2024-11-21

47

0

0

~☆~☆~☆~☆~☆~

Завтра мой двадцать пятый день рождения, но на самом деле мне никак не хочется отмечать этот день в календаре, ни обводить в кружочек красным фломастером, ни устраивать вечеринку. Помню, что в детстве каждый день на протяжении месяца до этого события проходил в нетерпении, в ожидании праздника и чуда взросления. Но я как-то слишком быстро поняла, что взросление – это не просто дата, а набивание шишек от собственных верных и неверных решений и натирание жизненных мозолей на своей детской невинности и слепой наивности.

Рабочий день пятницы, пусть и сокращённый, тянулся неимоверно долго, как будто его кто-то специально замедлял. Сегодня на меня навалилась куча дел, сроки по сдаче важных проектов горели, кажется, с тех самых пор, как они начались. Но я не из тех людей, что несут эти проблемы домой, мне хватает и просто усталости.

Прогуливаясь от метро до своего дома, слушая в наушниках любимую музыку и украдкой наблюдая за окружающими людьми, мне было почти хорошо, несмотря на весь дневной аврал. Надолго ли это чувство? Надеюсь, что да.

В кармане завибрировал телефон, и я нажала кнопочку на наушниках, чтобы ответить, не доставая мобильник и не занимая руки.

- Да, кто это? - коротко ответила я в динамик, так как не видела, кто звонит.
- Привет, Карина, это я, - раздался радостный голос Полины, моей подруги. Нужды представляться у неё не было.
- Привет, чего звонишь?
- Спросить насчёт завтра. Ты всё ещё вгоняешь себя в депрессию или готова выслушать моё предложение?
- Не вгоняю я себя в депрессию, - у меня в груди забурлило возмущение.
- Хорошо, тогда слушай. Завтра вечером ты, я и Машка пойдём в одно место. Для тебя это будет сюрприз, но туда стоит принарядиться.

Эти слова заставили меня нахмуриться. Я не люблю сюрпризы. Очень.

- Что это вы там задумали?
- Ничего такого особенного. Но будет весело, обещаю, - клятвенно произнесла Полина, но чтоб мне сейчас провалиться под землю, если я поверю ей на слово.
- В прошлый раз весело не было, - напомнила я о сюрпризе от них на моё совершеннолетие. Да, это было давно, но забыть такое сложно.
- В гугле не было написано, что это гей-бар, - сконфузилась в трубку подруга. Ага, ей тоже было неловко в тот день, как и всем.

С самого начала было понятно, что вокруг нас происходило что-то не то, пока милый бармен не шепнул мне на ушко следующие слова: «Что в нашем голубом приюте забыли такие сладкие птички?». И сказал он это таким голосом, какой бывает у геев в фильмах, наигранным и прижимистым. Что такое произойдёт и в жизни, мне и в голову не могло прийти. Представляете, какие эмоции мы тогда испытали?

- В гугле много чего не написано, но название «Голубая луна» могло тебе о чём-нибудь сказать, - язвила напропалую я. Мы уже давно эту тему не трогали, а почему начали сейчас, непонятно. Хотя причина всё-таки есть. Моя нелюбовь к неожиданностям, которая после того случая только усилилась.
- Могло бы быть и хуже, - защищалась Полина, но меня это ничуть не успокоило.
- Ты решила это исправить?
- Да ладно тебе, всё будет нормально. В этот раз я подготовилась лучше.
- Хотелось бы верить, - вздохнула я, постепенно сдаваясь на её уговоры. В конце концов она всё равно меня достанет.
- Так ты идёшь? - для верности уточнила Полина.
- Ладно, чёрт с тобой.
- Ура! Тогда я приеду к тебе завтра и помогу собраться. Поедем вместе. Машка прискачет к нам прямо туда, - кажется, у неё уже всё было распланировано и разложено по полочкам.
- Эх, ладно, - это было всё, что я смогла сказать.
- Давай не кисни там, Каринка, завтра будет вечеринка, - пропела она и захохотала от случайно получившейся рифмы. А может, и не так уж случайно. Кто знает?
- Ха-ха, очень смешно, - смешно мне на самом деле не было. Мне очень не нравилось, когда моё имя так рифмуют, а в школе из-за этого я могла даже подраться. Спасибо папочке за занятия самообороной, на которые он меня возил, и за тренировки в зале. Драться я умела и размазнёй не была.
- Ладно, пока. Увидимся завтра, - голос Полины ещё сохранял налёт веселья.
- Пока, - был мой ответ, а затем подруга отключилась, и в наушниках снова заиграла музыка.

~☆~☆~☆~☆~☆~

Ночью мне приснился тревожный сон, в котором я была не просто участницей, а словно марионеткой в чужих руках. Происходящее было настолько реалистичным, что в моей голове ни разу не возникло и мысли, что это всё нереально, хотя со мной происходили весьма странные события.

Я была маленькой девочкой, которую с двух сторон за обе руки держали её родители, но их лиц мне всё никак не удавалось разглядеть. Их словно окружала какая-то живая тьма. Они говорили на французском, и их слов ни понять, ни разобрать у меня не выходило. Да и шли мы явно не по российским улицам. Не узнать стеклянную пирамиду Лувра и Эйфелеву башню было буквально невозможно. Но ведь я никогда не была в Париже, это мне было отлично известно. Откуда же взялся этот живой сон? Мне будто бы были знакомы без преувеличения каждый камешек, каждый фонарь и каждое здание.

Мы возвращались домой из театра. В моей голове не было воспоминаний ни о пути туда, ни о сути спектакля, но знание факта пребывание там было неоспоримым.

Потом перед нами появился мужчина в явно старомодных одеждах, состоящих из длинного плаща, высокого цилиндра и кожаных сапог со шпорами, которые звонко задевали за тротуар. Прохожий оскалился в злобной улыбке, и у него во рту сверкнули аккуратные острые клыки. Его глаза сияли зловещим голубым огнём, как две яркие лампочки на новогодней ёлке.

Все дальнейшие события оказались как в тумане. Я испуганно замерла на месте, а родители перестали держать меня за руки, оставив после себя лишь холодное чувство пустоты. Страх сковал моё маленькое детское тельце. Я слышала крики мамы, стоны отца и звуки рвущейся ткани. Затем всё стихло, а надо мной навис тот самый зловещий человек с клыками. Его лицо было перепачкано кровью так же, как и руки. Я уже готовилась к смерти и к боли и буквально тонула в ужасе, когда он вдруг посмотрел куда-то за мою спину и бросился прочь, но не успел далеко убежать, потому что к нему приблизились сзади.

Его голова в цилиндре словно по волшебству отделилась от тела и повисла в воздухе, удерживаемая неизвестным мне высоким мужчиной с короткими коричневыми волосами. Тело с глухим стуком ударилось о землю, а другой человек с длинными чёрными волнистыми волосами и в белой свободной рубашке с кружевными оборками на воротнике подошёл к нему и присел рядом на корточки. Его ладонь с хрустом вошла в грудную клетку обезглавленного монстра, вынула оттуда небьющееся сердце и раздавила его, превратив в бесформенную кучу мяса.

В этот самый момент я, наконец, словно вышла из транса и огляделась по сторонам, замечая окровавленные тела своих родителей, лица которых по-прежнему не могла видеть.

Картинка закружилась, завертелась и сменилась новой. Моему взгляду предстали каменные стены без окон, завешанные полотнами известных и не очень художников. То были оригиналы, которых не видел свет, изображающие неизвестных миру людей с клыками и невообразимые кровавые и невинные сюжеты.

Я лежу на мягкой кушетке в центре комнаты, смотрю на мужчину в кресле, лицо которого скрыто тьмой, и на его портрет, где тот же самый мужчина изображён в одежде времён мушкетёров, со шпагой наперевес, в широкополой шляпе с перьями и на вороном коне, который встал на дыбы. Я не видела лица ни того, ни другого человека, но точно знаю, что это всё один персонаж.

- Ты, и правда, был мушкетёром? - спросила я, но в моей голове совсем не было этого вопроса. Мною будто завладел кто-то другой. Я всё ещё была ребенком, но уже чуть старше, чем до этого.

- Да, служил самому Людовику Тринадцатому, - голос того, кто мне отвечал, доносился до меня словно из глубокого колодца совершенно неразличимыми звуками.

- И уже тогда ты был вампиром?

- Correctement (пер. с франц.: правильно), - смысл французского слова не дошёл до меня, и вообще я сама говорила не то по-русски, не то по-французски, не то по-английски, не то по-немецки. Мы постоянно меняли язык общения, отчего моя голова шла буквально кругом.

Время от времени я понимала смысл сказанного чисто на интуитивном уровне, а иногда совсем терялась. Но вот эмоции всегда были весьма определёнными. По отношению к мужчине в кресле я чувствовала какую-то тёплую привязанность, и мои эмоции совсем не вязались с моим физическим возрастом. По ощущениям мне было лет двенадцать, но при этом я любила взрослого мужчину. Даже не просто взрослого, а воистину старого. И мне очень хотелось взаимности в ответ.

Моё сердце замирало, когда он смеялся, а волосы на руках вставали по стойке смирно. Всё это вовсе не было похоже на сексуальное влечение. Скорее на наивную детскую влюблённость.

Он ли спас меня? И спасал ли вообще? Связаны ли два моих сна? И почему я помню оба отрывка столь хорошо и ярко?

Даже после пробуждения сновидения не рассеялись как дым, а засели глубоко в подкорках сознания. Чётких образов вроде не осталось, но меня не покидало сосущее чувство потери какой-то важной части себя самой.

~☆~☆~☆~☆~☆~

Полина приехала ко мне в четыре часа, объявив с порога, что такси заказала на семь. Итого три часа на сборы. Благо до её прихода я хорошенько выспалась, дав волю своей внутренней сове, проспав до полудня, несмотря на тяжёлый осадок от сновидений, а затем взбодрилась в душе, хорошенько вымыв свои тёмно-русые с золотым оттенком тяжёлые и густые длинные волосы. Они даже успели высохнуть сами, без помощи фена. На завтрак у меня был свежесваренный в турке кофе, купленный вчера вечером в соседней с домом пекарне пирог с сёмгой и брокколи, а также кусочек тёмного шоколада. Идеально.

Полина была тёмной шатенкой с красивой копной волос, которую иначе, как «грива», не назовёшь, со смуглой кожей, большими карими глазами, тонкой длинной шеей, с красивыми и очень классическими чертами лица и фигурой в форме «песочные часы». Одна из самых внешне женственных моих подруг, и одна из самых взбалмошных и пацанистых. Нет, она совершенно точно знала о своих преимуществах и при желании умела выставить их в выгодном свете, как сейчас, но обычно носила волосы в хвосте, не пользовалась косметикой и предпочитала кроссовки, спортивные штаны и толстовки всему остальному гардеробу. Но ко мне она явилась при полном, так сказать, параде: короткое чёрное облегающее платье, в котором настоятельно не советуется наклоняться, с длинным рукавом и глубоким декольте, на шее кружевной чокер, на ногах высокий каблук, волосы распущены, и в довершение ко всему профессиональный смоки айс и красная помада. Кажется, я догадываюсь, куда мы пойдём.

Она сидела у меня на кровати, а я стояла у зеркала в полный рост и расчёсывала волосы. Полина осмотрела меня с ног до головы в моей голубой полосатой пижаме с рубашкой и длинными штанами, из которой я ещё не вылезла с утра. Уродкой меня назвать нельзя, но если сравнивать с подругой, то мы разные, как день и ночь. У меня бледная кожа, светлые, но не блондинистые, волосы, голубые глаза, средний рост. Не маленькая, но и не каланча, стройная и немного мускулистая, талия есть, но не такая выраженная, как у подруги. Я бы сказала, что я симпатичная, милая, может, даже кукольная, но называться красивой я бы побоялась. Вот смуглая горячая брюнетка передо мной – это да. Но на вкус и цвет, как говорится, товарищей нет. Если кто-то вдруг скажет, что я красивая, то спорить и ругаться не стану.

- Придумала, надень свою кожаную юбку и шёлковый топ с кружевами, - высказала Полина своё мнение насчёт моего сегодняшнего образа.
- Э-э-э, нет, это уже слишком, - короткая юбка и верх от ночнушки показались мне не лучшим выбором. К тому же мне не нравилось сочетание шёлка и кожи, да и в этой юбке можно свариться заживо.
- Видишь ли, там есть кое-какой дресс-код на сегодня, - после этого заявления у меня уже не было сомнений, что идём мы в клуб, но выдавать я этого не стала. Пусть она думает, что я ничего не знаю.
- Не проще ли сказать конкретнее? Может, я сама что-нибудь подберу. Но, судя по твоему виду, мне не понравится то, что ты скажешь.

На самом деле мне нравилось наряжаться в женственные юбочки и платьица и подбирать образы и цвета, но вот сексуально и горячо одеваться я не умела. По крайней мере, не так, как это умела Полина.

- У тебя есть чёрное платье? Но не то офисное с ремешком. Оно не подойдёт.
- Есть одно, но я его не надену ни за что на свете. Даже не знаю, что меня сподвигло его купить, - покачала я головой, а мысленным взором увидела коробку в глубине своего шкафа, где покоилась эта реликвия, которую было жалко выкинуть.
- Покажи мне, - заулыбалась Полина, спрыгнула с кровати, подошла к шкафу и открыла большое отделение с вешалками.

Я даже бровью не повела. Она всё равно его не найдёт, а если я буду протестовать, то могу только ей помочь. Но когда она целенаправленно полезла вниз, где были сложены коробки с обувью, то тогда у меня началась паника. Неужели она знала, но откуда?

И она действительно знала, потому что слишком быстро достала нужную вещь. То, что лежало внутри, было трудно назвать платьем. Больше подошло бы название «бесстыдная куча кружев». Покупалось оно на Хэллоуин ради образа ведьмы, но когда прислали заказ, и я его примерила, то это мне уже не казалось хорошей мыслью. Слишком уж откровенно.

Оно было чёрным, коротким и одновременно длинным, открытым и в то же время закрытым. Да, вот такая загадка. Грудь и задницу прикрывали два лоскута плотной чёрной ткани в виде короткой юбки и топа. Что удивительно, но топ был с каким-то каркасом и больше походил на лифчик, а юбка была с завышенной талией и достаточно удобной. Оба эти элемента соединялись прозрачным кружевом, сквозь которое просвечивала белизна кожи. К топу сверху были пришиты длинные рукава всё также из кружев, которые завершались пушистыми воланами, закрывающими кисти рук наполовину, а рукава соединялись между собой той же полупрозрачной ажурной тканью, которая прикрывала декольте и подчёркивала линию плеч. Сзади у юбки был многослойный воздушный шлейф, который немного нахлёстывался вперёд и прикрывал часть оголённых бедер.

На самом деле в нём я была похожа на сексуальную вампиршу больше, чем на ведьму.

- Да оно идеально подходит, это же чистая готика, - Полина вынула платье из коробки за плечики, а потом сообразила, что выдала свой же секрет. - Ой.

Она уставилась на меня, анализируя, заметила я или нет. Я сделала вид, что не заметила. Но вывод напрашивался сам собой. Готическая вечеринка в каком-нибудь клубе с пафосным названием. Странно, вроде сейчас не осень, а лето не сезон для подобных вещей. Ну, да ладно.

- Ты обязана его надеть, - глаза подруги загорелись азартным огнём. Она меня заставит, если я не соглашусь.
- Откуда ты знала, где оно лежит? - решила перевести тему я.
- Помнишь, я как-то просила у тебя одолжить мне красные туфли, а ты была занята на кухне и сказала, чтобы я сама порылась в шкафу?

Да, этот случай я помнила. Было это не так давно. Удобно, когда у вас с подругой один размер ноги. Можно таскать друг у друга вечерние туфли, чтобы не разорять кошелек по всякому поводу.

- Ты знала и специально всё подстроила! - возмутилась я несправедливости этой ситуации.
- Не злись, оно шикарно. И ты в нём тоже будешь шикарна. К тому же там все будут в подобных вещах, и даже ещё хлеще! - пыталась успокоить меня Полина. - Примерь его, давай.

Она подошла ко мне с этим ворохом чёрных кружев.

- Сначала ты скажешь, куда мы идём, - пусть я уже и догадалась, что это примерно за место, мне хотелось получить более исчерпывающую информацию.
- Если скажу, ты пойдёшь в этом платье? - спросила Полина.
- Говори.
- Ладно, - девушка села на кровать, положила мой наряд к себе на колени и начала рассказывать после короткого вздоха. - Помнишь, я тебе говорила про того классного парня, Филиппа, на свидание с которым и брала у тебя те самые красные туфли? - я кивнула, и она продолжила. - Короче, у его друга есть закрытый клуб, который называется «VIP», вход туда только по приглашениям, которые раскидываются в тайниках других его клубов. Раз в месяц там устраивают тематическую вечеринку. В этот раз тема «секс и готика». Чёрные и красные цвета, юбки не ниже колена, кружева и кожа, сколько душе угодно. В общем, Филипп достал нам всем приглашения, он тоже там будет сегодня.
- Филипп – англичанин. Его друг тоже не от мира сего? - в шутку сказала я, припоминая, в каком восторге от своего нового ухажёра находилась Полина. Она говорила, что он изысканный, галантный, обходительный, что таких не бывает в природе, да ещё и красивый, как ангел.
- Не знаю, может быть. Я знаю только, что его зовут Жан-Марк, и он настоящий француз. Филипп ещё говорит, что он безбожно красив, - лукаво улыбнулась подруга и подмигнула мне. От упоминания национальности этого Жан-Марка и его имени что-то кольнуло у меня в груди. Франция будет преследовать меня вечно? Интересно, если бы не тот сон,обратила бы я на это такое внимание?
- Только сватовством не страдай, - я иронично закатила глаза и забрала платье у неё из рук.
- Его там может и не быть. Филипп сказал, что он не очень любит людей, особенно их большие скопления, - оправдалась Полина, и на этот раз я ей даже поверила. И почему мне нельзя отказаться от всей этой затеи? Наверное, из-за дружбы.
- Почему он тогда выбрал клубный бизнес? Не очень логично, - рассуждала я вслух, пока меняла пижаму на платье.
- Вот сама у него и спроси, если он появится, и нас познакомят. Мне-то откуда знать? - в ожидании меня Полина легла на кровать, приподнявшись на локтях, а ноги свесила с края.
- Ну да, обязательно, - я закончила распутывать на себе кружева и стала вертеться перед зеркалом.

Надо отдать должное этому платью. Вид просто потрясающий. Мой вклад в этом тоже был, но небольшой. Полина снова села на кровати и присвистнула по-пацански.

- Шикарно. Нужно только что-нибудь придумать с волосами, - она подошла ко мне со спины, взяла по две горсти моих волос в каждую свою руку и стала примерять мне различные прически. - Давай я сделаю тебе укладку, а потом парочкой шпилек уберу часть волос назад.

~☆~☆~☆~☆~☆~

Меня завили и накрасили заботливые руки Полины как раз к тому моменту, как приехало такси. Надо было видеть лицо водителя, когда мы вдвоём, такие шикарные и готические в своих чёрных платьях, вышли из подъезда и сели к нему в машину.

Мы назвали адрес, и нас быстро, насколько это было возможно по вечерним пробкам выходного дня, доставили к клубу. Над входом горели красные неоновые буквы «VIP», а под ними нас уже поджидала Маша. Её бледное круглое лицо и блондинистые волосы отражали неоновый свет и окрашивались алым. Из нас троих она была самая низкая и маленькая, совсем худая и хрупкая на вид, особенно на нашем фоне, но при этом она очень уверенная в себе девушка. У неё никогда не было отбоя от ухажёров и поклонников. В этом она нас с Полиной трижды переплюнула.

- С Днём рождения! - почти запищала Маша, заключая меня в крепкие объятия. - Ты просто бомба!
- Ага, спасибо, - улыбнулась я, отмечая, что её наряд тоже был сплошь кружевной и открывал ещё больше, чем мой. Чёрные маленькие шортики с высокой талией и чёрной подкладкой, чтобы не просвечивало, короткий красный прозрачный ажурный топ поверх чёрного бра, красные лодочки на убийственно высоком каблуке. Волосы Маша уложила на одну сторону, а на её шее висело шикарное сапфировое колье в готическом стиле под цвет её глаз. Откуда она его взяла и что за него отдала, мне не хотелось даже и думать. Может, и ничего.

К нам неожиданно подошёл какой-то парень, очень худой и очень высокий, почти смертельно бледный, так что веснушки на его лице от этого выделялись чернильными пятнами, а рыжие волосы в красноватом освещении казались кровавыми.

- Извините, девушки, у вас нет лишних приглашений на вечеринку? - спросил он у нас каким-то уставшим голосом, как будто только что проснулся. Не было похоже, что он собрался на ту же вечеринку, что и мы, ведь одежда на нём была совсем обычная. Джинсы, футболка и кроссовки.
- Нет, извините, - огрызнулась на него Полина, а я заметила, как от стены возле входа оттолкнулся стоявший там амбал-вышибала и направился к нам.
- Продайте мне билеты, пожалуйста. Я заплачу столько, сколько скажете, - умолял парень и приблизился ко мне настолько непозволительно близко, что я поспешно отступила в сторону и прижала к себе свой клатч.

Мне начало казаться, что это какой-то наркоман. И я задумалась, можно ли подсесть на вечеринки, как на иглу? Всякое в жизни бывает, но такое мне встречается впервые.

- Какие-то проблемы, парень? - вышибала, одетый в чёрные штаны и чёрную футболку, которая угрожающе натягивалась на бицепсах, как будто была готова разорваться, положил рыжему парню руку на плечо.

Он вздрогнул в ответ и с выражением чистого ужаса на лице быстро отбежал в сторону, оставив нас в покое. Этот громила пугал его явно не в первый раз.

- Вы в порядке, дамы? - вежливо поинтересовался у нас громила, и мы дружно закивали. - Не стоит тут долго толпиться, проходите внутрь.

Огромная фигура на удивление грациозно развернулась и вернулась на место, а мы последовали следом. У меня из головы всё никак не выходила эта сценка, и произошедшее не укладывалось в мою идеальную картину мира. Может быть, я слишком много думаю. Меня окружающие часто в этом обвиняют.

Полина показала три блестящих золотых билета всё тому же вышибале, и с его позволения мы вошли. За дверью в небольшой тёмной прихожей с ещё одной неоновой вывеской с названием клуба и пятью небольшими светящимися звёздочками под ним нас встретила симпатичная блондинка в стилизованном под фрак платье и в изящной маленькой шляпке в форме цилиндра, приколотой к волосам чуть набок. Свет от вывески, которая на этот раз была синей, очень выгодно подчеркивал голубизну её глаз.

Она с улыбкой приняла у нас наши приглашения и попросила положить все наши вещи в одну из ячеек за её спиной. Таковы были правила посещения. Вместо ключа нам выдали изящный металлический браслет-обруч с круглой пронумерованной табличкой. Полина, как самая ответственная и как организатор вечеринки, забрала его себе. Без сумочки, без телефона и без банковской карты я почувствовала себя, как без рук. На вопрос, как мы будем расплачиваться за напитки, нам ответили, что это акционная вечеринка хозяина, и платить ничего не нужно. Это ли не прекрасно? Но было в этом что-то подозрительное. Бесплатный сыр, знаете ли, только в мышеловке.

Пройдя через узкий коридор, освещённый длинными неоновыми синими и красными трубками по всей длине стен, мы вышли в огромный танцевальный зал. Повсюду вились клубы дыма, мерцала светомузыка, и гремела обычная музыка, люди двигались в такт и тёрлись друг о друга, а по всему периметру на круглых пьедесталах с шестами крутились танцовщицы в невероятных костюмах в виде полностью просвечивающих кружевных комбинезонов, повторяющих изгибы тела, как вторая кожа. У барной стойки в ожидании своих напитков тоже толпились люди.

Мы спустились по лестнице на танцплощадку и, решив сперва тоже выпить, стали пробираться к бару. Атмосфера была такая, что тебя непроизвольно затягивало во всю эту какофонию, чужие руки и посторонние взгляды переставали смущать, страх отступал, и появлялось чувство эйфории, будто в воздух впрыснули какой-то наркотик, стирающий все ненужные барьеры. Может, тут действительно что-нибудь незаметно распыляли, поэтому тот парень, похожий на наркомана, так сюда и рвался. Но я не уверена.

Мы сделали заказ, попросив фирменные коктейли от бармена.

- Тут так классно, - пытаясь перекричать музыку, проговорила Маша. Она с интересом наблюдала за движениями девушки на шесте неподалеку.
- Да, очень атмосферно, - ответила я также громко, разглядывая помещение.

Диджейский стол стоял на высоком подиуме в противоположной от бара стороне, и на потолке висели множество светящихся разноцветных гирлянд, диско-сфер и украшений в виде металлических звёзд. По периметру комнаты по стенам светился и пульсировал неоновый пульс, изредка сменяющийся на название клуба из трёх букв. Недалеко от бара располагалась какая-то высокая сцена с металлическим ограждением, лестницу к которой охранял вышибала вроде того, что стоял на входе. Несмотря на обилие света вокруг, над сценой будто нависла вуаль тьмы, которая скрывала то, что там находилось. Лишь где-то в центре можно было разглядеть неясное белое пятно.

Напитки нам приготовили быстро.

- За тебя, Каринчик. Мы тебя любим, - провозгласила тост Полина, и мы аккуратно стукнулись нашими бокалами и за считанные минуты осушили их, оставив только лёд на дне.

Подхваченным окружающей эйфорией веселья, нам не терпелось присоединиться к толпе. Но какая-то тревожность внутри, что всё это нелепо и неправильно, всё никак меня не покидала. Мне вроде и хотелось расслабиться и отпустить всё своё напряжение, но делала я это не до конца и не искренне.

Спустя какое-то время мы вернулись к бару за добавкой. И там нас ждал сюрприз в виде Филиппа. Я его узнала лишь только потому, что один раз Полина показала мне его фото. Он был высоким брюнетом с красноватым оттенком в коротких волосах и со светло-карими глазами, и, хотя сейчас цвет было не разобрать, нельзя было не заметить то, что он хорошо сложен и обладает воистину аристократическими чертами лица. Он стоял, прислонившись спиной к барной стойке, и махал нам рукой. Хотя нет, махал он, наверное, только Полине. Она тут же бросилась ему на шею и обрушилась на него с поцелуем, очень глубоким и страстным. Его руки мгновенно сомкнулись на тонкой талии и притянули девушку ближе. Вот так, наверное, и выглядит английская учтивость. Мне приходилось думать, что подруга его очень сильно любит, раз проявляет чувства так открыто, потому что обычно ей это несвойственно.

- Девочки, знакомьтесь, это Филипп, - Полина встала рядом с мужчиной и положила руку ему на спину, а он её обнял за плечи. Смотрелись они вместе очень горячо. Вся одежда на Филиппе тоже была чёрная и состояла из обтягивающих брюк из какой-то блестящей металлизированной ткани, название которой я не знала, и шёлковой рубашки, расстёгнутой до середины торса и заправленной в брюки. Как ни странно, но обуви у него не было. Это мода сейчас такая, или что?
- Рад с вами познакомиться, - мужчина улыбнулся и чуть наклонил голову вперёд вместе с торсом, прикладывая свободную руку к груди, будто в лёгком поклоне. Жест этот был до неприличия изящен, и я залюбовалась им. Он вызвал у меня небольшое чувство дежавю, словно я уже где-то это видела. Возможно, даже в своём сне, который так и не покинул меня до конца.
- Это мои лучшие подруги, Мария и Карина, - представила нас Полина, поочерёдно указывая на каждую из нас своей рукой, а мы просто выдавливали свои лучшие улыбки и махали ручкой у лица.

Плавно оттолкнувшись от бара, смотря мне прямо в глаза, Филипп сделал шаг ко мне, протягивая руку, как для рукопожатия, но с чуть более открытой ладонью. Я смотрела в его глаза, словно зачарованная, чувствовала горький запах древесной коры и ощущала медовый привкус на языке, и точно знала, что мне следует вложить свою руку в его и позволить поцеловать тыльную сторону моей ладони, как он, собственно, и поступил, при этом ни на миг не разрывая со мной зрительного контакта. С Машей он поступил точно также, но мне показалось, что ей он уделил гораздо меньше времени и не смотрел на неё столь неотрывно, как на меня. А может, мне только показалось.

Я нахмурилась собственным странным ощущениям, моргнула несколько раз, сбрасывая с себя этот будто навязанный флёр очарования, и снова взглянула на Филиппа, и больше меня к нему не тянуло. Только на кончике языка остался медовый привкус, от которого запершило в горле.

- Как вам наша вечеринка? - поинтересовался у нас Филипп, и Маша первая начала безостановочно щебетать о своём восхищении.
- Вы сказали «наша»? - аккуратно перебила я подругу, отмечая, что Полина где-то совсем не с нами. Она обернула обе свои руки вокруг мужского плеча, прислонилась к нему щекой и взглядом верного щенка смотрела на прекрасное лицо. Был бы у неё хвост, я уверена, что она им бы завиляла.
- Да, - улыбнулся мне Филипп, внимательно изучая моё лицо. - Вы правильно подметили. Хозяин этого клуба мой друг Жан-Марк, а я его управляющий.
- Вот как, - только и сказала я, кивнув головой, и поправила свои волосы, переложив их за спину. Я повела себя так, как будто он сказал нечто настолько очевидное, что мне должно было стать стыдно за такие глупые вопросы.

В это время бармен поставил рядом с Филиппом три высоких бокала с ярко-розовыми коктейлями.

- Угощайтесь, дамы, - провозгласил мужчина и подал каждой из нас по напитку, и мы их с благодарностью приняли.

Я села на высокий барный стул и потянула прохладную жидкость через соломинку, чувствуя себя немного странно. Филипп продолжал меня изучать, но я игнорировала это всеми силами, да так увлеклась, что не заметила, как подруги снова умчались на танцпол без меня.

Мужчина подошёл ко мне своей плавной кошачьей походкой и встал рядом. Из-за барного стула мои глаза были на одном уровне с его. Он был довольно высоким.

- Вы как будто задумались о чём-то очень важном, - спросил он, воспользовавшись тем, что заиграла медленная музыка, современная, но с налётом викторианской эпохи, и необходимость орать отпала. Хотя, кажется, он не орал и во время нашего короткого разговора, но все его всё равно прекрасно слышали. Но в этом на все сто процентов я уверена не была.
- Да нет, всякие глупости, - пожала плечами я и сделала ещё глоток, но на самом деле меня всё ещё не покидали обрывки ночных видений, приправленные предчувствием приближения чего-то нехорошего и даже опасного.
- Вообще-то я хотел сказать, что мой друг Жан-Марк очень хочет с вами познакомиться. Он не любит новых знакомств, но вы его заинтересовали. Он сидит в своей ложе. Я вас провожу, - улыбнулся Филипп. Он произнёс слово «ложе» так, как будто это была королевская театральная ложа, как минимум, в парижской Опера Гранье. Но это была всего лишь та огороженная сцена в углу с вуалью из теней.
- И чем же обусловлено это желание? - спросила я. Язык у меня чесался попросить обращаться ко мне на «ты», но что-то мне подсказывало, что он на это не согласится.
- Никак не могу этого знать, - Филипп изящно пожал плечами и вальяжно опёрся локтем о барную стойку, отчего стал чуть ниже меня, сидящей на стуле. Эти жесты опять показались мне знакомыми.
- А как вы сами считаете? - последовал следующий мой вопрос.
- Вы задаёте слишком много вопросов, на которые я не могу ответить, сжальтесь, - в голосе мужчины появилось почти настоящее отчаяние.
- А если я не захочу идти, то вы меня заставите? - спросила я и стала вспоминать основные приёмы самообороны. Первый из них это, конечно же, бегство, а второй не вести бесед с предположительными маньяками. Но оба варианта уже не подходят.
- Пока не знаю, - вздохнул Филипп, и мне было непонятно, шутит ли он или же нет.
- Будет некрасиво, если я уйду с вами, оставив тут своих подруг, - сказала я, но пресловутое женское любопытство не сдавало своих позиций, преобладая даже над шестым чувством.
- Я лишь провожу вас, а сам останусь тут и передам вашим подругам, куда вы пропали, - улыбнулся Филипп и выпрямился, галантно предложив мне свою руку, чтобы помочь слезть с высокой табуретки. Думаю, у него хватило бы сил просто снять меня за талию, но он, как мне показалось, был слишком для этого тактичен. Хотя его приветствие с Полиной и говорило об обратном.

Он помог мне встать на пол и положил мою руку на сгиб своей руки, даже не дав мне возможности запротестовать, и так и повёл меня к лестнице, которую охраняла гора мускул с серьёзным человеческим лицом.

- Здесь я вас покину, миледи, - на прощание он поцеловал мне ручку, но не с такими спецэффектами, как при знакомстве, намного проще, без глубоких поклонов и пристальных взглядов.

Охранник отступил в сторону и дал мне пройти на лестницу. Полы сцены были выше уровня моих глаз, и даже отсюда нельзя было увидеть, что скрывается в темноте. Надеюсь, что не монстры.

Я старалась ступать аккуратно и медленно, чтобы ноги не путались в длинном шлейфе. Мне не хотелось бы растянуться перед незнакомцем в интересной позе, кем бы он не был. Постепенно мне открывался вид на убранство сцены. Над ней не было гирлянд, прожекторов или светоотражающих украшений, лишь свисающая складками тёмная ткань, прикрывающая потолок. На стенах был такой же материал, и, видимо, именно из-за него издалека и казалось, что тут темно, но на самом деле из зала сюда попадало достаточно цветного клубного света. Из мебели тут были чёрный кожаный диван, два кожаных кресла по обе стороны от него и низкий стеклянный круглый столик, а на полу лежал пушистый чёрный ковёр с длинным ворсом, по которому было слегка проблематично передвигаться на высоком каблуке, при этом сохраняя грациозность и равновесие в целом. Но ни тёмная мебель, ни мягкий ковёр, в котором утонули носки моих туфель, не привлекли столько моего внимания, сколько человек на диване.

Он полулежал или полусидел, как хотите, так и называйте, поставив одну ногу на пол, а вторую закинув на подлокотник, тело его упиралось в угол спинки, а руки были свободно раскинуты в стороны, и в одной из них он держал винный бокал на длинной ножке. Длинные стройные ноги до голени обтянуты чёрными кожаными штанами, ниже колена начинались высокие и мягкие на вид кожаные сапоги того же цвета, а штаны держались ремнём с массивной блестящей пряжкой, и он же удерживал заправленной кипенно-белую рубашку, каких я в жизни не видела на мужчинах, да и на женщинах, наверное, тоже. Широкие рукава, перетянутые в трёх местах, увенчаны пышными кружевными воланами, похожими на те, что есть на моём платье, а на груди ворох кружевных оборок. Даже не рубашка, а сорочка, не иначе, была наполовину расстёгнута, и в треугольном вырезе виднелась бледная кожа рельефной груди, красоту которой портил только длинный уродливый шрам прямо над сердцем. Чёрные длинные волнистые волосы ниже плеч перепутались с кружевом оборок и выгодно контрастировали с белым фоном. Голова была повёрнута вбок, и мне открывался вид на идеальный профиль, как с картинки. Все эти женственные детали в виде сорочки и длинных волос не лишили этого человека мужественности и не сделали из него что-то среднее неопределенного пола. Это был мужчина, и других вариантов не рассматривалось.

Он медленно повернул голову в мою сторону, дав мне возможность ещё немного полюбоваться идеальными чертами лица, ямочкой на подбородке и загадочной полуулыбкой, расцветающей на лице. Затем плавно скинул ногу с подлокотника, выпрямился, поставил бокал на стол и поднялся с дивана. Нас разделяли всего пару метров, вокруг царил полумрак, и цвета от клубного освещения искажались, но я точно знала, что глаза у него синие, такие ярко-синие, фиалковые, каких просто не бывает у людей в природе. Может быть, это линзы, или же мне всё-таки это мерещится?

Он сделал три размашистых шага в обход стола, приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки и посмотрел на меня чуть сверху вниз из-за роста, но он был ненамного выше, примерно на полголовы. Филипп точно выше него. Только сейчас я сообразила, что музыки тут почти не слышно, только её далёкое эхо. Почему, неизвестно, видимых причин для этого не было. Магия? Нет, не думаю.

- Вот вы и пришли, прекрасная подруга той леди, что очаровала моего Филиппа. Меня зовут Жан-Марк, - он ослепительно улыбнулся, но не показывая зубы, и театрально поклонился, размахивая одной рукой так, будто в ней должна была быть шляпа. Точно, ему бы широкополую шляпу с перьями, и вылитый мушкетёр, почти как по учебнику. В памяти вспыхнули картинки из сна. Неужели это он? Тот самый загадочный мушкетёр с картины, который разговаривал со мной на множестве разных языков?
- Меня зовут Карина, и я не настолько обучена этикету, чтобы знать, как ответить на такой шикарный поклон, - ответила я и протянула руку, испытывая странную смесь эмоций из любопытства, лёгкого страха и похоти. Похоть – подходящее слово, если дело касается таких нереально красивых мужчин. Как там говорила Полина? Безбожно красив? Нет, это недостаточно живописное описание.
- Вы всё правильно делаете, - продолжал улыбаться Жан-Марк, обхватывая мою ладонь обеими руками и поднося её к своим губам. За этот вечер уже второй красивый мужчина целует мне руки, при этом гипнотизируя взглядом, нравится мне это или нет. В этот раз эффект был ещё круче, чем с Филиппом. Моё дыхание спёрло, а сердце мгновенно заколотилось в груди. Чувство узнавания пронеслось по поверхности сознания, но быстро забылось.

В воздухе закружился цветочный аромат гортензий, жасмина и пионов с ненавязчивыми винными нотками винограда, во рту расцвёл вкус малинового вина, тело натянулось струной, все мышцы напряглись, как перед прыжком, а затем резко расслабились, перед глазами возникли живые образы Елисейских полей, хотя я там никогда не была, по коже лица будто скользнул лёгкий ветерок, а кончики пальцев закололо, как от электрических разрядов.

Не знаю, как долго продлилось это чувство, час, минуту или пару секунд, но, когда мужские пальцы отпустили мою руку, я резко и шумно вздохнула, будто вынырнула из воды, и только и могла, что смотреть в синие фиалковые глаза. Впору усомниться в реальности происходящего и ущипнуть себя за мягкое место. Вместо этого я сильно сжала кулак левой руки, впиваясь ногтями в кожу ладони, пока не стало больно, и тогда весь этот навязанный омут отступил. Неужели в этом дыме в зале реально содержится какой-то наркотик, вызывающий подобный эффект? После двух коктейлей, состоящих наполовину изо льда, такого не бывает.

Жан-Марк заметил моё замешательство и вздёрнул вверх одну бровь, добавляя немного асимметрии своему идеальному лицу, но ничего не сказал и просто смотрел.

- Что это было? - спросила я, как будто была уверена, что у него есть ответ на этот вопрос, что он тоже знает о том, что я сейчас почувствовала. Может быть, и правда, знает.
- Что вы… - Жан-Марк запнулся, подбирая нужное слово, - почуяли, увидели или услышали?

Он спрашивал так, словно ему было трудно сформулировать свою мысль точнее. Мне бы тоже было трудно. Это было так, словно мой разум переместился куда-то далеко, в чужое тело, в другое время. И словами не описать. Мне хотелось остаться там, в этом цветочном аромате, в этом потоке свежего воздуха, со вкусом вина на языке, но одновременно в этом было и что-то неправильное, вызывающее желание скорее вернуть себе власть над разумом.

- Цветы, виноград, малиновое вино и ветер с полей, - сначала сказала я, а потом уже задумалась, зачем. Слова сами сорвались с губ.
- И как вам удалось сбежать оттуда, ma chérie? (пер. с франц.: душенька, голубка, детка) - французское слово, о значении которого я могла лишь догадываться, прозвучало очень натурально с присущей этому языку картавостью. По-русски он говорил без акцента, и только сейчас он напомнил мне, что родом из Франции.
- Что вы имеете в виду? - не поняла я вопроса и решила уточнить, но холодные щупальца страха уже обняли моё сердце и голову, кусочек за кусочком лишая здравого рассудка.
- Вы сбежали от меня. Как? - сказал Жан-Марк, но ситуация не прояснилась.
- В каком смысле сбежала, ведь я всё ещё здесь?
- Здесь, но не со мной, ma chérie, - печально улыбнулся мужчина, сделал ко мне ещё один шаг, протянул руку, утопающую в кружеве сорочки, к моему лицу, и я отпрянула назад, забыв, что за моей спиной начинается лестница, и зацепилась каблуками за ворс ковра.

Моё тело потеряло опору и начало стремительно падать, но сильные руки не дали мне завершить полёт, обвились вокруг талии и спины, прижали к твёрдому телу и наклонили словно в танце, прогнув меня в пояснице. Непроизвольно я согнула в колене одну ногу и подняла её над землёй, как будто мы на самом деле танцевали, и это не был несчастный случай. Сердце забилось, как пойманная птичка, пульс на шее ощущался особенно остро, а грудь часто вздымалась от сбившегося дыхания.

- Вы в порядке, ma chérie? - яркие синие глаза Жан-Марка, его прекрасное лицо и чёрные волосы были так близко, что руки буквально чесались потрогать это великолепие и убедиться в его подлинности. Но что-то в этом желании было не так. Оно было каким-то не совсем моим, а пришедшим извне, как наваждение при поцелуе. Пришло ли это чувство из моего сна или же нет?
- Что значит это французское слово? - только и могла спросить я, цепляясь за своё врождённое любопытство, как утопающий за соломинку. Это было моим, а не чьим-то, и это было хорошо.
- Просто милое прозвище, - улыбнулся Жан-Марк, удерживая меня на весу, казалось, без каких-либо усилий, - по-русски это что-то вроде милашки, так кажется, или голубки, сложно объяснить. В вашем языке гораздо богаче выбор нежных прозвищ, - попытался объяснить он, и голос его был идеален, спокоен и размерен, как колыбельная, под которую так хорошо засыпать.

Стоило мне только подумать о сне, как мои веки стали слипаться, тело обмякло в мужских руках, глаза застила тьма, и остановить это я уже не смогла.

~☆~☆~☆~☆~☆~

Всего на миг я расслабилась и отключилась, а когда очнулась, то уже сидела, подогнув под себя ноги, на кожаном диване в тёплых объятиях, и моя голова покоилась на мягких кружевах оборок белой мужской сорочки. Каждой клеточкой я чувствовала усталость на грани с изнеможением и то, что во рту пересохло, а голова кружится. Эти ощущения были знакомы мне с тех самых пор, как я неудачно напоролась шеей на родительской даче на острую арматуру и потеряла много крови. Благо скорая приехала вовремя. Повезло, что задело не сонную артерию. Тогда я думала, что умру. Сейчас я знаю, что не умру.

- Что случилось? - мои губы еле шевелились, и звук получился слабым и тихим. Я думала, что Жан-Марк не услышит, но он услышал.
- Вы просто устали, ma chérie, только и всего, - его ладонь скользнула вниз по моему плечу, к предплечью и остановилась там, где начинался пышный рукав моего платья.
- Почему я так устала? - мне не давала покоя мысль о том, что сейчас я испытывала симптомы потери крови.
- Откуда у вас шрам на шее, ma chérie? - Жан-Марк проигнорировал мой вопрос и задал свой, прислонившись губами к моим волосам у виска. Как ни странно, но я не была против, да и смысла в протестах сейчас было бы мало, потому что сил не хватило бы даже на то, чтобы поднять руку.
- А откуда шрам у вас на груди, mon Ami? - спросила я, не имея ни малейшего понятия, откуда в моей голове взялось это французское слово, значение которого я даже не знала и сказала его, как будто по привычке, как какое-нибудь слово-паразит. Было ли это вообще к месту в данной ситуации?
- Кое-кто хотел разрубить мне сердце, когда я спал, - ответил мне в волосы Жан-Марк, говоря о попытке убийства так, как говорят о потере ключей или пульта, спокойно и обыденно. Может, он пошутил? Неважно, я не могу сейчас об этом думать.
- Что значит «mon Ami»? - я снова зацепилась за то чувство любопытства, что делало меня мной, пытаясь избавиться от ощущения, что всё это мне мерещится. Я попыталась сжать кулак до боли от впившихся в мягкую кожу ногтей, но сил в руках для этого так и не появилось.
- Это же вы сказали, не я, - аккуратно засмеялся Жан-Марк, чтобы меня не потревожить. В этот смех хотелось завернуться, как в тёплое одеяло, отчего я тут же поёжилась.
- Но вы ведь знаете, - заупрямилась я, несмотря на слабость. Можно было снова отключиться, но мне не хотелось опять терять сознание, и я цеплялась за всё, за что только могла.
- Это значит «мой друг», ma chérie, - сдался Жан-Марк, и я могла чувствовать, как он улыбается мне в локоны. Что со мной не так? Почему я не рвусь убежать, не зову на помощь? Почему лежу в объятиях незнакомца и так спокойно с ним беседую? Почему вообще сюда пришла? И почему мне так плохо?
- Что вы сделали со мной? - этот вопрос потребовал слишком много усилий, словно какая-то невидимая сила очень не хотела, чтобы я им задавалась. Шрам на моей шее заболел и завибрировал, будто я только что снова напоролась на ту арматуру. А был ли это вообще несчастный случай? Уверенности у меня уже не было.

Жан-Марк молчал и не торопился отвечать.

- Откуда шрам на вашей шее, Карина? - он впервые назвал меня по имени, и хотя во всех остальных русских словах у него не было проблем с буквой «р», в моём имени он произнес её на французский манер, и моё имя стало больше похоже на Кэрин.
- Ответьте на мой вопрос, Жан-Марк, и я отвечу на ваш, - силы ко мне ещё не вернулись, голос был похож скорее на ворошение новорожденного котенка в коробке, но при этом я умудрялась торговаться. Стоит, наверное, себя похвалить.
- Я одолжил у вас немного… - он снова замер на середине фразы, подбирая нужное слово, - ...жизни.
- Жизни? - следовало ожидать, что мне не сразу станет понятно объяснение того, что со мной случилось.
- Жизни, ma chérie, вы не ослышались, - он прошёлся ладонью вверх по моей руке, щекоча рукавом своей сорочки мою кожу сквозь кружева моего платья, и коснулся пальцами линии, где заканчивается платье, и начинаются обнажённые ключицы, а затем скользнул выше и нашел два не очень больших шрама на шее, каждый размером с рублёвую монету. Они были как раз в том месте, где изгиб шеи переходит в плечи. Мурашки побежали по коже.
- Не понимаю, - честно удивилась я, задрожав будто от холода.
- И не нужно. Я ответил на ваш вопрос, и теперь ваша очередь.
- Напоролась на даче на торчащую арматуру, - раз обещала, значит, нужно ответить. Но это не был равноценный обмен. Он узнал, что ему нужно, а я нет.
- Когда это случилось?
- Я должна была ответить только на один вопрос, - устало произнесла я, изо всех сил борясь со сном.
- Вы соврали мне, ma chérie, - снисходительно произнёс Жан-Марк, - поэтому ответьте, пожалуйста, на ещё один вопрос.
- Но это правда, - сказала я, хотя сама не верила своим словам. Была ли арматура? Была ли дача? Как же мне плохо, боже!
- Нет, ma chérie, это ложь, - уверял Жан-Марк.
- Тогда я не знаю правды, - честно ответила я и сползла головой вниз по груди Жан-Марка, щекой ощущая мягкость ткани его сорочки, и улеглась к нему на колени, вытянув затёкшие ноги настолько, насколько это было возможно на таком маленьком диване. Спать хотелось неимоверно, и усталость стала ещё резче, когда длинные ловкие пальцы стали перебирать пряди моих волос и вытащили все шпильки из причёски. Я боялась, что он прогонит меня за такую наглость, но он не только не прогнал, а даже поощрил.
- Это правда, - вздохнул Жан-Марк, убирая непослушные локоны с моего лица и шеи ласковыми движениями. - Но ненадолго. Скажите мне, когда это случилось, ma chérie.
- Около десяти лет назад, - поддалась я, с головой окунаясь в ощущения от его рук в моих волосах. Была бы я кошкой, то заурчала бы.
- Хорошо, - похвалил меня Жан-Марк за мой ответ, а шрам завибрировал и заболел так сильно, что я тихо застонала. - Тшшш, ma chérie, calmez-vous (пер. с франц.: успокойтесь).

Он наклонился к моему лицу, и его длинные волосы скользнули шёлком по моим шрамам, окружили меня, словно занавес, а его холодные губы прикоснулись к моему виску. Боль, словно я только что получила раны, от которых сейчас остались только едва заметные следы, немного отступила, но воспоминание о ней было слишком сильным. Слёзы полились из глаз прямо на кожаные штаны Жан-Марка, и я тихо всхлипнула. Он ласково гладил меня по волосам и по плечу сквозь дырявое кружево и прикасался губами к виску, и боль из шеи перешла в голову.

Яркий образ вспыхнул перед взором, наслаиваясь поверх окружающего меня пространства, словно на один экран проецировали сразу две плёнки.

Я стояла в зарослях малины за нашим дачным домиком и собирала ягоды для пирога в чашку, помнила ароматный запах листьев, жужжание пчёл и других насекомых вокруг, лай соседских собак, которые все разом забеспокоились о чём-то, и помнила, что родители уехали в магазин на машине, и как скрипнула, открываясь, калитка, заставляя пойти посмотреть, кто пришёл. Запахи, звуки и образы плясали у меня в сознании яркими болезненными пятнами. Я помню красивую женщину в белом, высокую, черноволосую и зеленоглазую. Помню, какой жёсткой и сильной была её хватка, как её клыки больно вонзились мне в шею, как мне было страшно, и как она повалила меня на землю и посмотрела мне в глаза, капая из своего рта кровью мне на лицо, и как её окровавленные губы произнесли «око за око» прежде, чем боль с новой силой пронзила место укуса. Она вгрызалась в мою рану снова и снова, пока я не потеряла сознание. Она хотела моей смерти. И не только этого. Выпить мою кровь означало оскорбить Жан-Марка, ведь я была его человеком-слугой (прим. автора: в данной вселенной у вампира может быть человек-слуга, на котором стоят магические метки хозяина. Посредством этой связи человек может жить до тех пор, пока жив вампир, а также в некоторой степени использовать его силы, как физические, так и ментальные, по типу внушения. Человек-слуга также обретает некоторую устойчивость к «чарам» других вампиров). Я не имею ни малейшего понятия, откуда эти знания взялись в моей голове, но это не было похоже на сон. Скорее уж на глюк.

Видение рассыпалось и растворилось в окружающих тенях, слёзы ручьём потекли из моих глаз, а из груди наружу вырвались неконтролируемые рыдания. Я билась в истерике, какой у меня ещё никогда не было, и даже не заметила, как меня усадили на колени, как ребёнка, и принялись укачивать, позволяя уткнуться лицом в основание шеи и превратить кружевную сорочку в промокашку.

- Тише, ma brave fille (пер. с франц.: моя храбрая девочка), тише, ma chérie, - шептал Жан-Марк, поглаживая меня по спине.

Он дал мне выплакать всё, что во мне было, а затем убаюкал каким-то красивым стихотворением на французском. Я с удовольствием упала в заботливые объятия сна, дарующего мне забвение.

~☆~☆~☆~☆~☆~

Я не знала, где нахожусь, сколько сейчас времени, и вообще реально всё это или нет. Вокруг темно, хоть глаз выколи, но лежу я на чём-то мягком. Моё тело шевелилось само по себе, не подчиняясь мне, как будто я была его невольным заложником.

Мне не спалось, я ворочалась на прохладных гладких простынях, вернее это ворочалось тело, в которое меня заключили, а мне не давало покоя какое-то предчувствие. Кто-то лежал рядом без единого движения, и этот кто-то был холодным.

Когда из открытой двери появился тусклый свет и широкой полосой лёг на кровать, то я замерла, притворяясь спящей. Мне стало немного страшно, хотя для этого не было видимых причин.

Шаги, характерный звук скольжения клинка в ножнах, и снова шаги. Я открыла глаза и увидела, как меч сверкнул в неярком свете и обрушился на того, кто лежал рядом со мной. Из меня вырвался душераздирающий крик. Я подлетела со своего места, путаясь в простынях, и накинулась на руку убийцы, но остановить её не смогла, лишь замедлила и немного сместила траекторию. Этого было достаточно, чтобы того, кому предназначался этот удар, не разрезало надвое. Но рана была серьёзная. Послышался хруст костей, и в воздух влился металлический запах крови. Почему-то я знала, что раненый всё равно выживет.

Мои руки оказались сильнее, чем я могла себе представить. Вцепившись в предплечье нападавшего пальцами, я почувствовала, как под ними ломаются кости. Мужчина заорал и выпустил рукоятку меча, который тут же без звука упал на мягкий ковёр. Мне было точно известно, что мой противник не отступит, и я не ошиблась. Он схватил меня за горло и стал душить, а я повторила это движение и повалила нас на пол прямо в линию света. Мне, кажется, совсем не мешало отсутствие воздуха, и ему тоже. Он быстро это понял и решил свернуть мне шею, но как только он убрал руки, моя ладонь нырнула под матрац кровати, нащупала там рукоять длинного кинжала и воткнула его прямо в сердце врага. Мгновенная смерть. Мои движения были такими быстрыми и сильными, что становилось страшно. Мне был открыт какой-то тайный источник силы, доступен какой-то секрет, но я не помню, какой.

Я осознала, что моё тело немного другое, моложе и не такое женственное, скорее подростковое.

Мой противник умер и перестал быть мне интересен. Меня волновал только раненый мужчина, к которому и вернулась. Я села рядом с ним на кровать, подобрав под себя ноги, посмотрела на прекрасное лицо, раскиданные по подушке тёмные волосы и зияющую алую рану на груди, и стала ждать наступления темноты и его пробуждения. Из такой раны кровь должна была хлестать ручьями, но этого не было, будто мечом ткнули холодный труп без кровообращения. Наверное, если не вдаваться в подробности, то так оно и было. Одна часть моего сознания кричала о том, что ждать пробуждения трупа – это абсурд. Но другая точно знала, что так всё и будет.

И он очнулся, за неимением лучшего слова. Сделав глубокий вдох, мужчина резко сел и закашлял кровью, так как лёгкие были повреждены. А потом рана на его груди стала неторопливо затягиваться, как на замедленной обратной перемотке, кости с хрустом срастаться обратно, а дыхание восстанавливаться. Только уродливый шрам остался под кровавой плёнкой из-за того, что клинок был серебряным (прим. автора: в данной вселенной серебро ранит вампира почти, как человека, оставляя после себя шрамы, и только сильные и старые вампиры могут достаточно быстро заживлять такие раны. Убить вампира можно, только отрубив голову и вынув сердце, либо сильно его повредив, например, прострелив серебряной пулей или разрубив мечом. Также они чувствительны к солнцу, святой воде и священным предметам, если только они подкреплены верой. Атеист, размахивающий распятием, всё равно, что моль. Но в зеркалах они отражаются и на чеснок аллергии не имеют). Я всё это знала, помнила и считала нормальным, но это не укладывалось в моей голове. Всё это не моё. Оно чужое.

- Ça va, Jean-Marc? (пер. с франц.: ты в порядке, Жан-Марк?) - спросили мои губы, в то время как разум оставался где-то в стороне, как наблюдатель.
- Oui, ma chérie, (пер. с франц.: да, моя крошка) - ответил мужчина, и всё резко закончилось, оборвалось, как обрезанная киноплёнка. Вспышка света пронзила тьму этой комнаты, а в мою голову проникла боль.

~☆~☆~☆~☆~☆~