- Молчишь? – как бы между делом задает уже в третий раз этот дурацкий вопрос самый приставучий в мире пират по Киллиан Джонс. – Хм, такой ты еще больше нравишься, Свон, - словно издеваясь, добавляет и протягивает мне руку, чтобы помочь взобраться на корабль. – Не переживай, - вдруг серьезно произносит он, - с Нилом все будет хорошо. Мы обязательно найдем того, кто это сделал. Хоть у меня уже сейчас есть некоторые мыслишки по этому поводу, - мужчина пропускает меня вперед, позволяя ощутить легкую панику. Я успела немного подзабыть, каково это – быть на корабле.
Обязательно найдем, мысленно повторяю в уме только что сказанным им слова. Но что, если Крюк все же причастен ко всему этому? Но какова для него выгода, чтобы Нил исчез? Я бы ни за что не вернулась все равно в Сторибрук, не осталась там жить, как раньше.
Стоп, Крюк сам фактически предложил мне помощь в поисках отца Генри. Конечно же, у него же не было выхода – я же предложила сделку. Но зачем тогда ему охранять моего сына? Ведь было проще, если бы вместе с Нилом исчез бы и Генри. Неужели решил пожалеть? Прикипел душой к нему? Или не хотел делать мне еще больнее?
- Все хорошо? – участливо спрашивает он, не отпуская моей ладони. Вырывая меня из постоянных тревожных мыслей и даря тем самым так необходимую поддержку и спокойствие. Исчезла глупая перчатка – моя кожа ощущает жар его пальцев. – Ты что-то совсем бледная, Свон, - я же молча поворачиваюсь и хочу ответить. Хочу спросить напрямую, почему именно он отправился за мной? Неужели больше никто не смог с этой задачей справиться? Но внезапно для самой себя замираю, внимательно вбирая в себя его прекрасный образ. И тут же осознание бьет по щекам - понимаю шестым чувством, что Джонс ничего не знал о похищении Нила ровно до того момента, пока я ему этом не сказала.
Не могу противиться. Не могу оторваться. Как и поверить в то, что он снова рядом со мной. Такой вот живой.
Настоящий.
Реальный.
Неизменный черный кожаный плащ, чуть приталенный. Ярко-голубые, словно море, глаза и легкая щетина. Взлохмаченные волосы цвета вороньего крыла и открытая, чуточку лукавая улыбка, играющая на тонких губах.
Время словно остановилось – оно больше не имело значения.
- Что такое? – он внимательно смотрит на меня, словно бы и не понимает, что со мной происходит. – Ты в порядке? – продолжает сыпать вопросами, пока я делаю маленький шажок к нему. Чтобы стать ближе. Потом еще один, пока не оказываюсь совсем близко от его высокой фигуры. Мужские руки обхватывают меня за плечи и слегка встряхивают. Хотят вернуть в реальность. Пират хмурится и что-то говорит. Опять. Но я не слышу его слов, только обращаю внимание на то, как двигаются его губы. Как нервно дергается адамово яблоко, когда он сглатывает. Видимо, начинает переживать за мое психическое здоровье. Плевать.
И уже настолько сильно утопаю в собственных мыслях, что даже желание выбраться оттуда причиняет ужасную душевную боль. Медленно поднимаю руку и осторожно прикасаюсь к небритой мужской щеке. Чувствую, как небольшая, по-детски глупая улыбка растягивает мои губы, как начинают чуть дрожать пальцы. Но мне так хорошо, что даже больно. Я словно в другой, иной реальности – где возможно все. Чуть прикрываю глаза и не спеша опускаю голову на крепкое плечо. Утыкаюсь лбом в него и глубоко выдыхаю. Обвиваю своими руками его талию и вновь делаю глубокий вдох. Впитываю в себя уже, казалось бы, позабытый морской аромат, и не могу перестать улыбаться. Все проблемы отходят на второй, если не на третий план. Это прекрасное чувство появляется из ниоткуда, но прочно оседает в каждой моей клеточке.
Я дома.
Несколько секунд ничего не происходит. Мы так и продолжаем стоять на палубе его корабля. Я, обнимающая что есть мочи. И он, не делающий ни единого, хотя бы мизерного шага в мою сторону. Словно истукан. Как некто, кто никогда меня не знал. Словно мы совершенно чужие друг другу люди. Первая эйфория постепенно отступает, не чувствуя отдачи. Обратной связи. Хотя, что я хотела после того, как предала <b>нас</b>? После того, как тайком сбежала из города, ничего ему не объяснив?
Что же я наделала? Резко распахиваю глаза, упираясь взглядом в темное полотно его плаща. Задерживаю дыхание и буквально застываю, уже собираясь отодвинуться, когда сильные руки впиваются в мою красную куртку. Сжимаются на моей спине. Притягивают ближе, не давая отодвинуться ни на сантиметр. Дрожь пронзает тело острой стрелой – сотни мурашек бегут по рукам. Его грудная клетка тут же поднимается и опускается. Я ощущаю легкое прикосновение губ к своим волосам, и вновь не могу подавить глупую улыбку. Ощущение правильности момента накрывает с головой, все так и должно быть.
Слов не нужно – мы оба все прекрасно понимаем. Мы и так слышим все то, что происходит сейчас между нами. К тому же, любые слова не смогут передать всю гамму эмоций. Боль от расставания буквально на глазах растворяется прямо перед нами, уходя куда-то в морскую гладь. Исчезает с наших сердец, наконец-то оставляя их свободными. Готовыми открыться новому.
Он прижимает меня к себе еще сильнее, я поступаю так же. Невольно всхлипываю, не имея никаких сил сдерживать внутренние слезы. Зажмуриваюсь что есть силы, до боли.
- Спасибо, - тихо-тихо шепчу я прямо ему в плечо, ощущая губами холодную кожу верхней одежды. Слишком много в одном этом слове: невысказанных в недалеком прошлом эмоций, не принятых решений… - Киллиан, - одними губами, на выдохе произношу я, буквально вжимаясь в его тело. Мне хочется быть еще ближе, стать его частью. Рассказать все, о чем думала и мечтала. Как сильно скучала и мучилась изо дня в день. Просить прощения за то, что покинула его. Что буквально вырвала ему сердце. И себе тоже...
Он понимает все. Слишком хорошо меня знает. Вновь целует мои волосы и так же тихо отвечает:
- Не нужно, - а после добавляет:
- Пойдем, ты совсем замерзла, - бережным движением тянет меня за собой, не переставая держать меня за руку. Правда, в глаза не смотрит. И это ранит куда сильнее только что прозвучавшего «не нужно». Мне ничего не остается, как просто следовать за ним и молча зайти в одну каюту, чтобы увидеть мирно спящего сына. Я испытываю огромное облегчение, как только вижу его и аккуратно поправляю одеяло. Нежно прикасаюсь к его руке и несильно сжимаю, мысленно обещаю себе, что обязательно все ему расскажу. Генри имеет права знать.
Тихо выхожу из каюты сына и иду в соседнюю. Кажется, Джонс говорил, что она свободна. Захожу внутрь, неосознанно отметив, что в ней только все самое необходимое – ничего лишнего. Небольшая кровать, одна тумбочка и несколько свечей, что расположены по периметру комнаты. Присаживаюсь на одиноко стоящее кресло и выдыхаю. Усталость накатывает незаметно, мои глаза сами по себе то и дело норовят закрыться, я старательно борюсь с ней. Правда, до тех пор, пока фигура Крюка не показывается в поле моего зрения. Он задумчив и нахмурен. Тихо присаживается напротив, но не нарушает молчания. В воздухе буквально звенит от напряжения. Мой же взгляд жадно бродит по его лицу, отмечая все изменения. Не могу наглядеться, как бы глупо это не звучало. Все равно не могу поверить, что он вот здесь. Только руку протяни.
Резким рывком Крюк поднимает голову и смотрит прямо на меня. Обжигая своими голубыми омутами, околдовывая. Лишая воли. Я нервно сглатываю, вновь видя в его глазах всю ту гамму эмоций, что всегда сводила меня с ума и не в то же время не давала погибнуть от огромной по своей мощи и силе любви. Потемневший мужской взгляд манит к себе, зовет и приказывает подчиниться. Да уж, этой силе даже сирены позавидовали бы, мелькает шальная мысль в моем мозгу.
- Киллиан, - шепчу я, неосознанно подаваясь ему навстречу. Безумно мечтая вновь оказаться в его сильных руках, абсолютно наплевав на все. В конце концов, все это слишком походило на сон, было слишком нереальным, чтобы иметь шанс стать явью. А почему же во мне я не могу побыть немного счастливой? Ничего не имело сейчас значения, кроме его горящих глаз и тонкой линии чуть шероховатых губ, слегка небритой линии подбородка и запутанных темных волос. Очень сильно я мечтала о них долгими ночами, пока Генри крепко спал в своей кровати, а рядом отсыпался после смены Нил.
- Эмма, остановись, - тихо, но четко произносит Капитан, выставляя вперед руку. Но все равно это звучит для меня слишком неубедительно, поэтому я тянусь ближе. Уже практически нависаю над ним, чувствуя его неровное дыхание. Смело смотрю в потемневшие голубые глаза.
Сейчас или иногда.
- Послушай меня, - повышает голос, резко поднимаясь с постели. Возвышается теперь надо мной, без конца проводя здоровой рукой по своим и без того взъерошенным волосам. – Посиди-ка в кресле, ладно?
На некоторое время отворачивается от меня, собираясь с мыслями. А потом все так резко меняется, что я даже не успеваю уловить это изменение.
- Что ты хотела, Свон? Что хотела от меня? От нас? – он кривится на этом слове, вызывая в моей душе очередную волну боли. Я сжимаю руки в кулаки и даю ему выговориться. Пират хмурится, смотря на пол. Лишь желваки, что ходят туда-сюда, буквально кричат о том, как он зол. Но что же на самом деле скрывается под этой бравадой? Под этой безразличной холодной маской, что приклеилась к его лицу, словно дурацкая наклейка от стеклянной бутылки газировки. И тут я понимаю.
Боль.
Острая, словно бритва. И такая же опасная. Она буквально льется через край, полыхает на дне его глаз. Пожирает его душу изнутри посильнее морских чудовищ.
- А знаешь, - внезапно он отмахивается от какой-то мысли в своей голове и пораженно выдыхает. – Забудь. Это уже не важно. Ты же знала, что делала. Что теперь после драки кулаками махать? – резким движением мужчина вскидывает голову и в упор смотрит на меня. Я шокирована таким откровением с его стороны и совершенно не знаю, что сказать. Безумно хочется закрыть глаза и не видеть его такого – потерянного и сраженного.
- Что же… - слова шепотом срываются с моих губ, а рука сама по себе тянется к небритой мужской щеке. Но что я могу в подобной ситуации? Успокоить его, зная истинную причину этой боли? Могу ли? Имею ли на это право?
- Я устал, - тихо произносит Джонс и чуть прикрывает глаза, скрывая на мгновение от меня свою безграничную боль. Все выглядит так, словно он наслаждается моими прикосновениями, но в то же время именно это и причиняет ему боль. – Так чертовски сильно устал притворяться, что все ХОРОШО! – к концу предложения мужчина кричит, стискивая здоровую руку в кулак. Не смотрит на меня, громко рычит. – Твою мать, Свон, если бы ты только знала…
- Я знаю… - шепотом произношу я, уже не сдерживая слезы. – Мне тоже больно, Джонс, - на выдохе выпаливаю, крепко стискивая его плащ. - Киллиан, - сильнее прикасаюсь к его щеке, ощущая так знакомое легкое покалывание на кончиках пальцев. Я бы могла вечно так стоять рядом с ним и смотреть в глубокие омуты цвета самого чистого неба. В которых прямо сейчас происходила самая настоящая борьба. Капитан явно хотел что-то мне сказать, но нечто его останавливало. Но что же именно это было? Страх? Нет, он никогда не был трусом, это уж я знала точно. А что, если это была попытка защитить то, что было дорого его сердцу и душе? – Я знаю…
Нет, не отворачивайся от меня, взглядом умоляю, обхватывая его лицо уже двумя руками. Кожа такая горячая у него, будто так та самая боль буквально сжигает его изнутри.
И снова это внутренняя борьба. И не было ей ни конца, ни края. Я же вижу, как мечется его душа, желая все мне рассказать. Но ни слова не срывается с его губ, пока я не приближаюсь к мужчине еще ближе. Между нами почти нет свободного пространства, а мне все мало. Ледяной ветер без устали дует с ужасной силой, корабль в ответ лишь тихонько скрипит.
- Доверься мне, - несмело говорю я, ожидая с замиранием сердца, что вот прямо сейчас он отбросит мои руки и покинет каюту. Но ничего подобного не происходит – мужчина лишь пристально смотрит на меня, прекрасно видя мои бесконечные слезы.
- Довериться? – усмехается. Так холодно. Так по-чужому. – Тебе? Ну уж нет, больше я такой оплошности не допущу, - подводит черту Капитан под нашим разговором. – Доберемся до Сторибрука, я отведу тебя к Реджине. А уж дальше – ты сама. За Генри не волнуйся, действие зелья должно хватить, - и уходит из каюты, оставляя меня совершенно одну. Не бросает даже короткого прощального взгляда. А мне остается лишь стоять посреди маленькой комнаты, слыша лишь завывания ветра и его удаляющиеся шаги. С всхлипом опускаюсь на край постели и крепко обнимаю себя руками.
Надо держаться. Где же вся моя стойкость, когда она так нужна?