Пролог

За год до основных событий.

- Суд города Нешвилля округа Шелби штата Миссури рассмотрев в открытом судебном заседании гражданское дело по иску прокурора города Нешвилля к органу опеки и попечительства о признании недействительным постановления главы муниципального округа Шелби «Об установлении опеки над несовершеннолетним Джоном Адамсом», о передаче несовершеннолетнего Джона Адамса на воспитание бабушке Патриции Адамс, постановляет: передать опеку над несовершеннолетним матери – Дороти Адамс.

Судья продолжал зачитывать стандартную форму хорошо поставленным и напрочь лишенным эмоций голосом, абсолютно не обращая внимания на перекошенное от гнева лицо темноволосого мужчины, сидевшего в последнем ряду зала судебных заседаний. Немолодого, разочаровавшегося в системе правосудия судью, дело об опеке перестало волновать в тот самый момент, когда последние слова постановления вылетели из его рта, а удар деревянного молоточка символично подвел итог слушания. Коротко кивнув собравшимся, он удалился из зала, возможно, уже на ходу размышляя об ужине с молодой сексапильной любовницей – равнодушный к дальнейшей судьбе маленького мальчика, которого своим решением возвратил в «любящее» лоно семьи.

Немногочисленная публика, следившая за ходом заседания, потянулась к выходу из зала. Как и судья, они не обращали внимания на темноволосого мужчину, теперь уже понуро опустившего голову и рассматривающего сложенные на коленях руки.

Последний из выходивших – невысокий худощавый мужчина лет сорока – остановился возле ряда стульев у выхода и нерешительно откашлялся:
- Сеймур? Ты идешь?

Отливающие серебром глаза встретились с его карими, спрятанными за тонкими стеклами очков, лишь на долю секунды приоткрывая мысли их владельца. Доктор психологии Джеймс Мэдисон, повидавший за годы медицинской практики немало смятенных душ, просто не был готов увидеть в обычно непроницаемых глазах друга отблески ранее бушевавшей ярости. Неловко отступив на шаг, словно не выдержав обрушившегося на него шквала эмоций, он нервно поправил очки, сползающие на кончик носа, и кивнул в сторону выхода:
- Тебя подвезти?

- Спасибо, док, – опустив взгляд на переплетенные пальцы, Сеймур Эванс кивнул каким-то своим мыслям, и, не желая задерживать друга, плавным движением поднялся со скамьи. Он ослабил узел серого в тонкую синюю полоску галстука, гармонирующего с цветом его глаз, в которых, к великому неудовольствию доктора Мэдисона, больше не отражалось никаких сильных эмоций. Ему легче было бы понять друга, если бы тот почаще выбирался из своей скорлупы и демонстрировал наличие любых других чувств, кроме привычной сдержанности.
После бессонной ночи, одной из бесконечной череды подобных, Сеймур выглядел старше своих тридцати трёх, что не укрылось от взгляда Джеймса. Ничего не подозревая об истинной причине усталости, сквозившей в каждом движении друга, он ухватился за самую очевидную и лежащую на поверхности.

- Сей, ты сделал всё, что мог… Если бы не твое желание помочь бабушке мальчика, его без лишних вопросов передали бы матери. – Доктор Мэдисон развел руками. – Ты же понимаешь, что это заседание не состоялось бы в принципе.

- Значит, сделал недостаточно, – разочарованно отмахнувшись, мужчина провел ладонью по волосам. – Я думаю, мне не нужно объяснять тебе, что будет с этим парнем через пару лет? Малолетний хулиган, в лучшем случае, преступник, если служба опеки перестанет интересоваться его судьбой. Тебе ли не понимать, что женщина, пару минут назад разыгрывающая перед судом оскорбленное материнство, не остановится не перед чем, если речь идет о деньгах? Благополучие мальчика её не волнует. Не поручусь даже за то, что через пару лет она не выгонит его из дому.

- Сей, ты преувеличиваешь. – Гулкое эхо шагов мужчин многократно отдавалось в пустом коридоре здания суда. – Она побоится лишения родительских прав, коль дело идет о деньгах. А с точки зрения психологии ребенку лучше быть с родителем, чем с другим кровным родственником…

- Даже в том случае, когда родитель небрежно относится к своим обязанностям? – скептически перебил Джеймса Сеймур, недоверчиво поглядывая на него с высоты своего исполинского роста. Военная выправка уберегла его от сутулости, из-за чего Сеймур казался еще выше, особенно рядом с другом, рост которого едва достигал отметки пяти футов восьми дюймов.¹
- Это теория… Я не спорю, – побеждено поднял руки доктор Мэдисон, выходя вслед за собеседником на широкое крыльцо муниципального здания суда. – Тебя подвезти к школе? – Дождавшись утвердительного кивка, Джеймс поделился планами на день: – Меня пригласили в Шелбивилль прочитать лекцию о подростковой агрессии.

- Отлично. Будем надеяться, через пару лет Джонни не окажется в рядах твоих слушателей.



Кабинет директора Эванса представлял собой образчик спартанского стиля. «Холодильная камера» – шептались за спинами начальника преподаватели, и были недалеки от правды. Отсутствие каких-либо деталей, свидетельствующих о чувствах и выдающих привязанности или хобби Сеймура, вкупе со свинцово-серыми стенами и такого же цвета мебелью, создавало несколько угнетающее впечатление. Классический рабочий стол, два стеллажа, заполненные личными делами учеников, три стула и массивный сейф – вот и все убранство небольшого помещения. Единственным украшением кабинета, если можно было так выразиться, и на что не раз намекал Сеймуру доктор Мэдисон, было большое двустворчатое окно, выходящее на зеленый газон школьного двора. Несмотря на то, что кабинет находился на третьем этаже, даже сквозь металлические жалюзи и решетки на окнах Сеймуру со своего рабочего места удавалось рассмотреть небольшой участок зеленой травы у забора. Но в данный момент, хозяина кабинета вид из окна особо не радовал, точнее, вообще не интересовал. Погруженный в изучение жалобной записки на одного из самых проблемных учеников школы, он сосредоточенно насупил брови, по старой привычке зажав между указательным и большим пальцем нижнюю губу.

Бобби Тайлер стал его головной болью в тот самый момент, когда Сеймур переступил порог данного учебного заведения в должности нового директора. Головной болью в прямом смысле слова: входная дверь за его спиной еще не успела закрыться, а он уже потирал лоб, ушибленный теннисным мячом, который вылетел из-под ракетки первоклассника Бобби. Но в отличие от своего предшественника, выделившего в шкафчике отдельную ячейку для жалоб на этого мальчика, Сеймур не затаил на парня обиды и не объявил ему войну. Он очень редко и только в чрезвычайных случаях позволял себе вызывать в школу родителей – «подвиги» Бобби не были исключением. Вместо такой, по его мнению, бесполезной воспитательной меры, он приглашал ребенка в кабинет и лично разговаривал с ним: не для собственноручного наказания, не пытаясь завоевать его дружбу в надежде заслужить уважение. Каждый раз, встречаясь с маленьким Тайлером, он словно возвращался назад на службу в армию и пытался преодолеть барьеры, возводимые противником в целях самозащиты – ему доставляло удовольствие принимать вызовы, которые бросал смышленый ребенок, находить точки соприкосновения и в результате – все равно капитулировать.

Если бы он поделился с кем-то своими соображениями, то с уверенностью мог сказать, что его слова вызвали бы недоверчивый смех – и это в лучшем случае, а в худшем – указательный палец у виска. А для него все было проще простого: он видел в неугомонном, строптивом, изобретательном и находчивом Бобби Тайлере себя. Армия научила Сеймура Эванса дисциплине, война – хладнокровию, гражданская жизнь – смирению, но глубоко в его душе, под налетом зрелости, опыта и возраста жил похожий бунтующий мальчик, и укрощать своего «внутреннего» Бобби было куда сложнее.



1. 5 футов 8 дюймов - 1 метр 73 см.


Благодарю за бетирование, редактуру и моральную поддержку Scully.
Буду рада видеть всех на ФОРУМЕ.