Это значит — моя слабость сейчас пройдет,
Это значит, что горят за спиной мосты.
Это значит — надо мной больше нет господ,
Даже если я знаю, что это — ты... Лора Бочарова «Романс Люциуса Малфоя» Небольшая, ничем не примечательная комната. Вдоль стен — шкафы, набитые пухлыми папками. Над старым поцарапанным столом, заваленным книгами и пергаментами, кружится стайка служебных записок. Табличка с именем: Аманда Спраут.
Хозяйка кабинета — пожилая аврорша в темно-синей мантии — жестом предложила ему присесть на стул для посетителей.
— Мистер Малфой, мы вызвали вас, чтобы ознакомить с распоряжением Министерства касаемо вашего ограничения в правах, — тусклые волосы, собранные в пучок, колючий взгляд из-под очков: она напоминала Драко Макгонагалл. — Итак, не будем терять время, — порывшись в стопке пергаментов, она вытащила нужный и откашлялась. Драко сидел не шелохнувшись и не отрывал глаз от свитка в ее руках. — Распоряжением Министерства магии номер У-двести восемнадцать дробь шесть от восемнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто девятого года мистеру Драко Люциусу Малфою возвращается право на использование магии в полном объеме в рамках дозволенного.
Драко молча ждал. Она поправила очки и продолжила:
— Мистеру Драко Люциусу Малфою возвращается право наниматься на работу и открывать собственный бизнес при условии соблюдения установленных норм.
Малфой по-прежнему хранил молчание, подобравшись, как кот перед прыжком.
— С мистера Драко Люциуса Малфоя снимается обязанность являться в Министерство магии пятого числа каждого месяца для отметки в книге учета условно безопасных волшебников.
Если неизящная формулировка и задела Малфоя — он не выдал эмоций, лишь едва заметно дернул головой. Аманда царапнула его колким взглядом и снова уткнулась в свиток с распоряжением.
— Мистер Драко Люциус Малфой обязан покинуть пределы Британии в десятидневный срок с правом возвращения не ранее, чем через три года.
Вот оно: дождался. Малфой стиснул пальцы с такой силой, что едва не охнул от боли, и опомнился. Спраут смотрела на него выжидающе. Хотелось выть и плеваться огнем, но вместо этого он прищурился и, не мигая, уставился в бесцветные глаза аврорши.
— Это все, мисс Спраут? — она не стала его поправлять, и Малфой со злобным удовлетворением подумал, что угадал: мадам не замужем. И поделом.
— Почти, — аврорша смешалась и заправила тощую прядку мышиных волос за порозовевшее ухо.
Драклова мать, невольно восхитился Драко, похоже, фирменное малфоевское обаяние никуда не делось. Ему стало даже не смешно, а противно и как-то тоскливо от смущения этой старой девы с поганой работой. Она завозилась в недрах своего необъятного стола, не поднимая глаз, и вытащила небольшой бронзовый ключ.
— Вот, мистер Малфой... это ключ от ячейки в Гринготтсе.
— Но... — он даже растерялся, недоумевая.
— Согласно новому дополнению к пункту об имущественных правах закона об амнистии условно безопасных волшебников часть конфискованного капитала... — аврорша порылась в лежащей перед ней зеленой папке, уткнулась длинным носом в пергамент и продолжила: — В вашем случае — два процента, возвращается амнистированным в качестве жеста доброй воли Министерства магии.
Драко оценил ее несомненно ценную способность утопить толику смысла в целом ушате канцелярских помоев. Аманда помолчала, буравя его бесцветными глазами, и, не дождавшись реакции, сухо проговорила:
— Позвольте вашу палочку, мистер Малфой.
Драко вынул палочку и аккуратно положил на стол. Сейчас она снимет блокирующие заклятия, и он снова будет свободен. Как будто можно избавиться от клейма бывшего Пожирателя — «условно безопасного» на языке министерских затейников. Как будто можно стать свободным, будучи изгнанником в чужой стране. Как будто можно вернуть отца...
Через несколько минут Спраут вернула Драко палочку, заставила расписаться в испещренных штампами и закорючками пергаментах: «уведомлен...», «обязуюсь...», «подтверждаю...» и добавила, подняв-таки на него глаза:
— Ваша мать будет восстановлена в правах на тех же условиях. На следующей неделе она будет оповещена о дате прибытия в Министерство.
Драко скрипнул зубами и донельзя вкрадчивым — от сдерживаемого бешенства — голосом выговорил:
— Нельзя ли поточнее, мисс Спраут? А если это будет в конце недели, или, скажем, в начале следующей — когда мне... — он на секунду запнулся, — ...когда
я должен буду покинуть страну?
Аврорша поглядела на него поверх очков — с непонятным сожалением.
— Мистер Малфой, ваш вопрос
решен, — негромкий голос звучал не по-аврорски мягко, — ничто не мешает вашей матери готовиться к отъезду вместе с вами. Заглянуть в Министерство можно и перед отъездом. Много времени это не займет, — она слегка пожала плечами, уставившись на бледного как стена Драко. Больше его здесь ничего не держало. Коротко кивнув ей, Малфой вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Выть и плеваться расхотелось. Драко думал о Гермионе.
Субботнее празднество, сверкая фейерверками, перетекло в воскресенье. Гермиона, сбежавшая под утро в комнату Джинни подремать часок, проснулась с гудящей головой. Поняв, что заснуть больше не удастся, она зевнула, оделась и вышла из комнаты, натолкнувшись на целующуюся парочку.
— Ой!
Смущенно хихикнув, Габриэль убежала, оставив в полумраке коридора глупо улыбающегося Рона.
— Э-э... Рон, извини, — Гермиона, пряча улыбку, попыталась ретироваться, но оклик Рона ее остановил.
— Гермиона! Подожди... — он собирался с мыслями, силясь что-то объяснить. Гермиона терпеливо ждала. — Понимаешь... Тут такое дело... в общем, я сам пока не понимаю, но...
— Рон, все в порядке, — она подошла к нему и ласково погладила по руке. Он вскинул на нее смятенный взгляд:
— Ты считаешь?
— Да, считаю, — подтвердила Гермиона, — ты просто наконец влюбился... — Рон густо покраснел, но промолчал. Гермиона добавила: — Она чудесная девочка, и, сказать честно, вы очень здорово смотритесь вместе.
— Правда? — оживился Рон. — У меня вроде как есть... ну это... шанс. Ну то есть я ей, кажется, нравлюсь, — он снова смутился.
— Конечно, есть! Уж ты мне поверь: со стороны виднее, — Гермиона порывисто обняла его, и он нерешительно ответил тем же. Впервые за долгое время в их движениях не было ни обиды, ни агрессии — лишь нежность и участие, приправленные отголоском сожаления: все же следующей парой счастливых молодоженов в Норе могли стать
они... но уже не станут.
— Эй, слышали новость? — встрепанный Джордж возник так неожиданно, что Рон и Гермиона отскочили друг от друга, как ошпаренные. — Да знаю, знаю: дружеская поддержка и все такое, — отмахнулся Джордж, видя, что они собираются нести банальности. — Смотрите лучше, что в сегодняшнем «Пророке», — он протянул им газету и добавил безрадостно: — Прямо подарок к праздничку, а? Забирайте, я уже прочитал, — и, насвистывая что-то заунывное, Джордж исчез на лестнице.
Гермиона выхватила у Рона газету, увидев фото на главной странице. Заголовок ударил в глаза, заставив отшатнуться: «Верный слуга последовал за хозяином: в Азкабане скончался Люциус Малфой!» Рон подхватил листы, выскользнувшие из ее ослабевших рук, и встревожился:
— Гермиона, с тобой все в порядке? Ты бледная, как стена! От радости, что ли? — он сверлил ее подозрительным взглядом, и Гермиона, сделав титаническое усилие, взяла себя в руки.
— Все... нормально, просто... Просто устала и не выспалась, — решительно заявила она, моля Мерлина, чтобы голос не дрожал. — Мне... мне нужно выпить кофе. Да, пойду и выпью, а заодно почитаю, — забрав у Рона «Пророк», она развернулась и нетвердыми шагами побрела в сторону лестницы. Рон озадаченно хмурился ей вслед.
Наверное, Малфой должен был испытывать к Министерству благодарность: за то, что сумели не выпустить скандальную новость на волю раньше времени, дав спокойно похоронить отца. Наверное, должен — но не испытывал. Покинув Министерство, — не через камин, через улицу, — он жадно вдохнул воздуха и сжал палочку: рукоятка была теплой, словно вновь обретенная сила бурлила, перетекая в палочку из его руки.
Свобода... Он волен колдовать!
Малфой запретил себе думать о предстоящем отъезде, матери и отце — хотя бы на час, хоть на несколько минут. Он должен
ощутить вновь обретенное могущество. Он чувствовал себя великим Мерлином, не меньше. Набросив легкие чары для отвода глаз, Драко неторопливо направился к знакомому перекрестку, оттуда — в парк, не отдавая себе отчета в бездумных действиях: ему просто нужен небольшой тайм-аут, чтобы уложить в голове услышанное, прежде чем впрячься в круговерть неизбежных проблем.
Присев на свободную лавку, Малфой закурил, вытащил из кармана не глядя прихваченный в Министерстве свежий номер «Пророка» и застыл, уставившись на первую страницу. Пробежав глазами кричащие строчки, он отшвырнул сигарету, вылетел из парка, свернул в первый попавшийся переулок и аппарировал в Уилтшир.
Кофе миссис Уизли разительно отличался от кофе Блэк, на который Гермиона успела основательно подсесть, но сейчас ей было все равно: она не чувствовала вкуса. Из статьи в «Пророке» стало ясно, что Люциуса нашли мертвым под утро шестнадцатого июня — это была среда, и именно со среды от Драко не было писем. Закрутившись в делах, Гермиона не придала этому особого значения — зная переменчивый характер Малфоя. Первым порывом было аппарировать: немедленно, прямо сейчас, ни с кем не прощаясь и ничего не объясняя, но... Он не написал ей — до сих пор. Хочет ли он видеть ее — вообще кого-нибудь? И еще: Нарцисса... Гермиона просто
не могла появиться в мэноре, пока он сам ее не позовет. Она совершенно не понимала, что ей делать — оставалось самое мучительное: ждать. Она опустила голову на руки: сухие глаза жгло, словно солнечный свет, заливающий кухню, превратился в ядовитую кислоту.
— Эй... — тихий оклик заставил вздрогнуть. Гермиона подняла голову и увидела Гарри, читая в его взгляде... сочувствие? Он знает, поняла она сразу и — приняла: с каким-то обреченным облегчением, без глупых лишних «откуда», «как» и «почему». Гарри погладил ее по волосам, и от этого простого жеста навернулись слезы, унимая мучительное жжение в глазах.
— Разве я не должна быть сейчас
там?.. — прошептала она, всхлипнув. Гарри покачал головой и тихо ответил:
— Он возненавидит тебя, если ты увидишь его слабость. Дай ему время, — Гермиона видела, что слова даются ему с трудом — все-таки они говорили о
Драко Малфое, — и была благодарна Гарри за честность: в этом был он весь.
— Спасибо, — она прижалась лбом к его плечу — он присел на стул рядом — и судорожно вздохнула. — Прости, Гарри.
— Тебе не за что извиняться, Гермиона, — тихо, но твердо возразил он, пряча ее ледяные пальцы в теплой ладони.
— Я врала... всем врала, — горько прошептала она, качая головой.
— Ты просто иначе не могла, — Гарри успокаивающе гладил ее по плечу, укачивая, как маленькую. Такой странный день: сначала она обнимала Рона, теперь ее обнимает Гарри, а единственный, кто способен ее успокоить, далеко и сам нуждается в утешении... которого она не может ему дать. Гермиона совсем запуталась.
Аппарировав в том самом месте, где всегда появлялась Гермиона, Малфой передернулся: за год жалкого магловского существования почти без магии он успел отвыкнуть от этих выворачивающих нутро ощущений, но мазохистски радовался им. Устремившись к мэнору, он издалека приметил у ворот разномастную группку писак.
— С-стервятники... ненавижу, — прошипел он сквозь зубы и ускорил шаг.
— Мистер Малфой, пару слов для «Магии сегодня»!..
...Как вы перенесли смерть отца?..
...Миссис Малфой действительно сошла с ума?..
...Кэсси Миллер, «Прорицания», скажите: вас правда выдворяют из страны?..
...Мистер Малфой, пятьдесят галлеонов за колдографию места захоронения!..
—
Без комментариев! — выплюнул он, продираясь сквозь маленькую толпу обнаглевших журналюг: они налетели на него, едва завидев, как стая гиен. — Вон отсюда — все! Никаких колдографий, никаких интервью; комментариев — не будет!
— Мальчик мой, вы ведь сделаете исключение для «Ежедневного Пророка»? — интимно промурлыкал над самым ухом знакомый мерзкий голос, и правда: обернувшись, Малфой увидел жабью мордочку Скитер.
— Валите в аврорат — там собирайте сплетни, — прошипел он, брезгливо вырывая руку из ее цепких пальцев. — Здесь частная территория.
— Ну это ненадолго, мистер Малфой, — сладко протянула Рита. Ее проклятое перо, не переставая, строчило в блокноте. У Драко потемнело в глазах: ослепленный очередной вспышкой колдоаппарата, он выдернул палочку и направил на отпрянувших акул пера, прижавшись спиной к решетке ворот.
— Мои права восстановлены, как вам
известно, так что эта штука работает, — кивнул он на палочку. Маленькая толпа загалдела, не переставая остервенело щелкать вспышками, но подойти ближе никто не решался, и Малфой, воспользовавшись заминкой, проскользнул за ворота и, не оглядываясь, зашагал к дому, предоставив камерам свою прямую спину.
Мерлину ведомо, как она продержалась до вечера — как ни в чем ни бывало, — чувствуя себя Русалочкой, идущей по ножам. Глаза Гарри — вот что помогало ей держать лицо, слушая, как другие негромко обсуждают новость дня. Его понимающие глаза и тот факт, что плясать на костях никто не захотел: ни злорадства, ни торжества. Лишь слова Молли врезались Гермионе в душу: «Это — за Фреда, Малфой», только и всего, и — горечь в покрасневших глазах.
Оказавшись наконец дома, Гермиона оставила веселую компанию — Гарри, Джинни и Рона с Габриэль — внизу, а сама, улыбаясь из последних сил, сослалась на усталость и поднялась к себе. Затворив дверь дрожащими руками, она рухнула на кровать и уставилась в потолок. Похоже, все силы ушли на поддержание образа счастливой подружки невесты и закончились ровно на пороге ее спальни: она не могла даже позвать Кикимера, чтобы попросить кофе. Ведь придется двигать руками, открывать рот, напрягать голосовые связки... ни на что из этого она не была способна. Если бы еще можно было
не думать... Ей показалось: она лишь на миг прикрыла глаза, но бросив взгляд на часы, поняла, что уже почти утро, и темнота за окном — предрассветная. И в этой темноте кто-то возился, шуршал перьями и тихонько — будто шепотом — ухал. Гермиону встряхнуло: Гораций?! Молниеносно соскользнув с кровати, она подбежала к окну — ну конечно: черный филин, Гораций-Теодор, верный письмоносец и друг. Удивительная птица: Гермионе не показалось, он
действительно был печален — даже лощеные смоляные перья потускнели. Разбудив Гермиону, он притих и неподвижно ждал, пока она осторожно отвязывала от мохнатой лапы записку.
«Ты уже знаешь — из «Пророка» или от Поттера — не так ли? Я заблокировал камин и восстановил антиаппарационный барьер вокруг мэнора, поэтому давай встретимся там, где сидели с Поттером. Как насчет сегодняшнего вечера — около семи? Все — при встрече. Отправь ответ с Горацием. Д.» Гермиона медленно опустилась на стул, не замечая, как сквозняк холодит босые ноги. Гораций безмолвно ожидал от нее ответа, а она, не шевелясь, смотрела куда-то мимо него: в ту сторону, откуда он прилетел... куда так стремилось ее сердце.
«Да, конечно: я буду там в семь. До встречи, Драко.» Малфой смотрел на свое отражение, с безжалостной откровенностью являющее ему меты бессонных ночей и тоски, сжирающей изнутри. Объявленный унылой авроршей срок встряхнул его сознание, заставив наконец понять: отца нет там — под мраморной плитой в семейном склепе, где Драко ждал его эти дни. Отец — в серых глазах, обметанных черными тенями, в давно не стриженных светлых волосах, в изломе бровей, в изгибе тонких губ... в его раненом сердце.
Минувшая ночь тоже прошла без сна: Драко думал, курил у раскрытого окна, мерил шагами комнату, снова курил и не переставал думать. Под утро он наконец написал письмо Грейнджер — безэмоциональное и сухое; в выстроенном им плане она играла ключевую роль, и если он достаточно ее изучил, должна была согласиться. Когда Гораций принес ее ответ, Малфой пробежал глазами строчки, сунул пергамент в ящик комода к стопке таких же и упал ничком на кровать. Эта ночь, как и предыдущие, вымотала его до предела — чего стоило одно восстановление барьера вокруг мэнора. Хвала Мерлину, год назад его взломали так грубо и без затей, что Драко не составило особого труда разобраться: с родовой магией у него всегда складывалось неплохо.
Если бы кто-нибудь спросил Гермиону к вечеру понедельника, как прошел ее день и чем она занималась — она не смогла бы внятно ответить: просто не помнила. Ее день по-настоящему начался лишь без четверти семь вечера, когда она вошла в «Розовую таверну» — в полном смятении: в каком виде явится Малфой?
Как он сюда доберется? Что значит «заблокировал камин» и «восстановил барьер» — или?.. Додумать она не успела: Драко тоже прибыл раньше времени, как и она. Гермиона впилась в него глазами, вбирая разом все подробности: осунувшееся лицо; темные круги под глазами; бледные сжатые губы; волосы… столь любимые ею растрепанные длинные волосы забраны в хвост бархатной зеленой лентой — единственная цветная деталь. Черная майка, черные джинсы, черный пиджак — несмотря на теплый летний вечер; но Драко, похоже, знобило. Он пробежал взглядом по лицам и нашел Гермиону: у нее сжалось сердце, словно посреди теплого июня вдруг потянуло морозным ветром.
— Здравствуй, — наклонившись, он легонько поцеловал ее, скользнув рукой по волосам, и эти легкие прикосновения чуть согрели ее. Малфой взглянул на две чашки кофе на желтой скатерти: — Ты уже сделала заказ, отлично, — он вытащил палочку и едва заметным движением раскинул над столиком маскирующие чары. Гермиона молча таращила глаза, наблюдая за его действиями, и он невесело подмигнул ей, садясь напротив.
— Драко... — она попыталась справиться с комком, больно застрявшим в горле. — Мне очень жаль...
— Я знаю, — прервал он, сжав ее холодные руки, — спасибо. Нам нужно поговорить. Это важно.
Как она ненавидела подобные слова, Мерлин! Хоть бы раз в жизни за ними стояло что-то радостное, светлое, приятное...
Нам нужно серьезно поговорить. Ты не хотела бы стать моей женой?.. Будь это в ее власти, она издала бы закон, запрещающий людям говорить друг другу целый ряд вещей: тех, за которыми, как правило, следует разочарование... или — смертельный удар.
— О чем? — только и смогла выдавить она, борясь с мучительным спазмом в горле. Малфой судорожно вздохнул, собираясь с мыслями, и взглянул на нее в упор.
— Сможешь ли ты переехать в Малфой-мэнор?
Слушая суховатый, отрывистый рассказ Малфоя, Гермиона тихо жалела, что не заказала чего-нибудь покрепче кофе. Он сделал верный ход, ошарашив ее вопросом о мэноре: теперь она молча, не перебивая, дослушает до конца — просто не в состоянии подобрать слова.
Люциус похоронен в семейном склепе Малфоев...
он уезжает ...Драко и Нарцисса восстановлены в правах...
он уезжает из страны ...Драко снова может колдовать...
он уезжает на три года ...она — Гермиона Грейнджер — может поселиться в родовом гнезде Малфоев. Свой дом. На целых три года.
три года без него Нервы сдали.
Стуча зубами о край стакана, трансфигурированного Малфоем из чайной ложки, Гермиона послушно выпила воду с растворенным в ней успокоительным: Драко подготовился к встрече, о да. Хотя ей трудно было винить его в чем-то: Драко отнюдь не выглядел обрадованным предстоящей высылке... предстоящей разлуке. Если Гермиона хоть что-то понимала в жизни к своим годам, то ошибиться она не могла. Боль в его глазах была вызвана не только смертью отца и грядущим отъездом — о нет. Только она не знала: радоваться этому или...
— Смотри, — Драко тронул ее за руку, кивая на окно, — видишь тех двоих с загадочными лицами?
Неподалеку от паба и в самом деле со скучающим видом ошивались два сомнительных типа, то и дело стреляя глазами в сторону выхода. Малфой ощерился.
— И я вижу. А маглы, — он окинул взглядом маленький зал, — не видят. Эти — по мою душу: Ритины шакалы. Потому и пришлось заблокировать камин, и барьер...
Гермиона наконец сообразила, о чем он, и встревоженно спросила:
— А как ты... отсюда?
Малфой усмехнулся:
— Камином.
— Но здесь же...
— Министерским, — он ухмыльнулся шире. — Аппарирую к Министерству, а оттуда — дорожка накатанная. Они как-то махнули рукой на мои передвижения, ты знаешь... Похоже, главное: чтобы я убрался в срок, а как, где и с кем я эти дни проведу — никого не интересует, равно как и мои перемещения... кроме, разве что, этих, — поморщившись, он кивнул на окно. — Удивительно, но это так. В Министерстве смотрят
сквозь меня... не могу сказать, что меня это не радует, — ему
почти удалось скрыть легкую горечь за иронией. Гермиона отчаянно подыскивала слова и не находила: для важного не хватало времени и не тем, казалось, было место... а говорить
ни о чем не хотелось. Так, молча, она и сидела, отчаянно вглядываясь в серые переменчивые глаза, умеющие быть прозрачно-лучистыми и почти черными — как небо... в котором ей так мечталось летать: на крыльях, что выросли у нее той ночью. Но за то, что она сомневалась — а сможет ли? — небо ее наказало: небо не терпит нерешительных.
— Эй, — тихонько позвал Драко, взял ее вялую руку и длинным пальцем принялся рисовать на ладони узоры. — Ты...
— Да.
— Что — да? — мгновенно напрягся он. И ведь только-только утратил, кажется, эту звериную настороженность — она радовалась... А сейчас все будто вернулось.
Прошлое... — Я
могу поселиться в мэноре.
Форум