Глава 2. Ненавидя его.

Дневник Беллы Свон.

Понедельник, 18 января 2010 года.

Дорогой дневник,

Я снова вижу его во сне. Я не хочу вспоминать. Я стараюсь остановить это, но он все равно пробирается.

И вот он здесь. Под моими руками. Его губы на моей коже. Это идеально и тепло, и он не убежит в этот раз. Я вижу это в его глазах. Он хочет остаться.

Он снимает слой за слоем, раскрываясь мне. Раскрывая его. Раскрывая все, чем мы являемся. Это пугает его.

Я крепко прижимаю его к себе, желая избавить от страха, желая, чтобы он потерялся во мне. Чтобы остался.

Он этого хочет. Я знаю, что хочет. Но он уже утонул в трагедии. Я хочу, чтобы он передумал.

Он внутри меня. Это совершенство. Он это знает. Он говорит мне. Я ему верю.

Я даю ему часть себя, я не могу представить, что отдам кому-то другому. Он берет ее. Говорит мне, насколько ему это дорого. То, что он этого не заслуживает.

Он заслуживает.

Он единственный, кто заслуживает.

Он не может бороться с этим. Это слишком сильно. Слишком правильно. Это является всем.

Впоследствии он плачет. Удерживает меня, не желая меня никогда отпускать.

Но потом я ухожу, думая, что он останется голым. Красивым. Моим. Думая, что это не изменит положение дел.

Но это меняет.

Он одевается. Закрываясь снова. Одеваясь в то, что он знает. Что удобно. Что безопасно.

Он так маскирует слои, что я даже не вижу его, только страдание, которое он оставляет после себя, будто следы на снегу, показывая мне мою боль.

Он отталкивает меня, и я позволяю ему. Его слова должно быть правильны, потому что они у меня в голове, прежде чем он их произносит.

Это я. Это всегда была я.

Я видела то, что хотела видеть. Чувствовала то, что хотела чувствовать. Он играл роль. Носил маску, к которой я хотела прикоснуться. Губы, которые я хотела целовать.

Это моя вина, что он сердится на меня.

Я хочу принять его обратно. Я не могу.

Я хочу, чтобы он был таким, какой он на самом деле. Но он не такой.

Характер сцены меняется, снова и снова, но я не знаю своей роли. У меня нет реплики.

Все кончается, и я злюсь. Он носит лицо, которое я не заслуживаю видеть. Говорит слова, которые я не заслуживаю слышать.

Пожираю его глазами.

Я нахожу мои ноги и встаю на них. Они новые и неустойчивые, но мне все равно, если я упаду.

Я выпрямляюсь и показываю ему. Ему не нравится это.

Мне плевать.

Вот и решение.

Я смотаю этот клубок заново, плотно и непроницаемо. Он не может распутать его снова. Я не позволю.

Он дергает за это. Тест на слабые места.

И не находит.

Я смотрю в его новое лицо, не дрогнув. Его колкости не жалят, они просто раздражают. Я бросаю их в ответ подобно обидным искрам.

Они помогают сжечь мой позор. Они дают мне возможность быть. Сказать слова.

Это наши новые роли. Я скучаю по нашим старым, но они ушли. Исчезли.

Он пытается причинить мне боль.

Я не позволю ему.

Мне трудно сейчас. И все равно.

Он хорошо меня научил.

И это тоже пройдет.

Пока я не вспоминаю, я в порядке. Если я блокирую совершенство, я не тоскую по нему.

Иногда, в моих глазах, он плачущий и уязвимый, и это самое прекрасное, что я когда-либо видела.

Но это была игра.

А он актер.

И очень, очень хороший.

...

...

...
Дневник Беллы Свон

Среда, 3 Марта, 2010

Дорогой дневник,

Что ж, официально заявляю. Я идиотка. Полная, самая настоящая, создающая сама себе проблемы, в высшей степени идиотка.

Я сделала это.

Я сказала «да».

Несмотря на то, что инстинкт самосохранения во мне КРИЧИТ на меня, чтобы я сказала «нет», и хотя, когда я открыла рот, у меня были все намерения сказать «нет», по некоторым причинам (от чего, вероятно, мои гребаные волосы встанут дыбом, если я остановлюсь, чтобы проанализировать это в течение одной секунды), когда мой агент спросил меня, согласна ли я играть главную роль в новой романтической драме с Эдвардом я-могу-убить-его-и-без угрызений-совести-жить-с-этим-потому-что-он-мог-вывести-из-себя-даже-Мать-Терезу Калленом, мой предательский рот сказал «да», вместо «я бы предпочла вырвать свои собственные руки и избить ими себя до смерти».

Так что, теперь я облажалась.

Шикарно, полностью и во всех отношениях (вместо развлечения, где я могла бы иметь член в моей вагине и громкий оргазм) я облажалась.

Я не видела его уже три года. Три года свободы от его постоянных подколок и раздражительности. Свободы от его охренительно великолепного лица и вопросов, как, черт возьми, кто-то настолько привлекательный может быть таким чертовски злым. Три года никакого давления на каждую положительную эмоцию, что у меня была к нему, потому что я знала, что в конечном итоге это только приведет к огромному, кишкискручивающему жестокому разочарованию, чтобы оставить меня сломленной и не подлежащей восстановлению.

Н-да.

Это хорошо не закончится.

Белла.

...

...

...

Понедельник, 10 Мая 2010

Нью-Йорк

Первый день репетиций

Мое сердце колотилось, легкие горели, а нервы покрылись потом во всех самых негламурных местах.

Я вдруг услышала мамин голос в моей голове: «... леди не потеют, Белла, леди сияют».

В таком случае, мама, я сияю как свинья.

По крайней мере, я никогда не утверждала, что я – леди.

Я повторила себе, что «сияю», потому что опаздывала.

Я знала, что это не причина, но это то, что я говорила себе постоянно, потому что, несмотря на мое бахвальство, видимо я все еще испуганная маленькая девочка с отчаянной потребностью в одобрении других людей. По крайней мере, это то, в чем мой психотерапевт / лайф-коучер убедил меня. (п.п.: лайф-коучер помогает определиться с жизненным путем, а потом подталкивает в нужном направлении) И да, я на самом деле благодарна ему за эти перлы оскорбительной мудрости.

Я бежала через дорогу, едва уворачиваясь от безостановочного Нью-Йоркского движения. Несколько таксистов прокляли меня на разных языках.

Я живо махнула им средним пальцем, уверенная, что этот жест означает «пошел ты» во всем мире.

Я посмотрела на часы, когда вошла в театр, и направилась по лестнице в репетиционный зал.

Проклятье.

На пятнадцать минут позже.

Я почти видела усмешку на его лице, и с ужасом осознала, что прежде чем я даже появилась в зале, у меня уже было непреодолимое желание дать ему пощечину.

Черт возьми, почему я не могу прийти вовремя хотя бы один раз? ПОЧЕМУ?

Последнее, что мне нужно, это дать ему оружие для нападения. А он и без того довольно беспощаден.

- Сохраняй хладнокровие, Белла, - прошипела я себе под нос, остановившись перед дверью и попытавшись взять себя в руки. - Ради Бога и твоих жалких остатков здравомыслия, сохраняй... хладнокровие.

Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, отчаянно пытаясь успокоиться. Это сейчас я понимала, что «отчаянно пытаясь успокоиться» в значительной степени означало «доводить себя до еще большего безумия», и мысленно пнула себя за то, что я такая идиотка. Потом я начала мысленно фантазировать о том, как пинаю его. Потом на самом деле пинаю его. Потом шлепаю его по заднице... затем кидаюсь на него и трахаю этого мудачину до полусмерти, и, Господи Боже мой, КАКОГО ЧЕРТА Я ДЕЛАЮ?

Я зажмурилась и сжала челюсть, прежде чем удариться лбом о стену с большей силой, чем ожидала.

- Ебаное ой!

Мне хотелось плакать или кричать, или ударить, или поцеловать, и так как я не могла сделать ничего из этих вещей, я топала ногами и про себя кричала, что разочаровалась в себе и в нем, и во всей этой ебаной ситуации, а в первую очередь в том, что согласилась.

Я закончила свою истерику и сползла по стене вниз, на самом деле чувствуя себя так плохо, насколько это вообще возможно для человека.

Дерьмо. Слишком сильно для сохранения моего профессионального самообладания.

Я вся на взводе.
Я рывком открыла дверь и зашла в репетиционный зал, взволнованная и разъяренная, и почувствовала на себе его взгляд еще до того, как увидела его самого.

Смотри на меня сколько хочешь, Членвард, у меня на тебя иммунитет. Персональный иммунитет.

Я осознавала, что, вероятно, выглядела, как сумасшедшая, но в данный момент я была выше этого дерьма.

Я услышала тихий смешок и внезапно испытала желание наброситься на него и вырвать все его ногти, только чтобы услышать его крики.

Игнорируй его, игнорируй его, игнорируй его.

Я в отчаяние сцепила зубы.

Конечно, он пришел вовремя. Он патологически пунктуален. А я всегда опаздывала. И это то, что он во мне ненавидел.

Одна из многих вещей.

Я сопротивлялась желанию осмотреться, чтобы найти его, потому что... ну... это то, что я хотела сделать, и это то, чему я научилась с появлением Эдварда Каллена – подавлять мои природные инстинкты или, по крайней мере, игнорировать их. Вот до чего все дошло между нами. Думаю, я что-то испытывала к нему, когда, по сути, он не предложил мне ничего.

Я направилась к режиссерскому пульту, где наш режиссер, Aро Фриори, тихо беседовал с нашими продюссерами, Кармен и Елеазар Вайнштейн, и нашим театральным менеджером – сестрой Эдварда, Элис.

Эдвард и Элис – это единый комплект. В его контракте прописано, что его сестра работает на всех спектаклях, в которых он участвует, что сбивало меня с толку, учитывая, что они ссорились как кошка и собакой.

Я бы сказала, что Элис его соломка на все случаи жизни, но, конечно, зачем ему это нужно? Ведь ему не нужно никого и ничего, не так ли? Он неуязвимый. Он гребаный тефлон!

Я лишь прикоснулась к нему. Прикоснулась, и больше ничего в моей жизни не было таким же как всегда.

Перестань. Не думай об этом. Не смей!

Я смотрела, как Элис показывала макет декораций, которые мы будем использовать. Она рассказывала им, как будет работать механика сцены.

Они слушали и молча кивали.

Я не против работы с Элис. Она точно знала, что делает, и я всегда чувствовала, что у нее все под контролем. Прежде мы работали вместе. Фактически, миллион лет назад мы были хорошими друзьями, когда я еще думала, что ее брат был рожден от человеческой матери, а не появился из задницы Сатаны.

Они смотрели, как я приближалась к ним.

- Я знаю, знаю. Простите, - пробормотала я, бросив мою сумку на стул и начав копаться в моей репетиционной заначке.

- Все хорошо, caro, - уверил меня Аро с понимающей улыбкой. - Мы все еще обговариваем производственные детали. Успокойся, обустраивайся, выпей кофе, выкури сигарету. Мы начнем минут через двадцать. (п.п.: caro (ит.) – дорогая)

- Супер, - проговорила я, выкапывая мой сценарий, воду, сигареты и карандаш.

- Эй, привет, - сказала Элис и тепло улыбнулась.

- Привет, Эл, - ответила я, стараясь улыбнуться и проваливая попытку.

Моя сумка соскользнула с сиденья и громко плюхнулась на пол.

Я покачала головой и выдохнула, не поддаваясь искушению выкрикнуть парочку отборных ругательств, которые заставили бы покраснеть даже дальнобойщиков.

Я опять услышала смешок и, клянусь всемогущим Богом Оправдывающим Убийства, я, блядь, задушила бы его голыми руками.

Я подняла глаза на Аро, закипая внутри.

Это его вина. Он тот, кто хотел, чтобы мы вместе участвовали в этом спектакле. Он тот, кто убедил меня, что это будет большим шагом в карьере, когда, на самом деле, это станет последним выступлением, которое я сделаю, потому что готова устроить кровавую бойню в любую секунду и буду скрываться в течение всей жизни.

Он дал мне ободряющую улыбку и вернулся к обсуждению.

Смешки позади меня прекратились, и я могла чувствовать взгляд, обжигающий мою кожу.

Я проигнорировала знакомое жжение.

Усмехайся сколько хочешь, ты, раздражающий ублюдок. Твои игры разума уже устарели. Я знаю все твои трюки и готова к ним. Можешь начинать.

Но сначала мне нужна сигарета.

Я стала рыться в моей сумке, отчаянно пытаясь найти зажигалку. Это просто, блядь, невозможно. Мне серьезно необходимо освободить сумку.

Иисус, чего у меня здесь только нет! Клей, бумажные носовые платки, косметика, обезболивающие, ингалятор, старые билеты в кино, маленький флакончик духов, тампоны, ключи, горстка карамелек, игрушечная фигурка одноногого вампира – что за хрень?

- Извините меня, мисс Свон?

Я подняла глаза, чтобы увидеть симпатичного, темноволосого мальчика, протягивающего мне что-то подозрительно похожее на двойную порцию маккиато из зеленых бобов с толстым слоем сливок и шоколадной крошкой.

- Ничего себе, вы выглядите напряженной, - сказал он с правильной долей беспокойства, что сберегло его уши и зубы. - Я Сет. Помощник продюсера. Кофе?

- Привет, Сет, - проговорила я, глядя на него и с сомнением разглядывая картонный стаканчик. - Что это такое, дружище?

- Двойная порция маккиато из зеленых бобов с толстым слоем сливок и шоколадной крошкой, - с гордостью произнес он.

Я кивнула, впечатленная.

- Так я и думала.

- Я ознакомился с предпочтениями и непредпочтениями вашими и мистера Каллена, чтобы предугадывать ваши потребности и тем самым сделать менее напряженной и более благоприятной репетиционную атмосферу.

Благоприятную репетиционную атмосферу? Со мной и Калленом? Ох, бедный заблуждающийся ребенок.

- Угу, - фыркнула я, взяв у него кофе и с подозрением принюхиваясь к нему, в то же время другой рукой продолжив копаться в сточной яме с дерьмом, как я называла свою сумку. - Неужели?

Где, черт возьми, моя зажигалка?

- Да, мэм.

Он залез в карман, достал зажигалку и протянул ее мне с сумасшедше-милой улыбкой.

Я вздохнула и откинула голову назад.

Святой Иисусе. Этот мальчик был послан самим Богом.

Я взяла зажигалку и еле устояла перед искушением обнять его.

Мой психотерапевт говорил, что я слишком объятьелюбивая. На самом деле, его термин звучал как траханьелюбивая, но я могла бы измениться, чтобы почувствовать себя лучше.

Вместо этого я улыбнулась этому пареньку.

- Сет, надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, потому что мы только что познакомились, но... думаю, что я люблю тебя.

Он хихикнул и в смущении опустил голову.

Жжение на моей коже становилось все более интенсивным.

Отвали, Каллен. Ты что, не видишь, что я пытаюсь делать вид, что ты не существуешь?

- Если вы хотите выйти и покурить, я потом приду и скажу вам, когда они будут готовы начать, - предложил Сет, и если бы не было похоже, что ему шестнадцать, я бы, наверное, поцеловала его. С языком.

- Ты супер-звезда, Сет.

Я схватила сигареты и зажигалку, и направилась к служебному выходу.

Жжение последовало за мной.

Я увидела периферийным зрением темный силуэт, ссутулившийся в кресле на противоположной стороне зала. Я распрямила плечи и сделала вид, что мне насрать.

И мне насрать.

Лгунья.

Я толкнула дверь и выдохнула, когда она закрылась за мной, отрезав от невидимого напалма и оставив меня оцепеневшей.

Я сказала себе, что не скучаю по жжению.

Я поднялась по лестнице за сценой к выходу. Сунула сигарету в рот и закурила, прежде чем дверь в переулок закрылась позади меня.

Я выдохнула и постаралась расслабиться, прислонившись к прохладной кирпичной стене и глядя на тонкую линию неба, которая виднелась между зданиями.

Не позволяй ему добраться до тебя. Прошло три года. Не играй в его мудацкие игры разума. Он имеет нулевую власть над тобой.

Нулевую.

Я курила и проговаривала про себя положительные вещи. Они обычно работали. Но только не сегодня.

Я затушила окурок и выбросила его в мусорный контейнер. Я терпеть не могу курильщиков, которые оставляют окурки на земле. Неужели чертовски трудно выбросить их в мусорное ведро? Действительно.

Я открыла дверь и чуть не обделалась.

Он стоял там.

Глядя на меня.

Жжение охватило меня целиком, и моя кожа уже не была моей. Она стала его.

Ебать. Это.

Его глаза были такие же, какими я их помню. Завораживающие. Насыщенные.

Его лицо. Иисус, его лицо. Я и забыла. Я заставила себя забыть.

Это слишком много. Слишком красиво.

Что больно смотреть.

Я почувствовала прилив крови к щекам и прокляла мои глупые кровеносные сосуды.

- Привет.

Его приветствие было странно простым и лишенным мудачества. Я сразу насторожилась.

Я нацепила на лицо маску и улыбнулась так, будто бы не предпочла быть съеденной заживо за возможность видеть его великолепное ублюдочное лицо.

- Привет, Каллен.

Он продолжил смотреть на меня. Как он не поймет, что было бы намного проще для меня, если бы он просто, блядь, прекратил это?

Он сделал шаг вперед, и я уже серьезно не могла дышать. И отвести взгляд тоже. Он как липкая бумага для ловли мух, и внутри меня все жужжало и пыталось вырваться на свободу.

- Я уже начал думать, что ты избегаешь меня, - сказал он, и в его голосе была растворена боль, и я не знала, истина это или игра.

Он всегда был очень талантливым. Раздражающим как ад, но талантливым.

- Зачем мне это делать? - Мое лицо дышало невиновностью. Я талантлива не меньше.

Он нахмурился и, похоже, хотел что-то сказать.

Я ждала.

Он сглотнул. Его глаза такие пронзительные.

Я чувствовала себя так, будто он контролировал мое дыхание силой своей мысли.

Не думаю, что он фактически способен на это. Придурок.

Что-то мерцало в глубине его глаз. И это заставляло мои внутренности трепетать.

Он моргнул, и все прошло.

Наконец, он заговорил:

- Как ты?

Ничего себе. Вот это облом.

Снова его слова мудачески-свободны. Кто этот человек и что он сделал с тем засранцем, которого я знаю и ненавижу?

- Я... хорошо. - Я была уверена, что мой голос звучал так, будто я просверливала дырку в моей голове. Так или иначе: это то, что я собиралась сделать.

Он кивнул, и его слишком пронзительные глаза все еще смотрели на меня. И я действительно хотела бы быть где-то в другом месте, потому что сейчас он выглядел таким настоящим, каким я его помнила, когда он выключал своего внутреннего недоумка, и эти воспоминания причиняли боль моему сердцу.

- ...А ты? Как ты? - спросила я, потому что это вежливо, а не потому, что меня это заботило.

Мне все равно.

Такая лгунья.

- Я... в порядке.

Что-то было в его тоне. Что-то... скрываемое. Он выдал достаточно, чтобы затронуть мое любопытство, но я не хотела копаться в этом, чтобы узнать больше, потому что знала, что это то, что он хотел, а я отказывалась реагировать так, как он привык.

- Ты в порядке? Вау, это круто, Эдвард. Приятно слышать! - сказала я с правильной дозой веселья, зная, что это точно его разозлит.

Сработало.

Он перестал пялиться на меня и провел рукой по своим волосы, его тело резко приняло знакомую позу засранца из засранцев, которого я так хорошо знала.

Наконец-то я могла дышать.

- Вот как? - насмешливо сказал он. - Три года, и это все, что ты можешь сказать мне?

Внутри меня все сжалось и сделало кульбит.

Нет, мудила, это не все, но что за хренов вопрос? Все уже было сказано прежде, и вести разговоры по замкнутому кругу разнится с моим представлением о хорошем времяпровождении.

- А-ха, это все, - весело парировала я, протиснувшись мимо него, и протопала вниз по лестнице, не обращая внимания на жжение на моей коже там, где я соприкоснулась с ним.

Я услышала приглушенное «блядь», прежде чем он последовал за мной, и я мысленно отметила в моей голове: Свон – 1, Каллен – 0.

Он пошел быстрее и схватил меня за руку, прежде чем мы достигли последней ступеньки. Он повернул меня лицом к себе, и я прижалась спиной к стене, потому что он был слишком близко. Он поймал меня в ловушку своих рук, опершись ими в стену около меня.

Я ожидала, что он прижмется ко мне, погубив меня своей кожей и своим ароматом.

Но он этого не сделал. Он просто стоял там, – руки с двух сторон от меня – но не прикасался ко мне. Его глаза не прекращали говорить со мной, хотя рот его молчал.

Он снова стал смотреть на меня, и вдруг весь воздух на этой тесной, темной лестничной клетке стал густым, как вата, и грубым, как наждачная бумага. Я почувствовала приближение клаустрофобии, но не позволила ему заметить это.

Никаких слабостей.

Он научил меня этому.

- Белла, - сказал он, и я возненавидела то, как скучала слышать его, произносящего мое имя так чертовски твердо, - как думаешь, мы не могли бы просто оставить всю ту херню, что случилась, позади и начать все заново?

Его лицо было таким искренним, но я видела его и раньше. Каждый раз, когда я верила ему, я, в конечном итоге, получала вырванное сердце. Какого хрена я должна верить в то, что в этот раз будет по-другому?

- Ты хочешь начать снова? - недоверчиво проговорила я, и знала, что выражение моего лица стало остервенелым. - О, конечно. Без проблем. Давай начнем снова. Какая изумительная идея. Почему я не подумала об этом?

- Я не это имел в виду...

Блядь, мне захотелось ему врезать.

- Тогда что, что ты имел ввиду, а? - Я двинулась вперед, а он отступил назад, и теперь его спина была прижата к стене. - Пожалуйста, Каллен, поделись своей ублюдочной мудростью. Скажи мне, что ты имел в виду.

Я увидела, как сжалась его челюсть. Он был просто в бешенстве.

Хорошо.

С этим я могла справиться.

- Что сейчас, блядь, все по-другому, понятно? - прокричал он, и я почувствовала облегчение. Я знала его таким: напряженным и темноглазым и защищенным броней. - Я хочу, чтобы было по-другому. Я уже говорил тебе это много раз! Я знаю, что облажался. Знаю. И ГОВОРИЛ тебе об этом! Почему, блядь, меня это вообще заботит? Тебе, очевидно, наплевать на меня или на то, что я хочу сказать!

- Очевидно! - крикнула я в ответ, и ритм нашего гнева стал успокаивающим. Знакомым.

- Три гребаных ГОДА! - резко оборвал он меня. - Три года, и тебе НЕЧЕГО сказать мне? Никаких комментариев обо всем, что ты видела или слышала или ЧИТАЛА за это время? Ничего из того, что я сказал по моему е-мейлу, ничто не значит для тебя? Не-блядь-вероятно.

- Что ты хочешь, чтобы я сказала, Эдвард? Ты оставил меня! Ты сбежал – снова! Хочешь херову медаль за это, потому что, уверена, я могу прикрепить немного дерьма на бляшку и назвать это наградой Цыпочкино-Дерьмо, если это сделает тебя счастливыми!

- Не это сделает меня счастливым! Ты знаешь, чего я хочу! - прорычал он и толкнул меня обратно, и теперь он был так близко, что я могла почувствовать его дыхание. - Но что хочешь ты, а? Хочешь, чтобы я извинился? Потому что я это сделаю! Если это поможет, я буду извиняться, пока не потеряю мой чертов голос. Просто скажи мне! Поговори со мной! Что, черт возьми, я могу сделать, чтобы ты была счастлива?

Его лицо было близко. Слишком близко. Я не могла думать. Все, что я могла делать, это смотреть на его рот. Я не хотела. Я хотела ударить его, да так, чтобы взметнулись пряди его чертовски великолепных волос, и уйти с высоко поднятой головой. Я хотела побить его кулаками, пока он не понял бы, что я не была по-настоящему счастлива все эти годы, и в этом виноват только он. Я хотела сделать так много вещей, но все, что я делала, это стояла там и смотрела... пытаясь дышать.

Он тоже смотрел, и его дыхание было таким же прерывистым, как и мое.

Стены двигались на нас, толкая ближе друг к другу. Заставляя меня гореть и мучиться желанием.

Он смотрел мне в глаза, и его лицо распадалось на части. Наполняясь хмурым сожалением.

- Иисус... Белла... разве ты не видишь? Я так хочу быть другим.

Это слишком много. Слишком рано. Я должна уйти.

Дверь внизу открылась, и свежий порыв воздуха помог мне очнуться.

Я посмотрела туда и увидела смущенное лицо Сета, глядевшего на нас.

- Мистер Каллен? Мисс Свон? Все в порядке?

Я посмотрела на Каллена. Он смотрел вниз и тяжело дышал.

- Все замечательно, Сет, - проговорил он и провел пальцами по волосам. - Просто замечательно и блядски превосходно.

- Ладно, - просиял Сет. - Просто даю вам знать, что мы вот-вот начнем.

Его голова исчезла, и теперь мы опять остались наедине. Мы и дохрена багажа, который нас окружал.

Он посмотрел на меня, и я отвернулась.

Его глаза были слишком неистовые.

- Мы здесь, чтобы выполнять свою работу, - сказала я, глядя на грязные поручни, потому что смотреть на него в данный момент – это не вариант. - Давай просто попробуем сделать это, ладно?

Он выдохнул, и я знала, что это звук поражения.

- Отлично.

Я спустилась по лестнице и протолкнулась через дверь, внезапно вырываясь из кроличьей норы обратно в реальный мир. Он шел за мной, и я могла точно сказать, где он, по ощущаемому жжению.

Я направилась к своей сумке и взяла мой сценарий и воду, прежде чем занять место за большим столом.

Я выдохнула и попыталась игнорировать тепло слева от меня, поскольку он сел рядом со мной.

- Все в порядке? - спросил Aрo, глядя на нас, и поднял брови.

- Да. Хорошо, - сказала я так же беззаботно, как летний ветерок.

Я посмотрела на него и улыбнулась – хотя и не была очень счастлива – и вдруг вернулась в первый год театральной школы, где лгала сквозь зубы, делая каждого еще счастливее.

Играя свою роль.

- Тогда давайте начнем с самого начала, хорошо? - проговорил Аро и раздался шелест бумаги, так как все открыли свои сценарии.

Какая превосходная идея. Все хорошие истории нужно с чего-то начинать.

Почему должно быть по-другому?

...

...

...