Руки Гермионы дрожали, пока девушка копалась в документах мужа, лежащих в его кабинете.

Драко куда-то ушел, а после долгих обхаживаний и умасливаний ей, наконец, было позволено оставаться в его кабинете, пока он разбирался со своими основными проблемами Второй Волшебной войны, которая достигла уже довольно обширных размеров.

У Гермионы даже был здесь свой собственный чудной столик в уголке рядом с величественным рабочим столом мужа. Личный кабинет Драко был наполнен самыми разнообразными книгами и манускриптами, от классики до современности, и Гермиона могла свободно изучать их.

Драко нравилось, когда жена находилась рядом с ним, пока он работает над своими бумагами, которым не было конца и края. Она, вероятно, была его «увлечением», как представляла это себе Гермиона.

Всякий раз, когда Малфой немного уставал от напряженной работы, ему было достаточно поманить ее пальцем, и девушка тут же подходила и садилась к нему на колени. Это был его «перерыв» всякий раз, когда он просил жену поцеловать его, или заняться сексом, или даже заниматься сексом прямо здесь, когда страсти накалялись сильнее, чем предполагалось.

Этим утром Гермионе пришлось прибегнуть к сексу, чтобы просто уговорить мужа позволить ей остаться в его кабинете.

Всякий раз, когда Драко призывали на задание, свобода Гермиона ограничивалась стенами их спальни и прилегающей к ней библиотекой. Хорошо, что профессор Снейп знал, как держать людей в благоговейном страхе, и потребовал от Пожирателей смерти, которые охраняли ее комнату, используя свое положение крестного отца Драко, чтобы ему поручили быть ответственным за обеспечение безопасности хозяйки поместья.

Для Ордена война шла не очень хорошо. Да, Гермиона кое-как смягчила некоторые атаки, тайно организовав саботаж целого ряда миссий мужа, но это заставляло его вести себя осмотрительней и бдительней относительно чего бы то ни было. Она все еще могла расспрашивать его о чем-нибудь, но его ответы всегда были обдуманными и взвешенными.

К тому же, чем больше миссий проваливал Драко, тем ниже становилось их положение в глазах Темного Лорда. И Гермиона знала, что просто не могла позволить этому случиться так рано, когда в данный момент она самая большая надежда Ордена.

Именно поэтому Гермиона обсудила со Снейпом свой план по срыву важных миссий других членов круга, прежде чем вмешиваться в дела Драко, учитывая, что муж был ее единственным связующим звеном с планами Темного Лорда. Девушка знала, что просто не может подводить его снова и снова, когда его коллеги, Монтегрю и Забини, поднялись в своих миссиях на ступень выше.

Молодая миссис Малфой знала, что это будет трудно, но просто не могла сосредоточиться на миссиях Драко самостоятельно, позволяя другим беспрепятственно выполнять свои задания без посторонних козней.

Было легче сказать, чем сделать, но Гермиона знала, что ей нужно использовать ту малую власть, которая у нее осталась, чтобы помочь закончить эту войну и прекратить жестокую кампанию Пожирателей смерти против полного свержения Министерства Магии и победы над грязнокровками.

Когда-то Драко, находясь в подвыпившем состоянии, случайно обмолвился ей, что у него есть какой-то чертеж местности, где состоится атака, включая перечень лиц и порученные им задания. Также Малфой кое-что упомянул о завоевании не только волшебного мира, но и преодолении барьера с миром маглов.

Гермиона просто знала, что должна сделать что-нибудь. Ее родители все еще находились в полном неведении относительно всего, потому что их убедили, что их дочь находится в Хогвартсе, что она стала старостой своего факультета и участвует в очень важном проекте своего декана, профессора МакГонагалл. Грейнджеры были не особо осведомлены о том, какой бардак сейчас творится в Хогвартсе и что студенты находятся под контролем Волан-де-морта, а нарушители порядка подвергаются пыткам Круциатусом. Иногда Гермиона даже была благодарна Драко за то, что он заточил ее в башню, как принцессу, заперев в безопасности и оградив от всех ужасных вещей, происходящих за этими стенами, но время от времени она чувствовала себя действительно виноватой и втайне плакала в уголке.

Девушка знала, что ей просто нужно было сначала выплакаться, прежде чем умыть лицо, подправить свой внешний вид и улыбнуться, словно она действительно была счастлива приветствовать дома своего мужа.

Поплакав, Гермионе, по крайней мере, становилось не так обидно. Слезы позволяли ей чувствовать себя человеком. Плач позволял почувствовать себя менее виноватой.

Слезы сохраняли ее здравомыслие нетронутым.

Однако, проведя около часа в поисках плана, вместо того, чтобы выплакаться, Гермиона начала сыпать проклятьями. Ругательства и бранные слова, часто то тут, то там слышимые ею от мужа, срывались с ее языка.

Девушка просто была слишком разочарована тем, что все это походило на принуждение к совершению преступления. Она раньше никогда по-настоящему не делала подобного, и это убивало ее изнутри. Лицо Гермионы пылало от стыда, когда она прижала ко рту дрожащие ладони, даже не глядя по сторонам, представляя, что бы сказала няня Демельза, глядя сейчас на свою подопечную.

Девушка задумалась над тем, как разрушительно на нее влияло пребывание рядом с мужем. Он начал развращать ее, и этому просто нужно было положить конец. Ее растили благовоспитанной девицей, словно хрупкого серафимчика. Она думала, что знает значение великодушия и вежливости. И никогда за всю свою жизнь она не представляла себя в такой ситуации: лгущей, сквернословящей и замужем за убийцей.

Пришла пора задуматься над этим. Он даже девственности лишил ее еще до брака. Няня Демельза говорила ей, что величайший дар, который девушка может преподнести своему жениху, – это ее непорочность. На протяжении многих лет Гермиона никогда не позволяла Драко всего, потому что придерживалась этого принципа. Она хотела облачиться на свадьбу в белое, чтобы рядом с ней по проходу шел отец, ведя свою дочь к ожидающему ее жениху. Она хотела, чтобы это был счастливейший день в ее жизни. В первую брачную ночь она хотела быть застенчивой невестой, чтобы иметь возможность создать с ним свою семью, и чтобы мир считался с этим. Она просто хотела обычной, нормальной и мирной жизни. Иметь возможность гулять по окрестностям, зная, что ее счастье не принесет вреда ни одной живой душе. Ей даже не нужны были все эти драгоценности и сокровища, которые предлагал ей муж.

Она просто хотела быть счастливой.

Но у нее так ничего из этого и не было. Драко взял ее в ночь, когда она боялась его. Он не причинил ей вреда, но и не был так уж нежен. Да, после он женился на ней, но это больше было похоже на отчаяние, на гражданское действие, чтобы удержать ее и пометить именем Малфоя, чтобы защитить, прикрыть ее статус нечистокровной, сделать так, чтобы ее присутствие ценилось, потому что теперь она была замужем за чистокровным.

Это больше походило на необходимость смягчить ее низкопробность.

Вместо того чтобы надеть белое, Гермиона была завернута в черный плащ с капюшоном, скрывающим ее лицо. Она отчаянно вцепилась в Драко, который крепко держал ее, пока перепуганный Министр дрожащим голосом освящал их обеты в окружении Пожирателей смерти, названных «свидетелями».

Узы связали их до конца жизни, но Гермиона знала, что это делалось только потому, что Малфой хотел держать ее в своей власти, чтобы пометить как свою собственность. Разве этот день не должен был быть самым счастливым? Но как она могла быть счастлива, когда слишком испугана для этого? Неужели няня Демельза солгала ей, когда описывала, какой волшебной должна быть для женщины свадебная ночь? Или это просто потому, что она влюбилась в не того человека?

И осознав это, Гермиона заплакала.

Ее руки дрожали, отчего она производила слишком много шума, заталкивая каждый документ в нужный ящик, словно обезумевший наркоман, нуждающийся в очередной дозе.

Кровь стучала в венах, отчего Гермиона впадала в истерику. Она больше не знала, что делает. Но понимала, что просто не может остановиться.

Драко оставил ее в кабинете одну, предоставив никогда не получаемую ранее возможность, и девушка знала, что нужно ухватиться за такой исключительный шанс.

Да, быть может, Гермионе было разрешено плакать. Ей даже было разрешено браниться. Но ей не разрешали останавливаться. Слишком многое было поставлено на карту. Орден рассчитывал на нее.

У девушки не было выбора, но она хотела убедиться, что у других он будет.

– Он дает тебе слишком много свободы.

Гермиона резко обернулась, и из-за всех безумно бурлящих внутри эмоций ее едва не вывернуло от накатившей волны тошноты, когда она увидела человека, стоящего в дверном проеме.

Блейз Забини пристально наблюдал за тем, как юная миссис Малфой таскает документы собственного мужа.

Ящик издал громкий стук, когда девушка немедленно подтолкнула его, чтобы закрыть, выглядя, словно самый виновный вор на свете, пока пыталась исправить свое скверное положение, разглаживая складки на своем летнем платье и вытирая слезы тыльной стороной дрожащих ладоней.

– Ч-что ты здесь делаешь, Забини? – успела спросить она, выглядя как олененок, оказавшийся в свете фар.

– Я пришел поговорить с Драко, – ответил Блейз устрашающе спокойным голосом. – А что ты делаешь здесь? – продолжил он. Его тон был смертельно опасен, словно парень только что стал свидетелем чего-то скандального и мог использовать это для своей выгоды.

– Я… я просто… Я просто жду его. – Гермиона никак не могла унять дрожь. Она так учащенно дышала, что даже пуговки на ее блузке почти расстегивались от давления в ее работающих сверх меры легких. Она пыталась придумать, как выкрутиться из очевидной ситуации, хотя знала, что не сможет. Ее поймали с поличным, и девушка знала, что Блейз не настолько глуп, чтобы поверить в какую-нибудь хреновую причину, которую она могла бы ему скормить.

– И, я полагаю, ты просто приводишь в порядок его документы, как хорошая женушка, не так ли? – говоря это, Забини наступал на нее, как гадюка, глядя сверху вниз.

– А это уже не твоего ума дело, – с вызовом произнесла Гермиона, неуверенно пятясь назад и скрестив перед собой руки в защитной манере. От его взгляда у нее волосы на затылке вставали дыбом. Когда девушка уперлась спиной в стол Малфоя, то поняла, что Блейз никуда ее не отпустит.

– Знаешь, я сильно удивлялся небрежности Драко по отношению к своим миссиям. Разве это хоть чуточку не… подозрительно? Знаешь, вот как этим аврорам удавалось в точности знать локацию, время и место, где состоится нападение? – вдруг грубо спросил он Гермиону, резко подходя к ней и эффективно блокируя, прижав руки к краю стола по обе стороны от девушки.

– Не знаю, может это признак медленного распада вашей стороны. Любой, у кого есть душа, знает, что маньяк, которого вы все называете Лордом, не более чем заблуждение, дешевый смысл d'être [бытия] монстра, который называет себя бессмертным только потому, что слишком напуган, чтобы умереть! – презрительно выплюнула Гермиона, пытаясь высвободиться из его ловушки. Она была до смерти напугана, но гнев мешал ей отступить.

– Такая дерзкая, – Блейз прищелкнул языком, удивленно качая головой, поигрывая кончиком ее заплетенных в косу волос. – Ты ведь такая двуличная сучка, разве нет? Даже умудрилась заманить Драко в ловушку тем, что я пытаюсь действовать против него?

– О чем ты говоришь? Я не виновата в том, что ты слишком завидуешь положению моего мужа подле Темного Лорда и…

– Заткнись! – Блейз поднял руку, чтобы отвесить ей пощечину, но остановился, не донеся ладонь до лица девушки и задумавшись над последствиями, которые могли его ждать, если он хоть пальцем прикоснется к драгоценной маленькой грязнокровке Малфоя.

– Чего же ты ждешь? Не можешь ударить меня? Слишком страшно? – бросила ему с вызовом Гермиона. У нее не было палочки, и ей нечего было противопоставить силе Блейза. Но, так или иначе, а кольцо, надетое Драко ей на палец, и то, что теперь она носила его фамилию, давали ей ощущение силы.

– Ты заткнешься, если действительно не хочешь, чтобы мое терпение по отношению к тебе иссякло, – зарычал Блейз, схватив девушку обеими ладонями за лицо и заставляя смотреть на себя.

– Ты – убийца! Я даже не понимаю, как ты спишь по ночам, зная, как много людей лишил жизни без всяких угрызений совести! Да ты за это должен в Аду гореть! – с отвращением выкрикнула Гермиона, резко поворачивая голову, чтобы вырваться из его крепкого захвата.

– Какая же ты сучка! – закричал в ответ Блейз, все еще плотно сжимая в руках ее лицо. – Ты хоть знаешь, как дорого мне обошлось твое влияние на Драко? А? Ты ведь даже не осознаешь, что он чуть не убил меня! Конечно же, нет, – горько рассмеялся Забини. – Все, что тебе действительно нужно делать, это выглядеть красивой и…

– Я… я сожалею. Что бы это ни было, я сожалею. Но я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. П-пожалуйста, Блейз… отпусти меня. Ты делаешь мне больно. П-пожалуйста… – вдруг взмолилась Гермиона. Такая неожиданная реакция потрясла молодого человека. Это было просто удивительно, как легко она сменила образ человека, готового пинаться и задушить его, превращаясь в хрупкую жертву и раненую девицу в беде.

На мгновение Блейз ощутил вину за то, что совершает над ней физическое насилие. Просто она выглядела слишком испуганной. В ее глазах блестел страх и детская невинность. И он не мог противиться тому, чтобы попасть в плен всего этого и почувствовать себя самым злым злодеем в мире, хотя ведь это она была той, кого здесь поймали с поличным.

Мерлин, как же быстро выражение ее глаз сменило их роли. Она просто выглядела слишком напуганной и невинной, отчего Забини едва не растаял.

Блейз почти упал в эти круглые глаза с радужкой цвета меда и дрожащие губы. Еб твою гребаную мать, да он почти сказал ей: «Прости».

Пока не увидел, почему…

– Еще секунду простоишь около моей жены, и ты гребаный труп.

Блейз быстро обернулся, чтобы увидеть Драко, указывающего на него волшебной палочкой, нацеленной в голову.

– Драко! – вскрикнула Гермиона, отталкивая ошеломленного Блейза и стремглав бросаясь в объятья Малфоя. Выглядела она при этом, как самая невинная девица на свете, которую муж только что спас от большого серого волка. Как будто она не видела, как он вошел в комнату некоторое время назад...

Смышленая, смышленая девочка.

Драко ласково поцеловал ее в висок, поглаживая по спине, когда она крепко вцепилась в мужа, глядя на него снизу вверх глазами олененка, полными слез, как маленькая девочка, которая поранилась и хочет, чтобы ее поцеловали и все прошло.

Сцена была почти театральной. Блейз ничего не мог с собой поделать и продолжал неверяще глазеть на Гермиону. Она дрожала от страха, выглядела такой чертовски невинной и ангелоподобной в белом царственно струящемся легком платье, заканчивающемся на бедрах и выставляющем напоказ ее великолепные ножки, пока, стоя на цыпочках, прижималась к мужу всем телом. Ее каштановые волосы были заплетены на бок в изящную косу, а несколько выбившихся прядей обрамляли нежное лицо. Она вжималась в грудь Драко, пока он бережно держал ее.

Это было чушью, но еб же ж твою гребаную мать, она выглядела прекрасно.

Она буквально походила на ангела, даже ее слезы выглядели великолепно. Да кто бы на земле не поверил ей? Даже он сам почти поверил.

Совместная жизнь с такой сучкой со стажем, как Дафна, определенно положительно повлияла на Блейза, сделав его менее чувствительным к подобному роковому соблазну.

Забини не мог отрицать этого. Гермиона была ходячим искушением, ходячей бедой; а еще хуже было то, что у этой девушки от природы доброе сердце.

Дафна шла бы по головам, зная, что они принадлежат людям, которые ниже нее по статусу. В ней проявились дурное обращение и жестокость. Но Гермиона всегда была сострадательной и самоотверженной. Она заботилась о людях и защищала тех, кто нуждался в помощи. Она могла заставить вас почувствовать себя самым жестоким человеком на земле, даже если на этот раз как раз она была той, кто обманывает вас. Просто невозможно было отрицать, что она умна и невероятно проницательна. Плохая сучка; этот вид был в десять раз опасней таких, как Дафна.

– Продолжай пялиться на мою жену, и ты действительно схлопочешь, Блейз. – Всем своим видом Драко показывал, что он в ярости.

Забини тихо выругался. Он даже не заметил, что действительно пялился на Гермиону слишком долго. Все было кончено. Его друг – покойник, он просто знал это.

– Она не такая, какой ты ее считаешь, Драко. Она собирается сбежать отсюда и вернуться на их сторону, а потом, когда придет время, мы оба будем мертвы еще до того, как поймем, в чем дело, – предупредил его Блейз, хотя знал, что это бесполезно, так как Драко сейчас был слишком занят провокацией своей жены.

– Вали. Отсюда. На хер, – произнес Драко сквозь стиснутые зубы, выглядя диким волком, защищающим свою пару.

Блейз понимал, что ему лучше убраться подобру-поздорову, иначе он лишится друга.

– Ты в порядке? – заботливо спросил ее Драко, нежно беря ее лицо в свои ладони, чтобы заставить посмотреть на него.

Гермиона покачала головой и снова вцепилась в него. Ей даже не нужно было инсценировать свое бедственное положение. Ее обуревали эмоции, главным образом, чувство вины, но чаще всего это была чистая боль.

Она ведь искренне не понимала, что такого сделала.

Девушке не нравилось выпускать контроль из своих рук. Но она знала, что просто должна сделать что-нибудь.

И она была слишком отчаявшейся.

Быть может, сейчас Гермиона больше жаждала мести, чем справедливости. Иногда она даже просто не понимала своих действий.

Юная волшебница знала, что Блейз был единственным настоящим и верным другом Драко; его лучшим другом, если уж на то пошло.

Но ведь Джинни тоже была ее лучшей подругой… а они отобрали у нее это.

Как ее можно осуждать за то, что она поступает со своим мужем так же? Сделает ли это ее плохим человеком? Будет ли она после этого лучше убийцы? Или просто это был обычный способ восстановления справедливости в этом больном мире?

Считается, что прощение может быть величайшей местью.

Гермиона всегда верила в это. Но это была не та обида, которую можно пережить. Когда кто-то просил у нее прощения, она могла простить его. Она могла выслушать и понять, готова была даже пожертвовать своим собственным счастьем, чтобы сделать счастливыми других.

Но она была слишком человечной. И у нее наступил переломный момент.

Все, что потребовалось, чтобы сломаться - это подвергнуть ее слишком тяжелому испытанию.



«Ты заставила меня понять, что в первую очередь надо любить себя, чтобы кто-то другой полюбил тебя, – продолжила Джинни. – И тогда я стала работать над собой. Я пыталась выходить в люди. Я полюбила себя, сфокусировалась на себе, пыталась выглядеть красиво не для кого-то, а для себя. Ты - особенная, красивая девушка, с которой они не могли быть, поэтому я старалась стать похожей на тебя. Я пыталась стать более уверенной. Я осознала, что, когда я перестала преследовать Гарри, он стал замечать меня. Всё из-за тебя, Гермиона. Знаешь, ты моё вдохновение. Ты мой пример для подражания».



Милая, милая Джинни…

В ней было столько веры в подругу.

Джинни верила в нее.

В то время, когда никто не верил, Джинни была той, кто верил в нее. Она была ее лучшим другом.

Но даже она не была способна спасти Гермиону.



«– Ты моя лучшая-прелучшая подруга, Джинни. Спасибо тебе за все, – прошептала Гермиона, крепко обнимая младшую Уизли.

– Ты же знаешь, что я всегда поддержу тебя, верно? Я люблю тебя, Миона, – улыбнулась ей Джинни, разомкнув объятья.

– Я тоже люблю тебя, Джин. Спасибо тебе за то, что ты всегда рядом, – кивнула Гермиона, злясь на внезапно задрожавшие губы и навернувшиеся на глаза слезы. Почему она всегда становилась такой эмоциональной размазней, пробыв рядом с Драко Малфоем всего секунду? Она ненавидела этого парня. В последние месяцы эту мантру ее мозг ежедневно втолковывал ее сердцу.

– Не смей плакать у меня на глазах, а не то я стукну тебя по голове, несмотря на то, что я была той, кто сделал тебе сегодня твою прелестную прическу! А теперь давай просто пойдем и повеселимся, хорошо? Позже ты меня больше не увидишь, потому что я буду занята поцелуями и обниманиями с Гарри Поттером».



Джинни была так счастлива в тот вечер, так молода, так беззаботна и так переполнена мечтами. Но ей даже не удалось хотя бы раз поцеловать Гарри… мальчика ее мечты.

У нее впереди было столько всего, а теперь они этого никогда не узнают. Она прошла по пути смерти, которого никто не заслуживает.

Иногда, когда Гермиона задумывалась о том вечере, то снова и снова убеждала себя, что она не видела Джинни потому, что девушка была с Гарри.

Иногда Гермионе даже казалось, что ее подруга все еще жива; где-то там.

Иногда она просто мечтала умереть вместе с Уизли.

– Я предупреждала тебя о нем, Драко! Но ты не послушал! – закричала Гермиона, колотя его в грудь, словно случившееся произошло по его вине. Она знала, что становится истеричкой. Но разве кто-то мог действительно винить ее в этом?

– Я знаю, знаю, принцесса. Тише… не плачь. Это не будет забыто. Обещаю тебе. Я заставлю его заплатить, – прошептал Малфой, целуя волосы жены.

Это было так просто.

Это был закон возмездия.

Раз она потеряла лучшего друга, то и он своего лишится.

Око за око.

Говорят, это может привести к ослеплению обеих сторон.

Но разве это оправдание: позволять одному человеку видеть и наслаждаться, пока другой страдает и умирает?

Быть может, она ошибалась.

Быть может, няня Демельза не одобрила бы этого.

Но никто не безупречен, особенно когда тебя пережевали и выплюнули.

А затем она заплакала еще сильнее. Ей нужно было больше, чтобы убедить себя, что она все еще человек.



Была уже середина весны и сверчки начали выводить свои брачные трели, прижимая мембраны своих крыльев, чтобы извлекать звуки для привлечения самочек.

Луна светила ярко, словно прожектор, находясь в окружении маленьких танцующих огоньков от блестящих мячиков-звезд, сверкающих вокруг нее. Все это свидетельствовало о простых истинах и самой великолепной красоте.

Сегодня цветы полностью распустились, и сад был прекрасен, почти нереален, словно они не более чем двое смертных, затерявшихся посреди фестиваля мистических миров.

Гермиона больше не видела, куда ступают ее ноги. Да и как она могла обращать на это внимание, когда вокруг столько всего волшебного, что это нельзя было игнорировать? Светлячки окружили их, как сотни драгоценных огоньков, застрявших в старой, золотой масляной лампе, которую держал в руках Драко.

Молодая миссис Малфой закусила нижнюю губу, улыбаясь слабым неоновым вспышкам, кружившим вокруг них, медленно подняла свою руку, желая поймать хотя бы одного, чтобы держать его в плену, даже не заботясь о том, что может потерять равновесие, споткнувшись о камни, по которым они шли.

– Осторожно, – прошептал Драко, притягивая ее ближе, чтобы надежней обхватить ее за талию в очень защитном жесте.

Ранее этим вечером, когда они вместе ужинали на веранде, Гермиона попросила мужа сводить ее в сад, чтобы посмотреть, какой красивый оттуда вид. Тройная решетка, поддерживающая большой куст роз, была умело декорирована маленькими лампочками, словно ленточками, привязанными к каждой опоре. Они подчеркивали садовые цветы в их грандиозном цветущем государстве.

Место было просто слишком идеальным, чтобы игнорировать это, поэтому ей пришлось умолять мужа вывести ее на веранду и в сад, чтобы лицезреть это удивительное зрелище.

Драко все еще немного беспокоился о состоянии жены, помня, как долго она еще плакала в его объятьях после ухода Блейза. Но Малфой решил перекинуться со своим другом словечком-другим. По-видимому, Забини напугал Гермиону своим невежеством и недоверием. И теперь Драко должен был наказать его, потому что никто не может расстроить его жену без последствий. Но прежде всего юноша знал, что сначала ему нужно сделать Гермиону счастливой.

Малфой пристально наблюдал за женой, пока ставил масляную лампу на верхушку мраморной балюстрады. Она выглядела как настоящая фея, бродящая по этим местам.

– Здесь слишком прекрасно, Драко, – улыбнулась Гермиона, прикасаясь к некоторым бутонам под аккомпанемент сверчков. – У тебя самый прекрасный сад на свете, даже лучше, чем у ма… – Гермиона запнулась. – У леди Петровой…

Драко уставился на жену, зная, как тяжело ей касаться этой темы. Он знал, как отвлечь ее внимание и заставить забыть. Но Малфой просто должен был спросить:

– Ты больше не называешь ее матерью?

Гермиона грустно улыбнулась, покачав головой.

– Она не хочет, чтобы я ее так называла, – прошептала девушка. Ее губы задрожали, и Драко знал, что улыбка дается ей с трудом. – Хотя отец сказал, что я все еще могу называть его «папа». – Она подняла на мужа полный надежды взгляд, словно пыталась убедить саму себя, что ей позволено немножко порадоваться тому, что мистер Пьюси позволил ей называть себя ее отцом, и что это делало ее мир ярче.

Тут-то Драко понял, что просто должен обнять ее.

Девушка шумно стукнулась головой, когда Малфой быстро притянул ее за плечи, чтобы она могла прижаться к его груди.

– Драко? С тобой все в порядке? – спросила Гермиона, в то время как ее руки змеями оплетали его за талию. Ее голос был немного приглушен из-за того, что она уткнулась лицом в его грудь.

– Она недостойна тебя, – прошептал Малфой, целуя жену в макушку. – Наверно, я тоже не достоин тебя, но я, по крайней мере, люблю тебя.

Гермиона ничего не сказала, а просто теснее прижалась к мужу. Достойна ли она его любви и доверия? Достойны ли они друг друга?

– Иногда я скучаю по ним; знаешь… по моей старой семье. Я люблю своих настоящих родителей, но провела с ними не так много времени. Делает ли это меня плохим человеком?

– Ты не виновата в этом, – покачал головой Малфой, целуя Гермиону в висок, но все еще не отпуская.

– А что насчет тебя, Драко?

Молчание.

– А что насчет меня?

– Ты… скучаешь по своим родителям? – прошептала она.

Драко снова ничего не сказал. Он просто держал ее за талию и стал подталкивать, двигаясь в сторону озера. Когда он так делал, Гермиона замолкала, потому что знала, что лучше не давить на мужа, поднимая тему, которую он не одобряет.

Стоя у озера, они держались за руки и смотрели на движущиеся формы: переливающееся и нежно сверкающее отражение звездной ночи.

Они ничего не делали. Просто стояли там. Но не было ощущения дискомфорта. Гермионе хотелось, чтобы они так и стояли, чтобы время заморозило их, превратив в вечные статуи, стоящие там, в монумент двух влюбленных, замеревших на берегу озера до скончания времен.

– Тебе следовало держать меня так раньше, – не глядя на мужа, мягко улыбнулась Гермиона, впитывая тускло освещенную красоту спокойного озера.

– Я всегда крепко держал тебя, потому что боялся, что твоя рука выскользнет, – прошептал в ответ Драко.

– Тогда наши ладошки были потными, – она выглядела задумчивой, но намек на улыбку все еще был.

– Я не возражал. Я больше беспокоился о том, что ты убежишь от меня, – прошептал Драко в ответ, являя миру свою исключительную, нечастую улыбку.

– Ну, годы спустя, мы здесь, – вздохнула Гермиона. – Все еще держимся за руки.

– Минус потные ладошки, – напомнил Драко.

– Минус потные ладошки, – кивнула Гермиона.

Они тихонько посмеялись немножко, вспоминая каждый свое счастливое прошлое, как будто все происходило только лишь вчера.

А затем снова замолчали.

Высокие стройные сосны раскачивались на ветру, словно выросли из танцующих в темноте кустов.

Именно в такие моменты Гермиона понимала, как высока цена времени, взятого взаймы. Разбуженные приятные воспоминания заставят вас улыбнуться, но они же заставят вас задуматься и барахтаться в безысходности.

Девушка подняла взгляд на мужа, но он больше не улыбался. На самом деле, он нахмурился. Гермиона могла сказать это, глядя на форму его плотно сжатых губ и изгиб бровей, сошедшихся на переносице. Было довольно темно, но тени подчеркивали выражение беспокойства на его лице.

Малфой заметил, что жена смотрит на него, и вернулся к привычной бесстрастности.

Гермиона сделала вид, что купилась на это, а Драко притворился, что он поверил ей. Но оба знали друг о друге слишком много, чтобы переживать по поводу такой лжи, какой бы глупой она ни была.

– Хочешь поплавать? – спросил Малфой после затянувшегося молчания.

– Но вода слишком холодная, – ответила ему Гермиона.

Он наклонился, чтобы отодвинуть шальной завиток ее волос, и хрипло прошептал на ухо:

– Я не дам тебе замерзнуть.

– Хорошо, – кивнула девушка, мягко закусив нижнюю губу. Она чувствовала покалывание на коже, там, где ее касался ветерок. Она вдруг ожила, даже ее дыхание слегка сбилось.

Гермиона неподвижно стояла, пока муж снимал с нее плащ, позволяя ему соскользнуть на гальку, устилающую влажную землю. От ощущения кончиков пальцев Драко на ее коже, дыхание сбивалось еще больше. Он расстегивал ее пуговки так кропотливо медленно, что это почти разочаровывало.

Гермиона поджала пальчики на ногах, когда последняя деталь ее одежды – трусики – медленно соскользнула вниз к ее нежным, маленьким ступням, оставляя девушку полностью обнаженной.

– Я всегда знал, что у меня это будет. Это всегда была ты, – прошептал он, отступая назад, чтобы оценить свой шедевр.

Гермиона дрожала, овеваемая холодным нежным ветерком, с волнением, с ожиданием, с его взглядом, с таким непреодолимым желанием прикоснуться… Это было так эмоционально, что она начала задыхаться. Ее длинные волосы легко развевались на ветру, а некоторые пряди щекотали ее груди, вздымающиеся от тяжелого дыхания.

Драко медленно направил палочку на свою одежду, и уже через секунду она вся исчезла, оставляя их обоих обнаженными, стоящими там и пьющими красоту друг друга, не касаясь.

Звездной ночью стояли двое влюбленных; раздетые, неприкрытые, беззащитные…

Территорию озера окружали деревья, едва ли хоть один человек мог увидеть их тени сквозь ветви, сплетенные под лунным небом.



Маленький Драко добрался до третьей ступеньки, развернулся и широко улыбнулся ей…

Гермиона подняла на него глаза и задумалась, а не был ли он настоящим серафимом с небес. Солнце светило ему в спину, придавая мальчику какое-то неземное, призрачное сияние; играя в его светлых волосах, почти как прекрасный нимб.

– Давай, Гермиона… – он улыбнулся ей, протягивая девочке свою раскрытую ладонь.

Маленькая Гермиона никогда не забудет искреннюю улыбку и протянутую ладонь этого мальчика.

В то мгновение, когда все случилось, она знала, что это навсегда запечалится в ее сердечке. Когда те красочные узоры солнца калейдоскопом сверкали вокруг его фигуры…

Лучезарно улыбнувшись, девочка медленно протянула ручонку, чтобы вложить свою ладошку в его. Когда их руки соприкоснулись и переплелись вместе, Гермиона поняла, что сделает что угодно, лишь бы он никогда не отпускал ее.

Она знала, что каждый раз, когда будет протягивать руку, чтобы дотянуться до Драко, он всегда будет рядом, чтобы притянуть ее к себе…

– Теперь ты вся моя, – мягко сказал он ей. – И всегда будешь.



– Пойдем, Гермиона, – прошептал Драко, протягивая к ней руку.

Его текучий голос словно вводил ее в транс.

Их ладони соединились, и он повел ее к озеру, чтобы искупаться.

– Так холодно, – ахнула Гермиона, крепко вцепившись в Драко, пока он вел ее все глубже, придерживая за талию. Было морозно! Но ощущения были такими, словно электричество, приятно прикасалось и колюче обжигало ее кожу, даря ощущение покорения самой свободы.

– Тише. Я с тобой. Держись за меня. Ты скоро привыкнешь, – прошептал Малфой, заставляя ее дрожать еще больше. Гермионе просто было необходимо прижаться теснее к его коже, к его теплу. Она почти выпрыгнула из воды, когда нагло обхватила ногами его бедра и прижалась теснее, ощутив его возбуждение.

– Я так сильно хочу тебя, – простонал Драко, пробуя на вкус ее кожу, слизывая и выпивая капельки воды, поблескивающие на ее подбородке и шее, позволяя своему языку путешествовать ниже, пока не достиг ее груди.

У Гермиона слишком кружилась голова, чтобы думать о чем-либо, пока она стонала. Она выгнулась к нему, откидывая голову назад и впиваясь пальцами в его намокшие волосы, массируя кожу головы и настаивая, чтобы он продолжал.

Взглянув вверх, она увидела яркие звезды.

Их тела блестели в лунном свете, словно они были двумя любовниками, которые просто сбежали, чтобы совершить запретный ритуал на темном, скрытом озере. Светлячки и звезды были их канделябрами, а озеро – колыбелью. Лес служил им цитаделью, небо было их крепостью. Милые, скрывающиеся эльфы и озорные феи, казалось, украдкой посмеивались, кружа вокруг места их единения, вторя колыбельным сверчков.



Когда маленький Драко оказался, наконец, дома, то неосознанно прикоснулся ладонью к губам. Они все еще хранили ощущение мягких губ Гермионы… словно вызывая ощущение покалывания и заставляя его сердце пропустить удар.

Именно тогда Драко Малфой понял, что только что был его первый поцелуй… с его первой возлюбленной.



– Я всегда знал, что ты будешь моей. Всегда, с самого начала. И я убью любого, кто посмеет хоть пальцем коснуться тебя…

Перевод Deruddy
Редактура amberit