Вампиры тащили меня по широкой каменной лестнице, а потом мимо решетчатых камер. Иногда попадались узенькие ржавые двери, и я был рад, что мои братья по крови шли дальше. Потом был очень длинный коридор с многочисленными просторными камерами. Они все были однотипными, с маленькими круглыми оконцами, расположенными высоко над полом. В одну из таких камер прислужники Мансура втолкнули меня с такой силой, что, упав, я сломал нос и несколько ребер. Но уже через несколько минут все благополучно срослось и я смог встать на ноги.
Вампиры ушли, оставив меня в тишине, которую нарушало лишь чье-то редкое и тяжелое дыхание. Подняв голову, я не поверил собственным глазам: к стене была прикована Поллианна. Ее руки и ноги держали вмонтированные в стену железные кандалы, можно сказать, она была распята. На ней были все те же черные джинсы и тонкий темно-синий свитер, совсем как в ту ночь в Румынии. Только одежда была очень грязной, а ее темная головка в бессилии упала на грудь, закрыв волосами лицо.
- Лиан, - тихо позвал я, но она никак не отреагировала на мой зов.
Тогда я попытался вырвать скобы, что держали ее ноги, но они были приделаны намертво, наверное, этот редкий сплав металла, который не под силу сломать даже вампиру. Забравшись на стену, я встал ногами на нижние скобы и бережно приподнял лицо Поллианны. Ее глаза были закрыты, твердая кожа отливала синевой. Она дышала редко и сипло. Поллианна умирала. От этой мысли меня затрясло, а мозг заработал лихорадочно и быстро. Сколько времени она же тут находится?
Разодрав себе запястье, я приложил руку раной к ее рту. Хорошо, что я додумался поохотиться перед тем, как прийти к этому сумасшедшему! Поллианна сделала несколько полных глотков – судорожных и быстрых. К ее лицу прилила кровь, и кожа слегка побелела. Моя голова немного стала кружиться, но я знал, что для меня это еще не смертельно. Я сильный вампир, я выживу в любых условиях, даже без еды, а вот Поллианна – нет.
Вдруг Лиан зашевелилась. Ее дыхание заметно выровнялось, хоть сиплость все равно осталась. Она приподняла голову и посмотрела на меня абсолютно белыми с маленькими красными зрачками глазами. Их обожгло солнце, Лиан почти ослепла.
- Летеан! – почти прошептала она. – Почему ты здесь?
- Я пришел за тобой, Поллианна, моя девочка, - ответил я, целуя ее. - Как ты?
- Живая! – протянула та, словно только эта мысль причиняла ей радость.
- Сколько уже Мансур держит тебя здесь? – спросил я.
Поллианна судорожно сглотнула, шаря полуслепыми глазами по камере.
- Сначала я считала сутки, - еле слышно начала она, - всего пять… Но больше я не могла выносить солнца… и пришла тьма… Жестокий день исчез…, несмотря на боль, мне было очень хорошо…, - она говорила бессвязно, и я едва мог что-то понять.
- Они давали тебе пить кровь? – спросил я.
- Только однажды… - Она сморщилась, словно от нестерпимой боли. - Какой славный был малыш!.. Во сне он видел ангелов…, таких красивеньких, с белоснежными крыльями. – Ее страшные глаза уперлись в меня, в них читался искренний ужас. - Нет, я его не убивала. Он просто ушел от меня, оставив только свое тело.… А теперь он вернулся. – Поллианна вздохнула, словно неожиданное умиротворение нашло на нее. - Посмотри, он сидит в углу и плачет. Ты слышишь?
Я огляделся. Камера была пуста.
- Не могу слушать его плач! – проговорила она. – А он постоянно плачет!.. А еще шепчет, что пришел за мной!.. Я боюсь.
- Все хорошо, Лиан. – Я прижал ее голову к своему плечу. – Мы выберемся отсюда, моя славная девочка, и ты снова будешь играть мне «Лунную сонату».
- Я не убивала его! – вдруг закричала она. - Слышишь, я не убивала!.. А он такой маленький…, Летеан…, он совсем крошка!
Лиан истошно закричала и с такой силой откинула голову назад, что ее череп, ударившись о каменную стену, хрустнул. Я обхватил руками ее лицо и попытался удержать в одном положении. Поллианна сначала сопротивлялась, извиваясь всем телом, но потом затихла.
- Я схожу с ума, Летеан, - заплакала она. – Помоги мне, умоляю!
Голова Поллианны легла мне на плечо. Я гладил ее волосы, не зная, что сказать ей, чтобы успокоить. Я был бессилен. Лишь в одном у меня не было сомнений - Мансур сошел с ума и правит здесь не с согласия Старейшин. «Законы» были фальшивкой, в этом я убедился. Только, где же настоящие? У Октавиуса был приемник, и об этом знал не один я. Он его никогда не представлял, но «Законы» теперь у этого приемника, который, почему-то отсиживается где-то в тени. Разве сейчас не подходящее время, чтобы заявить о своих правах?!
Наверное, я уснул, потому что, открыв глаза, увидел перед собой верзилу-оборотня. Он деловито ковырял носком обуви мой бок. Увидев, что я очнулся, он без разговоров подхватил меня под руки и поволок в коридор. Через несколько минут я оказался в Зале Советов, перед безумным оком Мансура. Оборотень швырнул меня на пол к ногам Верховного и отступил к дверям.
- Ну, Летеан, повидался со своей возлюбленной? – спросил Мансур. – Дурная тварюшка, не правда ли?
- Так следует, скорее, называть тебя, - процедил я сквозь зубы.
- Я думал, что ты будешь более сговорчив. – Он тяжело вздохнул. - Но, видимо, ошибся.
- Твои чертовы штучки, свели ее с ума! – вскричал я, подаваясь вперед. - Ни один уважающий себя Верховный Вампир не поступал так низко, как ты! Даже Дьявол бывает милосерднее.
- Что ж, можешь служить ему, если тебе так хочется, но не думаю, что он умеет прощать предательство. Тебя терпели, тебе давали сотни возможностей на исправление ошибок, а ты ломал все и преумножал ненависть к себе. – Мансур злорадно рассмеялся. - И теперь я уничтожу тебя, но сначала хочу посмаковать свою победу. Идем, я кое-что тебе покажу.
Он встал с трона и направился в сторону коридора. Оборотни, подхватив меня под руки, повели за ним. Оказавшись в коридоре, мы зашли за одну из железных дверей. Здесь был большой зал с подобием бассейна, заполненный горящей водой. Я знал, что такие устрашающие хитрости делают с помощью масла, которое потом поджигают. По середине бассейна шел тонкий деревянный мостик, отполированный до блеска, но лишенный даже намека на перила. Я замер в страшном ожидании: на противоположном конце мостика стояла Флер. Ужас в ее глазах говорил больше любых слов. Двое оборотней, по взмаху руки Мансура, подтолкнули ее идти вперед. Увидев, что огонь слишком близко, она принялась шипеть и выбиваться из рук, но они держали ее крепко.
- Чего вы там копошитесь! – рявкнул Верховный. – Я хочу, чтобы она шла!
Оборотни толкнули Флер вперед, но она не сдвинулась с места. Ее зеленые глаза стали огромными, как у совы, приобретая цвет морской волны. Будь она чуть слабее духом, то давно бы потеряла сознание, но гордость не позволяла ей этого. Зная, что назад дороги нет, она судорожно пыталась найти выход из сложившейся ситуации, но ничего не оставалось, как только идти. Я знал, как сильно Флер боялась огня, пожалуй, это был самый опасный из ее страхов, потому что он доводил ее почти до безумия. И они специально истощили ее, чтобы не увидеть никаких сопротивлений.
Я надеялся, что это всего лишь бравада и именно в эту минуту, Мансур прикажет остановиться, но он молча наблюдал за происходящим, а лихорадочный блеск его карих глаз, вызывал во мне дрожь.
- Прекрати этот цирк! - прошипел я. – Остановись! Это глупо, разве не понимаешь?
Он сверкнул на меня глазами, злобно ухмыльнувшись, но ничего не ответил.
Флер вскрикнула. Я инстинктивно подался вперед, но Мансур преградил мне дорогу. Я видел, что неровный край ее платья уже охватил огонь. Он, словно искусный любовник, знающий тонкости соблазнения, быстро пополз вверх и коснулся ее плеча. Флер закричала так, что задрожали стены. Я закрыл уши ладонями, в бессилии наблюдая, как она мечется на мостике, тщетно пытаясь затушить на себе огонь. Мансур хохотал.
Я снова попытался прорваться к ней, но крючковатые пальцы Верховного цепко держали меня на месте. Я видел, что Флер пошла вперед, превозмогая боль, а огонь ласкал ее плечи и ноги. Она старалась не кричать, но боль была такой невыносимой, что даже через плотно сомкнутые губы вырывался стон. По ее лицу потекли слезы – такие огромные, что за этими красными ручейками я почти не видел ее глаз. Почему я позволяю этому психопату творить такое с ней?
Взглянув в безумное лицо Мансура, я силой взгляда отбросил его к противоположной стене. Я был слабее Верховного, но, застав его врасплох, я мог применить свою силу себе во благо. Я быстро поднялся под самый потолок и скользнул к Флер. Огонь поджаривал мне ноги, но я все же смог спуститься и подхватить ее. Она взглянула на меня, а потом потеряла сознание. Внизу что-то истерически вопил Мансур, а я спокойно наблюдал за ним, зависнув под потолком.
- Ты должен понять, что я не покорюсь тебе, - сказал я.
- Я властелин Темного мира! – вскричал тот. - Я заведую всем! Значит, ты будешь со мной…, или я уничтожу всех, кого ты любишь.
Я содрогнулся. Его слова поистине доказывали, что он безумнее безумного.
- Я надеюсь, что Совет все-таки услышит твои слова и сотворит над тобой правосудие, - ответил я, и опустился на пол.
- Глупый мальчишка! – прошипел Мансур. – Увидите его в другую камеру и держите там до тех пор, пока он не изменит своего решения.
Я не сопротивлялся. Отпустив Флер, я позволил оборотням скрутить мне руки за спиной и повести к выходу, а затем – в темницу. Мы шли куда-то наверх, пока не достигли квадратного коридора. Там нас ожидало около двадцати вампиров в синих одеждах, что символизировало сан учеников Верховного. Их глаза сверкали злобой и голодом, а угрожающий оскал говорил больше любых слов. Это был просто сумасшедший дом какой-то!
Я не стал ждать, пока они нападут. Со скоростью ветра я перерезал глотки оборотням своими острыми когтями и кинулся на вампиров. Увидев потоки красной и коричневой крови, я окончательно потерял здравый смысл, понимая, что голоден, жутко голоден! Я вгрызался в их глотки и пил кровь большими жадными глотками, не забывая орудовать когтями, как разделочным ножом. Я срывал кожу с лиц вампиров и жадно высасывал горячий эликсир их никчемной жизни. Мне нужно много крови, чтобы потом дать ее Поллианне.
Неожиданно, кто-то резанул мне бок чем-то острым и сильным толчком в спину, отправил к одной из дверей камер. Ударившись головой об ручку двери, я упал на спину, чувствуя, как по шее стекает что-то липкое и теплое. Я не мог пошевелиться. Мне в лицо пахнуло смрадом, я увидел перед собой скривившееся в усмешке лицо непонятного существа. Он не был человеком, он не был оборотнем, но и вампиром он тоже не был. Эта была птица огромных размеров… с человечьей головой и клыками вампира. Меня затрясло от страха. Никогда раньше я не видел ничего подобного. Расправив перепончатые крылья, он вонзил их острые концы мне в плечи и приподнял над землей. Голова моя закружилась, и я потерял сознание.
Не знаю, сколько прошло времени и что вообще со мной было после того, как я отключился, но, придя в сознание, стало понятно, что меня перенесли в камеру. Я лежал на спине, на холодном каменном полу, и каждая клеточка моего тела жутко болела, словно меня переехал каток. Мое пальто было изодранно, свитер изрешечен, а брюки – в непонятной грязи. Прямо передо мной была прикована к стене Поллианна, ее дыхание снова было сиплым и слабым. Я хотел подняться, но не смог. Сил практически не было.
Оглядевшись, я подметил, что нахожусь в другой камере. Здесь было холоднее раза втрое. Все из-за четырех окон, которые располагались под треугольным потолком. Сквозь них камеру освещал тусклый лунный свет.
Так я пролежал, наверное, сутки. Хмурый серый день был достаточно темным, чтобы причинить мне вред, хотя Поллианне он все же мешал. Иногда она вскрикивала, но не приходила в себя и никак не реагировала на мой голос. А я звал ее, часто звал по имени, что-то рассказывал и просто верил, что скоро все закончится, и мы будет жить как раньше.
Меня почему-то стали посещать воспоминания о моем смертном доме, о моей бедной матери, постоянно терпевшей побои отца, о моем верном псе Зевсе и красивом вороном коне Бредо. Я вспоминал своего единственного, верного друга Джонатана и его очаровательных сестричек – Мэри и Лиззи. Они обе любили меня без памяти, а я отдал предпочтение совсем обычной простушке - Эви. Это были хорошие воспоминания. Именно сейчас я, почему-то, очень скучал по тем временам. Но теперь у меня иная судьба и я давно с ней смирился.
Поднявшись на ноги, я кое-как взобрался на стену, и, разорвав запястье, приложил рану к губам Поллианны. Она с жадностью впилась в мою руку зубами, но, сделав несколько глотков, отодвинулась от меня.
- Зачем ты делаешь это? – спросила она, глядя мне прямо в глаза, хотя вряд ли ее зрение стало прежним.
- Я хочу, чтобы ты жила, - прошептал я, понимая, всю бесполезность моих слов.
Она горько усмехнулась:
- Меня уже не спасти. Слишком поздно, Летеан. Да, я и не хочу оставаться здесь.
- А как же я?
Поллианна покачала головой.
- Ты жил ведь раньше без меня, значит, сможешь и теперь. Неужели ты не понимаешь, что я сама решила прийти сюда. Флер не думала о предательстве.
- Ты нужна мне, - перебил я. – Мне так надоело постоянно переживать, искать и остерегаться опасности. Ты знаешь, как я люблю Флер, я никогда этого от тебя не скрывал, но я устал от нее.
- Почему?
Она поставила меня в тупик таким простым и банальным вопросом. Впервые я задумался, почему же на самом деле боюсь оставаться с Флер.
- В ней слишком много свободы, - ответил я, через минуту. – Понимаешь, когда человек окружает себя одной свободой, места для других в его жизни уже не остается.
- Но она не человек, она вампир, такой же, как ты и я.
- Да, - утвердительно кивнул я. - Знаю, что для вампиров главное – это свобода. Мы все свободны и независимы. Но посмотри вокруг. Каждый из нас привязан к чему-либо или кому-либо. А в ком или в чем нуждается Флер?
- Она, всего-навсего, нуждается в понимании, – мягко заметила Лиан.
Я посмотрел на Поллианну, чьи полуслепые глаза были устремлены на меня. Она ждала, наверное, моего согласия или, наоборот, противоречия, но мне нечего было ей возразить.
Спрыгнув со стены, я растянулся на холодном полу. Поллианна снова начала бормотать что-то бессвязное. Она не бредила. Я же, свернулся на полу, как бродячий кот, и уснул. Мне было очень холодно. День за днем это становилось зверской пыткой, и я терпел ее из последних сил – ради Поллианны.

***

Прошло, наверное, чуть больше трех дней – серых и снежных дней. Голодный, но еще способный хранить свою честь, я молил небо о легкой смерти. Я не хотел больше жить! Постоянные галлюцинации Поллианны доводили меня до состояния отчаянного безумия. Мне казалось, что я уже сам вижу этого маленького мальчика, постоянно улыбающегося мне из темного угла. Он казался красивым. Пухленький, с большими голубыми глазами и льняными волосами он напоминал мне ангелочка. Только кожа его отливала мертвой синевой.
Несколько раз в камеру приходил Мансур с тем странным Человеко-птицей, (а, может, это необъяснимое существо мне тоже казалось, я не знаю). Верховный что-то говорил, но я не слышал ни слова. Мои глаза были устремлены на омерзительного монстра.
Мансур уходил озлобленным.

***

Я очнулся от страшного крика Поллианны, которую безжалостно жгло дневное светило. Теперь я понял, что именно этого добивался Мансур, поместив нас в эту камеру. Вскочив на ноги, я бросился к Лиан. Я накрыл ее своим телом, чувствуя, как солнце прожигает мне спину. Было ужасно больно, но я не мог сдаться, просто потому, что уже вступил в эту игру, а, значит, должен идти до конца. Собравшись с силами, я выламывал скобы, державшие Поллианну, и впервые за всю свою бессмертную жизнь обратился к Богу, Богу смертных. Я молил его сохранить жизнь моей бедной девочке, даже, если умереть придется мне. Я обещал ему свою проклятую душу, если он пожалеет Лиан, если прекратит ее страдания и пошлет, наконец, спокойную жизнь. Но ничего не менялось: солнце не зашло за тучи, оно не перестало ее жечь.
Моя голова кружилась от боли, когда я все-таки выломал скобы и рухнул на пол, прижимая к себе Поллианну. Она была жива, а моя спина просто горела огнем. Я зарылся лицом в волосы Лиан, продолжая прижимать ее к себе. Я чувствовал, что не умру, но страх того, что могу потерять ее, все еще будоражил мне душу. Это было последней ясной мыслью перед тем, как я окончательно отключился.