— Гвардеец Винтер, сегодня ваш пост — старая галерея в западном крыле дворца.

Эту фразу принцесса Рихь услышала краем уха, направляясь через один из дворцовых внутренних дворов в оранжерею. Она бы и внимания не обратила на давно ставшие привычными слова командира гарнизона, если бы не фамилия — Винтер. Она казалась чем-то смутно знакомым, но при этом Рихь могла бы поклясться, что среди столичной знатной молодежи никого с такой фамилией нет. Городскую знать принцесса знала поименно — ведь она каждый раз лично проверяла списки гостей на всех балах, которые устраивались во дворце или ратуше. Но попасть в гвардию человек незнатного происхождения не мог.

Любопытство пересилило желание собрать новый букет роз для своих покоев, и Рихь повернула туда, где строился вечерний караул. Командир расчета отдал ей честь, принцесса кивнула — и нашла взглядом воина, который повернулся, чтобы идти в сторону западного крыла. Она совершенно точно прежде его не встречала, иначе бы запомнила его бледное красивое лицо, черные волосы и яркие синие глаза. Винтер был очень хорош собой, и Рихь поймала себя на мысли, что с удовольствием перемолвилась бы с ним парой слов.

— Гвардеец Винтер?

— Да, ваше высочество, — Винтер остановился, глядя на принцессу почтительно, но без подобострастия.

— Как ваше имя? — с улыбкой спросила Рихь.

— Эрвин, ваше высочество.

— Вы недавно на службе?

— Месяц.

— А в столице? — Рихи определенно нравился этот юноша.

— Месяц и один день, — Винтер чуть усмехнулся.

— Жалею, что вас не было здесь раньше. В начале весны мы устраивали великолепный бал. Я бы вас пригласила.

— Прошу меня простить, ваше высочество, но я не люблю балы, — с легким поклоном отвечал гвардеец. — Предпочитаю бои и тренировки.

— Как занимательно, — протянула Рихь, ничуть не заботясь о том, что, вероятно, часовому уже пора на пост. — Эрвин… я могу звать вас Эрвином?

— Как пожелаете, ваше высочество.

— Эрвин, если вы только-только приехали в столицу, подскажите, где я могла слышать вашу фамилию?

— Вероятно, вы слышали упоминания о моей матери, Марлин Винтер, которая состояла на службе у ее величества.

— Точно! — рассмеялась Рихь. — Как все просто.

Она еще раз окинула собеседника взглядом.

— Льщу себя надеждой, что если я пришлю вам приглашение на бал, вы все-таки его примете, — с ноткой капризного кокетства проговорила Рихь.

— Большая честь для меня, — Винтер снова чуть поклонился.

— Была рада познакомиться, Эрвин, — принцесса кивнула и, не дожидаясь поклона, продолжала путь в оранжерею. Винтер мгновение смотрел ей вслед, после чего направился на свой пост.

Старая галерея была одним из самых тихих мест дворца. Придворные иногда проходили по ней, сокращая путь между парадными залами, но такое бывало чаще в дни приемов. Ночами же там царила полная тишина. Отличное место для размышлений. А Эрвину было над чем подумать. Возможно, Марлин была не так уж и неправа, когда говорила о тревоге. Перешептывания, обмены взглядами, не всегда понятная активность… ничего явного — но что-то происходило. Хотя, с другой стороны, Эрвин не был придворным. Может быть, такое в порядке вещей и без всяких грядущих неприятностей?..

Его шаги гулко разносились под высоким потолком галереи, полукругом огибавшей западное крыло дворца. Узкие окна с тяжелыми, всегда раздвинутыми портьерами, перемежались чуть выступающими из стен парами колонн, на которых красовались охотничьи трофеи нескольких поколений Этингеров.

Дойдя почти до середины галереи, Эрвин остановился, наблюдая, как над изломанными крышами дворца догорает закат, а в окнах напротив галереи появляется свет. Галерея же оставалась укутанной в тени. Сюда пажи, зажигающие лампы, не приходили. Впрочем, это Эрвина не беспокоило. Его глаза научились быстро привыкать к темноте безлунными ночами на горных дозорах.

Полюбовавшись закатом, Винтер занял свое излюбленное место — нишу между колоннами. Здесь ему нравилось стоять гораздо больше, чем непосредственно на посту — возле двустворчатых дверей, ведущих на верхний ярус оранжереи. Мысли потекли спокойно и расслабленно. Первой явилось новое осознание того, как сильно он скучал по матери. После десятилетней разлуки их встреча оказалась слишком короткой, а в увольнительные гвардейцев отпускали только через полгода службы. Марлин иногда присылала письма, но своими волнениями больше не делилась. Вероятно, опасалась, что письма могут читать не только те глаза, для которых они предназначены… Среди сослуживцев попадались те, кто нет-нет, да и начинал вполголоса осуждать Адаларда за излишнюю уступчивость при обсуждении мира. Правда, были и те, кто резко осуждал подобные речи, и иногда дело доходило даже до поединков. Командир гвардии Гофрид Воларэ сурово наказывал задир, но полностью изжить конфликты не удавалось. Эрвин свою точку зрения на ситуацию в стране предпочитал держать при себе, и потому принимался всеми за своего парня, что его более чем устраивало. В конце концов, в голос заявить о своей поддержке Адаларду всегда успеется.

Тишину всколыхнули шаги в дальнем конце галереи. Ночной обход. Сегодня его совершал сам Воларэ, как обычно, раз в неделю проверявший своих людей лично. В следующий миг за шагами Воларэ Эрвин различил еще чью-то поступь. Командир шел не один.

Согласно уставу, Винтер должен был выступить ему навстречу и доложить, что все спокойно. Но природная осторожность удержала Эрвина на месте, в тенях, — надо по крайней мере понять, кто спутник Воларэ. И почему обход совершают двое… Он стоял, вглядываясь в сумрак, и именно поэтому смог различить возникшую словно из ниоткуда загадочную фигуру в длинной мантии с капюшоном, покрывающим голову. Повинуясь интуиции, Эрвин снова замер, касаясь спиной стены.

— Вы уверены в своих словах? — Воларэ. Он явно говорил вполголоса, но Эрвин обладал тонким слухом, а в галерее царила поистине полная тишина.

— Да, ошибки быть не может. Я слышал все собственными ушами. Они выступят.

— Смотрите, как бы вам уши не укоротили. Впрочем, новость в самом деле обнадеживающая. По поводу принцессы есть новости?

— Насколько я понял, вы должны быть готовы увезти ее по первому приказу. Так, чтобы ее исчезновение не вызвало преждевременной тревоги…

— Приберегите наставления для своих людей. А принцесса вряд ли доставит проблемы. Так и передайте.

Эрвин стоял, затаив дыхание. Именно сейчас он окончательно убеждался, что мать была права. Существует заговор. И его собственный командир принимает в нем деятельное участие. Но кто второй? О чьих приказах идет речь? Неужели Аланир в самом деле решился выступить против своего брата, рассчитывая на собственную популярность среди солдат? Как до этого могло дойти…

Фраза про принцессу прозвучала слишком недвусмысленно. И это Эрвина тоже всерьез обеспокоило. Конечно, Рихь производила впечатление избалованной взбалмошной особы — впрочем, чего можно ожидать от единственной дочери короля, к тому же, потерявшей мать вскоре после рождения. Таких дочерей балуют сверх меры в память об умерших женах. Едва ли Адалард стал исключением. Но при всем при том девушка показалась Эрвину милой. Хрупкой. И нуждающейся в защите. Как знать, куда может завести фраза «принцесса вряд ли доставит проблемы»…

Первым порывом было броситься прочь из галереи, найти кого-нибудь и предупредить о готовящихся неприятностях. Но рассудительность возобладала над эмоциями. Если сам командир гвардии состоит в заговоре, то как узнать, кому можно доверить услышанное. И можно ли доверять хоть кому-то… Поэтому в итоге Винтер заставил себя остановиться и еще раз подумать. Разговор стих, но шаги приближались. Выступив на середину галереи, Эрвин уже мог бы увидеть заговорщиков. Выйти и обнажить меч? Навязать им бой? Что это даст… В своих силах Эрвин не сомневался, но поможет ли здесь оружие?

— Милорд будет ждать вестей не позднее чем через три дня, — голос незнакомца звучал совсем рядом.

— Он их получит, — отозвался Воларэ. — Ступайте.

Незнакомец уходил. Воларэ приближался. Винтер знал, что командир ожидает найти его дальше по галерее. И внезапно понял, что не хочет его разочаровывать. Вытащив кинжал, проклиная в душе сталь за кажущийся оглушительным скрип, Эрвин дождался, пока Воларэ поравняется с ним, погруженный в свои мысли, и метнулся вперед. Рукоять кинжала врезалась в затылок командира прежде, чем он успел выставить руку для защиты. Видать, мирная сытая жизнь во дворце успела-таки притупить воинское чутье.

Воларэ начал валиться на бок, Эрвин придержал его, не давая слишком громко упасть, загромыхав мечом. Теперь следовало поспешить. Таинственный собеседник Гофрида — вот кому хотелось задать вопросы с расчетом на ответ. Ведь он гонец.

Эрвин побежал по галерее. Грохот собственных сапог, будящих эхо под высоким потолком, казался оглушительным. Отсюда только два выхода. Один позади, другой — там, куда шел незнакомец. Вот он… широкоплечая фигура замерла на краю светлого пятна, отбрасываемого окном, а третьего, в мантии, и вовсе не было видно, как будто он испарился.

— Стой! — крикнул Эрвин. — Ты арестован.

Незнакомец обнажил меч. Ожидаемо. Винтер шагнул по диагонали, в свою очередь берясь за эфес. Шаг, меч вылетает из ножен, разворачивается на обманный удар обратным лезвием, еще шаг, звон столкнувшихся клинков. Неужели никто не слышит…

— Брось оружие, предатель!

Но противник дерется молча и яростно. Снова обмен ударами, отшаг в сторону, чтобы обойти врага и не дать ему прорваться к выходу. Время еще есть. Воларэ придет в себя далеко не сразу. Обезоружить, спросить… Хотя можно ли сомневаться в том, что на вопросы гонец изменников не ответит. Но попробовать стоит… Вражеский меч оказывается зажат между клинком и гардой. Резкий поворот кисти — и лязг оружия, упавшего на мраморный пол.

В следующее мгновение незнакомец отпрыгнул назад и выхватил левой рукой кинжал. Подбросил, перехватил за лезвие… Эрвин скорее почувствовал, чем увидел, куда летит брошенный клинок, и в последний момент отбил его мечом. Этих мгновений оказалось достаточно, чтобы неизвестный снова бросился бежать. Эрвин в сердцах выругался сквозь зубы, вновь кидаясь в погоню. Меч полетел, подрубая колени бегущего. Тот с криком рухнул на бок…

Винтер опустился на колени подле раненого, который с невероятным усилием перевернулся на бок, все еще инстинктивно желая двигаться вперед. Кинжал в руке тускло поблескивал отраженным лунным светом. Взяв раненого за плечо, Эрвин резко дернул, поворачивая его лицом к себе. Правая рука гонца, только что прижатая к животу, резко распрямилась… Винтер на одном инстинкте ударил левой ладонью, сбивая в сторону кисть с зажатым в ней стилетом, нацеленным в печень. Его собственный кинжал вошел под подбородок пленника прежде, чем Эрвин успел осознать, что делает. Есть движения, заученные до полного освобождения от мыслей… Гонец умер беззвучно, словно в то же мгновение. А Винтер застыл, глядя на дело своих рук. Теперь вопросы задавать стало некому. Проклятье, как можно было так забыться…

Кровь в сумраке галереи казалась черной. Ее тонкие струйки быстро разбегались в стороны от лежащего на спине мертвеца. Оставалось собрать свое оружие и пойти сдаться товарищам, придумав причину появления трупа на собственному посту. Или же… Эрвин начал торопливо ощупывать карманы и сумку гонца. Ни одного письма. Ни одного листа бумаги. Ничего, что могло бы подсказать, кто такой таинственный милорд и с кем он связан. Скрипнув зубами от бессильной злости, Эрвин обтер клинки об одежду убитого, потом подобрал его меч и бросил рядом с телом. Когда утром ему зададут вопрос по поводу трупа, он знает, что сказать. Но это единственное, что он знает.

— Ах, матушка, если бы ты была здесь и подсказала мне, как распутывать этот клубок ядовитых змей под названием придворные…

Однако Марлин сейчас была недосягаема, поэтому решать проблему следовало самому.