Мы шли по проселочной дороге. Было утро, и солнце еще не так сильно припекало, как вчера. Миновав поле, мы с Томом оказались на окраине деревни. С холма, на который мы забрались, была видна дюжина домов с потемневшей от времени черепицей. Чуть дальше возвышалось поместье, выглядевшее внушительно. Мне было любопытно, кто мог жить в этой громадине.
— Куда дальше? — поинтересовалась я.
Риддл молча указал рукой направление и первым начал спускаться вниз. Чем ближе мы приближались к предполагаемому месту жительства родственника Тома, тем хуже становилось у друга настроение. Я чувствовала его все нарастающее раздражение, поэтому не пыталась начать разговор. Ему сейчас было тяжело — не каждый день дается шанс изменить всю свою жизнь. Может быть, Том станет мягче и добрее, когда обретет семью, пусть только и в лице дядюшки.
Трава этим летом была душистой. Мне безумно хотелось сбросить надоевшие туфли и босиком пробежаться по ней. А потом упасть на мягкую зелень и разглядывать небо, ни о чем не думая. Как в детстве, когда все было простым и понятным, а все заботы сводились к хорошей отметке за ответ на уроке.
Обогнув поваленное дерево, мы оказались возле старого обветшалого дома. Стены и грязные окна оплетал вьюнок. Фундамент здания просел, оттого оно немного ушло под землю. Двери были деревянными, ветхими. Казалось, только тронь — и они рассыплются в труху. Жалкое зрелище, убогое.
Я украдкой посмотрела на Тома — выражение его лица было нечитаемым. Плохо дело, Риддл не выносил демонстрации чужой слабости, будь то слезы или порванная мантия.
— Гермиона, подожди меня на улице.
— Нет, я пойду с тобой, — я упрямо посмотрела на него. Риддл в ответ недовольно передернул плечами, но спорить не стал.
Мы миновали заросшую лужайку перед домом и остановились возле двери.
— Думаешь, стоит постучать? — я с сомнением посмотрела на довольно хлипкую преграду.
— Да, — Том кивнул. — Не развалиться же она.
— А если развалится? Как чинить будем?
Я прекрасно помнила, что нам нельзя было колдовать летом. А Том? Помнил ли он?
— Дядя подчинит. Его дом — его дверь. — Риддл холодно усмехнулся.
Замечательно! Что могло быть лучше, чем начать знакомство с того, чтобы высадить с треском дверь в доме дядюшки. Я подавила истерический смешок. Может, и правда лучше остаться здесь? Искоса посмотрев на Риддла, решила, что нет. Нельзя его оставлять одного: еще глупостей наделает.
Том постучал в дверь раз, второй, третий. Никто ему не ответил. Риддл легонько толкнул ладонью дверь, и та со скрипом открылась. Не было никаких чар, никаких замков. Зайдя внутрь, мы поняли, почему хозяин дома так халатно относился к безопасности своего имущества. Внутри было грязно и дурно пахло. Толстый слой пыли покрывал стол и полки, которые висели на противоположной стене. На полу валялись бутылки из-под маггловского алкоголя. Комната была крохотной, темной и казалась совершенно нежилой. Запустение и сырость тяжело повисли в воздухе, вызывая отвращение и желание быстрее захлопнуть дверь.
Том зашел внутрь и настороженно оглянулся.
— Открой шире дверь, а то мы здесь задохнемся, — попросил он.
Я послушно исполнила его просьбу. Когда солнечный свет залил самые дальние и темные уголки комнаты, я краем глаза увидела, как куча тряпья у дальней стены пошевелилась. Сначала показалась рука, потом голова человека. Он кряхтел и что-то бормотал. Прислушавшись, я слегка покраснела — ругаться этот маггл умел виртуозно. Да так, что уши вяли.
— Извините, пожалуйста, вы не подскажите нам, где мы можем найти мистера Морфина Мракса? — вежливо спросил Том. Хотя я-то знала, чего ему стоит говорить так спокойно с этим внешне отвратительным человеком.
— А ты какого пикси тут забыл? Это мой дом! Мой! Так и передай этим магглам! Тоже мне — хозяева. Пусть только сунутся — я мигом их в флоббер-червей превращу.
Человек встал на ноги, и я поняла: то, что я сначала приняла за кучу тряпья, оказалось старой засаленной мантией, вылинявшей и рваной. Неужели этот пьяница и был дядюшкой Тома?

* * *
Их нельзя было сравнивать. Том и его дядя (я в этом больше не сомневалась) были так же далеки, как гиппогриф и петух. Первый был благородным животным — внушающим страх и уважение, но в то же время привлекающим своей хищной красотой. А второй — старой уродливой пародией на птицу, побитой жизнью, опустившейся на самое дно, но сохранившей ворох предрассудков и гордыню.
— А ты похож на того ублюдка, — внезапно подал голос мистер Мракс. До этого он настороженно рассматривал нас, словно опасался, что мы на него нападем.
— На кого? — тихо переспросил Том.
Голос его звучал ровно, без дрожи, но руки были спрятаны в карманах. Наверное, Риддлу все же было не по себе. Обычно он более тщательно следил за своими жестами.
— На Риддла. Сынка тех магглов, которые хотят выгнать меня из моего дома.
Мужчина сел на стул, предварительно спихнув с него какое-то тряпье. Я невольно поморщилась. Неужели ему было все равно, где он живет?
— Магглы? Так отец маггл? — уточнил друг.
— Ага, самый что ни на есть настоящий. Обрюхатил мою сестрицу и смылся. — Морфин противно хихикнул. — А она, дрянь эдакая, мало того, что обворовала нас, так еще и родила полукровку. Какой позор для наследников Слизерина! Будь мой отец жив, он бы и тебя, и твоего папашу, и всех дракловых Риддлов перебил. Это же надо было так запятнать честь нашего рода?! Шлюха! — последние слова он выкрикнул, явно обращаясь не к Тому.
Я, повернув голову, посмотрела на друга. Его спина была неестественно прямой, напряженной. Руки он по-прежнему держал в карманах. Отчего-то это казалось неправильным. Слишком дико весь этот образ смотрелся в сравнении с тем идеальным старостой, которого я знала. Я сделала шаг, второй. Несмело протянула руку и положила ее на плечо Тома. Мне хотелось утешить его, дать почувствовать, что он не один. Обнять, в конце концов! Но я не осмелилась. Лишь сжала рукой его плечо, надеясь, что он поймет все без слов.
— Вот значит как. А моя... мать? Она была волшебницей?
Том продолжал расспрашивать своего дядю. И одному Мерлину было известно, чего ему стоило сохранять хладнокровие и выдержку. Зная крутой нрав друга, я могла только догадываться, что он мог бы сотворить с мистером Мраксом за все те слова, что тот сказал.
— Сквибом была, — презрительно бросил он. — Жалким, никчемным сквибом. Хотя ума сварить приворотное зелье у нее хватило. Видать, смазливая рожа твоего папаши сильно понравилась, — на этих словах он рассмеялся, коротко и обидно.
Риддл ничего не сказал ему, лишь молча стоял и рассматривал его, как какое-то насекомое, гадкое и бесполезное. Такое раздавить надо было бы, но в то же время руки неохота марать.
Тем временем мистер Мракс нашел возле стола бутылку, которая была на половину полной. Сделав несколько глотков прямо из горлышка, Морфин довольно икнул и вытер рукавом рот.
— Ба! А что это за птичка прилетела ко мне в логово? — дядя Тома смерил меня оценивающим взглядом с головы до ног, неприятно усмехнулся и похлопал рукой по колену.
— Иди сюда, маггла. Хочешь выпить? Виски, правда, дрянное, но для тебя сгодиться. Вряд ли ты способна оценить благородный напиток, маггла.
Сколько презрения было в его голосе! Сколько гордыни и высокомерия во взгляде! Такое впечатление, что я еще должна была его поблагодарить за то, что он обратил на меня внимание. Я брезгливо скривила губы, но промолчала. Не хватало еще мне влезть в перепалку с этим ничтожеством.
— Гермиона, подожди меня на улице, — голос Тома был холодным и бескомпромиссным.
— Я останусь, — упрямо произнесла я.
— Нет.
— Я останусь, — настойчиво повторила я, скрестив руки на груди.
— Что такое? Твоя подружка не слушается?
Морфин издевался, проявляя фальшивое беспокойство. Такое же липкое и грязное, как его дом, его жизнь, его руки.
— Гермиона, мне нужно поговорить с дядей наедине.
Сказав это, он подхватил меня под руку и буквально вытолкнул на улицу, не забыв захлопнуть дверь за моей спиной. Я обхватила себя руками — мне было холодно. Медленно миновав лужайку, села на поваленное дерево. На душе было гадко. Все надежды на счастливое воссоединение Тома с семьей канули в лету. Его дядя оказался волшебником и на редкость неприятным типом. Отец бросил беременную жену, а эта самая жена баловалась с приворотными зельями. Неплохой пасьянс получился. Можно даже сказать, что фатальный.
А Том? Что он будет делать теперь, когда узнал все это? Мне было страшно: за него, за себя, за мистера Мракса. Риддл был способен на многое. Мне ли не знать об этом? Оставалось только надеяться, что он не убьет своего дядюшку. Моя палочка осталась в гостинице, на самом дне сумки. Впервые за этот день я пожалела, что не прихватила ее с собой. С ней мне было бы надежно, спокойно. Сейчас же я чувствовала себя голой и беспомощной. Действительно — маггла. Настоящая волшебница ни за что бы в жизни не разлучилась с волшебной палочкой.
Сзади послышались шаги. Я не стала оборачиваться, прекрасно зная, кто ко мне шел. Том сел рядом со мной и устало закрыл руками лицо.
— Извини.
— За что? — я удивленно посмотрела на него.
— За родственничка, — его голос, обычно столь выразительный, сейчас прозвучал глухо и бесцветно.
— Ты не виноват, — отмахнулась я.
Неужели Риддл подумал, что я буду винить его за то, что он привел меня сюда? Вот еще! Он не виноват. Ни в чем не виноват.
— Гермиона, давай вернемся в гостиницу. Пообедаем, отдохнем, а завтра поедем назад в Лондон.
— Разве ты не хочешь увидеть отца?
Такое желание казалось естественным. Том обязан был хотеть увидеть его хотя бы ради удовлетворения любопытства.
— Хочу, — он утвердительно кивнул. — Но я не хочу втягивать во все это тебя еще больше. Хватит и Мракса.
— Нет, я пойду с тобой! Тебя нельзя быть сейчас одному, — я упрямо сжала губы.
— Переживаешь, что я не справлюсь? — с легкой усмешкой поинтересовался он.
В ответ я крепко сжала ладонь Риддла. Его пальцы были такими холодными! Я стала растирать их, чтобы хоть немного согреть. Том не возражал, лишь угрюмо смотрел перед собой.
Вокруг было по-прежнему тепло, спокойно. Казалось, что весь остальной мир существовал отдельно от нас. Жил, дышал, любил, умирал. И ему было плевать — на всех плевать! — он только хотел созерцать гармонию. А кто и как ее создаст, было совершенно для него неважно.

* * *
Входная дверь в поместье Риддлов была сделана на совесть. Крепкая, дубовая, прочная — она не шла ни в какое сравнение с той рухлядью в лачуге мистера Мракса. Том вежливо постучал в нее висящим рядом молоточком и стал ждать, когда появится кто-то из домочадцев.
Дверь открыли не сразу. Я как раз с интересом рассматривала клумбы роз, благоухающих дивным ароматом, как за дверью послышались шаги. Раздался тихий щелчок, скрип метала, и мы увидели в проеме мужчину средних лет. Высокий, статный, с остатками былой красоты на породистом лице — внешне он был повзрослевшей копией Тома. Я поняла, что перед нами стоял Риддл-старший — отец моего друга.
— Здравствуйте, — сдержано поприветствовал Том хозяина дома.
Тот ничего не сказал ему. Просто стоял и смотрел: чуть брезгливо, с затаенным в глубине глаз любопытством. Меня маггл не заметил или же сделал вид, что не заметил.
— Пришел-таки, — медленно произнес он. Голос у Риддла-старшего был гораздо жестче, чем у сына, но такой же завораживающий и тягучий, словно патока.
— Можно войти?
Сегодня Том был удивительно вежливым и терпеливым. Интересно, что произойдет, когда выдержка ему изменит?
Маггл отошел в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Снисходительно так, словно попрошаек пускал в дом. У меня ужасно чесались руки заколдовать его, да так, чтобы эта его надменность и высокомерие слетели с него, словно насквозь прогнившая шелуха.
Мы оказались в доме. Затем, вслед за хозяином, прошли в гостиную, где сидела пожилая пара. Мужчина подслеповато щурился, рассматривая нас. Женщина, сжав губы в тонкую линию, с ненавистью сверлила глазами Тома.
Убранство комнаты было богатым, но в то же время элегантным. Темные цвета мебели хорошо сочетались с бежевыми обоями на стенах, а пламя в камине еще больше подчеркивало гармоничность линий и углов. Еще в комнате были картины с изображением разных натюрмортов и милые сердцу безделушки. Особенно мне запомнилась одна фарфоровая статуэтка. Маленькая балерина стояла на одной ноге, вторую грациозно вытянув назад. Ее тонкие белые руки были подняты вверх и сжимали над головой венок, сплетенный из алых цветов. Она была такой хрупкой, такой нереально прекрасной! Удивительно, что такая красота могла находиться в этом идеальном доме, которым владели на редкость неприятные магглы.
— Зачем ты пришел сюда? — наконец-то спросил старик у Риддла-младшего.
— Чтобы увидеть своих, — он сделал паузу, — родственников.
Что же, предельно честно. Изначально ему действительно было любопытно посмотреть на тех, кто мог быть его семьей.
— Увидел? Можешь теперь идти. Тебя сюда не звали. — Доселе молчавшая женщина подала голос и указала рукой в сторону выхода.
Вот так вот ненавязчиво нам указали на то, что мы здесь являемся нежеланными гостями. Мне вдруг стало как-то не по себе, я остро почувствовала себя здесь лишней. Зря я напросилась составить компанию Риддлу в визите вежливости. Ему сейчас нужна была поддержка, а не растерянная девчонка, понятия не имеющая, как себя вести с этими ужасными магглами.
— Вот как. — Том невесело усмехнулся. — Значит, и вы считаете меня позором для семьи?
— Разумеется! — воскликнул Риддл-старший.
Он с отвращение посмотрел на сына, а потом резко отвернулся, словно ему было противно. Все внутри меня похолодело. Что они творят? Разве они не чувствуют угрозу, исходящую от Тома? Разве не понимают, что нельзя безнаказанно дразнить змея?
— Твоя мать заколдовала меня. Недаром говорили в деревне, что она была ведьмой. Потом мы уехали с ней в Лондон. Я бросил все: дом, семью, невесту. Не ведал, что творю. Эта женщина разрушила мою жизнь! — Риддл-старший говорил отрывисто, с силой сжимая кулаки.
— Вы ее бросили, несмотря на то, что она была бременна, — тихо заметил Том.
— И что с того? Она мне была не нужна. Ни она, ни ребенок. Я хотел лишь вернуть свою жизнь, понимаешь? — Риддл-старший резко развернулся, глядя на сына шальными глазами.
Интересно, сколько раз он повторял себе это? Сколько раз успокаивал свою совесть и убеждал, что поступил правильно?
Мне было гадко на душе. Хотелось быстрее уйти из этого дома. Сбежать от тайн прошлого, захлопнув за спиной дверь, и забыть обо всем. Порой неведенье действительно бывает милосердным. И оно уж куда лучше, чем такая горькая правда. Я села в стоящее в стороне кресло. И книзлу было понятно, что мы тут задержимся. Стоять же на ногах и демонстрировать равнодушие у меня больше не было сил. Это была не моя битва, не моя семья. Зря я сюда пришла.
— Нет. — Том покачал головой. — Вы струсили и поэтому сбежали.
— Да что ты понимаешь, мальчишка? — визгливо произнесла женщина. — Ты никто и зовут тебя никак. Или же ты возомнил себе, что имеешь право что-то от нас требовать?!
— Матушка! — попытался осадить старуху Риддл-старший. Но куда там! Она разошлась не на шутку.
— Замолчи, Томас! — прикрикнула женщина. — А ты убирайся из нашего дома и нашей жизни. Ты ничего не получишь от нас: ни денег, ни имени. Возвращайся к своим сумасшедшим родственникам в ту дыру, которую они называют домом. Тебе там самое место!
Я думала, что мир рухнет после этих слов — жестоких, злых и болезненно реальных. Но нет, он по-прежнему был на месте. Как и фарфоровая балерина, как и эти ненормальные люди. Было удивительно, что все родственники Тома единодушно отвергли его. Складывалось такое впечатление, что он был лишним и нежеланным ребенком, что он не должен был родиться. Мое сердце болезненно сжалось — мне было искренне жаль друга. Почему эти люди думают, что имеют право причинять моему Тому боль? Ведь они ничтожны, мелочны и ограничены в своих мирках, со стенами из картона. Такими же хлипкими, как и сами люди. Ведь они всего лишь фарфоровые статуэтки — бездушные и холодные. Их стоило разбить. Стереть в мелкую пыль и развеять по ветру.
Риддл как будто прочитал мои мысли.
— Что же, раз вы так хотите, то я исчезну из вашей жизни. — Том неожиданно усмехнулся и добавил: — Или вы из моей. Петрификус тоталус! — выкрикнул друг, направив на меня палочку. Миг — и я парализовано замерла в кресле, с ужасом глядя на то, что творил Риддл.
— Я рос в приюте и всю жизнь считал себя сиротой. Знаете, дорогие родственнички, теперь-то я понял, что это не самое худшее, что могло случиться со мной.
— Ч-что ты собираешься с-сделать? — сдавленно спросил Риддл-старший, с ужасом разглядывая палочку в руках друга.
— Убить вас, — честно признался Том, а потом резко взмахнул волшебной палочкой и сказал: — Авада Кедавра!

* * *
Зеленый цвет, как оказалось, мог быть устрашающе-прекрасным. Он ослеплял, наполняя каждую клеточку тела животным ужасом. А потом, когда гас, оставлял после себя чувство оцепенения. Так бывает, когда ты сгораешь изнутри. Когда эмоции и чувства покрываются коркой льда, а разум способен лишь фиксировать вереницу событий, над которыми ты больше не властен.
Изумрудная вспышка — тело Риддла-старшего на миг застыло, а потом упало на пол. Нелепо раскинутые руки и широко открытые темные глаза, пугающе похожие на те, другие, любимые, смотрели прямо на меня. Крик женщины, пронзительный и отчаянный, а за ним последовавшая еще одна вспышка. И два роковых слова. Миг, второй — Том отошел в сторону, дав возможность мне увидеть мертвую женщину с застывшей гримасой ужаса на лице. Она были неподвижной, погасшей, как та фарфоровая статуэтка с полки. Я не хотела смотреть на нее, но отвернуться или зажмуриться было выше моих сил. Смерть была отталкивающе прекрасна.
Мне не хотелось верить в то, что эта женщина мертва. Хотя она и вела себя отвратительно по отношению к Тому, но умереть так... неожиданно? Так глупо? Мерлин тебя побери Риддл, что же ты натворил?!
Я почувствовала, как глаза начало неимоверно жечь. Они стали влажными, предательски демонстрируя то, что я сейчас была как никогда уязвимой. Если бы у меня была палочка, я бы ни за что не позволила другу сделать этого. Я бы дралась, и мне было бы плевать на то, что колдовать запрещено! Нельзя убивать людей, как скот. Нельзя решать, кому жить, а кому умереть! Это непростительно!
Горькие слезы бессилия катились по моим щекам, а я даже не могла их утереть. Я была беспомощна, как та фарфоровая балерина на полке. Всего лишь застывшая кукла, которой можно вертеть, как вздумается.
Старик был жив, но не казался напуганным. Он сначала взглянул на Риддла, а потом перевел взгляд на мертвецов.
— Что же, — впервые за вечер мужчина нарушил тишину, — за все надо платить.
— Не боишься? — поинтересовался Том, подходя к нему близко-близко.
Кончик палочки упирался в лоб жертвы, тем самым показывая, что убийца абсолютно уверен в своих силах и выдержке.
— Нет. Устал, знаешь ли, за долгие годы, — признался он, а потом вдруг спросил: — А ты, внук, не боишься убивать?
— Нет. Больше не боюсь.
Риддл отошел от маггла на несколько шагов назад, затем взмахнул палочкой и сказал:
— Авада Кедавра!
Отдача была сильной. Волшебную палочку друг сумел удержать в руках, но его отбросила назад, да так, что он ударился спиной о полку. Пытаясь удержаться на ногах, Том уцепился за нее, неловко сбросив все фигурки и прочие безделушки на пол. Фарфоровая балерина тоже полетела вниз. С тихим «дзинь» она раскололась надвое так же, как и вся моя жизнь.
Если бы я могла, то закричала бы. От ужаса, а может, от боли. Я не знала, чего во мне теперь было больше. Кровь стучала в виски, перед глазами все плыло. Но и их я не могла больше закрыть: чары по-прежнему действовали.
Том выпрямился, отвел упавшие на глаза волосы. Подойдя к убитому дедушке, наклонился к нему и удовлетворенно хмыкнул. На миг мне показалось, что он наслаждался своей силой, что был доволен. Но этого не могло же быть. Риддл же не такой, правда?
Том обвел рассеянным взглядом комнату, безразлично посмотрел на отца, бабку, а затем в недоумении взглянул на меня. Неужели Том забыл обо мне? Я бы рассмеялась, ведь выражение его лица на миг стало почти забавным, а потом что-то изменилось. Недоверие, боль, отчаяние, злость — эмоции мелькали на его лице так быстро, что я не успевала их расшифровывать. Но миг — и его лицо стало непроницаемым. Еще одна столь любимая Риддлом маска. Только вот какая?
Я остро ощущала свою беспомощность. Хотелось выть от бессилия. Я понимала, что в этот раз проиграла в схватке с Томом. Он убил всех своих родственников, теперь убьет и меня. Отчего-то я в этом не сомневалась. Умело жонглируя словами, Риддл, словно насмехаясь, бросал мне в лицо ворох иллюзий и ложных зацепок. Зная, что я вновь поведусь на старую как мир уловку, что любопытство вновь перевесит здравый смысл. В конце концов я пришла к пониманию того, что выхода нет. Запас удачи иссяк, а купить ее за галлеоны не получится. Хуже этого могло быть только осознание того, что я никогда не смогу узнать врага в лицо. Слишком много у него ложных масок, и слишком мало у меня времени осталось...
Том медленно подошел ко мне. Отвел палочкой упавший на лицо локон и, поддев пальцами подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. То, что он там увидел, ему очень не понравилось. Риддл нахмурился и недовольно сжал губы в тонкую линию. Я ощущала, как мое сердце бешено бьется в груди, но я не боялась. Во мне больше не было страха, не было боли. А смерть... Что ж, и с ней когда-то придется встретиться.
Том сел передо мной на корточки и задумчиво спросил:
— Ну и что же нам теперь делать, Гермиона?