Christmas Carols

Ремус

« Silent night...Holy night...
All is calm, all is bright...
Round yon Virgin Mother and Child...
Holy Infant, so tender and mild,
Sleep in heavenly peace!
Sleep in heavenly peace...»

Тихим вальсом снежинок за зеркально-черными окнами, двенадцатью елями Большого Зала и запахом жареной индейки в Хогвартс пришло Рождество.
Тихая святость пробралась в каждый угол древнего замка. Перевила перила остролистом, зажгла свечи в пустых рыцарских доспехах и расцвела омелой в людных коридорах.
По вечерам, пока преподаватели и старосты украшали ели, школьный хор, под чутким руководством профессора Флитвика репетировал рождественские хоралы. С чернильно-черного, замороженного потолка при этом беззвучно шел снег и отражался в створчатых зеркальных окнах...
Гостиная Гриффиндора тоже преобразилась, но впервые за семь лет никто не радовался этому преображению.
Никто не целовался под омелой. Не прикалывал к камину новые носки.
Все студенты, собравшиеся в креслах, на диванах и даже на полу, слушали маленькое радио, стоящее в центре кофейного столика и вели себя необычайно тихо. Никто не шептался и не хихикал. Зато газетные страницы в их руках кричали во всю мощь своих бумажных легких:

«ПЕРЕВОРОТ В МИНИСТЕРСТВЕ. МИНИСТР ЗАЯВЛЯЕТ: «УБИЙСТВО МАККИННОНА — ПУБЛИЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ В ТРУСОСТИ И СЛАБОСТИ»

Под этим заголовком содержалась статья, записанная слово в слово с выступления Миллисент Бэгнольд, которое повторялось вот уже третий раз за этот день:

«...с приходом Джона Маккиннона на пост Главы отдела Международного магического сотрудничества, мы наконец-то избавились от гриндевальдовской расовой дискриминации. Вспомните, чем была наша страна ещё пятьдесят, семьдесят, сто лет назад! Мы жили в крови и Джон Маккиннон был одним из тех, кто помог смыть её с наших улиц. Как один из авторов Манифеста о равноправии волшебников, он сделал для магического сообщества в тысячу раз больше, чем Тот, кто этим летом уничтожил тысячу своих же собратьев! Волан-де-Морт отрубил у волшебной Британии ногу и предлагает ей себя в качестве костыля! Если он пытается таким образом намекнуть, что следующая очередь за мной, то я не сдамся до тех пор, пока Министерство будет во мне нуждаться. А оно будет нуждаться во мне пока я не сдамся!..»

Марлин уехала час назад.
О смерти отца она узнала сразу после завтрака. Сова настигла её почти у самого выхода, когда она шла в больничное крыло на обычную практику. Марлин ещё смеялась над шуткой Фабиана, когда распечатывала конверт, но едва она развернула письмо, её рука вдруг взметнулась вверх, словно девушка хотела зацепиться за идущего впереди парня. А уже в следующий миг Марлин Маккиннон как-то странно обмякла, ноги её подкосились и она беззвучно опала на пол.
Кто-то закричал, поднялся переполох, все вскочили со своих мест. Преподаватели, которые уже были в курсе, благодаря утренним газетам, тут же бросились на помощь, кто-то побежал за мадам Помфри....
Остаток дня Марлин провела в крыле, чтобы к ней поменьше приставали с расспросами, а вечером, под взглядами всей гостиной она покинула башню в сопровождении профессора Макгонагалл. Фабиан шел позади и нес чемодан. Никто ни о чем не расспрашивал. Марлин отправляли к бабушке, которая жила в центре Лондона и теперь никто не знал, вернется ли назад «гриффиндорский одуванчик».

«... утром 17 декабря 1977 года Джон Маккиннон, Глава отдела Международного магического сотрудничества, один из авторов Манифеста о равноправии волшебников, был убит с помощью Непростительного заклятия, когда ехал в министерском Кортеже вместе со своей женой и младшим сыном на встречу с министром Магии Германии. Первый луч попал в лошадь, везущую сани, второе проклятие попало в самого Маккиннона...»

Левый носок Джеймса был зеленым, с рисунком из ёлочек. Правый — красным с рисунком из снитчей. Джеймс лежал, закинув ноги в потертых джинсах на спинку дивана и под головой у него были две самые удобные подушки в гостиной. Никто не решался взять хотя бы одну, поэтому Сохатый взял обе. Снитч в его руке то и дело густо вспыхивал золотом, когда на него падал свет камина. Джеймс отпускал от себя мячик всего на фут, а потом остервенело хватал. Снова и снова.И кое-кто мог бы отругать его за то, как он ведет себя в такой момент — если бы не видел при этом, что от злости у Сохатого даже слезы на глазах выступили, а губы сжались в нитку. Лили сидела в кресле, поджав ноги — в паре дюймов от лохматой головы Джеймса. Время от времени она вытирала щеку ладонью, но лицо её было мрачно и сосредоточенно. Ремус, Алиса и Питер сидели на ковре у столика, на котором лежали покинутые карты и разновкусовые бобы. Сириус как обычно где-то пропадал. Ремус почувствовал, что на него кто-то смотрит, оглянулся и увидел Мэри. Глаза у неё были красные. Ремус кивнул ей и Макдональд опустила ресницы, быстро вытерев лицо.

«...Мракоборческий центр бросил все силы на поиски неизвестного убийцы»
«...волшебное сообщество скорбит»

Неожиданно волна сбилась. Гриффиндорцы недовольно загудели. Ремус поспешил подкрутить ручку и динамик вдруг заговорил голосом Темного Лорда. В последнее время его пиратская волна завела привычку вползать прямо в эфир и забивать все остальные сигналы. Вот и сейчас, это было так неожиданно, что Ремус машинально отдернул руку, словно мог обжечься.

«... а сейчас обращаюсь к своим собратьям-волшебникам», - этот голос заполнил всю гостиную сразу - словно ледяная вода, через край хлынувшая в стакан. «Долгие годы мы терпели это унижение. А они называют это здравым смыслом. Все люди — братья, говорят они. Но разве сапог брат муравью? Разве маглы — такие же, как мы? Джон Маккиннон верил в то, что мы обязаны вручить им свои знания и наследие, дабы последние не пропали в вырождении. Тупое и примитивное племя. Разве может оно владеть нашими секретами? Племя, которое веками сжигало на кострах своего невежества все, чего не понимало и боялось. Так же оно поступит с нами, когда заполучат последнюю из наших тайн... - какое-то время в гостиной царила такая тишина, что можно было услышать, как снег опускается на крышу башни. «Но теперь эра терпения и смирения подошла к концу, - возвестил Темный Лорд.«Присоединяйтесь ко мне. Присоединяйтесь и мы обратим нашего врага в прах. Ибо мы — бра...
Радио вдруг опять захрипело и опять заговорило железным, строгим голосом премьер-министра:

«... я призываю вас сплотиться и не опускать руки! Смерть Джона Маккиннона ещё не означает смерть его убеждений! Мы должны бороться и пока мы боремся...»

- Ради Мерлина, кто-нибудь, выключите эту хрень! - неожиданно закричал Джеймс, резко схватив снитч. - Сил нет слушать эту старую перечницу!
Питер тут же боязливо прикрутил ручку, но никто не возмутился и не потребовал вернуть эфир. С Джеймсом никто никогда не спорил.
- Ты не согласен с тем, что она говорит? - спросил Ремус.
- Нет, я не согласен с тем, что она говорит, - резко ответил Джеймс. - Говорит, говорит и говорит, трындит без умолку, вместо того, чтобы сделать хоть что-нибудь! Если бы она была так же хороша в деле, как на трибуне, давно бы встретилась с Этим-Как-Его-Там один на один. Этот упырь только и делает, что бьет нас, а старуха только и делает, что болтает!
Живоглот очередной раз запутался в остролисте, когда пытался залезть в чей-то подарочный чулок. Лили встала, чтобы освободить его и по пути легонько провела рукой по макушке Джеймса. Тот гневно глянул ей вслед, но когда Лили вернулась в кресло, прижимая к груди котенка, Сохатый выглядел уже не таким сердитым.
- А что ещё ей остается, Джеймс? - Ремус принялся перетасовывать колоду карт под возобновившийся шумок гостиной. До радиоэфира он, Алиса и Питер играли в дурака. - Она — политик, а не мракоборец, она делает то, что должна — пытается поддержать людей, пока мракоборцы ищут Сам-Знаешь-Кого. Видимо это не так просто, он ведь не ходит по улицам и не раздает рождественские листовки.
Джеймс открыл было рот, но его перебила Алиса.
- Интересно, они вернутся?
Все поглядели на девушку и увидели, что Вуд скользит грустным взглядом по заполненной людьми гостиной.
- Скорее всего нет, - так же задумчиво ответила она на свой же вопрос и опустила взгляд в карты.
- Я вернусь даже если в этой школе останется всего три совы и Дамблдор, - заявил Джеймс, швыряя снитч в воздух.
- Он бы обрадовался, узнав, как ты его ценишь, - усмехнулся Ремус.
- Ты уезжаешь? - подал голос Питер. - Куда?
- В Ипсвич, конечно! - отозвался Джеймс, посмотрев на него как на идиота и перехватил снитч особенно эффектным броском. - А куда ещё?
- А ты, Лили?
- А Лили едет со мной, - встрял Джеймс, не дав ей и рта раскрыть. Лили только улыбнулась. - Хочу показать ей Ипсвич, - он ловко перекатил снитч на внешнюю сторону ладони, поймав его, едва тот расправил крылышки. - Так-то Лили только одну нашу гостиную и видела, а в нашем городе...
- Я думал ты захочешь повидать родителей на каникулах, - за шесть лет Ремус уже вдоволь наслушался о рождественских ярмарках Ипсвича и о том, как Джеймс сломал там однажды руку, катаясь на диком гиппогрифе.
- И не захочет повидать меня, договаривай, Лунатик.
- Сохатый, побойся Бога, Лили, как и все мы видит твою физиономию каждый день!
- Я люблю эту физиономию, - просто сказала Лили.
- Съел? - Джеймс самодовольно усмехнулся.
- Вообще-то я действительно собиралась навестить родителей на каникулах, - Лили поспешно перехватила Живоглота — криволапый мародер попытался влезть на быльце дивана, туда, где покоилась голова Поттера. Желтые глаза фанатично следили за снитчем. - Но папе пришлось вылететь на какой-то очень важный консилиум в Калифорнию... - встретив непонимающий взгляд друзей, Лили поспешно пояснила: - Это вроде как совет высших целителей. Случай редкий, так что папа взял с собой маму и Туни, чтобы они немного отдохнули от Англии и...
- Войны, - вставил Джеймс.
- Да. Так что Рождество они будут встречать без меня, - Лили немного погрустнела, но тут же улыбнулась. - Но мы все равно увидимся весной, на Па...
Её слова заглушил громкий стук.
Злой как черт, бледный и лохматый, с гитарой за плечом и сумкой, Сириус сбежал по ступеням и, ни на кого не глядя, зашагал к лестнице в спальни мальчиков.
Джеймс приподнялся, проницательно глянул на друга и медленно лег обратно, обменявшись говорящим взглядом с Лили.
- Эй, Бродяга? - осторожно позвал его Ремус. - Как дела?
- Блестяще! - рыкнул Сириус, не замедляя шаг и не оглядываясь. Через пару секунд наверху оглушительно хлопнула дверь.
Все переглянулись.
- Я, пожалуй, тоже пойду, - Алиса отложила карты и потянулась, вытянув руки вдоль по столу, словно маленькая кошечка. - Завтра с утра поезд, надо успеть собрать чемодан. Мы с Фрэнком будем встречать Рождество с его мамой, так что мне надо будет перебрать все свои вещи. В прошлый раз Августа залезла в мою сумку и целый час распекала меня за то, что я ношу кружевное белье.
Она ушла, а следом за ней ушел и Питер. Ремус заметил, что Лили и Джеймс то и дело обмениваются быстрыми взглядами и понял, что ему тоже лучше ретироваться.
Сам он пока не собирался домой — отец вместе с другими охотниками ушел в ежегодный поход, осмотреть близлежащие леса на предмет волков. Поэтому можно было посвятить остаток вечера подготовке к ЖАБА. Он отправился за сумкой в комнату мальчиков, но перед тем как взбежать по лестнице, успел заметить, как Лили, улыбаясь пересела на диван к Джеймсу и он тут же притянул её к себе.

- ...а когда мы варим противоядие, то вместо трех унций имбиря кладем четыре - перечной мяты? Так просто? - Мэри возмущенно уставилась на довольного Ремуса. - Какая чушь! - Макдональд покачала головой, записывая рецепт. - И над этим я билась три вечера!
Ремус польщено улыбнулся и погладил Живоглота, который в этот момент вспрыгнул на их стол и деловито обнюхал книги.
В последнее время они с Мэри часто занимались вместе. Всё началось с того, что они случайно пересеклись в библиотеке, где Мэри сражалась с формулами противоядий для Слизнорта. Зельеварение никогда не было её сильной стороной и Ремус вызвался ей помочь. Они так заучились, что и не заметили, как стемнело. Когда мадам Пинс выставила их, Ремус, конечно же, вызвался проводить девушку. Он боялся, что всю дорогу они будут неловко молчать и мучительно искать тему для разговора, но в итоге они проговорили всю дорогу и ещё полчаса не могли расстаться, стоя у лестниц в спальни.
После они с Мэри ещё пару раз встретились в библиотеке и Ремусу показалось, что Мэри специально его ждала. С тех пор их занятия стали постоянными — Ремус помогал Мэри с зельями, она ему — с трансфигурацией.
В общем-то Мэри всегда ему нравилась.
Она была добрая, веселая и какая-то своя. Родная, привычная, как вытертое красное кресло у камина, как багряно-золотой шарф, как запах школьных тостов по утрам. Рядом с ней Ремус не задумывался о том, что он может быть недостаточно взрослый, что на его свитере заплат больше, чем свитера, и что у него лицо у него теперь расцарапано и, возможно, навсегда. Мэри славная и она плевала на все слухи о Ремусе.
«А ведь она и правда ничего», - подумал он, глядя, как Мэри записывает формулу. Волосы, котоые она обычно носила распущенными, сейчас были по-домашнему собраны на макушке и открывали вид на тонкую шею в облаке из золотящихся каштановых волосинок. И глаза у Мэри были большие и карие. Очень красивые глаза.
Почувствовав его взгляд, Мэри быстро глянула на него и улыбнулась. Ремус немного запоздало улыбнулся в ответ.
И ведь такая привязанность, пусть дружеская и теплая, все равно ведь куда лучше, чем эта непонятная одержимость взрослой женщиной, которой совершенно на него наплевать?
Ремус услышал какую-то возню и оглянулся. Джеймс и Лили всё ещё миловались на диване и обнимались так, что непонятно было, где чьи ноги. Но в тот момент, когда Ремус посмотрел на них, Лили выхватила у Сохатого снитч и попыталась сбежать с ним, но Джеймс её перехватил и попытался отнять мячик, а Эванс согнулась, смеясь от щекотки.

...они говорят, а потом Джекилл кладет ладони ей на плечи, сначала просто трогает их, а потом сжимает и притягивает маленькую, хрупкую Валери к себе.
И вот они уже целуются. Сначала просто прижимаются губами, а потом раскрывают рот, он прямо видит, как их языки сплетаются внутри, Джекилл обнимает её, так властно, как будто делал это уже десятки, сотни раз до этого...

Перо хрустнуло у него в руках.
- Она тебе нравится?
Ремус оглянулся. Оказывается, все это время Мэри внимательно за ним наблюдала.
- Кто? - не понял он.
- Лили. Она тебе нравится?
- Нет, - опешил Ремус и тут же поспешил исправиться. - То есть, Лили, конечно классная и все такое, но...
- Тогда Джеймс?
Ремус вытаращился на девушку.
Мэри пожала плечами.
- Просто ты так смотришь на них. Вот я и подумала...
- Да нет, просто это... - Ремус провел рукой по волосам.
...руки Валери скользят по его плечам.
Он встряхнул головой.
- ... притягивает взгляд, вот и всё. Понимаешь?
Мэри хмыкнула, листая книгу.
- Ещё как понимаю, - она быстро взглянула в сторону дивана, воровато тронула взглядом лохматую голову Сохатого.
Какое-то время они занимались молча. Ремус пялился в учебник по защите от Темных сил, но не видел ничего, кроме дворика, занесенного первым снегом.
Похоже он и правда становится одержимым.
- Но тебе кто-то нравится? - снова заговорила Мэри, наклонившись к нему. Ремус настороженно поднял взгляд. - Ты не бойся, я никому не скажу.
- Я и не боюсь, - проворчал Ремус, жалея, что вообще туда посмотрел. Мэри слишком болезненно реагировала на Джеймса, но он-то тут при чем?
- Она учится на нашем курсе? - Макдональд не отставала. - Как её зовут?
Забавно было бы сказать правду и посмотреть на её реакцию. Имя Валери так и крутилось у Ремуса на языке.
По правде говоря, оно крутилось там всегда.
Он вздохнул и уже хотел было соврать, придумав какое-нибудь имя, но тут случилось нечто совершенно непредвиденное — Мэри вдруг порывисто наклонилась к нему и поцеловала.
Это было так неожиданно, что Ремус совершенно растерялся. И хуже того, больное сознание шепнуло «Валери» и всё внутри сладко заныло...
Он поспешно отлепился.
Мэри уставилась на него, а он — на неё.
- Ох, Ремус, я... - она резко отодвинулась.
- Слушай, я не... всё в...
- Мерлин, как же глупо! - Мэри закрыла лицо руками и Ремус перепугался.
- Да нет, не глупо! Мне понравилось, правда...
- Я ужасный человек, - теперь она уже плакала. - Прости меня, Ремус, - она вытерла нос рукавом и Ремус тут же полез за платком. - Мне не следовало... это ужасно глупо и подло...- и она с такой острой тоской посмотрела на Джеймса, который в этот момент открыл для Лили портретный проем, что даже Ремусу стало больно.
- Брось, это ерунда, - Ремус ласково погладил её по руке, а уже в следующий миг Мэри проливала слезы у него на плече.
- Я х-хотела, чтобы он рев-ревновал! - причитала она. - А ему нап-плевать! А т-ты... ты такой д-добрый, а я...я ужасная, ужасная... теперь и ты со мной разговаривать не будешь, да? Не будешь ведь?
- Может быть и не буду, если ты все время будешь реветь. Всё хорошо, Эм, честное слово, - говорил Ремус, гладя её по спине, а сам про себя думал: вот тебе и привязанность, Люпин. И Валери, и Мэри ты нужен исключительно в качестве носового платка. Ну что же... бывает и хуже.

В одиннадцать Мэри, проикавшись и прорыдавшись, отправилась спать, а Ремус натянул мантию, прицепил значок и отправился на ночной обход школы. Живоглот, мурлыкнув, спрыгнул с кресла и потрусил следом. Когда Ремус пошел к выходу, кот тоже подбежал к портрету и величественно взмахнул хвостом. Ремус вежливо придержал для него портретный проем и уже потом вышел сам.
По коридору они шли вместе. Пока Ремус рассылал по комнатам надутых третьекурсников и выгонял из темных уголков парочки, котенок охотился на мышей.
В целом Ремусу нравилось быть старостой, но такие вот дежурства он просто ненавидел — многие ученики, особенно старшекурсники, не воспринимали его всерьез, когда он делал им замечания. Особо злостных нарушителей (Уоррингтон и Розье обкурились тентакулы и приставали к младшекурсникам в коридоре), приходилось записывать на специальный пергамент, который каждое утро отправлялся к Дамблдору. Это было не очень приятно, но уж лучше так, чем потом выслушивать, что какой-нибудь Эйвери поиздевался над каким-нибудь ребенком в каком-нибудь туалете.
Время от времени, чтобы скрасить скуку, Ремус заводил философские беседы с Живоглотом. Кот был прекрасным собеседником, не перебивал и всегда смотрел так, словно всерьез намеревался ответить, но каждый раз в этот момент где-нибудь шуршала мышь и у кота находились вещи поважнее скучных людских делишек.
А Ремус снова погружался в свои мысли.
Но в последнее время они все были связаны только с одним человека.
Валери...
Мерлин, за что ему это проклятие?
Как будто одной ликантропии ему было мало?
Валери Грей превратилась в его персональное наваждение.
Когда он видел её, грудь наполнялась жгучей, перченой ревностью. Он ненавидел Валери за то, что она предала его, хотя и сама об этом не догадывалась. А когда же он её не видел, на смену ревности приходила тупая, ноющая тоска. Та самая, которая грызла его по ночам.

Обычно он всегда старался обратить на себя её внимание во время уроков, но теперь единственное, что он мог — это просто сидеть позади и конспектировать, пока её голос травил ту дыру, что в нем проделывали за ночь ревность и тоска.
Он боялся, что если посмотрит на неё, сразу выдаст себя, потому смотрел исключительно в конспект. И не видел, как учительница, привыкшая к совершенно другому Ремусу Люпину, то и дело задерживает на его пшеничной макушке внимательный взгляд.
Один раз она поймала его в коридоре. В буквальном смысле — нагнала в толпе и взяла за предплечье. Ремус чуть не умер на месте, её прикосновение было равносильно тому, как если бы его шарахнуло молнией, но Валери ничего и не заметила.
- Мне надо с тобой поговорить, Люпин, - с ходу заявила она и отвела его к окну, увитому рождественской гирляндой.
- У тебя всё в порядке? - спросила \Валери, под шум и гам спешащих мимо учеников. - В последнее время ты плохо выглядишь.
Ремус потрогал свое поцарапанное лицо.
- Вам показалось, - вяло отшутился он, быстро глянув в сторону. Парни деликатно таращились на них издалека, обхватив руками сумки. У Сохатого было такое выражение, словно Ремус был праздничной ракетой, готовой вот-вот взлететь на воздух. Ремус с трудом удержался от того, чтобы показать им неприличный жест.
- Я слышала, недавно ты снова лежал в крыле, Люпин. Какие-то нелепые слухи о том, что ты пытался наложить на себя руки, - Ремус набрался мужества и посмотрел ей в глаза с необходимой толикой равнодушия и насмешки. Валери, всегда такая мрачная и серьезная Валери, впивала его лицо с самой что ни на есть искренней тревогой. Что это с ней?
- Это правда, Люпин?
- Это правда.
- Из-за чего? - быстро спросила она и тут Ремус почувствовал это. Её страх.
Она думает, что он это сделал из-за неё.
- Несчастная любовь, профессор, - ответил он, чуть-чуть бравируя.
- Вот как? - Валери держалась хорошо, но судя по тому, как побелело её лицо, она пришла в ужас.
- Да, - теперь Ремус специально не отпускал её взгляд. Интересно, долго она выдержит? - Я влюбился. Я так влюбился, что просто не знаю, что с этим делать. Она самая лучшая. Я первый раз такое испытываю, а ей наплевать на меня! Представляете? Она вообще меня ненавидит за то, что я...такой. Может быть вы мне подскажете, что мне сделать, чтобы выкинуть её вот отсюда? - и он приложил ладонь к груди.
Несколько секунд она молчала, явно пытаясь найти нужные слова. Нашла и осторожно показала их Ремусу:
- Знаешь что Ремус, я думаю, профессор Джекилл, - пощечина. Ремус невольно шагнул назад. - Помог бы тебе в этом вопросе, если бы ты с ним поговорил. Он разбирается в подобных делах, - вид у неё был такой, будто она пытается покормить с ладони дикого зверя. Забавно, ведь он и есть зверь. - Ты мог бы сказать ему, кто она и...
- Кто? - Ремус начал испытывать какое-то садистское удовольствие от происходящего. - Мэри Макдональд, конечно же! А кто же ещё?
Замешательство, мелькнувшее при этих словах в серых глазах, было поистине бесценно.
А затем сменилось облегчением.
Ну и дурак ты, Люпин.
- Мэри Макдональд славная девушка, - тревога и осторожность испарялись из её голоса, точно капли воды на солнце. А Ремуса раздирало на части чувство какой-то непонятной потери. - Мне кажется ты преувеличиваешь, она не стала бы презирать тебя за твою болезнь. Попробуй с ней просто поговорить. И... - что-то похожее на заботу скользнуло по её глазам и губам. - Никогда не сдавайся, Люпин, - Валери по-матерински сжала его руку чуть пониже плеча и чуть-чуть погладила. А у Ремуса мурашки побежали по телу. - Жизнь всегда налаживается. Важно просто до этого дожить. Понимаешь?
- Вы говорите это оборотню, - бесстрастно молвил он и сглотнул, поспешно оторвав взгляд от её губ. На них был Джекилл.
И потому не хотелось даже вспоминать, какие они на вкус. Хотя он этого тогда так и не понял. Не успел.
- Я знаю, - Валери резко отстранилась от него и вдруг заговорила совсем по-прежнему. - Знаешь, Люпин, мне нужна твоя помощь. Гиппогрифы подхватили лихорадку. И пока я буду занята с ними, мне надо, чтобы кто-то накормил саламандр, они неважно переносят холод. Справишься?
Долгие несколько секунд Ремус смотрел в обожаемое лицо и думал — как долго ещё она будет его изводить? И самое главное — за что? А потом сказал:
- Простите, профессор, но я не могу. У меня свидание с Мэри Макдональд, - он вскинул на плечо свою сумку. - Попросите профессора Джекилла. Он вам не откажет.
И он оставил её у окна, отходя всё дальше и дальше.
Миновал парней, которые страшно удивились и принялись его окликать.
А когда Валери уже не могла его видеть — побежал. Во весь дух.

Ремус остановился и раздраженно вздохнул, увидев знакомый коридор и одинокие доспехи у стены. Мысли о Валери привели его прямиком к её кабинету — а он и не заметил. Ремус развернулся и уже собрался уйти, как вдруг увидел в конце темного каменного тоннеля слабое золотистое свечение — луч света, падающий из неплотно прикрытой двери.
Прислушавшись, он услышал голоса — двое спорили о чем-то.
- Иди сюда, Живоглот, - прошипел он и, подхватив котенка на руки, спрятал его под мантию.
Подкравшись как можно ближе к двери, Ремус прижался плечом к стене и прислушался.
- ...и не надо меня отговаривать. В конце-концов, ответственность лежит на мне. Он мой связной. Я отправила его туда. Мне и отвечать за его провал! - раздался шорох верхней одежды. Золотой луч на полу мигнул, когда кто-то прошел мимо камина.
Ремус прижался спиной к стене, жадно внимая.
- Сначала отправлюсь в лагерь к этим тварям, - продолжила Валери. - Поговорю с мальчиком. Полнолуние уже скоро, он понимает, что его вот-вот убьют. Может наделать глупостей. Если всё пройдет гладко, я вернусь, возьму за яйца их щенка и выдавлю из него всю информацию. А потом убью, - громко вжикнула молния.
- Валери, - Ремус гневно вздрогнул, услышав голос Джекилла. Ну конечно! Конечно, это он! Кому ещё там быть поздно ночью?! Руки сами собой сжались в кулаки. - Я понимаю, что он ваш пленник, что ты хочешь отомстить за Уильяма и...но ведь он ещё ребенок, Валери. Ему не больше двадцати лет.
- Мне тоже когда-то было двадцать лет, Генри.
- Почему именно ты? Почему эту работу не может сделать тот же Макнейр?
- Не знаю. Я ему не доверяю. Ему слишком нравится убивать.
Ремус не выдержал, чуть-чуть придвинулся и глянул в просвет.
В кабинете царил бардак, какой бывает только при спешных сборах. Жарко пылал камин. Повсюду валялись книги, оружие, одежда, свитки пергамента, какие-то мелкие вещицы.
Валери, несмотря на поздний час и компанию своего любовника, была по-дорожному тепло одета и складывала вещи в гигантский холщовый рюкзак, лежащий на кресле, Джекилл сидел в кресле рядом, но в тот момент, когда Ремус заглянул в кабинет, профессор встал и приобнял Валери за плечи, заставляя её посмотреть на себя.
- Валери, я не хочу, чтобы ты ехала в колонию одна. Ты говоришь «когда вернусь», а я все время думаю - «если». Я боюсь за тебя. Ты ведешь такую опасную игру. Сивый просто безумец! Если тебя рассекретят... если узнают...
Валери сжала его ладони вместе и прижала к губам.
Лучше бы она просто бросила в Ремуса кинжал.
И то было бы не так больно.
Валери, которую он знает, не целует никому руки.
- Не узнают, - все ещё сжимая его ладони, Валери глянула куда-то в сторону и вниз и взгляд её провалился. - Они верят мне. Для них я своя, я ведь половину Уиллоу перебила собственными руками, - её глаза чуть расширились и стали немного безумными. - Сивый это помнит. И никогда не забудет... он никогда меня не отпустит, - Ремус услышал в её шепоте такую обреченность, что у него сжалось сердце. - И если в один прекрасный день правда всплывет, меня все равно убьют, куда бы я не сбежала, - она вдруг коротко тряхнула головой, ободряюще улыбнулась Джекиллу, высвободилась из его рук и снова занялась вещами. - Так что не будем об этом. Дай мне карту.
- Я знаю, что в колонии тебе верят, - Джекилл молча протянул ей сложенный листок пергамента. Ремус проследил за тем, как он скрывался в боковом кармане рюкзака. - Но дело не в них. Дело в тебе. Ты каждый раз поступаешь всё безрассуднее.
- О чем ты? - Валери даже улыбнулась.
- Как ты могла отправиться на поиски девочки одна в то полнолуние?
- Я была не одна.
- Он мог тебя убить.
Валери рассмеялась, выбирая из нескольких ножей на столе самый удобный.
- Глупости. Я могу в одиночку справиться с любым волком, - она вдруг совершила какое-то неуловимое движение, Ремус успел увидеть только, как холодно сверкнула сталь, затем короткий свист — и пуговицы на груди Джекилла разлетелись в разные стороны, а мантия и белоснежная рубашка мягко распахнулись, показав голую грудь профессора по защите от Темных сил, покрытую темными волосами.
- Видишь? - Валери приподняла подбородок своего друга кончиком ножа.
- Брось, это не смешно.
- Нет, смешно. Ты и в детстве всегда...
- Валери, я не это имел в виду, - он опустил её руку.
- Я знаю, что ты имел в виду, - Валери склонилась над своим рюкзаком. Волосы закрыли её лицо. - Генри, он всего лишь мальчик.
Сердце Ремуса так и подскочило.
- И опасен только для себя, - руки, сворачивающие свитер, замедлились, а затем и вовсе остановились.
Джекилл подошел к ней со спины.
Полуголый, взрослый Джекилл с волосами на груди.
Теперь сердце Ремуса билось как тамтам.
И по-волчьи требовало крови.
- По-моему он от тебя без ума, - благодушно улыбнулся профессор и потер Валери по руке - вверх-вниз. - Ты правильно сделала, что отказалась от этих уроков с ним. Не стоит мучать парнишку, он итак настрадался.
Мир остановился и наполнил уши Ремуса странным гулом.
Целую секунду Валери молчала, а потом коротко оглянулась на Джекилла и повела плечами, снимая с себя его руки.
- Я знаю.
Ремус медленно отстранился от двери и прижался спиной к холодной стене.
Джекилл что-то говорил, но он не слышал.
Кровь гулко билась в ушах.
Одно дело понимать, что она наверняка о чем-то догадывается, как и все женщины. А другое дело услышать о том, что она знает.
Все это время она знала, как он к ней относится, наверняка видела по его глазам, терпела его глупые попытки обратить на себя внимание. Мерлин, конечно, она же взрослый человек, Ремус со своей любовью для неё как открытая книга. Он вспомнил, как лазил на деревья для того, чтобы достать гнезда лукотрусов, как мучался с этим чертовым луком, надеясь сделать ей приятно, как...о боги, каким же идиотом он выглядел! Ремус в отчаянии шарахнулся спиной об стену и откинул голову, зажмурив глаза, как от сильной боли.
Провалиться бы сквозь землю прямо сейчас!
В кабинете молчали — молчали слишком долго. Ремус уже хотел снова заглянуть в просвет, но тут услышал звук поцелуя — влажный и противный.
Он закрыл уши, скребнув ногтями по шее и чуть не раздавив при этом котенка. От злости на глазах выступили слезы и теперь он даже рыцаря не видел. Но зато прекрасно всё слышал:
- Возьми меня с собой. Валери... пожалуйста...
Снова поцелуй.
- Прекрати, - выдохнула она. - Перестань, слышишь?
Мерлин, сколько же можно?!
- Валери, я же с ума без тебя сойду.
- Хватит об этом, - строго потребовала Валери и Ремус представил себе, как она отталкивает его. Резче, чем это было на самом деле. Ему хотелось бы, чтобы она пырнула Джекилла одним из тех ножей, что у неё на столе. Или выкинула профессора в окно. - Ты должен охранять детей. Ты нужен мне здесь!
- Нужен тебе?
Пауза.
- Конечно нужен. Всегда был и будешь...
В этот же миг Живоглот, которого Ремус, видимо, сжал слишком сильно, рассердился и вонзил мальчику когти в запястье. Ремус с шипением разжал руки, котенок с гулким стуком прыгнул на пол, а в кабинете раздалось испуганное:
- Кто там?!
Паника длилось ровно секунду. Ремус бросился к доспехам. Выхватив палочку, отчаянно подумал «Люмос!» - и бросился сквозь иллюзию стены, очутившись в темном каменном кармане.
- Просто кот, - произнес голос Джекилла в нескольких футах от него. - Никого.
Раздался стук каблуков — и вот эти двое оказались в нескольких футах от Ремуса, которого, конечно же, не могли видеть.
- Мне пора, - Валери накинула на голову капюшон.
- Валери... - Джекилл перехватил её руку, но то, что он хотел сказать, повисло в воздухе и вместо этого он прошептал: - Береги себя.
Грей слабо улыбнулась.
- Не прощаемся, - и она прошагала мимо доспехов, зажигая на ходу палочку.
Джекилл подождал, пока она скроется из виду, а затем ушел и Ремус остался один в темном коридоре.

Ночи скитаний по школе, Карта Мародеров и обязанности старосты научили Ремуса ориентироваться в тайных ходах замка лучше, чем в открытых коридорах. Валери наверняка уже спустилась вниз и вышла во внутренний двор. Ещё пара минут — она окажется на мосту, а дальше — лес и заслон из школьной стражи.
Мозг его лихорадочно работал.
Валери уходит. Уходит в колонию! Что если она не вернется? Вдруг её схватят? Покусают? Убьют или будут пытать?
Выход один. Пойти следом. Взять с собой противоядие, вещи и оберегать Валери, даже если она будет против, хотя бы издалека.
Да, это решено. Он пойдет за ней. Пойдет в волчью колонию.
Возможно, всё дело было в адреналине, который все ещё кипел в крови, но Ремус вдруг явственно услышал, как ветер шевелит ветки над палаточным городком, услышал, как трещат дрова в кострах, слышал голоса своих сородичей, так же явственно, как тогда в лесу, когда они звали его с собой.
Он видел себя среди них. Видел не изможденного подростка, который отчаянно пытается оставаться человеком, а счастливого, взрослого мужчину, сильного и спокойного, немножко одичавшего, но здорового и живого. Почему-то в этих мечтах он больше походил на отца, чем на себя. А ещё он видел свой дом. Видел, как ветер шевелит занавески в деревянном окне. Видел в этом окне женщину, черты которой вдруг сами-собой сложились в черты Валери...
Ремус тряхнул головой.
Мерлин, Люпин, что за детство? Когда ты уже вырастешь и начнешь думать головой? Один шаг, полшага в сторону Сивого и ты никогда не вернешься домой. Ты превратишься в волка, как он, ты станешь убийцей, ты никогда не увидишь отца, друзей, а в один ужасный день можешь обнаружить в своей пасти их кровь и даже не поймешь этого!

Мама оборачивается к нему под снегом и протягивает руку, чтобы он встал с четырех лап.
«Ты — человек, сынок...»

Да, он — человек. Она отдала свою жизнь, чтобы он был человеком.
Ремус стиснул кулаки.
Но чего будет стоить эта жизнь, если Валери Грей убьют и остаток этой жизни Ремус проведет с мыслью о том, что он мог её защитить — и не сделал этого?

В боку нещадно кололо, но Ремус не останавливался и во весь опор мчался по запутанным каменным венам Хогвартса, ныряя из одного тайника в другой, скатываясь кубарем по развалившимся ступеням и винтовым лестницам. Когда он вываливался из-за очередного гобелена или доспехов, картины на стенах испуганно вскрикивали и ругались ему вслед, но он их не слушал.
Распахнув картину Ганхильды из Горсмура, которая вот уже шесть лет помешивала какое-то целебное снадобье в котле, Ремус пробежал по коридору больничного крыла, спугнув мальчишек с четвертого курса, которые сидели на подоконнике и разглядывали магловский порно-журнал, засветив палочки.
Совершенно задыхаясь, Ремус сбежал по лестнице башни с часами и вывалился во внутренний двор, как раз в тот момент, когда старый гнусавый колокол возвестил о полуночи.
Здесь царила та самая зимняя ночь, которая может быть только в закрытом пансионате и только перед Рождеством. Одеяло снега, благонравный свет из больничного крыла...и чертов снеговик ростом с Хагрида, в которого Ремус влетел на всем ходу, когда поскользнулся на заледеневшей дорожке.
Отряхнувшись, Ремус в сердцах пнул снежную фигуру и вгляделся в темноту, выдыхая целые облака пара.
На самом конце моста мерцал удаляющийся огонек.
Завороженный, Ремус двинулся вслед за ним.
И тут вместе с налетевшим ветерком, его вдруг пробрал страх.
Сейчас он её догонит. Но как он объяснит, откуда узнал о том, что она собирается в волчью колонию? Скажет, что подглядывал и подслушивал?
Впрочем, обдумать это он все равно и не успел.
Потому что едва он ступил на деревянный мост, чья-то рука вдруг схватила его за мантию, а в следующий миг его крепко приложило об деревянные перегородки моста, так что легкие чуть не лопнули. Яркий свет порвал темноту и ожег глаза.
Последнее, что Ремус почувствовал — это как в скулу ему уткнулся кончик волшебной палочки и как верхняя часть его тела опасно нависла над снежной пропастью внизу.
- А вот и наш «кот»! - Валери скинула отороченный мехом капюшон. Странное это дело — когда она была далеко, за учительским столом или в центре испытательного полигона в лесу, казалась Ремусу очень высокой, сильной и взрослой. А сейчас она была ниже его на пару дюймов, уже и меньше...
- Хотя нет, коты, как правило, ходят бесшумно. А тебя, Люпин, можно подстрелить в темноте с закрытыми глазами, - Ремус тяжело засопел, когда кончик палочки воткнулся глубже. - Ну что, Люпин, что ты мне скажешь? - палочка чуть ослабила давление, чтобы он мог говорить. Ремус покосился на светящийся кончик и только потом посмотрел на Валери.
- Откуда вы узнали про потайной ход? - взгляд его метнулся по всей её фигуре и остановился на тяжелом рюкзаке. Карман сбоку робко глядел на него в ответ. Ремус потер щеку. - Я думал преподавателям о нем неизвестно.
- Это моя работа, Люпин, находить тайны тропы и отлавливать опасных существ. Но сейчас речь не об этом, верно? Что ты делал возле моей двери? - раздельно спросила она.
- Дежурил. Я староста.
- Какая надобность была дежурить у моей замочной скважины, староста? - Валери хлопнула его палочкой по плечу и значок на груди Ремуса полыхнул.
- Дверь была открыта, я увидел свет, - брови Валери дрогнули, она шагнула чуть ближе и Ремус сглотнул. - И услышал голоса.
- Что ты слышал? - тихо спросила она, как и всегда, вырисовывая губами и языком каждое слово так, что Ремус, заглядевшись, пропустил её вопрос мимо ушей.

...Валери грызет орехи и смеется, глядя как Ремус пытается удержать лук.

- Люпин, я задала вопрос!

Валери целует Джекилла. В кабинете, под снегом, повсюду...
Господи. Мне всё равно. Я люблю её.

- Так, - громкий голос вырвал его из ступора. - У тебя есть ещё три секунды, чтобы придумать сносную ложь. Если я в неё не поверю, ты отправишься к своему декану.

Я люблю тебя, а ты хочешь отправить меня за это к декану.

- Разве у вас есть на это время? - тихо спросил он, глядя ей в глаза. - Мне казалось вы торопитесь в лагерь Сивого, чтобы освободить своего шпиона.
Пауза.
- А кот-то ушастый оказался, - задумчиво проговорила Валери. - Ну хорошо, Люпин, давай мы разберемся с этим здесь и сейчас.
Некстати заработала фантазия.
Ремус поспешно отогнал от себя её плоды.
- Давайте.
Валери приподняла уголок губ.
- Люпин, я не возьму тебя с собой, - сердце его упало. - Точка.
- Но...
- Отправляйся наверх. Постарайся без приключений вернуться в свою башню и, во имя Мерлина, поезжай завтра домой. Это не твоя война.
- Как раз моя!
- Я всё сказала. Спокойной ночи, Люпин. И счастливого Рождества, - с этими словами она накинула капюшон и отвернулась, намереваясь уйти. Ремус машинально перехватил её за руку.
Валери шарахнулась от него как от прокаженного, вскинула палочку.
Ремус примирительно поднял руки и сглотнул, глядя на светящийся кончик.
- Мне, что, силой отправить тебя наверх? - прошипела Валери, порывисто подступая к Ремусу, так что ему волей-неволей пришлось отступить обратно во двор. Надо признать, Ремус слегка перетрухал, но вместо того, чтобы уйти, перешел в наступление:
- Профессор Грей, подумайте сами, что вы делаете? Вы идете одна, к лагерь Сивого!
- Это моя работа.
- Может быть, но сейчас это слишком опасно! Там же война, они будут настороже, они... послушайте, я бы мог вам пригодиться! Подумайте сами, чем я вам помешаю? Я просто буду рядом, меня-то уж точно никто не заподозрит, а в полнолуние вас будет кому защитить. Вы ничем не рискуете!
- Минус пятьдесят очков, Люпин! Вон отсюда!
Ремус даже рассмеялся.
- Берите ещё пятьдесят! Берите сто, - он обошел её, великодушно раскинув руки. - Забирайте все! Вместе с песочными часами! Я никуда не уйду, - с этими словами он уселся прямо на землю в проходе на мост. - И вас не пущу.
- Что это зн... - зашипела Валери и порывисто оглянулась на двери замка. - Встань! Немедленно!
- Нет.
Она вскинула палочку, Ремус был к этому готов и выпалил заклинание — палочка Валери оказалась у него в руке.
- Что за ребячество, Люпин?!
Ремус пожал плечами.
Да, ребячество. Но он и есть ребенок. Мальчишка. Мальчишка, не стоящий крупицы внимания. Мальчишка, готовый без раздумий отдать за Валери Грей свою волчью шкуру, в то время как мужчина которого эта женщина так любит, сидит сейчас наверху и пьет свой чай.
- Называйте это как угодно, - Ремус запахнул мантию. - Только я прежде получу обморожение, чем встану с этого места.
Грей швырнула свой рюкзак в снег.
- Встань, Люпин.
- Нет, - уперся Ремус.
- Я сказала: встань!
- Профессор, есть только один способ заставить меня подняться, - напомнил он. - Пообещать, что вы возьмете меня с собой. Можете попытаться переступить через меня. Или заколдовать. Можете даже пырнуть меня серебряным ножом. Он ведь у вас с собой? - Ремус раздвинул мантию на груди. - Как вам будет удобнее? В сердце?
Валери беспомощно усмехнулась, упирая руки в бока и глядя на светящиеся окна.
- Вы идете в колонию оборотней, профессор, - Ремус поднялся и подобрал из снега её сумку. - А я — оборотень, единственный оборотень во всем мире, готовый быть на вашей стороне.
Валери посмотрела на Ремуса все с тем же нетерпением и снисхождением, но он видел на самом дне её глаз крошечные зеркала, в которых отражались его слова.
- Я не останусь здесь, когда вы будете там, в опасности, - Ремус честно протянул ей рюкзак. Валери взялась за лямку, но и Люпин не разжал руку. Очень-очень робко притянул её к себе. - Понимаете? Я не стану вам мешать. Вы можете сделать вид, что вообще меня не знаете. Не смотрите на меня, не говорите, делайте, что должны. А я просто буду неподалеку. И когда мы вернемся в школу...
- Глупый мальчик, волку оттуда нет возврата, - вдруг совершенно серьезно сказала она и сердце Ремуса радостно подскочило. Он-то думал, что никогда не достучится. - Волчья колония для одинокого волка что магнит для скрепки.
- Но я ведь не совсем волк, - улыбнулся он. - Может быть вернусь. А даже если и нет... - он пожал плечами и окинул взглядом замок: башню, большой зал и горящие окошки больничного крыла. Солнечное сплетение, сердце и даже ладони тронула неприятная и непонятная боль, но Ремус не обратил на неё внимания. - Я так решил. Вы можете мне запретить, можете силой меня отправить в замок, но я все равно пойду за вами. Хотя вы, конечно, можете сделать так, чтобы я всё забыл, но это будет даже к лучшему, - он выдержал паузу и тяжело сглотнул, провалившись в серо-зеленое, прозрачное море. - Я ведь сам для себя опасен.
Что-то переменилось в её лице.
Целую секунду Ремус был уверен, что сейчас она шагнет вперед и обнимет его. Он даже слегка качнулся к ней и...
- Убирайся. - вдруг с откровенной ненавистью прошептала она и Ремус ошеломленно замер. В острых, холодных глазах блеснуло... хотя скорее всего это просто снег. - Плохо слышишь? Проваливай отсюда, Люпин, или я оглушу тебя! - она схватила его за предплечье и толкнула вперед, но Ремус, машинально шагнув вперед, тут же вернулся.
- Если бы вы этого хотели, давно бы сделали! Вы ведь хотите, чтобы я пошел с вами. Тогда в лесу вы...
- Какая разница, что было в лесу?! - сипло крикнула она. - Господи, Люпин, посмотри на себя! - Валери вдруг схватила его за отвороты мантии и оттолкнула от себя. - Какой ты волк?! Ты на ягненка больше похож! - её голос досадливо дрогнул. - Да Сивый при первой же возможности спустит с тебя шкуру! Ты не представляешь, сколько испытаний тебе придется пройти, чтобы доказать Сивому свою верность, а если ты её не докажешь... ты ещё ребенок, ты понятия не имеешь, во что ввя...
- Я не ребенок! - потеряв терпение, Ремус схватил её за руки пониже плеч. Валери дернулась от неожиданности и машинально попыталась вывернуться, но он держал крепко. - Из нас двоих больший ребенок вы, потому что вечно думаете, что вам все по плечу! А вы помните, что случилось, когда вы увидели боггарта?! Вы тоже теряете над собой контроль! Скажете я не прав?! Почему вам так трудно признать, что вам действительно нужна помощь?! Или вы просто боитесь меня? Или себя боитесь?
Валери воспользовалась ситуацией, выхватила у него из руки свою палочку, одну короткое движение — и Ремус отлетел от неё. Как всегда.
Отлетел и врезался в стену замка, соединявшуюся с мостом.
- Совсем разум потерял, Люпин? - яростно прошептала она, убирая упавшие на лицо волосы. - Пошел. Вон. - она вскинула рюкзак на плечи и пошла прочь.
Ремус сорвался с места, но не прошел и трех шагов, как снова обернулся.
Хватит.
- Да, потерял, - хрипло крикнул он ей вслед, чувствуя, как его охватывает нервный озноб. Сейчас что-то будет.
Валери остановилась. Оглянулась.
- Потерял! Я сошел с ума! - закричал он, раскинув руки под снегом. - Я невменяемый, я больной, я спятил! Я без ума от вас! - голос, предатель, задрожал.
Валери медленно вернулась обратно во двор. Глаза у неё были совершенно огромные. Ремусу казалось, что они приколдовали его к месту. Он не мог пошевелиться и смотрел на неё во все глаза.
- С самого первого дня, как увидел вас! И я уже не знаю, что с этим делать! А вы не знаете, как себя вести со мной, я ведь для вас просто ребенок! Да ещё и волк! Да кто я вообще такой, чтобы беспокоиться о вас, я же не... я и рядом не стоял с...ним. С вашим другом, или кто там он вам, - давай же, парень, не трусь, ты же в самом деле оборотень, черт тебя дери. Ремус глотнул морозный воздух.
- Но мне на это наплевать, слышите вы? Я вас люблю!!!- он выдохнул и сглотнул, причем ему стало так больно, словно он проглотил ежа. Валери теперь стояла совсем рядом и впивала его глазами так, что он терялся в них, тонул и чувствовал себя совершенно беспомощным.
- Всё это время любил. И мне всё равно, что Сивый сделает со мной или не сделает, я здесь не останусь, пока вы будете там. Ни за что. И раз уж я вам все равно безразличен, то и не отсылайте меня. Я ведь все равно вернусь. И пойду за вами. За... тобой. Повсюду пойду.
Он замолчал, дыша так тяжело, словно только что пробежал марафон.
Валери ничего не говорила и просто смотрела на него, так, словно Ремус Люпин был какой-то диковинкой.
В глазах у неё было столько жалости, что в ней можно было утопиться и Ремус злился, потому что ему не нужна была ничья жалость, но когда Валери вдруг подняла руку и коснулась его щеки, вся злость мигом испарилась.
Ладонь у неё была теплая, узкая, мягкая, а Ремус превратился в каменное изваяние — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Только смотреть.
И Валери смотрела на него, с нежностью и сочувствием, чего Ремус никогда прежде не встречал в её взгляде. Чуть склонив голову набок, она осторожно погладила большим пальцем царапины, которые оставил на нем оборотень.
Ремус прикрыл глаза, наслаждаясь этим бесконечным мигом.

И как он только мог подумать о том, чтобы променять её на кого-нибудь другого.

Ему вдруг показалось, что сейчас она дотронется пальцем до его пересохших от волнения губ. Он уже чувствовал это прикосновение. Но когда его не произошло, Ремус открыл глаза и вдруг напоролся на взгляд прежней Валери.
- Ты действительно очень глупый мальчик, - тихо молвила она, не убирая ладонь, а затем усмехнулась и чуть качнула головой. - И ты мне не безразличен.
Ремус прерывисто вздохнул и все его тело само собой потянулось вперед, глаза сонно отяжелели, губы приоткрылись. И в тот момент, когда он услышал её дыхание, Валери ткнула его волшебной палочкой в грудь и оглушила.

Когда Ремус очнулся, она уже ушла. Он пролежал без сознания всего минуты три и его успело здорово засыпать снегом. Но Ремусу было не холодно. Ему ещё никогда не было так тепло.
Перевернувшись на спину, он раскинул руки и уставился в разверстую звездную бездну над головой, улыбаясь, как ненормальный.
Снег падал и сверкал в свете окон, напоминая тысячи и тысячи падающих звезд.
«Я ей не безразличен»
Ремус закрыл глаза и рассмеялся.
Господи, какое это счастье — жить.
Быть оборотнем, валяться на земле под снегом и просто жить, существовать в мире, где ты можешь быть не безразличным Валери Грей.

Валери ушла. Так же, как ушел и тот таинственный человек на мосту.
Ремус был в этом так уверен, что даже не стал проверять, но перед тем, как вернуться в замок, всё же проверил кое-что: сунув руку во внутренний карман мантии, он вытащил сложенный листок пергамента и развернул.
Карта леса и гор предстала перед ним во всей красе, со всеми тропами, дорогами и реками. Заветное место располагалось в горах и было обведено небольшим кружком.
Валери Грей может быть и отличный охотник, но кое-чего она не знает. Не знает о том, что Ремус Люпин, не только волк, но и мародер. И что он держит своё слово.
- Шалость удалась, - усмехнулся Ремус, с превосходством взглянув на мост, сунул карту на место, а затем вприпрыжку побежал обратно в замок.

* * *

Утро отъезда выдалось таким солнечным, словно в декабре вдруг решила наступить весна. Если бы не лютый мороз, так наверное и было бы.
Толпа учеников, высыпавшая во двор с сумками и чемоданами, копошилась на ослепительно-белом снегу, словно рой разноцветных жучков — все прощались, смеялись, выкрикивали чьи-то имена. В этом году желающих уехать было столько, что отъезд больше походил на эвакуацию, но сейчас никто об этом не задумывался, потому что впереди были долгожданные каникулы, встреча с родными, Рождество и куча подарков.

- Уй! - Ремус оступился, получив по уху особенно увесистым снежком, не удержал равновесие и повалился в сугроб, потеряв шапку. Джеймс издал победный клич американских команчей, закрылся дорожным рюкзаком от снежка Питера, но тут же получил два подряд от Сириуса — и оба по физиономии.
- Ах ты сучка! Держись! - Джеймс швырнул рюкзак в снег и с воплем побежал на Бродягу, чтобы повалить его в снег, но в последний момент Сириус ловко увернулся и в снег полетел сам Джеймс. Сириус, Ремус и Питер навалились на него, намереваясь утопить в сугробе. Принципиально не желая глотать снег, Сохатый сцепился с Сириусом, шапки полетели во все стороны и вот уже лохматая голова Бродяги в снегу, затем Ремуса, затем Питера, но вот кто-то вскочил и снова залепленные снегом фигуры мальчишек рассыпались и пропали в облаке снежной пыли. Увидев издали снежную баталию, многие бросали свои вещи и бросались поучаствовать. Всё это сопровождалось хриплым хохотом, вперемешку с веселыми криками, руганью и карканьем возмущенных школьных ворон.
Впрочем, битва длилась не долго. Макгонагалл разогнала поле боя, пригрозив, что сейчас отошлет сани и все останутся на каникулы в школе, и будут готовиться к СОВ и ЖАБА по трансфигурации. Тогда мало-помалу бои стихли и студенты, облепленные снегом, красные и совершенно счастливые, снова возобновили шествие к воротам. По старой школьной традиции на Рождество в сани запрягали не фестралов, а белых лошадей. Сами сани устилали толстые теплые одеяла, концы которых свешивались наружу и позвякивали на ветру колокольчиками.

- Каждый год одно и тоже! Она даже не меняет своих угроз, - смеялась Алиса, когда их большая, шумная компания в числе первых вывалилась за ворота. На девушке был такой огромный разноцветный вязаный шарф и такая большая шапка, что лица было почти не видно — только раскрасневшиеся щеки и блестящие глаза. Шапку Алиса то и дело пыталась поднять, чтобы не закрывала глаза, но в таких толстых варежках это было не очень-то удобно.
- Это было бы очень страшное наказание для учителей, - заметила Лили, хватая её под руку. Зеленое пальто Эванс было так же облеплено снегом, чайно-рыжие волосы, выпущенные из-под белого берета, разметались по белому же шарфу. Живоглот, которого она держала под пальто, был все ещё слегка влажным после чьего-то снежка и выглядел так, словно всерьез решил переосмыслить свою кошачью жизнь.- ЖАБА за Рождественским столом, ученики в чулок вместо подарков!
Смеясь, Джеймс забросил их с Лили сумки в сани.
- Вашу руку, мэм! - требовательно позвал он, но вместо руки, обнял Лили за талию и поднял в сани.
- Может кто-нибудь мне помочь? - громко призвала Алиса, подтащив свою тяжеленную сумку в форме большой зеленой лягушки к ближайшим саням, в которых ещё осталось одно свободное место.
- Во имя Мерлина, Вуд, ты что, решила подарить Лонгботтомам одну из школьных горгулий? - возмутился Сириус, когда они с Ремусом с трудом взвалили «лягушку» Алисы в сани. Сама Вуд горной козочкой скакнула наверх и показала мальчикам язык, натянув на уши свою шапку.
- Передавай ему привет! - махнул ей Сириус, когда её сани отъехали. Алиса помахала им варежкой.
Следующими были сани Сохатого. Сириус вскочил на козлы и попытался отвесить Сохатому подзатыльник, тот порывисто свесился через край и попытался врезать Бродяге в ответ, но вместо этого они только горячо обнялись и похлопали друг друга по спине — без шуток, очень многие ученики прощались как будто навсегда. И, как это не печально, многие из них действительно больше не вернулись в школу.
- Счастливо! - закричал Ремус, махая ребятам. - Счастливого Рождества!
- Счастливого Рождества, Ремус! - закричала Лили. Сириус напоследок взлохматил Джеймсу волосы, спрыгнул с их саней и вернулся к Ремусу, который стоял в небольшой кучке провожающих и смотрел, как флотилия саней в праздничной музыке колокольчиков взбирается по заснеженной дороге.
Мимо проехали сани слизеринцев. Ремус поймал долгий неприязненный взгляд Нотта и Мальсибера, а затем короткий, затравленный — Роксаны Малфой, которая ехала с ними в одних санях. Белые волосы девушки ярко выделялись на фоне глухого черного пальто, но она все равно выглядела бледно на фоне ослепительной красавицы Хлои Гринграсс в шубке из белого рейема.
На Сириуса Роксана не только не взглянула, но и вовсе отвернулась.
Сириус тоже не подал виду, что заметил её, но когда сани проехали, Бродяга сплюнул на дорогу с поистине шекспировским драматизмом.
- Что ты так на меня смотришь? - проворчал он, оглянувшись на Ремуса. - И тебе Счастливого Рождества!

* * *

В этот же день вечером Ремус уже собирал вещи. Джеймсу, Лили и Питеру он специально ничего не сказал, потому что они начали бы его отговаривать, а он уже давно всё решил. Как и Мэри, которая теперь сторонилась его так же, как и Джеймса и уехала сегодня, не попрощавшись. О его желании поехать в колонию знал только Сириус.
Карта Валери лежала на тумбочке, под свечой, на кровати лежал потрепанный школьный рюкзак Ремуса, в котором крайне непривычно смотрелись аккуратно свернутые теплые вещи. Обычно там можно было увидеть только книги и связки перьев.
В спальне было темно — все те немногие ученики, что остались в школе на каникулы, давным-давно спали и Ремус решил не привлекать внимания.
- ...а потом она сказала, что я ей не безразличен, - говорил он, с особой тщательностью упаковывая пару флакончиков Волчьего противоядия. - Ты слышишь меня, Бродяга?
Сириус, сидящий на своей кровати в темноте, перебирал струны гитары, повторяя один и тот же, довольно унылый мотив.
- Слышу, - тихо отозвался он. - Это было до или после того, как она тебя вырубила? А то я подзабыл.
Ремус усмехнулся — он знал, что уже крепко достал Бродягу своим рассказом, но просто не мог держать это всё в себе. Несмотря на то, что он направлялся в одно из самых опасных мест волшебной Британии, сердце его пело.
- Она не хотела, чтобы я шел за ней. И знала, что по-другому меня не остановить, - Ремус торопливо пересек спальню и сдернул с сушилки свои теплые носки. - Если бы я не стащил карту, её план бы сработал.
Сириус хмыкнул. Струны дрогнули, пауза и мелодия пошла по-новой.
- Слушай, какой тебе смысл торчать в школе все каникулы? - Ремус чувствовал легкие угрызения совести за то, что оставляет Бродягу в полном одиночестве. - Тебя ведь звала к себе на каникулы кузина, съездил бы, повеселился бы.
- То ещё веселье.
Ремус бросил свитер в рюкзак и уселся на кровать, уперевшись локтями в колени.
- Слушай, в чем дело? Это из-за М...Рок...
- Пусть катится к черту, - оборвал его Сириус, ударив ладонью по струнам.
- Тогда в чем дело?
Сириус молчал так долго, что Ремус резко встал и вернулся к сборам. Последние вещи были уложены, он застегнул молнию на рюкзаке, обмотался шарфом, надел дутую магловскую куртку.
Тогда-то Сириус и сказал:
- Я просто думаю, как лучше попрощаться и сказать Сохатому, что Лунатик нас бросил. Можешь подумать вместе со мной.
Ремус оглянулся, не веря своим ушам.
- Бродяга, ты спятил? Что значит бросил? Кого это я бросил?
Сириус красноречиво промолчал.
- Бродяга, я вернусь! - крикнул Ремус. - Я вернусь, ты понял?! Я обязательно...мой дом — здесь! - он обвел руками круглую спальню. - Плевать я хотел на Сивого и на его стаю, я...
Сириус едва заметно кивнул.
- Скажи это себе через недельку-другую.
Ремус опустил руки.
- Почему ты думаешь, что я не смогу уйти? По-твоему я такой слабак?
Сириус поднял взгляд от гитары.
- Слабак? Старик, мы втроем еле тебя остановили, когда ты рванул на зов этого упыря.
Снова повисла пауза. Мелодия Сириуса стала сбивчивее и злее.
- Бродяга, я не могу бросить её там одну, - тихо сказал Ремус, с сожалением глядя на друга. - Просто не могу. Я вот сейчас с тобой разговариваю, а сам думаю, жива ли она ещё, или уже нет. Это... это как наркотик. Я сам завишу от того, есть она или нет. Я просто... я не могу представить, что в какой-то день её не станет в моей жизни. Понимаешь?
- Нет, не понимаю, - лениво обронил Сириус. Какое-то время Ремус ещё смотрел, как Бродяга перебирает струны, а затем засопел и опустил взгляд, схватившись за кнопки на куртке. Надо будет заставить Бродягу взять свои слова назад, когда они с Валери живые и здоровые вернутся обратно в школу. В отличие от них всех, Ремус верил, что поступает правильно. Он застегнул молнию на куртке, вскинул на плечи рюкзак.
- Счастливого Рождества, Бродяга, - сказал он и протянул Сириусу руку.
Несколько долгих мгновений Сириус помолчал, сжав губы в нитку, а затем вдруг коротко вздохнул, отложил гитару и пружинисто вскочил, растягивая лицо в вымученной улыбке.
- Ладно, чего уж там, Лунатик, - Сириус с хлопком схватил его протянутую ладонь, дернул к себе и крепко обнял. Дутая куртка захлопала под его рукой. - Возвращайся домой, волчара, а если не захочешь, твое право. Но нам будет не хватать твоей занудной рожи, - и Сириус напоследок панибратски хлопнул его по щеке. - И смотри... не помри там, а то совсем обидно будет.
- Ладно! - Ремус рассмеялся и добродушно оттолкнул Сириуса. Лицо у Бродяги было веселое, но в серых глазах металось какое-то странное беспокойство и азарт. Такое выражение бывало у Сириуса на лице, только когда они с Джеймсом задумывали особенно классную шалость. - Хороших тебе каникул.
У двери Сириус снова его окликнул.
Ремус оглянулся. Бродяга покопался в своей тумбочке и бросил Ремусу что-то через всю комнату. Подарок булькнул, когда Ремус поймал его. Раскрыв ладони, он увидел маленькую бутылку первоклассного огневиски Огдена.
- Ночи в лесу холодные, - пояснил Сириус, засовывая руки в карманы джинс. Лицо его, до этого деланно-веселое, стало по-настоящему грустным. - Не пропадай, старик.
Ремус усмехнулся и сжал бутылку в руке, приподняв её в ободряющем жесте.
- Не пропаду.
И он ушел, мягко закрыв за собой дверь.

* * *

Путь занял у Ремуса почти трое суток. Трансгрессировать он не мог, потому что не знал точно, куда именно попадет и как ему потом ориентироваться. Решил добраться до реки, вьющейся жирной змеей по карте, оставить там свою метку и потом вернуться к ней, если что. Так и вышло. Полдня он шел по тихому, зимнему лесу, держа на всякий случай палочку наготове. Днем в лесу было замечательно. Густой голубой мороз, взрезанный лучами ледяного солнца, глазурь на каждой ветке, мелкие птички, прыгающие по снегу в поисках зерен и ругань ворон, гулко разносящаяся под круглым голубым небом.
А вечером мороз усилился, а лес резко пошел в гору, что очень сильно затрудняло путь. Местность здесь была неровная, овраги стали круче, пару раз нога Ремуса проваливалась в снег по самое бедро и он кубарем скатывался по оврагу, проваливались в конце-концов в снег на добрые десять футов. Когда он наконец добрался до горной речки, скованной ранним льдом, в лесу совершенно стемнело, а Ремуса колотило от холода.
Возле речки он нашел небольшой каменный грот, развел там костер и кое-как оградил себя чарами, чтобы защититься от ветра. В своем маленьком убежище он перекусил теми запасами, которые ему удалось добыть на кухне — сэндвичем с вяленым мясом и сыром, отпил немного огневиски, потом натянул на себя все свои вещи, залез в спальный мешок, который удалось втиснуть в растянутый чарами рюкзак и почти сразу же отключился, несмотря на холод и неудобства — так сильно он устал.
На следующий день он решился трансгрессировать к маленькому горному озеру, до которого, такими темпами, ему пришлось бы идти дня четыре. Сделав на дереве зарубку, к которой потом можно было бы вернуться, Ремус трансгрессировал и, к счастью, удачно — приземлился на самый берег озера, но если бы инстинктивно не обхватил руками ствол какого-то дерева, точно скатился бы по сыпучей гальке в ледяную воду.
Природа здесь была красивая и дышала истинно-шотландской широтой и могуществом. Буйно заросшие лесом кручи сменялись широченными снежными долинами, пересеченными венами рек, небо, лазоревое, густое, то поднималось вверх, то опускалось и давило к земле, мешая дышать. Ремусу было жаль, что сейчас с ним нет отца — Маркус всегда мечтал побывать в шотландских горах. Но смог бы его отец-маггл увидеть всё, что скрывали эти горы? Смог бы увидеть маленький табун гиппогрифов, пришедший к реке на водопой, смог бы разглядеть в снегу следы единорога?
И все равно именно сейчас Ремусу его не хватало. Он был совсем один, далеко от друзей и цивилизации и чтобы скрасить налетающую тоску, говорил с белками или птицами. А ещё думал о том, что здесь, возможно, ещё вчера прошла Валери. Мысли о ней подогревали его не хуже, чем огневиски.
Всё-таки правду говорят, что магия — лучшая страховка. Здесь овраги были такими, что свалившись в какой-нибудь, можно было запросто сломать себе ногу. Расчищая снег кипятком, Ремус целый день взбирался по узкой тропке наверх, обливался потом, трясся от холода и мечтал только об одном — чтобы этот подъем закончился. В конце-концов так и вышло, но Ремус так устал, что не стал особенно заморачиваться насчет убежища на ночь — соорудил из веток и бревен небольшое укрытие, радуясь тому, что он все-таки волшебник, залез туда и выдул у костра почти половину бутылки огневиски, потому что после подъема его сильно знобило. Перед сном он развел костер, закутался и, светя себе палочкой, сверился с картой. Запасов оставалось не так много, но Ремус рассчитал всё так, чтобы ему хватило до самой колонии — хотя он понятия не имел, как её искать. Едва ли у них есть табличка или что-то в этом роде. Хотя на карте и была пометка, что колония располагалась на месте древнего, пересохшего озера.
Ночь у него была тяжелая. Не такая тяжелая, как ежемесячные ночи полнолуния, но тоже не сахар. Поднялся жар, с горла как будто содрали кожу. Ремус выдул половину бутылку Бодроперцового зелья, закутался во все вещи и шапки, какие у него были, сделал костер побольше и, перед тем, как лечь спать, нагрел землю потоком горячего воздуха. Пару раз мимо него проходили волки. Ремуса уже здорово трясло, так что они вполне могли ему померещиться — настоящие волки наверняка бы напали. А эти только внимательно поглядели на него светящимися в темноте глазами, обнюхали и тихо ушли.
На утро ему стало немного лучше (смесь огневиски и Бодроперцового зелья сделала свое дело), но чувствовал он себя совершенно разбитым.
Если верить карте, ему оставалось всего полдня пути до колонии, поэтому палочку он теперь не выпускал ни на секунду и все время оглядывался.
К полудню он спустился в густо поросшее лесом ущелье и едва окунулся в его тишину, сразу понял, что почти пришел — здесь не было мелкого зверья, птицы вели себя тихо и даже снег лежал на ветках настороженно и неподвижно — ни ветерка.
Стараясь дышать и ступать потише, Ремус шел по лесу, подозрительно оглядываясь на каждый мелкий треск и беззвучно чертыхаясь, когда дорога под снегом вдруг резко опускалась и поднималась и он шумно проваливался в сугроб. Ему всё казалось, что за ним кто-то следит. Пальцы, сжимающие палочку, были влажными от пота, сердце заходилось.
Увидев, что дорога пошла резко вниз, как если бы на её месте когда-то было речное русло, Ремус воодушевился и ускорился, а потом увидел такое, отчего его волчье сердце пропустило удар:
Цепочки следов на снегу.
Одна, другая, третья.
И все тянутся туда, откуда он только что пришел.
Ремус тяжело сглотнул и оглядел пустынный пейзаж вокруг, но когда убедился, что никто за ним не идет и что у него просто обострены все чувства после ночной лихорадки, где-то над головой вдруг громко треснула ветка.
Ремус порывисто оглянулся, успел увидеть только, как перед ним мелькнула темная фигура, а затем кто-то ударил его по голове, тошнотворная боль - и все потонуло в темноте.

---

Мелодия, которую наигрывал Сириус - Pierre Van Dormael - Undercover (кто узнал, тому пряник :3 )