Глава 5. Космос и облака

Несмотря на вчерашний провал, Мэгги пришла к выводу, что Драко в состоянии управиться в одиночку. Она объяснила, что Бьянка беременна, и именно поэтому им понадобилась помощь. Они хотели, чтобы Бьянка, когда родит, взяла отпуск, а у них с мужем было время, чтобы возиться с ребенком. Мэгги будет появляться только по вечерам, чтобы помочь закрыть кафе и привести в порядок отчетность.

С начала смены Драко то и дело поглядывал на часы. В прошлый раз Гермиона пришла в половине седьмого. Он понимал, что она вряд ли появится два дня подряд, но вела она себя так странно, что он не терял надежды. Весь прошлый вечер он, помимо желания, думал о ней. Видимо, повлияла новизна ситуации в сочетании с присущим ему любопытством. Если она будет ходить в кафе по вечерам, он сможет выяснить, в чем проблема, и его снова начнет от нее тошнить.

Он гадал, что она за человек? Ведет ли себя, как стерва, со всеми, или только с ним? Он был практически уверен, что только с ним. И даже более важный вопрос — как она трахается? Тут у него были определенные предположения, все, как одно, крайне лестные.

Раз возникнув в голове, эти дикие мысли в ней застряли. Он давно не видел во влечении к магглорожденным ведьмам ничего грязного. За последние два года он их подцепил немало. Как раз с чистокровными ведьмами у него не ладилось, потому что те: а) терпеть его не могли, и б) выбор с самого начала был не слишком велик. После катастрофы с Асторией он решил, что пришло время расширить зону поиска. И теперь, глядя, как пылают решимостью глаза Гермионы Грейнджер, он не мог не думать, что было бы, если бы они пылали страстью.

Полседьмого настало и прошло, и Драко понял, что надеяться не на что. Гермиона не появится раньше утра понедельника, а там Мэгги так ее пристыдит, что она станет избегать его до конца жизни. Послеобеденная горячка спала, большинство клиентов, устроившись на веранде, наслаждались хорошей погодой, так что само кафе практически пустовало.

Он смотрел в стену, размышляя, какое это невезение — больше ни разу не увидеть Гермиону Грейнджер. Раньше ему такие мысли в голову не приходили: ни насчет того, чтобы снова ее увидеть, ни насчет невезения. В школе она всегда была где-то поблизости: толкнешь под руку, когда заходит в класс, и смотришь, как подбирает учебники. Такой уж он был малолетний придурок! Потом началась война, и если он о чем и думал два проклятых года, то сейчас заявил бы, что на него нашло помрачение. Он видел, как Гермиону пытали на полу их гостиной, и лучше бы ему этого не видеть. Лучше бы об этом забыть.

После войны, стоило ему взять в руки «Пророк», как она обнаруживалась на одной из страниц, делая что-то доброе и нужное. Никому не признаваясь, он чувствовал что-то вроде космической связи с кучкой безумных гриффиндорцев, с которыми провел шесть лет. Гарри Поттера он ненавидел, Рона Уизли считал полным идиотом, его сестру признавал довольно горячей штучкой (хотя никак не мог запомнить ее имя), но, что касается Гермионы, это было совсем другое дело.

Она появилась ровно в семь и выглядела лучше, чем обычно: сняла официальную мантию и распустила волосы. Она приблизилась к стойке деревянной походкой, прилагая усилия, чтобы выглядеть спокойной и собранной (без всякого успеха), уперлась руками в столешницу и плотно сжала губы.

Мэгги ушла, посетителей в зале почти не было, и Драко отлично знал, чего добивается Гермиона. Он хищно улыбнулся. Напоследок стоило постараться как следует.

— Смотрите, кто пришел! Обрати внимание, я улыбаюсь. Следую твоему совету. Как дела? — протянул он, не скрывая яда в голосе.

— Можно подумать, тебя интересует кто-то, кроме себя самого, Малфой. Но, если хочешь знать, хуже не бывает.

Она рассматривала лежащие на стойке ладони.

Такого он не ожидал. Как всегда во время разговора с Гермионой Грейнджер у него возникло ощущение, что его с головой накрывает волной.

— Тогда что ты тут делаешь? — осведомился он. — Мы с тобой не виделись много лет, а две наши последние встречи ты завершила пожеланием броситься в пропасть. И пришла снова, да еще расстроенная, точно зная, что я буду на месте. В чем дело, Грейнджер?

Она промолчала, так что он продолжил сам:

— Тебе что, легче от того, что я надрываюсь на грошовой работе, где мною командуют все, кому не лень? Можешь на меня наорать, мне все равно — хоть какое-то развлечение.

Он не особо задумывался над тем, что говорит, но ему очень хотелось разгадать ее грандиозный замысел. Он понимал, почему его к ней тянет: он любил спорить, а у нее это здорово получалось. Можно было отвести душу и притом не бояться, что кто-то узнает. Но вот Гермиона-то с чего к нему зачастила? Этого он не мог понять при всем желании. Она откинула голову и бросила на него странный неуверенный взгляд.

— Мне действительно легче от того, что ты там, где тебе и место. Но я здесь не поэтому. Просто я привыкла, когда у меня неприятности, приходить поболтать с Бьянкой, а теперь по вечерам вместо нее ты.

Она хмуро оглядела стойку.

— Да, и в Министерстве окончательно съехали с рельсов. Ты что, скончаешься, если поинтересуешься, что мне подать?

— Что? — переспросил он.

— Если ты не забыл, это работа у тебя такая — предлагать напитки. Я хочу выпить.

— Таких напитков мы здесь не держим, Грейнджер.

Она вздохнула и потрясла головой.

— Знаю. Сделай мне какао с корицей и не жалей взбитых сливок. Больше его нигде не подают, так что идти мне некуда.

Драко и раньше случалось попадать в неловкие ситуации. Когда ему было двенадцать, он наткнулся на Северуса Снейпа, который принимал душ в одной из ванных Манора. Он увидел все . История с Гермионой Грейнджер обещала выйти на заслуженное второе место. С тех пор, как та вошла, настроение у нее поменялось столько раз, что у Драко голова шла кругом. Ему казалось, что он все про нее знает, но он не знал ничего. Ему хотелось ее поддеть, но слова не шли на язык.

Когда они были в школе, ему нравилось ее дразнить сразу по нескольким причинам. Во-первых, она была хорошей девочкой. Это означало, что словесное оскорбление вряд ли заставит ее схватиться за палочку. Школьному задире обязательно следует такое учитывать, потому что всегда есть риск нарваться и получить заклятье в ответ на издевку. Драко нравился себе таким, какой он есть. Во-вторых, не было ничего легче. Ее чувства можно было прочитать по лицу, свои мнения она тут же высказывала вслух, а ее голова напоминала гигантскую копну. Драко мог издеваться над ней месяц подряд, ни разу не испытав недостатка в темах. Третье: когда она злилась, за ней было забавно наблюдать — щеки наливались алым, губы дергались, а руки ходили ходуном. И, в-четвертых, она умела держать удар и отвечать на вызов. Было время, когда Драко нравилось издеваться над колдунами типа Лонгботтома или Хагрида, которые, вместо того, чтобы разозлиться, только печально вздыхали и сбегали, вместо того, чтобы придумать едкий ответ. Но быстро наскучило: гораздо веселее, когда склока заставляет напрягать ум.

Поэтому он так ценил Блейза и Панси: он мог сказать им все, что в голову взбредет, зная, что те не останутся в долгу. Поскольку оба временно выбыли из строя, Гермиона Грейнджер стала приятной заменой. Но сегодня она явно была не в настроении, так что он сдался.

Он перешел на конец стойки и взялся за какао.

— Можешь наколдовать пузырь в виде головы Джона Доулиша на блюде? — спросила она, не поднимая глаз.

Драко усмехнулся. Благодаря «Пророку» ему было известно, что Гермиона работает в Департаменте защиты магического правопорядка под началом Доулиша. Интересно, как тот сумел сделать такую карьеру? Он долгие годы служил простым аврором и в основном выступал мишенью для злых чар, оглушающих и прочих неприятных заклятий. Еще Драко было известно, что Доулиш довольно плотно сотрудничал с отцом в те времена, когда имя Малфоев кое-что значило в Министерстве. Но былая дружба с Люциусом Малфоем вряд ли могла считаться рекомендацией на должность главы Департамента магического правопорядка. Он не был уверен, что когда Гермиона заявила, что в Министерстве окончательно сошли с ума, имела в виду именно это, но решил, что опять начнет следить за новостями.

Он не интересовался политикой, но кое-что понимал в том, как она устроена. Например, если ты прав, это не значит, что тебя станут слушать. Если сделаешь что-то дельное, после твоего ухода все рухнет, потому что остальным наплевать. Главное — правильно отчитаться. Самое смешное, что, по его мнению, Гермионе это тоже было отлично известно. Но в типично гриффиндорской манере она готова была биться головой о стену реальности до тех пор, пока та не поддастся и не примет нужную форму. Неудивительно, что этот метод не срабатывал.

Он приготовил какао, наколдовал самый лучший пузырь в виде головы-Доулиша-на-блюде, какой сумел, и увенчал щедрой порцией взбитых сливок. Потом взял чашку и поставил на стойку между ладоней Гермионы.

— Совсем не похож, — сказала она.

— Ты что, хочешь, чтобы я сделал точную копию этого урода? — возмутился он, оскорбленный, что она не оценила его работу, но тут она улыбнулась. Улыбка не предназначалась ему: он увидел отражение в столешнице. Все равно странно.

— Наверно, нет, — пробормотала она и подняла голову с прежним вызовом в глазах. — Видимо, я ожидала слишком многого от Драко Малфоя, знаменитого изготовителя кофейных пузырей. Где ты этому научился? Нанимался клоуном на детские праздники?

Драко понятия не имел, кто такой клоун, и его задело, что она насмехается над его новым умением. Тем не менее, он ей подыграл:

— Сам додумался, если хочешь знать. Ты, может, и дока в арифмантике, но в искусстве не разбираешься совсем.

Он вздернул подбородок, заранее зная, что она скажет, и понимая, что подставился. Может, даже нарочно, но это было неважно.

— Да, в высоком пузырьковом искусстве я действительно смыслю мало.

Она вытащила палочку. Драко сделал шаг назад. Она коротко рассмеялась, и, вместо того, чтобы наслать на него заклятье, ткнула палочкой в стакан, прямо в голову Доулиша. Пузырь лопнул, а Гермиона с усмешкой потрясла головой.

— Сукин сын! Обойдусь и без него. Мне выплачивают авторские за мои книги, и я пошла к нему только потому, что хотела помочь. Я понадобилась, чтобы разгрести завалы, которые у них накопились, а потом выяснилось, что они не желают пальцем о палец ударить.

Голова Драко снова пошла кругом. Не требовалась газета, чтобы понять, что Гермиону Грейнджер только что уволили. В Министерстве действительно съехали с рельсов! Поскольку он молчал, она подняла голову. Он попытался скрыть выражение глаз, но было поздно. Она увидела. Увидела, что на мгновение он с ней согласился. А он всего-то хотел понять, что происходит. Он решил, что с тем же успехом можно сделать вид, что это он нарочно, и кивнул.

Она отпила глоток какао:

— Похоже, кое-что ты все-таки умеешь. Вполне прилично.

Прилично?!

— Ну да, — согласился он. — Приличие — это то, к чему я стремлюсь.

— Заметно. Ставишь себе высокую планку, а?

Он нахмурился, жалея, что не может отыграть назад свой кивок.

— Думаю, мне пора домой. В пропасть можешь не бросаться, Малфой.

— И не собирался, — буркнул он.

Она допила какао и ушла.

К закрытию посетителей немного прибавилось. Драко улыбался всем подряд. Ему следовало злиться, скучать или хотя бы тосковать, но вместо этого он был всем доволен. Появилась Мэгги, и ей он тоже улыбнулся.

— У кого-то сегодня хорошее настроение, — заметила она. — Что случилось на этот раз?

— Ничего. Мне что, нельзя быть в хорошем настроении?

— Я уже стала думать, что ты не знаешь, как. Каждый день появляешься с таким видом, словно у тебя над головой огромная черная туча. Я рада, что ты улыбаешься, вот и все.

Оба замолчали. Драко снимал выпечку с витрины, а Мэгги в подсобке разбирала пергаменты и считала выручку. Закончив, они двинулись к двери. Теперь или никогда, решил он.

— Не думаю, что есть необходимость в понедельник разговаривать с Грейнджер.

Он старательно смотрел в сторону, но был убежден, что услышал шорох, с каким взлетели ее брови.

— Вот как? И почему? — простодушно поинтересовалась она.

— Просто не нужно.

— Ясно. Тут я тебе полностью доверяю. Похоже, ты справился без меня.

Он поглядел на нее, и она ему подмигнула. Ну вот, теперь и у нее в голове появились дикие мысли.

— Прошу прощения, я…

— Спокойной ночи! — сказала она и аппарировала, как только они оказались на улице. Что было к лучшему, потому что Драко понятия не имел, что хотел сказать.