Фурия

Ремус

Хорошее настроение не вернулось к Сириусу даже с наступлением утра. Когда Ремус спустился на завтрак, увидел, что Бродяга сидит за столом, скрестив руки, и неподвижно смотрит в чашку с кофе. Вид у него был непривычно мрачный и сбитый с толку – как будто он все пытался и никак не мог решить какую-то невероятно сложную задачу. На пожелание доброго утра он не отозвался. Ремус посмотрел на Алису, сидящую напротив со свежей газетой в руках. Она ничего не сказала и вытерла бумажной салфеткой красный нос – по школе гуляла обычная осенняя простуда, и фирменная перцовая настойка мадам Помфри подавалась за столами наравне с чаем и тыквенным соком.
Ремус спустился как раз к почте, и когда он сел за стол, совы все еще кружили над головами, но не успел Ремус протянуть руку к чайнику, как в его тарелку вдруг вместе с посылкой шлепнулась домашняя сова, и Ремуса окатил утренний душ из дождевой воды и мокрых совиных пушинок. Очумело встряхнувшись, сова пьяно поднялась и скорбно уставилась на Ремуса огромными желтыми глазищами. К лапе ее была прикреплена тяжеленная посылка. Удивительно, как птица вообще ее донесла. Посылка была из дома, и пока обессилевшая сова беззастенчиво уничтожала горячий бекон, Ремус распечатал конверт.

«Ремус! Высылаю тебе все, что ты просил. Будь осторожен, когда будешь обтачивать заготовку, я хорошо наточил нож. И не забудь, что дерево надо как следует высушить, прежде чем будешь браться за работу. А когда будешь распаривать заготовку, не передержи дерево на пару, иначе треснет, и все насмарку. Желаю удачи. Напиши, как прошло это полнолуние, я очень волнуюсь. Зелье, о котором ты говорил, помогло тебе? Жду ответа немедленно. Отец».

Поборов желание немедленно распаковать посылку, Ремус одолжил у Алисы перо и кусок пергамента и взялся за ответ. Планировал написать быстро, чтобы поскорее распечатать инструменты для изготовки лука, но, вспоминая одну за другой подробности своего чудесного, нового превращения, так увлекся, что исписал мелким почерком почти весь лист.
– Доброе утро! – к Алисе подсела Лили, удивительно хорошенькая, даже несмотря на бледность. Волосы она собрала в хвост, и лоб у нее был таким чистым и белым – прямо как пергамент, покрытый ракушечной краской.
– Ты долго, – упрекнула ее Алиса низким грудным голосом.
– Не все наши гости разобрались в замке, я показывала девочкам, где на первом этаже туалеты. Пятый раз, – Лили взялась за кофейник и бросила подозрительный взгляд на Сириуса, который все так же хмурился, разыскивая истину в своей чашке. – А кто наложил заклятие Оцепенения на Сириуса? – заметив, что Ремус сидит перед пустой тарелкой, она налила кофе и в его чашку и положила ему на тарелку пару сэндвичей. Ремус рассеяно кивнул, дописывая.
Сириус промолчал и улегся на скрещенные руки.
– Что такое? – Лили с хрустом надкусила тост и взглянула по очереди на Ремуса и Алису. – Есть... новости? – Лили взглянула на газету и медленно опустила тост.
– Да, – Алиса шмыгнула носом, а когда, наконец, подняла голову, оказалось, что глаза у нее были полны слез, а губы дрожали. – Пожиратели напали на «Дырявый котел» сегодня ночью. Искали агента из Министерства. Там были мракоборцы и... отец Гидеона и Фабиана погиб.
Ремус вскинул голову и утонул в двух расплескавшихся озерах зелени. Лили порывисто обернулась, он вытянул голову, но близнецов в зале не оказалось.
– Где они? – прошептал Ремус.
– Уехали, – Алиса высморкалась в салфетку. – Еще до завтрака. Я просто не могу поверить... этого не может быть... – она вдруг зажмурилась, плечи ее дрогнули.
Сириус шумно вздохнул и резко выпрямился.
– Эй, Вуд, хватит, – отрывисто сказал он. – И так тошно, хоть ты не реви, – он помешал свой кофе, но пить не стал и резко отбросил ложку.
Алиса закивала и взяла вторую салфетку, вытирая потекшую тушь.
– Я теперь так боюсь... мой папа ведь во второй группе... если бы это были они...
– Успокойся, с ним все хорошо! – Лили обняла ее, успокаивающе гладя подругу по волосам.
– ... а еще эта эпидемия драконьей оспы в Хэмпшире, это ведь совсем рядом, понимаешь, а мама все время проводит в Мунго, а ведь там столько...
– Мерлин, Алиса. Пойдем, тебе надо умыться, – Лили помогла ей вылезти из-за стола и перед уходом протянула Сириусу какой-то конверт. – Вот, передай это Джеймсу.
– Что это? – Сириус взял у нее письмо.
– Это от его мамы.
Бродяга поднял брови.
– Дорея пишет тебе? С какой стати?
– Ох, Сириус, никто не следит за твоим другом, больно надо. Просто и он, и ты слишком заняты, чтобы отвечать на письма, а она мать и переживает за своего сына, пусть он и полный идиот! Напомни ему об этом!
– О том, что он идиот? – Сириус спрятал письмо в карман.
– Об этом тоже! – бросила Лили уже на ходу, обернувшись к Сириусу так, что ее пышный хвост огнем хлестнул мрачный зал.

После завтрака у них было еще немного времени, и Ремус в компании с все еще мрачным и странно злым Сириусом направился во внутренний двор, ученики всегда собирались там перед уроками – покурить втайне от преподавателей, которые, конечно же, все знали, обменяться новостями или быстро переписать домашнее задание.
У них в этом дворике было свое собственное место, на которое никто не смел посягать – широкий каменный подоконник во втором окне. Он оставался свободным, даже когда во дворе толпилась половина школы.
Когда они вошли во двор, увидели Сохатого. Мэри сидела на подоконнике, а он стоял перед ней, и они целовались... так, как это делают люди, которым уже нечего скрывать друг от друга.
Увидев Ремуса и Сириуса, Мэри поспешно спрыгнула с подоконника и ушла, прихватив свои вещи. Напоследок она улыбнулась им – вид у нее был совершенно счастливый.
Обменявшись рукопожатием с Сириусом и Ремусом, Джеймс улегся на подоконник и закурил. В отличие от Мэри, у него был очень хмурый и напряженный вид.
Сириус по сложившейся традиции уселся на свободное место и поджал одну ногу, а Ремус прислонился к стене – он в отличие от друзей уважал школьные правила, в которых говорилось, что сидеть на подоконниках запрещено.
– Слыхали про Пруэттов? – когда Мэри ушла, Питер, трущийся неподалеку из соображений тактичности, подошел к ним. – Говорят, старик сражался сразу с тремя. Его уложил отец Эйвери.
– Заткнись, Хвост, – процедил Джеймс, яростно дымя сквозь зубы.
– А что я такого сказал? – обиделся Питер.
– «Старик», «уложил»... Пруэтт – герой, – ледяным голосом молвил Сириус. – И он погиб, как герой. У него был шанс уйти оттуда живым, но он предпочел остаться и умереть. Я бы так же поступил.
– Все поступили бы так, – заметил Джеймс.
Пару секунд они молчали. Ремус заметил, что Питер смотрит себе под ноги и хмурится.
– Я стану мракоборцем, – вдруг заявил Джеймс.
Ремус поднял голову. Джеймс с первого года в школе твердил о том, что будет ловцом в главном составе «Кенмарских коршунов» когда-нибудь.
И в другой ситуации они наверняка бы принялись прохаживаться на этот счет, но сейчас все было иначе... со времен Каледонского теракта война еще никогда не приближалась к ним так запредельно близко. И дело было не в темпераменте Сохатого, готового чуть что броситься в бой. Ремус и сам чувствовал какое-то жжение в груди, и хотя здравый смысл подсказывал ему, что в нем говорит юношеская горячность, ничего не мог с этим поделать. И потому что гнев Джеймса падал на него самого, как искры на сухой хворост...
– Эти подонки думают, что им все можно? – цедил Джеймс, то и дело нервно затягиваясь сигаретой. – Тогда они еще не знают, на что нарвались.
– Да, Сохатый, и Темный Лорд будет трепетать от одного упоминания твоей славной фамилии, – лениво заметил Сириус, пытаясь разжечь на ветру огонек.
– Я серьезно, Сириус! Я стану мракоборцем, клянусь, я стану им и перебью этих ублюдков, это тебе понятно?!
Сириус закурил.
– Предельно. Кстати о твоей славной фамилии... тебе письмо, – он вынул конверт и шлепнул им Джеймса по плечу. – Отвечай на письма, олень, у тебя не так много родителей.
– Ух ты! Черт, а я ведь... вот черт... – Джеймс чуть не подавился сигаретой и принялся торопливо разрывать бумагу. – Я же совсем забыл... отец меня прикончит в один прекрасный день... точно прикончит…
– Но теперь по крайне мере понятно, куда пропал Эйвери, этот кусок дерьма, – все так же тихо и зло сказал Сириус, сжимая и разжимая кулак руки, лежащей поверх согнутого колена. – Теперь он бы не прожил здесь и дня.
– Это только Эйвери. Все знают, что половина этих – отпрыски Пожирателей, – Джеймс взглянул поверх письма на кучку третьекурсников-слизеринцев у другого выхода. – Просто пока что они хорошо это скрывают. А насчет Эйвери... мне вот, например, еще не все понятно.
– О чем ты, Сохатый?
Джеймс сложил письмо и снова лег, плотно закутавшись в мантию. От холода у него на лице выступил румянец, и нос покраснел как у Санта Клауса.
– А вы сами пораскиньте мозгами. В первый раз Тинкер выманили из лесу слизеринцы – именно их я видел в лесу той ночью, и слизеринцы начинают распускать слухи о том, что ее убил Лунатик. Какие именно слизеринцы? Нотт и Эйвери, все верно. Во второй раз мы тоже видим в лесу слизеринцев и очередную жертву – Мэри. Только она почему-то осталась жива, в отличие от Тинки. Почему? Потому что тому, кто пытался ее убить, что-то помешало? Что?
– Охотники? – предположил Сириус.
– Не охотники, – угрюмо молвил Ремус, ковыряя камень. – Оборотня может отвлечь только одно...
– Ты имеешь в виду...
– Да, – Джеймс снова закурил. – Я почти уверен, что Мэри осталась жива только потому, что в лесу появился вожак – он и помешал оборотню убить ее. Но теперь-то мы точно знаем, что это был не Рем, потому что он в это время пытался прикончить Бродягу...
– Спасибо, что напомнил...
– ... тогда, спрашивается, зачем слизеринцам так активно распускать слухи об этом? Наверняка потому, что они точно знали, кто убийца. И в этот раз мы тоже видели в лесу слизеринцев, вы помните, один из них кричал что-то вроде «Мы должны вернуться!», а другие ему: «Поздно, он уже с ними!»...
– ... я не помню, – Сириус дернул бровями.
– ... и после этого Эйвери вдруг исчезает! Как по мне, все очевидно – это он был нашим оборотнем, и это он виноват в смерти Тинкер Бэлл! Он чуть было не убил Мэри! А слизеринцы просто развлекались, подбрасывая ему добычу из маглорожденных – помните, что творилось в лесу летом? Для них это просто шоу... ублюдки...
– Слушай, Сохатый, логическая цепочка, конечно, впечатляет, но как по мне, она сделана из соплей, – заметил Сириус.
– Что? О чем ты? – Джеймс повернул к нему голову.
Ремус оглянулся. Дворик стремительно пустел, и на место шумного школьного гомона наваливалась тишина.
Он снова повернулся к друзьям.
– Я о том, что у тебя нет никаких доказательств, все притянуто за уши, – громко сказал Сириус. – Тебе просто хочется, чтобы во всем были виноваты слизеринцы.
– Что?! – взвизгнул Джеймс. – Бродяга, ты вообще в своем уме?! Все же сходится, Нотт...
– На самом деле – нет. По сути, у тебя есть только то, что слизеринцы были ночью в лесу, и хоть я сам не верю в то, что говорю – у тебя нет оснований их обвинять. С таким же успехом они могут обвинить нас, ведь мы тоже там были. А то, что Тинкер убил оборотень – ты, может, забыл, но в лесу и той, и этой ночью было до черта оборотней, и это мог сделать любой из них, – а увидев, что Джеймс опять собрался спорить, Бродяга добавил: – Все упирается в то, есть ли у тебя доказательства, Сохатый. А их у тебя нет.
– Но Эйвери ведь исчез, исчез именно сейчас, когда...
Неожиданно Питер, до этого внимательно слушавший спорщиков, переменился в лице.
– Макгонагалл! – шикнул он.
– Вот черт! – Джеймс подскочил и сунул сигарету в карман, Сириус спрыгнул на землю, они спешно засобирались, но не успели и оказались под прицелом строгих глаз.
Профессор шла прямо к ним, очки подскакивали на ее остром носу, руки крепко сжимали учебники и классный журнал – примерно так бы они сжимали меч. Даже ее черная широкополая мантия сердито хлопала рукавами.
– Могу я поинтересоваться, что вы четверо делаете здесь во время моего урока? – звенящим от негодования голосом спросила она, по очереди глядя на их виноватые лица.
Они переглянулись. Джеймс первый справился с робостью. Дернув плечом, он поднял голову и спросил:
– А вы?
Сириус фыркнул от смеха и тут же попытался выдать это за кашель – озадаченно сдвинул брови и постучал себя по груди.
Макгонагалл подошла ближе, глядя на Джеймса так, что он заметно стушевался. Лицо у профессора трансфигурации было маленькое и сморщенное, как печеное яблочко, а глаза – круглые и страшно выплаканные, так что любому, на кого она смотрела, казалось, что женщина вот-вот заплачет, хотя на самом деле...
– Скажите мне, мистер Поттер, – голос ее уже не звенел, а клокотал от ярости. – Где мы с вами находимся?
– На Земле? – храбро предположил будущий мракоборец. Тут уже не сдержался Питер, и Ремус, сам сражаясь со смехом, пихнул его в бок.
– Я уверена, профессор Синистра будет рада узнать, что хотя бы ее вы слушаете внимательно, мистер Поттер, – сухо молвила Макгонагалл. – И все-таки я бы хотела услышать ответ на свой вопрос.
– Мы... в школе... – сокрушенно вздохнул Джеймс, уронив голову на грудь. Секунда паузы, – ... школе чародейства и волшебства Хогвартс, основанной в одна тысяча четырнадцатом году четырьмя великими магистрами волшебных искусств. По предварительной договоренности школа была разделена на четыре факультета, хотя изначально планировалось только два отделения: мужское и женское, а замок, в котором она...
– Не валяйте дурака, Поттер! – прикрикнула Макгонагалл, и Джеймс послушно заткнулся, сверкнув из-за очков бессовестно веселыми глазами. – Мы с вами действительно находимся в школе, мистер Поттер. И разница между нами в том, что я – ваш учитель и декан и имею право задерживаться, а вот вы, – она обвинительно взмахнула палочкой. Галстук Джеймса моментально подхватил воротник, рубашка, мятая и торчащая из брюк, немедленно впрыгнула на место. Джеймс неловко схватился за брюки и скорбно выгнул губы, чуть ослабляя галстук, который, впрочем, не был таким уж тугим, – ... не имеете права дерзить своему учителю, опаздывать на его уроки и выглядеть при этом как бабуин, случайно запутавшийся в школьной форме. Это понятно?
– Да, мэм, – проворчал Джеймс, застегивая мантию. Питер, незаметный за спинами Сириуса и Ремуса, делал то же самое.
– Живо в класс! – скомандовала Макгонагалл, еще раз взмахнув палочкой и шагнув в сторону, давая им путь.
Они подобрали сумки. Джеймс, перед тем как уйти, остановился перед Макгонагалл и спросил, уже не дурачась:
– Профессор... вы не знаете, что с Гидеоном и Фабианом? Как они?
Макгонагалл мигом переменилась в лице, и из-под маски учителя снова показалась сморщенная, заплаканная женщина.
Оторвав одну руку от книг, она ободряюще пожала плечо Джеймса.
– Посмотрим... – сказала она, коротко и быстро кивая. – Посмотрим.
Джеймс кивнул и пошел следом за ней, на ходу пытаясь незаметно потушить загоревшийся карман.

На уроке Ремус потихоньку распечатал под партой свою посылку. Отец прислал ему целый арсенал инструментов, необходимых для создания лука в домашних условиях: ножи, струбцины, моток заячьих сухожилий для тетивы, наждачную бумагу, напильники, рубанок, а также подробную инструкцию, что и как делать – этого он мог бы и не делать, в конце концов, кто как не Ремус помогал ему делать и чинить луки все эти годы?
Перебрав все, он уложил инструменты в свою сумку и стал терпеливо дожидаться конца уроков, но – Мерлинова борода! – еще ни один день не казался ему таким бесконечно длинным и бесконечно скучным.
На трансфигурации они начали новую, непроходимо трудную для Ремуса тему – превращение всего скелета человека в скелет животного. Пришлось очень много писать, к тому же, многое из того, что говорила Макгонагалл, было непонятно, и приходилось разбираться чуть ли не в каждом абзаце. И как назло, в окно, возле которого сидел Ремус, все полтора часа щедро лился насыщенный осенью солнечный свет. Лился и манил Ремуса прочь из пыльного, пропахшего древесиной и мелом кабинета в позолоченный октябрем лес, где его ждал заветный орешник...
Каждые несколько минут Ремус поглядывал на часы, но с ними определенно что-то случилось. Ведь не может быть, чтобы после вечности ожидания было только... половина одиннадцатого... двенадцать... половина первого?!
Ремус даже снял часы и поднес к уху, но стрелки тикали, и ничего не менялось, так что Ремус вздыхал и еще ниже склонялся над, наверное, самым скучным эссе в мире: об использовании магловских трав в зельеварении.
Странно, но не только он нервничал и не мог усидеть на месте сегодня. Бродяга тоже вел себя странно – то впадал в оцепенение, как за завтраком, то наоборот принимался шутить, громко разговаривать и разливаться по классу морем – в один из таких моментов, перед совместной со Слизерином травологией к нему подошла Хлоя Гринграсс.
Ремус сидел рядом с книгой и потому отлично слышал их разговор. Ему это нравилось даже меньше, чем Хлое, которая нервно оглядывалась и заламывала пальцы, явно желая уйти в сторонку, но вот Бродяга, похоже, не чувствовал неловкости от того, что их беседу слышал десяток ушей:
– Тебя давно не было, – взволнованно говорила девушка. – Ты не хочешь объяснить мне, что случилось? Мы были вместе... – она нервно оглянулась на Ремуса. Тот сделал вид, что поглощен чтением, – ... а теперь ты даже не подходишь ко мне. Что я такого сделала?
Целое мгновение Сириус мучил девушку прямым, красноречивым взглядом, а потом вдруг усмехнулся, протянул руку и заправил белокурый локон Хлое за ухо, притянув ее к себе за талию.
– Ну что ты уже напридумывала себе? – вкрадчиво молвил он. – Я обязательно приду к тебе еще. Какой там пароль у твоей комнатки?
Улыбка пропала с лица Хлои.
– Я не об этом, Сириус... – она попыталась отцепить его руки от своей талии, но это было не так-то просто. – Ты не хочешь пригласить меня... на свидание, например? Мы могли бы прогуляться к озеру или...
– На свидание? – Сириус усмехнулся так, что Ремусу стало жалко девушку, хотя обычно он просто терпеть не мог Гринграсс за ее вечное кривляние и отвратительного капризного мальчишку-первокурсника с прилизанными волосами – ее брата. – Зачем? Слушай, если ты так хочешь, я могу прийти к тебе сегодня или завтра? Я напишу тебе, когда смогу, окей?
Лицо Хлои исказила злоба.
– Ты за кого меня принимаешь, Блэк? – она отшатнулась от него.
Сириус легонько пожал плечами.
– Проблема не в том, за кого тебя принимаю я, – вкрадчиво изрек он. – А вот за кого себя принимаешь ты – вот это уже действительно интересно...
Хлоя размахнулась, влепила ему смачную пощечину, после чего развернулась и ушла, потому что к теплицам подошли остальные ученики, и ей, очевидно, не хотелось, чтобы кто-то увидел ее с размазанной тушью. А Бродяга только усмехнулся, потерев лицо, и после этого маленького происшествия таинственным образом растаял в воздухе.

Никто не знал, куда он делся, даже Джеймс, хотя, скорее всего, он все-таки знал, но молчал, Хлоя Гринграсс половину урока шмыгала носом и картинно махала ладонями на свои глаза, а когда Ремус удобрял навозом спящего дракона беспокойное живое деревце, к нему вдруг подошла Роксана Малфой и напрямик спросила, где Сириус.
Ремус замешкался, глядя на нее. Ее нездорово-белые волосы и очевидная схожесть с братом вызывали у него жуткую неприязнь – как будто она была каким-то неудачным отростком от самого Люциуса. И он бы с радостью отослал ее вместе с ее расспросами о его друзьях куда подальше, но тут было что-то не так... девчонка смотрела на него так, словно от его ответа зависела ее жизнь. Да и выглядела она неважно – глаза горели как в лихорадке, на щеках – румянец, а губы наоборот бледные и все в чешуйках.
– Я его не видел, – ответил Ремус, старательно удобряя деревце, которое зябко поскрипывало ветками-руками, стараясь потеплее обмазаться компостом. В теплице это выглядело забавно, но ночью в лесу такое деревце могло нагнать страху на кого угодно.
– М-м... – она облизала губы и поджала их, кивая. – И ты, конечно же, не видел его со вчерашнего дня?
– Нет, – Ремус быстро взглянул на нее снизу-вверх и утер следы компоста с лица чистой стороной руки. – Может, он заболел?
Малфой на секунду смежила веки, и губы ее улыбнулись.
Ремус растерялся. Он терпеть не мог врать, тем более девчонкам, тем более девчонкам Сириуса, которые почему-то именно у него выспрашивали о Бродяге все, что только можно. Но за последние несколько лет все эти фразы обточились в его сознании как камни в море, и он выдавал их, не задумываясь... а вот сейчас почему-то почувствовал жуткую неловкость – прямо как в первый раз.
– Да, может, – наконец сказала Роксана, когда открыла глаза. Но она не заплакала, как боялся Ремус – просто отвернулась и ушла... а потом вдруг обернулась и спросила: – Тебе нужна помощь?
– Да нет, спасибо, – пропыхтел Ремус, справляясь у своего деревца, и послал девушке быструю улыбку, хотя на самом деле хотел, чтобы она просто ушла...
И она ушла. Малфой молча вернулась к своему ящику с деревом. Все работали в паре или группками по трое-четверо. Он сам – с Питером, Джеймс – с Мэри... а она одна. От нее отворачивались как гриффиндорцы, так и слизеринцы. Проще говоря – все. Так же, как и от него когда-то...
Ремус снял перчатки и вытер руки и лицо полотенцем и, глядя, как сестра Люциуса Малфоя возится в грязи в полном одиночестве, нечто, похожее на острую жалость, иголкой кольнуло у него в груди.

После уроков Ремус закинул сумку с учебниками в гостиную Гриффиндора, переоделся и отправился прямиком в лес – добывать материал для своей задумки. Он плохо помнил, где находится то самое место, и хотя Джеймс собирался пойти с ним, его в последний момент зацепила Мэри, и он вынужден был остаться, а Питер промямлил что-то насчет большого домашнего задания и тоже остался в гостиной, так что из замка Ремус вышел в одиночестве.
Впрочем, одиночество никогда не было для него проблемой. Окунувшись с головой в горячий янтарный закат, он шагал по холму, скованному вечерней прохладой и охваченному дымкой тумана. Со стороны хижины Хагрида тянулся суховатый запах дыма, из лесу ночь катила на Ремуса волны свежего холодного ветра, напоенного запахом гнилых листьев и поздних лесных яблок...
Скоро Хэллоуин...
Ремус плотнее запахнул куртку, чувствуя, как под нее забирается холодок, и зашагал бодрее, пытаясь вычислить, управится ли он до темноты, как вдруг у самой кромки леса его нагнал неожиданный спутник – лохматый черный пес.
– Твои подружки меня достали, – заявил Ремус, когда Бродяга молча затрусил рядом, подстраиваясь под его шаг. – И ты не сможешь вечно прятаться!
Сириус не превратился и даже не взглянул на него.
– Сестра Люциуса Малфоя, Сириус! Чем ты только думал?
Пес фыркнул.
– Хотя да, это был глупый вопрос. В любом случае, тебе лучше поговорить с ней, если ты не хочешь проблем с Люциусом. Кстати, мне тоже не нужны проблемы! Скажи, почему твои подружки вечно терзают меня, где ты и что с тобой? Когда я сделался твоим секретарем?
Сириус издал клочковатый сиплый лай, очень похожий на его человеческий смех.
– Ладно, раз уж ты здесь, проводишь меня до кладбища Основателей? Вдвоем мы управимся быстрее. И может быть, нас не...
– Эй, ты!
– ... поймают... – упавшим голосом закончил Ремус и оглянулся.
Из зарослей почти что бесшумно выбралась рослая человеческая фигура в темно- зеленой мантии охотника.
– Ты что здесь делаешь? – подозрительно спросил он, вынимая палочку. – Ученикам школы запрещено находиться в лесу.
Ремус растерялся и взглянул на Сириуса.
– Выгуливаю... собаку Хагрида. Он сейчас очень занят, просил помочь. Мы уже возвращаемся, правда, Нюхалз? – для достоверности он похлопал Сириуса по голове. Тот, надо сказать, не только стерпел панибратство, но и совершенно по-собачьи помахал хвостом, высунув язык.
– Вон что... – охотник хмыкнул, даже не взглянув на Сириуса и сверля Ремуса взглядом. – Какой остолоп отправит ученика в лес, зная, что территория под нашей охраной?
Сириус зарычал.
– Он не любит, когда обижают Хагрида, – угрюмо заметил Ремус.
– Смотри-ка... какой умный.
– Это точно. Мы пойдем, сэр, нам правда пора. Не волнуйтесь, я знаю дорогу, так что нас не надо провожать. Идем, Нюхалз! – Ремус зашагал в лес. Сириус напоследок еще разок рыкнул на охотника и побежал следом.
Ремус шел, изо всех сил стараясь не оборачиваться, но когда они с Сириусом почти что дошли до хижины великана, он все же обернулся и, убедившись, что за ними никто не идет, они бегом бросились в заросли.

Полянка, которую искал Ремус, находилась в самом сердце Запретного леса, на дне колодца пышной многовековой зелени. Деревья, в каждом из которых мог бы поместиться небольшой коттедж, спускались к этой полянке вниз, по крутым склонам высохшего озера, закручиваясь исполинской спиралью и закрывая своими пышными кронами небо. Кроны переплетались, срастаясь в зеленый покров, и только в одном месте они не соприкасались буйными головами в этот просвет, словно в окошко проникал солнечный свет, падая с большой высоты прямо на заветную поляну...
И сейчас, когда ночной небосвод выдавливал из солнца весь его сок, и эти деревья, и самый лес, и все вокруг полыхало оттенками червонного золота, словно рука самого царя Мидаса пропустила лес сквозь пальцы и заперла в сумерки как в сундук. А мрамор четырех гробниц, белый, как чистейший морской жемчуг, горел в этой золотой темени таким ослепительным пламенем, что начинали слезиться глаза.
– Добрались... – выдохнул Ремус, хлопнув Сириуса по спине, и они бегом спустились по склону вниз, хватаясь за протянутые к ним ветки молоденьких яблонь...
Оказавшись внизу, Ремус ненадолго замер. Взглянув в лица четырех великих волшебников, он слегка оробел, словно то, на что он решался, было преступлением... но он смело обошел гробницы и приблизился к раскидистому орешнику, который рос между могилами Годрика и Кандиды. Выбрав самую толстую и крепкую ветку, Ремус вытащил палочку...

– Что ты собираешься делать с этой хренью? – спросил Сириус, когда они сделали небольшой привал. Ремус привалил тяжелую двухметровую ветку к одному из деревьев, так что оно загудело, и на землю просыпалась труха.
– Подарю... профессору Грей, – он вытер со лба пот и привалился плечом к этому же дереву.
– Уверен, она будет в восторге.
– Я сделаю из этого лук, – усмехнулся Ремус. – Я сломал ее собственный, ну и...
Сириус фыркнул.
– Лунатик, это не мое дело, но... зачем тебе это надо? Грей, конечно, классная и все такое, но... черт возьми, в этой школе полным-полно красивых, веселых девчонок, а ты выбрал училку?
– Я просто решил оставить их тебе, – они переглянулись и засмеялись. – К тому же, мне нужна именно она, а не эти девчонки... да и я им не нужен.
– Рем, ты просто сам не понимаешь, какой козырь тебе достался.
– О да, когти, клыки и безумие... – Ремус снова забросил на плечо свою ношу. – Потрясающий козырь!
– Старик, да девчонки с ума сходят от всей этой чертовщины. Возьми Мирона Вогтейла, чувак был долбанным вампиром, и все ведьмочки готовы были сломать свои палочки, чтобы только он их трахнул. И если правильно подать свою пушистую проблему, рыбки сами будут вешаться к тебе на крючок.
– И что потом? Я буду прятаться от каждой так, как это делаешь ты?
Ответить Сириус не успел – ночь вдруг взорвалась ослепительным светом.
Они едва-едва успели броситься на землю, чтобы избежать заклятия, как лес вокруг превратился в людей, и они бесшумными зелеными и серыми тенями бросились к двум скорчившимся на земле мальчишкам, схватили их за шиворот, силой поставили на ноги и поволокли прочь.

Кулак охотника забарабанил в деревянную дверь так, что она затряслась и загудела.
– Открывай! – рявкнул он и встряхнул Ремуса, когда тот попытался вырваться.
Охотники, вооруженные зажженными палочками, притащили их к хижине Хагрида.
На улице уже совсем стемнело, воздух дрожал сверчковыми пересудами, а огненный свет их палочек казался Ремусу светом факелов. Дернув плечом, которое уже онемело в капкане железных пальцев, он оглянулся на Сириуса.
Охотник выкрутил ему руку за спину. Глаза Бродяги за упавшими на лицо волосами наливались злым блеском, как два наточенных лезвия, а у его конвоира под глазом темнел кровоподтек.
Охотник снова постучал.
– Открывай, Хагрид!
В хижине раздался кашель. Затем – шаги, а потом заспанный лохматый Хагрид в чудовищной бобровой пижаме открыл им дверь.
– Ремус? Сириус? – он оторопело уставился на открывшуюся ему картину и пошире распахнул дверь. – Что это вы так поздно...
– Эти двое утверждают, что вы поручили им выгулять собаку, – ледяным голосом произнес один из охотников. – Ночью, в Запретном лесу. Собака пропала, а вот эти пытались сбе... – договорить охотник не успел, потому что Сириус вдруг всадил ему локоть в живот и попытался вырваться. Завязалась потасовка – охотник, державший Ремуса, выпустил его, и они вдвоем с напарником скрутили буйного парня.
– ... а собаку мы так и не нашли! – яростно пропыхтел он. – Ну что вы скажете? Знаете этих двоих, да?!
Ремус взмолился про себя, чтобы великан поскорее сообразил, что к чему. Хагрид смотрел на них, приоткрыв рот, сверчки смеялись, Сириус грязно ругался сквозь зубы...
– А... – наконец изрек Хагрид. – Ну конечно знаю, чего уж... я ж и говорю... чего это вы... так поздно-то? Клык вон... вернулся давно, спит, тупая скотина, а вы-то... спасибо, что привели их, господа охотники, э-э... я уж сам хотел... идти-то... – великан взглянул на свою пижаму и кашлянул, пригладив мех на груди.
Охотники от удивления выпустили Сириуса.
Оказавшись на свободе, Бродяга яростно дернул руками, возвращая на место одежду, и чуть было снова не бросился в атаку, но тут уже рука Хагрида легла ему на плечо, и Бродяга чуть не рухнул оземь.
– Я уж сам прослежу, чтобы они в школу вернулись, а коль виноват – сам их отведу, – прогудел великан, покровительственно кладя руку и Ремусу на плечи. – Доброй ночи! – и с этими словами он захлопнул дверь перед носом у остолбеневших охотников.

– Устроили вы, как всегда, негодники... и не сидится вам в школе по ночам, вечно вас на приключения тянет... – ворчал Хагрид, наливая в чашки древесно-красный чай.
– Какого черта в лесу до сих пор торчат охотники? Оборотни ведь давно ушли! – ворчал Сириус, рассеяно почесывая детеныша гиппогрифа, который просто расквасился у него в руках и довольно клекотал, щуря глаза.
– Так они их и ищут, Сириус! – Хагрид плюхнулся на стул напротив мальчиков и навалился на стол. – Целыми днями рыщут, пытаются найти тропки, которыми эти-то к нам в лес приходят. Это, вишь, опасно, так к нам любые темные маги прийти-то могут...
– О, как я им благодарен...
– И профессор Грей тоже с ними? – как бы невзначай спросил Ремус.
– А то как же! Она ж у них и есть самая главная...
– А нам сказали, что она ловит боггартов для уроков по выживанию.
– Вон что! Хмпф... – Хагрид надулся. – Ну, значит, я вам ничего не говорил.

* * *

Все-таки очень хорошо быть волшебником. Обычно к Ремусу редко приходили такие мысли здесь, в общей гостиной, где за шесть лет учебы он провел как минимум двадцать или даже сто дней над выполнением домашних заданий, но сейчас, когда он сидел на ковре перед камином, в куче деревянной стружки, чувствовал себя именно так: не заучкой, а счастливым обладателем волшебной палочки и какой-то непонятной искры в голове, которая помогает ему творить чудеса...
Ремус подул на деревяшку, сдувая древесную пыль, заморгал, когда что-то попало ему в глаз, и потер лицо, после чего поудобнее перехватил нож и снова принялся срезать пласты с ветки.
Отцу нужно несколько месяцев, чтобы изготовить лук. Высушить дерево, распарить, высушить, распарить. Все это ужасно долго, когда у тебя нет волшебной палочки и книги заклинаний. Конечно, можно было заказать готовый лук в «Ежедневном пророке» или трансфигурировать какой-нибудь старый лук в новый. Но Ремусу хотелось сделать это для нее своими руками, вложить в эту работу все силы до капли, чтобы не только волшебство Годрика или Кандиды, но и частица его самого всегда была с Валери...
А занозы и ссадины от ножа... ну что же, у него случались ранения и пострашнее.
Ремус срезал еще немного дерева и критически осмотрел свою работу. От ветки лещины, которую он вырезал из самого сердца леса, осталась кривая, безнадежная деревяшка. Ремус взял перо и чернила и обозначил на свеженькой, ароматно пахнущей заготовке контур будущего лука, после чего снова взялся за нож. На ладони уже вздулись волдыри, парочка из них лопнула, и кожу жгло от пота так, что даже перчатки не спасали. Хорошо, что он позаботился и об этом и попросил у Лили огромный запас волшебного пластыря.
Тикали часы. Ремус очень боялся не успеть до рассвета. Послезавтра Хэллоуин, ему так хотелось приурочить свой подарок к этому дню, он сотни раз проигрывал в голове сцену, в которой увидит ее глаза, когда вручит лук... и боялся этого момента как огня, так что пару раз он откладывал работу и пытался справиться с приступом паники.
Портретный проем скрипнул, и в гостиную вошел мрачный, задумчивый Сириус в криво застегнутой одежде и с курткой через плечо.
Когда Хагрид взялся проводить их до школы, чтобы они успели хотя бы на конец ужина, Сириус сказал, что поужинает у своей старой подруги в Хогсмиде, и как бы великан ни ворчал, Бродяга обернулся псом и был таков.
– Наслаждаешься? – сонно спросил он, пройдя мимо Ремуса.
– Еще как, – Ремус снова вытер лицо – ему все казалось, что стружка застряла у него в носу.
– Ну-ну... – Бродяга окинул скептическим взглядом поле работы Ремуса и взбежал по ступенькам наверх, а Ремус, закусив губу, снова принялся за дело.
К четырем часам утра лук был почти готов. Остатки первого оружия Валери Ремус тоже пустил в дело – приколдовал к «плечам» своего подарка, так что они стали выглядеть мощнее, и проделал в них пазы для тетивы, которую, кстати говоря, обмотал специальными защитными чарами, чтобы она была крепкой и не изнашивалась. После этого он подвесил лук в воздухе заклинанием, вырезал на нем девиз Гриффиндора и покрыл лук краской и лаком. Часов в пять наверху скрипнула чья-то кровать и хлопнула дверь. Ремус к тому времени уже едва-едва соображал, и голова его была тяжелой, как котел с кипящим зельем. Собрав все свои инструменты, он отнес их наверх, потом бросил в камин все отходы производства, бережно завернул лук в ткань и спрятал у себя под кроватью, после чего рухнул на нее, не раздеваясь, и моментально уснул.