Действие 4. Возвращение к началу.

Май 2010

Дневник Беллы Свон

Терапевтические записи

Дорогой дневник,

Когда я вспоминала, какой я была до встречи с Эдвардом Калленом, то понимала, что я была еще ребенком, во многих отношениях. Сказать, что я была наивной, было бы преуменьшением. Я знаю, в это трудно поверить, но я не всегда была хорошо осведомлена и в большинстве случаев была абсолютно неопытной. Да. Когда-то я была королевой Невежества, и, нравится мне это или нет, во многом я обязана моему взрослению королю Говнюков.

Иисус. Я только что сказала о нем что-то положительное? Ну, полуположительное, так и быть. Он помог мне вырасти. Он снял с меня розовые очки и растер их в порошок своими словами и действиями. Он снимал с меня мою невинность слой за слоем, и тогда я искренне думала, что он делал это потому, что заботился обо мне. Теперь я думаю, что он делал это, потому что его забавляло портить меня: одним маленьким грехом все сразу.

Итак, моему психотерапевту нравились эти записи о нем и моем эксцентричном прошлом, и он хотел, чтобы я продолжала их. Он думал, что в процессе я смогу найти очищение, описывая всю эту чушь. Будто это каким-то образом промоет мне мозги, делая меня менее ожесточенной, позволит оглянуться назад и все обдумать и потосковать или еще какое дерьмо.

Я сказала ему, что он может засунуть свою ностальгию в задницу. Пройти через все это когда-то было и так достаточно херово. А теперь я должна вновь пережить это, чтобы он мог получить свое опосредованное развлечение?

Блядь, иногда я просто его ненавидела.

И да, я понимала, что он будет читать это. Не волнуйтесь. Он посмеется над моей придирчивой честностью, а затем скажет мне, что на самом деле моя ненависть – это гнев, направленный на саму себя. И вкрадчивый, знаю-все-на-свете мудак, вероятно, будет прав.

Еще одна причина, почему я так чертовски ненавидела его.

Итак, я позволила своим мыслям вернуться в то время, когда я все еще была довольно неиспорченной.

Год две тысячи четвертый.

Когда все этапы прослушивания завершились, я полетела обратно в Форкс, основательно сбитая с толку, сыграла ли я достаточно хорошо, чтобы обеспечить себе место. Заключительный тур прослушиваний был изнурительным и включал в себя несколько глубинных интервью, а также наши подготовленные куски пьес.

Интервью было хуже всего. За длинным столом сидела комиссия из преподавателей Grove, а я должна была сидеть перед ними на стуле, отвечая на вопросы личного характера и чувствуя себя обнаженной и использованной. Это причиняло мне дискомфорт. Когда я общалась с людьми, то говорила им то, что они хотели слышать, но комиссия ожидала, что я буду просто самой собой. Буду честной и открытой.

Это пугало меня до чертиков.

Они задавали мне всевозможные вопросы о моей жизни, моей семье, моих симпатиях и антипатиях. Большинство вопросов я даже не рассматривала раньше, и чувствовала, что мой мозг пробивается сквозь густой туман прогнозируемых ожиданий, чтобы попытаться добраться до моего истинного мнения.

Это было очень тяжело.

Наконец, Ирина повернулась ко мне и сказала:

- Изабелла, ты умная девочка. Ты могла выбрать колледж и карьеру. Почему ты хочешь стать актрисой?

Я знала, что должна была сказать что-то о моей страсти к театру и любви к искусству. Я бы говорила о моих кумирах и примерах для подражания, а также важности динамичной, развивающейся культуры в мире доступных идеалов и реалити-шоу. Но когда она так безотрывно смотрела на меня, я не могла думать ни о чем достаточно умном, чтобы обмануть ее, что это – мое истинное мнение. Она ждала моей честности. Требовала ее.

И я заговорила, не задумываясь:

- Потому что... мне не нравится быть такой, какая я есть, поэтому я действительно хороша в том, чтобы быть кем-то другим.

Она на мгновение подняла глаза, а затем кивнула, прежде чем что-то написать в своей папке. Наверно: «сумасшедший, эмоционально неблагополучный подросток с проблемной самооценкой. Не делать резких движений».

Затем меня отпустили.

Я вышла, чувствуя себя так, будто оставила частички себя по всему полу.

Когда я собрала свои вещи и готова была направиться в аэропорт, я увидела его, идущего в мою сторону, опустив голову, и глядевшего себе под ноги.

Я не часто видела Каллен после нашего первого дня. Мы были распределены в разные группы, и я видела его только на расстоянии, когда мы стояли в ожидании перед дверями в противоположных концах коридора. Несколько раз я чувствовала жжение на моем лице и поднимала глаза, чтобы увидеть его, отвернувшегося от меня, от чего меня хотелось закричать: «СДЕЛАЙ ФОТКУ, ПРИЯТЕЛЬ, ХВАТИТ НАМНОГО ДОЛЬШЕ!», но, конечно, этого не сделала, потому что тогда все стали бы пялиться на меня, и это было бы ужасно.

Я все еще думала, что он странный. И все же, видеть его знакомую фигуру, приближающуюся ко мне размашистым шагом, было удивительно успокаивающим.

Когда он поднял глаза и увидел меня, то резко остановился.

- Э-э... привет.

Он переминался с ноги на ногу, будто ему нужно было в туалет.

- Тебе нужно в туалет? - спросила я, в ужасе от того, что у меня, казалось, вообще не было никакого словесного фильтра рядом с этим странным мальчиком.

- Что? Нет, я не хочу в туалет. Иисус, Свон!

- Что ж, похоже, что хочешь.

- Что же, я не хочу.

- Как скажешь.

- Ты всегда так мимоходом обсуждаешь с людьми особенности их мочеиспускания?

- Нет, только с тобой.

- Ха. Для меня это большая честь.

- Знаешь, сарказм является низшей формой остроумия.

- Я не пытаюсь быть смешным.

- Что ж, хорошая работа, потому что все в точности наоборот.

Мы какое-то время смотрели друг на друга, и мне уже хотелось, чтобы он опять уставился на свои глупые ноги и продолжил свой путь.

Я как раз собиралась повернуться и уйти, когда он спросил:

- Так как прошло твое собеседование?

Я вздохнула и покачала головой.

- Вопросы были просто зверскими. Я уверена, что походила на сумасшедшую.

- Да. У меня то же самое.

Мы опять посмотрели друг на друга, и он вновь перенес вес с одной ноги на другую.

- Ладно, теперь мне на самом деле нужно в туалет.

- Я знала это.

- Ты не знала. Ты подозревала.

- Да пойми ты, Каллен, твой мочевой пузырь – открытая книга.

- Я не буду говорить с тобой о моем мочевом пузыре.

- Прекрасно. Иди в туалет.

- Иду.

- Рада за тебя.

Он вздохнул и опустил голову, и я не была уверена, улыбается он или хмурится.

А когда он посмотрел на меня, его глаза были уже нечитаемыми. Непроницаемыми.

- Может быть, увидимся в сентябре, Свон.

- Да. Может быть, - сказала я его спине, когда он уже уходил.

Я вздохнула и постаралась не думать о том, как же мне хотелось вернуться в сентябре.

На следующий день я получила письмо о моем зачислении в Grove. Я закричала так громко, что испугала соседскую собаку. Я уверена, теперь все на моей улице знали, что за письмо я получила, потому что после того как я вынула его из почтового ящика и разорвала конверт, то бегала вокруг дома добрых пять минут и кричала: «Я ПОСТУПИЛА! Я ПОСТУПИЛА! Я ПОСТУПИЛА!»

Когда я сказала об этом моей матери, то на ее лице проступило выражение нечто среднего между запором и восторгом. Я имею в виду, она была рада за меня, но не думаю, что она действительно ожидала этого, и я уже практически видела, как проступают слезы на ее глазах, когда она подумала о том, что придется меня отпустить.

Когда папа вернулся домой, я все еще была в эйфории от такой новости, и когда сказала ему, он крякнул от удивления, а потом улыбнулся и обнял меня, бормоча: «Молодец, малыш», прежде чем схватить банку пива и усесться перед телевизором. Для Чарли это было эквивалентом найма самолета, пишущего в небе дымом текст, для провозглашения своей гордости. Я была тронута.

Я знала, что никто из них не был полностью в восторге от этой новости, отчасти потому, что они действительно не считали мой выбор карьеры целесообразным для меня, но и потому, что я должна была переехать на другой конец страны. Но они также понимали, что Grove – это невероятно престижно, и если школа приняла меня, то меньшее, что они могли сделать, – это оказать поддержку.

Помогло еще и то, что мне была назначена стипендия, частично покрывающая расходы на обучение и включающая проживание в кампусе. Учитывая, что мы отнюдь не Вандербильты, это было огромным бонусом. (п.п.: Вандербильты – богачи из сериала «Сплетница»)

Итак, в течение ближайших пары месяцев велась подготовка к большому шагу, и когда наступил август, я была полна противоречивых эмоций. Большую часть времени я была маниакально возбуждена, психологически готовясь быть самостоятельной и начать свою взрослую жизнь. Но другая часть меня – та часть, которая нигде не была и ничего не делала – боялась, что я потерплю неудачу. Что я не готова нести ответственность за саму себя.

В глубине моего сознания мерцала смутная надежда, что Каллен тоже поступил. Каждый раз, когда я думала о нем, у меня странно покалывало в животе, и отчасти мне хотелось что-нибудь сломать. Я понятия не имела, почему.

Я полагала, что если он поступил, то я, по крайней мере, буду знать хоть одного человека. Одного действительно раздражающего, удивительно интригующего человека.

...

Сентябрь 2004

Grove

1-й год Драмы

Я прошла через небольшую квартиру с огромной улыбкой на лице.

Это мое. Все мое.

Ну, на самом деле я делю ее с Розали, которая будет специалистом по театральной технике, но все же...

Квартира довольно небольшая и не очень гламурная, но для меня это самая удивительная квартира на земле.

В ней две спальни, разделенные небольшой ванной комнатой, совмещенная гостиная / столовая и небольшая кухня. Мебель потертая и устаревшая, ковер отвратительный и со следами какой-то хрени, о которой я даже не хочу думать, и я уверена, что наш сосед сверху танцует голым в лунном свете раз в месяц, принося в жертву мелких животных, потому что, серьезно, чувак действительно СТРАННЫЙ. Но, несмотря на все это, она красивая. Идеальная и красивая и моя, по крайней мере в течение следующих трех лет.

Я могу делать все, что захочу. Есть все, что захочу. И ложиться спать, когда хочу.

Я почти потеряла голову от таких возможностей.

- Ты должна мне тридцать баксов за продукты, - сказала Роуз, посмотрев в квитанцию. - Ой, подожди, тридцать четыре. Еще твои тампоны.

Было немного странно съезжаться с кем-то незнакомым, но, хотя мы встретились несколько дней назад, Роуз и я хорошо поладили, учитывая, что она – моя полная противоположность: я темноволосая, она – блондинка. Я обыкновенная, она – очень эффектная. Я человекоугодник, а она... Роуз – решительная и прямолинейная.

- О, кстати, я купила тебе новый гель для душа, - проговорила она с едва замаскированным презрением. - От того дерьма с запахом клубники, что ты использовала, мне хотелось блевануть.

- О. Ладно.

Все, что угодно, лишь бы сделать тебя счастливой, Роуз.

Она плюхнулась на наш уродливый, обтянутый коричневым винилом диван и закурила сигарету. Она протянула пачку мне, и я взяла одну.

О, да, я курила.

Ну, вообще-то нет, но когда Роуз сказала, что она курит, я взяла и сказала, что тоже курю. Это было тем, что связывало нас. Кроме того, я знала, что большинство людей на прослушивании курило, так что, казалось, это нужно было сделать. Кроме того, моя мать возненавидела бы это.

Довольно веские причины, чтобы начать.

Она дала мне прикурить, и я неглубоко вдохнула, прежде чем закашлять. Роуз покачала головой.

Я самый худший псевдокурильщик.

- Так, - сказала она, выпуская струю дыма, - к сожалению, твоя очередь готовить.

- Эй, - запротестовала я. - Я думала, что тем вечером хорошо справилась, учитывая, что я раньше никогда не готовила.

- Подруга, - вздохнула она. - Ты умудрилась испортить макароны с сыром. Серьезно. Если ты будешь готовить такое дерьмо, мы никогда не выживем, чтобы поделиться опытом, приобретенном в колледже.

- Ну, тогда, слава Богу, что ты здесь, чтобы научить меня, Роуз, - сказала я, протащившись на кухню и доставая несколько бараньих отбивных и овощи из холодильника.

Увы, Роуз была не намного опытней, чем я, и мы, в конечном итоге, ели жесткие отбивные, картофельное пюре комками и зеленую фасоль, которая была такая мягкая, что я могла связать из нее шарф.

Этим вечером мы договорились, что будем приобретать уже готовые блюда, которые сможем разогревать в микроволновой печи. Это было самым надежным способом предотвратить голодание.

Следующий день был первым днем занятий, и Роуз и я были в нескольких минутах хотьбы от нашей квартиры до главного кампуса.

В течение трех дней с момента прибытия, мы потратили довольно много времени, исследуя нашу новую школу, и это были прекрасные прогулки по ее ухоженной территории.

Grove – один из самых просторных земельных участков в Уэстчестере, штат Нью-Йорк. Сам кампус был не очень большим, но хорошо распланированным, и в здании хорошо сочеталось традиционное и современное.

В середине кампуса располагался Центр – внушительное четырехэтажное здание, где находилась библиотека, кафетерий, комната отдыха для студентов и несколько больших лекционных залов.

Вокруг Центра, словно лепестки цветка, размещались различные специализированные здания искусства, по одному для каждой дисциплины: танец, драма, музыка и изобразительное искусство.

Сегодня утром Роуз и я направлялись в центр, потому что декан собирался обратиться с приветственной речью ко всем новым студентам.

Мы зашли в огромный лекционный зал и осмотрелись. Около двух сотен первокурсников беспорядочно передвигались, представляясь и оценивая друг друга.

Я это ненавидела.

Так много новых лиц. Новые ожидаемые знакомства. Это подавляюще.

Я старалась осмотреться так, чтобы не встречаться глазами ни с кем, надеясь сберечь свои силы от светской беседы с кучей незнакомых людей.

Я могла определить группы, к которым они относились, по их одежде. Танцоры все были в лайкре и многослойны, музыканты в чем-то неопределенном, весьма странном, и художники, презентующие некоторые интересные модные варианты.

Полагаю, действительно самыми кричаще одетыми из них были студенты драмы.

Я чувствовала как сдавило мою грудь, когда задумалась, смогу ли я приспособиться здесь лучше, чем в средней школе.

Я имею в виду, у меня были друзья в средней школе: люди, с которыми я тусовалась, но никто на самом деле не «раскусил» меня. Я всегда был осторожной, была той Беллой, которую они хотели видеть: счастливой, спокойной, всегда рядом, чтобы помочь тем, кто в этом нуждался. Я всегда была помогающей, но никогда тем, кому эту помощь оказывали. Тем, кто выступал посредником, когда кто-то влюблялся в мальчика, но никогда тем, в кого мальчики влюблялись.

Мне было страшно быть просто собой. Фактически, я не была полностью уверена, каково это – быть «просто собой», и отчасти не была уверена, что хотела бы знать. Мне это представлялось возвращением одного моего повторяющегося кошмара – будто меня вытолкнули на сцену обнаженной, а я не знаю своей реплики.

Да. Почти уверена, что будет похоже именно на это.

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

Иисус, Белла, расслабься, нахрен. Это новая школа, новые люди, новые правила.

У меня не было энергии притворяться кем-то другим этим утром, и я была благодарна Богу, что никто не подошел к нам и не втянул нас в беседу.

Конечно, каждый мужчина, имеющий глаза на голове, повернулся к Роуз, но никто из них не подошел к ней. К счастью, у Роуз был такой вид, который, казалось, кричал: «Не подходи ко мне, если не хочешь лишиться своего члена», что меня полностью устраивало.

Мы прошли в середину зала и заняли места, а несколько минут спустя я увидела знакомое лицо, направляющееся к нам.

- Привет, Белла.

- Райли! Привет.

Я встретила Райли на втором круге прослушивания. Мы были в паре в некоторых сценах, и хотя у нас не было такой же сумасшедшей интенсивности как с чудилой Калленом, он был легким в работе и хорошим парнем. Он также был весьма симпатичным и, насколько я могла судить со всей прямотой, это редкость среди театральных актеров.

Он показал на место рядом со мной.

- Могу я?..

- Конечно, - сказала я, быстро представив Роуз, у которой был скучающий вид.

- Я так рад, что ты поступила, - проговорил он, широко улыбаясь, когда сел рядом. - По крайней мере, я буду знать хоть одного человека в классе.

- Да, я не видела никого, кого бы еще знала.

- Я видел пару знакомых лиц, - заметил он, оглядываясь по сторонам, - но не знаю имен. Я видел блондинку, которая слишком много говорит...

- Лорен?

- Да! И высокого парня с классной прической...

- Каллена?

- Да. Думаю, его имя Эдвард. Он вон там.

Он указал в другую сторону зала, где я увидела ссутулившуюся долговязую фигуру Каллена, его ноги лежали на стуле перед ним, глаза уткнулись в книгу.

У меня были странные ощущения в животе, когда я смотрела на него. Вроде как газ, но больше похоже на покалывание. Эта неопределенность раздражала почти так же как он.

Несмотря на мой покалывающий газ, я была рада, что он сделал это. Попасть сюда, очевидно, много значило для него, и независимо на его очевидное расстройство личности, он был действительно талантлив.

- Он кажется таким нелюдимым, - сказал Райли, и я не упустила из вида тот факт, как его рука лежит на спинке моего стула, - но, черт, он может играть. Я видел его в роли Меркуцио в прошлом году на Шекспировском фестивале, и он был потрясающим.

- Уверена в этом, - проговорила я и автоматически представила кристально чистый образ Каллена как современного Меркуцио, всего в коже и дениме с темными сердитыми глазами.

Пока я пялилась на него, он внезапно поднял голову и встретился со мной глазами. Уголок его рта чуть приподнялся и одна из его рук поднялась поверх его книги, и на мгновение мне показалось, что он на самом деле улыбнется и помашет мне, что было бы нехарактерно дружественно; но затем его глаза переместились на Райли, и в течение секунды он опять уткнулся в свою книгу, будто бы вовсе меня не видел.

Это было уже больше похоже на того Каллена, которого я знала и которому хотела врезать.

Райли поднял брови и повернулся ко мне.

- Ладно, это было странно. Похоже, ты его раздражаешь?

- Судя по всему, - пробормотала я, все еще в абсолютном неведении, почему же я, казалось, его так сильно раздражаю.

Вскоре декан Grove подошел к трибуне и поприветствовал всех новых студентов. Он обратился к нам с речью о том, насколько мы должны гордиться, что поступили в самый престижный колледж искусств в стране, и хотя он, вероятно, толкал точно такую же речь в течение многих лет, его слова вдохновили меня. Я гордилась собой. В первый раз в моей жизни я действительно чувствовала, что добилась чего-то для себя самой, а не для моих родителей, и хотя часть меня боялась, что у меня не хватит смелости взять на себя риск, как своего рода награду.

Когда декан закончил говорить, лекционный зал быстро опустел: все студенты-новички суетливо разбегались по своим аудиториям.

Роуз, Райли и я подошли к корпусу драмы, затем Роуз помахала нам на прощание, а сама направилась в класс по управлению художественно-постановочной частью. Райли и я проверили наше расписание и попытались найти наш актерский класс с Ириной. Когда мы ходили, он положил руку мне на плечи, и, хотя чувствовалось странно, что он так уютно расположился в моем личном пространстве, это также отчасти было прекрасно.

Я не привыкла, чтобы мальчики флиртовали со мной и клали свои красивые мускулистые руки мне на плечи, но я определенно могла к этому привыкнуть. И, кажется, Райли порядочный парень, даже если он немного преждевременно распускает руки.

В конце концов, мы вошли в большой просторный зал с облицованными кирпичом стенами и толстым ковром на полу. По примеру тех, кто уже там был, мы кинули наши сумки у стены, сняли нашу обувь и носки и сели на пол.

Я чувствовала как внутри меня нарастало нервное напряжение, чего и ожидала, и закрыла глаза, чтобы попытаться успокоиться.

Так много новых людей, с которыми надо познакомиться... и поговорить о... и пожалуйста. Я чувствовала необходимость сделать так, чтобы понравится им, и чтобы они приняли то пламя жизни, что было во мне, и мои колени начали дрожать.

- Эй, ты в порядке? - спросил Райли, его рука на моей спине мягко поглаживала меня.

Я открыла глаза и посмотрела на него, но не сказала правду, потому что если бы он узнал о моей патологической потребности нравиться людям, он бы, вероятно, надорвал свой живот от смеха.

- Я в порядке, - сказала я с фальшивой улыбкой. - Просто немного нервничаю.

Правда в умеренных дозах – замечательная вещь.

- Сейчас, - проговорил он, вставая позади меня и начиная массировать мои плечи. - Я помогу тебе расслабиться.

Его пальцы мягко разминали мои напряженные мышцы, и я чуть не застонала, когда они начинали расслабляться. Я чувствовала себя просто превосходно.

Я вздохнула и ощутила, что моя тревога ослабевает. Я должна иметь этого мальчика под рукой, у него талантливые пальцы.

Когда я еще больше расслабилась, я оглядела зал и поняла, что знаю очень немногих. Я увидела Лорен и рыжеватую блондинку с первого дня прослушиваний – кажется, ее зовут Таня, – они громко болтали и через слово повторяли «обожемой», а в углу сидели Джейн и Алек – близнецы, которые казались немного странными и неподвижными.

Там же находилась темноволосая девушка по имени Хайди, которую, я абсолютно уверена, удивит, что я поступила, и светлый парень в кожаной куртке, которого, я думаю, зовут Джеймс. Пока я осматривала зал, в него зашел Каллен и остановился, когда увидел, что Райли массирует мне спину. Он закатил глаза и нахмурился, прежде чем преднамеренно расположиться на противоположной стороне зала.

Мне, наверное, будет больно, если я позволю этому дерьму добраться до меня.

Вскоре Ирина ворвалась в зал, и все замолчали, потому что эта цыпочка серьезно пугала.

- Ладно, вот мы и здесь. На единственном отделении актерского мастерства, иначе известного как «оставьте свое дерьмо за дверью или я надеру вам задницу» классе. Далее: меня не волнует, устали вы или испуганы, страдаете с похмелья или под кайфом. Я ожидаю вашего стопроцентного внимания и стопроцентной отдачи. Если вы не способны на это, то вам лучше больше не появляться. Я не хочу тратить на вас время.

Несколько человек стали нервно озираться, включая меня. Я заметила, что Каллен даже не смотрел на нее. Его руки были запущены в волосы, а глаза уткнулись в ковер.

Невоспитанно, а?

- Вы все здесь, потому что мы увидели в вас что-то, что заслуживает совершенствования. Не для того, чтобы баловать и нянчить, а развивать. Направлять. Если думаете, что если вы можете сказать несколько строк с капелькой эмоций и в этом классе вам будет легко, подумайте еще раз. Именно здесь вы обнаружите то, что является вашей слабой стороной. Я собираюсь разобрать вас до костей, а затем выстроить заново, слой за слоем. Если вы думаете, что это звучит довольно болезненно – вы правы. Это будет болезненно, но, в конце концов, вы будете знать каждого человека в этом зале лучше, чем свою собственную семью, и, прежде всего, вы по-настоящему познаете самих себя.

Она смотрела на меня, когда произносила последнюю фразу, и у меня появилось внезапное иррациональное желание выбежать из зала и никогда не возвращаться.

- Ладно, все встали. Пришло время узнать друг друга.

Она выстроила нас в два ряда, а затем проинструктировала, что у нас есть две минуты с человеком напротив, прежде чем мы должны будем перейти к следующему человеку.

- Правила просты: ряд около окна задает своему партнеру вопрос – любой вопрос, – и партнер должен ответить честно; затем их очередь. Вы продолжаете обмениваться вопросами, пока не истечет время, затем двигаетесь дальше. Легко. Задача в том, что вы должны узнать как много больше о другом человеке за отведенное вам время, и я говорю не об имени, возрасте и любимом цвете. В конце этого упражнения вы должны быть в состоянии назвать мне хотя бы один интересный факт почти о каждом человеке в этом зале. Ваше время пошло.

Я повернулась к человеку напротив меня. Это была Джейн. Она смотрела на меня. Я должна задать ей вопрос. Трудно что-либо придумать. У нее такие странные глаза.

- Э-э... что ты делаешь для развлечения?

- Я наношу себе порезы. А ты?

Святое дерьмо. Что?

- Э-э... Я... гм... читаю. А почему ты наносишь порезы?

- Я наслаждаюсь болью. Почему ты читаешь?

- Я... э-э... наслаждаюсь... словами.

Я лепетала что-то еще на минуты полторы, все еще зациклившись на «я причиняю себе боль для забавы» сценарии, а затем с радостью перешла к следующему человеку.

Круговой процесс продолжился, и я узнала много интересных вещей о моих новых сокурсниках: Хайди знала, что она лесбиянка с тех пор, как ей исполнилось восемь лет, и думала, что у меня красивая грудь; Джеймс был арестован за вооруженное ограбление, когда ему было шестнадцать лет, потому что он подсел на дурь, но теперь он завязал с тяжелыми наркотиками и курит только марихуану; высокая, темнокожая девушка по имени Зафрина эмигрировала в Америку со своей семьей, когда ей было двенадцать лет, после того, как ее бабушка, дедушка и два дяди были убиты в их деревне в Алжире; Лорен познакомилась с Робертом Де Ниро в Wal-Mart два года назад и была уверена, что он заигрывал с ней, а у Райли два старших брата служили в армии, которые думали, что он педик за желание стать актером, и избивали его на каждой семейной тусовке.

Я чувствовала себя идиоткой. Бесполезным, пропахшим ванилью ненужным пространством. У меня не было ничего интересного, чем можно было бы поделиться. Нет трудностей, которые я преодолела. Эти были люди моего возраста, и они прошли через вещи, которые я даже не могла осознать.

До сегодняшнего дня я никогда не встречала лесбиянок. Или наркоманов. Или кого-то, кто потерял половину своей семьи. Я была слишком занята своим безопасным и удобным существованием в моем крошечном родном городе и думала, что мне было тяжело, потому что мои родители ожидали от меня слишком многого.

Боже, я жалкая.

К тому времени как я оказалась перед Калленом, мой мозг усваивал всю полученную новую информацию и мой новый-и-усовершенствованный комплекс неполноценности, а моя голова просто раскалывалась. Я посмотрела на него, и он нахмурился. Может быть, у него тоже болела голова.

- Голова болит? - спросила я со вздохом.

ПОЧЕМУ у меня нет словесного фильтра рядом с этим парнем?

- Нет, а твоя?

- Да, болит. Почему у меня нулевой словесный фильтр рядом с тобой?

Серьезно, я думаю о чем-то, а потом говорю об этом? Это не айс.

- Я понятия не имею, но ты можешь исправиться, или ты планируешь снова начать дискуссию о моих способностях к мочеиспусканию?

- Нет, не планировала, но я уверена, тебе захочется выйти через двадцать минут. Неужели тебе неудобно говорить о том, что ты ходишь отлить?

Он вздохнул и покачал головой.

- Когда ты так говоришь, да. Крайне неудобно. Ты волнуешься, потому что по сравнению с большинством из этих людей ты чувствуете себя избалованным нытиком?

Я посмотрела на него. Он говорил серьезно.

Я была уязвлена.

- Э-э... да. Именно так я себя и чувствую. Спасибо за такое красноречивое определение. Это так очевидно?

Он чуть улыбнулся и сказал:

- Нет, это то, что я чувствую. Я просто надеялся, что кто-то еще так же себя ощущает.

На мгновение, мы едины в своей странно-нормальной жизни. Нашей поразительной непримечательности. Это почти комфорт между нами. Но только на мгновение.

Вдруг он опять нахмурился, и понятно, что пришла его очередь задавать вопрос.

- Значит, у тебя нет глубоких, темных секретов, которыми бы ты хотела поделиться со мной? - спросил он, и я уверена, что он уже знал ответ.

- Нет. Помимо случайной кражи точилки для карандашей с Винни-Пухом, когда мне было пять лет, я абсолютно обычная в этом отношении. Разве ты не заметил?

- Нет, - сказал он, и его глаза вновь стали раздражающе интенсивными, что заставило меня чувствовать себя так, будто воздух слишком густой, чтобы дышать. - Я заметил другую примечательную вещь.

Мои брови поднялись.

- В самом деле? И что это?

Он наклонился и взял меня за руку, соединяя наши ладони вместе и согласовывая наши пальцы.

- У тебя странно большие, почти мужские руки, - проговорил он с едва сдерживаемой ухмылкой.

Я почувствовала, что покраснела и прокляла себя за это.

- У меня не мужские руки!

- Да, такие. Я заметил это, когда мы делали то синхронное упражнение на прослушивании. Посмотри на них.

Я взглянула на наши руки, прижатые друг к другу. Его пальцы были лишь незначительно длиннее моих, и это было причиной моей уверенности в том, что если бы он ковырял в носу этими отростками, то он мог бы сделать себе лоботомию.

- Единственное, что это доказывает, что твои руки до смешного девичьи, - проворчала я.

- Свон, я ростом в шесть футов и два дюйма, у меня двенадцатый размер обуви, а твоя рука почти такая же большая, как и моя. Неужели ты не находишь это чертовски неестественным?

Я вырвала свою руку и сердито посмотрела на него. Его ухмылка полностью вырвалась из клетки и теперь свободно блуждала по его лицу.

- Ну, спасибо за указание на это, сеньор Уникальная задница. Сейчас я собираюсь быть сокрушительно смущающейся моих рук-мутантов.

- Не надо. Некоторые парни могли бы найти это сексуальным. В основном геи, конечно, потому что эти руки весьма мужеподобные...

- Заткнись!

- Прекрасно. Я не буду больше упоминать о них. И постараюсь не смотреть. Но никаких обещаний на этот счет. Они как гигантские внимание-привлекающие спутники.

- Почему ты так меня ненавидишь? - ляпнула я, внезапно больше с болью, чем злостью.

Ладно, на самом деле я не хотела спрашивать, но отчасти мне было любопытно, что он ответит.

Он какое-то время смотрел на меня, моргая этими сумасшедше-красивыми глазами и глупыми длинными ресницами. Он, кажется, смутился.

- Я не ненавижу тебя, Свон. Почему ты так думаешь?

- О, я не знаю. Может быть потому, что когда ты не получаешь разрядки, раздражая меня, ты либо игнорируешь меня, либо злобно смотришь. Кроме того, ты ведешь себя так, будто я заражу тебя вирусом Эбола, если подойду слишком близко, и ты сказал мне, что мы не сможем быть друзьями. Зачем ты так сказал?

Он вздохнул и потер глаза.

- Потому что было бы лучше для нас обоих, если бы мы не были ими. А что, ты хочешь этого?

- Не особенно, хотя это действительно странно, потому что обычно я отчаянно хочу быть другом каждому.

- Я заметил.

- И что это значит?

Он так пренебрежительно отмахнулся, что я решила, что имею право на свободу действий и вполне могу ударить его в живот.

- Ничего. Забудь об этом. Чья очередь задавать вопрос?

- Нет, не забуду. Что ты имел в виду?

- Думаю, теперь моя очередь, - сказал он, полностью игнорируя меня. - Итак, ты встречаешься с тем парнем, Райли?

Вопрос застал меня врасплох.

- Что?

Он постукивал ногой от нетерпения.

- Что значит «что»? По-моему, вопрос достаточно простой. Ты встречаешься с ним?

- Встречаюсь с ним?

- О, Господи, Свон... ходишь с ним на свидания! Видишь его голым. Трахаешься с ним.

- ЧТО?

Я была так зла, что едва могла дышать.

- Цель упражнения получить ответ на вопрос, - проговорил он, будучи раздражающе настойчивым. - Ну давай.

- Это не твое дело!

Он наклонился и понизил голос до шепота:

- Мне нужно позвать сюда Ирину и сказать ей, что ты не выполнила упражнение, что она дала? Не думаю, что она будет очень довольна этим. Она имеет на нас двоих виды, помнишь?

При мысли о том, что Ирина подумает обо мне плохо, мне захотелось блевануть. На него.

- Ты такой придурок.

- А ты ведешь себя уклончиво. Ответь на вопрос.

- Почему тебя волнует, что я... - Я хотела шокировать его, произнеся слово на «f», но просто не могла вытолкнуть его с моих губ. - ...с ним встречаюсь?

- Не волнует. Мне просто любопытно.

- Ну а почему ты подумал, что мы встречаемся в первую очередь?

- Вы двое так миловались друг с другом ранее, - проговорил он, склонив голову набок. - Фактически, это было похоже на то, будто он собирался облапать тебя на глазах у всего класса.

- Боже, ты отвратителен.

- Я был не тем, кто выглядел так, будто готов кончить от гребаного массажа, - огрызнулся он.

- Заткнись, черт возьми!

- Просто ответь на вопрос.

- Нет!

- «Нет» – ты не встречаешься с ним, или «нет» – ты не ответишь на вопрос?

- И так и так.

- Ну, это невозможно. Если это «нет» на первое, то ты автоматически говоришь «да» на второе.

- Хватит. Трепаться.

- Так, ты отвечаешь на мой первоначальный вопрос «нет» или не будешь отвечать?

- Нет, мой ответ «нет».

- Нет?

- Нет!

Дерьмо, теперь я запуталась, на что именно я сказала «нет».

К этому моменту вся моя голова была ярко малиновой, и я чувствовала, как румянец расползается вниз по моей шее подобно сорняку. Я была разъярена и смущена, и почему-то его слова о том, что я почти... кончила... заставили мое тело гореть, и я уверена, что действительно никого и никогда не ненавидела настолько сильно до этого момента.

Он сердито уставился на меня, и я отвечала ему тем же, чуть не рассмеявшись над его предположением, что я могла с кем-то пойти на свидание, не говоря уже о ком-то, кто так очарователен и красив, как Райли.

Все совсем не так.

Я никогда не ходила на свидания. Я целовалась несколько раз с мальчиками в средней школе, но на этом мой опыт и ограничился. Их мокрые рты и зондирование языками не заставляли меня чувствовать ничего, кроме грязи, и у меня никогда не появлялось желание идти дальше. Что касается продвижения по базам, я все еще оставалась на скамейке запасных. Единственные действия, которые видели мои базы, были привилегией моих собственных любопытных рук, да и то, я никогда на самом деле не достигала хоумрана.

Конечно, Каллен не знал об этом, и я уверена как ад, что не скажу ему. Насколько он обеспокоен, что я могу быть абсолютным магнитом для парней. Что у меня есть опыт с мужчинами. Что я могу спать каждую ночь с другим и что я полностью сексуально раскрепощена.

На данный момент такой я и хотела быть. Я не хотела нервничать из-за моих прошлых убеждений, потому что он смотрел на меня своими глупыми зелеными глазами и интересовался, не села ли я на своего сексуального конька с моим однокурсником. Я хотела выплюнуть ему, что я не только встречаюсь с Райли, я еще и часто кричу его имя, когда он удовлетворяет меня в течение нескольких часов своим гигантским пенисом. Я хотела крикнуть ему, что он обмасленная тупая задница, которая не имеет права спрашивать о том, хожу я на свидания или нет.

Я открыла рот, чтобы сказать что-то оскорбительное, но выражение его глаз остановило меня. И я не знала, почему. Будто увидела там что-то хрупкое. Среди всех сильных крайностей и припечатывающих взглядов, было что-то очень ранимое, и я не могла это сделать.

- Белла, просто скажи мне, - мягко приказал он.

- Я не встречаюсь с ним, - призналась я, скрепя сердце, и не могла больше смотреть на него. Взгляд в эти глаза вынуждал меня меньше его ненавидеть, а он этого не заслуживал.

- Хорошо, - пробормотал он. - Просто держись от него подальше. Мне не нравится, как он смотрит на тебя.

Вспышки воспоминаний, как мой отец говорил почти то же самое о каждом мальчике, который удосужился искоса посмотреть на меня, встряхнули мой мозг, и, вдруг, моя вновь обретенная свобода показалась уже не такой свободной. Вот еще один человек пытается указывать мне, что делать, будто я действительно не в состоянии принять решение самостоятельно.

Да пошел ты, мистер знаю-все-на-свете-милашка Каллен. Никто не будет говорить мне, что делать. Больше никто. И особенно не ты.

- Что ж, а может мне нравится, как он смотрит на меня, - сказала я и осознала, что у меня выступает подбородок, словно у маленького ребенка, но раз он рассматривал меня как пятилетнюю, думаю, это отчасти соответствующе. - И если я когда-нибудь решу встречаться с ним, уверена, мне безусловно не нужно будет твое разрешение, потому что ты не мой старший брат, не мой отец, и ты довольно ясно дал понять, что у тебя нет намерения быть моим другом, так что, простите меня, если я буду выбирать с кем встречаться без тебя. Райли хороший парень. Было бы хорошо встречаться с ним.

Он пристально смотрел на меня, и я отвечала ему тем же.

- Прекрасно. Вперед, - проговорил он пренебрежительно, разрывая контакт наших глаз и уставившись на свои руки, и, думаю, я ненавидела это даже больше, чем то, что он говорил мне, что делать. - Встречайся хоть со всей школой, мне все равно.

- Может быть, я так и сделаю.

- Хорошо.

- Отлично.

- Сделай это.

- Посмотри на меня.

Он вздохнул и взглянул на меня и, клянусь, он хотел что-то сказать, но потом Ирина крикнула, что надо перейти к следующему человеку, и он сразу же ушел.

Я осталась стоять там, готовая рвать и метать еще какое-то время, но не могла, потому что Таня оказалась передо мной, и единственное, что она хотела, – это поговорить о Каллене. Я моментально возненавидела ее.

После занятия Раздражающий Одиночка тут же исчез, а Райли проводил меня в следующий класс.

Каллен потом не разговаривал со мной всю оставшуюся неделю.

...

Май 2010

Второй день репетиций

Репетиционный зал театра Gutmann

Нью-Йорк

Я кусала ногти. Я уже практически все изгрызла и начала жевать грубую кожу моей кутикулы. Это не помогало от клокотавшей внутри меня нервозности, но не давало расхаживать.

Аро говорил с ним. Обговаривал с ним сцену. Сцену, где он должен поцеловать меня.

Мой желудок скрутило от этой мысли. Это сочетание тошноты и иррационального ожидания, от чего мне хотелось блевануть очень хорошим салатом «Цезарь», которым я успела пообедать, испачкав весь пол репетиционного зала.

Аро говорил тихо, но я слышала каждое слово:

- Так, Эдвард, она здесь противостоит тебе, потому что ты отталкиваешь ее. Ты сердишься на нее. Ее мать проговорилась, что она не провинциальная девушка, как ты думал, и в ходе событий это заставило тебя чувствовать себя так, будто ты никогда не будешь достаточно хорош для нее. Тебе больно. Ты чувствуешь себя преданным. В глубине души ты всегда считал, что все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и теперь твои сомнения подтвердились.

Эдвард кивал головой, нахмурившись, чтобы сконцентрироваться. Его руки были скрещены на груди. Оборонительно. Защитно.

Он посмотрел на меня, а затем опять на Аро. Его лицо было нечитаемым.

Вдруг моих ногтей стало недостаточно. Мне нужна была сигарета. Я не могла курить, но, блядь, как же хотела.

- Я знаю, у нас все еще сценарии в руках, так что это не будет идеально, но просто почувствуй противостояние в пространстве. Она пришла, чтобы найти тебя. Ты не хочешь быть найденным. Я хочу чувствовать то, что держаться подальше от нее болезненно для тебя. Что оттолкнуть ее – это жертва. Ей лучше без тебя, но это тебя убивает. Понимаешь?

Он кивнул, а его нога начала трястись.

Он нервничает?

Хорошо.

- Белла?

Моя очередь.

Aрo подошел и обнял меня. Это был теплый и утешительный жест, но его было недостаточно, чтобы остановить мои потенциально-легендарные замашки фрика.

- Ты озадачена его поведением. Ты любишь его и не понимаешь, почему он сомневается в тебе, почему позволил твоей матери манипулировать им, заронив сомнения. Ты знаешь, что он неуверен в том, кто он и откуда, и это было единственной причиной, по которой ты не сказала ему о деньгах твоей семьи. Ты любишь его. Тебя не волнует ваше различие. Он, кажется, сдался, но ты хочешь, чтобы он боролся. Да?

Я кивнула. От этого у меня закружилась голова. Мне захотелось сесть.

- Тут мы чувствуем твое отчаяние. Ты не видела его уже нескольких дней, и ты испугана, что он уедет и ты не сможешь остановить его. Ты заставляешь его реагировать и действуешь так из страха. Все понятно?

- Да. Конечно.

Мои слова звучали монотонно. Холодно. Я не могла позволить ему увидеть, насколько я не хотела этого делать. Он верил, что я могу выполнить эту работу. И я не хотела подводить его.

Я посмотрела на Каллена. Он расхаживал по сцене.

Это то, что он всегда делал. Это его способ пройти через мотивацию персонажа в своей голове. Будто бы натянув чужую кожу. Он был хорош в этом. Всегда был. Более удобна ходьба в чужой обуви, но когда это делаешь сам.

- Потратьте несколько минут, чтобы подготовиться, а затем мы начнем с выхода Беллы.

Подготовиться. Да уж.

Как, черт возьми, я подготовлюсь к этому? Чтобы почувствовать эти невероятно личные, значимые вещи? Чтобы целовать его?

Я начала мерять шагами сцену. Я хотела прочувствовать свой персонаж, потому что это изоляция между фантазией и реальностью, но все, что я нашла – это себя. Мою боль. Мое замешательство.

Я не могу это сделать, я не могу это сделать, я не могу это сделать...

Я закрыла глаза и стала дышать. Длинным, размеренным дыханием. Вдыхая через нос и выдыхая через рот. Я попыталась представить перед собой белый лист на веревке, раздувающийся на ветру. На нем я всегда фокусировалась. На образе, который меня успокаивал, ограждал от паники – были только текст роли и персонаж, и больше ничего.

И я не могла получить его. Изображение было нечетким и непостоянным, как будто телеканал, который я не могла настроить. Воспоминания перемежались с трепещущим листом. И были все о нем. Его глаза. Его улыбка. Взгляд на его лице, когда он в первый раз разбил мое сердце. Взгляд, не выражающий удивления, на моем, когда он во второй раз сделал это.

Я увижу этот взгляд сегодня еще раз. Я знала это. Даже если он будет играть свою роль, это его лицо я буду видеть.

Ебать это. Соберись, Белла. По кусочкам. Какой выбор у тебя есть?

Я задержала дыхание. Лист становился все четче. Я видела его – чистый и безупречный, он тихо вращался, в то время как высокая трава раскачивалась под ним. Я почувствовала, что паника растворяется.

Мои глаза были все еще закрыты, но я ощутила тепло передо мной. Я знала, что это он.

- Что? - спросила я, мои глаза были все еще закрыты. Я старалась сосредоточиться на моем листе. Он колебался, появляясь в фокусе и пропадая, подобно миражу.

- Ты хочешь о чем-нибудь поговорить?

- На самом деле, да. У меня появляется странное жжение всякий раз, когда я писаю. Что бы это значило?

Я удерживала свое размеренное дыхание, мои глаза были закрыты. Я слышала, как он вздохнул.

- Я имел в виду сцену.

- Я знаю, что ты имел в виду.

- Конечно, ты знаешь.

- Я думаю, мы просто должны сделать это и посмотреть, что произойдет.

А если я выбегу с криком из зала, потому что не смогу справиться с тем, что нахожусь рядом с тобой, то я разберусь с этим.

- Ты уверена в этом?

Я никогда и ни в чем не была настолько менее уверенной в моей жизни.

Мои глаза резко открылись. Я ожидала увидеть издевательскую усмешку на его лице, потому что, будучи недовольным положением дел вокруг нас, у него, казалось, это выражение лица было по умолчанию всегда.

Но насмешки там не было. Только ясные, завораживающие глаза, которые на самом деле выглядели ожидающими и заинтересованными тем, что я хотела сказать. Я была в замешательстве.

- В чем проблема, Каллен? О чем ты думал мы должны поговорить?

Он засунул руки в карманы, его характерная привычка, когда ему некомфортно.

- Откуда бы мне, блядь, начать? - пробормотал он, и я знала, что он сказал это не мне.

Я ждала. Я знала, о чем он думал, потому что он выглядел так, будто ему больно. Некоторые вещи никогда не изменятся.

- Белла, тебе не кажется странным, что мы не говорили ни о чем из того дерьма, что произошло между нами за последние несколько лет, а через несколько минут я буду целовать тебя?

- Нет, не ты, - решительно возразила я.

- Э-э, да, я.

- Нет.

- Да. Это есть в сценарии.

- Именно это я и имею в виду, тупица, - заметила я, чувствуя, как паника подступает снова. - О том, что Сэм будет целовать Сару. Ты и я будем в другом месте, не так ли?

Он сделал шаг в мою сторону, и я, не поддаваясь, отступила. Я больше не проявляла слабости. Я стояла на своем.

Тепло его тела было до смешного интенсивное, и я чувствовала, как оно прожигало мою одежду. Его глаза захватили в плен мои, и, как обычно, у меня не было выбора, кроме того, как находиться в этой ловушке.

- Ты и я, мы оба знаем, что это не сработает, - проговорил он так тихо, чтобы только я могла услышать. - Как бы мы ни хотели, чтобы там выражали свои эмоции персонажи, это по-прежнему мои руки будут обнимать тебя, и мой рот на твоем. Сейчас я чувствую себя пятнадцатью раз облажавшимся, принимая во внимание количество багажа, которое есть между нами и которое может заполнить чертов универмаг, и я не хотел бы ничего больше, чем не участвовать в этой сцене, пока у нас не будет возможности поговорить о наших проблемах, но ты, похоже, не готова сделать это, так что, полагаю, мы зависли. Поэтому я попробую заблокировать все это дерьмо и просто сделать свою работу, но, честно говоря, я понятия не имею, что случится. Я думал, что если у тебя возникли проблемы, то мы могли бы поговорить о них, но, очевидно, ты счастлива «просто сделать это и посмотреть, что произойдет», так что давай, взломаем эту хрень и посмотрим, что вывалится.

Его способность делать меня неимоверно злой в течение тридцати секунд была просто поразительной. Он хотел поговорить сейчас, потому что это устраивает его? Невероятно.

Единственное, что хуже его способности принимать решения в отношениях, было его чувство времени.

- У тебя было три года, чтобы поговорить, - отрезала я, - но единственный раз, когда ты связался со мной, ты был пьян и говорил невразумительно.

- Это неправда. Я посылал письма...

- Ты посылал письма, которые были полны умных слов и жалких попыток заставить меня преследовать тебя... СНОВА. Они были неопределенными и бессмысленными, и ни в одном не говорилось, что ты испытываешь сожаление, высокомерный мудак.

- Что ж, может быть, я бы извинился, если бы ты перестала пинать мои яйца каждые пять секунд!

- Я бы не пинала твои яйца, если бы ты не отказался от нас! Дважды!

- Все в порядке? - обратился к нам Аро. Мы автоматически натянули фальшивые улыбки на наши лица и кивнули.

- Все хорошо, - успокоил его Каллен. - Просто совещаемся по поводу некоторых идей.

- Отлично. Давайте тогда начнем.

Каллен повернулся ко мне, и я решила закруглить эту беседу.

- Давай просто покончим с этим, - проговорила я, не в настроении быть с ним в одном зале, не говоря уже об игре в любовной сцене. - Бери сценарий, и давай сделаем это.

Он рассмеялся, но звук был пустым и горьким.

- Мне не нужен сценарий для этой сцены, Белла.

- Нет, я не думаю, что нужен, - согласилась я.

Мы заняли наши стартовые позиции на противоположных сторонах сцены. Aрo хлопнул в ладоши, чтобы установить в зале тишину.

- Ладно, все готовы? Тогда ты начинаешь, Белла.

Я вошла в образ более злой, чем должна была в этот момент по сценарию, но ебать его, я возьму эту злость и заставлю ее работать.

Мы проигрывали сцену, сильные слова и горькие эмоции парировали между нами, туда и обратно. Я двигалась вокруг него. Он держал дистанцию. Он уклонялся. Ему было больно.

Он великолепно справлялся с этим.

Я влезла в кожу Сары и сделала ее реакции моими. Воздух гудел от напряжения. Оно обосновалось в моем кишечнике, словно гнездо рассерженных ос.

- Я должен идти, - сказал он и начал уходить со сцены.

- Нет! - закричала я, и мука в моем голосе остановила его. - Ты не уйдешь, пока не скажешь мне, что не любишь меня.

Его плечи резко опустились, и он пробормотал ругательство.

- Скажи это! - настаивала я, желая, чтобы он посмотрел на меня. Он повернулся, и его глаза были полны противоречий. Наполнены болью.

Я сердито смотрела на него. Заставляя его увидеть, что мне тоже больно.

- Если хочешь разрушить нас, то, по крайней мере, сделай это должным образом.

Он боролся. Я не собиралась отступать.

- Скажи это, - мягко приказала я, пытаясь удержать потоки слез.

Он вздохнул и сделал то, что ему говорили:

- Я не люблю тебя.

Я могла практически слышать, как его сердце раскалывается через боль в его голосе. Его решимость ослабела.

Я приказала ему сказать это снова, и он сделал, но тихо. Я ломала его так, что он не мог уйти. Он должен был остаться и сломаться вместе со мной.

Я просила, чтобы он сказал это еще раз, а он мог лишь тяжело дышать. Его голос стал нетвердым и низким:

- Я... не... люблю тебя.

Его глаза устремились в пол. Он выглядел сломленным. Я хотела удержать его.

Нет. Неправильно.

Сара хотела удержать Сэма. Вот в чем разница.

- Ты все еще в это веришь? - спросила я, и когда он посмотрел на меня глазами, полными страдания и соленой воды, я почувствовала, что тону.

- Нет, - прорычал он, и прежде чем у меня появилось время подумать, подготовиться к этому или сбежать, он шагнул ко мне, а его руки оказались на моем лице. От соприкосновения с его кожей у меня перехватило дыхание, и когда воздух устремился в мои легкие, его губы накрыли мои.

Они были теплыми и мягкими, и он резко вдохнул, в то время как его руки напряглись, одна соскользнула на затылок и схватила меня за волосы. Он издал небольшой звук и пошевелил губами, и прежде чем я осознала, какого черта я делаю, я уже целовала его в ответ.

Вдруг мое тело оказалось прижатым к его, мои руки в его волосах, и каждая причина для ненависти растаяла во мне, когда наши рты раскрылись друг для друга.

Это было грубо и отчаянно, полно страсти, и я отчаянно не хотела чувствовать его, а через какое-то время забыла, что мы находимся в зале, полном людей, и почему? Потому что там жили лучшие воспоминания о нем. В его руках, его аромате, его губах.

Он простонал снова, и я вдруг вспомнила, что у нас уже это было – давно, когда казалось, мы не могли жить друг без друга, – но потом он все разрушил. Я ненавидела его за это, потому что как и в момент, между нами все было совершенно. Так, как должно было быть. Так, как должно быть теперь.

Спустя годы это то, чем мы должны были жить – своими губами и руками друг на друге, дыша одним воздухом. Но гребаный мудак был чертовски напуган, чтобы поверить в это. Вместо того, чтобы отдаться мне без остатка, он думал, что был слишком сломлен.

Возможно, я могла бы собрать его заново. Но у меня никогда не было всех его частей. И это был его выбор, не мой.

Я не хотела целовать его больше, но его язык хозяйничал у меня во рту, и я таяла точно так же, как и всегда. Нам всегда нравилось работать языками. Даже тогда, когда все остальное было совсем плохо, это связывало нас.

Я попыталась отступить, но его руки были плотно обернуты вокруг меня, и они ощущались настолько хорошо, в то время как перемещались по телу, которое не чувствовало этот огонь слишком долго.

Вот почему у меня не было долгосрочных отношений на протяжении последних трех лет. Вот почему я сплю с мужчинами лишь единожды и никогда не зову их снова. Потому что они не чувствуются вот так. Потому что они – не он.

Я так отчаянно хотела, чтобы кто-то меня разрушил так же, как это сделал он, но не вышло. Они даже не приблизились. И сейчас был первый раз, когда я действительно почувствовала себя пробужденной с тех пор, как он оставил меня, и я ненавидела себя за это.

Я встречалась со многими мужчинами. Хорошими мужчинами. Мужчинами, которые относились ко мне как к богине. И все же мое тело хотело только одного его. Исключительного мудака-разбивателя сердец.

Почему, черт возьми, я все еще целую его?

Я застонала и попыталась оттолкнуть его, мои ладони уперлись ему в грудь. Я освободила свой рот и успела выдохнуть: «Эдвард», прежде чем он пробормотал: «Боже... Белла» и поцеловал меня снова.

Я пыталась остановиться. Я хотела сказать, чтобы он прекратил это, но его рот был очень талантлив и крал все мои протесты.

Звуки он издавал жалобные и отчаянные, и я была уверена, что они принадлежали ему, а не его герою. Они заставляли меня забыть, почему мне нужно остановиться.

Вдруг Аро обратился к нам, и я возблагодарила Иисуса и всех святых за вмешательство. Сама бы я не смогла.

- Ладно, достаточно. Остановимся, прежде чем вам двоим потребуется комната. Хорошая работа. Отличная химия.

Его глаза резко открылись, а рот отпустил мой. Он тяжело дышал, и было что-то пугающее и интенсивное в его глазах.

- Белла...

Я оттолкнула его от себя, потому что он не мог целовать меня так и говорить мое имя таким тоном, и полностью владеть мной без моего гребаного разрешения. Он сделал шаг вперед, и я не могла больше выдержать. Прежде чем он смог прикоснуться ко мне, я влепила ему пощечину так сильно, как только могла.

Он положил руку на свою покрасневшую щеку, боль и растерянность проступили на его лице, и в течение нескольких секунд я на самом деле чувствовала себя плохо из-за этого.

Затем свет ушел из его глаз, и он ухмыльнулся как засранец, которым он и был, и мне захотелось снова влепить ему пощечину. Или ударить его. Или пнуть по яйцам. Жестко.

Сердце все еще колотилось в моей груди, и меня это бесило.

Он знал свою власть надо мной. Он рассчитывал на это, и воспользовался ею. А теперь мое тело дрожало и страдало и жаждало его так, как я не хотела, блядь, желать, и мне хотелось убежать и закричать и найти много тарелок, чтобы все их перебить.

Я ненавидела то, что он все еще может заставить меня чувствовать себя вот так. Что одним единственным поцелуем он может снести все защитные механизмы, которые я когда-либо против него имела.

Я ненавидела его за это, но себя ненавидела больше, потому что хотела, чтобы он сделал это снова.

Как обычно.

...