Соломенный вампир

Мы в ответе за тех, кого приручили

Антуан де Сент-Экзюпери, "Маленький принц"

Роксана

– Так почему вы хотели сбежать, мисс Малфой?
Роксана подняла на профессора взгляд. Если Слизнорт думал, что его беспокойство выглядит как отеческая забота, то он глубоко заблуждался, потому что сейчас больше всего напоминал магловского полицейского.
– У вас что-нибудь случилось? – допытывался он. – Может быть, проблемы с одноклассниками? Поймите, не обязательно держать все в себе, вы можете рассказать о своих проблемах мне или своему брату...
Роксана невольно покосилась на Люциуса. Он все так же стоял рядом с ее креслом, властно положив руку на высокую кожаную спинку.
Острый взгляд металлически серых глаз резанул Роксану в ответ, и она опустила ресницы.
– Хотелось бы узнать, что все-таки произошло... профессор, – оторвав от сестры холодный взгляд, Люциус взглянул на декана и расцвел не менее холодной и учтивой улыбкой. – В вашем письме вы сказали, что мою сестру обнаружили ночью на территории школы. Хотелось бы услышать... подробности.
– Конечно, почему нет, – Слизнорт поднял брови и постучал пальцами по лакированной поверхности своего стола. – Мисс Малфой обнаружил наш завхоз, мистер Филч...
Губы Люциуса чуть заметно гадливо изогнулись.
– ... ночью, с вещами, прямо у главных ворот школы, – Слизнорту явно было не по себе от того, что он говорил об этом в присутствии самой Роксаны. – Когда мистер Филч попытался отвести мисс Малфой назад в школу, она применила к нему неизвестное Темное заклинание, не очень страшное, но... – кажется, профессор готов был провалиться сквозь землю от неловкости, – ... от этого не менее Темное и не менее запрещенное... хмпф... то самое заклинание, которым мисс Малфой днем ранее поразила мистера Сириуса Блэка прямо во время урока по защите от Темных сил.
Роксана снова почувствовала на себе изучающий взгляд брата.
– А несколькими днями ранее мисс Малфой наслала проклятие на мисс Гринграсс. Как вы понимаете, случай просто беспрецедентный, и если бы речь шла о любом другом студенте, вопрос об исключении поднялся бы незамедлительно, но... – Слизнорт снова постучал подушечками пальцев по столу, осторожно взглядывая на Люциуса из-под кустистых бровей, – ... принимая во внимание то, что мисс Малфой в нашей школе совсем недавно и еще не вполне освоилась в наших правилах, то мы... могли бы пойти на... некоторые уступки.
«Золото», – лениво подумала Роксана, без труда узнав его переливы в голосе алчного старикашки.
– Очень великодушно с вашей стороны, профессор, – губы Люциуса снова ласково зазмеились.
– Осталась только одна проблема: мисс Малфой не желает говорить о том, что толкнуло ее на этот рискованный шаг, она не говорит ни со мной, ни с другими преподавателями. Быть может, вам стоит поговорить... так сказать... по-семейному? Если надо, я могу предоставить вам свой кабинет, – профессор начал с готовностью выбираться из-за стола.
– Нет-нет, благодарю вас, профессор Слизнорт, – Люциус остановил его бурное гостеприимство, небрежно приподняв руку в черной кожаной перчатке. – У меня не так много времени, я вынужден ехать обратно в Министерство, меня ждут. Но, с вашего позволения, Роксана проводит меня до ворот. Я прослежу за тем, чтобы она вернулась обратно, не волнуйтесь.
– Да-да, разумеется! – Слизнорт явно обрадовался, что проблема наконец-то решилась.
Люциус послал ему последнюю из своих сладких улыбок, после чего одним коротким движением губ сбросил с себя маску любезности, отступил от кресла и резко вытянул руку, обронив короткое и властное:
– Роксана.
Нехотя она отодвинула свое кресло, так что ножки с жутким воем проехались по лакированному полу, забросила на плечо сумку, сунула руки в карманы и, ссутулившись, прошаркала к двери, которую уже придерживал для нее брат.
– До свидания, профессор, – молвил Люциус напоследок.
– До свидания, Люциус, благодарю вас, что нашли время, и передавайте мое почтение Абраксасу и Эдвин, а вам, мисс Малфой, напоминаю, что я все же жду вас сегодня в восемь вечера в нашем Клубе... – все тем же тошнотворно-участливым тоном добавил профессор. – Вы знаете, будет небольшой праздник по случаю Хэллоуина, – пояснил он Люциусу.
Тот коротко улыбнулся ему, сверкая наточенными лезвиями прозрачных глаз, но Роксана знала, что вечеринка Слизнорта – последнее, что могло его заинтересовать сейчас. Подождав, пока Роксана выйдет в коридор, он стремительно вышел следом и захлопнул тяжелую дверь.

Они шли к Озеру. Всю дорогу от замка Люциус хранил натянутое молчание и помахивал на ходу тростью, игнорируя любопытные шепотки студентов, несущиеся вслед его приметной фигуре. Сегодня изумрудная полянка вокруг замка была прямо таки усеяна учениками. Старшие курсы готовились к празднику, сидя на пледах и разворачивая посылки с костюмами и нарядами из дома, младшие завистливо кучковались вокруг, пугали друг друга праздничными масками из «Зонко» и с радостными воплями разбегались в стороны, когда Филч, убирающий на территории листья, потрясал в их адрес граблями. Но все они бросали свои дела, когда Малфои проходили мимо, и прямо-таки сворачивали шеи.
Роксана молча шла рядом с братом, вся облепленная их неприятными взглядами, и слышала, как они перешептываются, разглядывая одинаковые болезненно-белые волосы брата и сестры, сообщают друг другу самые гадкие сплетни о семействе Малфой и повторяют это жуткое слово, которое она слышала сегодня отовсюду: «Убийца...»
Она – убийца.

У Озера, вдали от чужих глаз и ушей Люциус наконец замедлил шаг, остановился и, прекратив наконец притворяться, очень тепло поцеловал Роксану в лоб.
Роксана ждала чего-то подобного. Но все равно стало гадко.
– Дорогая моя сестра... – ухоженное и гладко выбритое лицо его светилось радостью и гордостью, а глаза были такими же прозрачными, как вода Темного озера, что плескалась у их ног. – Моя любимая младшая сестра... – он ласково сжал ее лицо холодными липкими перчатками. – Наконец-то. Я думал, этого никогда не произойдет, но кровь... – он чуть приподнял подбородок, сурово сжимая губы. – Кровь берет свое, это верно. Когда Северус сказал мне, что ты интересовалась у него насчет этого паршивого мальчишки Блэка, я было забеспокоился, но когда он написал, что ты сделала на уроке по защите от Темных сил... родители просто отказались поверить, но потом... знай, что мы все очень горды, что ты, именно ты отомстила этому гаденышу за тот позор, который он на нас навлек.
– И ты даже не прочитаешь мне нотацию? – раздосадованно спросила Роксана, испытывая почему-то растущую неприязнь к его перчаткам.
Люциус усмехнулся.
– Роксана, дорогая, я приехал сюда из Лондона не для того, чтобы выслушивать брюзжание какого-то жалкого полукровки на твой счет, – он обнял Роксану за плечи и повел за собой по берегу, так осторожно и бережно, будто она была тяжелобольной. – Я рад, что ты наконец-то проявляешь интерес к нашей области магии, и с моей стороны было бы непростительно отчитывать тебя.
– Зачем ты тогда явился? – перебила его Роксана, глядя на озеро. Футах в десяти от них гигантский кальмар совершал дневной променад и грел щупальца в лучах тусклого осеннего солнца.
Люциус улыбнулся.
– Я-а приехал, чтобы поздравить мою люби-имую младшую сестру с Днем рожде-ения, конечно! – произнес он, раскачивая слова и впрямь как колыбельку, после чего остановился, очень нежно положил ладони Роксане на плечи и снова аккуратно поцеловал ее в лоб: – Долгие тебе лета.
И достал из внутреннего кармана мантии крошечный сверток.
Роксана уставилась на коробочку, и комок, сидящий у нее в горле, выпустил шипы.
Она подняла на брата взгляд. Люциус улыбался ей, улыбался тепло и неподдельно.
Ее Люциус.
Самый лучший старший брат на свете.
Убийца.
– Что же... – Роксана тяжело сглотнула и взяла коробочек, равнодушно повертев его из стороны в сторону. – По крайней мере, моя семья еще помнит об этой дате.
– Ну, не будь букой, – Люциус снова обнял ее за плечи и повел за собой по песчаному берегу. – Ты знаешь, я помню тот день, когда ты впервые познакомилась с магией и тем, что она может. Это было твое шестое Рождество. Отец привез с зимней охоты трех волчат, один из них был болен, у него волочились лапы, так что мы решили убить его. Ты страшно расплакалась, и тогда-а отец взмахнул палочкой, отрастил волчонку новые лапы, а потом ты...
– Я помню эту историю, Люциус, – холодно молвила Роксана. – Это тот волчонок, которому Белла открутила голову, – она вырвалась из рук брата и пошлепала по раскисшей от грязи траве к одинокой иве у берега. Ее ветви печально касались воды листочками, и дерево выглядело, как согбенная жизнью старуха, брошенная и одинокая.
Шумно шмыгая носом и вытирая глаза, Роксана остановилась под ветвями и принялась срывать с подарка бумагу.
– Не злись, – мягко произнес Люциус, подойдя к ней. – Родители беспокоятся о тебе, просто они боялись, что подарок потеряется, если его отправить с совой. А все свои поздравления они передают тебе со мной.
– Беспокоятся, вот как, – Роксана нервно усмехнулась, сражаясь с бумагой. – С их стороны это просто сумасшедшая забота, даже не знаю, как их отблагодарить, ты вот только скажи, поэтому они никогда не поздравляли меня, пока я училась за границей? Боялись, что подарки и теплые слова потеряются по пути, и тогда весь мир узнает о том, какие они охуенные родители?!
Ее крик спугнул спящих на иве сов.
– Что с тобой происходит, Роксана? – мягко спросил Люциус после небольшой паузы. – Учителя говорят, что ты очень рассеянна, твои оценки оставляют желать лучшего, с одноклассниками ты не ладишь, Северус видел, как ты сжигала мои письма, теперь этот нелепый побег из школы. Что случилось? – Люциус по одной снял перчатки и теплыми мягкими руками сжал ее ладони, прерывая ее изуверство над свертком. – Мне ты можешь рассказать все, ты же знаешь.
Роксана мучительно улыбнулась и окинула набухшими от слез глазами небо, облизав губы.
Во имя Мерлина, ну что она могла ему сказать?
«Люциус, Сириус Блэк, отщепенец и предатель, напоил меня, трахнул и сбежал, а я влюбилась в него, как последняя идиотка. А еще попыталась убить его и чуть не рехнулась от ужаса, когда у меня это почти получилось. А еще с моим телом что-то происходит, в тот день у меня полезли перья из ногтей. И мы с Блэком не предохранялись, так что мне страшно, вдруг я забеременею? Ах да, мои родители – расисты, но я люблю их, черт возьми, и мне плохо, потому что им срать на меня с высокой елки. А ты, мой брат, мой самый любимый брат, убил моего лучшего друга у меня на глазах. И одноклассники ненавидят меня, потому что они думают, будто я такая же, как ты. И я ненавижу себя за это!»
Можно себе представить выражение лица Люциуса после этих слов.
Роксана шмыгнула красным носом (на улице было жутко холодно) и опустила взгляд на коробочек.
– Что это? – спросила она, стараясь увести разговор в сторону, и даже выдавила из себя улыбку. – Крысиный яд?
Люциус терпеливо улыбнулся, мягко отобрал у нее сверток и легко коснулся его волшебной палочкой.
– Ты в своем репертуаре, дорогая, – вздохнул он, одним движением снял бумагу и открыл темную бархатную коробочку. На зеленой подушке лежала, свернувшись змейкой, платиновая цепочка. Переплетение тончайших нитей вилось стебельком, чтобы в конце распуститься хрупким, почти прозрачным платиновым цветком, на кончике лепестка которого капелькой чистой воды сверкал бриллиантик. Казалось, дунь на него – и он упадет в грязь...

Мама берет ее на руки. Руки у нее теплые и шея тоже. Роксана прижимается к этой шее, и щеке холодно от цепочки...

– Как это? – сипло спросила она, таращась на мамино главное украшение и из последних сил стараясь сохранить невозмутимость.
– Тебе ведь уже семнадцать, милая, – Люциус бережно поднял старинный кулон из теплого бархатного ложа и опустил качающийся цветок Роксане на ладонь. Она инстинктивно дернулась, почувствовав холодное прикосновение. – И "слеза вейлы" теперь должна достаться тебе.
– Почему мне, а не Нарциссе? – спросила она и чуть прочистила горло, пытаясь совладать с голосом.
– В нашем роду только это украшение передается от матери к дочери. К сожалению, девочки были не частыми гостьями в нашей семье. Только не забывай, пока что тебе нельзя его носить, его должен одеть тебе на шею твой муж. Традиции бывают... утомительными, но тем не менее...
Роксана медленно подняла голову, почувствовав какую-то нехорошую перемену в его голосе.
Люциус все так же смотрел на нее, всем своим видом источая тепло и расположение... но что-то было... не так.
И тут Роксана поняла.
В голове разлился странный звон, и она чуть отступила от брата, крепко сжимая кулон в руке и плохо понимая, где находятся ее ноги.
– Какой муж, Люциус?
Люциус вымученно улыбнулся и заметно растерял былую уверенность.
– Да, я... на самом деле я приехал к тебе с радостной новостью. Мы долго думали, когда лучше сказать, сейчас или потом, но, так или иначе, будет лучше, если у тебя будет время все обдумать. Отец... – Люциус прерывисто вздохнул, и его лицо вдруг озарила триумфальная улыбка, – ... принял предложение семьи Нотт! Я поздравляю тебя! Уже в июне ты наконец-то вступишь в брак, причем с одним из самых чистокровных волшебников нашего общества!
Роксана резким движением стряхнула его руки и отступила, чуть качая головой.
– Люциус... ты же не серьезно?
– Да, да, серьезно! Моя дорогая, Катон Нотт сделал тебе официальное предложение! Ты же знаешь, по закону, по нашему закону, по законам нашего общества, если в течение года после совершеннолетия ты не будешь связана обязательствами с волшебником из чистокровной семьи, преданной Темному Лорду, будешь обязана поступить к нему на службу, наравне с волшебниками-мужчинами. Надеюсь, тебе не надо говорить, что за этим последует?
Земля качнула ее, и Роксана схватилась за шершавый ствол ивы, а потом осторожно опустилась на корточки, потому что голова кружилась все страшнее и страшнее.
Она могла бы начать кричать «Вы не можете!» или «Не имеете права!», но Роксана родилась и выросла не в магловской семье и прекрасно знала, что они как раз имеют право. Брак по договоренности – одна из тех традиций, которые Роксана впитала с молоком матери и конечно, она осознавала, что на нее эта традиция тоже распространяется, но ей всегда казалось, что если это и случится с ней, то когда-нибудь «потом». Не скоро. Не сейчас...
А Люциус тем временем упивался блестящими перспективами.
– Перед Рождеством мы объявим об этом публично, но это формальность, обязательный магический контракт уже заключен, церемония назначена на июнь. После того как вы поженитесь, я официально представлю Катона Темному Лорду, и благодаря их связям с министром магии мы сможем...

Сириус Блэк сжимает и целует ее лодыжку, лежащую у него на плече, облизывает стопу и пальцы, продолжая двигаться и глядя Роксане прямо в глаза...

– ... который оказывает влияние на Отдел Невыразимцев. Это не считая того, что после смерти Тиберия в вашем распоряжении будет сразу три... – Люциус чуть поугас, взглянув в лицо сестры. – Роксана, я... я понимаю, как ты ошеломлена и напугана. Но на самом деле ты должна понимать, что брак с Катоном Ноттом – это удача, победа, самый крупный выигрыш, на который мы вправе рассчитывать в свете той... репутации, которую ты приобрела в обществе своими... поступками.

... их пальцы переплетаются, из его ладоней в ее вливается какая-то совершенно невероятная, сумасшедшая энергия, и когда ему становится особенно хорошо, он сжимает ее руки так, что пальцы немеют...

Роксана вцепилась в волосы. В одной руке она все еще сжимала кулон, и фамильная драгоценность больно оцарапала ее кожу.
– Пойми, этот брак не наказание, а спасение, – увещевал Роксану Люциус, слегка наклоняясь над ней. Добровольно сесть в грязь Люциус не смог бы и в самом бестолковом кошмарном сне. – Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться, Нотт никогда не посмеет обидеть или оскорбить тебя, и к тому же... – Люциус потер воздух в ладони, пытаясь подобрать слово. – Всем известно, что девушкам брак дается тяжелее, вам приходится мириться с некоторыми... обязательствами, и это... я хочу сказать, что Нотт... он не станет тебе...
Роксана устало смотрела на его мучения.
– Катон гей и не захочет заниматься со мной сексом, – тупо вымолвила она. – Это ты пытаешься сказать?
Миг замешательства – и Люциус улыбнулся с облегчением.
– Да, именно так. Поэтому брак с ним – наилучшее из возможных укрытий, причем для вас обоих. Многие хотели бы оказаться на твоем месте, дорогая, – он театрально вздохнул. – Если бы ты знала, во что превращаются женщины на службе у Темного Лорда! Взгляни хотя бы на эту отвратительную Алекто Кэрроу! Бедняжка, она уже совершенно безнадежна. Но ей не повезло, Кэрроу не так богаты, к тому же Алекто страшна как смертный грех, а ты, с твоей красотой и приданым, могла бы достаться какому-нибудь негодяю и извращенцу вроде этого... – его губы задрожали и презрительно изогнулись: – Блэка.
Удар под дых.
– И тогда неизвестно, как сложилась бы твоя жизнь. Во имя Мерлина, мне не верится, что я говорю это, но теперь я даже рад, что ты сбежала с помолвки с ним, сестра. Он превратился в предателя, парию, и если бы была обручена с ним... – он смежил веки. – Но, к счастью, все обошлось.
Роксана встала, схватившись на ствол, и Люциус мгновенно замолчал.
Пару минут она стояла, не говоря ни слова, и разглядывала «слезу вейлы» у себя на ладони.

«– Послушай, Забини. Я никогда никому не скажу, клянусь. И если надо, могу принести тебе Обет. Только скажи мне, неужели это действительно того стоило? Твоя чокнутая бабка с радостью готова заложить свою семью Волан-де-Морту, а семья продает свою дочь неизвестно кому, а ты ради этих людей сделала... такое. Неужели тебе не хотелось сбежать? Просто сбежать и жить в свое удовольствие?
– Какая бы она ни была, но это моя семья. И я люблю их, что бы там ни было. Без них я никто!»

– Я люблю его, Люциус...
– Что-что? – он чуть улыбнулся и наклонился поближе к ней. – Кого любишь, дорогая?
– Сириуса Блэка, – Роксана улыбнулась своим мыслям. До чего легко ей стало после этих слов. – Представляешь? Я в него влюбилась, – она вскинула взгляд на Люциуса. Брат смотрел на нее так, словно она только что выпалила в него Круциатусом. – И два дня назад мы с ним переспали.

Шлеп!

Пощечина оказалась такой сильной, что Роксана оступилась и ударилась плечом об ствол старушки ивы. Держась за щеку, она в ужасе обернулась к Люциусу.
Глаза его полыхали бешенством, ноздри раздувались, а губы, тонкие и побелевшие от слепой ярости, дрожали так, что гладко выбритый подбородок трясся над меховым воротником.
– Ты... – он смежил веки, сделал глубокий, успокаивающий вздох и нервно заулыбался. – Ради всего святого, Роксана, что же с тобой такое?
Роксана смотрела на него сквозь толстую пелену слез и дышала так тяжело, что волосы, упавшие на лицо, высоко вздымались.
– Чего еще тебе не хватает? У тебя есть все, все, что только можно пожелать, но ты только и делаешь, что окунаешь наше имя в грязь, за что? Что за привычка делать все назло? Или это просто такой способ насолить мне? Отомстить за того паршивого кровососа?
– Да пошел ты, Люциус! – не выдержала она. – При чем тут ты и наше гребанное «имя»? И тебе, и нашему имени было глубоко насрать на меня все эти годы, и теперь это моя жизнь, черт возьми, моя! Моя собственная! – тут ее вдруг охватила упрямая, праведная ярость. – И я не хочу, не хочу выходить замуж за этого ублюдка Нотта, понятно? Он – моральный урод, все знают, что он сделал с мальчиком-маглом с первого курса! Я его ненавижу! И твоему обожаемому Лорду я служить не стану, я сбегу, и тогда...
Тут терпению Люциуса пришел конец – он схватил Роксану за руки и крепко приложил спиной об ствол.
– Если мы не будем подчиняться нашим законам, наша семья окажется под ударом! В лучшем случае мы лишимся всего: имени, власти, положения и будем доживать свои дни, распродавая остатки нашего же прошлого, а потом в один прекрасный день нас просто не станет, имя Малфоев исчезнет! Это то, чего бы ты хотела?! Или может, ты хочешь, чтобы нас обвинили в предательстве и уничтожили? Ты можешь говорить все что угодно, Роксана. Но я прекрасно знаю, как ты любишь нашего отца, мать, меня, даже Нарциссу, хоть не признаешься в этом даже самой себе. Я знаю тебя с твоего первого дня на этом свете, и как бы там ни было – ты тоже Малфой. Малфой до мозга костей! – он больно схватил ее за подбородок на этих словах и коротко встряхнул. – Когда-нибудь ты обязательно к этому придешь, и тебе будет стыдно за свои слова. Потому что принципы, увлечения, любовь, люди – все это приходит и уходит, но семья... – его голос взлетел и замер на миг, чтобы потом упасть почти до шепота. – Семья – это последнее, что у нас остается. И ради семьи можно принести любую жертву.
– Если ради семьи можно принести любую жертву, почему эта жертва – всегда я? – прошептала Роксана. Слезы уже вовсю катились по ее лицу, еще немного, и она взорвется.
Люциус терпеливо вздохнул и ласково вытер слезы с ее лица. Роксану слегка передернуло, когда он коснулся распухшей красной щеки.
– Если бы ты вела себя, как подобает, Роксана, все было бы хорошо. Но еще не поздно. Ты выйдешь замуж за Нотта, а эта... нелепая история с Блэком останется между нами, – глаза-лезвия улыбнулись, и он в третий раз за вечер поцеловал Роксану в лоб.
Это было последней каплей.
– Мы договорились? – вкрадчиво спросил он, отпустив ее.
Роксана подняла на него тяжелый взгляд.
– Конечно, – молвила она, разлепив ссохшиеся губы, а потом прыжком скакнула к берегу, зашвырнула фамильную ценность в озеро и, не оглядываясь, стремглав бросилась в замок, не слыша, но чувствуя всем своим существом, как Люциус кричит, пытаясь спасти треклятую реликвию, и даже не пытается остановить ее.

Ее выдержки хватило до ближайшего женского туалета. Роксана бежала и бежала по коридорам, по лестницам, и ей все казалось, что если она обернется, то увидит Озеро и Люциуса. В себя она пришла, только когда портрет толстой тетки в розовом платье спросил у нее пароль – оказывается, ноги принесли ее к гостиной Гриффиндора. В ужасе она бросилась оттуда прочь – так и попала в этот злосчастный туалет.
Ворвавшись туда (и предварительно протолкавшись сквозь компанию каких-то девочек у выхода) Роксана бросилась к умывальнику, рванула кран, и ее страшно стошнило. Пусто и мучительно, но зато ей сразу стало легче, и ужас, вызванный словами Люциуса, оставил ее, словно какой-нибудь мятежный злой дух.
Подставив трясущиеся руки под ледяную струю, она умылась, раз, другой, а потом уперлась ослабевшими руками в раковину и подняла голову.
От страха сердце пропустило удар, а потом, когда собственное перепуганное и опухшее отражение расплылось, она смогла прочитать корявую надпись, сделанную на зеркале алой губной помадой:

«Роксана Малфой – убийца!»

Сириус

– БРОДЯГА! БРОДЯГА, ТВОЮ МА-А-АТЬ!!!
Едва Сириус ступил во внутренний двор школы, его чуть не снесло с ног взрывом радостных воплей, а уже в следующий миг Сохатый схватил его в сокрушительные объятия и оторвал от земли, как какого-нибудь первогодка. А не успел он снова оказаться на земле, как остальные одноклассники набросились на него и принялись обнимать, тягать из стороны в сторону, лохматить, забрасывать вопросами, и будь их воля, они наверняка полезли бы ему и под рубашку, чтобы посмотреть на знаменитую рану своими глазами.
– Ну как ты, как ты, Сириус?
– Как ты себя чувствуешь?
– Почему тебя так рано выпустили?
– Что сказала мадам Помфри?
– Сказала, что ей проще отпустить меня к вам, чем терпеть вашу осаду, – улыбнулся Сириус, когда ребята проводили его к бывшему каменному окну, ныне любимому насесту Джеймса. Сам Сохатый обхватывал за плечи с одной стороны, а с другой Алиса Вуд, всхлипывая и шмыгая носом, так крепко обнимала Сириуса за талию, будто его могло вот-вот унести из дворика ветром. Кроме них – усмехающийся Ремус, Пит, который никак не мог пробиться к Сириусу через толпу одноклассников, близнецы, девчонки – все они радовались так, будто Сириус пролежал в крыле не сутки, а целый месяц.
– Черт, я думал, умру,– блаженно выдохнул он, когда Сохатый угостил его сигаретой.
Все засмеялись, оценив шутку.
– Не шути так, Сириус! – возмутилась Алиса. – Мы приходили навестить тебя, но нам не дали даже взглянуть и...
– Кстати, почему ты так рано вышел? – спросил Питер. Протолкавшись, наконец, к Сириусу, он занял место рядом с ним и теперь раздувался от радости. – Нам сказали, что тебя выпустят только после Хэллоуина...
– А вы не рады? – улыбнулся Сириус, оглядывая сияющие лица, и чуть наклонил голову, вглядываясь в лицо стоящей рядом Марлин. – Глаза красные. Успела оплакать мою безвременную кончину, Маккиннон?
Раздались добрые смешки. Марлин, у которой лицо и в самом деле опухло от слез, не улыбнулась и стояла, держа спину очень прямо и скрестив на груди руки.
– Ты нас всех очень напугал, – тихо сказала она.
Сириус хмыкнул, затягиваясь.
– Серьезно? Ну извините.
Марлин отвернулась.
– Это действительно так, – присоединилась к подружке Алиса. – Ты упал, начал задыхаться и биться, там было столько крови...
– Да, мы сначала решили, что у тебя месячные начались, – серьезно сказал Джеймс, поправляя очки указательным пальцем.
Сириус чуть не откусил от сигареты фильтр и закашлялся. Все, видимо, решили, что у него опять приступ, только Сохатый со смехом постучал его по спине.
– Правда, когда Джекилл принялся завывать над тобой и махать палочкой, поняли, что дело плохо.
Джеймс говорил небрежно, но перед тем, как отключиться, Сириус слышал его истошный вопль «БРОДЯГА!», и когда пару раз приходил в себя в Крыле, всегда видел Джима, так что знал, что Сохатый переживал за него куда больше, чем любой другой из собравшихся.
– Короче, мы тебе рады, старик, – и он еще раз хлопнул его по спине. – Чуть больше, чем были бы рады твоему призраку.
– Да, я тоже рад видеть ваши рожи, – рассмеялся Сириус и свободной рукой взлохматил Сохатому волосы, ткнув его головой вниз, как в детстве, так что с него свалились его тяжелые очки.
– Все эта Малфой, – разгневанно проговорила Алиса, когда рука Сириуса вернулась ей на плечи. – Она чокнутая, точно! Она ведь могла убить тебя, ее должны были вышвырнуть из школы, но на свете нет таких сил, которые могли бы выкинуть из школы кого-либо по фамилии Малфой, верно?
Все закивали.
– А сегодня я видела, как ее братец приперся в школу. Говорят, она пыталась сбежать из школы, ха, понятное дело, теперь, когда все обсу...
– А какие у нас еще новости? – перебил ее Сириус. – Говорят, Слиззи устраивает вечеринку в честь Хэллоуина сегодня, это правда?

Когда раздался удар колокола, одноклассники потянулись на урок, а Сириус и Джеймс еще на какое-то время остались во дворике школы. Сириус курил вторую сигарету подряд, сладостно щурясь и утопая в клубах дыма, а Джеймс пытался подстрелить из палочки ползающего по земле жука.
– ... и потом она сказала, что ты вообще в рубашке родился, – тихо подытожил Сохатый. – Всего пара сантиметров – и заклинание ударило бы в сердце. Тогда даже Джекилл бы тебе не помог.
– Значит, мне повезло, что он оказался в Хогвартсе в этом году.
– И не повезло, что оказалась Малфой, – Джеймс ударил пяткой по стене.
– Это правда, что она пыталась сбежать?
– Хер знает, – пожал плечами Джеймс. – Так говорят, будто Филч поймал ее, когда она перелезала через забор.
– Жесть, – улыбнулся Сириус. – А теперь... как она?
Джеймс поправил очки и вскинул голову, глядя, как солнце золотит края башни Когтеврана.
– Бродяга, напоминаю, эта сучка чуть было не отправила тебя на тот свет, – заметил он, щуря глаза.
Сириус помолчал, разглядывая свою сигарету.
Горечь, тонкая сладкая горечь.
Ужасно вредно, смертельно опасно...
И нет сил удержаться.
– Пока что ни одна девчонка не пыталась меня прикончить, – он затянулся и азартно усмехнулся.
Сохатый громко хохотнул.
– Я ушам своим не верю. Может, пригласишь ее на свидание? Только не удивляйся, если во время ужина она оторвет тебе яйца или проломит череп.
Они переглянулись и засмеялись.
– Завидуй молча, Сохатый, – Сириус бросил в него окурком, и Джеймс превратил его в бумажный кораблик. – Слушай... – Сириус откинул голову назад, разглядывая подпаленные солнцем груды облаков над башнями. – Пока я там валялся, мои предки не попытались оплатить мои похороны? Никто не являлся?
Сохатый молчал довольно долго, гоняя по луже бумажный кораблик. Сириус подумал, что если Сохатый сейчас начнет его жалеть, он ему врежет. Хвала Мерлину, не пришлось.
– Регулус разговаривал с Лунатиком в сортире, но когда узнал, что ты не собираешься к праотцам, сразу свалил, – отрезал Джеймс и одним взмахом палочки потопил бумажное судно.
– Ну и пес с ними, – быстро улыбнулся Сириус и сразу попытался перевести разговор на другую тему.

– Идем сегодня на парад сисек? – поинтересовался Джеймс.
Сириус усмехнулся. Каждый раз, когда в школе собирались устроить танцы, праздник или любое другое мероприятие, на которое можно прийти не в школьной форме, все девчонки воспринимали это как сигнал, и с их одеждой начинали происходить чудеса: все декольте стремительно углублялись, платьица укорачивались так мило и дружно, хоть плачь. И даже когда отчаявшиеся преподаватели из последних сил вносили ограничения в одежде, девчонки приходили в наглухо застегнутых блузках, принимались ненароком терять пуговицы и наклонялись за ними весь вечер.
Да, что ни говори, а за семь лет унылая школьная форма может развить невроз.
– Шутишь? – Сириус выдохнул дым. – Я, может быть, и выжил для этого, когда еще я увижу буфера малышки Стимпсон? Готов поспорить, она вывалит их прямо на стол с горячими закусками.
– Но я тебе за этим столом компанию не составлю, – мрачно вздохнул Джеймс. – Со мной, наверное, будет Эм.
Сириус печально похлопал его по плечу.
– Да, старик, ты вляпался. «Бросай ее и едь со мной в закат, туда, где...
– ... туда, где в океане огневиски нас уже ждет летающий фрегат»*. Чем больше я этого хочу, тем крепче она в меня вцепляется. Такими темпами я случайно на ней женюсь, – его картинно передернуло. – Надо развлечься. Давай сунем Нюнчику в сумку парочку навозных бомб, давненько мы его не дрессировали.
– Кстати, насчет Нюнчика, – Сириус задумчиво поиграл сигаретой. – Меня как лезвием располосовало, тебе это... ничего не напомнило?
Они посмотрели друг на друга.
– Срань драконья, – медленно произнес Джеймс, стерев со своей щеки давно уже сошедший шрам, и Сириус удовлетворенно кивнул, соединив и разомкнув ладони.
– По-моему, этот упырь задолжал нам слишком много. Сначала из-за него сгинула Карта, теперь меня чуть не разделали под орех. Я почти уверен, что это он подсунул ей свои вонючие чары, Малфой никогда не демонстрировала особой любви к науке. Тебе не кажется, что Нюнчик просто выпрашивает у нас долгой и мучи...
И тут непонятно, что произошло.
То ли это был подарок судьбы, которая решила смилостивиться и излить на них свои блага, то ли просто дурацкое совпадение, но не успел Сириус договорить эти слова, как вдруг из прохода, ведущего в холл школы, вышел Снейп собственной персоной. Торопливо шаркая в сторону противоположного выхода, он на ходу пытался засунуть книжки в свою уродскую сумку.
Не сговариваясь, они вскочили с «насеста».
Нюнчик вскинул голову и замер, прямо как заяц перед двумя гончими. Черные глаза в ужасе уставились на Сириуса, потом его взгляд метнулся к Джеймсу, на миг даже ветер замер... а затем Снейп сорвался с места, а Джеймс и Сириус дружно рванули следом.
– Стой, ублюдок! – рявкнул Сириус, задыхаясь. – Хотел чужими руками меня уложить? Попробуй сам!
Он стеганул палочкой, но заклинание выщербило каменную крошку из угла, за который успел свернуть Снейп. Полы, тщательно натертые школьным завхозом, были ужасно скользкими, так что на повороте все трое по инерции скользнули в сторону, Джеймс пальнул чарами, Снейп обернулся, отражая их, и упал, его сумка проехалась по полу, вываливая все свое содержимое, Сохатый издал торжествующий клич, и если бы дверь одного из классов вдруг не распахнулась, школьные коридоры точно вымазались бы соплями Нюниуса.
Но, увы, переменчивой судьбе захотелось распорядиться иначе.
Их топот и крики просто не могли остаться незамеченными, и, как назло, заметил их именно тот преподаватель, который спас Сириуса от смерти, и чей урок они с Сохатым намеревались прогулять. И мало того, что Джекилл втащил их в класс, как нашкодивших щенят, так еще и отнял столько баллов, что ими можно было бы накормить все голодающие курсы. Кипя от гнева, Сириус упал за парту, Джеймс, колотясь, сел рядом и обхватил руками свою сумку, а когда Нюнчик злобно обернулся на них из-за своей парты, Сохатый показал ему крайне неприличный жест, а Сириус красноречиво чиркнул себя пальцем по шее.
Призвав взволнованный класс к порядку, Джекилл продолжил лекцию, а Сириус, слегка успокоившись, осмотрел родные макушки одноклассников, пытаясь понять, что с ними не так, и сообразил, что нигде не видно белоснежной шевелюры.

Даже один урок после длительного перерыва показался Сириусу бесконечным, не спасла даже интересная тема – они приступили к изучению проклятий, и первыми были самые древние – древнеегипетские. Джекилл пообещал, что следующий урок они проведут в пирамиде и будут учиться отражать проклятия мумий-боггартов – очень полезная практика для тех, кто, как близнецы Пруэтт, хотели избрать профессию Ликвидатора.
– Лично я точно знаю, кто будет ночевать в саркофаге! – громко объявил Джеймс, когда они шли в гостиную. Мэри, как обычно, приклеилась к нему, как банный лист. Сириус уже почти смирился с ее постоянным обществом, хотя нельзя сказать, что Макдональд ему очень нравилась. Для того чтобы смириться с тем, что рядом с ними вечно незримо присутствовала Лили, Сириусу понадобилось несколько лет, а за пару недель привыкнуть к компании вечно хихикающей влюбленной дуры, которая чуть что лезла к Джиму целоваться, в принципе невозможно.
– Эй, Нюнчик! – заорал Джеймс на весь коридор, разглядев в паре метров от них сутулую фигуру Снейпа. – А ты из какой пирамиды родом, красавчик? Скучаешь по своей подружке? – тут он вывалил язык, вытянул руки и поплелся как инфернал, приволакивая ногу. – Нюнчик, малыш, поцелуй меня в бинты, наша любовь будет вечной, как наша вонь!
Коридор задрожал от смеха, Снейп, залившись сорбетным румянцем, показал Джеймсу средний палец и скрылся в ближайшем проходе, а Джеймс, дабы повеселить народ, еще раз изобразил мумию. Мэри, смеясь, повисла на нем, но тут их совершенно неожиданно нагнала Лили. Обычно она не приближалась к ним и на три метра, если с Джеймсом была Мэри.
Увидев ее, Сохатый мигом прекратил кривляться и захлопнул рот так резко, что чуть не откусил себе язык, а также быстро убрал руку с талии Мэри. Макдональд посмотрела на него так, будто он ее ударил.
– Чего тебе? – развязно поинтересовался он. Бедняга Сохатый, даже Сириус почувствовал, как он обрадовался.
– Сириус, мне нужна твоя помощь, – заявила Лили, полностью проигнорировав Джима.
– Какая помощь? – спросил Сириус, быстро переглянувшись с другом.
– Там... там Роксана, – Лили заломила пальцы. – В туалете Плаксы Миртл.

– ... так что мне кажется, это из-за тебя, хотя она все равно ничего не говорит, только плачет. После того, как тебя забрали в крыло, все шарахались от нее, как от прокаженной, вдобавок за ужином кто-то пустил слух, что она применила к тебе Круциатус, я думаю, Гринграсс постаралась, а уже сегодня во всех туалетах кто-то сделал эту идиотскую надпись, – Лили толкнула дверь туалета для девочек, и они с Сириусом тут же врезались в парочку каких-то третьекурсниц, которые как раз торопливо покидали туалет, на ходу ругаясь с кем-то позади себя, а когда же они увидели в святая святых взрослого парня, дружно завизжали, так что у Сириуса чуть уши не заложило.
– Пардон, дамы, – он шарахнулся назад, пропуская их, а когда вошел, увидел то, о чем говорила ему по дороге Лили.
Сжавшись в комочек и обхватив руками голову, Роксана сидела у стены между умывальниками и рыдала во всю мощь своего тщедушного тельца. Из сломанных кранов, словно из водяных пушек, била вода, заливая пол так, что по нему бежала рябь, зеркала уборной были измазаны чем-то красным – судя по всему, это были остатки тех посланий, о которых говорила Лили, а над всем этим радостно фланировал призрак толстенькой девчушки.
Лили подобрала полы мантии и перепрыгнула с места на место, подбираясь к умывальнику.
– Как у вас тут, Алиса? – громко позвала она, и ее голос звонким эхом разлетелся по уборной.
– Ты изде... – Алиса показалась из-за умывальника, оглушительно взвизгнула и выронила целое облако перепачканных в красной помаде платков. – Мерлин, Сириус, нельзя же так...
– Я вызываю у женщин какую-то странную реакцию в последнее время, – заметил Сириус и вместе с Лили опустился перед Роксаной на корточки. – Эй, Рокс... – он протянул руку и тронул Роксану за коленку, но Малфой шарахнулась от него как от огня и засучила ногами.
– Роксана... вот, выпей это, – миролюбиво предложила Лили, достав из сумки скляночку. Сириус узнал Умиротворяющий бальзам. – Станет легче...
Роксана зарыдала еще громче.
Они настороженно переглянулись, Сириус попытался разжать ее руки, но Роксана рванулась так, что ударилась спиной об стену.
– Оставь меня в покое! – хрипло крикнула она.
Сириус прищурился, уловив характерный запах алкоголя.
– Мы, наверное, пойдем в Крыло, – заметила Лили, многозначительно переглянувшись с Алисой. – Мадам Помфри всегда сердится, когда мы опаздываем...
– Да, конечно, – отозвался Сириус, сверля Роксану взглядом. – Идите.
Девочки покинули туалет.
В уборной воцарилась тишина, нарушаемая только плеском воды и плачем Роксаны.
– Малфой – убийца, Малфой – убийца! – вдруг истошно завопила Миртл, стремительно пролетая над ними. Роксана вцепилась ногтями в волосы, плотно закрывая уши. Сириус вскинул голову.
– Иди к черту, Миртл! – рявкнул он.
– Между прочим, этот туалет все время притягивает всяких разных убийц, – возбужденно сообщила Миртл, зависая перед ними. – Да-да, я не вру, меня саму убили здесь, на этом самом месте, и на твоем месте я бы не сидела так близко к этой странной девочке, вдруг она и тебя...
Сириус выхватил палочку, и прежде чем Миртл успела сказать еще хоть слово, ее заклятием зашвырнуло в унитаз и смыло так, что ее упреки загудели сразу во всех трубах.

Теперь они точно остались вдвоем.
Но, глядя на то, как Малфой душераздирающе рыдает, терзая свои несчастные волосы и раскачиваясь взад-вперед, Сириус понял, что поговорить им все равно не удастся.
Она была в том состоянии, вывести из которого могла только крепкая пощечина, но это было исключено, так что надо было придумать другой способ привести ее в чувство и увести отсюда да поскорее – можно было не сомневаться, что в эти самые минуты Миртл носится по всем школьным туалетам с воплями о том, что Роксана Малфой пыталась покончить с собой в одном из ее унитазов.
Когда Сириус попытался поднять ее хотя бы из лужи, Малфой дернулась точно так же, как в первый раз и вырвалась, снова замыкаясь в замок из рук и ног. Сириус предпринял еще одну попытку – то же самое, только теперь девчонка с силой лягнула его и забилась в угол, тяжело дыша и сердито зыркая на Сириуса черными глазищами в разводах туши.
Сириуса захлестнула злоба.
Завязалась борьба.
– Оставь меня в покое! – вопила Малфой, давясь рыданиями, пока Сириус сражался с ее ногами, руками, ногтями и локтями, пытаясь схватить Роксану в охапку. – Не трогай меня, не прикасайся!..
В какой-то момент ему удалось перехватить ее запястье, и тут Сириус увидел такое, отчего его желудок свернулся клубком.
Ее рука была наспех перевязана огрызком школьной рубашки, а в тех местах, где ткань не закрывала кожу, из мягкой розовой плоти торчали кривые осколки.
– Малфой, твою мать, ты спятила? – заорал Сириус, рывком дернул девушку на себя и со второй попытки выхватил из кармана палочку – у него вдруг начали трястись руки.
Ради всего святого, твою же мать, только этого ему не хватало! Повязка слетела, и открывшееся зрелище чуть не заставило его сблевать больничным завтраком.
– Акцио, блять! – выпалил он, и целая куча осколков вылетела из ее ладони, зазвенев по полу и разбрызгивая во все стороны кровь. – Какого хера, Малфой, у тебя окончательно крыша поехала?! – он понимал, что не надо на нее кричать, но ему и не хотелось кричать, ему хотелось орать, хуже того, ему хотелось схватить ее и потрясти так, чтобы из нее наконец вылетела вся эта дрянь. – Долбанная идиотка... – он оторвал от своего рукава изрядную часть и накрепко перебинтовал ее ладонь.
– Не смей на меня орать... – проскрипела она, кривя губы.
Просто смешно, она еще пытается спорить.
– Орать? Будь ты парнем, я бы тебе врезал! – рыкнул Сириус и легко, как первокурсницу сграбастал ее в охапку, после чего силой поднял на ноги. – Идем!

Кое-как он дотащил ее до гостиной Гриффиндора. Всю дорогу Малфой то брыкалась, билась и вырывалась, то снова тонула в рыданиях и принималась осыпать Сириуса проклятиями. В школе как раз шел последний урок – вот было бы забавно, если бы кто-нибудь увидел, как жертва недавнего громкого нападения волочет по коридору свою несчастную несостоявшуюся убийцу, которая вдобавок ревет белугой и ругается почище сапожника.
Ко всему прочему еще и Полная Дама наотрез отказалась пропустить в общую комнату Гриффиндора слизеринку, так что Сириусу пришлось напомнить ей, как однажды после Рождества она забыла пароль, после чего портрет мигом заскрипел петлями, и они оказались вне опасности.
Втащив Малфой в спальню мальчиков, Сириус пинком распахнул дверь в ванную. Тут Роксана, кажется, сообразила, к чему идет дело, потому что принялась биться, лягаться, цепляться за дверной проход, а в какой-то момент вдруг вырвалась было на свободу и резво бросилась к выходу, но Сириус поймал ее за талию, сграбастал в сокрушительный захват, втащил под душ и, крепко обхватив ее одной рукой, ударил по крану с ледяной водой.
Роксана пронзительно закричала, когда на нее обрушилась масса ледяной воды, и зарыдала пуще прежнего, а потом снова принялась биться, извиваться и колотить Сириуса по чему попало.
– Отпусти меня! Отпусти сейчас же, ты не имеешь права, вы все, вы не можете, не можете!!!
Она прыгала, дергалась, извивалась, осыпая Сириуса проклятиями пополам с рыданиями, но он держал крепко и проявлял просто железную выдержку, так что в конце концов Малфой сдалась и просто обмякла у него в руках.
– Я ненавижу тебя... – рыдала она в его рубашку. – Вас всех, ненавижу, ненавижу, ненавижу-у-ху-ху-у-у... – с каждым новом словом она хлопала Сириуса ладонью по груди, а потом просто уткнулась в нее носом и заплакала как маленькая, отчаянно и взахлеб.
– Поэтому? Скажи, поэтому ты это сделала? – он схватил ее перебинтованную руку и встряхнул ею у Роксаны перед носом. – Какого хера ты перерезала свои чертовы вены, кретинка?! Пыталась покончить с собой под унитазом Плаксы Миртл? Какая красивая смерть!
Роксана вырвала из его пальцев свою руку, всхлипывая и глотая вместе со слезами душевую воду, которая мощно била ее по лицу.
– К-какие вены? – она так испугалась, что даже перестала реветь. – Я п-пыталась... я хотела напиться, наколдовала стакан, а он, с-сука, взорвался у меня в руке...
И она еще раз всхлипнула.
Долгие несколько мгновений Сириус просто смотрел на нее, пытаясь осознать услышанное, а потом его вдруг разобрал такой дикий ржач, что и Роксана невольно засмеялась, причем ее смех очень быстро перерос в новую истерику, и тогда она сама обняла его, снова шагнув под холодную воду, и так они и стояли, обнявшись, и хохотали, как помешанные...

А потом она ему все рассказала.
Рассказала о том, как за те семь лет, которые она провела за границей, родители не писали ей месяцами, как этим летом мать не пустила ее на свадьбу Люциуса, потому что ей было стыдно показывать ее гостям, как Люциус убил Мирона Вогтейла в Каледонском лесу у нее на глазах, как ее держали под замком целый месяц в собственной комнате, и как после всего этого родители решили просто продать ее с молотка, как чистокровную кобылу, либо замуж, либо Волан-де-Морту, чтобы она уже больше никогда не мозолила им глаза.
Она говорила, говорила и говорила, изливая ему душу, и вместе со словами из нее как будто выходила вся та боль, которая приковала ее к полу в туалете Плаксы Миртл. А вместе с ней и последние силы, так что к концу рассказа она едва ворочала языком и прижималась к Сириусу с таким видом, будто вот-вот отключится прямо под ледяным душем.

Оставив в ванной две отяжелевшие мантии и обувь, полную воды, Сириус отнес Роксану обратно в комнату. Он чувствовал себя так, словно внутри у него дерутся взбешенные мантикоры. Одна требовала сейчас же, сию секунду отнести слизеринку туда, где было ей самое место, и не лезть в эти дела. А другая... ну, в общем, она была там же, где и всегда и терзала его все те полчаса, что они провели вместе под одним душем. Он хотел сочувствовать Роксане, потому что ее боль была знакома ему не понаслышке, но... ее руки, ее голос, ее запах, тепло маленького тела, которое, он помнил, могло быть таким горячим и так извивалось под ним...
– Вот, держи... – усадив Роксану на свою постель, он заклинанием распахнул чемодан. – Одевай, что хочешь, сюда никто не придет до утра, так что никто тебя не заметит. А если и придет, смело посылай их к черту, говори, что я разрешил, – Сириус схватился рукой за рубашку на спине и стащил ее через голову.
Роксана приподняла верхнюю ярко-красную футболку и подняла голову. Сириус как раз шлепнул мокрую рубашку на обруч печки, вокруг которой спальня грелась, словно вокруг солнца, и схватился за ремень.
– В чем дело? – спросил он, увидев, что Роксана не переоделась, а так и сидит с футболкой в руках и смотрит на него. – Ты меня стесняешься? Брось, Малфой, я видел у тебя такие родинки, о существовании которых ты и не догадываешься, поздно меня стесняться, – он криво улыбнулся, снял штаны вместе с трусами и отправил их сушиться к печке, после чего прошлепал мокрыми ногами по полу и полез в чемодан за сухой одеждой.
Роксана положила футболку на край кровати и начала раздеваться, не сводя с Сириуса пристального, изучающего взгляда.
Он понимал, что сейчас, с минуты на минуту на него обрушится Разговор, и уже внутренне напрягся, приготовившись к опасному маневру «это был просто секс», но когда после затянувшейся паузы он воровато оглянулся, то увидел, что девчонка лежит на его постели, свернувшись клубком, как шишуга, и крепко спит, подложив под щеку здоровую ладонь.
Стараясь производить поменьше шума, Сириус стащил с кровати Лунатика плед и накрыл им Роксану, тихо нашел в чемодане носки, тихо обулся в свои любимые «дерби», тихо достал из чемодана рубашку, жилетку и галстук и уже собрался было уходить, как вдруг услышал:
– Зачем ты все так усложняешь?
Сириус обернулся и увидел, что Малфой не спит. Она лежала все так же, обняв рукой подушку снизу и свернувшись клубочком, только теперь смотрела на Сириуса так, будто он тоже только что дал ей пощечину.
– Зачем ты спасаешь меня, если я все равно тебе не нужна?
Сириус накинул рубашку, искоса глядя на Роксану.
Во имя Мерлина, что он должен был ей сказать?!
А она все так же смотрела на него.
Сириус отвернулся, застегнул все пуговицы, глядя в темнеющее окно, потом резко отдернул воротник и, коротко встряхнув головой, вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
А Роксана еще какое-то время просто смотрела на то место, где он только что стоял, а потом устало смежила веки и закрыла лицо ладонями.