- Здравствуйте, могу я вам помочь?
- Да. Меня зовут Фил Дуаер. У нас с невестой назначена встреча с преподобным Харрисоном.
- Присаживайтесь, мистер Дуаер. Ваш священник скоро появится.
Фил подошел к Рене и Белле, которые смотрели из окна на небольшой помост, окруженный цветами позади церкви.
- Он скоро подойдет.
- Эй, Фил, посмотри. Разве это не прекрасно? Только представь, как это будет выглядеть на закате…

Встав позади Рене, Фил обнял ее и согласился с вышесказанным. Помост был сделан в форме квадрата, выкрашенным в белый цвет, изысканно украшенный, но не очень вычурный. Вокруг имелось много свободного пространства, а по центру шла каменная дорожка, увенчанная по обе стороны цветами. Дорожка следовала прямо по направлению к помосту и оканчивалась двумя ступеньками, чтобы невеста возвышалась над гостями.
Через пару минут к троице присоединился священник.
- Фил, Рене, рад с вами познакомиться.
- Преподобный, это моя дочь Белла. Она – подружка невесты.
- Очень приятно, Белла.

Приглашая всех вперед, святой отец провел их в комнату напротив окна.
- У нас тут есть небольшая комната для встреч. Прошу, давайте перейдем туда и начнем.
Рене и Фил для своей церемонии выбрали небольшую неизвестную церковь возле Камелбэкского возвышения. Хотя Рене была не очень религиозна, но любила все старомодное, поэтому решила выходить замуж в церкви. Да и родители Фила были бы разочарованы, если бы они обошлись без церкви.
- Преподобный Харрисон, я заметила, что за церковью есть небольшой помост, мы не могли бы провести церемонию там?

- Да. У нас часто проходят там церемонии, это очень популярное место. Однако на данной территории мы можем посадить только двадцать пять человек, так что для большого количества народу необходимо иное место. Только невеста, жених, подружка невесты и шафер. Обычно, если народу много, то молодожены просто делают фотографии на помосте после самой церемонии.
Глаза Рене загорелись, и она сжала руку Фила.
- Это будет идеально.

Святой отец взял свой свадебный календарь и открыл его на ноябре.
- По телефону вы сказали, что вас интересует суббота, двадцать восьмое ноября. Верно? В какое время вы бы хотели провести церемонию?
- Да, двадцать восьмое ноября. Думаю, Рене хотела бы, чтобы это случилось на закате, - ответил Фил, смотря на невесту.
Она согласилась.

- Закат будет просто идеальным временем. Невероятно красивый момент.
Записав их имена в календарь, священник повернулся к Рене:
- Церемонии на закате очень популярны. Солнце садится за гору Камелбэк, и это выглядит просто завораживающе. Думаю, что вы не разочаруетесь. Полагаю, что пять часов вечера подойдет? Подготовка займет минут двадцать.
- Да, отлично.

- Хорошо. Теперь… что касается музыкального сопровождения. У нас есть органная музыка… или вы предпочитаете нанять музыканта сами?
Белла сидела, погруженная в собственные мысли, не слушая, как Фил и Рене планируют церемонию. С тех пор, как она решила больше не писать Эдварду, прошла всего неделя, но это время казалось ей вечностью. Девушке еще никогда не было так одиноко, она сотни раз ходила взад и вперед по комнате, уверяя себя, что сделала правильное решение.

Прекрати. Ты не имеешь права вмешиваться в жизнь, которая уже прожита. Ты не часть его мира, а он не часть твоего. У Эдварда есть свои друзья и планы. Только потому, что у тебя нет личной жизни, ты не имеешь права вторгаться в его. Ты уже изменила мир этого мальчика, сказав, что война скоро закончится, больше ты ничего не можешь сделать. Если ты его друг и заботишься о нем, то должна отпустить его, позволить ему прожить жизнь, которую он должен прожить. Он влюбится, женится, и у него появятся дети, ну, по крайней мере, один. Майкл тому доказательство. Ты не имеешь права позволить ему рисковать женой и детьми. Что же ты за друг такой?

Эта мысль заставляла Беллу чувствовать себя ужасно, просто упасть на колени. Она встретила его внука. Значит, Эдвард влюбится, женится и родит ребенка. Или даже несколько. Может даже с Виолеттой?
На ком бы он ни женился однажды, она уверена, что он будет счастлив. Из его писем ведь следует, что он хороший человек, имеющий и сострадание, и заботу. Эдвард же сильно беспокоился о тех парнях из госпиталя, где проводил так много времени. Он не делал это ради выгоды или по каким-либо другим эгоистичным причинам. А просто потому, что был хорошим человеком.

Белла уверена, что Эдвард именно такой. Хотя она знала его совсем немного, но не сомневалась, что знает молодого человека лучше, чем кого-либо.
Улыбнувшись, девушка вспомнила одного персонажа книги Джейн Остин по имени Мэри Энн Дэшвуд. Она говорила, что не время определяет степень близости людей: кто-то и за семь лет не может понять друг друга, а кому-то хватает и семи дней, чтобы узнать друга лучше, чем самого себя.

Хотя, Мэри Энн Дэшвуд сама и ошиблась. Человек, которого она думала, что знает, был лишь тем, кем она хотела его видеть.
Ей стало интересно, что бы сказал Эдвард, узнав, что в экранной версии Мэри Энн Дэшвуд цитирует тот же сонет, который он использовал, чтобы описать Энн Эллиот и Капитана Дэшвуда с мистером Виллоубай.
Он бы сошел с ума.

Беллу разбирало любопытство, поэтому ей дико захотелось спросить о насущном своего собеседника по письмам. Вряд ли Мэри Энн была одним из его любимых персонажей, ибо Эдвард описывал себя, как реалиста, но она знала, что внутри он типичный романтик. Мэри Энн Дэшвуд казалась слишком романтичной, даже наивной, такой глупой, какой может быть двенадцатилетний ребенок… Нет, и все же это не один из его любимых литературных персонажей.
Белла вздохнула, вспоминая об Эдварде: как он так быстро стал столь важен для нее? Как она смогла так внутренне привязаться к этому юноше? Семь лет или семь дней…
- Или семь писем.
- Белла?

Белла посмотрела на мать и поняла, что все трое уставились на нее. Ее накрыла паника от того, что она начала говорить вслух.
- Ты что-то сказала, детка?
- Что? О, нет, нет. Я просто задумалась. Простите меня.
Преподобный продолжил свой монолог, а Рене и Фил смотрели на Беллу еще пару секунд, прежде чем вернулись к беседе.

Девушка знала, что уже неделю ведет себя странно, и что Фил с Рене пытались выяснить, что ее беспокоит. По правде сказать, она была сама не своя с тех пор, как получила первое письмо от Эдварда. Она всегда была спокойной. Ее не тяготило быть одной. В этом она была похожа на своего отца. А вот мама выступала социально-активным человеком. Белла всегда любила посидеть дома и почитать книгу, но теперь не могла смотреть ни на одну из них, не вспоминая об Эдварде. Девушка даже не была в состоянии заставить себя взять их в руки. Они все напоминали ей о друге, которого она потеряла.

Было так много вещей, которые она хотела ему рассказать или спросить у него, но не могла. Чем она занимался? О чем думал? Волновало ли его то, что она ему больше не пишет? Злился ли он или переживал? Забыл ли ее? Простит ли? От «Чувства и чувствительности» и Мэри Энн Дэшвуд мысли Беллы перенеслись к «Гордости и предубеждению». Она слышала в голове голос Элизабет Бэннет: «Мне тяжело представить, что он живет в этом мире и плохо думает обо мне».
Не было даже смысла пытаться сконцентрироваться на чем-то, что не включало в себя Эдварда, поэтому девушка взяла в руки книгу под названием «Машина Времени». Это единственное, что она могла читать.

- Белла и брат Фила, Эндрю, будут произносить речь.
Услышав свое имя, Белла мысленно простонала. Ей предстоит произносить речь первой, что она совершенно не любила. Девушка надеялась, что брат Фила доведет ее до алтаря без падений, но было совсем не понятно, о чем думала Рене, когда решила выставить дочь перед всеми гостями во всей красе, да еще и с речью.
А теперь из-за этого помоста ее ждут еще и ступеньки. Там точно случится катастрофа.
- Очень хорошо, ты уже решила, что будешь читать?
Неожиданно Белле пришла в голову идея. Может она сумеет сохранить у себя хотя бы частичку Эдварда, и это уже будет не плохо.

- Вообще-то, святой отец, я не знаю, можно ли, но хотела бы прочитать кое-что из Шекспира, если вы не против?
Рене улыбнулась дочери. Нет, не просто улыбнулась, а засияла.
- О, детка. Ты думала об этом? Это будет просто прекрасно.
Рене перевела свой сияющий взгляд на священника:
- Это можно устроить?
- Конечно, зависит, конечно, от трактовки, но некоторые пары используют отрывки из поэм. Что бы вы хотели прочитать, Белла?

- Сонет. Я не уверена, как он называется, но там что-то вроде «Не дайте мне для брачного союза верных душ допустить препятствия. Та любовь не любовь, которая меняется, находя изменения, или сбивается с пути, подчиняясь обстоятельствам. О нет, это установленная навечно веха, которая взирает на бури, всегда неколебима». Я слышала что-то в этом роде… не знаю, мне просто очень понравилось. Хотя, не уверена, что произнесла все правильно.
Белла хорошо знала, что все сказала верно. Она перечитывала каждое письмо от Эдварда сотни раз и могла воссоздать их слово в слово, от начала и до конца.

«Реалист? Реалист не цитирует Шекспира для девушки, которая живет на расстоянии девяноста одного года, Эдвард. Ты просто безнадежный романтик».
- О, да. Сонет Шекспира номер сто шестнадцать. Вам это подойдет, Рене? Фил?
На лице матери была все та же лучезарная улыбка, когда она повернулась к преподобному со слезами на глазах:
- О, да. Белла, это просто чудесно. Спасибо, дорогая.
- Фил?
Отлично, теперь и Фил смотрел на Беллу, как и Рене:
- Я согласен со всем, что делает моих дам счастливыми.

Делая заметки того, что уже было решено, святой отец продолжил:
- Теперь давайте обсудим свадьбу и ваши клятвы.
У преподобного было несколько распечаток из рекомендуемой литературы, и Рене с Филом выбрали тринадцатую главу из «Первого послания к Коринфянам Святого Апостола Павла».
Жених с невестой еще не были уверены, захотят ли они использовать стандартные клятвы или напишут свои собственные.
- Когда вы прочтете клятвы и обменяетесь кольцами, то останется только объявить вас мужем и женой, средоточием чего станет поцелуй. И тогда я представлю вас, как мистера и миссис Дуаер…
***

Позже этим вечером Белла лежала на кровати и перечитывала «Машину времени», когда к ней в комнату постучался Фил. Девушка знала, что ее семья переживает за нее, поэтому не закрывала дверь, дабы они не подумали, что она хочет совсем от них отгородиться.
Ведь я ничего не сделала для этого намеренно.
- Пиццу принесли. Что читаешь?
Белла встала и протянула Филу книгу. Он пару секунд смотрел на обложку, прежде чем положил ее на стол.
- Разве ты не читала эту книгу несколько дней назад?
Белла попыталась выдавить из себя улыбку и спросить Фила, сколько раз он смотрел шоу про комиков, которое пересматривал вчера.

- Это другое, ведь это комики. Они – классика.
Белла вышла из комнаты, качая головой, но Фил окликнул ее:
- Белла, подожди секундочку.
Медленно повернувшись к нему, девушка подготовила себя к еще одному разговору на тему «Белла, что с тобой происходит?» Фил, должно быть, понял, о чем она подумала, потому что поднял руки в воздух, сдаваясь.

- Я знаю, знаю, что ты в порядке, и что все хорошо. Я просто хотел сказать, как счастлива твоя мама от того, что ты сказала сегодня. Она так рада, что ты активно принимаешь участие в церемонии свадьбы, что не может перестать об этом говорить уже целый вечер.
Белла смущенно опустила взгляд в пол и пожала плечами. Она вообще об этом не думала, эта идея просто всплыла у нее в голове. Но когда она ее предлагала, то размышляла об Эдварде, а не о своей матери.
Подумав, что девушка смущена из-за такого эмоционального момента, как свадьба, Фил попытался разрядить обстановку, сжав ее плечо, пока они шли в сторону патио.
- Все, хватит эмоциональных переживаний на сегодня. Давайте есть.
Рене уже сидела в патио, и, когда Фил с Беллой показались на пороге, она попросила их захватить наброски к свадебному вечеру, которые прислал святой отец.
- Я возьму их, мам. Где они лежат?

- Кажется, я оставила их на кухонном столе.
Через пару минут поисков Белла нашла списки на краю стола в гостиной.
Действительно хорошо, что все пункты были проработаны, и необходимость в новом планировщике свадеб отпала: ведь у них уже имелся план. Хотя новый был лучше, написанный каллиграфическим почерком на красивой белой бумаге.
Новый план, присланный преподобным Харрисоном, был определенно более религиозным, хотя, чему я удивляюсь, ведь это было прислано из церкви. На бумаге имелось изображение женской руки поверх мужской, так что были видны их кольца, а рядом с ними виднелась третья рука: большая, мускулистая. Картинка занимала почти половину бумаги.

Белла некогда не выступала верующим человеком. Не то, чтобы она вообще ни во что не верила, а просто никогда об этом не думала. Девушка посчитала, что если бы кто-то спросил ее точку зрения, то она бы ответила, что верит в некое подобие Бога или существа, которое сотворило вселенную. БАХ… и все живое появилось из неоткуда. Что все это огромное количество клеток и нервов, которые составляли человеческое тело, что вся эта независимая экосистема под названием Земля просто появилась…

Посмотрев еще раз на картинку на обложке плана, девушка впервые за эту неделю улыбнулась. Было в изображении что-то приятное. Мысль о том, что есть какой-то создатель, тот, который защищает, ведет ее и помогает делать выбор, когда она решила больше не писать Эдварду, согревала сердце. Мысль о том, что Эдвард в кого-то влюбится и женится, больше не причиняла ей столько боли.

Просто будь счастлив, Эдвард. Это все, чего я хочу. Чтобы ты просто был счастлив.
На другой части обложки было что-то написано, и, если картинка придала Белле уверенности, то текст выбил из колеи.

«Бог дарит нам так много чудес в жизни. Наш выбор принять их или пройти мимо. Вы выбрали этот день, чтобы принять чудо, которое подарил вам Бог, чудо найти друг друга. Заботьтесь, уважайте и храните Его дар. Начните эту новую жизнь с осознанием того, что принимать Его дары не всегда будет просто. Вы пойдете по этой дороге рука об руку, не зная, что ждет вас за поворотом, но не бойтесь. Вы нашли друг друга в этой жизни по Его воле, и Он пойдет по этой дороге вместе с вами, если вы сами Его попросите. Уважайте, с нежностью и любовью относитесь друг к другу. Не прячьте свои страхи друг от друга, будьте честными и открытыми друг с другом и начинайте свою жизнь вместе ради тех дней, что ждут вас впереди».

Белла, должно быть, простояла с этим планом достаточно долго, потому что Рене пришла найти ее.
- О, отлично, ты нашла план. Разве он лежал не на кухонном столе?
Белла знала, что должна ответить матери, но, услышав свой голос, не узнала его и не могла понять ни слова, которые произнесла. Девушка прошла через гостиную, словно находясь в трансе. Она слышала, как мама и Фил разговаривали с ней, и дочь им даже отвечала, но не помнила, о чем шла речь. Белла ела, но не чувствовала вкуса. С таким же успехом она могла есть и грязь. Казалось, что ее мозг разделился на две части. Одна была сконцентрирована на том, чтобы принимать пищу, говорить и выглядеть нормальным человеком, а вторая, которая была реальнее, постоянно прокручивала в голове слова с обложки.

«… Бог дарит нам так много чудес в жизни. Наш выбор принять их или пройти мимо… … Вы нашли друг друга в этой жизни по Его воле, и Он пойдет по этой дороге вместе с вами, если вы сами Его попросите… Не прячьте свои страхи друг от друга, будь честными и открытыми друг с другом… принять их или пройти мимо…»

После ужина Фил с Рене прошли в беседку. Когда отчим Беллы начинал говорить о бейсболе, то мог с таким же успехом говорить на греческом языке, потому что никто не понимал ни слова, но Рене все-таки пыталась понять.
Что значит «К» в этой игре? Когда один парень догоняет другого – это плохо, а когда другой догоняет этого же, то это хорошо, и тогда на табло появляется надпись «К». Что это вообще такое? Надо будет спросить у Эдварда.

Белла снова достала диск с фильмом «Машина времени», чтобы посмотреть его еще раз, но осознав, о чем она только что подумала, упала на диван и обхватила голову руками.
Черт. Мне пора прекратить так делать.
Как он так быстро стал частью моей жизни?

Белле до сих пор казалось, что ее мозг разделен на две половины, вот только теперь они поменялись ролями, и та часть, которая была сконцентрирована на том, что она прочитала, казалась ей нереальной. Девушка досмотрела фильм до того момента, когда Александр понял, что не может спасти Эмму. Ей было суждено умереть. Он не мог этого предотвратить, потому что ее смерть и вынудила его построить машину времени.

Если он ее спасет, и она останется в живых… тогда у него не будет причины строить машину времени, потому что девушка будет жива и здорова… но если он не построит машину времени, то не сможет вернуться, чтобы спасти ее, и она умрет, как ей и было суждено… и Александр снова построит машину, чтобы попытаться спасти Эмму. И не важно, как много раз он возвращался, чтобы ее спасти, она умирала другим способом. Ее смерть невозможно было предотвратить, потому что именно с нее все и началось.

Белла начала чувствовать усталость. Она знала, что хочет сказать или, вернее, подумать, но ей казалось, что она бегает по кругу, и не могла понять почему. Неожиданно две половины ее мозга соединились в одну, и все встало на свои места. Белла не понимала, как не додумалась до этого раньше.

«Бог дарит нам так много чудес в жизни. Наш выбор принять их или пройти мимо…»
Майкл подарил ей стол, и она нашла в нем письмо от Эдварда, которое решила прочитать, а после ответить. «… Вы нашли друг друга в этой жизни по Его воле…» Эдвард сказал, что чувствует очень крепкую связь со мной, а я с ним. Я прекрасно знаю, что сейчас чувствую. «… Вы пойдете по этой дороге рука об руку, не зная, что ждет вас за поворотом, но не бойтесь… Он пойдет по этой дороге вместе с вами, если вы сами Его попросите… Не прячьте свои страхи друг от друга, будь честными и открытыми друг с другом…»

А я именно это и делаю. Я испугалась и предпочла уйти. Я даже ничего ему не объяснила. О, Эдвард, прости меня. Прошу, прости меня. Такого больше не повторится. Я не могу удержать тебя от той жизни, которую ты должен будешь прожить, так же как и Александр не мог предотвратить смерть Эммы. Если однажды ты не встретишь свою жену одним способом, то встретишь ее другим. Ты, в любом случае, это сделаешь, ведь иначе Майкл никогда не родится, потому что не родится и его отец, и он не сможет подарить мне этот стол.

Белла разразилась приступом смеха вперемешку со слезами, это было самое странное и самое приятное чувство. Девушка продолжала смеяться, доставая диск из проигрывателя и направляясь в свою комнату.
Хорошо, что здесь не было Фила, а то, увидев ее в таком состоянии, он точно устроил бы падчерице проверку на наркотики. И я бы не стала его в этом винить.
Сев за стол, Белла впервые за эту неделю провела пальцами по его зеленой обивке.
Я вернулась, Эдвард. Я здесь и никогда больше тебя не оставлю.
Она так много вещей хотела ему рассказать, так много спросить, за многое извиниться. Белла даже не знала, с чего начать.

«… Он пойдет по этой дороге вместе с вами, если вы сами Его попросите…»
Белла не помнила, молилась ли она о чем-то раньше. Определенно, молилась у кровати перед сном, когда была маленькой, и помнила, как рассказывала Грейс и бабушке об этом за обедом, но это все было другое. Раньше это казалось просто действием, она лишь повторяла слова, которые ей сказали выучить. Девушка никак к этому не относилась. Но не в этот раз. На этот раз она ощущала это внутри себя.
Боже, прошу… Пожалуйста, все, о чем я прошу, сделай его счастливым.
***

Эдвард подпрыгнул, почувствовав руку на своем плече. Он сел и осмотрелся по сторонам, еще немного дезориентированный после сна, прежде чем вспомнил, где находился.
- Прости, Эдвард. Я не хотел беспокоить тебя. Я даже не подумал, что ты уснул.
Потерев глаза, молодой человек стал всматриваться в темную комнату, пытаясь увидеть часы на стене. Они находились в больнице уже более девяти часов. Доктор Каллен стоял у кровати его отца, проводя очередной осмотр.

- Доктор Каллен, - Эдвард встал, потянулся и осмотрелся. - Вы не знаете, где моя мама?
- Она вышла на несколько минут. Я уверен, она скоро вернется.
Эдвард подошел к кровати мистера Мейсена и встал рядом с доктором Калленом. От вида своего отца вот так, на больничной кровати, юноша вздохнул и опустил голову на руки. Он был рад, что хотя бы мать не видела его реакцию. Вид отца вызывал у него приступ тошноты, и Эдварду пришлось отойти от кровати, чтобы прийти в себя.
Доктор Каллен отвернулся от мистера Мейсена и пристально посмотрел на его сына, на его лице отразилось беспокойство.
- Эдвард?

Молодой человек покачал головой и вновь взглянул на своего отца.
Как долго я спал?
- Я в порядке. Простите. Я просто в шоковом состоянии.
- Тебе не за что извиняться, Эдвард. Я даже представить не могу, что тебе пришлось пережить сегодня.
Доктор Каллен повернулся к Эдварду-старшему и стал заканчивать свой осмотр. Эдвард-младший наблюдал за врачом и пытался скрыть весь свой ужас внутри, пока его мышцы были налиты свинцом. Его отец не спал, а смотрел отрешенным взглядом в стену. Он не повернулся на голос сына и не отреагировал на присутствие людей в комнате. Мистер Мейсен лежал совершенно спокойно, но все его тело содрогалось, сопровождаясь стонами. Дыхание было хриплым и глубоким, словно он пробежал сотню ступенек.

Этот ужасный синий цвет… все его лицо и шея синего цвета. Его щеки… его словно избили.
Закончив осмотр, доктор Каллен выпрямился и убрал свой фонендоскоп. Эдвард заговорил, не отводя глаз от отца, его голос звучал холодно.
- Доктор Каллен, прошу вас. Скажите мне правду.
Доктор Каллен пару минут стоял молча, после чего заговорил тихим голосом:
- Твоему отцу становится хуже. Я первый раз вижу такую серьезную пневмонию. Его легкие наполнены жидкостью, а дыхание становится все более и более поверхностным. Ему не хватает кислорода, что и вызывает цианоз. У него очень частое и нерегулярное сердцебиение, и мы не можем контролировать его жар. Признаться, я никогда ничего подобного не видел.

Эдвард закрыл глаза, пытаясь проглотить комок, возникший в горле.
- Что еще можно сделать? Серьезно, должно же быть еще что-то?
Доктор Каллен медленно покачал головой:
- Мне очень жаль, Эдвард. Мы делаем все, что в человеческих силах, но ничего не помогает.
Эдвард не мог поверить, что это происходит. Современная медицина была просто потрясающей, все, что они научились делать, те вещи, которые они смогли открыть, все, что они знали… Должно же быть хоть что-то. Просто должно быть.

Утром его отцу было хорошо. Этого просто не должно было произойти. Они завтракали вместе. Эдвард мысленно возвращался в сегодняшнее утро, пытаясь понять, что же он упустил.
Может, был какой-то знак, который я не увидел? Ел ли он? Может, он кашлял или жаловался на боль в горле? О чем мы говорили? Почему я не могу вспомнить? У меня уже не будет другого шанса поговорить с ним. Почему я не могу вспомнить, о чем мы говорили?
- Эдвард, посмотри на меня.
Против своей воли юноша открыл глаза и взглянул на человека перед собой.
- Я знаю, о чем ты думаешь, и ты не прав.
Эдвард продолжал смотреть на доктора; ему казалось, что он не сможет отвернуться, даже если захочет.

- Я не… я не знаю… о чем вы говорите.
- Послушай меня. Поверь мне. Ты ничего не мог сделать, чтобы предотвратить то, что произошло.
Эти слова словно разорвали заклятье, и молодой человек смог отвести взгляд в сторону. Ему показалось, что из его легких выбили весь воздух. Слова доктора Каллена свидетельствовали о том, что он точно знал, о чем Эдвард только что подумал. Но он ошибался.
- Нет. Я должен был, должен был заметить хоть что-то. Должен был быть какой-то знак, какое-то предупреждение, - он продолжил шепотом. – Я даже не могу вспомнить, о чем мы говорили за завтраком.

Доктор Каллен заговорил спокойным успокаивающим голосом:
- Ты просто в шоке от неожиданности его болезни. Думаю, что со временем ты все вспомнишь.
Эдвард обхватил руками голову и закачал ею.
- Он хотя бы знает, что мы здесь?
Прежде чем доктор Каллен успел ответить, мистер Мейсен снова закашлял, и в этот момент Элизабет влетела в комнату. На этот раз приступ оказался еще хуже, все тело больного содрогалось при каждом новом приступе. Доктор Каллен позвал медсестер, когда Эдвард-старший начал выплевывать кровь.

Юному Эдварду показалось, что он оказался в каком-то кошмаре, который становился все страшнее. Мать схватила сына за руки, когда в комнату вбежали две медсестры. Эдвард отвел Элизабет в сторону, чтобы дать им место.
Ноги молодого человека подкосились, когда он увидел, сколько крови выплюнул его отец, и стал пятиться назад в поисках опоры. Он услышал, как рядом с ним заплакала мать, и сконцентрировался на том, чтобы упокоить ее и не думать ни о чем другом. Отец бы этого хотел, он бы ожидал, что я буду о ней заботиться… ради него.

- Мам, пошли со мной. Прошу, пошли, выйдем.
Измученная Элизабет боролась с сыном, пока были силы. Ее тело начало дрожать, а взгляд по-прежнему был сконцентрирован на муже.
- Нет, Эдвард, нет. Я не могу его оставить. Я не могу оставить его!!!
Эдвард стиснул зубы, пытаясь сделать очередной шаг в сторону двери, утягивая за собой мать.
- Прошу, мам, всего на пару минут. Мы не уйдем далеко, просто выйдем в коридор. Мы должны позволить доктору и сестрам делать свою работу. Прошу, пошли со мной.

Доктор Каллен оторвался от своей работы и проговорил голосом, не терпящим споров, которым говорил с Эдвардом пару минут назад:
- Элизабет, выйди со своим сыном. Я обещаю, что побуду с ним, пока вы не вернетесь.
Наконец, женщина сдалась и вышла из комнаты. Вместе с Эдвардом они сели в холле, и она уронила голову на руки сына. Все ее тело стало содрогаться от слез.

Мимо них пробежала медсестра, неся в руках какой-то странный узел из белой ткани, и Эдвард посмотрел на нее со странным чувством отрешенности. Он вдруг почувствовал, что наблюдает за сценой из какого-то кино, с которого очень хочет уйти, но, словно, застрял внутри этого фильма.
В глубине юноши начала нарастать ярость, которую он не мог объяснить. Хотя Эдвард знал, что это не разумно, но злился на все, что происходило вокруг. Он был зол на доктора Каллена из-за того, что тот ничего не мог сделать для его отца. Эдвард злился и на него за то, что он заболел, за то, что больше не борется. Он злился на мать за то, что она не смогла этого предотвратить. Молодой человек был зол на мир, который начинал рушиться вокруг него. Но больше всего он был зол на себя, что не смог ничего сделать, что угодно, чтобы помочь своему отцу, что ничего не заметил за завтраком.

Пока он сидел и сжимал в руках мать, Эдвард услышал, что кашель отца прекратился, и через пару минут та же самая медсестра пробежала мимо них, неся в руках такой же белый узел ткани, но на этот раз он был весь в крови.

Кашель. Это было слишком мягкое слово. Должно было быть придумано другое слово для такого ужасного звука. Эдвард сидел в полном шоке, не моргая, ожидая чего-то. Но чего, он не знал. Юноша ожидал того, что проснется… Ждал того, что кто-нибудь скажет, что еще можно сделать, что-то, что может все исправить. Ждал, что ему скажут, что все кончено.
Наконец-то две медсестры, которые были с доктором Калленом, вышли и сказали, что жена и сын могут войти. Внутри их ждал доктор Каллен. На белых одеждах девушек была кровь. Эдвард не знал, сколько времени они с матерью прождали на кушетке. Может, прошли только минуты; а может, и часы. Он встал и выпрямился. Его тело одновременно и болело, и было обмякшим.

Молодой человек повернулся и подал руки своей матери, чтобы помочь ей встать. Она приняла их и некоторое время стояла, не двигаясь. Элизабет сделала глубокий вдох, и ее тело содрогнулось, словно отойдя от транса.
- Прости меня, Эдвард. Я не должна была так расклеиваться.
Обняв мать, Эдвард нежно поцеловал ее в лоб. Его красивая и сильная мать теперь напоминала лишь форму от нее. Ее глаза были красными и опухшими, а лицо мертвенно бледным. Вокруг ее губ и глаз появились морщины, а волосы и одежда находились в полном беспорядке. Казалось, что она постарела за один день, и, когда они с Эдвардом вошли в комнату, он подумал, что выглядит не лучше.

Доктор Каллен наклонился над лицом его отца и аккуратно поправил одеяло. Его белый халат лежал на соседней кровати, а рукава его рубашки были закатаны до локтей. Эдварду казалось, что он знал, почему врач так выглядит.
Элизабет с сыном подошли к кровати, и жена села на стул рядом с кроватью мужа. Она протянула руку к его руке, но от этого он застонал от боли и выгнулся на кровати дугой. Мать моментально отбросила руку, словно та обожгла ее. Она побледнела и с ужасом в глазах посмотрела на доктора, который только грустно покачал головой.

- Я боюсь, что его жар становится сильнее. Сейчас его температура около сорока одного градуса. Он находится в делирии и ему очень больно. Даже легкое прикосновение вызывает боль. Я дал ему дополнительную дозу морфина, чтобы стало легче, но боюсь, это все, что я могу сделать, - на секунду доктор замолчал, прежде чем продолжить: - Его легкие продолжают наполняться жидкостью, из-за чего все труднее и больнее дышать.
Элизабет покачала головой и заговорила, не отводя взгляда от своего мужа:
- Спасибо за все, что вы делаете, доктор Каллен.

Она не смогла продолжать и снова начала тихо плакать. Доктор Каллен подошел и протянул ей носовой платок, который женщина приняла и вытерла глаза. Когда она снова смогла говорить, то отвела взгляд от мужа и перевела его на доктора. В ее очах плескалось так много боли, что доктор Каллен и Эдвард уже точно знали, что она спросит, прежде чем Элизабет произнесла эти слова:
- Сколько?

Доктор Каллен грустно покачал головой:
- Я не знаю. Не долго. Может, пару часов. Не дольше. Возможно, даже меньше.
Элизабет показалось, что из-под нее выбили землю. Она слышала, что Эдвард и доктор говорили с ней, и она хотела ответить, но тело не подчинялось. Женщина видела, как сын присел перед ней на колени и взял ее руку в свою, но она не почувствовала прикосновение его кожи к своей. Элизабет пыталась, но не могла заговорить. Ее окружала пустота, поглощала ее. Она слышала, как сын звал ее, но его голос казался так далеко, и с каждой секундой звучал еще дальше. Теперь тьма практически полностью поглотила ее. Женщина пыталась бороться, но тьма все еще наступала, и она почувствовала, что падает.

- Мама! – Эдвард схватил мать, прежде чем она успела упасть. Доктор Каллен помог ему положить ее на соседнюю кровать и выбежал за нюхательной солью. Он поводил лекарством под носом женщины, и она медленно открыла глаза, удивленно оглядывая комнату, но, как только ее глаза коснулись мужа, снова заплакала. Элизабет попыталась встать, но доктор Каллен остановил ее.
- Миссис Мейсен, когда вы ели в последний раз?

Посмотрев на него с удивлением в глазах, женщина снова попыталась встать:
- Я… не… до этого… медсестры. Я должна пойти к нему.
Эдвард задрожал и собрал все силы, чтобы произнести слова:
- Сестры до этого приносили нам поесть, но она не притронулась к еде.
Доктор Каллен кивнул:
- Я так и думал.
Он медленно помог ей встать и провел мать Эдварда к кровати мужа, после чего повернулся к юноше.
- А ты, ты ел?

Встав позади матери и положив руки ей на плечи, молодой человек прочистил горло, чтобы ответить:
- Немного.
- Я знаю, что уже поздно и у вас была очень тяжелая ночь, но вы оба должны поесть. Я пойду и принесу что-нибудь для вас.
Ни мать, ни сын не произнесли ни слова, когда доктор вышел из комнаты, а только стояли у изголовья кровати и смотрели, как Эдвард-старший борется за каждый вдох. Сейчас он спал из-за укола, который сделал врач, но каждый его вдох был словно в агонии, отчаянная попытка схватить немного воздуха.

Доктор Каллен вернулся и принес немного фруктов и сыра, приказав матери и сыну поесть.
- Вы должны сохранить свои силы. Я не хочу спасать еще и ваши жизни.
Он простоял немного в комнате, дабы убедиться, что они поедят, и сказал звать его в любой момент, давая им немного уединения.
Через пару минут после его ухода пришла медсестра уже в чистой форме и повернулась к кровати рядом с отцом Эдварда.

- Доктор Каллен подумал, что вам было бы неплохо прилечь ненадолго, миссис Мейсен.
Элизабет не подала вида, что услышала ее, да и вообще заметила. Эдвард поблагодарил девушку, но знал, что мать не сдвинется с места до тех пор, пока… Пока.
Минуты превратились в часы, пока его отец удалялся все дальше и дальше от них. Этот ужасный синий цвет на его лице становился еще темнее, в то время как его дыхание становилось все более и более поверхностным, и Эдварду казалось, что он мог слышать, как его легкие заполняются воздухом при каждом новом вдохе.

Доктор Каллен приходил через каждый час, чтобы проверить состояние мистера Мейсена. Эдварда радовало то, что отец не приходил в сознание полностью, и что он больше не кашлял. Сын очень надеялся, что хотя бы во сне отцу не больно.
Наконец, через несколько часов дыхание мужчины стало совсем поверхностным и слабым. Элизабет в последний раз схватила за руку мужа, поцеловала ее и, прислонив к своему лицу, заплакала. Глаза Эдварда не отрывались от отцовских, пока паузы между его вдохами становились все длиннее. И даже того не осознавая, он задерживал и свое собственное дыхание, тихо считая, в ожидании следующего вдоха.

… двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…
Доктор Каллен тихо зашел в комнату и склонился над мистером Мейсеном. Легкие Эдварда-старшего стали протестовать, требуя воздуха, но он не вдыхал.
… тридцать четыре… тридцать пять…
Доктор Каллен выпрямился, и Эдвард-младший заметил, что, прежде чем повернуться к ним, он посмотрел на часы на стене.
- Миссис Мейсен, Эдвард, мне очень жаль.

Не говоря ни слова, Элизабет судорожно прижала руку мужа к своей щеке и тихо заплакала. Изо всех сил пытаясь сдержать слезы, Эдвард зажмурил глаза и заставил себя произнести слова благодарности доктору Каллену за все, что он для них сделал.
Чуть позже, дома, Эдвард не знал, что делать – он сидел в одиночестве за столом и смотрел невидящим взглядом на зеленую обивку. Его мать, наконец-то, уснула, но не смогли прийти в свою комнату, которую делила с отцом, поэтому легла в гостевой спальне.

Когда они с матерью приехали домой, он был несказанно рад, что Нелли и Мегги ждали их. Они обе уснули в прихожей на кушетках, но сразу проснулись, как только хозяева переступили порог дома. Домработницы провели Элизабет наверх и помогли ей раздеться.

Прежде чем они ушли из госпиталя, доктор Каллен дал им маленький конверт, в котором лежали таблетки веронала, чтобы помочь заснуть, если с этим будут проблемы. Как только мать легла в кровать, Эдвард дал ей одну таблетку, и она продолжала плакать, пока не уснула. Он не стал принимать свою, хотя Мегги и настояла на том, чтобы оставить ее на тумбочке со стаканом воды.
Оставшись в комнате один, Эдвард подготовился ко сну, но не смог лечь. Он был невероятно измучен и у него болели все кости, но юноша знал, что не сможет уплыть в страну снов. Молодой человек грустил и чувствовал себя одиноким, потерянным, поэтому, не задумываясь над своими действиями, схватил ручку с бумагой и написал три коротких слова. Открыв тайный ящик и увидев там письмо от Беллы, Эдвард впервые за вечер дал волю слезам, которые так упорно держал в себе. Подняв письмо, он дрожащей рукой положил записку на его место. Опустив голову на стол рядом с посланием, молодой человек скрестил руки на шее за головой и позволил своим слезам промочить весь стол.

Юноша вспомнил свой шестой день рождения, когда отец подарил ему мяч и перчатку. Они провели почти весь день в саду, пока папа учил его подавать и ловить, а мама с обожанием смотрела на них с балкона. У них был желтый торт с шоколадным и клубничным мороженым, его любимым.

Эдвард вспомнил все игры, на которых они присутствовали с отцом. Лучшей была игра Мировой серии в прошлом году против Нью-Йорка. Сокс выиграли с первого забега. Эдди Цицотте провел полную игру. Эдвард помнил, как счастливый Фелш сделал хоумран с четвертой метки, что переломило весь ход игры. У Гигантов был шанс в восьмом раунде, когда Бенни Кауфф сыграл на ошибке Фреда Макмалина, но уже состоялось два дауна, и Цицотте выбил его. Они вместе с отцом дико болели за команду со всей толпой.

Эдвард вспомнил все их партии в шахматы, и как терпеливо отец учил его этой игре. Как он учил его водить. Как они все вместе ездили на пикники по субботам. Его отец любил машины и любил водить, а его новый Каддилак пятьдесят седьмой версии был его настоящей страстью.
Эдвард сидел и думал о своем отце еще пару минут, а потом открыл письмо от Беллы.

«Дорогой, Эдвард.
Прости, что не писала тебе до этого. Думаю, я немного запуталась в себе. Мне было приятно прочитать, что ты чувствуешь связь со мной, потому что я чувствую такую же связь с тобой. И это тоже меня пугает. Эдвард, я знаю, что тебе всего семнадцать, и что впереди у тебя целая жизнь, но прошу, пойми меня, с моей стороны, ты уже прожил эту жизнь. Ты уже влюбился, женился, у тебя уже есть дети и внуки. Меня это напугало. Я подумала, что могу как-то неосознанно перевернуть всю твою жизнь. Но всего пару минут назад я поняла, что это не так, вернее, что я не смогу перевернуть твою жизнь.

Я читала «Машину времени» и посмотрела фильм. Там достаточно странная история. Она рассказывается внуком Велса. Путешественник во времени жил в Нью-Йорке вместо Лондона. В кино путешественника во времени зовут доктор Александр Хартеджен. Он помолвлен с девушкой по имени Эмма, которую убивает грабитель, и он строит машину времени, чтобы вернуться и предотвратить ее смерть. Он предотвращает, но она умирает другим способом. Не важно, что он делает или сколько раз пытается, но не может ее спасти, потому что именно ее смерть и сподвигнула изначально построить машину времени. Если она не умрет, значит, он не вернется, чтобы предотвратить ее смерть. И также я не смогу помешать тебе встретить твою жену и завести семью, потому что, если ты этого не сделаешь, я никогда не смогу встретить твоего внука, и он не подарит мне этот стол.

Ты понял хоть слово? Я смущена, и мои мысли постоянно бегают по кругу, но думаю, теперь я понимаю. Прости, что не говорила тебе про свои страхи раньше. Я кое-что сегодня прочитала, и там написано, что мы не должны скрывать наши страхи от тех, кто нам дорог, и что мы должны быть с ними честными и открытыми. Прости, что я этого не делала. Я испугалась и сама приняла решение, которое повлияло на нас обоих, даже не сказав об этом тебе, прости меня.
Твоя семья действительно собиралась плыть на Титанике? Это просто невероятно. Слава Богу, что они этого не сделали. Как твоя мать смогла убедить отца? Мне жаль твою тетю, дядю и кузину. Твоя мать, должно быть, была просто убита горем. Не только ее сестра, но и дети тоже. Не удивительно, что она еще не смогла это пережить. У меня нет братьев или сестер, но думаю, что я чувствовала бы то же самое.

Тебе надо научить меня игре в бейсбол, но предупреждаю, не питай слишком сильные надежды. Мне до сих пор кажется, что там нужно просто стоять и ждать. Я рада, что твоя команда победила. Фил тоже играет в бейсбол. Прошлой ночью он был очень возбужден, потому что, дай мне правильно сформулировать, едва поймал мяч, когда тот хотел перелететь за границы поля. О чем это он? И что значит «К»? И почему это пишется в конце? Я была рада прочитать о твоем дубле, запомню хотя бы это.

Я поняла, что ты имел в виду Энни Эллиот и Капитана Венворта. Мне нравилось «Убеждение», но думаю, что теперь нравится еще больше.
Утром с мамой и отчимом мы ходили на встречу со святым отцом насчет их свадьбы. Я думала в этот момент о тебе, и то, как ты использовал сонет, чтобы описать их. Я собираюсь прочитать его во время церемонии. Хотя, теперь я чувствую себя виноватой. Мама так обрадовалась, потому что подумала, что я читаю это для нее, но должна признать, что в этот момент я думала о тебе.
Сидение с чужими детьми – это когда ты смотришь за ними в отсутствие их родителей.

Столица Иллинойса – Чикаго.
Я прочитаю пару книг, о которых ты мне рассказал. Напиши мне, как только сможешь.
Твой друг,
Белла».

Все еще убитый горем, Эдвард не смог сдержать улыбку от того, что ему написала Белла. Она переживала за него. Ему не нравилось, что девушка грустила, конечно, но он был тронут до глубины души тем, что она так о нем заботится.
«… мы не должны прятать наши страхи от тех, кто нам дорог…»
Она тоже заботится обо мне. И тоже чувствует связь со мной.
Эдвард перечитал письмо и покачал головой.
Серьезно, Белла. Чикаго?

Он широко зевнул, когда потянулся за еще одним листком бумаги, и написал ей другое послание. Встав и потянувшись, Эдвард снова зевнул. Он все еще переживал из-за смерти отца, боль была до сих пор такой же сильной, но чувство одиночества и потери пропало, а горе казалось менее болезненным. Теперь молодой человек знал, что сможет уснуть даже без таблеток веронала.




Историческая справка:

Все рады, что Белла наконец-то поняла, что ей нужно быть рядом с Эдвардом?
Это моя задумка, что отец Эдварда умирает в первую волну эпидемии. Было пару споров о том, когда именно состоялась первая волна. Симптомы испанского гриппа были настолько разнообразными, что не все доктора расценивали ее, как грипп, так что не все смерти могли учитываться, как результат гриппа. Я видела несколько записей о том, что небольшой всплеск смертей произошел именно в июле, так что именно тогда и умер Эдвард-старший. Я не сразу поняла, однако уже было слишком поздно что-либо менять, но та волна прошлась по Великобритании, а не Америке, поэтому я не стала ничего менять в своем сюжете.

Что же касается Эдварда и его матери, то у них небольшая отсрочка, но их время еще придет. Я не хотела слишком сильно вдаваться в детали гриппа на данный момент, но мы коснемся их довольно скоро. Я попыталась быть наиболее точной с симптомами Испанского гриппа. Иногда его называли «Пурпурная смерть» или «Синяя смерть», потому что характерным признаком был цианоз, возникающий в результате дефицита кислорода в крови. Я прочитала на некоторых сайтах, что иногда голубой цвет становился таким ярким, что тяжело было разглядеть настоящий цвет лица человека. Когда становилось еще хуже, находчивые медсестры осматривали ноги пациентов. Если они были черными, то пациенту уже не могли помочь, и у них не было выбора, как переходить к другому пациенту, который нуждался в помощи. Это звучало ужасно, но вы должны понимать, насколько отчаянная была тогда ситуация, люди умирали от ста до тысячи человек.

И еще небольшая заметка о деталях игры, о которой вспоминал Эдвард, как о своей первой. Она точно состоялась в тысяча девятьсот семнадцатом году. Это был мировой чемпионат. И было логично, что ВайтСокс выиграли, не так ли? Это так подошло к моей истории…