— Я приду в девять, — Драко замер на пороге и запахнул мантию. — Соберись до конца и сполна насладись последними минутами с чудовищем.

Он, словно нехотя, кивнул в сторону Живоглота, вальяжно развалившегося посреди прохода в гостиную.

— Драко, — строго произнесла Гермиона, уставшая от бесконечных нападок на любимца. — Мы обсуждали это: либо с ним, либо без меня.

— Ладно, шучу, — Малфой смягчился и шагнул вперед, заключив Гермиону в объятия. — Просто хорошенько отдохни, завтра будет длинный день.

— Хорошо, и ты.

Перед тем, как выпустить Гермиону, он не удержался и показал коту язык. Тот в ответ сверкнул глазами, будто все понимал.

— Вечно ты кривляешься, — добродушно вздохнула Гермиона, легко хлопнув Малфоя по плечу.

— До завтра, — он решил, оставить замечание без ответа. — Увидимся, Глотик.

Весело махнув скорее Живоглоту, чем Гермионе, Драко покинул ее квартиру, размышляя, почему им с Грейнджер на их пути вечно попадались на удивление сообразительные и понимающие животные.



Гермиона не могла поверить, что все происходящее не сон и не глупая фантазия юной девицы. Ей было двадцать шесть, у нее была великолепная работа; друзья, которые не переставали радовать ее; собственная чистая и уютная квартира; толстый — хотя сама Гермиона предпочитала слово «мягкий», — добрый и умный кот, а теперь появилась еще и вторая половинка.

Ха!

Конечно, она никогда в жизни даже не думала — и не подумает — так о Малфое. Он стал для нее самым близким другом — если понимать, о какой близости идет речь, — он был одновременно учителем и учеником, и Гермионе нравились такие отношения: она получала отдачу и вместе с тем отдавала сама, не чувствуя при этом сожаления. Малфой стал тем человеком, на которого она могла тратить свои время и силы.

А главное, Гермиона не стеснялась его. Казалось, что в тот момент, когда она слетела с метлы прямо на его глазах, где-то внутри переключился рычажок, отвечающий за смущение, и в конце концов его не стало. Шутки Драко больше не выводили из себя, пошлые намеки не сбивали с мысли, а собственные желания в отношении Малфоя не пугали.

Очевидно, Драко испытывал схожие чувства, потому что первым — что слегка озадачило Гермиону, несмотря на все выше сказанное, — заговорил о переезде.

Драко заявил, что они и так почти все время, свободное от работы, проводят вместе, а практичная Гермиона в ответ на это заметила, что их спонтанные ночевки друг у друга задают неправильное настроение перед рабочим днем. Тогда Малфой взял на себя серьезное решение, настояв на том, чтобы Гермиона перевезла к нему часть вещей — да, да, только самое необходимое, — и, что просто кричало о серьезности его намерений, он почти без споров — лишь четыре разбитые тарелки, испорченный набор столовых приборов и один порванный комплект нижнего белья (Гермионы, конечно) — согласился выделить место еще и Живоглоту.

Гермиона была покорена и недолго тянула с согласием.

И теперь оставалось каких-то десять — ну, может двенадцать — часов до того момента, как Малфой выделит ей по крайней мере половину гардеробной, а ее зубная щетка сможет занять законное место рядом с его.

Перед тем, как потушить светильник, Гермиона напоследок осмотрела свою комнату и не смогла сдержать улыбку. Пускай весь этот переезд был глупым поводом для радости, подходящим лишь для кого-то очень наивного, но ведь Гермиона была не только могущественной волшебницей, но еще и женщиной.

∆∆∆

Когтеносец взмахивал крыльями снова и снова, поднимаясь все выше, и Малфой дергал поводьями, направляя его.

Гермиона больше не боялась: она летела, широко раскинув руки, ловя яркие лучи солнца; Драко тихо посмеивался, уткнувшись ей в плечо, и одной рукой крепко прижимал ее к себе — все еще скупой на эмоции, но намного более искренний — стоило лишь постараться, чтобы расшевелить его. Но Гермиона и без того знала, что Малфой разделяет все ее чувства, касалось ли дело полета или их отношений.

Там, наверху, они впервые по-настоящему остались один на один и выпустили наружу двух маленьких детей, готовых на глупые и бессмысленные поступки.

Гиппогриф слегка наклонился и, сложив крылья, бросился вниз, но Гермиона не чувствовала страха. Она лишь счастливо смеялась.

Кажется, тому ощущению, что сопровождало Гермиону, когда она летала в реальности, нашлось объяснение. Проснувшись, она с наслаждением потянулась, чувствуя приятное тепло после чудесного сна.

А еще через мгновение наконец поняла, что любит Малфоя.

∆∆∆

Драко жил в собственной квартире, которая — как он утверждал — была куплена на честно заработанные деньги, а не на часть состояния, которое копилось веками. Гермиона понимала, что даже если это было так, внутреннее убранство полностью подходило для чистокровного аристократа, но она искренне верила, что сможет привыкнуть или хотя бы приучить себя жить так. Было немного неловко раскладывать свои вещи на полки в пока еще чужом доме и осознавать, что именно в этом зеркале в прихожей она будет видеть свое отражение каждое утро, на этой кухне готовить завтраки, обеды, ужины и заваривать чай и — что все еще смущало — эту кровать будет делить с Драко.

Малфой чувствовал некоторое напряжение и старался сгладить острые углы: он сам расставил миски Живоглота на кухню и — настоящее геройство! — отнес одну подстилку прямо в спальню, а после ловко вытащил из сумки фотографию Гермионы с родителями, и она лишь благодарно кивнула, увидев ту на полке в гостиной. Каким-то невероятным образом он чувствовал, что именно нужно сделать, чтобы доказать серьезность своих намерений, и его старания находили отклик в душе Гермионы.

Она старательно прикрывалась за образом суровой начальницы и просто серьезной девушки, но не могла — ей просто физически не удавалось! — сдержать улыбку, когда Драко сам взмахивал палочкой, заставляя ровные стопки разлететься по шкафу, или приносил ей стакан воды — совсем не потому что считал, что Гермиона мучается от жажды, а просто чтобы показать ей, что теперь они многое будут делать вместе.

Но кое-чем все же пришлось пожертвовать: Рон и Гарри, которые весело махали с колдографии, остались в ее квартире на комоде — хоть и не покидали ее сердца. Там же в ящике сложенные заботливой рукой находились мантия, джемпер и галстук яркой гриффиндорской расцветки — отголоски Хогвартских времен. Времен, когда не было Малфоя, придерживающего ей дверь или помогающего снять мантию; не было симпатии, желания, страсти и уж точно не пахло там любовью; не было глупой улыбки и этого мечтательного взгляда.

Вечером Драко даже не дал ей присесть и, как только Гермиона распустила волосы, надеясь отдохнуть, он строго попросил ее одеться, не дав шанса отвертеться.

Ресторанчик, в который он отвел ее поужинать, был тихим и уютным, с вежливыми официантами и медленной, приятной музыкой. После того, как они провели столько времени в суете, разбирая ее вещи и стараясь с первых секунд наладить свою семейную жизнь, такая атмосфера пришлась по душе обоим.

Когда был произнесен тихий тост за переезд и раздался звон бокалов, Гермионе казалось, что она запомнит это мгновение навсегда. Приятная усталость, чуть сладковатый вкус шампанского на языке и Малфой напротив, слегка помятый, от того что собирался в спешке, и такой невыносимо родной, что она не удержалась и протянула руку, обхватив его ладонь.

И тут же почти отдернулась, понимая, что мечется туда и обратно уже долгое время, то доверяя Драко и открываясь целиком, то пугаясь собственных чувств.

Он ухмыльнулся почти снисходительно, словно его веселил тот факт, что она боится любви больше, чем он сам, и с небывалой нежностью погладил ее пальцы.



Кровать слегка прогнулась, когда он сел рядом и, откинув одеяло, прилег за ее спиной.

— Гермиона Грейнджер в моей постели — какое событие! — усмехнулся Драко, одной рукой крепко обнимая ее за талию, второй зарываясь в волосы.

— Я же не дебютирую, поэтому успокойся, — она слегка передернула плечами и положила свою ладонь поверх его.

— Самоустраняюсь и замолкаю, — тихо выдохнул он, и Гермиона скорее почувствовала смешок кожей, когда его губы чуть шевельнулись и спустя мгновение прижались к ее плечу.

— Подожди, — она неожиданно дернулась. — Давай пока просто полежим.

Малфой не отстранился — лишь губы, которые скользнули чуть выше, замерли у ее шеи. Гермиона прерывисто вздохнула, боясь, что он не поймет, ответит колкостью или промолчит, что может быть еще хуже, и между ними в воздухе останется висеть недосказанность.

— Просто, мы здесь вместе не потому, что у нас был безудержный секс… — неуверенно попыталась объяснить она.

— Я бы не отказался, — вырвалось у Малфоя, и он тут же стиснул зубы, ругая себя за несдержанность. — Я знаю, что ты хочешь сказать, и понимаю тебя, — тотчас продолжил он, — но есть и другая сторона: тебе не нужно нервничать из-за нижнего белья, всю ночь пролежавшего под кроватью, или вещей скинутых с полки второпях, или того, что ты забыла покормить Живоглота. Ты можешь расслабиться и просто наслаждаться, — он замялся, но все же закончил: — Мной.

— Да, конечно, но… — кажется, у Грейнджер нашлось бы еще тысячи предлогов.

— Я шучу, — Драко вновь оборвал ее. — У нас еще будет много времени. Очень много.

Он знал — она улыбнулась. В который раз за этот день. А ведь раньше их отношения сводились к вечных ссорам, но все изменилось в один миг, когда между ними возникла та искра — в прямом смысле. Драко вспомнил, как они скрепили спор рукопожатием, и над их сцепленными ладонями зажегся огонек.



Утро наступило слишком быстро.

В глубине квартиры завозился Живоглот, кажется, решив поточить когти о любимое кресло Драко, и стрелка часов переместилась слишком громко. Малфой проснулся мгновенно и оторвал голову от подушки, взглянув на часы.

— Грейнджер, у меня неприятные подозрения.

Она что-то невнятно промычала в ответ и, ткнувшись носом в подушку, ухватилась за его руку еще крепче. В этот момент Драко посетило бешеное желание накрыться одеялом с головой и не вылезать из кровати долгое время. Но он знал, что Гермиона будет сердится и расстраиваться, поэтому склонился над ней и, откинув пушистые волосы с лица, произнес:

— Мы опаздываем, — и, подумав, добавил: — Уже девять.

Прошла секунда. Другая. Гермиона пошевелилась, и внезапно слова Малфоя дошли до нее — глаза широко распахнулись. Драко не успел убрать руки, когда она дернулась вперед, вскакивая, и в итоге только задержал, помешал и, не сдержав ухмылки, откинулся назад, рассмеявшись.

— Это что, шутка? — Гермиона старалась подняться, но запуталась в руках Драко и завалилась на него, грозно вглядываясь в его лицо.

— Нет, уже девять, просто у нас была очень веселая ночь, — он подмигнул ей, за что тут же получил ощутимый толчок. — Не по ребрам же!

— Я — начальник отдела, Малфой! — Грейнджер все же выскочила из постели и схватила первую попавшуюся под руку одежду, направляясь в душ.

— Я думал, это значит, что ты можешь приходить, когда захочешь, — лениво протянул он и вновь откинулся на подушки.

— Это значит — я невероятно опаздываю!

Драко лишь усмехнулся, наблюдая, как Гермиона в спешке бросилась в ванную, на ходу справляясь с волосами. Было забавно видеть ее мучения из-за бытовых мелочей, но Малфой не мог надолго отвлекаться — пришлось встать, взмахом палочки заправив постель. Не потрудившись одеться, Драко пошел на кухню, поставив кипятиться воду — он все же рассчитывал выпить чашечку кофе, несмотря на время, — и покормил Живоглота.

— Если есть желание помыться — советую поспешить. Я могу пренебречь нашим решением выходить из дома вместе, — Гермиона появилась на кухне, и тут же две чашки показались из шкафа, ведомые ее палочкой.

— Невероятно.

— Что?

— Ты врешь мне, — Драко сделал шаг к ней. — Невозможно так быстро принять душ. Ты притворялась.

С этими словами он коснулся пальцами ее шеи, чувствуя, что кожа все же слегка влажная, но радуясь даже малейшей возможности подразнить и поддеть ее.

— Драко Малфой, еще хоть секунда задержки, и кофе, любезно заваренный тобой, окажется у тебя же на голове! — прошипела Гермиона.

— Ты как ребенок.

— Я? — она возмутилась. — Драко, в душ! Немедленно!

— Посмотрите, какая она властная, — пропел он на прощание, звонко чмокнув ее в щеку, и ретировался быстрее, чем Гермиона успела чем-нибудь запульнуть.

Конечно, Драко знал, что получит нагоняй за опоздания от Ронура; знал, что на него свалят какое-нибудь дело, вынуждая вернуться домой позже обычного; знал, что Гермиона будет злиться и скорее всего игнорировать его весь день, но это детское желание поиграть и пошутить не давало ему покоя.

— Ты уж явно не притворялся, — недовольно высказала Гермиона, заходя в ванную, когда он закончил мыться, и устроилась перед раковиной, намереваясь почистить зубы. — Твой завтрак на столе.

В груди приятно потеплело: долгие годы никто не говорил ему этой фразы.

Выхватив свою зубную щетку, Драко расположился рядом с Грейнджер, косясь на ее отражение в зеркале и размышляя о том, как они выглядят со стороны — вот так, вместе, в обычной жизненной ситуации. Гермиона невольно думала о том же самом: она и Малфой у зеркала в ванной чистят зубы: он слегка помятый после сна еще не привел себя в надлежащий вид, а она хоть и растрепанная, но уже полностью одетая.

Где-то на кухне мяукнул Живоглот, разрушая мгновение, и Гермиона поспешно наклонилась к раковине и случайно задела Драко, толкнув под локоть. Он дернулся в сторону от зеркала и промычал что-то несвязное, и она уже была подняла голову, чтобы извиниться, но не смогла сдержать смеха.

Гермиона расхохоталась, и Драко недовольно пробурчал:

— Что?

— У тебя зубная паста… — стараясь совладать с дыханием произнесла она, — везде. Дай помогу, — прежде чем он обернулся, чтобы посмотреть на свое отражение, Гермиона мягко обхватила ладонью его подбородок, слегка приподняв голову, и удерживая лицо, другой рукой аккуратно начала стирать следы, ополаскивая пальцы под водой.

Малфой застыл, стараясь не дергаться и почти не дышать. Грейнджер выглядела так сосредоточенно: глаза внимательно оглядывали его лицо, губ слегка сжаты, а на переносице, между бровей, обнаружилась маленькая складка треугольником. Пальцы порхали по его коже, замирая на скулах, подбородке, терли кожу и оставляли на ней маленькие капли воды. Драко смотрел на Гермиону сверху вниз и видел каждую малейшую точку, родинку или веснушку на ее лице — каждый изъян, но не видел ее глаз.

В момент, когда большим пальцев она коснулась его рта, Драко все же не удержался — губы изогнулись, и Гермиона отдернула руку, наконец встретившись с ним взглядом. Было в этом что-то беззащитное и очень личное, почти интимное. Одной ладонь Гермиона все еще удерживала его лицо, другую поймал Малфой, крепко сжав пальцами.

И не смог остановиться на малом.

— Кто там говорил о детях? — неожиданно хрипло проговорил он.

— Что? — настала очередь Гермионы задавать идиотский вопрос.

Он предпочел не отвечать — только толкнул ее, так что в поясницу уткнулся край раковины, где все еще продолжала течь вода, и поцеловал. Драко чувствовал, как под его напором смялась идеально выглаженная блузка Гермионы, а юбка — как и в их первый раз — задралась непростительно высоко. Он целовал ее так, как нравилось им обоим, не оглядываясь на прошлое и будущее, не думая о последствиях и любых тонкостях, не относящихся к делу, разрешив себе просто целовать девушку, в которую влюблен.

В эти секунды здраво размышлять Малфой мог лишь на одну тему — как возбуждает то, что она полностью одета, а он почти обнажен, и его кожа еще влажная после душа. Гермиона тоже думала об этом, но, к большому сожалению Драко, в ее голове хватало место для еще одной мысли.

Она резко повернула голову, и хотя Малфой не особо расстроился, сразу принявшись исследовать губами ее виски, щеки и шею, Гермиона больше не проявляла никакой инициативы и даже больше — легко толкнула его от себя.

— Мы оба опаздываем, — чуть отдышавшись, проговорила она.

— Знаю, — буркнул Драко, продолжая прижимать ее к себе и не заботясь о том, что она больше не обнимала его. Мириться с мыслью о том, что поцелуи — и то, что может последовать после, — отменяются, он, видимо, не собирался.

Но Гермиона была неумолима:

— Сильно опаздываем, Драко, — настояла она, и ему пришлось отпустить ее.

Как только она покинула ванную, Малфой почувствовал смесь злости и разочарования и резко закрыл воду, стукнув ладонью по краю раковины.



Но вечером он отыгрался и не единожды.

Войдя домой, сгреб Гермиону в охапку, абсолютно не задумываясь об обивке дивана, успевшей пострадать от когтей Живоглота и явно требующей применения «Репаро»; о том, что они — все трое — останутся без ужина или что Грейнджер притащила с собой какие-то документы, видимо вновь взяв работу на дом.

Драко было плевать на все. Ему хотелось лишь разбрасывать одежду, мять простыни и слушать чувственные звуки, издаваемые Гермионой. И она была не против.

Спустя несколько заходов — выше ожидаемого и даже превосходно! — они лежали в постели, запутавшись в одеяле, уставшие, расслабленные и, несомненно, удовлетворенные. Драко не мог найти в себе силы еще раз дотронуться до Гермионы, собственнически прижать ее себе или вновь поцеловать, поэтому просто легко касался рукой ее бедра и смотрел, как вздымается грудь — сильно и все еще рвано, словно Гермиона не могла восстановить дыхание, а тонкая ткань простыни поднималась и колыхалась на коже.

Они заснули почти одновременно. Провалились в сон, лишь только успев отдышаться, погрузились в сладкую дрему, чувствуя приятную легкость по всему телу. Сон был здоровым и крепким, как у маленьких детей, которых не обременяют никакие заботы, а главное — никаких видений за всю ночь, только глубокая, слегка мрачная пустота, не давящая на сознание.

Но проспать всю ночь оказалось непозволительной роскошью для Гермионы. Она резко распахнула глаза, пропустив момент пробуждения, и почувствовала, что Драко оказался намного ближе, уткнувшись носом ей в спину. Гермиона закопошилась, аккуратно развернулась, стараясь не потревожив его, и не удержалась.

Она бы ни за что не подумала, что сможет такое допустить: так быстро позволить себе довериться Малфою, полюбить его и взамен спокойно, почти без стеснения, получать его любовь. Но это случилось. Само собой, за каких-то три месяца от квиддичного поля с пожухлой травой они добрались до постели.

Не в том смысле, конечно.

Хотя, и в том тоже.

Гермиона сползла с подушки, протянув руки, крепко обняла Драко и, уткнувшись в волосы, тихо признала:

— Я люблю тебя, Драко Малфой, — и вновь уснула.

Около пяти утра недовольно мяукнул Живоглот и, с трудом приоткрыв дверь, запрыгнул в постель, улегшись подле своей хозяйки: собственнически положил лапу ей на стопу и зыркнул на Малфоя, даже во сне преследуя его с вечными напоминаниями о том, кто хозяин в доме. Но, подумав, перекинул пушистый хвост через ногу Драко, находившегося в непростительной — недопустимой и неприемлемой! — близости от Гермионы, и… заснул.

∆∆∆

Лето подошло к концу — самое удивительное лето две тысячи шестого года. Время, которое напомнило Гермионе одновременно о детстве, школе, друзьях и врагах, но вместе с тем заставило почувствовать себя старше и помогло приобрести новый, несомненно ценный опыт.

Сентябрь начался с новых законопроектов, которые нужно было утвердить или отклонить, стабилизации работы министерства, длинных ночей и легких заморозков. Такой набор для Гермионы оказывался не случайным: ранее, в прошлые годы, именно эти факторы влияли на появление осенней депрессии. Пока работники раскачивались после сезона отпусков, обменивались впечатлениями чуть больше, чем работали, а за окном становилось все паршивее и паршивее, Гермиона грустила.

Нет, в принципе, она любила осень — было в ней особое очарование, но обычно осень была лишь откликом, отпечатком лета — особенно на первых порах.

Но в этом году все было по-другому. Осень сменила лето, а жизнь Гермионы почти не изменилась. Она просыпалась по утрам, чувствуя Малфоя под боком, кормила Живоглота, беспрестанно требующего ласки, умывалась, выпивала кофе, который Драко наливал ей, и готовила им обоим завтрак, а позже обхватывала его ладонь и аппарировала на работу. И почти так же возвращалась домой вечером.

Разумеется, они не проводили вместе двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. По выходным Гермиона навещала родителей — пока что одна, по четвергам встречалась с друзьями, который сначала недоумевали, сердились, ломали локти и срывали голоса, но в итоге смирились, хоть и отказывались подпускать Малфоя к себе — хотя бы в память старой вражды. Гермиону мало волновало это — она знала, что если ей захочется, Гарри и Рон будут пожимать Драко руку и поздравлять с праздниками, а сам Малфой непременно выдавит свою самую слащавую улыбку и даже сделает Джинни комплимент, если они вдруг окажутся на одном торжестве. Но пока Грейнджер справлялась, жила на два лагеря и не чувствовала никаких неудобств.

Так пролетели еще две сентябрьские недели. Приближалось девятнадцатое сентября, и Гермиона приняла серьезное решение взять все в свои руки и отпраздновать свой день рождения вдвоем с Драко. Она сообщила ему об этом незамедлительно, специально, чтобы не ставить в неловкую ситуацию, но так и не смогла понять, помнил ли он — знал ли? — про ее праздник. Но он не подал виду, даже если и забыл, хотя Гермиона бы не обиделась и не возмутилась, ведь он был мужчиной, хоть и очень внимательным.

Девятнадцатое сентября выпало на среду, и во время приготовлений — написать список продуктов, проверить, перепроверить, переписать — Гермионе в голову пришла отличная и явно уникальная идея. Во вторник она отловила Драко в обеденное время и пообещала сюрприз. «Только ты можешь делать сюрпризы для меня к своему же дню рождения», — пробурчал он, но Гермиона подмигнула ему и быстро скрылась из вида.

А после работы схватила за руку и аппарировала прямиком в магловский район.



Драко не верил своим глазам.

Конечно, он привык считать Грейнджер вполне нестандартной, но, кажется, на этот раз она превзошла саму себя.

В магическом мире, подобно магловскому, существовал стереотип — скорее всего являющийся одной лишь правдой — что женщины слегка повернуты на магазинах. И они почти не отрицали этого: сотрудницы отдела Драко часто опаздывали, потому что засмотрелись на витрину с мантией или квиддичной формой — они все-таки работницы отдела магических игр и спорта, а за обедом громко обсуждали всяческие побрякушки, которые «должны быть у каждой уважающей себя волшебницы» — чехлы для волшебных палочек, именной браслет для совы или же набор самопишущих перьев.

Но Грейнджер всегда была далека от этого. За все лето она затащила Драко только в книжный, что не удивительно, и в магазин для животных, когда у Живоглота кончился корм, но в остальном покупки и походы в магазин Гермионы оставались вне зоны досягаемости, поэтому Малфой редко ходил с ней по магазинам.

Но, видимо, теперь она решила это исправить. Драко едва успевал за Гермионой, которая гордо вышагивала между рядов полок, ловко управляясь с магазинной тележкой и набивая ее какими-то удивительными и непривычными продуктами. Малфой оглядывался по сторонам, изо всех сил стараясь увидеть хоть что-то родное и знакомое, но магловский мир давил на него яркими упаковками, громкими объявлениями, которые доносились Мерлин знает откуда каждые три или четыре минуты, и лицами людей.

Обыкновенных, ничем не примечательных маглов: мам, одной рукой удерживающих свое чадо, желающее разгромить ближайший прилавок, а другой аккуратным и четким движением роняя в корзинку все необходимое; юнцов лет семнадцати, которые опасливо озираясь, пробираются в отсек с алкогольными напитками, громким шепотом рассуждая, сойдут ли они за совершеннолетних; пожилых пар, по виду которых кажется, что на двоих у них такой набор болезней и инвалидностей, что в тележке надо возить их самих. Маглы — нормальные люди без третьего уха или ноздри на виске, существующие в своей реальности, копошащиеся, спешащие, на самом деле разные — ни одного даже похожего — но в глазах Малфоя имеющие одну самую главную черту.

Драко сторонился их, непроизвольно отодвигаясь и следуя за Гермионой хвостом, и пытался отойти от шока, не в состоянии задать вопрос или пошутить, или даже сказать грубость. В какой-то момент он едва сдержал брезгливое выражение лица, когда одна старушка подошла к нему и — настоящий божий одуванчик! — попросила подать ей с верхней полки какие-то «коснервы», тыча пальцем в жестяные банки наверху. Драко испугался и почувствовал себя невероятно глупо — вот он, взрослый, воспитанный и вполне самостоятельный мужчина, прошедший войну, справившийся с проблемами в семье и выдержавший гнет одного из самых могущественных волшебников, попал впросак перед лицом такой неприятности.

Вокруг шумела жизнь: где-то шуршала упаковка, слышалось мерное постукивание катящейся тележки, громко плакал ребенок, требуя что-то у родителей, но как только Малфой перевел взгляд на Гермиону все звуки отлетели далеко на задний план. Она ободряюще улыбнулась ему, не насмехаясь, как сделал бы в этой ситуации он сам, а лишь стараясь подарить уверенность, и кивнула в сторону полки.

Драко неуверенно поднял глаза и ухватился за банку с яркой этикеткой, передавая ее старушке.

— Благодарю вас, молодой человек, — прошамкала она, и улыбка озарила морщинистое лицо. — Вашей даме очень повезло с таким галантным партнером. Поторопитесь к ней, — неожиданно она подмигнула ему. Нет, правда, Драко мог поклясться в этом! — За такими прелестницами глаз да глаз. Эх, я в ее годы…

Женщина попятилась, продолжая бормотать что-то себе под нос, и вернулась к своему спутнику, неуклюже толкающему тележку. Драко окинул парочку бессмысленным взглядом и направился к Грейнджер, наконец взяв себя в руки.

— Это такая традиция? — Гермиона уже исследовала содержимое очередной полки, но заинтересованно повернулась в сторону Драко, когда он подошел. — Или какая-то особо изощренная пытка?

— Я хочу приготовить тебе ужин, — выпалила она и смутилась, склонившись над прилавком и пряча лицо за волосами. — Это мой день рождения, и мы будем праздновать вдвоем.

— Я думал, ты захочешь позвать Поттера и Уизлей, устроить шумное торжество со всеми гриффиндорскими примочками и нарядить своего кота в дурацкий колпачок, — злость за дурацкий эксперимент Грейнджер куда-то ушла, хотя речь все еще оставалась язвительной.

— Колпачок? — Гермиона от удивления позабыла свое смущение и вскинула голову. — Ты серьезно думаешь, что я так провожу праздники?

Драко неопределенно передернул плечами, не зная, ожидать ли от Грейнджер возмущений или смеха.

— Хотя, знаешь, это хорошая идея, — неожиданно она развернулась к нему всем телом, застыв у стеллажа. — Купим набор. Тогда колпачок сможешь надеть еще и ты.

Малфой подавился, закашлявшись, и не нашелся, что ответить. Гермиона двинулась вперед по проходу и была готова завернуть, когда мимо пронеслась полупустая тележка, из которой выглядывал симпатичный мальчонка, а девочка чуть постарше его на вид управляла самодельным средством передвижения, опираясь ногой о перегородку снизу и призывая всех покупателей расступиться с гордым кличем.

— Они тоже хотят приготовить кому-то ужин, я уверен в этом, — Драко слегка усмехнулся. — Может последуешь примеру нового поколения?

Гермиона качнула головой, нахмурившись, но Малфой знал — она старалась не засмеяться.

— Ладно, а если прокачусь я? — уверенным жестом он отодвинул Гермиону в сторону и сделал вид, что примеривается, как бы вскочить на странную штуковину.

— Будешь выглядеть глупо, – Гермиона все же не сдержала смеха, — но ведь обычно тебе это не мешает.

Она шагнула к нему, намереваясь вновь завладеть тележкой, но Драко упрямо схватился за ручку и толкнул: колеса покатились по полу.

— Предлагаю притвориться маглами, — шепнул он Гермионе, которая двинулась следом, и многозначительно обвел взглядом людей вокруг. — Мне кажется, они что-то подозревают.

В ответ на его реплику Гермиона фыркнула, закатила глаза и, решив вернуться к более серьезным делам, направилась в следующий отдел, прокручивая в голове список продуктов и ставя мысленные галочки напротив тех пунктов, о которых она успела позаботиться. Мысли о пироге, о закусках и десерте полностью поглотили ее, Драко следовал за ней и, словно забыв о своей идее, громко восхищался, удивлялся и даже пугался вещиц на полках. Но в какой-то момент его неподдельная радость от того, что он узнал тыкву среди овощей, сменилась молчанием, а еще через секунду шаг Гермионы сбился, когда она услышала томный, протяжный голос с легкой хрипотцой прямо позади себя.

— Никогда бы не подумал, что женщина, выбирающая продукты, выглядит так сексуально. — Щеки в миг покраснели, и Гермионе показалось, что весь магазин услышал и удивленно обернулся из-за такой интимной фразы, сказанной полушепотом. — Когда ты наклоняешься над прилавком, или выпрямляешься и привстаешь на мысочки, или тянешься рукой за очередным товаром, я представляю, как ты проделываешь все то же самое… полностью обнаженной.

— Прекрати, — одними губами проговорила она, отчаянно стараясь не поддаваться на провокацию. — Перестань, — повторила Гермиона и, не удержавшись, быстро скользнула в сторону, поторопившись отбежать как можно дальше от Малфоя с его легко изменяющимся настроением и этим чертовым возбуждающим тоном голоса. Драко не успел за ней, и эта заминка стоила ему многого: в проходе появились две не особо расторопные дамочки, занявшие все место своими тележками, набитыми под завязку.

— Грейнджер, я тебя заколдую, — прорычал он едва слышно, вскинув взгляд и смотря Гермионе прямо в глаза. Его невероятно злил тот факт, что за какие-то считанные секунды они оказались по разные стороны от большой холодильной камеры.

— Нет, не заколдуешь, — упрямо отозвалась она и сверкнула глазами в ответ. — Мы здесь по делу.

— Делу время, потехе час, — уголок губы дрогнул в насмешливой улыбке. — Пора поиграть.

— Ты не станешь носиться за мной по всему магазину, — строго отказала Гермиона, нахмурившись.

— Не будь занудой, — Драко слегка склонил голову и широко улыбнулся. — Я хочу показать той парочке детей, как нужно издавать победный клич.

Гермиона выдохнула, и хоть ее все еще била крупная дрожь от волнения и — что скрывать — возбуждения и азарта, она заметила, что странный блеск в глазах Малфоя почти сошел на нет. Кажется, он сдался, хоть Гермиона и понимала, что ненадолго.

— Ты не будешь кричать и кидаться на меня, — она выдавила из себя дружелюбную улыбку, чуть склонив голову. — А я останусь занудой. По крайней мере до того момента, как мы аппарируем домой.

Драко успел заметить, что Грейнджер подмигнула ему.



— Это еще зачем? — Драко с удивлением выловил из пакета с продуктами незнакомую упаковку. — Напоминает растертый рог двурога.

— Это коричневый сахар, — закатила глаза — Малфой, ты что, правда никогда не готовил или не видел, как готовит мама?

Гермиона задала этот вопрос и лишь секундой позже осознала, что и, главное, у кого она спросила.

— Моя мать не готовила, — Малфой напрягся и жестко осадил ее, но смягчился и, пожав плечами, добавил: — У нас были домовики.

— Ох, ну, конечно, на плечи парочки бедных эльфов взвалили всю работу, — едко заключила Гермиона.

— Их было семеро, Грейнджер.

— Семеро? — она осеклась и остановилась, удивленно оглянувшись. — Я думала, намного больше.

— Семеро прислужива… — Драко запнулся и быстро исправился: — Помогали мне. Остальные выполняли работу по дому.

Ключи, которые достала Гермиона секундой ранее, выпали из рук, и она замерла. Глаза неестественно широко раскрылись и нижняя губа дрогнула.

— Тебе одному прислуживали семеро? — она закатила глаза и сложила руки на груди, стараясь совладать с дыханием. — Боюсь, одной меня недостаточно, чтобы угодить тебе и справиться с каждой прихотью.

Секунду лицо Драко оставалось серьезным, но возмущение Гермионы, словно он нанес ей зверское оскорбление, было настолько… забавным?

— Заведем домовиков тебе в помощь? — с искренним участием спросил он и все-таки рассмеялся.

— Малфой!

Гермиона зло сжала кулаки и замахнулась на него, осознавая собственную беспомощность в борьбе с этим самодовольством. Она что-то прорычала сквозь плотно стиснутые зубы и направилась вперед, намеренно обгоняя Драко и оставляя его позади, но неожиданно какая-то мысль пришла ей в голову, и Гермиона резко обернулась.

— Кстати о зельеварении, — со слащавой улыбкой на губах начала она, — нужно зайти в магазин зелий.

— Это еще зачем? — подозрительно спросил Малфой, в миг собравшись.

— Хочу купить компоненты для амортенции, — заявила она в ответ без намека на веселье.

— Сделать что? — он еле удержал пакеты в руках. — Ты в своем уме?

— Ты же пробовал напоить меня, — все так же серьезно продолжала Гермиона. — А точнее, накормить. Не хочу оставаться в долгу.

— Я не делал этого, — Драко чувствовал, как красные пятна покрыли кожу, а потом краска отхлынула от лица. Он судорожно старался понять, вспомнить, переварить все сказанное Грейнджер. — Не делал.

— Цветок, который ты прислал был прекрасен, — глаза Гермионы сузились, — и, готова поклясться, я никогда в своей жизни не пробовала подобного. Но подлить амортенцию — это низко и подло. Даже для тебя.

Драко застыл в недоумении, не в силах вымолвить ни слова. Грейнджер, наверняка, ждала объяснений и даже оправданий, но картинка в голове складывалась слишком медленно, чтобы он успел отреагировать. Совсем некстати перед глазами вновь встал образ Гермионы, склонившейся над полкой и сосредоточенно разглядывающей этикетку, с этой симпатичной складкой на лбу и едва заметно сжатыми губами. В тот момент она вызвала в нем какие-то совсем незнакомые чувства, и он ясно увидел ее хозяйкой в своем доме и — конечно, это были громкие слова, — матерью своих детей. И теперь из домашней, спокойной и лишь слегка напряженной она превратилась в такую далекую зазнайку и выскочку, обвинявшую его в чем-то неподвластном пониманию.

— Где ты купил цветок, Драко?

Какой цветок? Он же чертов джентльмен и ни раз покупал Гермионе цветы — какой конкретно букет она имеет в виду? И почему она заговорила об этом сейчас? Если ей не по душе какой-то определенный сорт, ей ведь стоило просто сообщить ему об этом и Малфой бы исправился! Он бы обрезал шипы на розах — ладно, приказал бы домовику сделать это, — оборвал листья или наложил заклинания, меняющие запах. Да, он бы многое сделал, чтобы привлечь Гермиону, потому что она стоила того, несомненно. Хоть в начале Драко и думал, что лишь сама игра в завоевателя так увлекает его. Но никогда у него и мысли не возникало воспользоваться дешевыми приемами, вроде амортенции. Он даже Феликс Фелицис припрятал подальше, рассчитывая только на собственные силы, а теперь Грейнджер обвиняет его.

Накормить ее амортенцией? Это было бы слишком прос… Постойте, накормить?

Малфой все-таки поставил пакеты на землю и закрыл лицо ладонями, плечи подпрыгнули.

— Малфой? — Гермиона шагнула к нему, думая, что все-таки перегнула палку, но… Драко смеялся. — И что же так невероятно веселит тебя?

Она вновь отдернулась, еще больше нахмурившись и стараясь придать голосу самый язвительный тон.

— Я купил его в Хогсмиде, Грейнджер, — сквозь смех проговорил он. — И отправил прямо из «Сладкого Королевства». Я ничего не добавлял туда.

— Ты хочешь сказать, что продавщица подливает амортенцию всем своим клиентам? — скептично отозвалась Гермиона, не склонная верить его словам.

— Может я выглядел настолько сексуально, что она решила… — Драко наконец приоткрыл лицо и теперь улыбался, понимая, что его волнение было таким же беспочвенным, как и обвинения Гермионы.

— Не хочу этого слышать! — прикрикнула Гермиона и скривилась. — Даже думать о таком не хочу.

— Но как ты узнала, что там была амортенция? — неожиданно всплыл в голове Драко вопрос, который он тут же озвучил.

— Я?

Ему показалось или она действительно замялась? Кажется, он понял, в чем дело. Конечно, это не была амортенция в том виде, что она известна в магическом обществе, просто модификация, рождающая те запахи, которые приятны человеку и которые он хотел бы почувствовать.

— Мне кажется, что мы оба попали в эту ловушку, — тихо произнес Драко, вспоминая аромат, исходящий от цветов и осознавая, что именно этот запах он чувствует каждый вечер и каждое утро. — И думаю, мы квиты.

— Что?

— Я тоже люблю тебя, Гермиона.

∆∆∆

— Я дома!

Драко возник посреди гостиной, и его громкий крик разнесся по всей квартире. Живоглот испуганно дернулся в сторону, прошмыгнул в приоткрытую дверь и скрылся в недрах квартиры.

— Я заметила, — Драко оглянулся, встретившись глазами с насмешливым взглядом Гермионы. Она расположилась на диване, удобно устроившись с книгой. «Конечно», — фыркнул Малфой про себя и недовольно проговорил:

— Не верится, что у тебя выходной, а у меня нет, — вышло так жалобно и грустно, что он мысленно погладил себя по голове за выдающиеся актерские способности. Но Гермиона не оценила.

— Просто я босс, — она пожала плечами, притворяясь серьезной и собранной, но Драко видел блеск в ее глазах.

— О да, очень суровый босс! — решил поддержать он ее игру и шагнул вперед, усаживаясь на край дивана. — Твоя гордость поражает меня, — Драко покачал головой и лукаво улыбнулся. — Хотя и я не хуже. Может быть, я так и не простил тебя за то унижение перед Когтеносцом.

— А может, я сейчас уйду и больше никогда не вернусь, — она отложила книгу в сторону, отметив нужную страницу, но не сдвинулась с места.

— Что ты, не стоит таких радикальных мер, — махнул ладонью Драко и, как был, в костюме, устроился рядом с ней, уверенно положив голову на колени.

— И ты еще что-то говорил про мою гордость? — вздохнула Гермиона и покачала головой, рукой скользнув по шее Драко и дотронувшись до волос.

— А может меня возбуждают рассуждения о твоих чести и гордости. Властная и самодостаточная женщина — это так сексуально!

— Вечно ты все сводишь к этому, — поддразнила Гермиона, но Драко уже отвлекся, расслабленно зажмурившись от ее мягких, нежных прикосновений. Она перебирала пряди его волос, и Малфой думал о всей прелести быть Живоглотом — тому постоянно доставались такие ласки. Но и Драко изредка получал свое, чувствуя мурашки на спине, когда она ослабляла узел галстука, и необъяснимый комок в горле, когда он задумывался, кем они все-таки были и смотрел со стороны.

Этакая странная парочка.

Малфой представил, как они вновь летят на метле или гиппогрифе, и распахнул глаза.

Гермиона, чуть смутившись, встретила его бережный взгляд, когда он посмотрел на нее снизу вверх.

— А было бы забавно, — вдруг нарушил тишину Драко.

— Что?

— Если на нашей свадьбе ты вылетишь на гиппогрифе.

Она задохнулась, а пальцы чуть сильнее положенного сжали пряди на затылке Драко. Как он вообще мог сказать такое?

— Тогда и ты тоже, — каких усилий ей стоило произнести это, когда Малфой оставался спокойным и непоколебимым. Конечно, от внимания Гермионы не укрылось то, что он сказал «нашей свадьбе» и произнес все предложение таким тоном, будто у него не возникало сомнений, что это событие произойдет.

— Нет, — он задумался на миг, вновь прикрыв глаза и этим давая ей перевести дыхание. — Я буду на метле. Это по-мужски.

Гермиона все-таки закашлялась, и хотя она всегда славилась своей рассудительностью и спокойствием, женское начало окончательно взяло верх, и внутри все встрепенулось от таких слов. Его «буду» было сказано с такой уверенностью, как будто все уже запланировано.

И почему-то Гермионе показалось, что так и есть.