Темно. И тесно. Не повернуться, не разогнуться и не выпрямить лапу. Можно только открыть глаза. Тогда становится немного светлее. Но все равно ничего не видно.
А еще можно вздохнуть. Или нельзя? Пытаюсь втянуть воздух и раздвинуть ноздри. Ничего. Все то же жаркое, душное ничего, заполняющее нос и горло.
Внезапно в груди появляется боль. Намек на свет исчезает. В глазах темнеет. Мне страшно. Очень страшно. Так страшно, что начинаю корчиться в своей тесной обители, колотиться в ее стены головой, плечами, локтями и коленями.
Треск.
Поток холодного воздуха.
Свет, слепящий даже закрытые глаза.
Ощущение громадного простора, такого опасного, такого пугающего.
Съеживаюсь и, распахнув рот, громко и испуганно пищу.
Откуда-то сверху доносится умиротворенное урчание. Тело на мгновение обдает холодом, потом его прикрывает что-то теплое и ласковое. Горячее и влажное начинает вылизывать меня. Осторожно приоткрываю один глаз. Потом второй.
Синее. Большое, нежное, невообразимо дорогое. К которому хочется прижаться, обхватить лапами и не отпускать.
Большое и синее еще раз урчит. Не успеваю опомниться, как меня поднимают и перекладывают на другое место, прямо к серовато-розовой массе. Нос заполняет невыразимо притягательный аромат. Не в силах совладать с собой, тыкаюсь носом в массу и вытягиваю язык. Слизываю и проглатываю, пораженный тем, как приятно она ощущается сначала во рту, а потом в животе.
Большое и синее нежно поглаживает меня по спинке. Теперь урчание скорее увещевательное, чем успокаивающее. Меня не нужно уговаривать. Сам работаю языком, слизывая аппетитную массу.
Тело тяжелеет. Лапы расползаются в стороны. Глаза закрываются сами собой. Голова блаженно опускается на землю, заполняясь яркими разноцветными пятнами. Купаясь в них, отстраненно чувствую, как меня поднимают и укладывают в удобное и теплое.



Большое и синее – это мама. Есть еще большое и зеленое – папа. Я – маленький и черный. И все мы – драконы.
Яркое и сладко пахнущее – цветы. Белое и пушистое – одуванчик. Черное и с кучей ножек – страшная пакость, которую нельзя лизать и трогать лапой.
Серое и гладкое – камень. Серое и рассыпающееся – земля. Горячее и желтое – солнце. Белое и пушистое, закрывающее солнце – облако, а не одуванчик. И оно не рассыпается, если дунуть. Серое и косматое – туча, а мокрое, льющееся из нее – дождь. Грохот, от которого болят уши – гром, а вспышка, слепящая глаза – молния. Под дождем нельзя бегать, надо сидеть в дыре в камне – пещере и прятаться от молний под крылом у мамы.



А у меня тоже есть крылья. И лапы уже не разъезжаются в разные стороны в самый неподходящий момент.
Одуванчик назойливо маячит в поле моего зрения. Я не смотрю на него. Только малыши сдувают пух и смеются, глядя, как разлетаются по ветру семена. А я уже большой.
Но цветок так призывно тянет к себе… Так заманчиво кивает головкой…
Не выдерживаю, быстро поворачиваюсь и дую – изо всех сил, как когда-то учила меня мама.
Но вместо танца белых пушинок вижу ярко-оранжевый язык пламени и чувствую боль в прикушенном от неожиданности языке. Одуванчик сгорает, оставляя после себя обугленный стебель, а я…
Постепенно привыкаю к мысли, что уже не ребенок.



Мои крылья по размеру не уступают родительским. Крепкие, широкие, сильные, достающие до середины хвоста. Уверен, что они могут выдержать мой вес. И я могу летать, как отец – высоко, плавно, описывая большие круги над горами. Но мама запрещает мне даже подходить к краю обрыва. Боится, что я упаду.
Ну и что, что там сотни ДД (длин драконов) до подножия? Я уже достаточно взрослый, чтобы летать.



А хвост скоро заживет. И лапа уже почти не болит. И уши не норовят свернуться в трубочку при одном воспоминании о слезах мамы и суровом голосе отца. Ну да, я не стал ждать разрешения. Хотел полететь сам, без подстраховки родителей. И почти сумел удержаться на воздухе, ведь не разбился же! Еще немного – и я поднялся бы над пиками освещенных солнцем гор!
Два дня. Надо подождать всего два дня. Отец пообещал, что научит меня летать. Он всегда держит слово. Еще только два дня…



А второй раз страшнее, чем первый. Пропасть хищно скалит острые каменные зубы. Неожиданно вспыхивает боль в ушибленной лапе. В теле появляется противная слабость. Даже голова кружится.
Отец сидит рядом и пристально смотрит. Молчит. Никаких уговоров шагнуть вперед или, наоборот, уйти домой и подождать еще немного, пока крылья окрепнут окончательно.
Он просто сидит и ждет. Решение за мной. И я…
Знаю, как поступить.
Набрать воздуха в грудь. Приподнять хвост. Задрать голову, чтобы не смотреть на оскал пропасти. Развернуть крылья. Разбежаться.
Зажмурившись, прыгнуть вперед.
Воздух бьет по окаменевшему телу. Падаю, сжавшись в комок, как и в прошлый раз. Но тогда я не учел скорость падения и не понял, что крылья свернулись под напором ветра. А сейчас что мешает мне это сделать? И раскрыть заново крылья?
Шорох кожистых перепонок не слышен за свистом ветра в ушах, но падение замедляется. Нет, прекращается совсем! Осторожно приоткрываю глаза.
Прямо передо мной – скала, поросшая жесткой травой и мхом. Сбоку мелькает крупная тень.
Опасливо поворачиваю голову, боясь потерять равновесие. Натыкаюсь на изучающий взгляд отца. Еле заметно улыбающегося отца.
Он чуть заметно приподнимает одно крыло, опуская другое. Повторяю его движение – и чувствую, что наклоняюсь. Крылья отчаянно машут. Земля быстро начинает отдаляться. Вижу, как сливается в одно пятно растущий на скалах мох, как уменьшается в размерах поляна перед нашей пещерой, как парит рядом отец…
Меня пронзает острое ощущение восторга. Я лечу! Лечу! Я умею летать, как все драконы! Я больше не прикован к поверхности, как все остальные разумные существа!
Горло перехватывает. Сердце колотится, перекачивая кровь по телу и снабжая ей крылья. Активно машущие крылья, удерживающие меня в воздухе. Начавшие болеть крылья.
Очень сильно болеть.
Отец подставляет мне крыло и помогает спуститься к пещере. Опять плачущая, только уже от радости, мама ждет у входа. Слышу ее поздравления, скупые похвалы отца, советы, как следовало поступить, и подсказки, что сделано неправильно. Стараюсь запомнить все, чтобы потом не повторять глупых детских ошибок.
Счастлив до последней чешуйки.
Я умею летать.
Я стал взрослым.



Долина простирается желто-зеленой лентой. Темнеют деревья, прикрывающие собой синюю полоску реки. Сквозь их кроны просвечивают белые пятна овец, сгрудившихся в тени от палящего солнца.
Лениво парю в небе, примериваясь. Вот эта, кажется, подойдет для меня – умеренно жирная, не тощая и не мелкая. Вот эту – покрупнее – отнесу родителям. Моим сестренкам-близнецам только что исполнилось полгода, и мама с ног сбилась, не давая шустрым девчонкам влипнуть в неприятности. Не потеряться, не укусить сколопендру, не свалиться с обрыва и не оторвать сестре крыло, поссорившись из-за корешка.
Сделав окончательный выбор, захожу на нужный курс и складываю крылья, готовясь стрелой пройтись над ничего не подозревающей отарой.
Воздух свистит в ушах. Глаза зорко следят за выбранной жертвой. Хвост точными движениями контролирует направление полета.
Что за?..
Золотистая тень проносится прямо перед моим носом, хватая когтями выбранную мною овцу. Перепуганная отара с меканьем и беканьем разбегается в стороны. Конечно, можно пообедать другой животиной, но во мне кипит возмущение.
Заложив вираж, устремляюсь за вором. Что за наглость, в конце концов? Где этика охоты? Кто позволил неизвестному дракону воровать еду у меня из-под носа?



Ее зовут Олита. Это я нарушил границы ее владений. И продолжаю нарушать их ежедневно.
Олита не возражает, с удовольствием паря вместе со мной в заманчивой глубине неба. А я…
Вижу во снах ее стройное золотистое тело, изящную головку на длинной шее и прозрачную синеву веселых глаз. Мы проводим вместе все свободное время, расставаясь лишь на рассвете, чтобы поспать пару-тройку часов.
Мне мало этого. Незнакомое, неодолимое чувство бурлит во мне, горяча кровь и будоража тело. С трудом удерживаю себя на расстоянии от Олиты, боясь испугать ее своей страстью.
Время еще придет.
Однажды она тоже не сможет сопротивляться своим желаниям, и тогда горы услышат брачную песню драконов.



Олита лежит, свернувшись, и неотрывно смотрит на покачивающееся яйцо, из которого доносится еле слышный писк.
Кольцо жизни замкнулось. На свет вот-вот появится мой сын. Или дочь.
Неважно.
Уже сейчас люблю этого крохотного дракончика и страстно хочу стать для него настоящим отцом. Слушать по ночам жалобный писк, притаскивать самых нежных и молодых овец, следить, чтобы подросший малыш не полез сражаться со сколопендрой.
А когда он или она станут взрослыми – научить летать и выпустить в большой мир.
Но это все потом. А сейчас я даже не знаю, кто у нас родится.
Яйцо шевелится все сильнее. Очень хочется помочь малышу расколоть скорлупу – ему же темно, душно и страшно.
Очень хочется.
Но нельзя. Можно повредить хрупкое тельце.
Мы с Олитой ждем. Ждем. Ждем…
Скорлупа разваливается на три части. В ее обломках копошится крохотный белый дракончик, смешно распахивая ротик, высовывая красный раздвоенный язычок и отчаянно пища.
Сын.
Невыносимая волна ощущений захлестывает меня. Выскакиваю из пещеры и с места взмываю в небеса, поднимаясь все выше и выше. Пламя вырывается из пасти, словно стремясь растопить снег на вершинах гор. Скалы эхом отражают мой восторженный рев.
У меня родился сын!