***
Пока я ехала в Порт-Анджелес, то старалась ни о чем не думать. Было достаточно рано, и по дороге шло много грузовых фур, которые приходилось обгонять - это отвлекало. А потом я стала думать о Джасе. Я не помнила его таким жизнерадостным и занятым. И надо же – шахматы… Хотя чему я удивляюсь? Он же воин! Так что все логично. А Сет вообще хороший парень, и я порадовалась тому, что они приятельствуют. А еще я поняла, что ночью меня напугали не глаза Джейка - он действительно в Канаде. Просто оборотни хотели убедиться, что Каллены не вернутся из-за моего появления в Форксе, и дежурили около дома. Короче, я перескакивала мыслями с пятого на десятое, лишь бы не дать прорваться моей истерике. Я нервничала. И причиной тому был не только Эдвард. Сегодня утром я по папиному напоминанию заперла Чупа в трейлере. И хотя я оставила ему включенным маленький телевизор, работающий от аккумулятора, и полную коробку чупиков, совесть моя была не чиста. Казалось, что зверек с самого начала все понимал. Он совершенно не хотел идти в трейлер, и никакими конфетами его было не подманить. Если бы не папа, который вернулся со двора, чтобы сообщить о том, что мистер Эндрюс с ружьем уже на крыльце своего дома, то никто бы никуда и не пошел. Заперев Чупа, я специально огляделась, и действительно: сосед с крыльца своего дома с отсутствующим видом и ружьем разглядывал летящих птиц. Хотя какие птицы в это время года? Я очень невежливо прошла мимо, не поприветствовав его, и выехала с дорожки. Чуп, прижавшись черным носом к стеклу окна, провожал меня отчаянным взглядом.
Ехать предстояло долго, до Порт-Анджелеса часа два на машине, и необходимо было следить за дорогой. Конечно, сейчас я ехала не на своем красном пикапчике со скоростью черепахи, но если уж положить руку на сердце, то ненамного быстрее. Мое сердце было не на месте из-за Чупа, и это здорово отвлекало от предстоящей встречи. А если совсем честно, то я прекрасно понимала теперь, насколько некрасиво поступила с Эдвардом и как подставила, бросив одного перед алтарем. Надо было хоть церемонию прервать, что ли… Так нет же, просто взяла и уехала, оставив его одного отдуваться перед родственниками и гостями. Оправдания мне не было, но я уже пережила все это и поняла, что необходимо двигаться дальше. Фактически эта встреча была мне нужна для того, чтобы попросить прощения… И жить дальше, зная, что виновата, но сделала все возможное, чтобы как-то загладить свою вину.
Я припарковала машину на первой попавшейся стоянке и пошла в центр города пешком. Времени у меня было предостаточно, поскольку я выехала из дому около восьми часов, одновременно с Чарли. Утро было достаточно мрачным, холодным, висели низкие тяжелые тучи, и никаких особо приятных воспоминаний я не испытывала. Небольшое удовольствие вернуться в тот день, когда на тебя напали, или когда ты ударилась во все тяжкие, полностью выключив голову.
Порт-Анджелес – обычный прибрежный городишко, немного крупнее Форкса, но все равно такой же провинциальный. Я не спеша прошлась по пустынной набережной и свернула к итальянскому ресторанчику. Он уже открылся, хотя я была в зале почти одна: в углу за столиком какой-то пожилой мужчина пил свой кофе, читая газету, а парнишка в фартуке протирал столы.
Меня охватило странное оцепенение, все чувства выключились, и я на каком-то автопилоте заказала грибные равиоли и колу. Официантка, постаравшись скрыть зевок, записала что-то в свою книжечку и удалилась. Я осталась ждать и нервничать. Нервничать не получалось, мое отупение не проходило. Времени было только начало двенадцатого, и я приготовилась к долгому ожиданию. Принесли равиоли, и я с аппетитом, который удивил меня саму, принялась их есть. Мужчина допил свой кофе и, свернув газету, вышел. Столик в углу заняли две женщины средних лет, увешанные хозяйственными сумками с покупками, и заказали себе шоколад. Мою тарелку из-под равиоли давно унесли, я допивала второй бокал колы и по-прежнему сидела за столиком одна. Мыслей в голове не было, ожидание затягивалось и явно становилось бессмысленным. В четверть третьего ушли, наговорившись, женщины с покупками. Парень в переднике начал расставлять в зале подсвечники, готовясь к вечернему обслуживанию. Он покосился на меня, но не стал ничего трогать на моем столике и отошел. Я проследила за ним, наблюдая, как он спиной открывает служебную дверь, вынося из зала поднос с салфетками, оставшимися свечами и тому подобным. А когда вернулась взглядом к своему пустому стакану, то поняла, что уже не одна. Напротив меня за столом сидел Эдвард.
Он был неизменно прекрасен.
Да, именно так. Вампиры не меняются, не стареют, не плачут, им сложно выразить мимикой эмоции, поэтому Эдвард не изменился и ярко напомнил мне мои семнадцать лет, когда произвел такое сильное впечатление. К сожалению, сейчас мне было девятнадцать, и многое я пережила сама. Я изменилась или «проявилась», как забавно сравнил меня с переводной картинкой Билли.
Эдвард молчал. Я тоже не знала, что сказать, и чувствовала невероятную растерянность. Я видела его перед собой и никак не могла сосредоточиться. Наконец, я выдавила:
- Привет.
«Скажи же что-нибудь!» – буквально кричала я про себя. Это молчание просто сводило с ума.
Эдвард нахмурил лоб и наконец-то ответил:
- Привет.
- Как ты? – задала я самый оригинальный вопрос, но ничего другого придумать просто не смогла. Я по-прежнему не знала, что сказать, жалела, почему не написала речь заранее на бумажке, и паниковала. Нет, немного не так: я ПАНИКОВАЛА. Меня просто трясло, внезапно стало душно, и в ушах стоял подозрительный звон.
«Не хватало еще в обморок грохнуться», - подумалось мне. Эдвард сердито посмотрел на меня и жестом подозвал официантку. Как у него так получается? Мне дважды сегодня пришлось ее окликать, чтобы обратить на себя внимание, хотя зал с утра был практически пуст.
- Колу, пожалуйста. И даме… Что ты будешь? Ты вообще ела сегодня что-нибудь?
Опять он меня кормит. Теперь это не умиляло и не раздражало, просто забавно – милая привычка из прошлого.
- Эдвард, я только что поела. Но колу буду, спасибо.
Он как-то странно посмотрел на меня, но сделал заказ с учетом моих слов:
- Две колы.
Девушка кивнула, чуть задержалась у нашего столика, поправляя салфетки, но, поняв, что ничего другого не последует, удалилась. Я наконец-то смогла перевести дыхание, звон в ушах слегка затих, сердце стало колотиться помедленнее. «Ох, он же мучается, когда у меня кровь приливает!» - вспомнила я и постаралась отодвинуться на стуле подальше, хотя с его-то обонянием…
- Не беспокойся, все в порядке, - неожиданно произнес Каллен. Я не очень поняла, к чему это он, но Эдвард несколько удивленно продолжил: - Ты ела.
- Ну да, я же сказала.
- Равиоли.
- Да, грибные. Сама не знаю, что на меня нашло. Все, как тогда, но я не специально. Понимаешь, просто как-то ничего другого в голову не пришло и...
Я не знала, что сказать, и запуталась в словах. Эдвард жестом остановил меня.
- Все нормально.
И тут до меня дошло:
- Как ты догадался?!
Эдвард недовольно поморщился. Я растерянно сидела и теребила пальцами ни в чем не повинную салфетку.
- Вообще-то, со мной все нормально. Но я хотел бы понять…Это все-таки ты?
Такого я не ожидала. Джас был прав: Эдвард не верил, что я - это я.
- Ты меня не узнаешь? – каким-то слабым голосом пролепетала я.
А он резко вскинул на меня глаза и сказал:
- Быстро отвечай: как зовут твою мать?
- Ох… Рене.
- Ее мужа?
- Нового? Фил. Он бейсболист.
- Как Карлайл познакомился с Эсме?
- В больнице. Ее привезли без сознания после попытки самоубийства. – Мне все это начинало напоминать какой-то дурной шпионский фильм.
- Какой размер одежды носит Элис?
- Шестой. Но иногда покупает восьмой, если хочет, чтобы свитер смотрелся объемным. И вот… - с этими словами я задрала рукав своего свитера на руке, обнажая уродливый белый шрам в форме полумесяца чуть выше запястья. - Достаточно?
Наверное, последние слова прозвучали раздраженно. Эдвард руками потер лицо и вдруг задал еще вопрос:
- А почему у тебя седые волосы?
- Болела.
- Чем?
Я и забыла, что у него степень по медицине.
- Воспаление мозговых оболочек. - Кажется, именно так называл мою болезнь доктор Лейден.
- Ясно, - кивнул Эдвард. – Ты знаешь, что это заболевание всегда хроническое и не лечится, только на время убираются симптомы?
- В данный момент все в порядке.
Каллен еще раз кивнул. Я подумала о том, что мое чувство вины перед ним уменьшается с огромной скоростью. Эдвард поморщился, как от внезапной зубной боли.
- Послушай, - начала я говорить то, ради чего, собственно, и хотела с ним встретиться. – Я очень виновата перед тобой и хотела бы попросить прощения. Мне нельзя было так просто уходить со свадьбы. Требовалось хоть что-то объяснить, но я думаю, что ты понимаешь… Я так растерялась, что не сообразила остановить венчание, и не могла ничего сказать тебе, было нечего…
Я говорила и понимала, что словами такое сказать нельзя. Это все пустое, сотрясение воздуха, и именно Эдвард переживал жалость и сочувствие присутствующих, а со стороны некоторых еще и злорадство. Столько месяцев нервничал из-за моего отсутствия и не знал, где я нахожусь. И из-за меня ему пришлось переехать из мест, которые были дороги.
Стоп, а пластиковая карта?
- Какая карта? – Эдвард в замешательстве смотрел на меня.
- Кредитная, - на автопилоте произнесла я. – Но, по-моему, я ничего сейчас не говорила.
Я была в растерянности. Что происходит?! Эдвард потер ладонями лицо.
- Не знаю…
Как это он не знает? Это же он спросил про карту!
- Да, я спросил. Просто ты сказала…
- Я не говорила!
Голова начала болеть. Эдвард растерянно смотрел на меня. Как же так получилось, что вместо того чтобы говорить о наших чувствах, о моей ошибке и вине, мы вдруг беседуем… О чем?! О пластиковой карте!
- Да не о карте. - Эдвард тяжело вздохнул. – Я слышу твои мысли. Кажется.
- Как такое может быть?
- Не знаю. Возможно, все дело в твоей болезни. Или еще в чем-нибудь. - Эдвард сжал руками виски. - Это крайне странно: я слышу все прежде, чем ты скажешь. Я знаю, что ты нервничала из-за оставленной дома собаки. Чуп, кажется? Это меня и остановило. Я увидел тебя из холла, но знал же, что не могу слышать твои мысли, и у тебя не было собаки…
- Теперь есть.
- Да, я знаю. Стоял и думал, подходить ли к человеку, который явно мне чужой. А потом решил, что должен узнать, с какой целью побеспокоили Джаспера. Он - член нашей семьи, мало ли какая помощь может ему понадобиться. И я все-таки подошел…
- Да, и начал задавать дурацкие вопросы. Неужели я настолько изменилась?
- Не в этом дело. Ты прекрасна. Но…
Эдвард по-прежнему джентльмен, но что-то действительно происходило. И пока все не разрешится, ни о каком прощении между нами речи быть не может.
- Что «но»? – Я спросила это очень тихо, и все равно голос хрипел, будто с диким трудом вырываясь из моего горла.
- Запах.
- У меня нет запаха? – Какая ерунда! Хотя бы гелем для душа и шампунем я должна пахнуть!
- Есть, конечно. Но он обыкновенный.
- В смысле «обыкновенный»?
- Мне не надо сдерживаться. Я спокойно сижу рядом.
- Подожди… - Я, как упрямый бычок, помотала головой. – Я ничего не понимаю.
- Я все утро потратил на еду, чтобы было легче. А сейчас…
Да, глаза у Эдварда были теплого золотистого цвета, а круги под ними совершенно незаметны. И он сидел рядом со мной без особого напряжения, хотя после длительного перерыва должен был еле-еле сдерживать себя. А ведь Джаспер что-то такое про запах тоже говорил, я просто не обратила особенного внимания…
- Как же так?
- Все так странно. Я сижу рядом и не чувствую всего того, что делало тебя тобой. Умом я понимаю, что это ты, но… Сейчас напротив меня чужой человек с обычным запахом, обыкновенными мыслями. Как будто какое-то явление из будущего, из параллельного мира, где ты - всего лишь моя знакомая, лет двадцати пяти, которая давно живет другой жизнью, а я случайно тебя встретил. Я ничего не чувствую…
- Прости… - прошептала я. Я не очень его понимала. Именно сейчас я и чувствовала себя собой, какой-то живой, настоящей.
- Да, я вижу. Точнее, слышу… - в ответ на мои мысли произнес Эдвард. – Но принять то, что происходит, не могу. Дай мне свой номер телефона…
Я продиктовала, и он вбил его в мобильный.
- Если ты не против, то давай поговорим как-нибудь в другой раз. Для меня всего сегодняшнего просто слишком…
- Тебе тяжело говорить о прошлом?
- Мне тяжело говорить с тобой. О прошлом. Это как говорить о самом интимном с посторонним, который не посторонний. Не могу объяснить. Я хочу сегодня же уехать и все как следует обдумать в спокойной обстановке.
- Я не буду тебя больше беспокоить!
- Не в тебе дело. Здесь слишком много родственников.
- А…
Джейкоб в Канаде. Вот и Эдвард решил уехать. Я про себя подумала: такие парни вокруг были, а теперь осталась без единого кавалера. Эдвард криво усмехнулся:
- Ничего, ведь всегда можно обратиться к Карлайлу…
Я поджала губы, а потом поняла – он в чем-то прав. Ему необходимо как-то выплеснуть обиду. И хотя я внутренне надеялась на понимание и прощение, но ничего мне дано не будет. Я могла попросить сама, но не рассчитывать на то, что Эдвард так легко простит. Он всегда зацикливался на своих принципах и, как и я, медленно принимал решения. И наверное, самое главное: я просила прощения за то, что оставила его там, у алтаря, одного, ничего не объяснила, исчезла, заставив волноваться о себе. Но и только. Я не раскаивалась в том, что сделала. Я сожалела о том, как это сделала. А это разные вещи…