Гермиона не видела Малфоя три дня.

Она не слышала даже мельчайшего звука из его комнаты, и, если бы не блюда, которые исчезали к ее возвращению из библиотеки, она могла бы засомневаться, что Драко все еще находился в ее дортуаре. Она подумывала еще раз зайти к нему и выдать очередную порцию извинений, но разумно посчитала, что это скорее все стало бы шагом в неверном направлении. Малфой совершенно ясно дал понять, что желал уединения, и это было меньшим, что она могла сделать для него после случившегося.

Она все еще была крайне подавлена из-за своих действий.

Грейнджер никогда, никогда, не совершала чего-то столь же ужасного за всю свою жизнь; столь же неправильного. Она запиралась в своей комнате не менее четырех раз, захлебываясь в рыданиях, обнимая руками свое дрожащее тело. Смерть Чарити Бербедж все еще омрачала ее мысли, и в такие моменты она всегда находила себя, вглядывающуюся в ладони в поисках шрама или хоть какой-то отметины.

Она потерла лоб, а затем перевернула очередную страницу. Суровые ветра, завывающие снаружи замка, погнали ее в гостиную на поиски какого-либо утешения в компании одной из книг. Ветер был ее слабостью. Она могла бы сидеть и счастливо наблюдать за красочной грозой или слушать барабанную дробь дождя, но когда ветер звучал так, словно человек во время удушья, Грейнджер впадала в оцепенение.

Она пробовала наложить Заглушающие чары, как поступала во все предыдущие годы в Хогвартсе, но те всегда спадали, как только внимание рассеивалось под воздействием надвигающегося сна. Свежий рев мог бы испугать, окончательно пробудив, и ей пришлось бы все начинать заново.

Гермиона быстро отказалась от идеи спать в любой близости от окна и теперь, свернувшись калачиком на диване в гостиной без единого окна, читала стихотворения лорда Байрона; одно из ее тайных удовольствий. Она немного плотнее укуталась в одеяло и перешла к прочтению «Она идет во всей красе»[1]; быстро взглянув на часы, поморщилась, когда поняла, что уже была половина третьего ночи.

И проклятый ветер не давал ни намека на то, что исчезнет в ближайшее время.
Она громко втянула воздух в легкие, услышав, как тихий клик разорвал тишину, и затуманенный взгляд медленно перешел на Малфоя, покидающего свою комнату. Тот выглядел раздраженным, когда вновь взглянул на нее; издав взволнованный вздох, он направился на кухню, видимо, предпочтя полностью ее проигнорировать.

Гермиона дважды подумала, прежде чем заговорить, но слова вылетели быстрее, чем она смогла подумать в третий раз.

– Я тебя разбудила? – прошептала она, не уверенная, расслышал ли он вопрос или же предпочел не обращать на него внимания. Одному Мерлину известно, почему она решила, что повторить вопрос еще раз будет разумно. – Я тебя…

– Нет, – прорычал Драко, наполняя стакан водой и стоя к ней спиной.

– М-м, тогда почему ты…

– Мне захотелось пить, – ответил он, разворачиваясь и направляясь назад в спальню.

– Малфой, подожди, – быстро произнесла Гермиона, выпрямляясь на диване и задумываясь, что именно собиралась сказать. Она понятия не имела, почему он остановился у двери, но не стала озвучивать свой вопрос, дабы Драко не вспомнил о своем постоянном желании сбежать от нее. – Могу я тебя кое о чем спросить?

Он вздохнул так, словно она вмешивалась в его несуществующее расписание.

– Только побыстрее.

Она замешкалась и облизала зубы.

– Ты все еще злишься на… э-м-м… В тот день…

– Когда ты, блять, порезала мне руку? – пояснил он равнодушным голосом, разворачиваясь к ней лицом. – Разве это имеет значение?

Гермиона смотрела на него глазами цвета патоки, подернутой легкой дымкой, когда Драко поднес стакан ко рту и вода придала блеск его губам.

– По-моему, да, – робко призналась она, переключая внимание на свои колени.

Подозрение и шок практически заставили его подавиться водой, но он удержался.

– Почему? – жестоко огрызнулся он. – Что это меняет?

– Я не уверена, – пробормотала Гермиона, осторожно вставая с дивана.

Челюстью Драко дрогнула, когда одеяло упало к ее ногам, представив взору простую футболку и мешковатые пижамные штаны. Он обнаружил, что затаил дыхание, когда Грейнджер начала движение, но она направилась на кухню, и на какое-то время он задумался, как именно поступил бы, направься та в его сторону. В неуверенном мерцании свечей Гермиона выглядела иначе; более умиротворенной и немного нереальной. Темнота играла с его зрением и восприятием, когда он внимательно изучал ее, достававшую две кружки из шкафчика.

– Перед сном лучше выпить горячий шоколад, – мягко произнесла она, вскипятив немного воды при помощи волшебной палочки. – Хочешь?

Малфой не ответил. Она определенно решила приготовить одну порцию и для него, и запах какао-порошка образовал очаровательную смесь с естественным ароматом Грейнджер. Драко теребил рукава своего джемпера, пока она заканчивала с приготовлением напитка, и, как только они были готовы, отнесла кружки к дивану, поставив их на кофейный столик. Он приподнял бровь, когда Гермиона снова укуталась в одеяло и расслаблено расположилась на диване; его осторожный взгляд перемещался между гриффиндоркой и дымящейся кружкой, предназначенной для него.

– Ты собираешься сесть? – спросила она, и он мог заметить, что она старается придать голосу беззаботности.

– Я выпью его в своей комнате, – тихо проворчал он, делая несколько шагов в ее направлении.

– Я… – неловко начала она. – Ну, я надеялась, что ты смог бы ответить на мой вопрос… и, может, немного посидеть со мной?

Подобное застало его врасплох. Из всего того, что Гермиона могла бы сказать, он готов был поставить свое наследство, что эти слова никогда не сорвутся с ее губ в его присутствии. Определенно, это было интригующим развитием дерьмовой ситуации, и он не мог не учитывать, к чему это могло бы привести.

– И какого черта тебе пришло это в голову? – лениво растянул он, упираясь ладонями в спинку дивана, стоящего напротив нее. – Я не обязан отвечать на твой вопрос.

– Нет, не обязан, – согласилась она, – это было просто предложение…

– Тупое предложение.

Она нахмурилась и подняла голову, устало взглянув на Малфоя.

– Ладно, не обращай внимания…

– Нет, уж, – прервал тот. – Мне любопытно узнать, почему ты вообще предлагала присоединиться к тебе…

– Ты не ответил на мой вопрос, – многозначительно напомнила она, протягивая руку, чтобы коснуться кружки, – так с чего бы мне отвечать на твой?

У Драко не было оправдательных причин, но это не стало проблемой, так как завывание ветра внезапно разрезало тишину. И он заметил кое-что; вспышка страха, что пронеслась в ее глазах. Он не мог припомнить ни единого случая, когда видел ее испуганной. Возможно, нерешительной, иногда обеспокоенной, но испуганной – никогда. Даже во время того безумного эпизода в ванной черты ее лица окрасились лишь стыдом и шоком. Это небольшое столкновение ранним утром превращалось в полный кладезь сюрпризов.

– В чем дело, Грейнджер? – задиристо поинтересовался Малфой, растянув губы в ухмылке. – Только не говори, что одна из бесстрашных гриффиндорок боится маленькой бури.

Он ожидал вызова и раздражения, но Гермиона лишь плотнее завернулась в одеяло.

– Не бури,– пробормотала она, спустя мгновение, – я просто... Мне не нравятся звуки ветра.

Выражение его лица исказилось от замешательства. Она только что рассказала о собственном страхе? Признание фобий не было принято в его окружении, и в особенности упоминание их перед врагом. Демонстрация даже намека на слабость была, по меньшей мере, глупой, но все же Гермиона сделала это.

Доверчивая и наивная идиотка.

И внезапно она стала более реальной… более человечной, и это отрезвило его, словно глоток холодного воздуха. Она была личностью, и менее... Нет, она определенно все еще грязнокровка… Но она была грязнокровкой с характером… вроде как. Возможно.

Он наблюдал за ней с большим вниманием, чем следовало бы, когда ветер стих и ее плечи расслабились. Вернулась рациональная Грейнджер с, казалось бы, полным отсутствием проблем и страхов из-за разгулявшейся непогоды; но ее боязнь никуда не делась, пряталось в глубине янтарных глаз. Она взяла со стола горячий шоколад и поднесла кружку к розовым устам, сложив губы, сдувая пар. Это не должно было привлекать его внимание. Но привлекло.

– Твой шоколад остынет, – пробормотала Гермиона, спокойно глядя на Малфоя и делая первый глоток.

Драко резко вдохнул, а затем перелез через спинку дивана и рухнул на подушки, нетерпеливо разглядывая гриффиндорку.

– Как можно бояться ветра?

– Дело не в самом ветре, – спокойно ответила Гермиона, – мне не нравится шум.

– Это просто глупо, – усмехнулся он.

– Все чего-то боятся, – осторожно рассуждала она. – Ты чего-нибудь боишься? Это свойственно для человека.

Он нахмурился, поскольку предположение было абсолютно нелепо, но все-таки задумался над ее словами. На ум пришла мысль разочаровать семью, или, если быть более точным, отца, но он предположил, что Грейнджер имела в виду нечто более конкретное и болезненное. Либо у него просто не было страхов, либо он подсознательно предпочитал игнорировать их. Тем не менее, он ненавидел ее за то, что заставляла его думать.

– Нет, – просто сказал Малфой, наклоняясь вперед, чтобы взять кружку.

– Возможно, ты просто еще не осознал свои страхи, – предположила Гермиона, уклончиво пожав плечами. – Ты ответишь на мой вопрос? О том дне? Когда я… ты понимаешь.

Его глаза сузились.

– Я сомневаюсь, что могу ненавидеть тебя больше, чем сейчас, – спокойно сказал Драко, его губы дернулись. Она выглядела немного обеспокоенной его словами, и необходимость сказать что-либо еще пульсировала на языке. Он зажмурился, презирая себя за то, что собирался произнести. – Считай этот вопрос закрытым, Грейнджер.

Захватывающая смесь облегчения и удивления окропила лицо Гермионы.

– Правда?

– Для тебя же было бы лучше не упоминать об этом, – прямо сказал Малфой, давно решив, что оптимальным решением было бы навсегда забыть о произошедшем. – Разве что ты хотела бы, чтобы я довел дело до...
– Нет, – она поспешно покачала головой, – нет, я хотела бы забыть об этом.

Драко коротко ей кивнул и сделал большой глоток горячего шоколада, а Гермиона поборола желание сказать «спасибо» за согласие забыть об этой теме. Если она правильно помнила, в тот жуткий день она извинялась и говорила «пожалуйста» чаще, чем следовало бы. Если бы она начала извергать слова благодарности этому засранцу, это стало бы уже полнейшим перебором.

Но вот он; сидит по другую сторону кофейного столика и выглядит более спокойным, нежели она могла припомнить, что заставило ее инстинктивное презрение по отношению к нему дрогнуть. Грейнджер всегда верила и убеждалась в том, что человеческая личность оказывает влияние на внешность. Если некто был уродлив внутри, сознание могло убедить ее, что это уродство каким-либо образом отражалось и на внешности. Теперь же, с ее ненавистью к Малфою, слегка смятой странным спокойствием, что появилось между ними, Гермиона признавала, что он был довольно поразительным волшебником.

Тусклый свет озарил его бледное лицо, и оранжевое свечение отразилось в серебряных глазах. Углы и линии его черт были резкими и четкими, словно каждая деталь кричала, требуя внимания; это заставляло глаза танцевать, и Гермионе это нравилось. Она могла бы сказать, что Драко был слишком бледен, как будто бы высечен изо льда, но затем она поняла, что тот, должно быть, Мерлин знает, как долго не ощущал тепла солнечных лучей.

– Ты читал книги? – осторожно спросила она, решив, что молчание начало причинять дискомфорт. – Которые я оставила.

Она могла видеть, как Малфой колебался при ответе.

– Да, – настороженно признался тот.

– Какую читаешь сейчас? – продолжила Гермиона.

– Зачем тебе это?

– Просто любопытно, – она пожала плечами, искренне желая, чтобы его подозрительность по отношению к ней уменьшилась.

Драко громко выдохнул.

– «Тит Андроник»[2].

– Хорошая пьеса...

– Нормальная, – быстро поправил Драко, вертя напиток между ладонями. – Некоторые сцены выглядят сырыми.

– Согласна, – она задумчиво кивнула. – Это одна из ранних пьес Шекспира.

– Ты дала мне много его книг, – медленно пробормотал Малфой, строго посмотрев на нее. – Предполагаю, он маггловский автор.

Ее глаза распахнулись. Она ожидала мгновенной вспышки ярости, поскольку ее маленький эксперимент обратил на себя его внимание, но оказалось, что Малфой просто был раздражен.

– Ты знал, что я дала тебе маггловские книги?

– Это довольно очевидно, Грейнджер, – он закатил глаза. – Я не узнал ни одного из авторов, и решил, что это именно то, что ты сделала бы.

– И ты все еще читаешь их? – произнесла Гермиона неверующим тоном. – Почему?

Выражение его лица стало немного жестче. По правде говоря, он не прикасался к ее маггловской литературе на протяжении двух дней, просто смотрел на нее с неподдельным отвращением. Но скука была слишком сильной, иссушающей его рассудок; и на третий день Драко сдался, разумно решив, что предпочтет маггловское чтиво умственному расстройству. Он намеревался получить в книгах подпитку для своего отвращения к магглам, найти доказательства того, что они были бескультурными и нецивилизованными существами, которые будут выбиваться из сил в попытке сочинить более-менее приличный текст.

Но...

Но книги оказались на самом деле нормальными... Достаточно неплохими, чтобы он продолжал переворачивать страницы и неосознанно восхищаться. Эти книги нервировали и вызывали тошноту, и заставляли задумываться о... разном. Пусть лишь на какое-то мгновение, но он задумывался. Нет, он никогда не верил во все это пропагандистское дерьмо о том, что магглы были дикими, хоть в какой-то степени он был убежден, что они окажутся менее способными к искусствам. Но этот Шек-как-его-там был... адекватным. Пусть он и не мог рассказать об этом Грейнджер.

– Потому что больше нечего читать, – прорычал Драко, осознав, что молчал слишком долго.
Гермиона вздохнула, наблюдая за ним из-под ресниц и делая очередной глоток. Ее любопытство глухо отозвалось в сердце, и ей захотелось проверить, как далеко она сможет зайти в этом вопросе.

– А как тебе пьеса в целом?

Он фыркнул.

– В ней много насилия, – произнес как что-то очевидное. – И это весьма... интересно, но доказывает, какими варварами являются магглы.

– Варварами? – повторила Гермиона, сдерживая желание накричать на него. – Как это?

– Ну, это просто бессмысленное кровопролитие...

– В отличие от всех Магических войн? – быстро вставила она. – Насилие присутствует во всех расах и видах, Малфой, особенно в человеческих. Магических или нет...

– Парень убил собственного сына, – заметил Драко, гордо склонив голову в сторону, как если бы сделал выигрышный удар. – Это верный признак того, насколько магглы нецивилизованны и…
Грейнджер не упустила ни одной детали.

– Но Волдеморт убил свою семью.

Надменное выражение Драко дрогнуло, и он возненавидел тот факт, что Грейнджер стала тому свидетелем.

– Это другое, – оправдываясь, пробормотал он. – Это было...

– А Крауч убил своего отца...

– Это другое! – упорно повторил он, хотя и знал, что этот аргумент был слаб.

Гермиона не выглядела ни самодовольной, ни высокомерной, когда подняла голову, чтобы встретиться с его раздраженным взглядом; она просто быстро облизнула губы.

– В чем же разница, Малфой?

Он порылся в голове в поисках подходящего аргумента или ответа, который указал бы Грейнджер на ее место. Он чувствовал себя возбужденным и встревоженным, а еще ощущал щепотку уважения к гриффиндорке за то, что та смогла прорваться в его сознание; и это бесило его больше всего. Этим она бесспорно заработала очередную отметку на спинке его кровати. Пиздец.

– Просто она есть, – пробормотал Драко, делая еще один глоток приготовленного ей потрясающего горячего шоколада.



Боль в шее стала первым признаком того, что Драко спал не в кровати.

На чем бы ни лежала его голова, оно было слишком твердым для подушки; когда глаза открылись, взгляд сосредоточился на потолке, который выглядел иначе, чем раньше. Малфой неловко повернулся и понял, что лежит на диване, поместив голову на подлокотник. Было все еще темно; пусть в гостиной не было окон, быстрый взгляд на часы дол ему знать, что уже почти семь утра.

Он застонал и потер лицо, медленно переходя в сидячее положение, что заставило суставы позвонков захрустеть подобно уголькам в камине. Его затуманенный ото сна взгляд прошелся по окружающей обстановке, и Драко попытался вспомнить, как и когда он успел здесь уснуть; его по-зимнему серые глаза обратились к противоположной стороне кофейного столика.

Он замер.

Грейнджер была завернута в одеяло от шеи и до кончиков пальцев ног, словно в кокон; ее непослушные волосы разметались по подушке кофейным каскадом кудрей. Глаза закрыты, лицо абсолютно спокойно, она – воплощение мира и покоя. Напряжение спало с Гермионы, и он не смог припомнить человека, который выглядел бы столь же объятым Морфеем. Слух уловил ее умиротворенное дыхание, которое вырвало его из транса, и Драко оставалось лишь молча ругать себя за то, что позволил утру одурманить разум.

Малфой оторвал от нее взгляд и понял, что теперь изучающе смотрит на ее незавершенный холодный напиток. И волшебную палочку, что лежала и насмехалась над ним.

Он отодвинулся от дивана и как можно тише пропетлял вокруг стола, зная, что это, вероятно, ни к чему не приведет. Грейнджер сама ему сказала, что палочка заколдована, но с другой стороны это могло быть просто хорошим блефом. Он переместился еще ближе к волшебной палочке, присел на корточки и наклонился прямо напротив спящей гриффиндорки.

Ее дыхание скользило по чувствительной коже его шеи; он старался побороть дрожь, что поцелуями прошлась по его спине. Протянул руку, и вся надежда на наличие шанса на побег вмиг умерла, когда он ощутил предупредительный гул магии в пальцах прежде, чем смог даже прикоснуться к палочке. Драко ожидал подобного. С гневом, он побеждено откинулся назад; сонные вздохи Грейнджер все еще шелестели сквозь тонкие волоски на его теле.

Он закрыл глаза... наслаждаясь ощущениями... ее запах так близко... достаточно близко, чтобы коснуться...

И, словно потоком пламени, его выкинуло в реальность. Он яростно рванул прочь, словно в ней был яд, проклиная себя памятью о Салазаре.

Вот что ее проклятый эксперимент сотворил с ним.

Она роилась в его крови, в его голове, выворачивая его чувства. И дело было не в грязной крови, дело было в чем-то более глубоком; оно ломало кости и переполняло клетки. Это была она. Грейнджер. Ее сущность, ее невинность; прорывалась сквозь него, бросая осколки в его душевное равновесие. Возмущенный собственными действиями, он сбежал из ее общества на слегка дрожащих ногах; молясь, чтобы некоторое расстояние помогло очиститься от нее.

Гермиона вздрогнула от громкого хлопка двери и начала просыпаться.

Как жаль; за последние несколько недель это был ее лучший сон. Даже при том, что продлился он всего лишь несколько часов.



В течение нескольких следующих дней ветра не шумели, и ему успешно удавалось избежать встречи с Грейнджер; он все больше и больше убеждал себя, что она была не более, чем гной под его плотью. В пятницу, спустя ровно неделю с их кровавого инцидента в ванной, стены снова начали сдвигаться. Тяга к общению с другими основательно засела у него под кожей и, разумеется, Грейнджер являлась единственным вариантом. Драко было необходимо услышать биение сердца другого человека, потому что собственное звучало слишком громко в его одиночестве.

Из всех гребаных вещей, преследующих его в мыслях, потребность в чьем-либо присутствии определенно была показателем того, что он сходит с ума. Он нуждался в доказательствах или же просто чем-то, что напомнило бы ему о существовании жизни за пределами его комнаты. Он объяснял эту потребность наличием исключительных обстоятельств... Если бы там был кто-либо, то есть кто угодно, кроме нее, кто смог бы прогнать его демонов, то в общении не было бы никакой необходимости.

Кто угодно, за исключением Уизли. Чистокровный или нет, если бы стервозная МакГонагалл поселила его в комнату с рыжей опухолью Волшебного сообщества, уже ко второму часу здесь творилась бы настоящая бойня.

Этот мысленный образ немного его взбодрил.

Драко мог слышать, как Грейнджер возится на кухне, звеня всякими принадлежностями и создавая больше шума, чем было необходимо. Пропустив пальцы через свои белые волосы ледяного цвета и устало вздохнув, он покинул свою спальню-темницу, окруженную четырьмя стенами, и обнаружил Гермиону, которая увлеклась кастрюлями и какими-то овощами.

Она почувствовала присутствие Драко еще до того, как смогла увидеть, и обернулась, с любопытством взглянув на него.

– Дай-ка я угадаю, – произнесла она ровным голосом, – я снова слишком шумела?

– Да, – проворчал Малфой, сделав несколько шагов в ее сторону. – Какого черта ты делаешь, Грейнджер?

– Просто разбираю продукты на завтра, – пояснила та, мягко пожав плечами. – Наверное, мне стоило бы спросить об этом раньше, но у тебя есть на что-нибудь аллергия?

– Нет, – он покачал головой, присаживаясь на обеденный стол, – только на тебя.

Драко хотел, чтобы комментарий прозвучал холодно и едко, но ему все же не хватило подлой нотки, которую он совершенствовал в течение стольких лет. Взамен реплика прозвучала скорее... дразняще? Ну, казалось, Грейнджер определенно нашла ее безвредной, судя по веселому фырканью и слабой улыбке на губах. Он подумал назвать Гермиону грязнокровкой, просто по старой дружбе, но нечто в его довольно извращенном уме посоветовало не делать этого; она заговорила раньше, чем Малфой получил возможность оспорить данный совет.

– Ты дочитал «Тита»? – спросила она, очевидно, немного не уверенная в том, как следует вести себя в его присутствии. По крайней мере, хоть это было у них общим.

Он усмехнулся.

– Не мысли так узко, Грейнджер, – пробормотал Драко и, положив локти на колени, уставился на ее спину, – я почти дочитал книгу в тот же день. Разумеется, я закончил ее.

– Хорошо, – она кивнула и взяла палочку, чтобы завершить приготовление пищи. – Что ты думаешь о финале?

– Слишком скомканный, – просто заявил он критическим и бесцеремонным тоном. – Довольно-таки любительского уровня.

Она повернулась к нему лицом, скрестив руки на груди.

– Я согласна.

– Что?

– Я согласна, – повторила Гермиона и залилась неуверенным румянцем, поймав его пристальный взгляд. – Конец был слишком скорым. Собираешься прочитать что-нибудь еще?

Драко был на середине другой ее маггловской книги. Он решил на время отойти от Шек-как-его-там, твердо уверенный в том, что найдет определенный уровень безграмотности среди предложенных ей маггловских текстов. Его выбор пал на жуткого вида обложку с именем Уилки Коллинз, и, к его собственному отвращению, уже с первой главы чтение полностью поглотило его.

– «Женшину в белом»[3], – выдал он на одном дыхании, отметив, что ее улыбка стала шире.

– Одна из моих любимых, – сказала Гермиона. – И как...

– Оставь свои чертовы восторги при себе, – предупредил Драко низким голосом. – Уровень письма значительно ниже, чем у писателей-волшебников.

Улыбка спала и она отвернулась от него, чтобы завершить подготовку продуктов для тушеного мяса.

– Малфой, ты действительно веришь, что чистокровные выше магглорожденных?

Услышав это, он приподнял бровь. Его каменный взгляд обвел ее плечи и спину, пытаясь найти любые подсказки о том, почему она задала такой тупой вопрос.

– Ты же знаешь, что верю, Грейнджер, – гордо ответил он, но почувствовал, как от собственных слов странно защемило в груди. – Не стоит задавать такие пидарастические вопросы, если у тебя имеется хоть сколько-нибудь извилин.

Она вздохнула, почти разочаровано.

– Тогда могу я кое-что предложить, пожалуйста? – тихо пробормотала Гермиона, теребя подол своего слишком большого красного свитера.

И снова ее чертово «пожалуйста»; еще одно нежеланное напоминание о том, какой трогательной и чистой она была. Где-то на задворках подсознания таилась память, что он должен спорить с ней, и вот он, снова; разговаривает с ней так, что тошно становится. Но, по крайней мере, Малфой почувствовал себя немного более нормальным. Ощущал себя человеком. Словно после ее вздохов в душе, этих... почти вежливых моментов, которые, казалось бы, способны унять его пульсирующие головные боли.

– Можешь предлагать, что угодно, – он равнодушно пожал плечами, хмуро глядя на ее спину, – но вполне очевидно, вероятность того, что я соглашусь хоть с одним из них, равна нулю.

Она развернулась к нему, и, хоть лицо Гермионы выглядело спокойным и невозмутимым, он мог рассмотреть шквал мыслей, кружащихся в ее глазах. В подобные моменты за ней было так интересно наблюдать; словно за загадочной головоломкой без очевидного поощрения при разгадке. Все, что волновало ее сердце, столь охотно отражалось в глазах оттенка осени, что просто не могло не привлечь его внимания. С ее стороны наиболее мудрым решением было бы скрыть столько, сколько возможно; в особенности от того, кого она презирала. Кого-то вроде него.

– После того, как закончишь эту книгу, – медленно проговорила Грейнджер, – Мне бы хотелось, чтобы ты прочитал автобиографию Мартина Лютера Кинга[4].

Его брови настороженно сошлись на переносице.

– С чего бы это?

– Думаю, тебя заинтересуют некоторые из его идей, – предположила Гермиона, осматривая Малфоя с головы до ног. – Это просто предложение.

Затем она исчезла из его поля зрения и скрылась в своей комнате, оставив Драко неохотно заинтригованным ее случайным предложением. Он не стал бы читать эту книгу, только если назло ей.



У Гермионы не было времени, чтобы обдумать их с Малфоем разговор, поскольку она увидела знакомую сову, настойчиво стучащуюся в окно. На дрожащих ногах она бросилась распахнуть его, и впустила прекрасную птицу.

– Хедвиг, – с любовью пропела она и погладила питомца Гарри, когда та бросила письмо в ее руки. – Передай ребятам, что я люблю их.

Полярная сова никогда не ждала ответа, ведь было слишком рискованно тратить драгоценное время, но Гермиона всегда чувствовала уныние, когда та поспешно взмывала в небо. Она все бы отдала, чтобы иметь возможность написать ответ, но было решено, что в обмене письмами будет намного больше опасности, чем пользы. Если она обнаружит что-либо, что может пригодиться парням, то передаст информацию МакГонагалл, а та уже найдет способ донести все Гарри и Рону. Эти правила были строгими, и, естественно, Грейнджер им следовала; желала она этого, или нет.

Мерлин, как же она скучала по ним...

Письмо жгло ей ладонь, но как бы ни хотелось вскрыть его, она не могла. Еще в начале учебного года она пообещала Джинни, что все письма они будут читать вместе. И если есть один человек, который справляется с происходящим чуть хуже, чем сама Гермиона, – это младшая Уизли. В конце концов, это были ее парень и брат, и у девушки были все права чувствовать себя потерянной.

Гермиона накинула на плечи мантию и аккуратно спрятала в карман письмо и палочку, а затем покинула комнату. Быстрый осмотр кухни и гостиной дал знать, что Драко удалился в свою спальню на оставшуюся часть вечера, так что она быстро вышла из дортуара и направилась к башне Гриффиндора.

Уже через десять минут они с рыжеволосой девушкой сидели на ее кровати; та нервно перебирала свои огненные кудри. Единственная соседка по комнате, Парвати Патил, очень кстати отсутствовала. Возможно, она решила провести эту ночь с Дином Томасом после предпринятой недавно попытки сблизиться. Подобное уединение было только на руку девушкам, ведь, как правило, прочтению писем сопутствовали своеобразные эмоциональные реакции; но лишь немногие знали, что друзья поддерживали связь.

– Готова? – Гермиона вздохнула и, не дожидаясь ответа, разорвала конверт и достала пергамент; взгляд прошелся по короткому сообщению.



Как и всегда, письмо было коротким и по существу, не содержащим ни одной детали, которая могла бы навредить в случае перехвата. В этот раз слова были выведены рукой Гарри; Гермиона наблюдала, как Джинни водит пальцами по коротким предложениям с глазами, полными слез. Она почувствовала, как и ее глаза стало щипать от неотвратимой тоски; и дело было вовсе не в том, что написано в письме. Все дело в том, чего в нем не было.

Ребята никогда не писали ничего подобного, отсутствие чего-то личного за словами – вот, чего ей не хватало больше всего. Было бы потрясающе прочитать одну из дурацких шуток Рона или утешительные слова Гарри. Черт, да она бы закричала от радости, если бы они написали даже о квиддиче. Она просто хотела, чтобы ее мальчики вернулись...

– Ты не могла бы остаться здесь? – выпалила Джинни сквозь рыдания. – П-Парвати ушла, а я не хочу быть одна.

Гермиона грустно кивнула и крепко обняла подругу.

– Конечно, я останусь.



Бля, да где она?

Как не единожды отмечал Драко, Гермиона была человеком привычки; придерживалась строго заведенного распорядка – и никаких отклонений. Он слышал, как она ушла вскоре после их разговора на кухне, как и в любой другой день, предоставив его на вечер самому себе. Он еще немного почитал маггловский роман, принял душ, а затем переоделся ко сну и стал ожидать возвращения Грейнджер.

Но произошел какой-то сбой.

Находясь в постоянной изоляции, он узнал, что щебетание птиц начинается в пять утра, а она обычно возвращается домой уже к трем. Он в замешательстве посмотрел в окно, встал с кровати и направился в гостиную, чтобы проверить время – было ровно десять минут шестого, и Грейнджер определенно не возвращалась домой.

Домой?..

Он может подумать об этом позже. На данный момент все, что он чувствовал, было тяжестью, пульсирующей в груди, которая выместила оттуда остальные чувства. Она была подобна панике... Да, это определенно была паника. Вопросы непрерывным потоком заполняли его сознание, болезненно стуча в висках.

Где она?

Если с ней что-либо случилось, застрянет ли он здесь?

Позабытый?

Совсем один?

Что это сотворит с его рассудком?

Что ему делать без ее запаха или утренних вздохов в душе?..

Он должен выбраться.

Черта с два он останется здесь; покинутый гнить заживо, словно какой-то недостойный простолюдин. Драко быстрым шагом прошел ко входной двери, не обращая внимания на знакомое, раздражающее покалывание в ладони, предупреждающее держаться подальше от ручки. Но он все-таки схватился за нее.

Пальцы сомкнулись вокруг прохладной латуни, и он мгновенно ощутил боль. Она жгла его кисть и растекалась по всей руке, опаляя плоть изнутри, плавя кости. Инстинкты кричали, чтобы он отступил, но его тревога была слишком сильна. Малфой заскрежетал зубами, стараясь не обращать внимания на боль, и попытался опустить ручку, но затем огонь разгорелся в позвоночнике, обжигая и царапая. Спина выгнулась, и Драко заорал в агонии; но все еще отказывался разжимать пальцы.

Он мог чувствовать, как слабеет; неистовое пламя сжигало его силы и сотрясало мышцы. Он понимал, что его трясет от неконтролируемых конвульсий; очередной крик вырвался из его горла. В последнюю слабую попытку к бегству Малфой вложил все оставшиеся силы и снова попробовал открыть входную дверь.

Жар пробежал вдоль позвоночника и ударил в голову, разгораясь и вспыхивая у основания черепа, а затем все онемело. Драко даже не почувствовал, как свалился на пол, дико дрожа и корчась, когда очередной припадок сотрясал каждый дюйм его тела в ужасных конвульсиях. А затем он впал в беспамятство.



[1] «Она идет во всей красе» (She Walks in Beauty), перевод стихотворения: http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=8074

[2] «Печальнейшая римская трагедия о Тите Андронике» (Titus Andronicus) – является самой ранней трагедией Шекспира. Заглавный герой — вымышленный римский военачальник, одержимый местью царице готов Таморе, которая также мстит ему. Это самая «кровавая» из пьес Шекспира. http://ru.wikipedia.org/wiki/Тит_Андроник

[3] «Женшина в белом» (The Woman in White) – эпистолярный роман, написанный английским писателем Уильямом Уилки Коллинзом в 1860-ом году: http://ru.wikipedia.org/wiki/Коллинз,_Уилки

[4] Мартин Лютер Кинг (Martin Luther King) – самый известный афроамериканский баптистский проповедник, яркий оратор, лидер Движения за гражданские права чернокожих в США: http://ru.wikipedia.org/wiki/Кинг,_Мартин_Лютер

---

ФОРУМ
За перевод главы благодарим Agripina