Гарри спал, и ему снился достаточно приятный сон о том, как он, Драко и гигантский кальмар сидели в лодке посреди озера и попивали чай с пирожными, когда резкий стук вдруг прервал их вежливую беседу о тактике в квиддиче.

Гарри нахмурился, приложил ухо к лодке и замер. Снова раздался стук. Может быть, это один из озерных жителей желает присоединиться к чаепитию? Но, когда стук раздался вновь — на этот раз настойчивее — Гарри решил, что ошибся. Русалки вряд ли были из тех существ, что стучатся.

— Гарри Поттер, немедленно просыпайся и открывай дверь, иначе я ее выломаю! — на этот раз послышался крик, и совсем ошарашенный Гарри огляделся в поисках двери.

Затем он проснулся. Спотыкаясь, он добрался до двери, потом так же обратно — в поисках штанов, затем снова к двери, где чуть не стукнулся лбом о ручку.

Он осторожно открыл дверь и обнаружил за ней темное маленькое пятно. Тогда он понял, что забыл надеть очки, поэтому снова доковылял до кровати и взял их со столика. По пути назад к двери он обнаружил, что уже в общем-то проснулся и может ходить по-человечески.

Тут же он сделал два открытия. Пятном на пороге оказалась Джейн — домовик Северуса. Это его удивило, потому что, насколько он слышал, она исчезла. Вдобавок Гарри представить не мог, почему она стучалась к нему — и это было вторым открытием — посреди ночи.

— Да? — смог выдавить Гарри после неловкой тишины. Не самое изящное приветствие, но он спал всего два часа, а организм требовал все двенадцать. В сутках определенно недоставало часов, чтобы все успеть.

Джейн не улыбнулась, несмотря на поистине чаплиновское представление. Она лишь подняла бровь, будто в ожидании, когда мозги Гарри заработают.

— За мной, — сказала она. — У нас мало времени.

— Чего?.. — пробормотал Гарри. Неужели он что-то пропустил?

— Учитывая нынешнее состояние Северуса, он бы наверняка меня не отпустил, по крайней мере без изрядной шумихи, — продолжила Джейн, будто ее слова имели какой-то смысл для Гарри. — Поэтому мне нужен ты. Позови целителя из Ордена, по-моему, ее зовут Джонс. И приведи Северуса, но постарайся с ним помягче, хорошо?

— Чего?.. — снова попытался Гарри, начиная вникать в разговор. Но, прежде чем он смог закончить вопрос, они дошли до главного зала штаб-квартиры.

Там, на диване, лежала...

— Гермиона? — прошептал он, не веря глазам. Он потянулся, чтобы ущипнуть себя, но Джейн шлепнула его по руке.

— Да, Гермиона, — сухо ответила она. — Я немного поработала и спасла ее. Теперь внимательно слушай, Поттер. Люциус Малфой, а вскоре и все Пожиратели смерти поверят в ее смерть. Я проникла в поместье Люциуса в качестве домашнего эльфа, дала Гермионе напиток живой смерти и позволила Малфою найти ее такой. Поэтому сейчас мне нужно вернуться, чтобы не возникло подозрений. Ты все запомнил?

Медленно, словно во сне, Гарри кивнул.

Он все еще не мог поверить, что на диване лежит Гермиона.

— Она жива? — шепотом спросил он. Гарри протянул было руку, чтобы проверить, действительно ли подруга находится в комнате, но не решился.

— Да, — ответила Джейн, с растущим нетерпением. — И останется в живых, если ты приведешь целителя. Сейчас она погружена в глубокий магический сон, но в ближайшее время нужно приступить к лечению.

— Она вся грязная, — сказал Гарри. Где-то внутри Гарри осознавал, что он в состоянии шока; что холодное чувство в груди, которое мешало сосредоточиться на чем угодно, кроме листьев и грязи, покрывавших тело Гермионы, было не нормальным, но сейчас было так важно, чтобы подруга стала снова чистой. Это было даже важнее, чем просто ее присутствие в комнате.

— Сначала мне пришлось ее закопать, — сказала Джейн, не внеся совершенно никакой ясности. Затем жесткие черты ее лица разгладились, и она понимающе коснулась плеча Гарри.

— Она жива, — мягко прошептала Джейн, — и хотя я ничего не могу обещать по поводу ее душевного состояния, но обещаю, что она больше никуда не исчезнет.

На этот раз Гарри протянул руку и осторожно дотронулся до лица подруги, не зная, чего ожидать. Ее кожа была ледяной, и девушка никак не отреагировала, но она по крайней мере была здесь, во плоти.

Гарри почувствовал, как тугой узел в груди медленно исчезает, и на его месте появляется радость, наполняющая каждую частицу тела. Хотелось прыгать, петь и пуститься в пляс. Хотелось наконец-то погрузиться в спокойный сон, которого не хватало после ее исчезновения.

Гермиона жива!

— Теперь я должна вернуться и поработать в этом сумасшедшем доме несколько дней, иначе Малфой заподозрит неладное. А это передай целителю, как только она здесь появится, но не волнуйся, Гермиона вне опасности.

Из складок белого полотенца Джейн достала маленький свиток, заполненный острым почерком, который напомнил о Северусе.

Гарри кивнул.

— Спасибо, — прошептал он, аккуратно кладя свиток на стол рядом с Гермионой.

— Пожалуйста, — сухо ответила Джейн. — Хотя не могу сказать, что работа была легкой. И передай Северусу, чтобы он не беспокоился. Я веду себя как самый настоящий домашний эльф, — она сухо улыбнулась, еще раз кивнула на камин, напоминая о целителе, махнула рукой и исчезла.

Гарри глубоко вдохнул.

«Только не падай в обморок, — решительно сказал он себе, направляясь к камину на негнущихся ногах, — у тебя еще много дел».



Гарри без всякого достоинства тарабанил в магический гобелен, и, когда после бесконечного ожидания Северус наконец открыл, он лишь приподнял бровь. Гарри представил, как выглядит: лицо раскраснелось, волосы взъерошены, глаза выпучены от потрясения.

Гарри было все равно.

— Северус! — но вместо крика раздался шепот. — Северус... Она жива! Джейн вернулась и рассказала... Она проникла в поместье и притворилась домашним эльфом... Она, конечно, и так домашний эльф, но...

— Что за чушь ты несешь, Поттер? — прорычал Северус, в его словах проступило раздражение. — Хоть раз говори по-человечески!

Гарри глубоко вздохнул, расправил плечи, попытался отыскать осмысленные слова в вихре, который царил в голове. Наконец-то он их нашел.

— Гермиона! — сказал он и заметил, как Северус побледнел. — Вернулась! Джейн спасла ее от Малфоя. И... она жива!

Не заботясь о привычной грации, Северус отодвинул Гарри и рванул в штаб-квартиру; помятая мантия развевалась за спиной, как в прежние времена.

Не обнаружив следа Гермионы он развернулся к Гарри.

— Где она? — прошипел он, и Гарри молча указал наверх, на лестницу, ведущую к личным комнатам, одна из которых принадлежала ему. Еще одна предназначалась для Гермионы.

Северус помчался по лестнице, перескакивая через ступеньки. Дверь распахнулась прежде, чем он добежал. Безупречный самоконтроль не мог сдержать магию.

Гарри достиг двери через секунду и увидел, что Северус не намного продвинулся, сделал всего шаг или два от порога.

Он смотрел прямо перед собой: Гестия Джонс суетилась, превращая комнату в больничную палату; на кровати висел полог, который Гермиона выбрала перед исчезновением; сама Гермиона лежала на белых простынях, как маленькая лодка в океане: такая же бледная, как и ткань, на которой лежала.

На секунду Гарри подумал, что Северус сломается и заплачет. Зельевар быстро заморгал, поднял руку к лицу, будто хотел протереть глаза. Лицо его дрогнуло, и губы плотно сжались. Он весь ссутулился, будто мог упасть в любой момент.

Гарри протянул руку, чтобы помочь ему, но Северус пришел в себя, внезапно расправил плечи, а взгляд его был все так же устремлен на Гермиону.

Как губка, он впитывал все детали открывшегося вида, все мелкие штрихи; его взгляд медленно двигался с волос Гермионы на ее глаза, нос, губы, вниз на руки и слишком худое тело, он даже не придвигался к ней, только смотрел; будто ему вручили величайший дар в мире. Гарри следил за зельеваром, как он набирает силу от одного только присутствия девушки, и ему хотелось заплакать от облегчения.

Медленно Северус разжал кулаки. В темных глазах появились наконец эмоции.

Гермиона наконец вернулась, вдруг осознал Гарри в этот миг тишины, который вернул все на свои места, хотя Гарри считал этот мир безвозвратно потерянным.

Гермиона вернулась, а, значит, и Северус.

Когда зельевар подошел к кровати, это были размеренные и спокойные шаги. Он не схватил девушку в охапку, как это сделал Гарри, когда Гестия Джонс заверила, что это полностью безопасно. Он не улыбнулся и не заговорил. Однако нежность, с которой он протянул руку и тыльной стороной ладони прикоснулся к щеке Гермионы, всего на минуту и так нежно, что это показалось бы девушке прикосновением ветерка, только одно это движение показало миру, как много она значила для Северуса.

— Как она? — спросил Северус. Хотя его голос звучал также хрипло и скрипуче, в нем появилась прежняя живая нотка, и Гарри заметил, как Гестия Джонс удивленно вскинула голову.

— Пока не знаю. Наверняка, по крайней мере, — ответила она, поколебавшись. — Разумеется, ее плохо кормили и истязали, хотя самые тяжелые раны исцеляли сразу после нанесения, а значит, будем надеяться, у нее нет застарелых ран, которые требуют длительного лечения. Но я ничего не могу сказать о психическом состоянии, пока она не очнулась. Пока она под воздействием напитка живой смерти, и я бы рекомендовала так и оставить, пока последние раны не будут...

— Будите ее, — перебил Северус. — Сейчас же.

Гестия Джонс побледнела.

— Но, профессор Снейп, — возмутилась она. Она никогда не называла его по имени, а обращаться к нему «Мистер» казалось невозможным. — Будет совершенно не разумно будить ее, когда мы не полностью...

— Я сказал, будите, — твердо повторил он.

— Но...

— Я ведь могу и сам справиться, — тихо, почти непринужденно сказал он. — Я зельевар.

Гарри глубоко вдохнул. Он не был уверен, что сейчас происходит; интуиция подсказывала, что лучше предупредить Альбуса Дамблдора, но Гарри хорошо знал этот тон. Северус так говорил, когда полностью контролировал ситуацию, и знал что-то существенное, неизвестное другим, или когда что-то имело невероятную важность.

Если Гарри и научился чему-то доверять, так это суждениям Северуса. Даже за последние недели, когда все сходили с ума от горя, Северус никогда не колебался и не ошибался.

— Делайте, — сказал Гарри тихо. — На то есть причины.

«Надеюсь», — добавил про себя Гарри, когда Северус никак не отреагировал на его слова и даже не обернулся. Но зельевар всегда был таким, если Гермионе грозила опасность, он ни на кого не обращал внимания, полностью сосредотачиваясь на девушке. Гарри припомнил, как Северус откинул Ремуса к стене, когда тот попытался вмешаться. Лучше уж остаться незамеченным.

— Думаю, необходимо известить Альбуса, — очевидно Гестия Джонс решила отстаивать нужды пациентки до конца.

— Будите ее.

Хотя Северус отошел от роли лидера за последние недели, Гарри удивился, что его приказы все еще имеют силу. Он сомневался, продолжится ли спор, но Гестия Джонс еще раз взглянула на Северуса, затем на Гарри, кивнула, отошла к столику, заполненному зельями и выбрала один флакон.

— Она проснется через несколько минут, — мягко сказала она, открыла Гермионе рот и влила зелье. Заклинанием она заставила девушку его проглотить.

— Но я не знаю, как она себя поведет. После всего, что мисс Грейнджер пришлось пройти...

— Мы прекрасно знаем, что с ней произошло, — перебил Гарри. Он удивился, что его голос звучал ровно, как у Дамблдора. — Спасибо, мисс Джонс.

Целительница фыркнула, выразила раздражение, покачав головой, и вернулась к диагностирующим заклинаниям.

Несколько минут ничего не происходило. Северус бесшумно отошел, встав в тени полога, так что стал почти не заметен, если не осматривать комнату внимательно. Гарри задумался почему. Он думал, что Северус захочет оказаться рядом, как только Гермиона очнется. Но беспокойство и радостное волнение не дали сосредоточиться на этой мысли.

Гарри испытывал странную смесь ужаса и надежды, от напряжения хотелось встать на цыпочки или запрыгать. Он так не волновался на свое первое настоящее Рождество, когда знал, что его ожидают подарки, и не боялся с тех пор, как столкнулся с Волдемортом на пятом курсе.

Она очнется? Узнает его? Сможет с ними говорить? Или она... Но нет, эту мысль нужно тут же отогнать. Гермиона сильная, она пройдет через это так же, как прошла через все, что преподносила жизнь. Гарри видел, как она вставала и продолжала биться, будто ничего не произошло, через несколько часов после того, как чуть не умерла. Она справится и продолжит жить, Гарри не сомневался.

Послышался почти неразличимый звук, чуть дрогнули ресницы, и Гермиона открыла глаза.

У Гарри сперло дыхание. Он не отрывал взгляда от подруги, которую считал потерянной, которая вернулась, была в безопасности и наконец-то очнулась.

Он посмотрел на Северуса, скрывавшегося в тени, его лицо словно высекли из камня. Затем снова перевел взгляд на подругу, к которой было приковано внимание всех присутствующих.

— Гермиона? — прошептал Гарри. Он почувствовал себя глупым, неуклюжим и не знал, что делать. — Ты меня слышишь?

Нет ответа. Она даже не моргнула. Она уставилась в полог кровати и даже не посмотрела в сторону Гарри.

— Гермиона?

Молчание. В тишине, заполонившей комнату и взявшей людей в заложники, ужас в Гарри рос и рос, вытесняя прочие чувства.

— Мисс Грейнджер, — на этот раз попыталась Гестия Джонс. — Вы снова в Хогвартсе, в безопасности. Я вылечила самые опасные раны и уверена, что вы можете полностью исцелиться. Вы знаете, кто вы?

Ничего. Гарри хотелось закричать, глядя, как надежды превращаются в пепел. Невозможно. Это молчаливое восковое тело не может быть его храброй подругой. Он не может ее потерять. Не так. Не когда ее только нашли.

— Гермиона, — прошептал он, медленно приближаясь к кровати. Он убедился, что попал в ее поле зрения, прежде чем сел на край кровати. — Это я, Гарри. Ты меня слышишь? Если да, подай знак, прошу.

Он медленно потянулся, чтобы коснуться руки Гермионы, показать, что он рядом; он понятия не имел, что делать. Рука ее была холодной и сухой на ощупь, так отличалась от шелковистой и здоровой кожи, которую он помнил. Он с печалью вздохнул и удивился, почувствовав, как пошевелились мышцы Гермионы.

Она вздрогнула? Посмотрела на него?

Затем быстрее, чем ожидал и даже чем мог представить, подруга наконец ответила.

Но не так, как он надеялся.

Ее глаза широко раскрылись, лицо исказила гримаса ужаса, и она закричала, высоко и отчаянно, как раненный зверь.

Она вырвалась, будто прикосновение Гарри жгло, и скатилась с кровати на пол. В ужасе, ползком она забилась в угол комнаты, свернулась калачиком, издавая нечленораздельные звуки напуганного существа.

— Гермиона! — Гарри был так поражен, что забыл всякую осторожность и только твердая рука Гестии Джонс помешала ринуться к подруге. — Это я, Гарри! Не нужно бояться!

Гермиона только всхлипывала и прятала лицо за грязными прядями волос. Гарри медленно подполз к ней, опустил голову, чтобы девушка не воспринимала его как угрозу.

«Я отношусь к ней, как к животному, — с ужасом подумал Гарри, — она — умнейшая ведьма, которую я знаю, а я отношусь к ней, как побитой собаке!»

Гермиона яростно бросалась в его сторону и кричала, как только он приближался. Ее крик был пронизывающий, высокий и громкий. В ее поведении не было даже искры от прежнего самообладания.

Через несколько минут отчаянных криков, которые рвали Гарри душу, он сдался и больше не решался приближаться к подруге. Он встал на колени и попытался успокоить девушку голосом, рассказывал истории о проведенном вместе времени и повторял имена тех, кого она любила.

Ничто не помогало. Не было никакой другой реакции, кроме страха и агрессии. Пока Гарри сидел перед Гермионой, рассказывая истории о тролле и трехголовом Пушке, последняя надежда таяла.

Она больше не вела себя как человек. Казалось, она даже не помнит, что такое быть человеком, способным на речь и магию. Она могла лишь примитивно защищаться. Страх заточил ее в клетку, и Гарри не мог достучаться до Гермионы.

В следующий час они перепробовали все. Гарри вышел ненадолго из комнаты, чтобы предупредить членов Ордена о возвращении Гермионы, но ни Дамблдор, ни Драко не смогли добиться от девушки ничего, кроме новых приступов паники. Попытки приблизиться вызывали лишь испуганные крики, казавшиеся единственным средством общения, или, в случае с Драко, низкое угрожающее рычание, которое могло бы издавать животное.

К исходу часа Гарри и Драко были на грани слез, а Северус так ни разу и не сдвинулся с места, будто происходящее его не касалось.

— Бесполезно, мистер Поттер, — наконец произнесла Гестия Джонс. — Она вас не узнает. Боюсь, сейчас она никого не узнает.

— Что это значит?! — воскликнул Гарри, но на его вопрос ответил Северус. Наконец-то выйдя из тени, он шагнул к Гермионе. Холодный, ничего не выражающий взгляд скользнул по телу Гермионы, ее искаженному лицу. Затем он повернулся и посмотрел на Гарри.

— Как я и ожидал, — бесстрастно сказал он. — От ее разума ничего не осталось.

И он вышел из комнаты, не оглянувшись.

* * *

— Что значит ничего не осталось? — спросил Гарри. Он злился и был в отчаянии, когда спустя пять часов загнал зельевара в угол.

Северус едва оторвался от котла: он замысловато что-то мешал, а его лицо ничего не выражало, словно камень. Такую маску он надевал, когда был на чем-то сосредоточен.

— Как вы можете так говорить? Мы понятия не имеем, что она пережила. Возможно, ей требуется время или...

— Дело не в ее психическом здоровье, Гарри, — перебил Северус, наконец посмотрев на гриффиндорца. — И я бы был благодарен, если бы ты не отрывал меня от работы. Есть дела поважнее, чем нытье нашего чудо-мальчика.

Несколько месяцев назад эта фраза ранила бы Гарри и заставила в ярости выскочить из комнаты. Но тогда они еще мало пережили вместе. Тогда он еще не видел беспомощного Северуса, стоявшего посреди штаб-квартиры, словно потерянный ребенок. И тогда он еще не отправил свою лучшую подругу на смерть.

— Ну уж нет, — прорычал Гарри. — Я хочу знать, о чем вы сказали, и хочу, чтобы все в подробностях объяснили. В противном случае я приведу весь Орден и заставлю Молли Уизли вас пытать.

Северус глянул на него, как не смотрел уже почти год. Он открыл было рот, чтобы наверняка отпустить самое едкое замечание, но Гарри лишь поднял одну бровь, будто в молчаливом вызове, и Северус тут же захлопнул рот.

Гарри понял, что повторил выражение Гермионы. Именно так она поступала, когда хотела без слов сообщить зельевару, как глупо он поступает.

— Необходимо мешать зелье еще пять минут, — безжизненно заявил он. — Мне нужно сосредоточиться.

Гарри кивнул, согласившись на данный компромисс, и отошел в дальний угол лаборатории, стараясь ни к чему не прикасаться.

Только сейчас, молча наблюдая за зельеваром, он заметил произошедшие перемены. Спина и плечи Северуса все еще были невероятно напряжены, отчего у него наверняка были постоянные головные боли, а выражение лица было таким же пугающим, однако что-то новое — или, скорее, прежнее — все же появилось в движениях.

Он снова выглядит живым, удивленно заметил Гарри, и эта мысль придала ему сил сохранять молчание в течение этих бесконечных пяти минут.

— Теперь зелье должно настояться двадцать часов, — наконец объявил Северус, и Гарри тут же вскочил. Они сохраняли молчание, пока не спустились в библиотеку, где Северус налил чай, щедро сдобрив его сахаром.

Значит он на грани, как и я, подумал Гарри, вспомнив, что зельевар никогда не добавляет сахар. Интересно, когда он последний раз спал?

— Вы помните первый урок окклюменции с Гермионой, — начал Северус, скорее утверждая, а не спрашивая. Тем не менее, Гарри кивнул.

— Чтобы облегчить обучение, она показала свой разум, включая несколько тайных уровней.

Снова утверждение и снова кивок Гарри.

— Помните люк, который она показала?

Гарри нахмурился.

— Да, — с сомнением ответил он. — Кажется, да. Он был под главным залом дворца памяти. Она назвала его «последним укрытием» или что-то в этом роде.

На этот раз кивнул зельевар.

— Именно так. Это место, где ее ничто не достанет извне, когда люк будет заперт. Видите ли, каждый шпион готовится к тому, что его схватят живым, — он сглотнул, но лицо тут же словно окаменело.

— По очевидным причинам Гермиона не могла использовать Обливиэйт, чтобы защитить свои тайны, — продолжил он. — И как бы хорошо ни был защищен разум, она знала, что не выстоит против физических и психических атак в течение долгого времени.

Он снова сглотнул и потянулся за чашкой чая. Его рука даже не дрожала.

— Никто бы не выстоял. Поэтому она научилась разрушать собственный разум.

Руки Гарри задрожали, чай пролился на пальцы и обжег их. Ощущение тепла отвлекло Гарри и помогло не впасть в отчаяние от одной только мысли о разрушении такого произведения искусства, как разум Гермионы.

— Так вот что вы имели в виду, когда сказали, что от нее ничего не осталось. Она... разрушила себя? Полностью?

— Нет, не совсем, — ответил Северус, в его голосе послышалось мрачное удовлетворение. — По крайней мере, я на это надеюсь. Процесс, о котором я говорю, разрушает все, что ты видел у нее в голове: стены, сады, дом. Но частица ее существа, толика того человека, которым была Гермиона, осталась надежно скрыта за люком. Если у Гермионы было время сделать все правильно.

— Но она видела нас, и мы с ней разговаривали, — возразил Гарри. — Разве она не вышла бы, если бы от ее разума хоть что-то осталось?

— Нет, потому что она не может выбраться. Приняв такое решение, она не может все повернуть вспять. Как только дверь запечатана, ее невозможно обнаружить извне, но изнутри ее также не открыть. Даже если бы это было возможно, Гермионе некуда возвращаться. Остальной ее разум исчез. Гермиона, кроме той сокрытой части, теперь не более чем животное, действующее на чистых инстинктах, не способное вернуть воспоминания, способности и эмоции, потому что даже это может поставить под угрозу ее миссию. Обычно шпионы предпочитают самоубийство, но видимо у Гермионы не было такой возможности, чему я бесконечно рад.

— Рады? — прошептал Гарри, он не представлял, как выразить вихрь мыслей, царивший в голове. — Но что... в смысле... Если от нее осталось лишь то, что мы наблюдали, то не лучше ли... — он не мог выдавить из себя клише о смерти, как избавлении, но выражение лица Северуса подсказало, что зельевар все понял.

Он молчал долгое время, водил пальцем по узорам чашки, а взгляд его был устремлен в неизведанные дали.

— Как правило, такое решение лучше, — бесстрастно сказал он. — Но, как правило, никто не создает зелье, способное повернуть процесс вспять.

Чай разлился темным пятном по столу — с такой силой Гарри опустил чашку. Но ему было все равно.

— Вы можете ее вернуть? — прошептал он, когда до него наконец дошло сказанное. — Почему сразу не сказали? Люди там ее оплакивают уже сейчас, а вы попиваете чай и молчите?

Северус вздохнул, закрыл глаза на мгновение и ущипнул себя за переносицу. Он выглядел изможденным.

— Не знаю, — он тоже шептал. — Я надеюсь, что могу вернуть ее, но зелье экспериментальное, его никогда раньше не проверяли. Даже если мне удастся открыть люк, мы не можем знать наверняка, что она станет прежней. Это возможно, но с тем же успехом я могу все только испортить.

Гарри горько хмыкнул.

— Что может быть хуже? — спросил он, вспоминая дикое существо, запертое в теле подруги, безумное от страха и боли.

— Она может умереть, — прямо ответил Северус, пристально глядя в чашку. — Или она может обрести то, что потеряла, но лишь малую часть, которой не хватит, чтобы контролировать тело и разум, но достаточной, чтобы знать, что с ней сделали, или что она потеряла.

Он аккуратно поставил чашку на стол и посмотрел на Гарри. По спине парня пробежали мурашки, когда он посмотрел в глаза зельевара — два черных колодца, впервые не скрытые бесчисленными масками.

— Сейчас она не в сознании. Та часть, что осталась от Гермионы, не чувствует боли и не знает сожалений, — прошептал Северус, явную боль в его голосе не могли заглушить никакие слова, и Гарри хотелось плакать от того, что он заметил в его взгляде. — И я не знаю, имею ли право отнимать у нее эту радость.

Я не знаю.