Люди по своей природе несовершенны и порочны. Они творили зло, потому что могли. Зачастую было плевать на последствия. Тот азарт, что они получали, вмешиваясь в судьбы других, — бесценен. Растекаясь по их венам кипящей лавой, он затуманивал сознание не хуже огневиски. И оставлял после себя лишь легкий вкус горечи на кончике языка. А еще пустоту, которую можно было заполнить только такими же яркими эмоциями. Балансируя на грани приличий, люди умудрялись сохранить холодный разум. Становились еще более расчетливыми и безжалостными. Это могло показаться невозможным, но это так.
Хуже всего, когда порок воплощался во что-то живое, теплое и дышащее. Оно должно было быть ужасным и отвратительным. Таким, чтобы сразу становилось понятно, с чем ты имеешь дело. Но ведь порок коварный! Ему нравились яркие притягательные личины. Сладкие, свежие, сочные — с какой радостью мотыльки летели к ним! А порок понимающе улыбался и протягивал им руку. Почти доброжелательно. Да вот только за маской прятался голодный оскал зверя. Алчного, коварного, устрашающего. Его ни в коем случае нельзя было злить. Он не убил бы, нет. Утянул бы за собой, превратив туманную дымку или ошметок прогнившего насквозь мяса.
Мой порок был до боли прекрасен. Порой он бывал ласков и нежен со мной. Но для него такое поведение противоестественно. Да и меня привлекло в нем другое качество — темное и липкое, как горячий шоколад. Что? Душа. Сталкиваясь с ней, я все время балансировала на тонкой паутинке. Одно неверное движение — и я полетела бы в пропасть. С визгом, бестолково размахивая руками и ногами. А могла намертво прилипнуть к тонкой ниточке, зависнув вниз головой. И тогда все было бы наоборот: боль стала бы наслаждением, страх — радостью, ложь — правдой. Хотела ли я так жить? Нет. Был ли у меня выбор? Не знаю.
Я уже прилипла к той паутинке, но еще не упала. Держалась, задирала повыше нос и громко кричала. Может быть, кто-то услышит и придет мне на помощь? Мне она очень нужна, так как сама я не справлюсь. Нет во мне тех сил, которые помогут удержаться от падения.
— Ты сегодня рассеяна, — заметил Том, пристально глядя на меня.
Мы сидели в библиотеке и корпели над домашним заданием. Молча, не разговаривая и не мешая друг другу. Лишь изредка переглядывались, словно пытались понять мысли своего визави. Такая обычная, почти дружественная обстановка смущала меня. Поэтому я всегда первая прерывала зрительный контакт, а Том посмеивался и словно невзначай проводил писчим пером по моей руке. Было щекотно и… жарко. Не руке, нет. Чему-то внутри меня. Такому же грешному и порочному, как Риддл.
— Услала, — пожав плечами, ответила я. — А ты разве нет?
— А должен?
— Да, — увидев, как Риддл насмешливо усмехнулся, объяснила: — Обязанности старосты отнимают много времени и сил. Даже Минерва в последнее время жалуется, что не справляется со всеми заданиями.
— Я справляюсь. Гермиона, — он вновь провел опахалом пера по моей руке, — скоро будет святочный бал. Ты пойдешь туда со мной?
Я удивлённо посмотрела на него. Том Риддл хотел пойти на праздник?! Он же терпеть не мог танцевать! Еще на третьем курсе, когда мы ходили на уроки танцев в Хогвартсе, он все время возмущался. И совершенно не понимал, зачем тратить время на бессмысленное кружение по залу.
— Это приглашение? — уточнила я.
— Приглашение, — подтвердил он. — Так что скажешь?
Если быть честной, то я хотела пойти с ним на бал. Очень. Но было два «но». Во-первых, мне нечего было надеть. Стипендии, положенной детям-сиротам, едва хватало на закупку самого необходимого в начале года. И в этот список парадная мантия не входила. Во-вторых, мне было страшно. Эйвери, как и другие ученики, до сих пор не вернулись в нормальное состояние. Хотя нападения прекратились, и в последний месяц все было спокойно, меня терзали сомнения. Вдруг заклинание, стирающее память, не сработало? И Том все помнил, просто ждал удобного случая, чтобы проучить меня за непокорность.
— Почему ты сомневаешься? — Риддл проявил настойчивость. — Ты мне не доверяешь?
И что я должна была ему сказать? Правду? Ха! Сомневаюсь, что он воспринял бы ее адекватно и простил. Я бы не простила.
— У меня нет парадной мантии, — призналась я Тому, отводя от него взгляд. Нет, мне не было стыдно. Просто я не хотела, чтобы он понял, что я что-то недоговариваю.
— Не волнуйся, мы что-то придумаем, — заверил Том меня. — Так какой твой ответ?
— Я… согласна.
Ох, и почему у меня такое чувство, что я совершаю ошибку? Глядя на друга, я видела, что он жутко доволен. Это было почти незаметно, но я его хорошо знала. В наклоне его головы, в расслабленности, ощутимой в каждом жесте, в легком поглаживании страниц кончиками пальцев… Что же ты задумал, Том?

* * *
Риддл вызвался проводить меня до дверей гостиной. Отчего-то ему важно было, чтобы я находилась рядом. И чем дольше, тем лучше. Я подозревала, что, стирая воспоминания, упустила что-то важное. Эмоции? Чувства? Память тела? А может, все вместе? Ведь тогда, в ванной комнате старост, Риддл был слишком близко. Я хорошо запомнила его жадные, горячие поцелуи. К тому же он не позволил мне забыть. Нечаянные касания, загадочные улыбки, простые скучные слова, которые неожиданно приобретали глубокий смысл. Я не понимала, зачем Том все это делает? В чем смысл?
А он не говорил и, казалось, не обращал внимания на мое замешательство. Несколько раз Риддл затаскивал меня в укромные уголки и целовал совсем не по-дружески. Настойчиво, страстно, доводя до исступления. А я задыхалась и сгорала в его объятиях, отчаянно желая пойти дальше. Но Том держал себя в руках. Он касался моего лица, сжимал запястья, но ни разу не пытался снять с меня одежду. У меня сложилось впечатление, что он чего-то ждал. С одной стороны, это настораживало, с другой — приятно волновало. Я понимала, что мое чувство к нему отнюдь не светлое, не возвышенное. Да и не нужно было оно мне. Гораздо интересней было отвечать на вызовы, которые он с завидной регулярностью подбрасывал мне. Бороться, хитрить, быть готовой пойти на все ради победы. Это и представляло для меня настоящую ценность!
В этот раз мы спокойно дошли до гостиной. Том на прощание крепко сжал мою руку и кривовато улыбнулся. Я чувствовала, что он хотел что-то мне сказать. Но потом, словно передумав, прошептал: «Сладких снов», и ушел.
Я же, назвав пароль «лысый гипогриф», зашла в гостиную. Там, в кресле, сидела Минерва и смотрела на пламя. Но, стоило ей увидеть меня, как она тут же указала рукой на соседнее кресло. И я поняла: меня ждет занятный разговор перед сном.

* * *
— Арчи что-то затеял, — прямо сказала подруга, не став ходить кругами вокруг проблемы.
— Что на этот раз? — поинтересовалась я.
Мерлин! Ну почему Арчибальд не может хотя бы день прожить спокойно, не вляпавшись в очередную аферу?
— Я не знаю точно, что он хочет сделать, — призналась она. — Это произойдет во время святочного бала.
Час от часу не легче!
— Зачем это ему? — спросила я, угрюмо рассматривая лицо МакГонагалл. Оно было бледным и изнеможённым. На этом фоне темные круги под глазами выглядели почти гармонично.
— Арчи нашел того, кто шпионил для Риддла, — выделив последнее слово паузой, она продолжила говорить: — Это был Рубеус Хагрид.
— Ты шутишь? Он же безобиден!
Я недоверчиво взглянула на нее. Хагрид был странным парнем, но добрым и покладистым..
— Верно, — согласилась Минерва со мной. — Но ты забываешь о зелье подчинения. Помнишь, ты рассказывала, что Риддл его усовершенствовал.
Я кивнула. В том, что я поделилась частью информации с подругой, не было ничего удивительного. В конце концов, именно она создала антидот от той напасти, которую изобрел Том.
— Он не подействовал. Действие этих двух зелий совершенно противоположное, понимаешь?
— Нет. Объясни, — попросила я ее.
— Во-первых, жертва думала, что делает все, что ей сказали, по своей воле. Она изначально осознавала каждое свое действие. В старой версии желания были навязаны. Человеку внушали что-то и он исполнял. Беспрекословно и не раздумывая, а потом он забывал, — сказала Минерва. — И антидот не помог. Только навредил. Хорошо, что Хагрид не восприимчив к большинству ядов.
— Ты имеешь в виду, что он отравился? — уточнила я.
— Да. А мог и умереть, если бы не был наполовину великаном, — подтвердила подруга.
Я судорожно вздохнула, поняв, что могло произойти с мальчишкой по нашей вине. А ведь я считала, что обманула Риддла! А оказалось, что это он все время водил нас за нос.
— Что будем делать? — спросила я Минерву.
— Все зависит от действий Риддла. Станет ли он защищаться или ударит в ответ.
— Если бы я знала, — я ожесточенно потерла лицо руками. Ситуация казалась безвыходной и от этого становилось еще гаже на душе.
— А твой осведомитель? Он может помочь.
— Он выбыл с игры, — возразила я, вздохнув.
Без Эйвери было тяжело. Несмотря на все его дурные привычки, он был неглупым человеком. Его совет сейчас пришелся бы как нельзя кстати.
— Что же, нам остается только ждать, — подвела итог Минерва.
— Может быть, попытаться как-то повлиять на Арчибальда?
Мое предложение не могло решить проблему. Да и не стал бы этот упрямец слушать меня. Но я не могла — не хотела! — сдаваться. Одному Мерлину известно, к каким последствиям могло привести открытое противостояние.
— Нет, не поможет, — возразила подруга. — Он пришел в ярость, когда узнал о том, что едва не убил Хагрида. Я его таким еще никогда не видела. Казалось, что Арчи готов придушить Риддла руками за все те мерзости, что тот сделал.
— А ты? — полюбопытствовала я.
— Что я?
— Чтобы ты сделала на его месте?
— То же самое, будь я менее правильной. Риддл заигрался, а такое не спускают на тормозах, — жестко произнесла она.
Я хмыкнула, вспомнив Линду. Та жертва была на нашей с Томом совести, и мы смогли выйти сухими из воды. А сейчас? Смогу ли я сейчас предотвратить катастрофу?

* * *
Арчи не захотел со мной разговаривать. Лишь презрительно бросил: «Предательница!» Короткое слово было равносильно пощечине, вот только дать ему достойный отпор я не смогла. Растерялась. Слишком неожиданно и больно оказалось услышать такое от друга. «Бывшего друга», — поправила я себя.
Поэтому я решила выжидать и пока ничего не предпринимать. Том был все время рядом, и, казалось, ему дела не было к разборкам между факультетами. Создавалось впечатление, что мы существуем отдельно ото всех остальных. Что у нас есть маленькая вселенная на двоих. Убежище, куда путь другим волшебникам заказан.
Так и проходили дни, сплетаясь в пестрый калейдоскоп воспоминаний. Я была благодарна всем богам за ту краткую передышку, которую они подарили мне. За самоуверенного, вредного и любящего Тома, с которым наша связь крепла день ото дня. И за надежду, что все образумится.
Накануне праздника мне пришла посылка. Открыв ее, я обнаружила внутри нарядную мантию насыщенного зеленого оттенка. У меня не было сомнений на счет того, кто прислал ее. Вот только где он взял столько денег на столь шикарный подарок? Сомневаюсь, что Риддл купил это великолепие на распродаже!
Но отказаться от возможности покрасоваться в обновке я не могла. У меня возникло какое-то детское желание утереть всем завистницам нос. Нелепое и абсурдное. Капризное и в то же время необходимое, как воздух. Какие только слухи они не распускали о нас с Томом! И то, что я с ним сплю, была самой безобидной. Я злилась, скрипела зубами от досады и плакала ночами в подушку. А утром приводила себя в порядок и спускалась в Большой зал на завтрак. И улыбалась: широко, ослепительно, радостно.
Ведь боль причинить можно разными способами, а методов защиты мало. Моими стали улыбка и счастье. Благо, их не надо было изображать. Актриса из меня была на редкость бездарная.
Облачившись в парадную мантию, я с помощью магии уложила волосы в затейливую прическу. Выглядела я не сногсшибательно, но вполне мило. Минерва хитро улыбнулась, но никак не прокомментировала мой внешний вид. Конечно, она не одобрила того, что я шла на бал с Риддлом. Просто трансфигурировала гусиное перо в белую розу, украсив ею мои волосы. И шепнула: «На счастье». Это прозвучало так тепло и искренне, что у меня не нашлось слов благодарности. Вместо этого я обняла ее крепко-крепко. В то мгновение я была доверчивым ребенком, а она — взрослой женщиной. Той, которая всегда поддержит и не даст упасть беззаботной девчонке.

* * *
Том ждал меня возле лестницы на первом этаже. Высокий, статный, равнодушный. Он ни на кого не обращал внимания и ни с кем не разговаривал. Казалось, ему не было дела до пестрой толпы учеников. Я замерла в нескольких шагах от него, не решаясь окликнуть или еще как-то обозначить свое присутствие. У меня было странное ощущение, что мы с ним должны быть не здесь. Что этот праздник не наш, и вся эта суета глупа и бесполезна. Гораздо лучше было бы сидеть рядом на диване в выручай-комнате, как в прошлом году. Вместе, прижавшись друг к другу, наблюдать за пламенем в камине. И молчать. Ведь слова часто мешали отличить правду от вымысла, поэтому мы так часто ссорились.
Вздохнула, понимая, что так просто сбежать не получится. Наверняка была какая-то важная причина, почему он так хотел сегодня пойти сюда. И пока он не довела дело до конца, я должна буду улыбаться и делать вид, что не замечаю косых взглядов и перешептываний за спиной. К сожалению, не только Минерва не одобряла наши отношения…
Поэтому я молча преодолела разделяющее нас расстояние и взяла Риддла под руку. Он, напрягшись, оглянулся, но, увидев рядом с собой меня, расслабился. Окинув взглядом мой наряд, Том одобрительно кивнул.
— Идем? — неуверенно спросила я.
— Да, пошли.
Мы вошли в зал вместе: юные, уверенные в себе, сильные. Я на мгновение ослепла, увидев удивительно красивый, ледяной свет. Несколько раз моргнула, пытаясь вернуть зрение, и замерла. Потому что то, как украсили Большой зал, нельзя было описать словами. Я попала в сказку. С чем еще можно было сравнить ледяные колонны и парящие в воздухе снежинки. Они, как стая мотыльков, то садились на одежду людей, то вспархивали ввысь, потревоженные неосторожным движением. И везде я слышала смех, видела счастливые улыбки и беззаботные радостные лица. Знакомые, родные и такие нереальные.
Мы прошли вглубь зала, туда, где кружились в вальсе парочки. Поклонившись, Том спросил:
— Позволите пригласить вас на танец?
И глаза у него были при этом такие серьезные и темные, почти черные. Я кивнула и через мгновение оказалась в его объятиях. Риддл умел танцевать. Я вспомнила, как учительница поставила меня в пару с Арчи, и мы вместе разучивали первые па. Он тогда оттоптал мне обе ноги, хотя и не был неуклюжим увальнем. А Том на ноги не наступал и вел в танце легко, бережно касаясь руками моего тела. Было непривычно и… приятно. Я чувствовала себя хрустальной вазой. Это сравнение позабавило меня, и я сжала губы, чтобы не засмеяться.
Тем мелодия затихла, и раздались аплодисменты. Я огорченно вздохнула — мне не хотелось, чтобы Риддл выпускал меня из своих объятий. А он и не стал. Наклонился к моему уху и прошептал, щекоча дыханием кожу:
— Гермиона, мне надо кое с кем переговорить. Это важно, — он сделал паузу. — А потом мы уйдем отсюда.
— Куда? — поинтересовалась я, еще ближе прижимаясь к нему.
— Сюрприз, скоро все узнаешь, — увильнул он от ответа. — Мне кажется, что ты вряд ли захочешь весь вечер танцевать и пить ту розовую гадость, которую по ошибке назвали пуншем.
Я вдохнула родной, пряный запах и улыбнулась. Мне его идея очень понравилась. Подняв голову, я кивнула и попросила:
— Недолго.
Том понимающе усмехнулся и, еще раз властно проведя рукой по моим волосам, ушел, мгновенно затерявшись в толпе. А я направилась к стоящим возле стен столикам. Я ни с кем не хотела сейчас говорить. Ведь люди — существа крайне любопытные. И их вопросы не всегда безобидны. А как я могла объяснить им, почему пришла на праздник с Риддлом и где купила такую красивую мантию? Поэтому я села за пустующий столик и стала терпеливо ждать. Но Том не вернулся ни через пять минут, ни через десять.
Когда прошло полчаса, я решительно встала со стула и направилась в ту сторону, куда ушел Риддл. У меня было плохое предчувствие. Если вспомнить наш недавний разговор с Минервой, то тревога, которую я сейчас чувствовала, могла быть вполне реальной.
Я пересекла зал и оказалась на противоположной стороне. Все те же столики, расставленные вдоль стен, и парочки, склонившиеся друг к другу так близко, что, казалось, хотели откусить нос у своего визави. Вот только Риддла нигде не было.
Сжав зубы, я мысленно приказала себе успокоиться. Не время паниковать! Чтобы не заставило его оставить меня — это важно. Я видела, как Том смотрел на меня, чувствовала его нетерпение и желание оказаться подальше от любопытных глаз. Поэтому я не имела права сомневаться в нем.
А вот одного из моих бывших друзей я подозревала в очень нехороших вещах! К тому же я его сегодня не видела весь день. Так куда же делся Арчибальд и где та грандиозная гадость, которую он грозился устроить Риддлу?!
Я еще раз обвела взглядом зал и, не заметив нигде Тома, направилась к выходу. В конце концов, он знал, где меня найти. А быть здесь одной и слышать перешептывания за спиной — выше моих сил.

* * *
Очутившись в коридоре, я решила прогуляться по замку. Мне было тоскливо и одиноко. Да еще широкие рукава парадной мантии все время за что-то цеплялись. Конечно, она была очень элегантной, но совершенно не практичной.
Поднявшись на второй этаж, я услышала шум. Кто-то спорил и кричал. Я увидела разноцветные вспышки. Такие бывали, когда пускали фейерверк или колдовали. Неужели кто-то устроил дуэль? Не раздумывая, я побежала в ту сторону, откуда доносились крики. Палочка привычно скользнула в руку, придавая уверенность в себе и своих силах. Я понимала, что боевой маг из меня слабенький, но вот трансфигурировать чью-то заносчивую задницу в подушку я всегда смогу.
Оказавшись перед дверьми в женский туалет, я на мгновение замешкалась. Странное место выбрали ученики для поединка…
Я сердито мотнула головой и толкнула дверь. И удивленно вскрикнула, когда мне под ноги хлынула вода, мгновенно намочив подол мантии. Посредине комнаты стояли Том и Арчи. Мантия Риддла была мокрой и грязной. Наверное, он раз или два упал в ту лужу, которая образовалась на полу. А у Гриверса был глубокий порез на плече, из которого сочилась кровь. Сам однокурсник был очень бледным и, казалось, мог потерять сознание в любое мгновение.
Я хотела окликнуть дуэлянтов, но не успела. Том что-то прошипел сквозь сжатые зубы и раковина, находившаяся посреди туалета, отодвинулась в сторону, открывая огромную дыру. Послышался шорох: медленный, тягучий и неизбежный. Я ахнула, потому что знала, кто полз к нам по трубе. Мерлин! Надо уводить отсюда Арчибальда. Он не справится со змеей, не сумеет. А Том не станет заступаться за врага. Рванув вперед, я зацепилась рукавом мантии за что-то и, споткнувшись, упала на колени. Я услышала треск ткани и отчаянный крик Риддла: «Закрой глаза!».
А потом пришла темнота — пугающая, с грязно-желтыми разводами. И холод, который мог быть только во дворце Ледяной королевы. Той, что превратила сердце мальчика в лед и много раз пыталась убить девочку. Действительно — сказка. Вот только злая и без счастливого конца.