Эта история основана на информации, полученной от членов моей семьи. Я посвящаю эту историю моим маме, бабушке и покойному дедушке, выжившим в Arbeitslager (п. п: нем. — трудовой лагерь) времён Второй мировой войны. Нацисты многих лишили будущего, но они недооценили силу воли человека в стремлении выжить и, имея шанс на жизнь, непреклонном желании процветать. В названии этой истории использовано слово, которое помнят многие жертвы нацистской жестокости, поскольку оно часто использовалось в обращении к пленникам, дабы те покинули свои жилища и выстроились в линию. В разном контексте оно имеет значения «готовый» и «согласный». Моя бабушка до сих пор употребляет это слово, спрашивая нас, готовы ли мы. Правда ли? Пережив утрату и трагедию, перед необходимостью выживания, уцелевшие обнаружили, что да, они готовы. Цитируя мою любимую babcia (п.п.: польск. — бабушка) Софи, — вы готовы?

Весна, 1942 год

Он уставился на её красивую оголённую шею. Изящное и самое соблазнительное зрелище, когда-либо виданное им. Шарф девушки развязался почти у основания шеи, и несколько прядок густых каштановых волос выглянули из-под своего скромного укрытия. Волосы блестели в солнечном свете, струящимся в окна, расположенные высоко над алтарём. Вот уже два года, сидя на несколько рядов позади семьи незнакомки, он восхищался ею издалека, молча прося о возможности встретиться с ней… узнать её имя.

Отец юноши понимающе изогнул бровь, пару раз наклонив голову в сторону священника, напоминая сыну, чтобы тот перенаправил внимание куда следует. Однако беспечная улыбка отца поведала парню, что тот понимал его мысли. Юноша не сомневался, что потом из-за этого над ним будут подтрунивать.

Он смотрел, как девушка преклонила колени, сцепив руки и склонив голову в усердной молитве.

Каждое воскресение он молил о шансе встречи с ней. Каждое воскресение отец девушки одаривал его смертельным взглядом и пугал, приподнимая свою куртку и являя взору покоящийся на ремне охотничий нож.

Это воскресение не станет исключением, хотя это же воскресение дало парню слабый проблеск надежды. После мессы, покидая ряд вслед за младшей сестрой, девушка послала ему робкую улыбку, а щёки её алели, точно спелая малина летом.

Юноша улыбнулся ей в ответ, глаза его мерцали обещанием и надеждой.

Незнакомка кивнула ему и поспешила за своим удаляющимся отцом.

Она только что дала ему повод верить.

И он поверил.



Отец юноши предупредил его, чтобы тот держался подальше от границы леса, скрывался в чаще, на тропинке, незаметной с главной дороги. В задачу парня входило забирать сыр и хлеб у своей тётушки, жившей на другом конце деревни. Юноша был знатоком своего дела, залегая у земли и быстро перебегая высокий березняк и ягодные кустарники. Передвигался он бесшумно и стремительно.

И вот над кромкой леса его взору явились великолепные Татры¹ и нарисовался домик его тёти. Гружёная большими корзинами под каждой рукой, она поприветствовала племянника улыбкой, следя за тем, как он приближается к чёрному ходу её домика.

— Эдек Калленски, ты участил шаг. Ты всё шустрее справляешься с этими поручениями. Как сильно ты вырос за неделю?
Юноша рассмеялся в ответ, потянувшись избавить от тяжёлой ноши невысокую тётю.
— Теперь я мужчина, тётушка. Мальчики ведь становятся мужчинами, не так ли?
Громогласный смех женщины объял их, а Эдек наклонился расцеловать её в обе щёки.
Миг веселья резко стих, когда легкий ветерок донёс до них сильный, едкий запах сжигаемой мертвечины, ударивший в нос и напугавший обоих.
— Мы стоим с подветренной стороны. Вонь идёт с той строящейся фабрики. Ты хорошо её рассмотрел, Эдек?
Тот молча кивнул, смотря в сторону места, именуемого сельскими жителями Бжезинкой².
— Они закончили самый высокий дымоход на том крупном строении много недель назад, тётушка. Рабочие худы и одеты в лохмотья. Все без волос. Солдаты припугнули нас, застукав за поиском грибов возле тех больших ворот, что на западе, поэтому теперь никто из нас не покидает дом, и мы…

Юноша замялся на середине предложения, вздрогнув от лёгкого прикосновения ко лбу. Они возвели взгляд к небу, осознав, что невесомый, серый пепел неслышно падал с облаков. Зола плотно насыщала воздух, покрывая листья и крыши города. Трава белела.

— Тётушка, они готовят мясо для солдат и рабочих?
Женщина перевела взгляд, полный непролитых слёз, на племянника.
— Эдек, прошу, слушай меня очень внимательно. Твой дядя говорил с владельцем магазина в Освенциме. Евреев силой вытаскивали из собственных домов и посылали работать на ту кирпичную фабрику…
— Аушвиц?
Она кивнула в ответ.
— Эдек, нацисты скоро придут в нашу деревню. Мы только что получили известие, что твои кузены в Закопане отправились в трудовой лагерь в Германии и, как обещано, были выпущены, отбыв там год. В качестве оплаты труда солдаты не тронули их семьи. Обещай мне, что ты послушаешься отца, Эдек. Обещай мне, что не воспротивишься, сделаешь всё, что тебе велят, и будешь усердно трудиться. Делай, как они говорят. Солдаты будут угрожать и ожидать подчинения. Если ты пойдёшь добровольно, то они добрее отнесутся к тебе и твоей семье. Твои кузены так говорили. Просто сотрудничай…
Женщина посмотрела в направлении источника гнилостного запаха, наморщив лоб в явной озабоченности.
— Эдек, те рабочие из Освенцима… они так и не вернулись. Стало известно, что печи в тех кирпичных зданиях предназначены для… Надпись на воротах гласит: «Труд освобождает», но единственная свобода для них приходит…
Женщина разрыдалась, и ответные слёзы заструились по лицу юноши, смешиваясь с золой, липшей к его коже. Тётя просто не смогла закончить предложение.
— Быстро беги домой и поступи мудро. Дабы выжить — выполняй отданные тебе приказы. А теперь иди, пока они не поймали тебя одного в лесу. Люблю тебя, племянник…

Эдек звучно поцеловал тётю в щёку, губы юноши оставили заметный след на её лице, измазанный пеплом и слезами.

Напоследок он глянул на горячо любимую тётушку, боясь, что больше никогда её не увидит. Их взгляды встретились на прощание в безмолвной и страшной мольбе за семью, которую вот-вот должны были разлучить.

— Беги, Эдек! Будь храбрым. Береги себя!

Надёжно прижав корзины руками к телу, он как никогда стремительно бежал, ускорившись на пути к задворкам своего дома. Миновав пустое ведро, используемое его семьёй для сбора грибов в болотистой почве, он осознал, что оно заполнялось нечто невообразимым. Эдек остановился и уставился на олицетворение ужасающей правды. Он не знал, что вынудило его потянуться к маленькой библии в кармане, но он вытащил её и нашёл конвертик, используемый им в качестве закладки. Он заметил дождевые облака, и ему в голову не пришло позволить этому пеплу упокоиться здесь… на дне грязного ведра, — пеплу, призванному стать не более чем грязной лужицей, разжиженной и забытой.

Плавным движением юноша провёл конвертом по пеплу, зачерпнув столько, сколько могла вместить тонкая бумага, погребая золу в новом месте. Он закрыл конверт, убрал его обратно в свою библию для надежного хранения.

Он спешил к дому и убыстрил шаг, заслышав крики возле палисадника. Восемь солдат ругались с его отцом, махали руками, тем самым преодолевая языковой барьер. Эдек подошёл к ним с корзинами, и мать подбежала его обнять. Она ревела в усыпанную пеплом грудь сына, моля его беспрекословно слушаться солдат. Юноша выронил поклажу и сомкнул руки вокруг дрожащего тела матери.

— Они предложили защитить нас, если ты пойдёшь с ними, сынок. В Германии есть трудовой лагерь, куда тебя поместят. Молодые люди и девушки из ближайших деревень отправятся с тобой. В обмен на твой труд мы сможем оставаться здесь в течение трёх лет, под защитой, сумев сберечь заработанное трудом. Боюсь, если ты откажешься, то они убьют всех…
— Я пойду, мама.
Отец Эдека подошёл к ним, заключив в объятия свою семью.
— Сынок, что бы ни случилось, мы всегда будем любить тебя. Случись что с нашим домом или нашей семьёй, ты знаешь, как добраться до своих кузенов в Закопане, и всегда сможешь разыскать нас с помощью польского консульства, где бы ты ни оказался.

Они рыдали, стоя под падающим пеплом, возможно, прощаясь в последний раз.



Дождь лил на скучившуюся молодёжь, тщетно искавшую какое-либо подобие тепла. Из-за неровных, грязных дорог большую повозку шатало из стороны в сторону, кидая людей друг на друга на каждой выбоине и кочке.

Они были взволнованы и измождены. Но больше всего — напуганы. Они миновали другие повозки на дороге, ехавшие им навстречу и везшие пассажиров с жёлтыми звездами³ на одежде.

Эдек и его товарищи по несчастью старались улыбаться проезжавшим группам, пытаясь выказать доброту и понимание испуганным и сбившимся в кучу семьям. Когда группа скрылась из виду, многие в повозке Эдека зарыдали, представляя ужасы, ожидавшие эти семьи на тех заводах. Они чуяли зловоние и видели пепел. Тоже слышали последние вести.

Нельзя было не стенать по людям, следовавшим в те места, — в Ад на земле, — чтобы стать пеплом в небе.

Эдек ощутил, как слёзы проложили себе путь по его холодному лицу. Он прислонился к стене качающейся повозки и впал в судорожную апатию.



— Кто-нибудь из этой группы знает, кто из рабочих куда отправится?

Голоса путников были едва слышны, хотя Эдек находился достаточно близко к ним. Юноша был рад, что потратил время на изучение немецкого языка. Многие его соотечественники вызывающе демонстрировали свою польскую гордость, однако Эдек считал, что лучше понимать разговоры захватчиков, нежели гадать. На войне гадание часто равнялось смерти. Одного этого довода было достаточно, чтобы он пожелал учиться. Он верил, что лучше быть подготовленным.

— Незамужних девушек пошлют в штабы для обогрева в постели. Маленький мальчик в голубой курточке, прижавшийся к сестре сзади, отправится туда же по аналогичной причине. Оставшиеся мужчины поедут в Эберсберг. Женатым парам повезло больше всех. Они поедут в трудовой лагерь в Ландсхуте. Бауэрсфрау⁴ Шварц получает в разработку новое поле. Она сказала военачальнику, что хочет только супружеские пары, поскольку они, судя по всему, работают усерднее при гарантии, что могут остаться вместе и…

Голоса стихли, а Эдек выпрямился, разминая затёкшие мышцы. Его взгляд прошёлся по единственной в его группе женщине, опершейся на мальчика, о котором ранее шла речь. Он спал, положив голову на колени сестры. Эдека пробрала дрожь, и страх пронзил его до костей при мысли, что подслушанный им разговор мог оказаться правдой.

От неожиданной остановки повозка завалилась вправо и её обитатели, приподнявшись, сели, чтобы посмотреть на происходящее.

Там, на обочине дороги, в окружении солдат стояла та самая красавица из костёла⁵. Они с вожделением посматривали на неё, в то время как слёзы катились по лицу девушки.

Солдат открыл невысокую дверцу сзади повозки; проржавевшие петли заскрипели во влажном, холодном воздухе. Голос военного громко разнёсся по округе, когда он объявил посадку следующего пленника.

— Изабела Свонда!
Эдек встал, чтобы она смогла разглядеть его, и девушка облегчённо улыбнулась, завидев знакомое лицо. Юноша быстро добрался до задней части повозки, дабы предложить ей свою руку.
— Сэр, здесь ошибка. Это моя жена, Изабела Калленски⁶. Она навещала своих родителей, когда вы забрали меня, и, должно быть, они ошиблись, не сказав вам, что её заберут здесь. Мы вместе собирались отправиться в лагерь на трёхгодичные работы.
Солдат с планшетом в руках опять глянул в реестр и зачеркнул её фамилию, исправляя ошибку.
— Изабела Калленски!

Та в замешательстве взглянула на привлекательного молодого человека, протянувшего ей руку, но безмолвное предупреждение в его глазах подсказало ей молчать и повиноваться. Изабела ухватилась за его теплую руку и была поднята в повозку, упав на крепкую, мускулистую грудь Эдека.

Его шёпот защекотал мёрзнувшую ушную раковину девушки.

— Это лучшая для тебя судьба, прошу, подыграй мне…

Изабела привстала на мысках своих ботинок и запечатлела на щеке юноши ответный поцелуй.

Держась друг за друга, они уселись на дно тронувшейся с места повозки. Молодые люди перешёптывались между собой, чтобы другие не услышали их разговор.

— Калленски?
— Эдек Калленски.

Улыбка юноши подбодрила девушку. С этого момента Изабела знала, что он заслуживал доверия и ей стоит его слушаться.

Дождевые капли опять обрушились на их дрожащие фигуры, и они прильнули друг к другу в отчаянной попытке отвоевать немного тепла.

— Досадно насчёт последней. Я бы нанёс ей визит…

Солдаты громко переговаривались на немецком, и Эдек прислушивался к их грубым унижениям женщин в их повозке. Эдек осознал, что принял лучшее решение для этой прекрасной женщины, жавшейся к его груди.

Он знал, что поступил правильно. Он был готов защищать её любой ценой.



— Эдек и Изабела Калленски!
Они быстро встали, изо всех сил хватаясь друг за друга в надежде, что их не разнимут, как уже случилось ранее с одной парой на их глазах.
— Девятый поезд! Шевелитесь!

Молодые люди без промедления двинулись с места, пальцы девушки отчаянно цеплялись за пояс брюк парня, крепко сжимая его талию. Позже от давления костяшек её пальцев у него проступят синяки.

Изабела обернулась посмотреть на прощание на своих попутчиков, заметив, что в оцепленной зоне остались только женщины, за исключением пары мальчиков, стоявших в стороне. Она устремила взгляд вперёд, слёзы опять грозились политься из глаз юной полячки, голова которой шла кругом.

Они проследовали за солдатом к своей платформе и сели в поезд, осторожно ступая по скользкому сену, устилавшему влажные планки разрушающегося деревянного пола. Сидений не было. Их сгоняли словно стадо животных. Парень с девушкой выбрали уголок, чтобы можно было прислониться спиной к чему-то твердому, и одновременно сели, так и не разорвав телесного контакта.

Когда солдат удалился за другими рабочими, девушка повернулась к парню и тревожно заговорила.
— Эдек, если бы не ты, что случилось бы со мной…
Он предвосхитил её вопрос.
— Они… Солдаты сказали, что незамужние женщины предназначались для «обогрева постелей», и когда я увидел тебя… Изабела… Я не мог позволить этому произойти с тобой. Видя тебя каждое воскресение, изнемогая от невозможности узнать тебя поближе… Я не мог…
Изабела обняла его что есть мочи, повергнув юношу в молчаливый шок. Отстранившись, девушка улыбнулась.
— Я рада, что ты сделал меня своей женой, Эдек. Мне тоже хотелось встретиться с тобой, но мой отец…
— Как только ему предоставлялся шанс, он демонстрировал мне свой нож.
Пара сдавленно рассмеялась, и воцарилось неловкое молчание. Когда его прервал крик солдата на соседней платформе, то юноша с девушкой как можно крепче ухватились друг за друга.
— Никакой еды! Вас не будут кормить, пока мы не сочтём нужным! Дай мне этот хлеб!
Эдек спешно убрал руку с тела Изабелы. Потянувшись во внутренний карман своей куртки, он вытащил оттуда сверток из мешковины.
— Только поторопись, моя матушка незаметно всунула мне немного капусты и осцыпека⁷ до того, как меня увезли. Возьми и съешь это, пока другие не обратили внимания на нас. Вполне возможно, что мы ещё нескоро поедим.
Эдек протянул Изабеле большую порцию капустных листьев и сыра, и молодые люди запихали пищу себе в рот, как можно быстрее прожевывая. Когда ничего не осталось, Эдек поднес мешковину к носу со слезами на глазах.
— Я до сих пор чую запах моей матери. И задаюсь вопросом, увижу ли её когда-нибудь вновь. Она знала, как кормить меня. Она всегда знала, как…
Изабела обнимала его, пока он рыдал в её и без того промокшую одежду, плечи юноши подрагивали от сильных эмоций.
— Теперь я буду с тобой, Эдек. Я позабочусь о тебе.
Парень осушил слёзы и посмотрел ей в глаза, из которых теперь грозила политься влага.
— Как и я о тебе.
Голос юноши звучал уверенно, и девушка улыбнулась в ответ. Скрепленные обещаниями, молодые люди вжались друг в друга и поддались изнеможению.



Проснулись они на новой земле, будучи во власти тех, кто совершенствовал военную систему, изощряясь в ненависти. Людей подобно скоту сгоняли в повозки кричащие солдаты.

Военные общались на другом языке, но при взгляде на холмы и луга ландшафт казался ехавшим знакомым. Чем-то он напоминал Польшу, и было легко представить себя ближе к дому.

Их путешествие в повозке заняло много часов.

К моменту их прибытия к большому белому фермерскому дому, окружённому колючей проволокой и часовыми, пленники ослабли и дрожали.

Дородная, светловолосая женщина в малиновом фартуке наблюдала за ними с крыльца дома. Мужья первыми спрыгнули с повозки, спуская на землю своих ослабевших жен. Пары друг за другом прошли к указываемой солдатами зоне.

Голос женщины был зычным, требующим внимания.

— Кто из вас говорит по-немецки?
Эдек вскинул руку, не сжимавшую ладонь Изабелы.
— Тогда шагни вперёд и переводи. Они либо быстро выучат немецкий, либо умрут. Так им и передай.

Эдек повернулся к группе измождённых путников позади себя и передал им сообщение. Закончив, юноша перевёл взгляд на женщину. Она улыбалась. И казалась довольной его уровнем владения языком.

— Я бауэрсфрау Шварц, и всякий раз вы будете обращаться ко мне именно так. Я буду справедливо относиться к вам, если и вы с почтением будете относиться ко мне. О вас будут заботиться в обмен на ваше подчинение. Отныне вы официально рабочие Третьего Рейха, и ваша работа будет считаться выполненной, когда вы докажете преданность своему делу во время вашей службы. Также вы несёте ответственность и обязательства друг перед другом. Если один из вас сбежит, вашего супруга без промедления убьют. Если обоим удастся сбежать незамеченными, та же участь постигнет ваших родственников в Польше. Любые попытки бегства будут быстро пресекаться. В обмен на вашу службу вы будете жить в тепле и хорошо питаться. Голодать не будете. Вы будете прилежно трудиться, не будете жаловаться или сопротивляться. Вы поняли?
Пленники дружно кивнули.
— В амбаре вас ждёт еда. Вы поедите и отдохнёте с дороги. Работать начинаем на заре. Кто из вас хорошо готовит?
Изабела боязливо подняла руку, когда никто не решился. Ей нравилось готовить вместе со своей матерью, и девушка знала, что преуспела в кулинарии.
— Твое имя?
— Изабела Калленски.
— А твое?
— Эдек Калленски.
— Превосходно. Вы оба останетесь здесь.
Женщина обратилась к солдатам:
— Это заключенные Первый и Второй. Мужчины идут под нечётными номерами, женщины — под чётными, каждая пара образует группу. Можете начинать перепись пленных, начиная с Третьего. Отведите арестантов в их помещение, а затем можете быть свободны. Спасибо за доставку, джентльмены.

Эдек с Изабелой наблюдали за тем, как группа из двадцати человек медленно двинулась в сторону крупного амбара и хозяйственных построек. Женщина повернулась к ним.

— Арестант Первый, поскольку ты свободно владеешь немецким, будешь находиться при мне. Будешь на испытательном сроке в качестве бригадира. Арестант Второй, будешь моей кухаркой. Повезло, что вы женаты — это решает потенциальную дилемму. Теперь, когда у нас есть подходящая пара, вы можете занять комнату над кухней, где вам не придётся ютиться с двумя другими парами. У вас будет уединение. Остальные спят на койках из сена на чердаке коровника, в тесноте поражённого короедами помещения. Теперь вы осознаёте ваше преимущество?
— Да, бауэрсфрау Шварц.
— Надеюсь, что так. Когда проявите себя, может, я решу относиться к вам с большим уважением.

Развернувшись, женщина вошла в дом, а чета Калленски отправились следом за ней. Держа Изабелу за руку, Эдек чувствовал её дрожь. Следуя по длинному коридору, увешанному семейными фотографиями, они увидели яркий свет, льющийся снаружи в комнату. Войдя туда, они оказались в ярко освещённой, снабжённой всем необходимым, просторной кухне. Изабела тут же заметила стоявшие у печи большие котелки. Такие вместительные, что могли бы накормить многих.

— Вижу, ты заметила кастрюли. Ты говоришь по-немецки?
— Чуть-чуть, бауэрсфрау Шварц, но я схватываю на лету.
— Подобная прыть тебе понадобится… Во всём, арестант Второй. Это крайне важно. А сейчас оба следуйте за мной. Я покажу вам территорию моего дома и приспособления, которыми вам чаще всего придётся пользоваться. Не мешкайте, или я найду замену на ваши желанные должности.



Пара сидела за столиком в своей комнате, заедая суп из белых бобов чёрствым хлебом. После нескольких дней обезвоживания и отсутствия нормальной пищи юноша и девушка впервые ощутили сытость, а словно от набитого желудка веки тоже наливались свинцом. Они сидели друг напротив друга в неловкой тишине, вперившись взглядом в маленькую кровать, которую им предстояло делить.

Переглянувшись, они поняли, что краснеют. И тихо рассмеялись.

— Я посплю на полу, Изабела.
— Нет! А вдруг бауэрсфрау Шварц войдёт и увидит, что мы спим порознь? Она распознает обман, и нас убьют. Прошу, Эдек, я не хочу рисковать нашим положением. Нам придётся снять мокрую одежду для просушки. Одеяла согреют нас, а близость тел лучше всего удержит тепло.
— Изабела, ты должна знать, что я не буду… Я не…
— Эдек, прекрати. Хотя мы знакомы совсем недолго, я доверяю тебе. Я не боюсь.
— Но я годами восхищался тобою издалека. Тебе не следовало этого говорить, Изабела… Я могу…
— Что, Эдек? Боишься реакции своего тела на меня?
— Да? — надтреснутым от стыда голосом проговорил Эдек.
— Ну, матушка рассказала мне о том, с чем я могу столкнуться… в один прекрасный день вместе со своим мужем. В данный момент для меня это не важно. Я слишком устала, чтобы и дальше спорить с тобой и ждать от тебя взаимности. Разденься под одеялами и передай мне свою мокрую одежду. Я возьму это одеяло и переоденусь вон там. Нам повезло, что мы живы, сыты и спим в теплой постели. Пожалуйста, дай мне свою одежду.

Эдек забрался под одеяла и стал раздеваться, поочередно снимая каждый предмет своего гардероба и по пути робко протягивая одежду Изабеле.

Та прошла к печи и расстелила его одежду на дощатом полу рядом с ней, чтобы ткань впитала в себя тепло. Девушка разобрала одеяло и набросила себе на спину, словно ширму, чтобы переодеться без посторонних глаз. Повторив манипуляции с собственным одеянием, Изабела развернулась и стремительно прошагала к кровати. В лунном свете лицо спящего Эдека источало покой. Изабела почувствовала облегчение, что после событий сегодняшнего дня неловкость уйдёт из их отношений.

Поторопившись забраться в постель, Изабела уснула, не успела её голова коснуться подушки.



— Просыпайся! Скорее! Солнце вот-вот поднимется над горизонтом!

Исступленный призыв Эдека напомнил Изабеле, где она находилась. Девушка выпрыгнула из постели и рванула за одеждой на другом конце комнаты, оставив одеяло на кровати. Она хотела оказаться на кухне, чтобы поприветствовать бауэрсфрау Шварц. Хотела произвести хорошее впечатление.

Эдека пригвоздил к месту вид красивой, обнажённой женщины, одевающейся перед ним. Он устыдился своего неджентльменского поведения, не дающего ему отвернуться от неё. Он не мог — не сейчас, не при виде её оголённой шеи, спины и груди, в то время как девушка натягивала платье.

Раньше он никогда не видел раздетую женщину, и его тело стало незнакомым образом реагировать. Юноша не знал, что девушка могла видеть его реакцию в небольшом зеркале на стене. Как и не ведал того, что Изабелу тоже тянуло в новом направлении и это направление также включало в себя переполнённое эмоциями сердце.



— Второй, сколько тебе лет?
Изабела перестала месить тесто на столе.
— Мне семнадцать, бауэрсфрау Шварц.
— А Первому?
— Столько же, бауэрсфрау Шварц.
— Когда вы поженились? Наверное, недавно.
Девушка снова взялась за тесто, нервничая насчёт хода расспросов и опасаясь, что они с Эдеком оплошали и их могут разоблачить. Изабела понимала, что ей нужно отвечать как можно уклончивее.
— За несколько недель до приезда сюда.
— А, молодожены. Вы оба так молоды, я всё себе так и представляла. Вы самые тихие из работников, живших у меня дома. Вы провели здесь уже три месяца, а я так и не слышала вас ни днём и особенно ночью. Вы такие тихие.
Изабела не могла сказать, было ли то комплиментом или критикой. Она страшилась, что пот, выступивший над её бровью, выдаст беспокойство за их с Эдеком возможное разоблачение.
— Арестант Второй, повернись и посмотри на меня.

Девушка повернулась навстречу своей судьбе. Несколько недель назад кое-кто из узников бежал, и когда их поймали, то все пленники смотрели за умерщвлением арестантов Семнадцать и Восемнадцать. Изабела опасалась, что настал её черёд. Выпрямившись, Изабела расправила плечи и взглянула прямо в глаза тучной женщины.

— Я понимаю, что это неловко, но знаю, что мужчины могут смалодушничать в этом вопросе. Я знаю, что могут быть прямолинейной с женщиной, и верю, что могу говорить с тобой без обиняков. Хочу, чтобы ты знала: это допустимо — шуметь со Вторым. Особенно ночью. Я требую близости от женатых пар, поскольку тогда им хорошо работается и производительность возрастает. Где активность, там и богатый урожай. Где заинтересованность — там и понимание того, как осчастливить другого. Вопреки твоим возможным предположениям, я хочу, чтобы вы все здесь процветали. Если вы довольны, то с большей вероятностью будете работать с полной самоотдачей. Последние несколько дней арестант Первый пребывает на грани и забыл выполнить несколько простых заданий. Он нуждается в своей жене.
— Да, бауэрсфрау Шварц.
Изабела не сомневалась, что покраснела гуще малинового фартука фермерши.
— Отлично. Также я должна похвалить тебя. Ты быстро поднаторела в немецком…
Женщина смолкла, раздумывая над другой мыслью.
— Твоё лицо, твой румянец… ты напоминаешь мне жену моего младшего сына Якоба⁸. Полагаю, мой последний муж, Уильям, будь он жив, сказал бы то же самое. Сейчас ты так сильно мне её напоминаешь. Когда найду её фотографию, то покажу ее Второму, чтобы посмотреть, согласится ли он со мной. Ты трудолюбивый работник, и я довольна тобой. Можешь продолжить своё занятие.

Изабела молча выдохнула от облегчения и вернулась к замешиванию теста, предаваясь трудным размышлениям. Внезапно испытав тревогу и потребность в движении, полячка спросила, может ли она взять картофель, необходимый для рагу. Когда бауэрсфрау Шварц разрешила ей, то девушка схватила большое ведро и направилась к складскому навесу, где хранились запасы картошки. С каждым шагом её разум уносился далеко.

Изабела стала острее реагировать на Эдека. Было волшебством ощущать свою ладонь в руке мужа, а тело девушки отзывалось на каждое мимолётное соприкосновение их тел, на каждое нежное касание и на каждый телесный контакт. Глаза Изабелы непрерывно выискивали его в поле, и возбуждение накатывало на неё, стоило Эдеку посмотреть в её сторону.

После трех месяцев плена в этом отвратительном месте её желание близости с ним лишь окрепло.

Изабела не сомневалась, что они влюбились друг в друга, также зная, что Эдек пребывает в нерешительности. Он не знал: Изабела была в курсе того, что он наблюдает за её суматошным одеванием каждое утро, как и не знал юноша того, что в последние дни она нарочно медлила, поворачиваясь так, чтобы предстать перед ним в выгодном свете. Эдек всегда оставался под своим одеялом, защищённый коконом невинности, как и Изабела.

Он не знал, что она готова была сбросить этот кокон ещё много недель назад. Изабела понимала, что незамужней девушке не подобало так мыслить, но ситуация, в которую они попали, оказалась вне их власти, и она сознавала, что отчаянные меры требовали пересмотра планов.

Девушка взвизгнула и уронила ведро на пол прохладного, тёмного сарая, ощутив на своей голой шее лёгкое касание знакомой мозолистой руки.

— Я долго звал тебя, но ты глубоко задумалась. А брови нахмурены в беспокойстве. Что такое, Изабела?
— Бауэрсфрау Шварц кое-что сказала мне ранее. Мы должны обсудить это сегодня вечером.

Рот Эдека распахнулся в шоке, когда Изабела развернулась и обняла его рукой за шею, притягивая губы юноши к своим. Их губы нерешительно встретились в первом поцелуе, а руки оплетали тела иначе — в обещании, новизне и приятном возбуждении.

Укрытые саваном темноты, молодые люди могли изучать друг друга губами, нежное дыхание примешивалось к шёлку языков и растущему, словно почка, жару.

Затем она вспомнила, где они находились и что она должна была делать. Девушка быстро отстранилась и нагнулась за упавшим ведром. Подняв пару картофелин, откатившихся в сторону после падения, она заторопилась к хозяйскому дому, оставив Эдека безмолвно стоять в темноте.

Изабела вернулась на кухню. Подготавливая ингредиенты для рагу, она заметила отклик своего тела на первый поцелуй с Эдеком. Её лихорадило, и новые ощущения зародились в непривычных местах. Она радовалась, что сегодня был день, когда им разрешали помыться. И гадала, а не ощущал ли сейчас потребность в водных процедурах Эдек.

Девушка понимала, что бесед сегодня будет мало. Предстоит много дел. Изабела чувствовала, что они готовы.



Глаза Эдека жадно следили за тем, как Изабела подходит к кровати, завёрнутая в своё одеяло. Девушка не ведала, что её муж с нетерпением ждал момента, чтобы понаблюдать за ней во сне. Обычно он смеялся над вздохами и словами, слетавшими с губ его глубоко спящей жены, и восторгался красотой её нагих плеч и шеи, когда она ворочалась с боку на бок, разметав лоснящиеся волосы по подушке. Изабела не знала, что Эдек пропускал меж чувствительных пальцев несколько её шелковистых прядок, очарованный кротким видом спящей жены и мягкостью её волос под затвердевшими кончиками своих пальцев.

Она не знала, как сильно он желал коснуться ее оголенной кожи… Однако то внимание, с которым Изабела взирала на него сейчас, стоя сбоку от кровати, заставило Эдека задуматься, что, может, в конце концов, она догадывалась.

Девушка уронила шерстяное одеяло, забравшись под такое же к мужу, обнажённое тело Изабелы мелькнуло на мгновение в тусклом свете свечи.

Эдек подвинулся, а Изабела приблизилась к нему следом.

— Ты спас меня, назвав своей женой. Могу ли я сделать тебя своим мужем?
Брови юноши на миг встретились на переносице в испуге, а рот вновь потрясённо раскрылся.
— Ты хочешь, чтобы мы…
— Эдек, каждый раз, когда ты касаешься меня, держишь за руку, невзначай дотрагиваешься до неё… смотришь на меня, я понимаю, что желаю от тебя большего. Наш поцелуй сегодня… я хочу ещё. Я хочу испытать с тобой всё. Всё…
— Изабела, я… я боюсь. Я не знаю, что делаю… Я даже не знаю, с чего начать…
— А я? Прошу, Эдек. Просто коснись меня, и я коснусь тебя. Поцелуй меня, как тогда в сарае.
Юноша приподнялся на локте, смотря на девушку, её улыбка и влажные губы сверкали в струящемся из окна лунном свете.
— Изабела, я боюсь причинить тебе боль.
Она поднесла руку к его щеке, обхватывая её ладонью.
— Эдек, я влюблена в тебя. Позволь мне сделать тебя своим мужем перед Богом. В этой комнате, сейчас, я не боюсь, и тебе не стоит. Позволь мне показать тебе, своим телом, как сильно я люблю тебя…
Левой рукой он бережно придерживал голову Изабелы, наклонившись поцеловать жену, запуская руку в её волосы, которые он страстно желал ощутить меж своих пальцев.
— …А я покажу своим.

Поцелуй преисполнился страсти, когда обнажённые тела возлюбленных стали тереться друг о друга в местах, разжигавших сильный жар, который никто из них не мог контролировать.

Они и не стали. Пара беспорядочно двигалась в незнакомом танце, дёргая руками, толкаясь ногами, потягивая и хватаясь в желании большего.

Губы юноши оставили губы Изабелы, прокладывая обжигающую дорожку из поцелуев к затылку девушки, где вместе с языком попробовали её на вкус.

— Каждое воскресение, начиная с четырнадцати лет, с тех пор, как впервые заметил тебя, я смотрел на твою шею и гадал, каково будет коснуться её… вкусить…
Язык Эдека вновь высунулся изо рта, проведя влажную дорожку к ключице жены. Изабела застонала, ощутив кончик его пальца, очертивший основание её груди и нежно устремившийся вверх по ложбинке, слегка задев сосок.
— Месяцами я наблюдал за тем, как ты, взвинченная, выпрыгивала из кровати и как твои груди подпрыгивали при беге, дразня меня. Я гадал, будут ли они такими же мягкими и полными в моих руках, какими кажутся…
Губы Эдека спустились ниже, язык плавно скользнул вокруг одного соска, пока рука играла с другим.
— …Или какими окажутся на вкус.

Изабела никак не могла понять, что жаждало ее тело, но, судя по движениям, оно явно просило о большем. Ее ноги раздвинулись шире. Когда её муж устроился между ними, девушка ощутила, как та самая часть его, большая и очень тёплая, потерлась о её бедро.

Изабела пропутешествовала пальцами по его волосам, по сильной спине, мускулистой и широкой от многомесячного труда. Ладонь Изабелы прошлась от его пояса к твёрдому животу, и Эдек простонал, когда пальцы любимой соприкоснулись с его плотью. Она была толстой, увесистой и длинной, и Эдек толкнулся бёдрами в ответ на её первое, пытливое прикосновение. Девушка удивилась, насколько иначе и мягче была на ощупь кожа самой упругой, горячей части его тела, которая, похоже, увеличивалась в размерах.

Когда Эдек скользнул пальцем ей меж бедер, Изабела не смогла больше сосредотачиваться и уронила руку, возвращаясь к волосам мужа, потягивая за них, пока он не приник к ней в поцелуе.

— Ты такая тёплая там. Такая маленькая. Я боюсь навредить тебе.

Кончик его пальца плавно и совсем неглубоко вошёл в неё, Изабела приподняла бёдра, поощряя Эдека погрузиться глубже и громко вздыхая от приятных ощущений, вызванных прикосновениями к сокровенному месту. Девушка ещё шире, призывно развела перед мужем ноги, и тот удивил её, вместо пальца скользнув в неё головкой своей плоти, слегка растягивая её естество.

— Ты готова, моя Изабела?

Посмотрев ему в глаза, она кивнула, наблюдая за тем, как его лицо исказилось от удивления, когда он медленно скользнул внутрь.

Вопреки предположениям Изабелы, боли не возникло. Сильное натяжение сменялось рвением совсем иного рода, и девушка понукала Эдека двигаться, гнаться за этим смутным жаром, распалявшимся между ними. Подняв ноги, Изабела обняла ими Эдека, когда он глубже вошёл в её бездонную, податливую теплоту.

Улыбаясь, Изабела смотрела на его сосредоточенное, полное благоговейного трепета лицо.

— Ты такая маленькая, такая тугая… Я… я… ах!

Он быстро двигал бёдрами — она встречала его толчки. Кровать громко раскачивалась в такт их движениям. Изабела чувствовала, как напрягаются его мышцы, а затем Эдек ускорился, жёстче входя в её тело, пока не замер, — в удивлении сдвинув брови, лучась эйфорией и дрожа телом в оргазме.

Ощущения шли вразрез с его представлениями о близости между мужчиной и женщиной. Когда Эдек посмотрел на улыбающееся лицо жены, то её глаза светились весельем.

Он медленно вышел из неё, откатываясь в сторону и притягивая голову Изабелы к себе на грудь.

— Изабела, случившееся со мной, случилось с тобой?
— Я так не думаю, но мама говорила, что женщине тяжелее это испытать.
— Твоя мама была очень откровенна с тобой. Моя же никогда не упоминала это. Мы будем пытаться, пока и тебе не станет легче этого достичь.
Девушка громко рассмеялась, и Эдек приложил палец к её рту.
Изабела строптиво помотала головой и рассмеялась пуще прежнего.
— Я серьёзно, жена. Что если бауэрсфрау Шварц услышит нас?
Изабела приподнялась и оседлала его бедра, наклоняясь поцеловать Эдека и накрывая их взбудораженные тела одеялом.
— Я надеюсь на это, муж.



Изабела ступала осторожно, замечая ощутимую ломоту при каждом шаге. Она стала приятным напоминанием о пережитых ими ранее часах близости.

Ей не терпелось повторить этот опыт.

Когда бауэрсфрау Шварц миновала её на кухню, то подмигнула Изабеле и вышла проведать коров. Не сдержавшись, Изабела улыбнулась ей вслед.



Изабела была благодарна, что ей не приходилось часто сталкиваться с другими пленными. Эдек возвращался домой из полей с историями о недовольстве среди пар.

Дух соперничества между заключёнными не ослабевал. Они шли на крайности ради ещё одной порции мяса, ещё одного куска хлеба… ради любого положительного признания со стороны бауэрсфрау Шварц или других солдат. Апофеозом их дня могли лишь стать одобрение и награда. Это стравливало пары друг с другом… номер против номера.

Соперничество росло по мере беременности жён заключённых. Их мужья могли покидать свои посты, если жены нуждались в них, а беременной арестантке давали дополнительные пайки самого желанного провианта.

К концу первого года отбывания их срока в лагере шесть пар ожидали прибавления. Бауэрсфрау Шварц подготовилась к приходу новых членов лагеря, переделав одну из складских зон под большую детскую. Её стены выкрасили жёлтым, а по комнате расставили колыбельки.

Проходили месяца, колыбельки стали заполняться, и вскоре ещё две пленницы забеременели.

Матери могли приходить к детям в любое время, что облегчало кормление грудью. Они продолжали получать дополнительные порции для питания своих детей, и некоторые во время своего срока заключения беременели снова.

Изабела наблюдала за счастьем, которое, казалось, окружало всё, связанное с жёлтой комнатой, и страстно возжелала иметь своё дитя. Так давно она не испытывала истинного счастья. Она понимала, что война не самое идеальное время для появления на свет ребёнка, но больше она не склонялась к подобной мысли. Её порции еды уменьшались из-за увеличения числа матерей. Приступы голода крепчали день ото дня. Она готовила им мясо, в то время ей как разрешали есть лишь свекольную пасту. Неравноправие злило её, и девушка слабела. Она знала, что Эдек испытывал такой же голод.

Отчаяние пустило корни.



— Эдек, я так голодна. Посмотри на кожу, что облепила мои кости. От меня ничего не осталось.
Ему не нужно было смотреть на неё, лежащую рядом с ним в кровати, чтобы знать, какой она стала. Его жена казалась такой хрупкой, а щёки — впали.
— Изабела, я нашел в сарае старые газеты. И спрятал их под нашей кроватью. Я подумал, что мы могли покрошить их в нашу похлебку. Бумага сделает ее сытнее. Я попробовал вчера, и оказалось не…

Эдек замолчал, когда жена разрыдалась у него на груди, а её всхлипы разносились по комнате.

Агония пустила корни.