— Ну, нафиг, — я откинула от себя книгу, брезгливо поморщившись, чем обратила на себя внимание Карлайла, сидящего в кресле.
Сегодня, на мое счастье, у него было ночное дежурство и началось оно весьма спокойно, так что мы могли позволить себе такую роскошь, как немного побыть вдвоём.
При этом, правда, я чувствовала себя героиней романов Джейн Остин или сестёр Бронте и не только потому, что мужчина, в которого я так неосторожно влюбилась, был старше этих писательниц примерно на два века и не понаслышке знал, что такое быть джентльменом, но и из-за моего чертового слабого сердца. Карлайл со всем возможным вниманием, на которое были способны вампирские чувства, отслеживал мое состояние: пульс, ритм, дыхание — и главным условием того, что он рядом было то, что ничего из перечисленного не перепрыгнет определенную границу. Так что я тренировала нервы и волю, не давая сердцу выскакивать из груди при одном взгляде на доктора Каллена, а расстояние между нами редко когда сокращалось до непозволительной близости.
— Что-то случилось? Что-то болит? — чуть наклоняясь в мою сторону, спросил мой личный доктор.
— Нет, — тут же успокоила я его. — В книге просто отвратительная сцена. Не, я, конечно, знаю, что читаю не про единорогов: такое море крови и описание всячески разорванных тел и оторванных конечностей можно ожидать, но тут автор явно переборщил.
Мой желудок сдался на сцене вырывания из тела позвоночного столба вместе с мозгом. Карлайл лишь покачал головой на мои слова.
— Не совсем понимаю, зачем ты читаешь все это, — кивнул он в сторону стопки книг.
— Когда я узнала о том, кто… — я поперхнулась, замолчав и подбирая слова. — о правде, мне захотелось узнать об этой теме побольше.
Взгляд Карлайла, брошенный в мою сторону, был довольно красноречив: мол зачем тебе нужны чьи-то выдумки, когда ты можешь спросить напрямую.
— У тебя ведь тоже есть книги про вампиров, — пожала я плечами. — Плюс если кто-то случайно услышит наш разговор, то подумают, что мы просто обсуждаем книгу или фильм, — я игриво прикрыла половину лица книгой, которую до этого откинула от себя и улыбнулась.
Посмотрела на обложку и поёжилась, когда воображение снова нарисовало сцену кровавой бойни. Переведя взгляд на Карлайла, вдруг подумала:
— А как тебе удаётся сдерживать жажду? И не просто сдерживать, а ещё лечить людей?
Карлайл, опустив взгляд, улыбнулся, но как-то печально:
— Когда-то у меня уже был подобный разговор, и ответ на данный вопрос не изменился: время. У меня было много времени, чтобы обуздать голод, и я всегда хотел помогать людям. Это хоть на сколько облегчает мою вину, моё проклятье.
— Вину? Неужели было время, когда ты предпочитал не только оленей? — голос невольно дрогнул.
Мне было сложно представить Карлайла в образе монстра-убийцы. На мгновение я задумалась, а смогла бы я ему простить, смогла бы доверять как прежде? Ответ Карлайла заставил меня выдохнуть и не отвечать на этот вопрос даже самой себе:
— Нет, никогда, — твердо произнёс он. — Я никогда не питался человеческой кровью, лишь при обращении мне приходилось кусать людей, но как бы не был велик зов крови…
— Зов крови? — звучало это как название песни, или рок-группы.
— Да, обоняние вампира намного острее человеческого, и мы ощущаем аромат крови в венах. Запах крови у всех отличается. Некоторые люди пахнут особенно привлекательно для некоторых вампиров, их называют «певцами», так как кровь словно поёт и противостоять жажде в несколько раз сложнее.
— А ты встречал таких певцов? — поймала я взгляд Карлайла, мурашки прошли по телу, таким обжигающим стал его взгляд.
Я нервно сглотнула и почувствовала, как начала краснеть.
— Ты мой певец, — делая небольшие паузы между словами, ответил он.
— Значит рядом со мной чувствуешь жажду сильнее?
— Тебя это не должно беспокоить, — улыбнулся Карлайл и взгляд его снова стал спокойным.
Я кивнула, хотя внутри появилось двойственное чувство: я ощущала себя особенной, но при этом понимала, что, возможно, именно особенная кровь привлекла внимание Карлайла ко мне, а жажда мучила сильнее. Ощущать себя вкусным, особенно вкусным, тортиком — так себе привилегия.
— Так почему ты считаешь себя проклятым? — решила сменить тему на менее щекотливую тему.
— Потому что я тот, кто я есть, — пожал плечами он.
И тут у меня взорвался мозг:
— Ты лечишь людей, ежедневно спасаешь ни одну, ни две жизни. Никогда не убивал людей, и ты считаешь себя проклятым?
Карлайл просто кивнул.
Это показалось мне настолько абсурдным, что я невольно рассмеялась. Самый лучший, добрый, милосердный и благородный человек, которого я знаю, считает себя проклятым?! Да, черт, его нужно причислить к лику святых, но уж никак не клеймить адским пламенем.
— Дженни, ты в порядке? — услышала я встревоженный голос Карлайла, когда в моем смехе явно начали чувствоваться истерические нотки. Я сжала кулаки так, что в ногти впились в кожу ладони, небольшая боль отрезвила. Резко выдохнула и смех прекратился. Вытерев набежавшие на глаза слезы, кивнула Карлайлу.
— То есть ты прировнял себя ко всяческим убийцам, маньякам, террористам, которые калечат сотни людей, матерей, которые выкидывают детей? — продолжила я расспрашивать.
— Ты несколько упрощаешь, — покачал головой он. — Я имел в виду более широкие, религиозные мотивы. Мой отец был священником и делом всей его жизни была охота на всяческую нечисть. Это стало и моей работой, в принципе именно так я и встретил того вампира, что обратил меня, — не вдаваясь в подробности, рассказал Карлайл. — Когда человек обращается в вампира, он теряет свою душу.
— Душа, — вспомнила я уроки в воскресной школе. — По христианским догмам — это ведь сама жизнь, и она бессмертна. Душа — это все чувства человека, его психологический мир. Все, что человек чувствует, продиктовано именно его душой. Если вампир существо без души, может ли он испытывать сострадание, милосердие, жажду знаний, привязанность, может ли он испытывать любовь? — я поймала взгляд Карлайла. — Не должно ли существо без души быть подобно дикому зверю, что живёт лишь инстинктами?
Карлайл вздрогнул и опустил глаза, размышляя. Я видела, что заставила его задуматься над моими словами, но звук пейджера не дал мне дождаться ответа.
Он ещё раз посмотрел на меня. Я же просто повела плечами понимая, что разговор окончен, во всяком случае, на сегодня.

Карлайл ушёл молча, когда чья-то жизнь висит на волоске, не до долгих прощаний. Я же посмотрела на книгу, размышляя, стоит ли погружаться в этот кровавый сюжет снова, или кошмары на ночь я себе уже обеспечила. Все же отложила книгу в сторону, и укрылась одеялом, закрыла глаза. Начала мысленно проматывать весь наш диалог в голове. Значит, отец Карлайла был священником и охотником на нечисть, как и он сам. По курсу школьной истории я знала, как раз в это время в Европе началась «охота на ведьм», хотя мне всегда казалось, что в основном в те времена погибали ни в чем неповинные женщины, и мысль о том, что среди них все же были и реальные монстры, оправдывала Карлайла. Хотя представить его жестоким инквизитором казнящим какую-нибудь женщину просто за то, что она собирала травы в лесу, все равно было жутко. Увы, какие времена, такие и нравы.
Он очень мало говорил о прошлом, о своей человеческой жизни. Возможно, из-за того, что это было так давно, а может, ему просто неприятно вспоминать обо всем этом, но я ловила любые крупицы этой информации, словно драгоценные камни. Узнать его ближе, понять не просто как доброго, заботливого, со сногсшибательной внешностью, вампира, а заглянуть в его душу, хотя сам Карлайл и отрицает ее наличие. Думая об этом, медленно засыпала.

***

Пока я боролся со смертью за очередного пациента и мои руки привычными движениями исправляли, зашивали, останавливали кровотечения, мыслями я был далеко.
Разговор с Дженнифер вернул меня в те далекие времена, когда я был человеком.
Быть вампиром для меня означало быть проклятым. Это ощущение зародилось во мне с укусом того старого вампира, едва его клыки разодрали мою шею, принося адскую боль. Я рос во времена, когда людей клеймили уже за то, что они интерпретировали иначе Библию или имели не тот цвет волос. Объявляли проклятыми и нечистыми и отправляли на костёр за практически любое отличие от принятых норм. Что уж говорить про реальных монстров, что убивали без жалости, ведомые жаждой крови.
Мои человеческие воспоминания поблекли и затерлись и под воздействием перерождения, и под гнетом времени. Я не помнил ни то, что имени своего отца, а даже его лица. Единственное, что мог припомнить, — это строгие и порой деспотичные методы воспитания. Его, как и Бога, следовало любить, почитать и бояться. Для отца я уже своим рождением был проклят, так как унёс жизнь матери. Не уверен, что отец любил её, что он вообще любил кого-то кроме себя и своей фанатической веры. Всю свою жизнь рядом с ним я как мог старался искупить этот грех. Старался быть тем сыном, каким он хотел меня видеть. Хотел, но не мог. В их набегах на «ведьм», «оборотней» и иную нечисть, что на деле, в большинстве случаев, оказывались просто неугодными кому-то крестьянами: один сосед завидовал другому и обвинил того в сделке с дьяволом, девушка отказала жениху и тут же стала ведьмой и так далее, — я видел убийства, прикрытые религиозными мотивами, когда обвиняемым не давали и шанса на жизнь. Самые изощрённые и жестокие пытки были придуманы именно религиозными фанатиками, инквизицией.
Наблюдая все это, я из-за всех сил старался не дать отцу сгубить ещё больше невинных и со временем к моим доводам стали прислушиваться. Большим облегчением для меня стал тот день, когда отец решил передать мне его дело. Я надеялся, что мне удастся прекратить казни невинных жертв и найти настоящих монстров.

«Нашёл на свою голову», — грустно ухмыльнулся я.

Даже с высоты прожитых лет я не мог сказать, как мне удалось отыскать гнездо вампиров. Был ли это случай, насмешка судьбы или все же тех знаний, что я имел в своей недолгой человеческой жизни мне хватило, но именно это сделало меня тем кто я есть — проклятым.
Мое знакомство с Вольтури ещё больше убедило меня в проклятости вампиров. Аро и его свита цивилизованные, играющие в жестоких или благосклонных покровителей вампиров и людей, были элегантно одеты, изъяснялись изысканней, чем аристократы или короли, изучали литературу, математику, историю, философию и иные науки. Но весь этот блеск быстро смывался когда дело доходило до жажды крови. Тогда они подобно любым другим вампирам, утоляя свой голод, набрасывались на жертву.
Я до сих пор внутренне содрогался, вспоминая как это было, и то с каким по истине дьявольским упрямством Аро пытался и меня приобщить к их кровавой жатве. Поэтому я и не с мог находится там дальше. Не потому, что поддался бы жажде, нет. Скорее сорвался бы, в очередной раз пытаясь спасти хоть кого-то, уже не был бы ими прощен.
Мог ли я согласиться с Дженнифер хоть на миг, зная и пережив все это? Она смотрит на меня взглядом влюблённой девушки и видит только хорошее. Взгляд любящего человека вдохновляет, даёт надежду на счастье. Возвращает ли он душу?
Я вспомнил взгляд Эдварда на Беллу. Мой сын, как и я, был уверен, что человек, обращаясь в вампира теряет душу. Они даже расстались с Беллой из-за его страха и нежелания обращать ее. Но эта разлука привела к ещё более фатальным, чуть было не ставшими трагическими, событиям, и в результате он сдался.
Я знал, что Эдвард как может оттягивает момент обращения, и мой отъезд даёт ему для этого весомую причину, но с тех пор, как Вольтури узнали про Беллу, выбора уже нет. Пока спасает лишь одно: время для вампиров идёт иначе. Год, два, даже пять лет — это ничто, лишь песчинка, секунда в вечности, но с тем же самым, никто из нас, даже Элис, не может предугадать когда истечёт терпение Аро.
Мне не удалось спросить Эдварда, считает ли он теперь иначе? Или ему просто пришлось смириться с тем, что Белла, обратившись, потеряет часть себя прежней? Да и если бы и удалось, я не стал бы бередить давние страхи. Смотря на Эдварда перед алтарём, и ловящем каждый шаг и жест идущей ему навстречу невесты, я уже знал ответ: любовь — это и есть часть души.
Да я проклят, как был проклят Каин, убивший Авеля. Проклят жаждой крови и невозможностью обрести покой, но взгляд Дженнифер, обращённый на меня, и то чувство, что он будет во мне каждый раз при нашей встрече… Если где-то остались осколки моей души, они пришли в движение в желании снова стать целым.
— Пациент стабилен, — констатировал я, смотря на кривую кардиограммы, делая последний шов, и отходя от операционного стала. — Перевозите в реанимацию и наблюдайте каждые полчаса.
Взглянув на циферблат, я выдохнул: мое дежурство было окончено.

***

— Дженни, пошли своруем ещё пудингов, — кружился вокруг меня Глен на коляске.

Воровством, конечно, это можно было назвать лишь номинально, так как этот нехитрый десерт хранился в холодильнике и по факту его мог взять любой желающий. Но вот только если ты сидишь на коляске, задача несколько усложнялась. Чтобы как-то развлечь себя, Глен выдумал себе дополнительное препятствие: никто из других пациентов и медицинского персонала не должен тебя застать за тем, как ты тащишь десерт из холодильника. Тайная операция. Плюс любовь Глена к этой липкой сладкой массе переходила всякие границы. Он мог съесть десять, а то и пятнадцать стаканчиков за день. Да, они были небольшими, но все же. Меня после второго уже начинало подташнивать от одного вида пудинга.
— Смотри, ты скоро сравняешься по размеру одежды с Робом или заработаешь себе сахарный диабет.
— Не грозит, — отмахнулся Глен. — Мама всегда говорит, что ем я за десятерых, а размер одежды все тот же, что и в четырнадцать. А что до диабета, так ногу я уже потерял. Так что пошли, Джи.
Я поморщилась на новое сокращение моего имени. Так с ним, пожалуй, не извращался никто. Но спорить по этому поводу сегодня у меня не было никакого настроения. Я не могла дозвониться до Матильды уже сутки. Хотя она сама обещала позвонить после концерта, который был два дня назад. Я уже звонила Сэму и Шону, но те лишь сказали, что как обычно разъехались после концерта, а вот на утро ее в школе не было.
Я в очередной раз набрала ее номер. Снова протяжные, напряженные гудки отдавались тяжестью в моем сердце. Нужно прекратить себя так мучать.
«Скорей всего, Матильду просто наказал ее новый отчим, превративший дом в казарму. Под домашний арест посадил, мобильник отобрал, вот и все», — уговаривала я себя, но все равно было неспокойно.
— А какое сегодня число? — вдруг спросил Глен.
— Пятнадцатое.
— Черт! Это же сегодня! — подпрыгнул он на коляске.
— Что сегодня?
— Мне должны отдать посылку! — Глен закружился на месте. — Черт! Давай спустимся в отделение Скорой.
— Зачем? — до сих пор не понимала я, что происходит.
— Говорю же, мне должны отдать пакет. Мой заказ. В скорой работает администратор Жак. Он такой же гиг по технике, и обещал одну штуку.
— Надеюсь ничего противозаконного? — пошутила я.
— Ну, как посмотреть, — пожал плечами Глен. — Специальной адаптер, что позволит подключить смартфон к телевизору, ты бы знала, как я устал смотреть фильмы на вот таком вот экранчике, — показал он пальцами размер экрана.
— Может он сам тебе его принесёт? — мне не очень нравилась идея спускаться в другое отделение. — Если нас поймают, то точно по голове не погладят.
— Джи, не будь трусихой. Мы же бедные больные детки, никто нам ничего не сделает. А в скорой тем более. Там постоянно все носятся и очень много новых людей, так что нас они просто не заметят. Поверь, я так уже делал. Притом, Жак может замотаться и забыть о посылке на два-три дня.
— Ладно, пошли, — сдалась я, прикидывая, могу ли я встретить Карлайла.
Он, конечно, не похвалит меня за то, что нарушаю правила, но я не видела его уже два дня, с его дежурства, и чувствовала, как у меня постепенно начинается ломка, как у заядлого наркомана. Увижу его даже мельком в каком-нибудь коридоре, уже будет легче. Как только у него выдастся свободная минута он сам зайдёт, я не сомневалась в этом, но, как и Глен, не хотела ждать. Притом, я же не собираюсь искать его специально.

Мы спустились на первый этаж и я, следуя указанием Глена, повезла его в сторону отделения «Скорой помощи».
Тут действительно было довольно шумно и многолюдно: вокруг ходило множество врачей и медсестёр, пациенты ждали своей очереди, сидя на неудобных пластмассовых стульях. Временами широкие двери выхода с тихим шорохом разъезжались и впускали в стены больницы не только холодный ветер, но и каталку с пациентом, которому помощь действительно была нужна немедленно. Я, привыкшая к более-менее тихому и размеренному распорядку детского отделения, почувствовала как у меня немного закружилась голова.
— Вон Жак, — указал Глен в сторону стойки для регистрации.
За ней сидел темнокожий парень с пышной копной дредов на голове. Для полного антуража и косплея на Боба Марли ему, пожалуй, не хватало только разрекламированной разноцветной шапочки.
Глен подъехал к стойке, заговорив с Жаком. Я же стала украдкой посматривать по сторонам, в надежде увидеть Карлайла, но его не было. Может, на операции или занят пациентами, но попытаться стоило. Я уже было развернулась в сторону Глена, как услышала, что двери входа зашуршали впуская очередного больного чья жизнь повисла на волоске, звук взъезжающей каталки и сопутствующая ей суета врачей и медсестёр.
— Неизвестная девушка, на вид лет семнадцать—восемнадцать найдена на автобусной остановке двадцатого шоссе, — объявил один из врачей бригады. — Без сознания. Множественные синяки и кровоподтёки. Дыхание поверхностное, пульс слабый.
Я же, мельком взглянув на проезжающую мимо каталку, почувствовала, как пол начинает уходить из-под ног. Чтобы не упасть, ухватилась за ручку кресла Глена, видимо, сильно его дёрнув, так как он тут же на меня оглянулся:
— Да сейчас я, Жак мне объяснит обо всех, — Глен замолчал, видимо увидев мое лицо: — Дженнифер, что случилось? Плохо, да? Сердце?
Я замотала головой:
— Нет, я видела Матильду, — выдавила я из себя слова с таким усилием, словно это были тяжёлые камни. — Ее повезли туда, — я указала рукой в сторону и тут же сама устремилась туда.
Матильду уже переложили с одной каталки на другую и теперь вокруг неё суетились и что-то делали врачи и медсестры. Я же в этой чехарде неотрывно смотрела на бледное лицо девушки. Даже несмотря на расцветающий синяк на его левой половине и припухлость, я с каждой секундой убеждалась, что мне не показалось.
— Поставьте капельницу и повезли в третью операционную, — достигли моих ушей слова, и я даже не сразу узнала голос Карлайла, и только усилием воли заставила себя перевести взгляд с подруги на него.
Он смотрел прямо на меня недовольно хмурясь, но сейчас меня это волновало меньше всего. Я чуть посторонилась, когда каталка с Матильдой, проехала мимо. Карлайл шёл следом и чуть затормозил, поравнявшись со мной.
— Ее зовут Матильда Грей, — только и успела сказать я.
— Возвращайся к себе, Дженнифер, — голос Карлайла прозвучал строже чем обычно. — Я сообщу, как только будут новости.
Быстрыми шагами он нагнал каталку.
— Пойдём, — дернул меня за рукав Глен, все это время стоящий чуть в стороне. — Это та подруга, которой ты все время названивала?
Я лишь кивнула.
— Жаль, — вздохнул он, — но тут ты ей ничем не поможешь, так что пошли. Сама знаешь, доктор Каллен отличный врач, и если кто и сможет ей помочь, то точно он.
Я снова кивнула, но понимала, что не могу просто так уйти. Пойти в свою палату, заняться какими-то обычными делами.
— Глен, ты знаешь, где находится третья операционная?
Конечно, он знал. Мы стояли у дверей, где начинался операционный блок и за которые не пускали никого кроме врачей и оперируемых пациентов.
— Я побуду здесь, а ты езжай, — попросила я друга, смотря на двойные распашные двери так, словно они были входом в преисподнюю.
Спорить Глен не стал, видимо, понял, что бесполезно. Я набрала Шона, сообщая ему о случившемся, номера матери Матильды я не знала, но парень обещал, что дальше сообщит всем сам.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Нет, приезжать не надо, все равно сейчас идёт операция. Лучше выясните, где она была и что случилось.
Закончив разговор, я села прямо на пол. Облокачиваясь на стену. Закрыв глаза, я отсчитывала пульс. К моему удивлению, он не был таким уж быстрым, даже наоборот медленным, спокойным.
Никто особо не обращал внимание на меня, а даже если и обращали, то не пытались заговорить или выяснить, что я тут делаю. Видимо, ожидающие под дверью не такое редкое явление. Я опустила голову на согнутые колени, впав в какое-то подобие транса, смотря в одну точку.
Шаги рядом заставили меня вздрогнуть и поднять голову.
— Дженни, что ты тут делаешь? — в голосе Карлайла звучало удивление и нотки раздражения.
Я не особо обратила внимания на его слова, а как можно быстрее, что в моем состояние было сложно, поднялась с пола на ноги.
— Как она?
— Будет в порядке.
— Что с ней случилось? — не удовлетворилась я таким коротким ответом.
Карлайл покачал головой:
— Пойдём, приведу тебя в более или менее живой вид, — обнял он меня за плечи.

Я, не сопротивляясь, послушно пошла туда, куда он вёл. На мое удивление мы пришли не в мою палату, а в одну из процедурных. Пока я садилась на кушетку у стены, мельком поймала своё отражение в стеклянной дверце одного из шкафов. Карлайл был прав, я сейчас походила на вампира больше, чем сам вампир: бледная, с сине-белыми губами и такими же по цвету синяками под глазами. Кошмар! Ещё немного и прям живой труп, да и чувствовала я себя, мягко говоря, не очень.
Карлайл не стал тратить время на нотации, а просто вытащив нужный пакет с лекарством, уверено и быстро поставил капельницу, легко вводя иглу в катетер, заставляя меня лишь слегка поморщиться.
Его рука чуть задержалась на месте прокола и пальце нежно погладили кожу, посылая по телу тысячи приятных мурашек. Это отвлекло меня на несколько секунд, заставляя судорожно вздохнуть, но мысли снова вернулись к Матильде.
— Ты обещал, — посмотрела я на Каллена.
Карлайл устало вздохнул, отпустил мою руку и даже отошёл на несколько шагов, создавая между нами дистанцию.
— Твоя подруга поступила с переломом руки, нескольких рёбер, внутренним кровотечением, — начал перечислять он.
Я вздрогнула и Карлайл поспешил меня не успокоить:
— Сейчас ее жизни ничего не угрожает, но…
— Но?
— Все признаки указывают на избиение и изнасилование, — спокойным профессиональным тоном ответил Карлайл, а я ощутила, как меня тряхнуло всем телом.
Сначала меня бросило в жар, но тут же тело покрыли неприятные липкие мурашки. В голове не укладывалось, как с ней могло что-то такое приключиться?! С дерзкой, сильной, уверенной Матильдой! Которая не отступала и не уступала!
— Кто?! Кто мог сделать такое?!
Все это вызвало воспоминания о чужих руках и на моей коже. Горло сдавило и я поняла, что не могу вздохнуть полной грудью. Лишь открываю рот пытаясь, вытолкнуть воздух. Почувствовала руки Карлайла на своей спине:
— Выдохни, Дженнифер. Дыши.
Его приказ заставил меня со свистом выпустить воздух из легких. Я посмотрела на Карлайла и действительно начала успокаиваться.
— Как такое вообще могло произойти? — спросила я ни к кому конкретно не обращаясь.
В голове крутилось все происходящее, вот Матильда в собственной крови, без сознания везут мимо меня. Вот темнота и затуманенное алкоголем сознание не могу до конца осознать, но на самом каком-то зверином, инстинктивном уровне знаю, что должна все это остановить и губы шепчут: «Нет». Это все закрутилось в отвратительном калейдоскопе из страха, брезгливости, боли и злости.
— Дженни, успокойся. Вернись ко мне, — ладони Карлайла обхватывают мое лицо, стирая с щёк слёзы. — Что происходит? И никакого обмана. Я пойму.
Лгать в глаза, что смотрят на тебя с таким участием и заботой просто нереально. Я даже пытаться не хочу, хотя и чувствую, как щеки начинают гореть и инстинктивно прячусь, утыкаясь Карлайлу в грудь лбом.
— Да, рассказывать особо и нечего, — голос сорвался на еле слышный шепот. — Это было когда я напилась. Пила так чтобы забыть обо всем. До тошноты. Цель у меня была такая: напиться и умереть, или по крайней мере, забыться. Почему-то мне казалось, что алкоголь избавляет от боли.
Я замолчала, ожидая какой-то реакции Карлайла, каких-то слов, возможно и осуждающих, но он лишь легко погладил меня по волосам. Осмелилась поднять взгляд и встретиться с ним глазами. В глазах, Карлайла продолжало светиться спокойствие. Я облизала губы, неглубоко вздохнув и продолжая:
— Своего я добилась, мне стало плохо. Выйдя из уборной, хотела только одного, лечь. Диван в темном углу клуба, куда меньше всего доставали лучи прожекторов и отключилась.
Дрожь снова прошлась по телу и свернулась тошнотворно, тяжелым клубком в животе.
— Я не знаю, как так получилось и в общем, кто это был, только почувствовала холод и чужие руки на… коже. Он не успел ничего сделать, парни из группы вмешались, но… То что не случилось со мной, теперь с Матильдой, — слезы снова потекли по лицу.
Мне не было жалко себя. Я злилась на этот долбанным мир, на то, что никого не оказалось рядом, как со мной тогда. Что не произошло никакого чудесного спасения. Карлайл прижал меня к себе сильнее. Я позволила себе обхватить его сильнее, вцепляясь руками и ногами, утыкаясь в его плечо.
— Ты не виновата. Никто из тех, кто подвергся насилию или приставанию, не виноват. Ни алкоголь, ни какие бы то ни были другие вещи не оправдывают насильника. Мне очень жаль, что ты с таким столкнулась, что твоя подруга с таким столкнулась, но запомни ты не должна чувствовать себя виноватой, грязной или заслуживающей такого обращения не в каких обстоятельствах, — прошептал он мне на ухо, нежно целуя в висок, сам продолжая ласково гладить меня по голове, медленно укачивая, словно я была ребенком на его руках.
Я не знаю, как долго это продолжалось, но постепенно слезы иссякли, и я вздохнула облегченно. Отстраняясь от Карлайла, я почувствовала, как он медленно убирает прядь волос с лица, но не могла разорвать зрительный контакт. Тепло прокатывалось по телу. Я грелась в его нежности, в том, как он смотрит на меня. Его взгляд способен стереть любую боль. Подавшись вперед, я прижалась к нему, накрывая его губы своими. Он лишь на секунду помедлил, прежде чем позволить себе ответить на поцелуй.
И вот я уже ощущала стену под спиной, а его руки на моей талии. Поцелуй становился все откровеннее, а сердце все сильнее стучало, увеличивая пульс.
— Тс-с-с, — отрываясь от моих губ, Карлайл приложил свой прохладный палец к моим горячим губам. — Я не хочу спровоцировать у тебя приступ.
— В углу стоит прибор для реанимации, — парировала я, стараясь привести дыхание и сердцебиение в норму.
— Недостаточный аргумент, — покачал Карлайл головой, улыбаясь в ответ.
Я отстранилась, отпуская ноги и не специально сползла вниз, становясь на пол, задевая Карлайла своим телом. И хоть между нами были слои одежды, но получилось это очень интимно. Карлайл сглотнул, а я густо покраснела от возбуждения и смущения, очень пристально рассматривая содержимое шкафчика сбоку от нас. Он обнял меня, притянув к себе, целуя в макушку.
— Тебе нужно идти.
— Да, — тихо ответила я. — Только исполнишь одну мою просьбу?
— Какую?
— Я хочу, чтобы Матильду положили в мою палату.
— Ты уверена, что стоит?
— Да, — твердо ответила я. — Когда мне нужен был друг, она была рядом. Теперь моя очередь.

Предыдущая глава