Гермиона стояла, как вкопанная, не в силах осознать, что только что произошло.

Как только Малфой скрылся за поворотом, она тяжело вздохнула, и, в попытке унять волнение, прижала прохладную ладонь ко лбу.

Её поцеловал Рон, и в этот момент их застукал Драко-Чтоб-Он-Был-Здоров-Малфой, который, к тому же осмелился прибегнуть к шантажу ради каких-то своих целей.

Только что ему было нужно?

Конечно, Гермиона была бы только рада рассказать Падме о случившемся. Во-первых, чтобы не дать белобрысому гадёнышу шанс использовать себя в его наверняка грязных и коварных замыслах. Во-вторых — снять с себя груз вины и ответственности за тот проступок, в котором она увязла, ощутив прикосновение губ Рона к своим.

Однако врать самой себе она не привыкла — нужных слов для такого признания Гермиона не смогла бы найти. По крайней мере, сейчас.

Она все больше погружалась в трясину паники и отчаяния. Возвращаться в зал, где мелькал Малфой, которому наверняка хватило бы подлости подползти к ним и испортить вечер, не хотелось. Не было желания и садиться за столик, где Рон, шепча своей девушке на ушко приятности, бросал бы в её сторону сальные взгляды. Ведь он прекрасно знал, что Гермиона держит свои обещания.

Она втянула носом воздух, огромным усилием воли усмиряя океан эмоций, бушующий внутри, и направилась к столику.

— Гермиона! — воскликнула улыбающаяся Джинни, хватая её за руку. — Уоррен Уолст раздает автографы. Пойдем скорее!

Она окинула взглядом ресторан. Все эти счастливые волшебники, которых радовала возможность увидеть своих кумиров, получить автограф на память, и их энергетика настолько диссонировали с состоянием Гермионы, что ее внутренности скрутило в тугой узел. Внезапно обстановка показалась ей такой гнетущей, давящей, что она едва удержалась, чтобы не броситься со всех ног из этого места.

— Прости, дорогая, — выдавила из себя Гермиона. — Мне нехорошо. Пойми, столько вермута на голодный желудок…

— И почему ты не притронулась к еде, от которой, к слову, ломится стол? — участливо спросила Джинни, с ноткой укора в голосе.

— Кто-то так быстро утащил меня к сцене, что я не успела. Не припоминаешь, кто это был? — слабо улыбнулась Гермиона. — Я пойду домой. Спасибо за прекрасный вечер.

Гермиона заключила Джинни в тёплые объятия и, отстранившись, бегло попрощалась с друзьями, стараясь не смотреть на Рона. Напоследок пообещав Джинни выпить перед сном кучу всевозможных зелий для улучшения самочувствия, она вышла из «Белого льва» и аппарировала.

Оказавшись дома и заперев дверь, Гермиона одним махом скинула с уставших ног туфли, добрела до спальни и плюхнулась на кровать. Теперь она ощущала лёгкое головокружение, звон в ушах и пугающую пустоту внутри. В голове не осталось ни единой мысли, лишь тяжёлая усталость и непреодолимое желание закрыть глаза и провалиться в глубокий сон.

Все размышления о случившемся и разработку дальнейшего плана действий Гермиона оставила на завтра.

Утро вечера мудренее.



Драко быстрым шагом направлялся к выходу из ресторана. Кровь в его жилах едва не кипела от переполняющего чувства триумфа.

Наконец-то он возымел власть над этой занудой.

Но над какой же чертовски сексуальной и обольстительной занудой...

Интересно, Грейнджер подозревает, какое влияние оказывает на окружающих её мужчин?

Драко открыл дверь, ведущую на улицу, и осмотревшись по сторонам, аппарировал.

Даже Уизли — Мерлин знает, сколько времени прошло с их расставания — и тот не против затащить её в постель, совершенно наплевав на то, как недвусмысленно трётся об него его теперешняя подружка Патил.

О разрыве Уизли и Грейнджер не судачили разве что дементоры, и Драко, даже будучи в следственном изоляторе Визенгамота, знал обо всех мыслимых и немыслимых причинах их расставания. Но от его зоркого глаза не ускользнуло, что она не была в восторге от языка этого рыжего недотёпы у себя во рту.

Оказавшись дома, Драко стремительно поднялся по витиеватой мраморной лестнице с коваными бронзовыми перилами и, стуча каблуками начищенных до блеска синих туфель по полу узкого коридора, направился в кабинет, принадлежавший его отцу.

Очутившись в кабинете, он закрыл за собой резную дубовую дверь, подошел к серванту и достал оттуда начатую бутылку огневиски.

— Дикси!

Перед Драко с громким хлопком появился домовой эльф с грустными голубыми глазами и наволочкой, намотанной вокруг бедер.

— Дикси слушает, хозяин.

— Принеси тумблер¹ и льда.

— Будет сделано, — ответил эльф, поклонился и исчез.

Спустя минуту бокал и вазочка со льдом уже стояли на столе.

Драко положил льда в бокал, налил огневиски и сделал глоток. Горло засаднило от жгучей жидкости, словно растворявшей едкие мысли в его голове.

Но куда там — казалось, ничто уже не способно вытравить Грейнджер из его разума.

Черт бы побрал эту лохматую ведьму с её бывшим дружком.

Драко до невозможности, до зуда под кожей хотелось оказаться на его месте. Узнать каково это — вкусить запретный плод, получить то, что, казалось, никогда не будет твоим. Ощутить мягкость этих сочных губ, провести по ним языком, прикусить нижнюю губу, слегка оттянув её, снова впиться в податливый, влажный рот, и смаковать, пока маленькие ладошки изо всех сил не оттолкнут его, и хлёсткий удар не опустится на гладковыбритую щёку.

Драко уже не боролся с собой — он капитулировал, принял свое влечение, заставил замолчать голос разума, твердивший ему, что лишь жажда разрядки толкала его на такие мысли о Грейнджер, и более того: похоже, она — единственная девушка во всем Магическом Лондоне, с которой он худо-бедно общался. На задворках сознания еще теплилась надежда на то, что стоит ему выплеснуть лаву своего желания на какую-нибудь сговорчивую ведьму, и огонёк разгоревшегося интереса к Грейнджер безвозвратно угаснет.



Гермиона проснулась от настойчивого стука в окно. Еле разлепив глаза, она увидела министерскую сову, которая, видимо, была готова проделать брешь в оконной раме, но доставить письмо получателю.

Гермиона вскочила с кровати. Голова закружилась, зарябило в глазах от резкого подъёма. Пытаясь прогнать остатки сна, она направилась к окну. Открыв форточку, Гермиона отвязала конверт. Сова, благодарно ухнув, улетела, а Гермионе ничего не оставалось, кроме как вскрыть злополучный конверт.

"Мисс Грейнджер,

В связи с особыми обстоятельствами слушанье по делу Паркинсонов в экстренном порядке переносится на сегодня.

Очень прошу Вас присутствовать на сегодняшнем заседании Визенгамота.

Я уже отправил письмо мистеру Малфою с требованием подготовить все необходимые бумаги.

Заседание состоится в 9.00.

С уважением,

Министр магии Кингсли Бруствер".

Гермиона опешила.

В субботнее утро её нагло и бесцеремонно вызывают на работу.

Ещё и сам Кингсли Бруствер.

Отказать ему было бы проявлением крайнего неуважения, и, проклиная несправедливости жизни, Гермиона начала собираться в Министерство.

Судебная тяжба с семейством Паркинсонов тянется с самого Дня Победы. Их семью обвиняли в пособничестве Тёмному Лорду и поддержке его режима, но нужных доказательств, чтобы назначить им положенное наказание, невозможно было найти. Отдел обеспечения магического правопорядка уже давно должен был закрыть это дело, но аврор Бенсон, что вел его, обнаруживал все новые и новые зацепки — то неподтвержденные слухи, рассказанные какой-нибудь впечатлительной старушкой, то показания однокурсников Пэнси с других факультетов, многие из которых намеренно наговаривали на неё.

Гермиона понимала, что тут дело в личной неприязни, и Паркинсонам пришлось очень несладко. С одной стороны, ей было жаль их семью, ведь судебный процесс был очень унизителен для них. Но с другой — перед финальной битвой в Хогвартсе, когда Тот-Кого-Уже-Можно-Называть, потребовал выдать Гарри, Пэнси Паркинсон не побрезговала предложить выполнить условие Волдеморта, чтобы спасти свою внушительную задницу.

Как бы Гермиона ни старалась, как бы ни упрашивали её Гарри, Рон и адвокат Паркинсонов Рен Лоствуд, закрыть глаза на этот факт она не могла. В конце концов, именно её свидетельские показания были причиной тому, что их дело еще не закрыто.

Но, из всего вышеперечисленного, пожалуй, самым неприятным было то, что ей придется увидеться с Малфоем.

В голове тут же всплыл его образ: небрежная укладка, стильный классический синий костюм, идеально сочетающийся со сливочного цвета рубашкой и начищенными туфлями под цвет костюма.

Гермиона не переставала удивляться, как можно выглядеть так умопомрачительно и при этом вести себя как последний придурок?

Ей отчаянно хотелось выбросить из головы эту мысль, но в тот момент на какую-то долю секунды ей показалось, что она увидела в глазах Малфоя разочарование.

Гермиона тряхнула головой, отгоняя приставучие мысли.

Какое ей вообще дело до того, что испытывал Малфой при виде их с Роном поцелуя?

Но странное чувство забралось под кожу и нестерпимо зудело, причиняя почти физический дискомфорт.

Была ли это боязнь того, что он расскажет об увиденном Падме? Что выставит Гермиону в дурном свете как перед ней, так и перед Роном?

Возможно.

Но было ещё что-то. Что-то манящее и влекущее обволакивало её сердце, то, что так и тянуло схватить Малфоя за шиворот и вытряхнуть из него признание о гнусных целях и мотивах, что он преследовал, шантажируя её.

Ведь это именно то, чего Гермионе так сильно хотелось — приблизиться к лицу этого змеёныша настолько близко, чтобы ни одна мыслишка, ни одна эмоция не ускользнула от неё, пока она выпытывает у него правду. И пусть он боится дышать, пока она, в сковывающей близости от него, изучает каждую черточку его лица в попытке понять и разгадать его…

Чёртов хорек!

Гермиона аппарировала в надежде, что Мерлин будет к ней благосклонен, и её оплошность останется тайной до тех пор, пока Рон не надумает сознаться во всем Падме.



Драко лежал, свернувшись клубочком на серых шелковых простынях в своей спальне в Малфой-мэноре, и молил Мерлина, чтобы этот отвратительный, пронизывающий каждую клетку мозга стук в окно прекратился.

С трудом разлепив глаза, он поднялся с огромной кровати и спрятал лицо в ладонях.

Прошлая ночь, как и пара лишних бокалов огневиски давали о себе знать болезненной пульсацией в висках и хаосом в мыслях.

Шаркая по полу, Драко добрел до окна и отворил его, впуская небольшую министерскую сову в комнату. Она почтительно ухнула, протянув ему лапку с привязанным к ней письмом.

Драко снял письмо и разорвал конверт, скреплённый министерской печатью.

"Мистер Малфой,

В связи с особыми обстоятельствами слушанье по делу Паркинсонов в экстренном порядке переносится на сегодня.

Как помощник мисс Грейнджер, Вы обязаны присутствовать на сегодняшнем заседании.

Прошу Вас подготовить все необходимые документы и заявления, перечень которых найдете на своем рабочем столе.

С уважением,

Кингсли Бруствер".

— Охренеть. — Вырвалось у Драко.

Ложась в постель в пятом часу утра, он намеревался проспать до полудня и провести оставшийся день в библиотеке поместья, но это драклово письмо отправило все его планы книззлу под хвост.

— Дикси!

— Слушаю, хозяин, — покорно произнес аппарировавший в комнату домовой эльф.

— Принеси Антипохмельного зелья, тосты с дор блю и кофе.

— Будет сделано. — Отчеканил Дикси и с громким хлопком исчез.

Не успел Драко моргнуть глазом, как поднос с завтраком и спасительным зельем уже стоял на небольшом журнальном столике со стеклянной столешницей.

Драко сел на край кровати и в несколько глотков осушил колбу с зельем, чувствуя, как терпкая жидкость освежает ум и бодрит тело, смывает разбитость и усталость, оставляя после себя чувство легкости и воодушевления.

Драко откусил кусочек тоста с голубым сыром и задумался.

Пэнси, его однокурсницу, девушку, с которой он несколько раз делил постель на седьмом курсе обучения в Хогвартсе, будут судить, и, вероятно, сегодня решится её судьба.

Драко не припоминал, чтобы Пэнси какими-то действиями поддерживала Тёмного Лорда, или рьяно защищала его интересы. Когда в слизеринской гостиной заходила речь о Том-Кого-Якобы-Нельзя-Убить, она обычно отмалчивалась. Да и в других ситуациях не высказывала ничего такого, что могло бы её скомпрометировать.

Драко не хотелось, чтобы Пэнси понесла наказание за поступки, которых она не совершала.

Если в новом мире есть справедливость и правосудие, то почему тогда Паркинсоны, которые придерживались нейтралитета в этой войне, до сих пор не оправданы?

Горячий кофе обжег губы, и Драко едва не пролил на себя напиток.

Утро начиналось далеко не самым лучшим образом, но в сердце Драко ютилась надежда, что Грейнджер и её маленький грязный секрет поднимут его настроение в этот невезучий день. Он не хотел предугадывать, как пойдет их разговор, не хотел думать, как лучше повести себя. Драко любил импровизировать, и с каждой минутой его улыбка становилась шире, а внутри щекотало волнительное предвкушение от осознания того, что Грейнджер, наконец-то, запляшет под его дудку.



Гермиона спешно направлялась в свой кабинет, размышляя о том, как поступить в случае, если её небольшой секрет уже раскрыт. В глубине души она надеялась, что Малфой утонет в собственной ванне, подавится косточкой от коктейльной вишни. А, может, его располовинит после аппарации, или, зазевавшись, он случайно попадет под Аваду, предназначенную для другого волшебника… И ничего страшного, что это вынудит её подготовить нужные бумаги для присутствия в суде самостоятельно. Главное, чтобы он не явился на работу.

Как только она открыла дверь в кабинет, её приподнявшееся настроение опустилось вместе с вырвавшимся вздохом разочарования: Малфой, суетливо перебиравший документы за своим столом, как ни в чём не бывало, улыбнулся Гермионе.

— Грейнджер, — с наигранной, как ей показалось, любезностью, произнёс он. — Как самочувствие? Чудесная погодка, не правда ли?

Проигнорировав его приветствие, Гермиона подошла к столу, открыла ящик, зачарованный заклятием Незримого расширения, и достала оттуда две тёмно-синих мантии с пришитым с правой стороны на груди оранжевым министерским гербом.

Надев одну мантию на себя и наспех застегнув пуговицы, она развернулась, чтобы подойти к Малфою и отдать ему вторую, и тут вздрогнула, ощутив внезапно окатившую тело волну испуга, уколовшую кончики пальцев. Малфой стоял непозволительно близко от нее, протягивая документы.

Гермионана в растерянности уставилась на него, ощущая сумасшедшее биение сердца, которое, казалось, вот-вот выломает рёбра.

И тут Малфой положил ценный пергамент на стол, потянулся к ней и, не спеша касаясь её пальцами, которые даже сквозь одежду обжигали кожу, расстегнул пуговицы на мантии.

— Что ты делаешь?.. — выдохнула Гермиона, замерев от неожиданности.

— Ты криво застегнула мантию, — усмехнувшись, ответил Малфой и продел пуговицы в нужные петельки, почти задевая Гермиону за душу.

Свежий аромат его парфюма окутал её, и она практически перестала дышать, боясь втянуть в себя лишнюю молекулу этого запаха, который дотронулся до глубоко спрятанных чувств, пытаясь выпустить их наружу.

Гермиона едва удержалась, чтобы не тряхнуть головой и не выдать завоевавшее её разум наваждение. Собрав всю свою волю в кулак, она осмелилась взглянуть Малфою в глаза.

— Что тебе от меня нужно, Малфой? — с вызовом спросила она, нахмурив брови и скрестив руки на груди.

— Твоя подпись на бумагах, Грейнджер, — ответил он, глядя на неё так, словно она спросила что-то невероятно глупое.

Окинув Малфоя недовольным презрительным взглядом, в попытке скрыть своё замешательство, Гермиона обмакнула перо в чернила и подписала заявление об участии в судебном процессе от их имён, расписалась в списке присутствующих на заседании и поставила подпись еще на нескольких документах, утверждающих порядок процедуры. Затем она протянула ему часть подписанных бумаг, мантию и чеканным шагом направилась в зал суда номер десять, в котором будет проходить рассмотрение дела Паркинсонов в последний, судьбоносный для них раз.

В судебный зал по очереди, предъявляя документы, заходили волшебники, одетые в министерские мантии, вперемешку с теми, кто просто прошел поглазеть на процесс. Были там и репортеры с колдокамерами, и представители местных газет и журналов. Даже сама Рита Скитер удосужилась почтить своим присутствием сегодняшнее заседание.

— Гермиона!

Она обернулась, услышав свое имя, и увидела Падму, активно машущую ей рукой.

Гермиона оглянулась по сторонам в надежде спрятаться за чью-нибудь спину и разминуться с бывшей однокурсницей, но та оказалась проворнее и схватила её за руку, целясь в щёку накрашенными темно-бордовой помадой губами.

— Я так рада тебя видеть! — прощебетала Падма, смачно чмокнув Гермиону. — Ты так внезапно ушла с концерта, и я не успела обсудить с тобой предложение касательно работы в моём журнале. Я очень хочу поговорить с тобой об этом.

— Падма, я…

— Гермиона, есть ещё кое-что, о чём я хочу с тобой посекретничать, — перебила её Падма, заговорщицки наклонившись к её уху. — И это очень важно.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Гермиона, взяв её за руку.

Неужели она знает?

Рон не мог ничего сказать Падме, не посоветовавшись с ней, и Гермионе ничего не оставалось, как грешить на Малфоя.

— Кого я вижу? Драко Малфой собственной персоной! — воскликнула Падма, чем заставила Гермиону обернуться.

— Патил? Никогда не думал, что скажу это, но я безумно рад тебя видеть, — слащаво произнес он, кинув многозначительный взгляд на Гермиону.

— Азкабан меняет людей, правда, Малфой? — с напускным сочувствием в голосе спросила она.

На миг его лицо исказила мрачная ухмылка.

— Не так, как предательство близких, Грейнджер, — парировал он.

Пока Падма в недоумении хлопала длинными черными ресницами, Гермиона успела мысленно запустить в Малфоя Авадой, оживить, четвертовать, снова оживить, и до смерти забить свитком бумаг в своих руках.

Неужели она и вправду поверила, что он забыл об увиденном в «Белом льве» и оставил свои попытки испортить ей жизнь?

— Не будем о тебе, — обратился он к Гермионе, брезгливо поморщившись. — Падма… Можно я буду звать тебя Падма? — спросил Малфой, внимательно смотря на неё, на что получил утвердительный кивок.

— Как твои дела? Как на личном фронте?

— Малфой, — расхохоталась Падма. — Я состою в отношениях. Хотя твое внимание мне льстит.

Гермиона раздраженно вздохнула, закатывая глаза. Неужели она молча наблюдает, как Малфой бессовестно флиртует с девушкой её бывшего парня, который сам поцеловал её буквально вчера?

От этой мысли у Гермионы внутри всё болезненно сжалось.

Сколько ещё ей хранить эту тайну?

— Не хочу прерывать ваше милое общение, но заседание вот-вот начнется.

— Грейнджер, куда ты спешишь? Наверняка скрываешь что-то от нас… — произнес Малфой, прищурившись.

Липкий холодок пробежал по спине Гермионы.

— Признайся… — он сделал небольшую паузу. — Ты ревнуешь?

Гермиона едва не задохнулась от возмущения.

— Да как ты?.. — выпалила она срывающимся от негодования голосом под безудержный хохот Падмы, которая содрогалась в приступе смеха, дотронувшись до малфоевского плеча.

Взмахнув упругими кудрями, Гермиона круто развернулась и направилась в зал, чтобы занять положенное место.

Постепенно продвигаясь в очереди, она старалась дышать глубоко и считать про себя, в попытках удержать вскипающую ярость, грозившуюся выплеснуться на обоих плетущихся сзади: Малфоя, шепчущего Падме всевозможные гадости про Гермиону, и саму Падму, глупо хихикающую над его плоскими шуточками.

Гермиона протянула бумаги высокому широкоплечему волшебнику и, получив утвердительный кивок, прошла в зал.

К несчастью, место Падмы оказалось рядом с её и Малфой умостился между ними, явно не с самыми добрыми намерениями.

Страх и ожидание худшего щекотали Гермиону скользкими щупальцами, не давая сосредоточиться на начавшемся судебном процессе. Она не слышала, как вводил присутствующих в курс дела Верховный чародей в темно-сливовой мантии с искусно вышитой буквой «В» на груди, как обвинение и защита убеждали судейскую комиссию в своей правоте, как умоляли Паркинсоны пощадить их, ведь они не принимали никакого участия в Магической войне.

Вдруг краем уха она услышала, как Верховный чародей сделал замечание уже не так тихо разговаривающим Падме и Малфою и пригрозил выставить их за дверь, если они продолжат нарушать тишину своей беседой.

Гермиона повернулась и посмотрела на Малфоя.

Всем своим естеством она вслушивалась в ставшее тихим перешептывание Падмы и Малфоя, пытаясь уловить каждый звук, каждое слово, каждую фразу, на ходу придумывая, что говорить, если он выдаст Гермиону.

— Падма, я все время хотел тебе сказать, — пробормотал он, видимо, желая быть услышанным. — Твой Уизли… самый настоящий козел.

— Почему? — спросила та.

— Потому что он с Грейнджер, — ответил Малфой, нарочно выдержав паузу. — Вел себя по-скотски, иначе почему бы они расстались?

— Но ведь ты не знаешь его, Драко…

Гермиона не могла в это поверить! Падма уже называла его по имени.

И ведь он недвусмысленно намекал, что в любую секунду может раскрыть секрет Гермионы, без зазрения совести выдать то, о чем они с Роном договорились временно умолчать.

Гермиона не смогла сдержаться и что есть силы ущипнула Малфоя за ногу.

— Какого кентавра, Грейнджер?! — взревел он, разрезав практически идеальную тишину в зале.

— Тихо! — крикнул Верховный чародей, постучав три раза молотком по столу. — Мистер Малфой, мисс Грейнджер и мисс Патил, я во второй раз делаю вам замечание, поэтому попрошу вас удалиться! Вы нарушаете порядок судового заседания своими непрекращающимися разговорами.

Гермионе ничего другого не оставалось, кроме как подняться места и под пристальными неодобрительными взглядами сотен глаз, покинуть зал номер десять.

Как только за троицей закрылась дверь, Гермиона почувствовала, как в носу предательски защекотало, и непрошенные слёзы появились в уголках глаз. Она отвернулась, смахнула их и посмотрела вверх, стараясь остановить снова подступающие от горечи и обиды слёзы.

— Падма, может, сходим в кафе неподалеку? — стараясь звучать непринужденно, спросила она.

— Я именно это и хотела тебе предложить, Гермиона. — Улыбнулась Падма. — Драко, было приятно с тобой поболтать, ещё увидимся!

— До свидания, — бросил Малфой в след удаляющимся волшебницам.

Когда они скрылись за поворотом, ведущим к лифту, Гермиона обреченно выдавила, сдерживая вот-вот готовые сорваться с глаз слезинки:

— Я так больше не могу. Падма, я должна сказать тебе.

— Гермиона… Что случилось? — участливо спросила она. — Ты спишь с Малфоем?

Гермиона истерически расхохоталась.

В тот момент ей показалось, что будь это правдой, признаться в этом было бы легче, чем пытаться найти в себе силы рассказать о предательстве.

— Мерлин, нет... — Она покачала головой, и выдохнула, собираясь с духом. — Рон поцеловал меня.

— Когда? — Лицо Падмы вмиг посерьёзнело и приняло отстранённое выражение.

— Вчера. Я направилась в уборную, а он, видимо, последовал за мной…

— Ты ответила на поцелуй? — перебила её Падма.

— Нет! — воскликнула Гермиона. — Конечно, нет.

Падма издала нервный смешок.

— Какая ирония, — покачала она головой. — Я как раз хотела поговорить с тобой о нём. Что ж, спасибо за правду.

— Мне очень жаль…

— Пожалуйста, не говори ничего, — Падма прикрыла глаза, выставив ладонь вперед. — Я благодарна тебе за признание. Я даже… Я даже не злюсь на тебя, Гермиона. Все хорошо, правда. Но я должна побыть одна. Прости.

Она резко отвернулась и зашагала прочь, спрятав лицо в ладонях.

Горькое разочарование затопило Гермиону, но вместе с тем она ощутила, что груз лжи, внушительным камнем давивший на сердце, исчез.

Она почувствовала себя свободной.



К удивлению Гермионы, дверь в кабинет оказалась не заперта, и она вошла, еле перебирая ногами. Увидев Малфоя, сидевшего в небрежной позе в кресле, она выпрямила ссутулившуюся спину и, собрав остатки достоинства в кулак, направилась к своему рабочему месту, чтобы взять сумочку и отправиться домой.

— Твой разговор с Патил так быстро закончился?

Гермиона обернулась. Малфой стоял напротив неё, запустив руки в карманы чёрных брюк.

— Да, Малфой. И мне больше не интересно, что ты от меня хочешь. Я призналась во всем Падме, и теперь у тебя нет надо мной власти.

Он подошел к Гермионе вплотную так, что она могла разглядеть каждую чёрточку его лица. Неглубокие морщины избороздили почти белоснежную кожу лба и уголки губ. Обрамленные густыми светлыми изогнутыми ресницами глаза необычного серого с легкой голубизной цвета внимательно смотрели на неё, ярко-розовые аккуратные губы были растянуты в легкой, совсем незлобной ухмылке.

— Честная, правильная Грейнджер, — тихо произнес он, обдавая лицо тёплым дыханием.

Кончики пальцев Малфоя провели тонкую дорожку вдоль четко очерченной скулы до линии подбородка и еле коснулись дрожащих губ, заставляя Гермиону закрыть глаза от неожиданной ласки.

Внутри начало таять желанное предвкушение, и она судорожно вздохнула, почувствовав слабость в коленях.

— Только я не стал бы выдавать твою тайну…

Она была почти готова встретить его губы, и впустить его язык в свой рот, ответить на казавшийся необходимым им обоим поцелуй, как нежная кожа вместо невесомого прикосновения ощутила холод министерского воздуха.

Гермиона открыла глаза от негромкого стука закрывающейся двери.
________________________

¹Тумблер (old fashioned) — это низкий и широкий стакан, используемый для подачи крепких спиртных напитков, а также некоторых несложных коктейлей. Его название происходит от коктейля Old Fashioned, который считается первооткрывателем среди смешанных напитков.
________________________

Автор: Нежная Ревность
Бета: Алонси
Размещает: Shantanel