Далеко идти, кажется, никто не собирался. Едва двери позади захлопнулись, конвоиры дернули Эрсель в сторону. Обострившимся от отчаяния слухом она услышала, как стукнулись о стену ножны. Добраться бы до меча — это ведь шанс, она бы справилась…

— Послушайте меня, вам солгали! — голос звучал сипло и говорить удавалось с трудом, через боль, но Эрсель не хотела сдаваться до последнего.

Конвоиры не удостоили ее ответом. Наверное, Воларэ подкрепил приказ рассказом об ее измене — или они тоже знали о заговоре и поддерживали его. Эрсель судорожно сглотнула ком в горле. Не так она хотела умереть, совсем не так. Да и разве человек может хотеть смерти?..

Гвардейцы позволили ей выпрямиться и толкнули к стене. Сейчас… Хватка на запястьях чуть ослабла. На одно мгновение. Эрсель со всей силы ударила каблуком по колену правого конвоира, торопливо выдернула свою руку из его ладони и впечатала кулак в нос и губы конвоира слева. Едва тот разжал пальцы, воительница бросилась бежать.

Все произошло быстро, остальные четыре гвардейца не успели зажать Эрсель у стены, как она уже вырвалась из их полукруга. Коридор был достаточно широк, чтобы дать бой, но драться Эрсель не хотела. Она хотела оказаться как можно дальше от дворца и заговорщиков, она хотела просто остаться в живых. Первые мгновения замешательства дали ей фору и позволили добежать до поворота прежде, чем на пятки наступила погоня. За углом коридор раздваивался, уходя либо на лестницу, либо в другой зал. Добежав до зала, Эрсель кинулась к окну — там раскинулся один из внутренних садиков. Клумбы, кусты причудливой формы, деревья с изогнутыми трудами садовников стволами. До лестницы времени добраться уже не оставалось. Эрсель подскочила к окну, открытому по случаю теплого солнечного дня, и глянула вниз. Клумба. Это лучше, чем мощеный камнем двор.

Воительница ухватилась за подоконник и повисла, а через мгновение разжала руки. Голоса слышались уже над самой головой… Падение оказалось не таким страшным, как она ожидала. На ноги удалось вскочить сразу. И снова бежать — через лужайку, обложенные камешками дорожки, по маленькому мостику через декоративный ручей. Бывала ли она здесь раньше? Никаких сомнений… она изучала план дворца, она несла караул на каждом посту. Она должна вспомнить, как добраться отсюда до конюшни… Но не могла. Разум только твердил, перебивая панику, не останавливаться.

И она не останавливалась. Пока навстречу ей из-за зеленой лиственной стены не шагнули двое бывших товарищей. Та же форма, те же полированные до зеркального блеска кирасы и длинные узкие клинки — в руках. Они не собирались ее слушать. Для них все уже решено.

Эрсель обнажила меч. Не думать. Не искать ответов. Просто принять этот бой — и пойти дальше.

Медленное, осторожное сближение. Этих людей Эрсель не помнила, но ее наверняка узнали. Других женщин в королевской гвардии последние два года не было. А раз узнали — значит, начеку и не могут не помнить, как на одном из дружеских состязаний сам герцог Аланир, первый мечник королевства, похвалил ее бой. Глубокое дыхание помогло взять панику под контроль. Она шла, переводя взгляд с одного противника на другого, стараясь вычертить рисунок грядущей схватки. Отдавать право первого удара точно нельзя. Шаг, еще шаг… Меч плавно скользнул вверх в явной неприкрытой угрозе. Внезапный рывок, лязг столкнувшихся клинков — и закрутилась пляска, быстрая сверкающая пляска смерти. Потому что со вторым ударом Эрсель поняла: она сможет выбраться отсюда, только если убьет их. Убьет своих вчерашних товарищей, с которыми спала под одной крышей и сражалась плечом к плечу. Или убьют ее. Ибо таков оказался приказ — и судя по тому, с какой яростью рубятся эти двое, они намерены его выполнить…

Нападающие действовали не очень слаженно — вероятно, раньше не доводилось работать вдвоем. Это позволило Эрсель навязать им свой ритм боя. В конце концов размен ударами принес первый успех, и острие ее меча покраснело, перечеркнув наискось щеку одного из противников. Тот отпрянул назад, зажимая порез ладонью, и кровь быстро бежала между его пальцами. Ему потребуется хоть несколько мгновений, чтобы прийти в себя… Эрсель удвоила напор. Ей нужны эти мгновения, чтобы вырваться. Нужны любой ценой. Клинки закрутились еще быстрее, пару раз сыпанулись легкие золотистые искры. Обманчиво открывшись, Эрсель выманила противника из обороны на длинную атаку и, перехватив кинжал левой руки, молниеносным движением вонзила его в шею, у самой горловины кирасы. Кровь брызнула на пальцы, на ладонь, Эрсель стиснула зубы и выдернула лезвие, отступая. Смертельно раненый боец захрипел, пытаясь прижать рану, но Эрсель понимала, что он обречен. Заставить себя сделать следующий шаг оказалось трудно. Труднее, чем она ожидала. Хотя кровь этого парня была далеко не первой кровью на ее руках. Но сейчас осознавать, что еще утром они стояли бок о бок, оказалось слишком тяжело.

Эрсель через силу отвернулась — и оказалась глаза в глаза с тем, кого только что ранила в лицо. Он пошатывался, кираса и камзол покрыты алыми пятнами. Прежде, чем Эрсель смогла овладеть собой, узкий кинжал в его дрожащей руке опустился на грудь, едва-едва не достав до края кирасы, скользнул вдоль ребра жесткости — и впился в руку чуть ниже локтя, разорвав окровавленным острием рукав с другой стороны. От внезапной боли и ощущения безумия всего происходящего на глаза навернулись слезы. Пальцы на эфесе меча едва не разжались. Собственный кинжал, скорее, в заученном на тренировках движении, чем по сознательному желанию, метнулся вверх и по самую гарду вонзился в открывшуюся при повороте подмышку.

Оставлять оружие было нельзя. Ни в коем случае нельзя. Не слыша хрипов и стонов, сама едва понимая, что делает, Эрсель высвободила кинжал, сунула его в ножны и переложила меч в левую руку. По правой бежала кровь, мышцы не слушались, боль расползалась от раны во все стороны. Пошатываясь, воительница двинулась вперед.

Сад внутри дворцовых стен не мог быть большим, но Эрсель казалось, что она идет по извилистым тропкам и зеленым лужайкам целую вечность. Несколько раз ей мерещились шаги за спиной, и воительница замирала, крепче сжимая меч. Кровь капля за каплей сбегала с ее пальцев и падала на траву. И только оглянувшись, Эрсель поняла, что этот след слишком заметен. Пришлось остановиться — прислонившись к кривому древесному стволу. Расстегнуть ремешки кирасы и стащить ее, стараясь не потревожить рану. И наконец добраться до рубашки под камзолом, от полы которой можно оторвать длинную мягкую полосу. Воткнув меч острием в землю, Эрсель зажала зубами конец полосы и стала торопливо оборачивать в ткань кровоточащую руку. По белому полотну быстро расползалось багровое пятно, но лучше так, чем истекать кровью с каждым шагом.

Через некоторое время впереди возникла стена. Вспомнить, что это за место, Эрсель уже не пыталась — мысли слишком путались. Она просто пошла вдоль стены, готовая опереться на нее, если голова закружится, или прижаться к ней спиной, если ее настигнут новые… убийцы. Не товарищи. Не гвардейцы короля. Убийцы.

Окно, широкое и высокое, начиналось почти от самой земли. Тонкий металлический переплет свивался в прихотливый узор, но не мешал солнечному свету озарять помещение по ту сторону стекла. Эрсель помедлила, пытаясь всмотреться, что же происходит внутри. Но слишком сильным был контраст. Оставалось рискнуть. Снова. Потому что бродить по саду дальше сил уже не оставалось.

Эрсель ударила стекло эфесом меча и осторожно переступила подоконник. Осколки осыпались на пол искристой, колючей лужей, она скрипнула под сапогом, когда Эрсель сделала еще шаг и замерла, оглядываясь. Музыкальный зал, залитый солнцем через те самые высокие окна, был почти пуст. Только несколько фрейлин всполошились на звон разбитого стекла и в растерянном недоумении воззрились на женщину в рваной рубашке под расстегнутым камзолом и с мечом в опущенной левой руке — правую перетягивала повязка. Эрсель не произнесла ни слова, а только чуть улыбнулась, медленно выискивая взглядом дверь.

Не успела она дойти до украшенных резьбой, как и все в зале, створок, они распахнулись. В зал вбежали трое, в гвардейской форме и при оружии.

— Прекрасные дамы, мы просим извинить нас за то, что мы посмели потревожить вас… — начал было старший, но тут заметил Эрсель, скользнувшую вдоль стены, и вскинул меч.

— Сдавайся и будешь жить!

Эрсель судорожно рассмеялась. Вот на это можно было совершенно точно не рассчитывать.

Снова драться. Их трое, они держаться куда более слаженно, но в зале между пуфами, столиками, арфой, роялем и шкафчиками с инструментами разыграть свое численное превосходство оказалось непросто. Эрсель пятилась, уворачивалась — и благодарила судьбу за то, что в прежние годы не ленилась тренировать бой с обеих рук. Правая висела вдоль тела, ноющая, непослушная. Но левая давала хоть небольшое преимущество, доставляя неудобство противникам.

Одного ей удалось достать в бедро, так что он упал на колено, но товарищи загородили его, заставив Эрсель отступить, не довершив начатое. Та отбивалась, пока не прикоснулась спиной к стене, глядя, как двое подступают ближе, высматривая шанс для смертельного удара. Но она продолжала огрызаться, стиснув зубы и не опуская меч, думая не дальше следующего выпада и вопреки всему, продолжая отчаянно надеяться…

Фрейлины хлопотали около раненого, не обращая больше внимания на звон стали и брызги крови на полу музыкального зала. Хотелось верить, они не додумаются, перевязав рану, бежать за помощью… Удача как будто улыбнулась ей, и второй гвардеец отпрянул, схватившись за плечо. Это был шанс.

Эрсель, широким хлестким ударом отогнав последнего уцелевшего врага, не оглядываясь больше на раненого, рванулась вперед — и споткнулась, когда ногу над коленом рассек неточно брошенный нож. Боль обожгла, но Эрсель заставила себя забыть о ней, выровнять шаг и добежать до дверей. Кровь быстро напитывала штанину. Галерея была пустынна, некому было удивиться происходящему, некому было ахнуть при виде алых капель, разбивающихся о прекрасный паркет. Не смея остановиться, всем нутром чувствуя, как нагоняет ее последний противник, Эрсель, шатаясь, двинулась вдоль стены — и вспомнила наконец, куда именно идти. До конюшен оставалось совсем недалеко. В казарму воительница заглянуть не помышляла. Она прекрасна понимала, что там ее будут ждать. Наверняка будут ждать и у конюшен, но пешком ей не уйти. Раны вгрызались в тело надоедливой сводящей с ума болью, каждый шаг давался все труднее. Но она не могла, не хотела сдаться и лечь прямо на пол в ожидании смертельного удара. И потому усилием воли гнала себя вперед.

Никого больше не встретив и каким-то чудом выйдя во двор вне досягаемости любопытных глаз, Эрсель едва не упала, когда раненая нога сама собой подвернулась. Пришлось снова рвать полосу от рубахи, перетянуть кровоточащее бедро и, каждое мгновение оглядываясь, хромать к воротам денников.

Конюх куда-то запропастился — только плащ валялся на кипе сена, и это было на руку. Лучше попытаться оседлать Грома самой, чем угрозой смерти требовать от парнишки молчание. Не смолчит ведь — и придется прикончить… Эрсель вздрогнула и выругалась сквозь зубы, неудачно задев столб раненой рукой, застегнула на Громе уздечку, долгие мучительные минуты пыталась совладать с седлом. Какими ухищрениями ей удалось затянуть ремень под брюхом коня, она и сама уже не понимала. Сознание плыло и туманилось, боль и растерянность, отчаяние и чувство собственной беспомощности сводили с ума.

Наконец взобравшись в седло, Эрсель одной рукой с большим трудом застегнула камзол и завернулась поверх него в конюший плащ. Гром процокал подковами по плитам двора, послушно свернул к воротам… Часовые внимательно смотрели на улицу. Можно было надеяться, что им важнее не пустить во дворец постороннего, чем не выпустить спасающегося бегством… Тянуло оглянуться, бросить взгляд на окна, но Эрсель понимала, что этим выдаст себя. У нее было немного форы, которая неумолимо таяла с каждым промедлением из-за слабости. И сейчас она могла только верить, что ей хоть немного повезет. Спина горбилась от слабости, Гром шествовал чуть ли не церемониальным шагом, и Эрсель пришлось хлопнуть его поводьями по шее, чтобы заставить перейти на легкую рысь. Один из часовых повернул к ней голову. Плащ скрывал лицо, волосы, раны, форму, оружие… Мелькнула мысль, что если сейчас ее окликнут — она не сможет даже вытащить меча из ножен. Но ее не окликнули. И Гром, миновав ворота, резво затрусил вниз по улице, затем, повинуясь движению каблука, свернул раз, другой, третий…

Эрсель уезжала все дальше вглубь городских кварталов, кусая губу и этой простой понятной болью не давая себе потерять сознание и свалиться с седла. До конечной цели оставалось немного. Может быть, не стоило ехать сюда, но — куда иначе? Все те, с кем она общалась при дворе, теперь казались угрозой.

— Роберт, у тебя сегодня много гостей? — она почти сползла с седла и стояла, прислонившись к дверному косяку, не переступая порог.

— Моя леди, какими судьбами! — из глубины полутемного помещения возник коренастый крепкого сложения мужчина с искренней улыбкой на широком открытом лице. Улыбка померкла, едва он поймал ее взгляд.

— Я помогу! — Роберт бросился к ней, готовый подставить плечо, но Эрсель жестом остановила его.

— Гостей много? — повторила она хриплым голосом.

— С ночи только двое осталось, — невольно тоже понижая тон, ответил трактирщик.

— Роберт, прежде, чем звать меня, послушай. У меня неприятности, очень серьезные, и если кто-то узнает о нашем разговоре, о том, что ты мне взялся помочь, кто знает, чем это обернется для тебя. Если ты не хочешь рисковать — скажи мне, и я уйду.

— Прекратите говорить глупости, моя леди, — покачал головой Роберт. — Какие бы неприятности вам ни грозили, я их не боюсь. Вы же не побоялись, когда те негодяи вздумали меня ограбить. С чего бояться мне.

С того, что те негодяи были просто пьяными бандитами, которых оказалось не так уж трудно запугать. Хватило нескольких ран — и они, трезвея, убрались восвояси. А теперь речь о заговоре против короля, в котором замешан капитан гвардии, его помощник и невесть кто еще…

— Тогда мне нужна вода, бинты и нитка с иглой.

— Вам нужен лекарь!

— Лекари могут слишком много болтать, — они вошли в небольшую, аккуратно прибранную залу, но при этих словах Роберт кивнул и повел ее дальше, к двери в задние помещения.

— Здесь вас никто не побеспокоит, — заверил он, помогая Эрсель сесть на высокую постель. — И никто не войдет сюда без вашего на то согласия.

Воительница только чуть улыбнулась. Силы были на исходе. Когда Роберт принес воды, она сделала несколько глотков и повалилась на подушку. Роберт осторожно расстегнул плащ у горла, глянул на насквозь промокшую повязку и молча, больше не задавая вопросов, начал разматывать скользкую от крови ткань и промывать рану теплой водой.