Пора было признать тот факт, что существенная его часть перевернулась и сдвинулась. Изменение началось в реке, когда он навис над Изабеллой, притягивая ее ближе к себе и страстно целуя. Но Эдвард знал, что, вероятно, заискрило еще в тот день, когда Карлайл привел его сюда и она вышла на крыльцо посмотреть на него.

Новорожденный первым признал бы, что не силен в самоанализе, но даже он чувствовал – его центр притяжения теперь лежал за пределами его самого. Необходимость быть рядом с ней имела для него такую же силу, как для остальных желание держаться от нее подальше. И ему было все равно почему. Пока она не усиливала ужас, который могла наводить, ему хотелось находиться там же, где она. Может, время усмирит его тягу к ней, как оно должно подавить жажду человеческой крови, но пока ему даже не удавалось унять недовольство, сидя напротив нее на крыше.

В этом молчаливом ритуале Изабеллы, который она проводила каждый день, должно было быть что-то, но Эдвард никак не мог понять что. Да, он ощущал вес своих бедер и ягодиц на крыше. Нет, он не мог сосредоточиться на этих ощущениях более чем на десять секунд, чтобы какая-нибудь случайная мысль не пришла ему в голову. Ну и что? В чем смысл-то?

Когда он утром вернулся с охоты, то увидел ее снова на доме, похожую на нелепо блестящего рождественского ангела. Пройдя внутрь, он принял душ, а затем выпрыгнул через дырку в потолке ее комнаты. Она не пошевелилась и не нахмурилась при его появлении, так что он немного понаблюдал за ней в свете солнца, пока не появилось неожиданное желание сесть рядом. Скрестив ноги, как она, Эдвард уселся напротив. Ее глаза, конечно, были закрыты, но разум нет. Он попытался думать, как она, только бы понять, чем она так увлеченно занималась часами напролет.

Вдох. Тепло солнца. Правая рука вжимается в ладонь левой… Не появись Деметрий, я бы опустил руку пониже поясницы и…

Сидеть неподвижно казалось ему пустой тратой времени. Несмотря на способность его тела оставаться в таком положении вечность, разум не подчинялся. Вместо дыхания, он думал про охоту и о том, что стадо оленей оказалось ближе к хижине, чем он ожидал. Недолго вампир размышлял, почему Вольтури считали, будто она могла помочь им остановить Энкиду. Затем вернулся к поцелую. Все сводилось к нему. Прошло четыре дня и ночи с тех пор, и каждый раз, когда он приближался к ней, у нее возникала какая-нибудь безумная мысль типа “попытается ли он снова это сделать?”. Отчего он считал, что она, вероятно, ему откажет.

Выдох.

Ну хотя бы она немного открылась. Он спросил, почему она решила, еще до слов Деметрия, что причиной визита стал Энкиду, и она не отвернулась и не отмахнулась от него. Просто рассказала, что еще в начале восемнадцатого века Вольтури согласились сообщить ей, если Энкиду появится.

Выдох. Он не заметил вдоха?

Она сидела так близко, что когда ветер подхватил волосы, они практически коснулись его плеча. Его бесило, что он мог нестись, как паровоз, и знал все мысли вокруг, но свои не мог заставить угомониться так, как делала это она.

Ветерок донес до него ее запах, и ему пришла в голову гениальная идея использовать одержимость в свою пользу. Одной из нескольких вещей, которые он делал хорошо и постоянно, было умение растворяться в ее мыслях. Он выровнял свое дыхание под ее, придерживаясь одного с ней ритма. Вампирша чувствовала, как рубашка трепыхалась по обнаженной коже от дуновения ветра. Слов в ее голове не звучало. Никаких мыслей про замеченные ею мелочи не было. Ветер усилился, ткань, приподнимаясь, скользнула по ней. Ее внимание сосредоточилось на плечах и груди, но Эдвард же видел только округлые возвышенности, и, вероятно, прошло двадцать минут с ее мыслями, проносящимися в его голове, пока Изабелла в итоге не открыла глаза.

— Привет, — произнес ой.

Она разглядывала его, замечая, как ветер растрепал волосы, и подумала, что выглядел он таким спокойным, каким она его никогда раньше не видела. Уже не готовым к побегу оленем.

Отлично. Сначала она сравнила его с волчонком, а теперь с оленем.

Все приобретенное спокойствие исчезло, но он мог ей показать, что не сорвется. Его вес переместился на колени, и он подтолкнул себя руками к ней.

Ее дыхание участилось, а глаза округлились. “Ну и кто теперь олень?” - хотелось спросить Эдварду. Он посмотрел на ее чуть приоткрытые губы, затем в глаза. Она моргнула, понимая его намерения и раздумывая, остаться или сбежать.

О нет, даже не думай. Новорожденный мог с ней продвинуться дальше, если не давать времени на раздумья. Он освободил скрещенные ноги и оказался на коленях над ней. Его рот накрыл ее, пока она колебалась. Вампирша открылась ему, ее губы казались такими нежными и даже робкими. Эдварда удивило обнаружить себя в роли нападающего, и он застонал. И снова сомнения накатили на нее при этом звуке, но он подался вперед так далеко, отчего она была вынуждена опуститься спиной на крышу, пока не оказалась зажата под ним.

Вряд ли она воспользуется своим даром. Никакого страха и голоса, твердящего, что она его прикончит, пока не было. Изабелла задрожала под ним, пытаясь сдержаться, но он намеревался заставить ее раскрыться. Углубил поцелуй, пробуя ее рот, и, обхватив запястья ладонями, поднял ее руки так, чтобы пальцы зарылись в его волосы. Она потянула его ближе, и он понял, что получил ее. В последнее время она все чаще думала так, как сейчас, когда он понимал, что она, потянувшись к его нижней губе, подумала, насколько ей хотелось бы ее укусить. Но она не стала, так что вампир, слегка прикусив губу, прижал язык к ее зубам, отвлекая, пока его рука скользила под рубашкой и обводила ее пупок. Пальцы прошлись по ребрам. Она ему это позволила. Он почувствовал прилив сил, а затем ладонь сомкнулась на ее груди.

И только в этот момент все кусочки пазла сложились, так что он понял всю глубину своего обычного волнения. Именно тут его место, и он притянут сюда, чтобы ворваться в нее. В остальных местах он сам не свой. Его пальцы задели сосок, и она выгнула грудь, отчего острие бронзового кинжала на ее шее прошлось по его руке. Такая сильная реакция ее напугала. Когда Эдвард начал поднимать ее рубашку, то услышал, как мысли снова вошли в привычное для его понимания русло. Мне стоит остановиться. Половину времени он даже не понимает, что делает. Он расстроится и…

— Я не собираюсь срываться, — возразил он. Его челюсть сомкнулась, с таким трудом ему дались слова.

— Покажи мне, — попросила она. — Если я скажу тебе остановиться, сможешь это сделать без истерики?

— Я не ребенок. Мои истерики чаще от твоего поведения, чем от чего-либо еще, — он рухнул на спину рядом с ней. — Просто забудь.

Его дыхание все еще было синхронно с ее, и они тяжело дышали, лежа рядом. Когда-нибудь он спросит Карлайла, почему их дыхание так глупо учащалось. Никакого смысла в этом не имелось, но и остановиться он не мог.

Он не ожидал, что она возьмет его за руку. Повернулся и увидел, как она смотрела на их переплетенные пальцы, похоже, что удивленно. А затем снова легла и устремила взгляд в небо.

— Давно я не испытывала неуверенности по какому-либо поводу, — произнесла Изабелла.

Ему хотелось фыркнуть от отвращения. Чего тут сомневаться? Но ответ нашелся в ее мыслях. Он был молод. Невероятно молод. Эдвард открыл было рот, собираясь поклясться, что ему уже лучше и он вполне может себя сдерживать, не давая порывам настроения сбить его с пути, но, очевидно, ее беспокоила не только его вспыльчивость.

— Будучи новорожденной, я натворила такое, чего никогда не следовало делать, — заговорила она. — Я совершила, наверное, непростительное, хотя со временем все же смогла себя простить только потому, что больше некому. А без прощения, скорее всего, я бы сошла с ума, — она сильнее сжала его руку. — Сейчас ты помнишь каждое мгновение прошедших двух лет, но представь, если каждая ошибка будет преследовать тебя тысячелетиями, ну или пока солнце не спалит дотла этот мир и нас заодно, — ее большой палец ритмично ходил по костяшкам его пальцев. — Я не говорю, будто что-то из того, что мы с тобой делаем, станет для тебя причиной подобных сожалений. Но, думаю, ты слишком юн, чтобы понимать свои желания, пока твои эмоции не поутихнут и ты не обретешь над собой контроль.

Ему не удалось сдержать вырвавшегося из груди низкого рыка.

— Видишь, — она перекатилась к нему и взяла его ладонь в две свои руки. — Само осознание своей импульсивности заставляет тебя терять контроль.

Эдвард считал, что прикладываемая им сила на сдерживание желания оскалиться должна была убедить любого, будто он святой.

— Когда ты рядом, я не такой неустойчивый, — как можно спокойней, насколько это было возможно, проговорил он. — Это что-то значит.

Их дыхание выровнялось. В просвете между облаками показался кусочек неба, и их обоих осветило солнце, такое яркое, что молодой вампир удивился, как у него голова не заболела. Ему хотелось пойти в дом, но он был связан с ней, повторяя каждое ее движение. Она думала о пробуждении, как реальность вырывает из тумана сна, царапая своими острыми краями, и он совсем не понимал ее. Их вид не спал. Что бы она ни думала, вряд ли это приведет к его коже на ее.

“Не сон, - подумала она. - Swëtïan”.

— Я тебя не понимаю, — заключил он. — Что это, вообще, значит?

— Это мои мысли, Эдвард. Пожалуйста, скажи, что не просишь меня думать их в определенном контексте.

— Ну что swëtïan хотя бы значит? — он не мог ей сказать, как видел это слово записанным в ее дневнике.

— Ничего. Староанглийский. Быть милым.

Будь милой, Белла. Спокойствие. Он вспомнил ее мантру с охоты.

— Я хочу звать тебя Беллой.

— Почему? — она поднялась, встала и отошла от него, оказываясь выше на крыше и смотря на него сверху вниз.

— Так ты себя называешь, когда успокаиваешь. К тому же Изабелла слишком официально и длинно. Мне на ум сразу приходит королева Изабелла, отправляющая Колумба в плавание.

Она отвернулась.

— Имена – это пустяки, я меняю их каждую пару сотен лет, — Эдвард заметил, каких трудов ей стоил этот пренебрежительный тон. — Зови меня как угодно. Но сейчас… — она глубоко вздохнула и повернулась к нему. — Можешь дать мне час или около того побыть одной?

— Нет.

— Эдвард, — мягко проговорила она, но он не позволил ее тону себя обмануть.

— Нет.

Она уперла руку в бок, пристально смотря на него. Он чувствовал, что она бы сбежала и кто знает насколько, не измени он своего решения. Тогда бы у него не было контроля над временем ее возвращения.

— Я уже поохотился, — заметил он, — но, пожалуй, схожу позвоню Карлайлу.

Это было достаточно далеко, чтобы она могла остаться наедине со своими мыслями без Эдварда в ее голове, хотя ему и было интересно, что же такого ей хотелось скрыть от него. Может, отсутствие уединения оказывало на нее большее влияние, чем он думал.

Она спрыгнула вниз, и он последовал за ней внутрь. Изабелла не смотрела на него и не думала о нем, когда он уходил, так что Эдвард открыл дверь и побежал, словно преследовал жертву. Было что-то освобождающее в возможности выложиться на все сто, даже если это и уносило его от нее, в то время как значительная его часть жаждала развернуться и кинуться обратно, пока он не окажется прижат к ней вплотную. Если ему удастся дать ей пару минут побыть одной, то это покажет его самоконтроль. Долго новорожденный не собирался отсутствовать. Деревья слились в зеленые и коричневые полосы с проскальзывающими вспышками ярко-лаймового цвета новой поросли и черного – старых елей. Эдвард резко остановился у обрыва, с которого сорвался в прошлый раз.

Ему повезет, если он сможет сосредоточиться на словах Карлайла. Он думал попросить дать трубку Эсми, но его передернуло при мысли о последующем разговоре. Ему все же стоило попросить. Может, если повезет, она не захочет с ним говорить. Вампир надавил кнопки старого мобильного.

Вдалеке раздался странный звук. Новорожденный развернулся в его сторону. Из леса доносились мысли, и они быстро приближались.

Голос Карлайла звучал у ног, и юноша смутно понимал, что уронил трубку.

Он не знал, кто это был – незнакомый разум. Будь он человеком, то ему стало бы любопытно, но чувства новорожденного были отточены распознавать угрозу. Каждая клеточка тела кричала “Опасность!”, вампир даже не стал рычать или вытягиваться во весь рост. Он был быстр, о чем прекрасно знал, так что рванул вперед. Большинство он мог опередить.

Но далеко ему сбежать не удалось, так что он услышал один разум впереди и еще один приближающимся сбоку.

Его пробрала дрожь, но он не мог себе позволить теряться. Казалось, будто все стало происходить как в замедленной съемке, и он велел себе успокоиться. Безумно странная вещь. Успокойся, Эдвард. Он практически слышал, как это тихо повторяет Белла. Разумы кружили, наступая, и вскоре оказались так близко, что он смог уловить запах. Вряд ли у него получится изменить направление, чтобы сбежать от них. Вероятно, придется остановиться и драться.

“Приготовься. Надо быть спокойным”, — подумал он. Резко остановившись, Эдвард, защищаясь, припал к земле. Спокойно. Их было больше, но черта с два, если он будет с ними милым.

---

Переводчик: ButterCup
Редактор: tatyana-gr
Форум