"В этот день не будет ничего особенного и необычного". Карта Мойра, колода Симболон.



Гермиона вцепилась в верёвки, кричала Клювокрылу немедленно поворачивать назад, видела, что и Малфой изо всех сил пытается вразумить своего скакуна, но стая стремглав летела вперёд.



— Что происходит, Грейнджер?



Много всего. Во-первых, впереди бездонный обрыв в Восьмой круг. Во-вторых, на самом краю этой пропасти нечто источает нежное серебристое сияние. В-третьих, к сему подозрительному светочу беззаветно рвутся их средства передвижения. Летят они невысоко, можно спрыгнуть и безопасно приземлиться с помощью "Arresto momentum", но не бросать же обезумевших гиппогрифов! Одним словом, пора вооружаться. И Гермиона вынула палочку. Хорошо, хоть адреналин смыл без остатка усталость и обострил все чувства, главным образом, зрение. Стало видно, что источник сияния имеет две руки, две ноги, одну голову и прочие немелкие подробности. Вполне человеческий мужчина, только светится. И голый. Н-да, похоже, весь Ад уже в курсе, что она теряет голову при виде голого мужчины. И ведь чем ниже спускаешься, чем хуже качество приманки — Минотавр представлялся сногсшибательным красавцем, кентавры были людьми только наполовину, а данный экземпляр разделся вовсе зря — этакие кости ничего, кроме щемящей материнской жалости, вызвать не могут. Гиппогрифов-то он чем взял? Гиппогрифы костей не любят...



— Герион, Герион! — прокричал Малфой.



Герион, Страж Восьмого круга, образ обмана? Тот самый, кто, по Бокаччо, заманивал гостей прекрасным обликом и льстивым обращением? Или, по Данте, имел хвост-лапы-чешую? Непохож — ни так, ни эдак. И почему, чёрт возьми, к нему так рвётся стая?



Человек поднял лицо и хмуро поглядел словно бы прямо на Гермиону. И она подалась вперёд, всмотрелась, вздрогнула и сжала коленями бока Клювокрыла. Тот не полетел быстрее, просто потому, что не мог. Скорее же, Клювик! Это он, это профессор! Нашёлся, ура!



Нет, что-то здесь не то. Жемчужина на груди неподвижна, но, как показал опыт, на неё не стоит полагаться. Живоглот орёт и шипит, но он Снейпа никогда не жаловал. Но не реагирует и самый надёжный индикатор, её тело, тело бешеной бабы. Оно спокойно, как саркофаг, а такого быть не может. Значит, это не Снейп стоит там и срамится, значит, действительно, Герион, но как откуда Малфой знает?



— Малфой, кого ты видишь?

— Гериона! Чудовище!



Очередное доказательство того, что из них двоих именно Малфой видит вещи такими, какие они есть. Интересно, кем или чем Герион представляется гиппогрифам? Уж всяко не голым Снейпом. Хоть бы штаны какие-нибудь надел, бес-с-стыдник...



А это мысль.



— Riddikulus!



Голый Снейп обзавёлся алыми с белой опушкой стрингами и бело-алым колпаком Санта-Клауса. Неизвестно, что представилось гиппогрифам, но они озадаченно закружили над поруганной приманкой, а приманка оглядела себя и ужас, как обиделась. Издала хриплый крокодилий рёв, стремительно увеличилась в размерах, обросла чешуёй, хвостом (лопнули несчастные стринги), крокодильими же лапами и зубищами, встала на задние лапы, напоминая уже не крокодила, а тираннозавра, только, наверное, раза в три выше установленных тридцати футов. Задрала шипастую голову (на острие одного из шипов всё ещё болтался Санта-Клаусов колпачок), засверкала кровавыми глазищами, заревела ещё жутче и вдруг, точно огромная лягушка, прицельно хлестнула чудовищным языком. Язык задел правого замыкающего гиппогрифа. Птицеконь вскрикнул и, кувыркаясь, полетел вниз, прямо в разинутую пасть. Стая заклекотала, нацелила клювы и собралась таранить врага, но тут подоспел демон на своём смерче. Оценил обстановку, врубил музыку погромче и, под яростный визг Гиллана "Not now!!!", ударил по чудищу такой молнией, что Гермиона на минуту совершенно ослепла.



Когда цветные круги перед глазами рассеялись, Гермиона увидела, что сбитый гиппогриф пытается взлететь, беспомощно бия правым крылом и роняя перья с обвисшего левого. Приземлив Клювокрыла. Гермиона съехала с его спущенного крыла, как с горки и помчалась к раненному, на ходу расстёгивая сумочку.



Левое крыло оказалось сломано. Гермиона вытащила из сумочки склянку с Костеростом, но гиппогриф, понюхав склянку, сомкнул клюв и яростно замотал головой.



— Открой рот, — строго сказала Гермиона. Гиппогриф сделал вид, что не слышит.

— Открой сейчас же, — повторила Гермиона ещё строже.

— Schneller!! — грянул сверху голос Малфоя. Гермиона от неожиданности втянула голову в плечи, а гиппогриф, наоборот, любопытно задрал голову и приоткрыл клюв. Гермиона ловко вылила в клюв всю склянку, закрыла клюв руками и сжала изо всей силы. Гиппогриф вынужден был проглотить зелье, но в следующее же мгновение выдернул клюв и прицелился им Гермионе в лицо, скотина неблагодарная.



Гермиона почувствовала, как ремень джинсов врезался в живот, как её поднимают за ремень — очень странное, полузабытое, почти младенческое ощущение. Она с трудом повернула голову назад и вверх, и увидела, что это вожак подцепил её клювом, как крюком подъёмного крана. Вожак закинул её на спину Клювокрылу, чуть не придавив задремавшего было Живоглота. Гермиона крикнула раненному гиппогрифу:



— Лежи тихо! Всё заживёт!



И обратилась к Малфою:



— Что это вы задумали?

— Привяжись, — непреклонно напомнил Малфой.

— Ох, да ёлки-палки, — Гермиона торопливо приторочила себя к спине Клювокрыла, — Ну?



Четверо гиппогрифов снялись с места и устремилась к чёрной бездне, вдогонку за Герионом.



— Вы что, с ума сошли? — закричала Гермиона, хватаясь за верёвки. Живоглот выразился нечленораздельно, но явно в том же смысле.

— Гиппогрифы горят жаждой мести за собрата, — объяснил Малфой, — кроме того, Грейнджер, ты должна помнить, что они — очень гордые животные, стало быть, очень не любят, когда их пытаются обмануть. Короче, Гериону я не завидую. Ну, а нам с тобой полнейшая выгода и очевидный профит [1]. Как ещё мы бы попали в Восьмой круг?



Действительно, как?



— Ну, хорошо, а демон где?

— Висит у Гериона на хвосте. Вдруг тот попытается сбежать?



Едва ли ему это удалось бы. Когда гиппогрифы влетели в провал, Гермиона увидела неглубоко внизу слабо светящегося Гериона. Потрёпанный образ обмана, неровно загребая лапами, заваливаясь то на бок, то на хвост, кружил в адском вихре, погружаясь во тьму. Чуть повыше Гериона, издевательски повторяя все его движения, посверкивая для острастки молниями, отбивая басы и покрикивая тенором, опускался демонов смерч. Время от времени смерч противопоставлял вечной мощи адского урагана свои юные силёнки, подкреплённые тяжёлым роком, а именно подтягивал Гериона к себе наверх — так, слегка, чтобы тот не падал слишком быстро. Тут у Гермионы закружилась голова, она зажмурилась и дала себе слово не открывать глаз, пока под ногами не будет твёрдой опоры. Только бы гиппогрифам не вздумалось устроить воздушную баталию...



Баталии, в строгом смысле слова, не было. Было забрасывание врага помётом. Или навозом? Одним словом, демон, с криком "Battle rages on!", спешно увёл смерч из зоны поражения, Гермиона и Живоглот укачались до ужаса, а вконец деморализованный Герион ушёл в тошнотворный штопор и исчез во мгле. Гиппогрифы недвижно расправили крылья и плавно продолжили спуск — гордые, как буревестники.



Кажется, в вихрях и вспышках молний они падали целую муторную вечность. но вот тьма внизу поредела, разжижилась мрачными — синими и багровыми — огнями, и проступил сквозь тьму Восьмой круг, похожий то ли на гигантский древний каменный жернов, то ли на гигантскую древнюю грампластинку. Гиппогрифы легли на крыло, и по правую руку встала вертикально, надвинулась, медленно поворачиваясь, мрачная панорама. Во всей красе: центральный провал, какой-то совсем жуткий, словно бы и бездонный, как чёрная дыра, и глухо-тесный, как отхожий чулан в старом доме. От центра радиально, как спицы каменного колеса, как лучи мёртвого солнца, пролегают каменные гребни, пересекая тёмные, темнее оплавленных скал, концентрические трещины, узкие и глубокие, отсвечивающие тусклым пламенем — кажется, их должно быть десять... Гермиону замутило окончательно.



— Злые Щели, — сообщил Малфой, как будто его кто-то спрашивал.



Гиппогрифы, слава-богу-слава-богу, наконец-то приземлились, застучали копытами по застывшей лаве. Малфой съехал по крылу вожака и сноровисто, как навозный жук, скатал четыре громадных водяных шара. Гиппогрифы склевали угощение и пожелали добавки. Живоглот встал, выгнул спину, затем, цепляясь когтями, слез с шеи Клювокрыла и принялся, брезгливо морщась, изучать местность. Демон, наскучивший кататься, рассыпал смерч в водяную пыль и залез отдыхать Гермионе в волосы. А Гермиона всё не могла уговорить собственные пальцы разжаться и отпустить чёртовы верёвки.



Малфой по третьему разу напоил гиппогрифов, посмотрел на вросшую в Клювокрыла Гермиону и так весь и засветился добротой и лаской.



— Герми, — нежно сказал он, — ты нуждаешься в помощи?

— Венгерская хвосторога тебе Герми, — огрызнулась Гермиона, — и она же нуждается в твоей помощи.

— Пусть ей помогает великий Гарри Поттер, — елейно ответствовал Малфой, — это он у нас любитель хвосторог. Я предпочитаю человеческих женщин. Хотя ради тебя, любовь моя, я готов на всё — куплю себе хвосторожку, нареку её твоим чудесным именем и возьму у Поттера пару уроков по драконоложеству. И буду тренироваться выкрикивать в момент экстаза твоё имя. К тому времени, как ты мне, наконец, дашь, это войдёт у меня в привычку...

— Ты лучше заведи себе овцу, единорогий друг, — предложила Гермиона.

— Иди же ко мне, Бяша, и я тебя с удовольствием заведу.



Гермиона наставила на него палочку.



— Разжались пальчики? — обрадовался он, — теперь слезай!



Гермиона съехала с Клювокрылова крыла, с наслаждением растянулась на остром щебне и закрыла глаза. И провалилась было в дремоту, но Клювокрыл ущипнул её за руку.



— Да-да, — пробормотала она, — тушёнка. Сейчас...



Она рывком села и, не открывая глаз, принялась шарить в сумочке. Тогда Клювокрыл ущипнул её ещё раз, да так, что ей пришлось проснуться. Что это с ней — тушёнку эти орлы прикончили ещё во время облёта Седьмого круга.



— Чего ты щиплешься? — обиженно спросила она, — мяса больше нет, и ты прекрасно об этом знаешь, — она вытащила из сумочки жестянку и посмотрела на этикетку, — вот, фасоль есть. Хотите фасоли? — обратилась она ко всем гиппогрифам.



Клювокрыл тяжело вздохнул и, как сумел, положил огромную голову к ней на плечо. Тут только до неё дошло, что он прощается.



— Клювик, — прошептала она, — останься.



Малфой хихикнул, да и у Клювокрыла вырвался короткий клекот, похожий на смех. Гиппогриф толкнул Гермиону головой в плечо, ещё раз тихонько клюнул в руку, выпрямился и отправился к своим. Занял место справа от вожака, и только вся стая собралась отвесить торжественный прощальный поклон, как вдруг вожак грозно выкатил глаза и возмущённо заклекотал, а Живоглот ощерился и сказал страшным шёпотом:



— Ах-хах.



Гермиона и Малфой оглянулись. Позади них высовывался из-за скалы Герион. Выглядел он, на взгляд Гермионы, престранно — огромный и словно бы окружённый дымкой множества личин — Снейпа, Дамблдора, Гарри, родителей Гермионы. Как будто он пытался стать всеми одновременно. Но сквозь туман обмана просвечивал его собственный уродливый облик. Вид у него был искательный, и был он на совесть обгажен.



— Надо же, — не без уважения заметил Малфой, — весь в дерьме, но не сдаётся.



Герион, между тем, вышел из-за скалы и направился к гиппогрифам, прихрамывая и непрерывно кланяясь. И Гермиона, не веря глазам, увидела, что вожак поклонился ему в ответ!



— Ай да образ обмана! — сказал Малфой. — Пошли отсюда, Грейнджер, пока господа Стражи не договорились между собою и не вспомнили о своих служебных обязанностях.



Они, стараясь не греметь щебёнкой, отступили за ту самую скалу, за которой прятался Герион. Там стояло густое органическое зловоние.



— Фу! — сказал Малфой, а Живоглот помчался вперёд огромными прыжками. Гермиона, зажимая нос, оглянулась на гиппогрифов и увидела золотой глаз Клювокрыла. Глаз подмигнул ей, и в следующее мгновение стая с клекотом налетела на неосторожно приблизившегося Гериона



— You fool no one, — констатировал демон голосом Ковердейла. Для этого ему пришлось вылезти из волос Гермионы и создать маленький смерч.

— Голосок слабоват, — определил Малфой, — но по сути верно. Знаешь, Грейнджер, твои пернатые друзья не так глупы, как непернатые.

— И как я сама, — согласилась Гермиона и зевнула так, что уши заложило. — Малфой, ищи, где нам упасть. А то я упаду прямо здесь.

— Давай пройдём ещё хотя бы милю, — предложил Малфой, — тут, знаешь ли, разит. Бери руку.



Через несколько десятков шагов он заявил, что она на нём виснет, что ему тяжело и что лучше уж он обернётся единорогом. Гермиона запротестовала. После того, как она сутки не слезала с гиппогрифа, одна мысль о поездке верхом приводила её в ужас. Поэтому они просто приняли тонизирующего. Помогло не очень, но они сумели одолеть заявленную милю, после чего Гермиона, как и обещала, упала, где стояла и уснула.



Десять часов спустя они стояли на каменном мосту. Позади остался бесприютный привал на голых скалах, мучительное, с болью во всех мышцах, пробуждение, съеденная на троих банка фасоли, залитая адской смесью из кофе, имбиря, коньяка и тонизирующего зелья. Эта термоядерная болтушка помогла им подняться на ноги и пойти, но даже Малфой, неутомимый, как Железный Дровосек, еле передвигал ноги и всю дорогу молчал. Собственно, было не до разговоров — дорога была тяжела и опасна, справа был обрыв, а острые скальные обломки насквозь протыкали подошвы башмаков, либо срывались под ногой и скатывались в пропасть. В Первый ров.



В конце концов демон, которому велено было сидеть в кармане и не мельтешить, потому что и без него плохо, не выдержал, вылез, закрутил смерч, велел всем вокруг "Walk on", и двинулся вперёд, расчищая дорогу. Камни полетели в пропасть градом.



— Он там всех передавит, — сказала Гермиона.

— За нас беспокойся, Грейнджер, — огрызнулся Малфой, — как бы этот тип не вызвал камнепад на наши головы. А внизу, кроме бесов, давить некого. Ищи спуск! — крикнул он демону.



Демон вильнул и продолжил путь по прямой.



— Пожалуйста! — крикнул Малфой. Демон стал потихонечку сползать вправо и вниз, выбирая дорогу поположе. Выждав, для безопасности, дистанцию в сто ярдов, Гермиона, Малфой и в авангарде Живоглот, пошли по расчищенной тропе.



— Умница, какой он у нас умница, — приговаривала Гермиона.

— Должен же у нас кто-то быть умницей, раз уж ты сдаёшь позиции, — хмыкнул несколько оживившийся Малфой.

— Ты тоже можешь попробовать.

— Куда мне...



Наконец они спустились к берегу Первого рва и подошли к одному из тех каменных гребней, что пересекали Восьмой круг и мостами перекидывались через все десять рвов. Поднялись на гребень и вышли на середину моста.



Под ними, по дну рва, уползая под мост и выползая из-под моста, шло классическое двухполосное движение. Только фар не хватало.



— Словно пробка на маггловском шоссе — с презрением сказал Малфой, — помню, мы с Винсом как-то опрокинули цистерну с этим, как его, бензином на трассе Ливерпуль-Манчестер...

— Шутники вы с Винсом, — железным голосом сказала Гермиона, и Малфой замолчал.



Ров был глубиною не более двух ярдов. По дну рва неустанно и безостановочно тащились люди. По берегам рва, на расстоянии ярдов пятидесяти друг от друга беспокойно приплясывали бесы — мелкие, вертлявые, уродливые. Они сжимали в тощих обезьяньих лапках длинные пастушеские кнуты, острые каменные осколки, чадящие факелы. Удары кнутов и камней подгоняли измученное человеческое стадо, едва видное в дымном полумраке, а тычок факелом получали те, кому приходило в голову бунтовать — они вырывались из толпы и лезли на отвесные стены, на обезъяноподобных стражей, на факелы, а бесы прижигали их играючи, словно бы на пари. Каждое удачное попадание в наиболее болезненные места приветствовалось омерзительным визгом. Обожжённый человек падал обратно в толпу, демон, кривляясь поворачивался красной обезьяньей задницей и окатывал бунтовщика струёй кала.



Гермиону бросило в жар, и она, прошипев: "С-суки!", кинулась к ближайшему демону, чтобы, для начала, переломать мерзавцу лапы. За ней поскакал Живоглот, но Гермиону перехватил Малфой, а перед носом Живоглота возник демон и выбросил облачко горячего пара. Кот обиженно вякнул, повернулся к демону спиной и гордо уселся на краю моста, свесив хвост.



— Куда ты, Грейнджер? Посиди, отдохни.

— Пусти меня, я его убью!

— Сядь, тебе говорят! Устроишь переполох среди стражей, движение прервётся, толпа смешается, и будем мы искать в ней моего декана до второго пришествия. А сейчас нам достаточно просто посидеть и подождать, пока он пройдет под мостом.

— Кто пройдёт, твой декан? С какой это стати? Он что, сводник?

— Боже упаси!

— Значит, обольститель? И кого он, интересно, обольстил?



Живоглот сипло и развратно мяукнул. Демон иронически протянул:"Our lady-y-y!". Малфой неторопливо сел на краю моста, рядом с котом, свесил ноги и насмешливо посмотрел на Гермиону снизу вверх.



— Тебя, глупая, — сказал он.



[1] Конечно, не существует ни единой причины, по которой Малфой может цитировать Коровьева. Но очень уж к месту пришлась цитата.