сидел здесь всё время. Пока я в шоке пялюсь на него, он тихо хмыкает, и губы его искривляются в ухмылке, которая никогда не предвещает ничего хорошего.

- Гаррет, - киваю я в приветствии, всё ещё не понимая, что за хрень?..

- Друг мой, давно не виделись. Полагаю, последний раз я лицезрел вас с подругой в Вудстоке.

Тут же в мыслях вспыхивают воспоминания, и я лукаво улыбаюсь ему. 1969… Психоделические мини-платья, Хендрикс, хиппи и секс на поле, окружённом полумиллионом людей и несколькими вампирами. Это была отличная неделя. Закончившаяся слишком быстро.

Мне нужны ответы. Не люблю сюрпризы.

Он становится немного серьёзнее, и я всматриваюсь в его облик. Этому мужчине уже больше трёхсот лет, а всё его имущество умещается в рюкзаке за плечами. Выглядит так, словно давно не появлялся на людях – не то чтобы он постоянно ошивается в их обществе, если не принимать во внимание охоту и трах. Даже у кочевников есть нужды.

Он бос, и низ его грязных джинсов протёрт – частая проблема, возникающая, если много двигаться на большой скорости. Его длинные русые волосы собраны у шеи. Глаза отражают тот факт, что недавно он охотился. Ещё они отражают неотлучное любопытство. А лёгкая ухмылка демонстрирует осведомлённость.

Если бы этот сукин сын была кем-то другим, я бы тут же оторвал ему голову ради собственного спокойствия. Но он – это он. Может, он и не согласен с причинами, по которым я оказался на этом дереве, но всё же никогда не отправится в Вольтерру, чтобы разболтать об этом. Он – один из немногих, кому я могу довериться, кого я даже могу назвать другом. Кроме того, мне прекрасно известно, что он презирает все формы правления. Из-за эры, в которую он был рождён, Гаррет пропитан духом революции.

Так что я изгибаю бровь в беззвучном вопросе.

- Разве старый друг не может просто заехать в гости? – спрашивает он тоном, в котором отчётливо слышится сдерживаемый смех.

- Нет. Старый друг может зайти ко мне домой, а не выслеживать меня по всему городу. А теперь хватит нести чушь. Почему ты здесь? – рычу я на него, стараясь не повышать тон, чтобы не привлечь ненужного внимания.

Гаррет сидит, выпрямив спину, покачивая свисающими с ветки ногами, и пытается сдержать ухмылку. Очевидно, моё настроение ему ни о чём не говорит – или ему плевать. Счастливый, плывущий по течению засранец! Когда речь заходила о проблемах, мы были полными противоположностями. Мне нравились планы, стратегия, порядок; он успешно использовал хаос и любил вызов, который бросала ему неизвестность. Я понимал, что он оказался здесь не просто так. Должно быть, прознал о ней.

- Я всё расскажу тебе, дружище. Но сперва поведай, почему ты не дома. Решил податься в экологи? – спросил он самодовольно.

Сдержать рык не получилось. Почувствовав, что сейчас не стоит со мной связываться, он, сдаваясь, поднимает руки. И с тихим смешком признаёт своё поражение:

- Расслабься, Питер. Твоя женщина беспокоилась, и я пообещал заскочить к тебе. Добившись, чтобы я поклялся, что буду нем, как рыба, она рассказала всё, что знает. И я просто обязан был увидеть это своими глазами. Пока что долгая дорога оправдывает себя. Где она? – спросил он, осматриваясь, словно ожидая, что Тыковка в любой момент выскочит из-за угла.

В груди забурлил собственнический рык и не утихал, пока он не добавил совершенно серьёзно:

- Меня ей не стоит бояться. Просто любопытно. Даю слово, что не причиню вреда этой сломленной малышке под твоей защитой.

Я наконец расслабился. Гаррет был вампиром слова. Он не раздавал обещания направо и налево, и скорее окончательно умер бы, чем нарушил клятву. Плюс к этому, он жил по своему моральному кодексу, так что я мог заполучить отличного союзника. Или его любопытство растает, и он просто двинется дальше. Клянусь, он страдает вампирской версией синдрома дефицита внимания.

Итак, мы ещё немного посидели бок о бок на дереве, прежде чем он снова начал:

- Так… почему мы зависаем на этой замечательной ветке?

- Когда ты говорил с Шар? – спросил я, снова сосредотачиваясь на её мотивах, раз уж мне ничего не угрожало.

- Два дня назад. Так как в дело вовлечён человечек, я задержался, чтобы поохотиться, но если не принимать во внимание эту краткую остановку – сразу прибежал сюда. Твоя женщина неудержима, когда перед ней стоит определённая цель.

- Да, я в курсе, - задумчиво выдохнул я. – Не знаю, что именно стряслось, но вчера, когда я появился – её уже упрятали в карцер, - процедил я сквозь зубы. Меня до сих пор бесило, что я не мог вытащить Тыковку оттуда. Я заметил, что глаза Гаррета чуть потемнели, а губы сжались, когда он услышал новости.

- Почему? – настойчиво спросил он.

Сделав глубокий вдох, я поражённо выдохнул.

- Не знаю. Всё, что мне пока удалось уловить – это что она попыталась атаковать какого-то парня ложкой. Даже немного поранила его, - с гордостью добавил я.

- Серьёзно? О, с этим человечком я обязан познакомиться! – хмыкнул Гаррет, а потом снова повернулся ко мне. – Иди поохоться. Я останусь и присмотрю за ней, чтобы больше ничего не случилось.

Мне хотелось возразить, но я чувствовал себя слишком взвинченным, так что пришлось уступить, после того, как я помог Гаррету найти её. Я был напряжён до предела. Один чёртов маленький человек превратил моё существование в базар-вокзал. Возможность меняться не была отличительной чертой моего вида. Мы могли адаптироваться к окружающей среде, если решали, что это необходимо, но это не то же самое, что настоящее изменение. А у меня было ощущение, что оно ещё грядет – к лучшему или к худшему, я не знал. Но мы выбрали наш путь; теперь осталось лишь следовать по нему.

Поохотившись, я немного расслабился и снова занял наблюдательную позицию на ветке.

Мы с Гарретом проводили время, обсуждая то, что я знал о ней, и строя теорию за теорией о том, что могло привести её в это место. Каждая из них была бредовее предыдущей. Потом мы погрузились в комфортную тишину, прислушиваясь к тому, что происходило в больнице. В моей голове то и дело пролетали мысли, из-за которых я начинал хихикать, словно грёбаная девчонка. Тыковка и правда была чокнутой.

Наконец, поздним вечером воскресенья, я услышал, как дверь тюрьмы открылась, и врач сказал ей, что проснётся девушка уже в своей палате. Ещё я узнал её имя. Раньше это казалось неважным, но оно идеально ей подходило. Изабелла.

Мы, словно голуби, сидели, нахохлившись, на нашей ветке, пока её отвозили обратно в палату. Потом терпеливо дожидались её пробуждения. Я не собирался уходить, пока не увижу, что с ней всё в порядке.

Сразу после рассвета она прошла мимо окна, и я облегчённо выдохнул. Теперь можно было отправиться домой и там дожидаться нашего «свидания».

После того, как Гаррет разобрался с душем и спёр мою любимую пару джинсов, мы развалились на диване перед телевизором. Мне нужно было расслабиться, так что мы посмотрели несколько серий «Охоты на хищника» (шоу об охоте на педофилов – прим.пер.), которые Шар записала для меня.

Сперва позвольте сказать, что это шоу гениально, пусть и немного предсказуемо. Оно похоже на Скуби-Ду – каждый раз разные города и монстры, преследующие героев, но все мы знаем, чём всё закончится. Дафна сорвёт маску со сторожа или профессора, всё поняв из-за улики, которую она уловила в первые пять минут серии.

То же происходит и здесь. Разные города, разные монстры, но в конце концов всё равно появится Крис Хэнсен и накроет их прямо на национальном телевидении – всё ещё с коробкой конфет в руках. Больше всего мне нравится момент, когда их лица искажает ужас, ведь они понимают, что их подставили. А потом начинаются мольбы, ложь и слёзы. Мой фаворит – это раввин, на коленях умоляющий, чтобы шоу не выпускали в эфир. Взрослые мужчины, бормочущие и всхлипывающие, словно дети… это бесценно. Редко когда шоу может вызвать в вас такую бурю эмоций: злость, отвращение, тревогу и, наконец, смех.

Аххх… мне не хватало хорошего настроения.

Гаррет убедил меня снова показать ему Тыковку. Он пообещал спрятаться, но заверял, что просто обязан на неё посмотреть. Не могу сказать, что виню его. В таком возрасте сложно найти достойное развлечение и «новый» опыт. Как часто возникает подобная возможность?

Когда мы прибыли на место, я посмотрел в окно и почувствовал, как камень свалился с плеч, когда наши взгляды встретились. Она, кажется, тоже немного расслабилась. Я услышал, как Гаррет хмыкнул, после чего раздался кашель, который походил на замаскированное «подкаблучник», и чёрт возьми, он был прав. Она была частью нашего мира, так что я был частью её – пусть она пока об этом и не знала. Наверное, меня должен был смущать тот факт, что она человек, притом безумный, но плевать на это. Я просто знал.

Наблюдая за ней, потерявшись в своих размышлениях, я не обратил внимание на появление ещё одного действующего лица, пока не стало слишком поздно.

Время остановилось.

Оно двигалось рывками, как в древнем слайд-шоу.

Гаррет прыжком оказался рядом.

Его глаза расширились, когда сердце Тыковки забилось быстрее.

Она заметила панику на наших лицах и обернулась.

Прежде чем она успела полностью развернуться, он схватил её сзади.

Закрыв рот.

На толстой руке, сжимавшей её шею, виднелись характерные царапины.

Она в последний раз посмотрела на меня.

Её глаза потеряли свой свет… свою жизнь.

Она всё-таки сдавалась.

Я ринулся из-под дерева, но Гаррет дёрнул меня за руку, пряча в тени.

Как раз в тот момент, когда он затащил меня обратно, вышло солнце.

ЧЁРТ!

Я закрыл голову руками, когда раздались её крики. Гаррет слышал только, как её сердце пыталось пробиться наружу, он чувствовал, что она начала потеть, улавливал тихие всхлипы, вырывавшиеся из её закрытого рта, но я слышал крики. Неважно, чем всё закончится, эти звуки будут преследовать меня вечность.

Каждая минута, которая требовалась солнцу, чтобы зайти, тянулась бесконечно. Мы пытались сконцентрироваться и использовать это время, чтобы придумать какой-нибудь план, но чёрт, это нам не удавалось.

Мы слышали каждое злобное слово и мучительное движение ладоней по её телу, пока стояли под деревом – неуязвимые и беспомощные.

Я же слышал её беззвучный плач и мольбы, обращённые к богам, которые никогда не были к ней благосклонны.

И о Боже… эти крики.

---