Машина, плавно качнувшись, затормозила у входа в отель, номер в котором вот уже пару недель служил мне временным убежищем. Пристанищем для бежавшего без оглядки упрямца, не желавшего мириться с голосом сердца. Устало откинувшись на спинку кожаного сиденья, я позволил себе на пару мгновений прикрыть глаза. Не слишком расторопный парковщик, чей сон должно было побеспокоить мое позднее возвращение, очевидно, и не думал оторывать задницу от стула в своей сторожке, чтобы взять ключи и отогнать машину на стоянку. Но гнев на медлительный персонал, всегда легко затмевавший мой разум, быстро отошел назад, едва веки сомкнулись, приняв меня в объятия манящей темноты. Туда, где меня снова ждало лишь одно лицо.

Кхуши.

Ее затравленный взгляд, которым она провожала мою удаляющуюся фигуру тогда, в аэропорту, отчаянная хватка слабых пальчиков на моей ладони, ее мольбы надорванным от слез голосом — все это раз за разом вставало перед глазами, стоило мне хоть на мгновение отвлечься от работы. Каждая секунда того вечера, каждый миг буквально въелись под кожу, по сей день отравляя мое существование.

Не думать о ней — не получалось. Не мечтать о ней — даже не смелось.

Кхуши стала привычкой, зависимостью, необходимостью. Какая надобность была тогда в порыве злости говорить ей все, что грызло меня пять из шести прошедших месяцев нашего «договорного» брака? Если бы не ее очередная глупость, из-за которой она вбила себе в голову, что хочу избавиться от нее, сейчас я бы еще мог просто видеть ее каждый день, ловить от очередного падения — пусть даже все это и было бы пропитано ядом маячившего между нами Шьяма. Ненормальная! Если бы она только знала, что скорая необходимость избавить свою жизнь от нее — самая большая проблема последних недель, которую я подспудно искал возможности избежать.

Чертов контракт, чертовы шесть месяцев, прописанных в нем! Самая нелогичная и глупая сделка в моей жизни. А Арнав Сингх Райзада не совершает ошибок, не заключает невыгодных соглашений и никогда не извиняется. По крайней мере, так было, пока в мою жизнь не ворвался ураган по имени Счастье. Как ни иронично, но истинно счастливой на моей памяти она была куда реже, чем я мог вспомнить. И что хуже всего, причиной и следствием ее слез всегда — косвенно ли, напрямую ли — был именно я. Очевидно, какая-то часть меня подспудно считала, что если сам не могу быть счастливым, то и она не должна.

Стукнув кулаком по рулю, я, так и не дождавшись кого-нибудь из обслуги, почувствовал очередной наплыв праведного гнева. Резко выдернул ключи из зажигания и, не пожалев сил, хлопнул дверцей автомобиля, вступив в прохладу ночного Лондона. Голова немного закружилась от быстрых движений, и я на автомате проверил, не забыл ли снова блистер с таблетками. Нужно поскорее добраться до номера, принять лекарство, а по пути заказать ужин.

День прошел слишком интенсивно, я максимально загрузил себя работой, чтобы не думать, не анализировать, не вспомнить, не представлять, не мечтать о том, чему быть не суждено. Проклиная день почти годичной давности, когда впервые встретил свою… жену, я почти подступал к грани, где готов был умолять ее подругу Богиню избавить меня от болезненного наваждения, которое так глубоко впилось в мое сознание, не просто заняв там львиную долю места, но и вытеснив при этом то, что раньше я мог с твердой уверенностью назвать здравым смыслом. «Не думать!» — стало моей мантрой на любую свободную от рабочего процесса минуту. Но даже тогда не думать не получалось. Лицо Кхуши упрямо стояло перед глазами, ее голос звенел в голове, а призрачное прикосновение ее руки все еще покалывало кожу ладони.

И даже несмотря на адскую загруженность, вымотать организм до предела не получалось. Все время появлялись проплешины в идеальном плане, который, имей он название, именовался бы «Как занять голову чем-то несвязанным с Кхуши и не сойти с ума окончательно». Пункт первый: пробежка утром, чтобы быстрее избавиться от ночных грез, в которых раз за разом появлялась в разных своих проявлениях моя жена. Пункт второй: работать так, словно весь мир канет в лету, если отвлечься хоть на минуту. Пункт третий: в свободные мгновения занимать голову чем угодно, лишь бы оно даже косвенно не давало вспоминать ее имя. И так далее. Но сколько бы ни было в этом идиотском плане пунктов, а ни один не помогал. Как навязчивая идея, Кхуши проскальзывала везде и всюду, вторя каждому моему слову, каждому моему вдоху.

Сжав кулак покрепче, чтобы избавиться от неприятно-приятного ощущения на зудящей от эфемерного прикосновения коже, я размашистым шагом направился к строению, представляющему из себя обычную сторожевую будку. Ударив по стеклу, я, не останавливаясь, сразу прошел к двери на другой ее стороне, откуда едва не выпал мальчонка в форменной куртке. Кинув ему ключи, которые тот поймал, когда они, ударившись о его грудь, уже стали скатываться вниз, я отрывисто бросил ему, чтобы припарковал мою машину, а сам направился ко входу, не удостоив более того и взглядом.

Привратник услужливо распахнул передо мной стеклянную дверь, да и на ресепшене меня встретили куда быстрее, что не могло не радовать. Выплывшая из прохода за стойкой миловидная брюнетка широко улыбнулась, увидев меня, хотя и не удержалась от легкого зевка, пока отмечала время выдачи ключ-карты от моего номера. Попросив ее заказать ужин в мой номер на одну персону, я тут же направился к лифту, не желая слушать, для чего Элис, как было написано на ее бейдже, открыла свой рот, намереваясь обратиться ко мне. Голова нещадно трещала, и я мечтал лишь о графине с водой и прохладном расслабляющем душе. Перед сном мне предстояло еще разобрать несколько документов, и нужно быть в форме, чтобы затуманенный разум не вернулся мыслями к тому, о чем думать ему строго запрещалось. Да и сил в очередной раз отшивать невинный флирт у меня не было. Этим здесь меня уже пытались увлечь и раньше: и девушки, работающие в отеле в дневную смену, которых я встречал утром, сдавая карту от номера, и секретарши, что трудились в офисах деловых партнеров — что, скорее всего, входило в их работу, ведь какому работодателю понравится упустить из своих лап выгодного бизнес-компаньона, если можно привязать его к себе покрепче какой-нибудь смазливой мордашкой. В Англии мало кто заботился о том, женат ли человек, здесь к бракам относились куда проще.

Перед глазами снова встало измученное лицо Кхуши. Наверняка она себе месте не находит, может, ей даже хуже, чем мне. Мне было куда проще мириться со своим нравом, она же была сплошной эмоцией. И если ошибся, посчитав ее грамотной актрисой, я не представлял, каких масштабов разрушение меня ожидает в ближайшем будущем… Думать об этом было… страшно. И неправильно. Правильно было верить своим глазам, которые видели, как она льнула, едва ли не растворяясь в объятиях, к Шьяму. Правильно было верить своим ушам, которые слышали, как она просила его бросить Анджали, мою сестру! Правильно было продолжать наказывать ее, оставляя один на один с тем, что ее гнусный план раскушен, а не жалеть о том, что улетел аж на другой конец мира, бросив ее за прозрачными дверьми аэропорта, окруженную охраной и безнадегой от моего поступка.

Чертыхнувшись про себя, я сильнее, чем требовалось, вжал кнопку лифта, пытаясь быстрее добраться до цели и вновь занять голову бумажками — уже изученными вдоль и поперек, но такими необходимыми, чтобы просто выбросить все то ненужное, отвлекающее внимание, заставляющее грудь в области, где должно быть сердце, тонко ныть и болеть. Потерев нудящий участок тела, я вышел из лифта под звон остановившейся на нужном этаже кабины.

Коридор, поворот налево, почти в самый конец — казалось бы, привычный маршрут. И все же я едва устоял на ногах, споткнувшись, едва охватил взглядом ряд дверей, скрытых в полумраке ночного этажа. Напротив двери номера двести пятьдесят, сидя на ковре рядом с нелепо огромным чемоданом и прислонившись спиной к холодной стене, склонив голову на грудь, беспокойно посапывала девушка… Глупо было отрицать, что я не узнал ее по доступной взгляду макушке. Застыв посреди коридора, я не знал, что делать дальше. В голове крутился всего один вопрос: «Почему она здесь?» Но отчего-то мозг не спешил искать на него ответ. А дыра в груди, поверх которой все еще в защитном жесте лежала моя рука, словно бы начала затягиваться. Что-то под ладонью настойчиво ударялось о плоскую поверхность, стремясь наружу, а я не мог заставить себя сдвинуться с места.

— Кхуши, — беззвучно выдохнули губы.

И, будто бы услышав безмолвный зов, она вскинула голову, словно лань, пойманная в свете фар автомобиля. Вскочила на ноги, странно пошатнувшись, но не отведя от меня взгляда, будто уже смирившись с любой моей реакцией. Заставив себя наконец сдвинуться с места, я подошел к ней. Еще раз бросив взгляд на сиротливо стоящий рядом, явно наполовину пустой, судя по впавшим «стенкам», чемодан, я вновь посмотрел на нее. Стушевавшаяся, она чуть шагнула назад — как обычно. Я чуть усмехнулся уголком губ — это так привычно: я наступаю — она отступает. Кхуши отвела взгляд чуть в сторону, сжавшись в комок и начав тихо объясняться.

— Я не х… — «Не хотела»? Она не договорила, сама себя оборвав. И начала заново: — Сестра сказала, что мне следует прилететь к вам и… поэтому я здесь, — еле слышно сказала она. И продолжила уже более бурно, очевидно, вспомнив ярые споры с Анджали: — Я говорила ей, что не нужно вас беспокоить! — она взмахнула руками. — Но сестра настояла, — сокрушенно закончила она, вновь понизив голос.

Я молчал. Молчал и наслаждался ее присутствием, растворяясь в ощущении того, что она снова рядом. И не веря, что она действительно здесь. Неужели так будет всегда?.. Прилетела в Лондон, не отстояв право быть ближе к своему возлюбленному? Я намерено избегал мыслей о том, что ей это и не нужно, напоминая себе, кто передо мной.

И все же про себя я молил ее, чтобы она взглянула в мои глаза, хоть подспудно и боялся, что слишком явная радость, переливающаяся через них, выдаст меня с головой. Это чувство не могли омрачить даже мои самоувещевания. В голове теперь пойманной птицей билась лишь одна мысль: «Она здесь, здесь! Она здесь! Здесь. Со мной». Да, со мной. И не со Шьямом. Со мной. Может ли что-то быть важнее?

— Я знаю, что не должна быть здесь, — вновь продолжила она, не получив никакого отклика с моей стороны. — И знаю, что вы не хотите меня видеть. Но у меня не было выбора, поэтому… — она вновь замолчала, кинув на меня краткий испуганный взгляд.

Решив проверить теорию, я шагнул к ней, и она снова попыталась отступить назад, но уткнулась в чемодан. Она повернулась, чтобы сдвинуть его, когда я сделал еще шаг вперед, уткнувшись лицом в ее висок. Кхуши замерла, не ожидая такого развития событий. А сердце в моей груди уже громыхало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет прямо к ней навстречу. Как же это было мне необходимо… Глупо отрицать: вопреки здравому смыслу, который еще пытался бороться, придумывая нелепые планы по избавлению мыслей от Кхуши, я скучал по ней. По-настоящему скучал. Впервые за долгие годы чувствовал тоску по живому человеку.

Протянув руку вдоль ее талии, я все же с последними сомнениями боролся с искушением, чтобы не обнять ее, вжав в свое истосковавшееся по ее теплу тело. Позволив себе лишь на пару мгновений застыть в такой позе, я усилием воли заставил себя сделать вид, что всего лишь протянул ладонь в сторону ручки чемодана.

Подхватив его — и на поверку оказавшийся легким, как и предполагал, — я провел картой по лоту у входа в номер и открыл дверь, пропуская ее вперед кивком головы. Говорить не хотелось, как и портить призрачную радость от ее присутствия, поэтому так же молча я поставил чемодан в спальной части номера и уже собирался выйти, как меня остановил ее тихий голос.

— Господин Арнав, я знаю, что вам неприятно то, что я здесь, — я обернулся к ней, уже чувствуя зарождающуюся внутри ярость. Грубость почти что сорвалась с языка, но слишком явная тревога в ее глазах заставила меня замереть. Она по-прежнему не поднимала на меня взгляда, косясь куда-то вбок, но спорить с очевидной мукой на бледном лице не было смысла. Зацепившись за скользнувшую на грани сознания мысль, я окинул взглядом ее фигурку: маленькая, осунувшаяся, слишком видимо уставшая и измученная. В груди снова болезненно кольнуло. Может, ей тоже было плохо без меня? Слова уже почти слетели с губ, но она успела опередить меня, заставив только что решившее открыться ей сердце ухнуть в пустоту: — Но я утром же уйду!

— Что за?.. — все же не удержался я, едва не закончив фразу бранью.

— Я знаю! — вновь перебила она, горячо согласившись с оставшимся не озвученным возмущением, решив, что знает причину моего гнева. — Я так и сказала девушке внизу! — И уже спокойнее стала объяснять, сокрушено качая головой: — Но она ничего не могла сделать — свободных комнат нет, несколько постояльцев выпишутся только ближе к полудню, — расстроенно вещала она, а до меня наконец начало доходить, что она имела в виду. — И тогда я смогу заселиться в другой номер, чтобы не мешать вам. А потом, когда… — она сглотнула, — когда придет время, я вернусь к себе домой, а… а вы — в Шантиван.

Клокотавшая во мне злость мгновенно смешалась со страхом. Она уйдет! Навсегда покинет меня, вернувшись в Лакшми-Нагар, а может, и вовсе уехав из Дели. И я вновь останусь один на один с демоном, живущим внутри меня, вновь стану существующей оболочкой, которая не умеет чувствовать, заботиться, любить… Ну уж нет!

— Черта с два, Кхуши! — рявкнул я, заставив ее вздрогнуть. — Когда я закончу свои дела в Лондоне, ты вернешься домой, — твердо начал я.

— Но я так и сказала! — возмутилась она, мгновенно приняв оборонительную позу. Да, так-то лучше. Эта Кхуши всегда мне нравилась. Эта, а не та, которая больше походила на истерзанное приведение.

— Нет, ты сказала, что вернешься к себе домой, — ответил я, выделив интонацией то, что именно хотел сказать этими словами.

Она задумалась на несколько секунд, пока осознание того, что я подразумевал, не появилось на ее лице. Вспыхнув, она сложила руки на груди, из-за чего темное платье натянулось, соблазнительно подчеркнув точеные изгибы и на мгновение выбив меня из колеи разговора. В чем она, черт возьми?

— Зачем это еще? — распалилась тем временем Кхуши.

— Что значит «зачем»? — невозмутимо ответил я, пытаясь вернуть концентрацию и отвести вмиг ставший голодным взгляд. — Ты моя жена, значит, должна будешь вернуться домой вместе со мной.

Она забавно фыркнула, а я едва подавил усмешку. Почему-то эта нелепая перепалка ощущалась такой родной, такой… уместной. Она была и будет правильной всю нашу жизнь, если я поверю в искренность читаемых в ее чертах знаков. И одна конкретная часть меня, наполнявшаяся сейчас восторгом, явно верила сигналам, безмолвно посылаемым ее душой. А я верил вместе с ней. Хотел верить…

— Да, ваша жена, — язвительным тоном вторила она этому спору. — На шесть месяцев, — яд и боль смешались воедино на этих словах, и она поспешила скрыть запинку в словах, скрывая свои чувства. — Но ваша глупая прихоть, построенная на упрямстве и гордости, кончается через четыре дня. Если бы золовка не настояла на том, чтобы проводить меня в аэропорт, я бы вообще не прилетела сюда! — в сердцах вскрикнула она. — Но вот я здесь, и я не пробуду здесь дольше оставшихся четырех дней! А дальше — вернусь домой, в Лакшми-Нагар, — твердо поставила она точку.

«Нет уж, дорогая жена, так просто это не закончится. Теперь-то я уверен в том, что слышал боль меж строк не высказанного тобой в словах».

Отбросив в сторону пиджак и скрестив руки на груди, тем самым повторив ее позу, я нарочито спокойно посмотрел на раскрасневшуюся Кхуши. Она глубоко дышала, заставляя грудь высоко подниматься и опадать, румяные щечки буквально горели, что было видно даже в темноте, а упрямый взгляд так и напрашивался. Что ж, не я это начал…

— Правда, четыре дня? — она кивнула. — Уверена? — спросил я, заставив ее засомневаться.

— Д-да, — неуверенно, дорогая, неуверенно.

— Интересно, — бросил я как бы невзначай, отворачивая в сторону наигранно сомневающийся взгляд и продумывая, стоит ли осуществлять задуманное.

Повисла пауза. Кхуши, очевидно, обдумывала, что бы значили мои слова, я же старательно делал вид, словно действительно размышляю над ее ответом.

— Что это значит? — первой не выдержала она, опустив руки вдоль тела и сжав кулачки. Она чуть наклонилась вперед, и мне на миг показалось, что еще секунда — и от нетерпения она топнет ногой.

— Это значит, моя дорогая жена, — я улыбнулся тому, как она нахмурилась на этом обращении, — что в моем экземпляре нашего контракта не проставлена дата окончания заключенной сделки. А в твоем? — я даже не пытался скрыть насмешку в голосе. Блеф был слишком зыбким, но отчего-то я был уверен: я слишком хорошо ее знаю, и она точно не читала контракт.

Ее глазки возмущенно округлились, а рот приоткрылся, и вся Кхуши сейчас напоминала собой живописное олицетворение возмущенной женщины.

— Видишь ли, моя дорогая жена, — издевался я, уже предвидя, как в будущем мы так же спорим по поводу и без, отчего внутри все пело и плясало, — если я верно помню, твоя копия находится вместе с моей — дома, в Шантиване, — намерено уточнил я. — И в сейф я убрал все три имеющиеся у меня копии сразу, после того, как мы их подписали. Они идентичны, разумеется, — заключил я, разведя руками в жесте «что же тут поделаешь».

Она возмущенно шевелила губами, не в силах сформулировать мысль.

— В-вы… вы… обманули меня?! — таки топнув ногой, спросила она.

— Разве? — невозмутимо поинтересовался я.

— Да! — она шагнула ко мне. — Вы заставили меня подписать контракт, сказав, что он будет подтверждением нашего бра… нашей сделки! На шесть месяцев! — гневно ругала она, с каждым словом приближаясь ко мне.

— Стоп! Не придумывай, — укорил я, шагнув ей навстречу и практически прижимаясь к ней грудью. Неужели она не чувствует, как колотится мое сердце, стремясь к ней? — Я дал контракт тебе в руки, ты сама подписала его, не прочитав. С таким же успехом я мог включить в него много интересных пунктов наших… — я наклонился к самому ее лицу, проведя носом по нежной щечке до самого ушка, — брачных отношений.

Возмущенно ахнув, она отшатнулась, вызвав очередную ухмылку на моих губах.

— Сама виновата, — закончил я, вновь сокращая расстояние между нами.

Она часто дышала, словно не могла поверить в происходящее. Ее глаза судорожно бегали по обстановке комнаты, в которой мы находились, не задерживаясь ни на одном предмете интерьера.

— Кхуши, — она дернула головой, все так же продолжая водить глазами из стороны в сторону. — Кхуши, — повторил я, указательным пальцем приподняв ее подбородок и вынуждая тем самым посмотреть на меня. Она скосила глаза в сторону, лишь бы не встречаться со мной взглядом. — Кхуши-и-и, — выдохнул я ей на ушко, легко прикоснувшись губами к скуле. Она замерла, напрягшись всем телом. — Ты вернешься со мной домой? — уже серьезно спросил я, страшась услышать ответ.

Ее молчание убивало меня. Я и сам застыл, напоминая соленой столб, пока она наконец не разрушила повисшую в темноте номера тишину.

— А у меня есть другой выбор? — спросила она злобно, хотя я чувствовал, что это не та злость, которой мне стоит бояться. Но идиотский страх не уходил.

— А тебе нужен другой выбор? — все же задал я вопрос, ответ на который мог меня или сломать окончательно, или же вознести до небес. Мы оба знали, какой подтекст сокрыт в нем. И оба нуждались в том, чтобы вслух поставить точку во всей случившейся неразберихи. Признаться, даже если бы мои уверенность в ее предательстве не пошатнулась раньше, под давлением расстояния, долгой разлуки и нашим разговором в стенах этого номера, она бы пала под ее затравленным взглядом. Уверен, даже за последние крупицы своего недоверия, неуверенности в ее честности, я буду расплачиваться долгие годы, если только она позволит…

В тишине слышалось лишь тиканье часов, стоящих на прикроватной тумбе, гул проезжающих по трассе позади отеля машин и наше дыхание в унисон.

«Ну же, Кхуши, ответь, мне нужен твой ответ…»

В ее лице явственно читалось желание напомнить, что он мне, «разумеется, нужен, ведь Арнав Сингх Райзада умнее всех, он знает все лучше других и ненавидит, когда что-то ускользает из зоны его ответственности, где он все-все контролирует». Это было бы вполне в духе ее нотаций, и это было бы справедливо. И все же я нуждался в ее ответе, как путник, пропащий в бескрайних песках под палящим солнцем, нуждается в живительной капле влаги.

И когда я уже почти утратил всякий контроль и попрощался с терпением, в погрязшем в пугающем полумраке номере тишину разбило лишь одно слово: «Нет».

Будто разъяренного пса спустили цепи, так и я почувствовал, как оборвались сковавшие внутренности путы, отпуская на волю Демона. Только теперь Демон жаждал не крови, а ее, мою жену. Противиться и дальше было невозможно. Эта прелюдия и так затянулась на долгие шесть месяцев. Даже дольше… Не дав себе и секунды передумать, я поцеловал ее. Мягкие теплые губы доверчиво раскрылись, неумело ответив на мою откровенную ласку. Чувствуя ее неуверенные движения, я едва не терял рассудок, уверенный, что стал первым мужчиной, познавшим вкус и нежность этих губ.

Ее пальчики крепко вцепились в лацканы моей рубашки, прижимая к себе все ближе, хотя казалось, что ближе уже невозможно — так крепко наши тела вжались друг в друга. Я чувствовал нехватку кислорода, но оторваться не мог и оставил в покое ее губы, лишь когда почувствовал соленую влагу, стекшую по ее щекам. И в тот момент, когда мои ладони стирали с ее лица следы этой боли, правильной была лишь одна мысль: «Клянусь тебе, Дурга, это ее последние слезы».

Словно прочитав мои мысли, она неуверенно улыбнулась, наконец смотря прямо в мои глаза. Облегченно выдохнув, я прижал к себе податливое тело, уткнувшись лицом в шею Кхуши и вдыхая ее неповторимо сладкий аромат. Ее руки невесомо скользнули по моей спине, прижимая к себе, и я уверен, что услышал ее безмолвное «Спасибо, Богиня!», мысленно прозвучавшее одновременно с моим…

Автор: Shantanel
Редактура: Madlen