Белла даже не подозревала, что за часы, прошедшие с момента, как он впервые увидел ее бледное лицо на фоне темных волос и ночного неба, Эдвард сгорал от благодарности, страсти и жестокости. Даже жаль, что она не знала, так как прикладываемая им сила для подавления захватывающих его импульсов не шла ни в какое сравнение с прошлыми разами. Когда он выбрался на поверхность, ему хотелось лишь стащить с нее джинсы и прижаться лицом к коже, чтобы кровь, гниль и злость исчезли, и остался лишь ее аромат.

Очевидно, благодарность смешалась со страстью.

С жестокостью тоже все легко. Над ним стоял чертов страж Вольтури. Рядом с Беллой. Ему хотелось сбросить Деметрия в яму, чтобы он побыл там пару дней. Неважно, что тому ничего не было известно о его похищении. Достаточно того, что это сделали его товарищи – коротышка-ирландец Корин с огненными волосами и второй, помедленнее и потяжелее, Сантьяго, с взрывным характером, из-за чего он и сломал Эдварду ребра, пока рыжий его не оттащил.

Вместо этого, он молча лежал у ног Беллы, пока она не отослала ищейку. И когда она коснулась его, он не повалил ее, не прижал ко мху и не провел языком по ее бедру.

Да он святой, прямо контроль во плоти, и, главное, он не мог ей об этом сказать, потому что узнай она даже о половине вещей, которые он желал сотворить с ней, или с Энкиду, или с Маркусом, то нашла бы способ запереть его где-нибудь, пока будет разбираться со своим создателем. Теперь новорожденный не собирался упускать ее из вида. Он встретился лицом к лицу с жаждой крови и проиграл, но в то же время понял, что это не его вина. Одному Богу известно, он пытался спасти того человека, чье сердце еще билось. Даже когда жажда подавила его сопротивление, ему не хотелось убивать, так что Белла ошибалась, думая, будто он слишком молод и не знал, чего на самом деле хотел. Застряв в рагу из тел, он знал, что оттуда его вытащит только один человек. Она его половина, и если это не так, то он прогнет все правила, чтобы это стало правдой.

Сейчас же прогнуть правила значило сохранять спокойствие, несмотря на то, что повсюду чувствовался ее запах, ее разум открывал новые тайны, он был обязан ей своей свободой, а Белла обвинила его в том, будто это все было шуткой. Пока Эдвард скрывал свои эмоции от нее. Это как биться в смирительной рубашке, но за спокойствие ему позволено находиться здесь, расхаживая с подветренной стороны лагеря Энкиду рядом с ней.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Жду.

Он заставил себя остановиться, перестав вытаптывать дорожку в грязи. На нем не было обуви, и после той воды в яме грязь давала ему ощущение чистоты. Футболку он оставил там же на краю, но подавил желание снять джинсы и вымазаться полностью в глине. Если предположить, что он останется жив сегодня, то в будущем Эдвард надеялся принять очень долгий душ.

— В лагере без изменений? — поинтересовалась она.

Они подошли достаточно близко, чтобы Эдвард слышал мысли Энкиду, но не настолько, чтобы волки уловили их запах.

— Оборотни что-то напевают, я не знаю языка, — заговорил он. — А от Джинни голова трещит.

У девчонки самые громкие мысли, какие он только встречал, да еще идущие совершенно вразнобой: ей было страшно, и в целом она думала о том, что делала на радость деду. Все говорили Эдварду, что он не контролирует себя, но, на его взгляд, это у нее в голове гиперактивные сорванцы. Просто Повелитель мух какой-то.

Но несмотря на это разум Джинни все равно оставался куда более приятным, нежели Энкиду. Тот походил на чернильницу, словно это он находился в колодце, подняв взгляд на тусклый мир. Каждая его мысль была пропитана подозрением. Смотря вокруг себя, он везде видел предательство. Не доверял даже волкам, распевающим у своих ног, которые были полностью преданы ему. И этот факт, что Энкиду ни на кого не рассчитывал, делал его уязвимым. Эдвард лишь надеялся, что это окажется полезным.

Вожак оборотней отнял голову от земли и согнулся. Основной поток пения проходил на иностранном языке, но некоторые его мысли проскальзывали на английском. Мужчина считал Энкиду “Темным Спасителем”, и Эдвард бы заплатил, чтобы показать, каким темным местом на самом деле являлась голова его спасителя. Оборотни поднимались так синхронно, что становилось ясно – они делали это раньше. Энкиду сначала подошел к главному, положил одну руку ему на плечо, а второй склонил голову, обнажая мужскую шею. Неужели он собирался…

— И правда. Пьет.

Белла не поняла.

— У них человек?

— Он пьет из оборотней, по очереди, — уточнил Эдвард. — Отпивает даже. Называет это церемонией единения, но есть другая причина, из-за которой он так самодоволен, что-то, о чем не думает… А. Вот оно.

— Что? — спросила Белла. Она встала перед ним, и до него дошло, что он, видно, начал снова расхаживать, так как пришлось остановиться во избежание столкновения с ней.

— Силу ему придает кровь оборотней. Именно так ему удалось использовать дар Джейн против нее.

Судя по всему, на вкус их кровь была такой же кисло-горькой, как и на запах. Эдвард проводил дни в окружении вони женщины, сбрасывающей ему “еду”. Резкий, как аммиак, запах, он напоминал ему затхлый дух кошачьей мочи. И как бы мерзко это ни звучало, похоже, Энкиду наслаждался обжигающим вкусом их крови. Он получал какое-то извращенное удовольствие оттого, что мог заставить себя пить ее. Запутанно, но теперь Эдвард понимал, как Энкиду мог чувствовать от Беллы страх и не испытывать инстинктивного желания уйти.

Пение остановилось, поднималась луна.

— Я думал, ты сказала, что оборотни, обращаясь, становятся дикими созданиями.

Белла кивнула.

— Он их не боится, — произнес он. Она собралась было сказать, что Энкиду никого не боится, но вампир поднял руку. — В смысле, он уже так делал. Они не нападают на него.

— Скорее всего, это их инстинкт до сих пор говорит им, что Энкиду их альфа.

Мысли оборотней начали исчезать, словно погружаясь в темноту воды, поначалу мутную, а затем тихую.

— Обратились, кажется, — заметил он.

— Тогда идем, — Белла двинулась в сторону лагеря, но резко остановилась, отчего он чуть не врезался в ее спину. — Мне нужно, чтобы ты оставался спокойным несмотря ни на что, — попросила она.

Он обхватил ее запястье, возможно, чуть сильнее, чем стоило.

— Я не совсем бесполезен.

Ее реакция на его прикосновение не могла удивить его сильнее. Ей хотелось прижаться к нему, положиться на него, но тут она отняла руку, словно обожглась. Его бы обидело ее хмурое выражение лица, не знай он, что она боялась не его слабости, а своей.

“Он делает меня слабой, — думала она, — а сейчас я этого позволить не могу”.

— Когда-нибудь ты поймешь, что можешь рассчитывать на меня, — сказал он.

Она отвернулась с пустым выражением лица, но ему и не хотелось создавать ей лишние трудности, пока она готовилась к тому, что ждало их впереди. Так что он молча шел за ней, надеясь доказать свои слова действием. На самом деле Эдвард не боялся Энкиду, хотя стоило бы. Ревность и негодование затмило все остальное. Энкиду собственнически относился к Белле, словно она принадлежала ему. И то, что Белла считала, будто обязана ему жизнью, не помогало.

Они приближались, и вонь волков становилась невыносимой. Никаких признаков стражи Вольтури встречено не было, о чем Эдвард не жалел. Даже если они и могли повалить одного или двух волков, он бы предпочел сделать это без их помощи.

— Пришли, — шепнула Белла, и Эдвард в первый раз увидел через листву деревьев внучку Бэта, одетую как городскую, а не для джунглей, и стоявшую как можно ближе к костру, словно это было самое безопасное место в кругу. Пожалуй, так и было.

В мыслях Беллы остался лишь звук треска огня и ощущение рельефной коры под рукой. Ее дыхание практически сошло на нет. Он ждал, не в силах последовать за ней по дорожке сосредоточения, но понимая, зачем ей это нужно. Вот она уже обратила все внимание на дыхание, такой знакомый жест. Мокрая лоза прижалась к ее лодыжке. Теплый воздух, воняющий волками.

Практически за мгновение, как ее разум мог выдать намерения, она двинулась в круг.

Разрозненная группа огромных волков — и теперь они действительно были волками, коричневые и черные, и даже один серый, он был крупней остальных — похоже, среагировала, как обычно, на ее появление, зарычав и сплотившись. Энкиду вскинул руку ладонью вниз, и рычание прекратилось.

— Изабелла, — вздохнула Джинни. Прошла всего пара часов, и она начала беспокоиться, вернется ли за ней кто, из-за чего Эдварду хотелось стукнуть ее. Неужели она совсем не знала Беллы?

— Дэ, — поприветствовал Энкиду.

Белла вздрогнула, услышав свое старое имя, но когда он протянул руку с показным движением запястья, совершенно непохожим на то, как он контролировал волков, она подошла ближе. Эдвард шагал за ней, пока не оказался рядом с Джинни. Белла мысленно просила оставаться его позади, и как минимум на секунду он был готов сделать так, только бы показать ей, что способен на это.

— Твое дело не задержало тебя надолго, — заметил Энкиду.

Разум Беллы словно окаменел, это Эдвард испытал в первый день, когда толкнул ее в стену, но лицо, на удивление, сохраняло мягкость.

— Мое дело не закончено. Мне надо отвести этих двоих домой.

Энкиду даже не глянул на Эдварда, когда Белла махнула на него и Джинни. Он взял Беллу за руку, поглаживая ладонь большим пальцем по кругу. Он был так уверен в ней, но в то же время его представление об Изабелле разительно отличалось от женщины, которую узнал Эдвард. Он считал ее чуть ли не куклой, которую можно взять или отбросить по настроению.

— Уверен, они могут добраться до дома без твоей помощи. Не дети же.

— Этот новорожденный, — отметила Белла, свободной рукой указывая на Эдварда.

Волки ходили кругами, едва сдерживаемые командой сидеть. Энкиду не отрывал глаз от лица Беллы.

— Пусть эта из викингов о нем позаботится.

— Он моя ответственность.

— Ты нужна мне здесь.

— И я тебе сказала… Я не могу услужить, пока не сдержу обещание. Позволь мне возвратить их, и я вернусь к тебе.

Она врала, но говорила так искренне, что ни имей Эдвард доступа к ее голове, то поверил бы ей. Энкиду так и сделал. Он даже верил, что ей не терпелось вернуться к нему. Постоянный шепот смеси беспричинного высокомерия с отвращением к себе под ним дал Эдварду повод сомневаться, помнил ли Энкиду о том, что он их слушал. Несмотря на уверенность, что она вернется, Энкиду желал оставить ее рядом сейчас, ему хотелось внушить ей, будто выбор времени будет за ним, а не за ней. Он протянул руку и провел костяшками по ее груди. И в этот раз Эдвард зарычал, хотя тот коснулся бронзы, а не кожи.

— Ты все еще помнишь былое, — произнес Энкиду. — До сих пор носишь подвеску, — он поднял ее и обхватил пальцами. А затем чуть потянул, заставляя Беллу податься вперед, и Эдвард преодолел полпути к ней прежде, чем понял, что движется.

— Свали. На хрен, — огрызнулся он, чем действительно напугал Энкиду. Идеальный момент для удара Беллы, будь это в ее намерениях. Но не успел Эдвард встретиться с ней взглядом, как Энкиду очнулся и впервые посмотрел на новорожденного.

— Ты слишком молод, чтобы понять значение этого, — сказал Энкиду, не выпуская кинжала из пальцев. — Это не просто инструмент для ритуала дара крови. Он куда более выдающийся, чем то, что создал ваш век. Сплав ломкого олова и мягкой меди сотворил первые металлические лезвия. Это вытащило человека из Каменного века. Его сберегли для тех, чьей власти хватило наладить торговые пути, дабы свести два противоположных металла вместе, для тех, чьих знаний хватило сделать из них бронзу. Кинжал я принес с собой из Ниневии (п.п.: с VIII—VII веков до н. э. столица Ассирийского государства. Находилась на территории современного Ирака (город Аль-Мосул), на левом берегу реки Тигр на холмах Куюнджик) в дикую Европу, где встретил народ Дэ. Она жила в деревне, человек шестьдесят их было, они пытались обрабатывать шерсть и солому, ставили камни на солнцестояние. И, как и остальные, они с радостью преклонились перед тем, кто обладал силой большей, чем у них. Я даже не охотился на них. Они сами разрезали себе кожу ножами, как вот этот, и предлагали кровь мне. И Дэ… — говоря, он снова повернулся к Белле. — Помни, что я создал тебя, — обратился он к ней. — Когда они тебя чуть не убили, ты с радостью принимала дань от людей вместе со мной.

Наконец он замолчал, чтобы сделать вдох и продолжить говорить, но Эдвард его перебил:

— Я знаю одно. Ты без ума от своего голоса.

И вновь секундное удивление – неужели парня никто не затыкал? И снова Белла либо не увидела, либо не захотела воспользоваться моментом и нанести удар. Она переживала о волках – одиннадцать против троих – что они сделают, подними она руку на Энкиду. И в ней все еще жила надежда, что удастся выпутаться разговорами, хотя Эдвард мог ее избавить от переживаний. Энкиду не собирался просто так позволить ей вновь уйти.

— Достаточно, — заговорила Белла и потянулась назад, разрывая цепочку, так что Энкиду остался держать одну подвеску. Украшение было на ней так долго, что она практически выглядела обнаженной без него. — Я сказала тебе о своих обязательствах. Я уйду и потом вернусь.

Джинни не произнесла и слова после “Изабелла”, но сейчас испуганно вскрикнула. На мгновение Эдварду показалось, будто это из-за лжи Беллы, но пока он отвлекся, вышел Деметрий с Джейн и Алеком. Новорожденный не знал их намерений, пришли ли они помочь или навредить, но паранойя Энкиду разыгралась при их появлении.

— Ты пошла к ним, — обвинил он Беллу. — После всего, что я для тебя сделал.

— Я не ходила, — возразила она, видя, что теперь ее слова для него ничего не значили. Вампирша начала придвигаться ближе к Эдварду, ее тревога росла, а с ней росло и напряжение. Оно потрескивало в воздухе, отчего волки, оскалившись, завыли, а стражи Вольтури замерли на месте. Джинни рухнула где-то у костра.

Эдвард протянул руку придержать ее за локоть, чтобы помочь ей устоять на ногах. Брови Энкиду поползли вверх, и вампир долгое мгновение смотрел на Эдварда. Он глянул на волков, и Эдвард понял, что тот сейчас отдаст им команду напасть на него, но этот же взгляд уловила и Белла.

— Нет, — вступилась она. — Не делай этого.

Но его рука уже разрезала воздух, и огромный серый волк кинулся на Эдварда, а Энкиду потянул Беллу к себе.

---

Переводчик: ButterCup
Редактор: tatyana-gr
Форум