Четвертая зима

Категория: Сумеречная сага
Номер цитаты: Новолуние. Глава 7. Я не понимала, зачем это делаю.
Номер обложки: 68
Бета: -
Жанр: Romance, Hurt/comfort, Рostapocalypse, Action
Рейтинг: R
Пейринг: Эдвард/Белла

Саммари: Я часто слышала рев машин, нарушающих скоростной режим, и грохот перестрелок. Из дома я уже не выходила – Чарли настрого запретил. Мне хватало работы: водопровод не функционировал, электричество в городе отключили, и мы выживали с помощью автономного генератора, камина и воды с речки.

---

Я не понимала, зачем это делаю. Каждое утро просыпаюсь, чтобы прожить еще один пустой день. Каждую пятницу, рискуя жизнью, отправляюсь в город, чтобы пополнить припасы. Каждый месяц беру в библиотеке несколько новых книг, чтобы прочитать о людях, которые умерли, о мире, который больше не существует. Каждый вечер чищу зубы и ложусь спать, притворяясь, будто во всем этом есть какой-то смысл. Я понятия не имела, что меня ждет завтра и даже сегодня, но боролась за каждый вздох, как попавшая в ведро с водой мышь. Знала, что будущее беспросветно, но продолжала трепыхаться, в отчаянии цепляясь за отвесные стенки. Таков он, инстинкт выживания – даже когда нет надежды, человек продолжает сражаться.

Старый бетонный подпол, превратившийся в жилую комнату: деревянная кровать, надежный электрогенератор и кухонный уголок. Несколько полок с едой и всем необходимым для жизни. Газовый баллон для плитки, бак с питьевой водой и душевая кабина. Когда-то здесь располагалась обширная бабушкина кладовая, в которой хранились продукты, выращенные своими руками. Когда бабушка умерла, Чарли устроил здесь обыкновенный склад. Кто ж знал, что когда-то это мрачное и неприспособленное пространство станет самым безопасным местом на Земле.

Чарли знал. Когда все только начиналось, он уже предвидел такой исход. Именно потому освободил помещение от мусора и оборудовал в нем что-то вроде бункера… с удобствами, насколько это возможно, и отдельным выходом через туннель на лесную опушку. Запечатал вход из подпола в дом и убедил меня никогда им не пользоваться, если хочу выжить. Не знал он только одного, что до дня, когда укрытие понадобится, он не доживет…

Надев зимний спортивный костюм, достаточно легкий, чтобы не сковывать движения, но плотный, чтобы долго сохранялось тепло, я забросила на плечи рюкзак и перекинула через плечо папину двустволку. Проверила наличие патронов в кармане и спрятанных в укромных местах ножей. Сегодня была пятница. Я была готова отправиться в город и пережить еще один бессмысленный день…

Сугробы. За неделю, что я провела под землей, снегу навалило до первого этажа. Я не могла в такое время года слишком часто бывать на свежем воздухе, чтобы не обнаружить себя. Летом – да, когда не оставалось следов. Но не зимой, когда отпечатки моих ног были бы единственным в городе и неизбежно привели бы врагов прямиком к бункеру. Мне приходилось часами брести по перелеску, избегая дорог. Но даже и потом существовал огромный риск привлечь внимание. Несмотря на то, что на ботинки я надевала искусственные медвежьи лапы, сбивая с толку людей. Такие предосторожности были необходимы с тех пор, как мир кардинально изменился. С тех пор, как я стала лакомым куском для всех, кто еще оставался жив…

Две с половиной мили до центра Форкса, которые раньше я преодолевала на машине за считанные минуты, теперь превратились в часы утомительно трудной ходьбы. И у меня не оставалось сил любоваться красотами процветающей без человека природы: нетронутым снегом, покрывающим землю, дороги и деревья, и солнцем, искрящимся в замерзших хрусталиках льда. Помимо залетных туристов, я могла встретить здесь и диких животных – теперь они с легкостью проникали в города, не отличая их от чащи. Но даже волки и медведи, которых я могла отогнать с помощью оружия, не представляли угрозы в той степени, как люди.

Обособленные пригородные домишки наших с Чарли соседей, мимо которых я проходила, больше не представляли для меня интереса – в них не осталась ничего, я все давно забрала. Они стояли первыми на моем пути, ближе некуда. Милый кирпичный домик миссис Фрай, стареющей учительницы английского, занимающейся репетиторством. Двухэтажный просторный особняк семьи мистера Монро, хорошего друга отца. Приземистый и аккуратный домик мисс Джордан, заносчивой адвокатессы, мечтающей о переезде в мегаполис со своими почти взрослыми детьми. Я видела, как все они умирали. Старые и молодые, больные и здоровые, - вирус забирал всех, даже тех, кто не верил в такой исход. Эти дома опустели в течение нескольких месяцев, превратившись в заброшенные памятники никому не нужных воспоминаний…

За мостом начинались улочки Форкса, куда и лежал мой нелегкий путь. Мало что осталось на складах и в магазинах за четыре прошедших года, и через пару лет меня, однозначно, ждала голодная смерть. Но пока я боролась. За каждый день, каждый миг, каждый вздох этого одинокого пути в никуда.

Взяв двустволку наперевес, я с опаской двинулась вдоль парковки у продовольственного магазина, облюбованной стаей бродячих собак, всякий раз встречающих меня крайне агрессивно. Ни попытка прикормить консервами, ни отпугивание пулями особо не помогало, и я в буквальном смысле рисковала жизнью, появляясь здесь, но увы, другого способа проникнуть в город не было – идти по лесу в обход слишком долго и тяжело.

Облаянная и напуганная, я, наконец, оказалась в нужном месте – ступила на заснеженные улочки Форкса, обезлюдевшего около трех лет назад. Все здесь медленно приходило в упадок: брошенные тут и там машины ржавели, порванные электрические провода неряшливо свисали со столбов, облицовка домов разрушалась, краска лопалась, стекла магазинов были выбиты. Снег никто не убирал, и его навалило выше колена, но даже в теплое время года уже невозможно было увидеть дороги и тротуары – листья с деревьев образовали новый слой, на котором весной вырастала трава.

Давно обнесенные магазины меня не интересовали. Я остановилась напротив пятиэтажного дома, в котором осталось несколько необследованных мной квартир. Вооружившись отмычками, я поднялась по темной, сырой лестнице к черной двери на втором этаже, мрачно убедившись, что до меня здесь уже кто-то побывал – замок был неаккуратно вырублен топором.

Я все же зашла, хотя понимала, что чужак не оставил здесь ничего полезного. Мародеры посещали город регулярно, но меня беспокоило, что они забрались сюда зимой. Это значило, что они приехали на машинах – иначе в этом не было бы никакого смысла. Пешком по глубокому снегу никто бы сюда не дошел. Выжившие люди сбиваться в общины предпочитали поблизости от больших городов – и от больших складов. В Форксе даже в лучшие времена не было изобилия. И если охотники забрались столь далеко, не побоявшись застрять в сугробах по пути, то дела в колониях обстояли совсем плохо.

Мне пришлось оставить этот дом – все квартиры в нем оказались взломаны и разграблены, приближая мою голодную смерть на несколько месяцев. Внутренне я содрогнулась от перспективы такого конца жизни, но альтернатива была гораздо хуже этого. Я ни за что не хотела бы попасть в руки тех, кто тут промышлял. Шанс встретиться с ними был довольно высоким – похоже, они были здесь всего два-три дня назад, как раз до снегопада. Оставалось надеяться, что они давно покинули город, набив багажники.

Мне повезло найти нетронутые квартиры в соседнем здании. Вскрывая замок, я строила безнадежный план по переносу всех уцелевших продуктов города поближе к моему жилищу. Я не раз уже так поступала: когда были силы и благоприятствовала погода, с тележкой таскалась туда-сюда и прятала консервы в лесу, после чего неделями могла не выбираться в город. Но однажды склады и магазины опустели, а в квартирах находилось слишком мало еды. Силенок на то, чтобы разбить дверь топором, у меня не хватало, а вскрывать замки получалось не всегда и зачастую на это уходило по нескольку часов. Но… попробовать все же стоило. Разумеется, не сейчас, а когда снег сойдет.

Первая же квартира меня порадовала: нашелся полный бар и кухня, забитая под завязку. Конечно, часть консервов уже была просроченной и негодной, но я нашла настоящий клад из круп, соусов и шоколада. Как и в других домах, здесь царила разруха. Все предметы покрыты инеем, кухонный уголок завален немытой посудой и фантиками. Должно быть, семья боролась здесь за жизнь, спрятавшись от эпидемии в изоляции и надеясь переждать, но не получилось. Полусгнившие тела жильцов я нашла в детской – мужчина, женщина и ребенок скрючившись лежали на постели. Замерзшие на холоде, они уже не распространяли запах и инфекцию, так что я просто закрыла дверь и отправилась обворовывать их дом.

Но вначале я открыла бутылку Джека Дэниэлса и отхлебнула из нее от души. Чтобы… было повеселее, что ли, не так мрачно. Холод не казался таким пронизывающим, одиночество – не таким тяжелым, а будущее – не таким беспросветным. Бутылка Дэниэлса в одной руке, сникерс в другой – и день посветлел. Празднуя удачную охоту, я уже без прежней тоски взирала на прошедшие года. А вспомнить было что…

На Рождество я навещала в Форксе отца, собираясь к началу учебы вернуться в Финикс, где жила вместе с матерью и отчимом. Моя самая первая зима в этом дождливом и неуютном городке. Каникулы, вместо ожидаемой недели растянувшиеся на долгие, долгие месяцы, превратившиеся в годы.

Первые тревожные сообщения приходили из Нью-Йорка, но вскоре новым гриппом были охвачены все крупные города. Финикс оказался в их числе – уже после моего отъезда в городе объявили карантин, а затем и во всем штате. Границы закрыли, никто не мог свободно перемещаться по стране.

Болезнь начиналась как самая обычная простуда. Но только на первый взгляд. В течение месяца стало ясно: новый грипп приводит к острой сердечной недостаточности примерно на третий день. Люди просто умирали на улице, в разгар работы, во сне. Десятками. Сотнями. Потом уже тысячами.

Я осталась в Форксе, потому что путь домой оказался закрыт: перевелась в местную школу и даже успела завести роман до того, как все рухнуло, с парнем из резервации. Но к концу весны школу закрыли из-за неблагоприятной эпидемиологической обстановки и нехватки живых учителей, да и ряды учеников сильно поредели. Джейкоб еще какое-то время приезжал, чтобы повидаться и оказать мне поддержку, потом исчез, ограничившись коротким сообщением, что должен ухаживать за заболевшей родней. Я звонила маме каждый день, и она заверяла, что с ними все в порядке – они с Филом не заразились в первую волну.

Никто не ожидал, что ситуация ухудшится настолько внезапно, и за несколько месяцев в живых останется лишь половина населения планеты. Все отрасли почувствовали это: в больницах не хватало докторов, водители вовремя не доставляли товары в магазины, да и расплачиваться людям стало нечем. Деньги потеряли ценность – продукты и алкоголь стали главным предметом торга. Тогда-то и начались первые грабежи, а полиция бездействовала. Точнее, отсутствовала – копы, они же мужья и отцы, предпочитали находиться дома и защищать свои семьи. Чарли начал освобождать подпол, но я еще не понимала тогда, насколько он окажется прав впоследствии.

Я часто слышала рев машин, нарушающих скоростной режим, и грохот перестрелок. Из дома я уже не выходила – Чарли настрого запретил. Мне хватало работы: водопровод не функционировал, электричество в городе отключили, и мы выживали деревенским способом – с помощью автономного генератора, камина и воды с речки, которую приходилось фильтровать. Такой стала моя вторая зима в Форксе – самая страшная и беспросветная, потому что все мыслимые кошмары воплощались в реальность.

Новости мы слушали по радио, ведущие сменялись по мере выбывания. За первой волной пришла вторая, затем третья. С каждым разом вирус косил новую группу людей: те, кто оказался устойчив к сердечной недостаточности, как мы с Чарли, погибали от других физических аномалий. Вирус действовал избирательно и последовательно уничтожал самых слабых: стариков, женщин и детей. Если не мог убить, делал инвалидами, парализуя конечности, и люди все равно умирали, неспособные позаботиться о себе.

Три года назад радио умолкло навсегда. К тому моменту все наши соседи погибли. В городе еще оставались выжившие, но резервация полностью опустела – Чарли принес мне эту печальную весть, когда я попросила его съездить туда и узнать, как дела у Джейкоба. Тела никто не вывозил. Распоряжений от правительства не поступало, рация молчала, как и спутниковая связь. Никто не приезжал, чтобы помочь уцелевшим. Закон и порядок, которыми так гордилась Америка, были забыты, каждый выживал, как мог. Мы с Чарли ежедневно хоронили нескольких человек, пытаясь очистить от инфекции и запаха хотя бы наш пригород.

Папа заболел во время четвертой волны, хотя наверняка их было гораздо больше, просто мы за всеми не уследили. Рассказал, что встретился в городе с группой выживших, промышляющих в отдаленных окрестностях Сиэтла, где была организована колония, и они его, скорее всего, заразили. Противовирусные и антибиотики не помогали, и когда он стал совсем плох – начал бредить, и у него отнялась левая рука и половина лица, - я запаниковала. Не будучи врачом, я могла лишь предполагать, что имею дело с инсультом, и надеяться, что найду в аптеке лекарства от него с помощью справочника.

Там меня и повязали. Кортеж из нескольких машин двигался вдоль шоссе, и я бросилась наперерез, моля о помощи. Вдруг это военные, вдруг среди них есть врачи, которые осмотрят Чарли и подскажут, что делать! Вместо этого ко мне подбежали несколько мужчин и поволокли к фургону, не слушая криков. Им было плевать, что умирает человек, мой отец, они отпускали грубые шутки, словно неандертальцы, давно не видевшие женщину. Твердили о моей «особенной» роли в колонии, застегивая на моих запястьях наручники и заталкивая в фургон, в котором уже находились три женщины – избитые и насмерть перепуганные.

В тот раз мне удалось сбежать. Чарли давно научил меня вскрывать любые замки, и в кармане я всегда носила отмычки, так что я быстро избавилась от наручников и помогла с этим другим пленницам. Стоило фургону остановиться, мы выбили заднюю дверь и бросились врассыпную. Произошло это в центре Форкса – кортеж не успел выехать за пределы. Хорошо зная город, я ломанулась в ближайшее кафе и выбежала через черный ход на соседнюю улицу, где удачно спряталась в горе мусора, притворившись одним из трупов. Меня не заметили. Разочарованные бандиты ушли ни с чем. Какая участь постигла других трех пленниц, я не знала.

Со мной не раз с тех пор происходили ужасные вещи, вспоминать которые не хотелось. Но именно в тот момент я осознала, что привычному укладу пришел конец, и жизнь никогда не будет прежней. Что я могу рассчитывать только на себя. Что никому нельзя доверять, кроме Чарли. И что полиция, военные, врачи – все, кто мог оказать помощь или обеспечить защиту простым гражданам – исчезли как вид. Что наступила новая эра темного средневековья, и будущего, о котором всего два года назад мечтал любой нормальный человек, больше попросту нет.

Так прошла моя третья зима. Чарли все же выздоровел. Подвижность левой стороны тела частично восстановилась, позволив отцу вернуться к прежнему образу жизни, но с того случая многое изменилось.

Чарли стал учить меня, как выжить в одиночку – о чем необходимо знать, в чем быть осторожной, какие книги необходимо прочитать и какие навыки понадобятся. В этих его уроках сквозила такая мрачная и неприкрытая обреченность, словно он был уверен, что скоро умрет. Я не хотела даже думать об этом. И когда он взял пикап и поехал на заправку, чтобы пополнить наши запасы бензина, я не волновалась. Только через несколько дней я, наконец, осознала, что случилось что-то действительно непоправимое. Превозмогая страх, я села в полицейский крузер и отправилась на разведку.

Пикап нашелся на обочине дороги, с дырками от пуль по левому борту. Чарли в ней не оказалось, но салон был в крови. Тот, кто сделал это, похоронил моего отца неподалеку в лесу, соорудив могилу из камней и веток, над которой уже поглумились дикие звери. Зрелище точно не было предназначено для любящей дочери, и оно сломило меня, отобрав веру в хорошее.

Больше меня в Форксе ничто не держало, и вскоре я совершила еще одну ошибку, стоившую мне дорого. Собрав с собой еды и воды на несколько дней, я отправилась в опасное путешествие в другой штат. Рене была жива, когда мы говорили с ней в последний раз много месяцев назад, а я не хотела оставаться одна. Должна была проверить. Меня вела надежда, что мама и Фил каким-то чудом уцелели. Я ведь не заболела!

Отъехать далеко не удалось: примерно в двадцати милях к югу от Форкса дорогу мне перекрыл самодельный кордон из колючей проволоки. Пока я пыталась убрать его с пути, ко мне подкрались сзади. Мясистые пальцы сомкнулись на горле и давили до тех пор, пока я, бесполезно брыкаясь и шипя, не потеряла сознание.

Очнулась я в чьем-то доме на огромной кровати. Было не слишком опрятно, но тепло, а на тумбочке стояла тарелка с нормальной едой – жареным цыпленком и картофелем. Райское искушение. Запить предлагалось горячим шоколадом. Уговаривать не пришлось, я была голодна как черт и не собиралась жаловаться.

После ужина я познакомилась с моим похитителем – им оказался Джимми Хантер, грузный мужчина лет тридцати пяти, лысоватый и с хитрыми бегающими глазками, единственный выживший на территории маленького пригородного поселения неподалеку от птичьей фермы. В ближайшей общине, расположившейся в Абердине, ему не понравилось, он предпочел свободу и одиночество необходимости выполнять чьи-то приказы. Встречу со мной он назвал настоящим подарком и сразу дал понять, что не собирается меня отпускать, после разговора вновь отведя меня в спальню и закрыв дверь на замок.

Что это означало, я поняла на следующий день, когда Джимми явился за мной с ошейником и цепью. Через пять минут борьбы я поняла тщетность своих усилий и притворилась паинькой, зная, что рано или поздно найду способ вырваться. Даже несмотря на то, что отмычки были сразу у меня изъяты.

Недели плена стали тем самым временем, о котором не хочется вспоминать. Днем я работала, прикованная к чему-то крепкому: ощипывала куриц, стирала одежду или мыла посуду. А ночь проводила в спальне… вместе с Джимми. Он не был грубым, однако секс под давлением все же оставался насилием.

Когда я, наконец-то, нашла способ бежать, то уходила, не оглядываясь, прямо босиком и в нижнем белье, в накинутом поверх дождевике, который схватила в прихожей первым. Ужас не позволил бы мне остановиться и хладнокровно собрать вещи, найти свою машину. Кошмары о той ночи мучали меня и по сей день: я верхом на Джимми, его голова в крови, он уже не издает звуков и не шевелится, а я все продолжаю бить его бутылкой из-под шампанского, которое мы только что пили. Бить, пока его лицо не превратилось в бесформенное месиво, а мои руки не перепачкались по локоть в крови.

Это ужасное воспоминание резко вернуло меня в реальность, и я раздраженно откинула бутылку Дэниэлса – алкоголь обнажил старые раны. С тех я вернулась в Форкс и больше не планировала путешествий, всегда оставаясь осмотрительной и незаметной. Четвертую зиму я встретила совершенно одна, рассчитывая лишь на себя, и неплохо с этим справлялась. Так что пора было браться за работу, пока еще светло. В темное время суток в окрестностях Форкса можно встретить кого-то пострашнее одичавших собак, а ночевать в ледяной квартире рядом с трупами мне вовсе не хотелось.

Я уложила вкусняшки в найденный тут же чемодан, намереваясь вернуться в эту квартиру завтра и забрать остальное. Вышла на улицу, с трудом волоча тяжелую ношу по снегу. И замерла, ощутив отчетливый запах сигаретного дыма. Так близко, что зубы свело, а по телу прокатился липкий морозящий страх.

- Я же говорил, что кого-то видел, и это точно был не медведь.
- Пацан? Или все же девчонка? - Мой обостренный слух уловил осторожный шепот где-то наверху, но я не повернула головы. Должно быть, те, кто два дня назад обнесли соседний дом, все еще не покинули город, а поселились в одной из квартир, и я попала в поле их зрения как раз, когда они вышли покурить на балкон.

Бросив чемодан, я метнулась к ближайшей улице, надеясь выиграть время – в конце концов, я была внизу, а им еще предстояло спуститься по лестнице. Конечно, на свежем снегу у меня не было шансов добраться куда-либо незамеченной, но разве это значило, что я должна сдаться?

Мне не повезло: враги находились невысоко и просто спрыгнули в снег. Сорвав с плеча двустволку, я развернулась и выстрелила в одного, но поскользнулась и попала всего лишь в плечо. На второй выстрел расстояния не хватило: я оказалась сбита с ног ударом по лицу. Сознание помутилось, и я потеряла способность к сопротивлению, упав в снег и слыша приглушенный звон, сквозь который едва доносились крики. Меня волокли за шиворот в обратную сторону, яростно обещая наказание: убить за нанесенную рану или еще что похуже. Только оказавшись внутри одной из городских квартир, брошенная на пол со связанными стяжкой руками, я смогла разобрать отдельные слова возбужденных спорщиков.

- Посмотри, как она поступила с Кевином, это ей с рук не сойдет!
- Мы не можем трогать ее, и ты это знаешь!
- Немного правее, и она бы меня убила, Эдди!
- Она же просто защищалась, Кевин, ты сам виноват.
- Но теперь она у нас, и она получит сполна.
- Просто отдашь ее Карлайлу, ты это серьезно, Райли?
- Ты знаешь правила…
- К черту правила!

Пока трое ругались, я пришла в себя, исподлобья разглядывая компанию. Двое постарше и один молодой. Кевин – бородач с военной выправкой – явно был матерым убийцей, это чувствовалось по обещаниям мне всех видов смертей, пока второй, худющий мужик с грязными длинными патлами обрабатывал ему рану. Третий, молодой и опрятный, со спутанными каштановыми волосами, казался удивительно знакомым, но я никак не могла вспомнить, где его видела – со времен, когда я нормально общалась с людьми, прошло словно не четыре года, а несколько десятилетий.

- Давайте отложим проблему на завтра, - предложил Райли, вытаскивая на середину комнаты мой чемодан. – Кузов полупустой, возвращаться рано. Нужны припасы.
- Глупо было искать еду в этом сраном городке, - поморщился Кевин, не отводя от меня плотоядного взгляда, который я слишком хорошо знала. – Она – наша самая ценная добыча.
- Девушка подождет, - отмахнулся Райли, нетерпеливо дергая молнию. - Посмотрим, что она тут насобирала…
- Нужно позаботиться, чтобы она не сбежала, - возразил Кевин и, обойдя радующегося моим находкам Райли, двинулся ко мне, вытаскивая из кармана целую горсть стяжек. Я прижалась к стене, в панике оценивая свои шансы добраться до двери со связанными руками, но между мной и Райли вдруг вырос молодой парень.
- Я сам, - протянул он руку, забирая у старшего товарища стяжки, который тот неохотно уступил, усмехнувшись рвению.
- Ну, окей… - В его взгляде, которым он меня провожал, горело совершенно четкое обещание. Если он до меня доберется – а это неизбежно произойдет, если я останусь здесь, - то причинит мне боли гораздо больше, чем Джимми.

- Как тебя зовут? – до меня с трудом доходили слова, произнесенные мягким бархатным баритоном, принадлежавшим молодому карателю, ведущему меня прямиком к постели. Я заупрямилась, когда он захотел пристегнуть мою руку к спинке кровати, глядя на него как загнанный зверек. – Это для твоей же безопасности. Ты давно одна? Судя по виду, немало. Но теперь мы о тебе позаботимся. Наша колония находится возле Порт-Анджелеса, мой отец там главный. Не бойся, все будет хорошо.

Робко зародившуюся в моей груди надежду разрушил Кевин, появившийся в дверях с похабной ухмылкой.
- Ты забыл сказать, что на четыреста мужчин приходится целых восемь женщин, малец, - весело бросил он, наблюдая за моей реакцией, и остался удовлетворен выражением ужаса на моем лице.
- Но они под защитой и ни в чем не нуждаются, - заверил меня парень, ловко пристегивая мою руку и затягивая петлю, тем самым лишая меня возможности побега.
- А что с остальными женщинами?.. – не смогла я сдержать потрясения.
- О, так она разговаривает, - не удержался Кевин от унизительного комментария, гадко рассмеявшись.
- Ты не знаешь? – удивился парень, не забыв проверить мои карманы и отнять все, что помогло бы мне освободиться.
- Вирус забрал, - появился в проеме Райли с бутылкой виски в руках, отхлебнул сам и передал Кевину. – Стариков, женщин и детей – в буквальном смысле. Выжил лишь один процент мужчин, примерно от пятнадцати до пятидесяти лет, и только тех, у кого не было вообще никаких заболеваний. Естественный отбор во всей красе!
- Да, дамочка, - приложился к бутылке Кевин, все больше веселея, - вас, женщин, уже года три на всех ой как не хватает. Теперь понимаешь, почему мы не можем тебя отпустить?
- Мой отец врач, - добавил молодой парень с ужасно знакомым лицом, пытаясь меня отвлечь от своих пугающих спутников, - он изучает этот вопрос. Говорит, к вирусу оказались устойчивы только люди с генетическими отклонениями – их грипп не заметил, словно был запрограммирован уничтожить человечество по определенной схеме.
- И теперь оставшиеся вымрут сами, - мрачно вставил Райли, отхлебывая из бутылки.
- Потому что все выжившие, типа того – бесплодны, - пояснил Кевин со смешком. – Генетические, мать их за ногу, уроды.

Эти двое исчезли, вернувшись в гостиную комнату, строя планы на сегодняшний день и намереваясь «пожрать», а тот, что младше, по имени Эдди, все еще смотрел на меня, внимательно и почти с сочувствием, что вселяло бы немного надежды, если бы я не была им накрепко привязана.

- Что-нибудь тебе принести? Хочешь есть? Воды?
Я покачала головой.
- Отпусти меня, - попросила шепотом.
- Это не лучшая идея, - не согласился он. – Даже если тебе удастся сбежать, они найдут тебя по следу. Если не сумеют, придут другие охотники, потому что будут знать, что ты где-то здесь. Попробуй представить, что они с тобой сделают, когда их никто и ничто не сдерживает.
- Ты думаешь, твои спутники другие? – прошипела я с омерзением. – Включи мозг: ты видел, как на меня смотрел Кевин. Два мужика напиваются за этой стеной, эй! Когда они прикончат бутылку, их ничто не остановит!
- Ты ошибаешься… - Однако я все же зародила семя сомнения, потому что лицо парня осталось неуверенным. – Кевин будет придерживаться правил колонии, как и все.
- Но мы сейчас не в колонии, верно?
- Он не посмеет, Карлайл накажет его за это.

Карлайл, Эдди… Моя память начала пробуждаться от спячки, и в голове всплыли лица и имена. Передо мной сидел Эдвард Каллен, сын Карлайла, работавшего в нашей больнице хирургом. Доброго и воспитанного человека, завидного холостяка – его жена умерла задолго до эпидемии. А Эдвард… что ж, я успела проучиться с ним в одном классе примерно полтора месяца, прежде чем все полетело к чертям.

- А ты случайно не дочка шефа полиции? – Эдвард тоже узнал меня, когда с моей головы съехала шапка, освободив волосы. – Свон, да? Белла Свон, точно.
- И мой отец найдет меня, - грозно пообещала я, сменив мольбы на угрозы. – Ты должен отпустить меня, потому что Чарли стреляет гораздо точнее. И церемониться с похитителями не будет!
- Прости, - извинился Эдвард, не поверив ни капли в мой блеф. – Мне очень жаль, что ты потеряла родителей. Но ты останешься здесь. Так будет лучше для всех.

Рассвирепев, я резко качнулась вперед, намереваясь ударить лбом и разбить чертово лицо парня, но стяжка не позволила – я лишь напрасно вывернула себе запястье. И потеряла возможного союзника: отшатнувшись, Эдвард изменился в лице и, обиженный, оставил меня одну, прикрыв за собой дверь.

Следующие два часа я провела в бесполезной борьбе – стяжки это вам не наручники. Я терла их о металлический поручень, грызла зубами и к утру наверняка бы освободилась, но не успела. За стеной мужчины праздновали большой успех – нашли ту самую квартиру с баром и шоколадом и все оттуда вынесли. Теперь они пили и играли в покер, отрываясь по полной. Их возгласы становились все более пьяными и развязными.

Я знала, чем это кончится. Поэтому, когда наступила непродолжительная тишина и после этого распахнулась дверь, я не удивилась, увидев на пороге Кевина. Райли стоял позади него, понукая действовать, «пока Эдди гуляет».

Я тут же зацепилась за спинку кровати руками и ногами так, чтобы меня трудно было от нее отодрать. Если меня не начнут бить, я продержусь до возвращения Эдварда. Хотя что он мог сделать? Его авторитет в этой компании был невысоким, насколько я видела. Только угроза именем его отца могла сработать, и я очень на это рассчитывала.

Я зарычала, когда Кевин дернул меня за волосы, развернув к себе лицом, и стащил куртку с плеча. Изрыгая ругательства, он силой ломал мое сопротивление, постепенно раздевая, и с этим я ничего не могла поделать. Райли следил за нашей возней как за увлекательным представлением, и когда Кевину удалось обнажить меня до пояса и распять на кровати, его отвратительное лицо запылало неподдельной алчностью.

Эдвард вернулся, когда Кевин наполовину стащил с меня штаны, озверев от моего ловкого противодействия. Ни удушение, ни пощечины не работали – я уже сталкивалась с насилием и умела сражаться. Когда Кевин отвлекся на стук двери, я двинула ему в пах коленом со всей силы. Но тут же получила затрещину, от которой потемнело в глазах.

- Эй, вы чего, мужики, - голос Эдварда был пронизан потрясением, но недостаточным, чтобы остановить двоих взрослых мужчин. – Мы же договорились…
- Да никто не узнает, малец, - пообещал возбужденный Кевин, пользуясь моим временным бессилием, чтобы продемонстрировать мою грудь как товар. – Твоему папаше мы не скажем, зуб даю, и ты молчи. Хочешь быть первым?

Эдвард молчал, в ужасе глядя на меня – но не в глаза, а рассматривая тело. Райли толкнул его вперед с мерзкой одобрительной ухмылкой, и я поняла, что каким бы воспитанным парнишка ни был, они его сломают. Заставят, уговорят. Сыграют на слабостях. Воспользуются его неуверенностью и нетрезвостью.

- Не надо, - взмолилась я, когда Кевин рывком подтянул меня наверх и обездвижил стяжкой вторую руку, не позволяя прятать от него грудь.
- Серьезно, Эдди, мы уступим. Когда ты в последний раз делал это? Ах, да, - фамильярно положил Райли Эдварду руку на плечо, - никогда. Ты же был школьником, когда все начиналось. Ты у нас девственник.
- Я не девственник, - мрачно возразил Эдвард, с трудом отводя от меня взгляд, но его ответ потерялся в хохоте собутыльников.
- Помоги, - прошептала я одними губами, когда его глаза снова обратились ко мне, но даже если ему не нравилось происходящее, он был в меньшинстве и понимал это. Ему оставалось только смириться с неизбежным. Вопрос был в том, станет ли он еще одним соучастником зверства или останется просто наблюдателем.
- Сейчас или никогда, - снова подтолкнул Райли парня вперед, и на этот раз тот явно разозлился. Но, увы, ничего не сделал.
- Я пас, - хмуро бросил он и, развернувшись, быстрыми шагами покинул комнату.

Все вернулось к тому моменту, на котором остановилось: Кевин взобрался на меня, Райли смотрел. Но теперь хладнокровие меня покинуло: заливаясь слезами, я могла только кричать. Это был не жалобный плач дрожащего олененка, но вопль тигрицы, угодившей в капкан. Если когда-нибудь мне представится случай, с Кевином произойдет то же, что и с Джимми, - внутренне пообещала я себе.

Все закончилось слишком быстро, Кевин даже не успел снять штаны. Его тело обмякло на мне отвратительной тяжестью, а над ним образовался Эдвард с моей винтовкой. Его лицо было искажено отвращением. Позади с пола поднимался Райли, ощупывая пострадавший затылок и ругаясь матом.

- Поспеши, - освободив одну мою руку, Эдвард бросил мне нож и развернулся к очухавшемуся собутыльнику, но не успел, получив кулаком по лицу.

Смотреть окончание драки я не стала: накинув куртку, бросилась прочь из квартиры. И не останавливалась, пока не добралась до дому и не спряталась в нем, не зажигая свет. Уже занимался рассвет, так что дорогу я видела, а начавшийся снегопад, надеялась, скроет мои следы достаточно быстро. В противном случае меня ждал конец не лучше прежнего.



Уснуть не удалось. Нервно прислушиваясь к звукам снаружи, я ожидала появления несостоявшихся насильников. И только с течением времени понемногу начала верить, что на этот раз пронесло.

Раздумывая над случившимся, я пришла к неоднозначному выводу: Эдвард прав, охотники продолжат искать меня, не эти, так другие, и покоя в Форксе отныне мне не будет. Что же делать? Уехать в другой город, который я совсем не знаю, было ничуть не безопаснее, чем оставаться здесь, где я изучила каждый уголок и успешно скрывалась несколько лет. Значит, мне стоило отбросить моральные принципы, не имеющие теперь практической ценности, и своими руками убрать свидетелей, чтобы защитить себя. Не думаю, что Чарли осудил бы меня за это после того, что они собирались со мной сделать. Будь он здесь, пришел бы к тому же решению, что и я.

Я никогда не стреляла в людей хладнокровно и не была уверена, что мне хватит духу. Но если я хочу выжить, придется набраться смелости. С этой пугающей мыслью я надела белый комбинезон, который позволит мне слиться со снегом, вытащила снайперскую винтовку и отправилась истреблять нелюдей, заслуживших по пуле в лоб…

Вышла задолго до полудня. Скорее всего, охотиться бандиты начнут, когда выспятся: будут планомерно прочесывать город в поиске моих следов и еще нескоро поймут, что я живу в пригороде. Вернувшись в Форкс, я продвигалась вперед осторожными перебежками, вначале убеждаясь, что вокруг никого нет. Из-за угла заметив движение на улице, где меня поймали, я по пожарной лестнице поднялась на верхний этаж дома, расположенного метрах в пятистах, и проникла в одну из взломанных квартир. Заняла позицию у приоткрытого окна, оценивая ситуацию через оптический прицел.

Обзор был хороший: я видела улицу, как на ладони. Правда, до настоящего снайпера мне было ой как далеко: рука дрожала, и картинка дергалась. Я все же сумела рассмотреть фигуру человека, сидящего возле фонарного столба: знакомая куртка, вытянутые вперед ноги, взлохмаченная шевелюра с бронзовым отливом. Эдвард Каллен. С ним что-то было не так: волосы и грудь в крови. Пошевелившись, парень с трудом поднял голову, пытаясь найти положение поудобнее, и я поморщилась, увидев, как сильно он избит. Его руки были заведены за спину – наверняка связаны. Любому идиоту стало бы ясно в ту же секунду – это ловушка, устроенная лично для меня.

Я чертыхнулась непроизвольно. На что они рассчитывали? Я не собиралась поддаваться на дурацкую провокацию. Какое мне дело до этого парня? Он меня спас, но разве это обязывало меня спасать его в ответ? Он собирался силой отвезти меня в колонию к своему отцу! Он сам, своими руками привязал меня к кровати и не соглашался отпустить! Так с чего его подельники решили, что я пожалею его сейчас?

Лицо Эдварда Каллена с трудом можно было узнать из-за запекшейся крови. Глаза закрыты, подбородок и губы покрылись инеем. Сколько уже он просидел на холодном снегу при минусовой температуре? Несколько часов? А если бы я не пришла? Подельники обрекли его на медленную и мучительную смерть.

Мне не стоило покидать свой удобный пост: рано или поздно бандиты появятся в поле моего зрения, не подозревая о засаде. После первого выстрела у меня будет всего секунда, чтобы совершить второй, и если я промахнусь, мне понадобится много удачи, чтобы смыться незамеченной. У меня был всего один шанс сегодня – после моего нападения, если я провалюсь, мне уже не удастся застать их врасплох. Мне не стоило беспокоиться о каком-то парне, даже если из-за моего промедления он умрет…

- Фак! – злясь я на саму себя, недовольно встала я и отправилась на активную охоту за чудовищами.

Мне понадобилось много сноровки, чтобы прокрасться в тыл врага. Я предположила, что насильники прячутся неподалеку, но, конечно, не в той же самой квартире – это было бы глупо. Так и оказалось: в боковой улице стоял незнакомый джип, очищенный от снега – за четыре года я запомнила расположение всех машин в городе. Над сидениями можно было разглядеть две головы. Они были там. Кевин и Райли ждали моего появления, прячась сразу за углом ближайшего здания.

Осмотрев пути отступления и убедившись, что эта улица вся истоптана чужими ботинками, а значит, мои следы отделить будет непросто, я выбрала пиццерию на углу, имеющую запасной выход. Удобно: стекла были разбиты. Опасно: бандиты сразу поймут, откуда произведен выстрел. Но отступать было поздно. Чем дольше я тяну, тем хуже Эдварду.

Пока я целилась в головы, водитель вышел покурить, подарив мне наилучший шанс. Никак не удавалось навести прицел на лоб или висок – я слишком нервничала. Поэтому проще было целиться в сердце. Я думала, меня охватят сомнения. Моральная сторона возьмет верх. Но все вышло наоборот: понимание, что если я не сделаю этого, то на меня объявят охоту, заставило без колебаний нажать на курок.

Выстрел был тихим, Кевин замер на секунду, а затем грузно повалился на снег, тут же обагрившийся кровью. Его удивленные ругательства слышно было даже здесь, значит, я промахнулась, и рана вряд ли смертельна. Я попыталась вновь навести прицел, но на этот раз руки дрожали гораздо сильнее, а волнение сменилось спешкой и страхом. Сердце билось в бешеном темпе, дыхание перехватывало. Пот выступил на всем теле. Это был шок, вполне ожидаемая реакция неопытного убийцы.

Райли выскочил из машины и бросился помогать другу, сердито голося и испуганно вертя головой, а я начала хаотически палить по ним обоим, больше не беспокоясь о том, что могу себя выдать. Паника захватила все мое существо и лишила разума. Пули попадали куда угодно, но не по цели. Джип был весь в дырках, разбилось заднее стекло, спустило колесо, но Райли благополучно затащил Кевина внутрь. Не с первого раза заведя мотор, он нажал на газ и дал задний ход, быстро увеличивая скорость. Когда я поняла, что он собирается сделать, у меня совсем не осталось времени на побег.

Ужас поглотил меня до кончиков ног, и я бросилась наутек, а за моей спиной джип разбил стеклянные двери, въехав внутрь. Кухня пиццерии выводила на другую сторону улицы, но там лежал нетронутый снег, на котором я оставлю следы. К тому же стану идеальной мишенью. Заметив над плитой воздухоотвод, я ничего лучше не придумала, как залезть в него – как раз тогда, когда приближающийся Райли начал палить во все стороны, обещая мне болезненную смерть и все муки ада. Тише мышки я лежала в темном ледяном саркофаге, затаив дыхание. На кухонных поверхностях повсюду скопилась пыль и тонкий слой инея, так что найти меня было недолгим делом для внимательного следопыта.

К счастью, озверевшего от ярости Райли отвлек Кевин.
- Брата-ан, - мучительно стонал он. – Что-то мне… нехорошо…

Около часа я слушала их утомительную возню: проклиная меня последними словами, безрукий Райли пытался оказать медицинскую помощь. Пуля попала в грудь по касательной, вряд ли задела важные органы, но Кевин потерял много крови за эти два дня – сегодня я подстрелила его во второй раз. Вытащить пулю Райли не мог, тугой повязки оказалось недостаточно, и вскоре остро встал вопрос о возвращении в колонию, к Карлайлу, который был хирургом и единственный мог спасти раненого.

Несколько раз я порывалась вылезти из укрытия и расстрелять бандитов в упор, но храбрости мне так и не хватило. Одно дело – целиться издалека, и совсем другое – вступить в настоящий бой лицом к лицу. К такому я оказалась не готова.

Спустя несколько часов подельники сдались. Поменяв колесо, Райли вырулил на дорогу и укатил. Рев мотора постепенно затих вдали. Чем это считать? Моей победой или поражением? Я напугала их, ранила одного и прогнала из города. Но не достигла цели, и они вернутся, будут искать меня. Я подписала себе смертный приговор, разозлив двух отморозков. М-да, Белла.

Выбравшись из укрытия, я услышала невдалеке злобный лай собак и поспешила на соседнюю улицу. Почуяв кровь, свора обнаружила Эдварда и теперь, рыча, псы бегали вокруг него, бросаясь и кусая. Очнувшись от боли, парень пытался их отогнать ругательствами, ударить неповрежденной ногой, но был слишком слаб, тело едва ему подчинялось. Матерый кобель, обойдя сбоку, вцепился парню в лодыжку, и тот закричал. Я тут же выстрелила в воздух, вынудив псов разбежаться с поджатыми хвостами.

- Белла… - голос Эдварда звучал хрипло, почти неразличимо. - Это ловушка! Кевин и Райли где-то рядом.
- Я знаю, - одним движением я разрезала стяжки, освободив запястья Эдварда, и он повалился набок, тяжело дыша. Руки ему не повиновались, пальцы были ледяными, распухшими и чересчур белыми. – Я с ними разобралась. Можешь встать?

Эдвард дрожал. Попытался опереться на локоть и потерпел поражение. Левая нога вроде двигалась, а из правой капала кровь после укуса собаки. Штанина порвана. В это мгновение я осознала две неприятные вещи: состояние Эдварда очень плачевное, у него переохлаждение и опасная рана. Он не сможет идти самостоятельно, и я не могу бросить его здесь – без отопления в любой из этих квартир он замерзнет насмерть, потому что не сможет о себе позаботиться. Остаться с ним и разжечь камин – не лучшая идея, дым привлечет внимание, а вернуться мои преследователи могут уже через несколько часов. Мне придется взять Эдварда с собой, показать свое тайное убежище, довериться чужаку, порядочность которого не доказывает один-единственный случай спасения. Ничем хорошим моя благотворительность не закончится. О чем я только думала! Нужно было бежать, а не жалеть его!

Время неуклонно двигалось к вечеру, надо решать, спасать парня или нет. Свора рыскала вокруг, поджидая момента. В темноте они станут гораздо смелее. Так что я просто схватила Эдварда за капюшон и волоком потащила за собой. Как мог, он помогал мне одной ногой, пока не отключился где-то на половине дороги.

Я злилась. На Кевина и Райли, которых упустила, на свою неудачливость. На то, что не могу бросить Эдварда умирать. На злополучный снег, не желавший таять. На то, что мне придется делить крошечный подпол с мужчиной, которого я совершенно не знаю, и это обернется кучей новых проблем. Я так хотела вернуть время вспять! В тогда, когда Чарли был еще жив и мне не приходилось сражаться за жизнь в одиночку. Но это было невозможно.

Мысль оставить Эдварда в одном из соседских домов и позволить ему умереть от холода, не приходя в сознание, сидела в моей голове, споря с совестью и виной. Я уже совершила много фатальных ошибок, о которых Чарли предупреждал, и теперь допустила самую страшную: притащила в убежище незнакомца.

Он был плох. Может, уже умирал. Сердцебиение замедленное, кожа бледная, температура тела – явно ниже нормы. Включив радиатор, я направила тепло прямо на постель, куда, скрипя зубами, уложила Эдварда, ненавидя его за то, что мне придется мириться еще и с этим неудобством. В помещении не было места для второй кровати, и мне придется спать на полу, в проходе между кухонным уголком и стеллажами.

Генератор я включала только по необходимости: протопить подпол или согреть бак для душа. Бензин трудно стало достать, и с годами он приходил в негодность. Порой я по нескольку дней не могла заставить генератор работать, тогда приходилось выживать при температуре чуть выше нуля. Но даже с отоплением подпол прогревался зимой лишь до десяти-двенадцати градусов.

Эдвард непрерывно трясся, зубы стучали. Пользуясь его беспамятством, я сняла с него верхнюю одежду и осмотрела раны. Вытерла кровь с лица – побои оказались не страшными, всего несколько синяков и ссадин. Обмороженные руки пришлось обмазать специальным средством и забинтовать. Хуже всего выглядела искусанная нога: пес содрал кожу на лодыжке почти до кости и знатно приложился к стопе, сухожилия могли быть повреждены. Зато кровь уже почти остановилась. Мне пришлось не только обработать укусы антисептиком, но и зашивать, чего я никогда прежде не делала и надеялась, не придется. Во время экзекуции в сознание Эдвард так и не пришел, - на его счастье.

Стемнело, и я с трудом заставляла себя двигаться. Не ела и не спала двое суток, а на завтра еще нужно было набраться сил, чтобы сходить в город и все-таки отыскать еду. Мне бы на ближайшее время затаиться, но из запасов осталась лишь пачка макарон и две банки консервированной кукурузы, так что мне придется отправиться на поиски, даже с риском для жизни.

Выключив генератор, я с тоской посмотрела на холодный бетонный пол, на который бросила туристический спальник, думая о том, как же это несправедливо. Кому будет польза, если к утру я простыну на гуляющем понизу сквозняке, или если у меня скрутит спину? Да к черту все страхи! Что такого Эдвард может мне сделать, чего я еще не переживала? Если он посмеет тронуть меня, я убью его так же, как Джимми! С этой мстительной мыслью я спрятала под матрасом нож и полезла в кровать, оставшись в свитере и джинсах. Осторожно, оставаясь на расстоянии, я укуталась в одеяло и несколько часов в упор смотрела на Эдварда, намереваясь защищаться, если он очнется. Но он так и не пришел в сознание, и постепенно сон сморил меня.



Утро ознаменовалось капелью: морозная и снежная неделя сменилась оттепелью. Едва открыв глаза, я соскочила с постели, как ошпаренная, выставив вперед нож.
- Даже не думай! – прорычала я в ярости. Эдвард не спал, смотря на меня неотрывно. Делал это хрен знает сколько времени. – Только дернись, и клянусь, останешься без яиц и других выступающих частей!
- Извини, - с трудом сев, Эдвард потер лоб и зашипел от боли, уставившись на перевязанную руку. – Я не хотел…
- Нет, хотел, - не согласилась я, вспоминая вчерашний плен и то, с какой неприкрытой жаждой он смотрел на мое обнаженное тело. – Мне хорошо знаком этот взгляд!
- Хотеть и сделать – не одно и то же, - хмуро и почти оскорбленно возразил Эдвард. Попытался пристроиться спиной к стене и мучительно зажмурился, когда движение отдалось болью в ноге, а может и еще где, я не знала.

Я медленно успокаивалась. Эдвард не выглядел как маньяк, собирающийся напасть. Откровенно говоря, он выглядел больным и слабым, неспособным даже думать о сексе. Я была к нему излишне строга.

- Как ты? – отложив нож, подошла я поближе, отмечая не такую бледную кожу – по крайней мере, смерть от переохлаждения ему теперь не грозила.
- Как будто меня переехал поезд, - прохрипел он и зашелся в кашле. Чертова жалость всколыхнулась во мне, как паразит, подавляя необходимые для выживания злость и осторожность.
- Вот что, - засуетилась я, наливая в стакан воды и беря со стола еще вчера заготовленные таблетки, - ты должен принимать антибиотики, чтобы предотвратить заражение. Раны на ноге очень серьезные, тебе нужны уколы от бешенства, но я не врач, у меня есть только это. Они уже немного просроченные, но пока действуют. Года через два даже их не останется…
- Спасибо. Спасибо, что не бросила меня умирать, Белла, - поблагодарил Эдвард, забирая таблетки и с неодобрением оглядывая комнату. – Ты здесь живешь?
- Это лучше, чем стать игрушкой таких, как Кевин, - пожала я плечами с омерзением.
- И давно?.. – Я не ответила сразу, и Эдвард уточнил вопрос: - Давно ты одна?
- Почти три года, - не желая говорить о себе, я отвернулась. Включила газовую плитку и поставила чайник.
- Наверное, было очень тяжело…
- Было прекрасно! – воскликнула я рассержено. – Пока не появились вы, у меня все было хорошо!
- Ты не обижайся, но это вовсе не так.

Слова Эдварда меня разозлили. Да какое он имеет право решать за меня, как мне лучше жить. Он следил с раздражающим сочувствием, как я вскрываю консервированную кукурузу и с аппетитом ем ее – тратить время на приготовление макарон не хотелось. Одну из банок я отдала ему, но он не притронулся, брезгливо отставив ее на тумбочку.

- Ты должна помочь мне вернуться в колонию, - предложил он, свесив ноги с кровати и чуть ли не заорав. Посмотрел на свою перебинтованную ногу как на чужую, тяжело дыша, и я саркастически вскинула брови.
- Сможешь ходить – скатертью дорога, - равнодушно кивнула я, досадуя, что теперь он знает, где меня найти. Хотя его семья когда-то жила в Форксе и в первую очередь охотники проверили бы дом шефа полиции, так что в любом случае мое убежище находилось под угрозой с тех пор, как он меня узнал.
- Нет, Белла, ты не поняла, - вновь завел шарманку он. – Ты не можешь продолжать жизнь в таких условиях и питаться просроченными консервами. Они скоро закончатся, и что тогда? У нас в колонии есть домашние птицы и скотина, то есть настоящее свежее мясо, яйца, молоко… А летом мы выращиваем овощи.

Непроизвольно мой рот наполнился слюной, когда я представила этот рай… А потом я вспомнила про «особенное» положение женщин в новом мире и еще сильнее разозлилась.
- Ваши женщины свободно перемещаются по колонии? – уточнила я со скептическим выражением. – Общаются со всеми на равных? Выбирают, чем заниматься? Могут покинуть пределы, если захотят?
- Ну… не совсем, - смутился Эдвард, подтверждая, что у моей недоверчивости есть все основания. – Но мы держим их в безопасности, обещаю!
- «Держим», - повторила я это тошнотворное слово.
- Послушай, да, они в огороженном доме под охраной, - он говорил вдохновенно – действительно верил, что его отец поступает правильно. – Но это только ради того, чтобы уберечь от таких, как Кевин!
- И они согласились быть пленницами?
Эдвард недовольно поморщился от моего определения, но его уверенность в правоте немного поблекла.
- Их… убедили.
- Знаю я ваши методы убеждения, - бесилась я, вспоминая «заботливого» Джимми и передергивая от ненависти плечами.
- Ну, зато они не прячутся по углам и едят нормальную еду, - парировал Эдвард раздраженно. – Живут в чистоте и сытости. И у них тоже есть своя задача в колонии, не менее важная, чем у мужчин.
Прищурившись, я с подозрением смотрела на Эдварда.
- Это какая?
- Восстановление человечества. – И, предвосхищая мой естественный вопрос, быстро добавил: - Они сами на это согласились. Никто их не принуждал!

Ну да, разумеется. Я тоже раздвигала ноги перед Джимми самостоятельно, даже притворялась, будто мне приятно. А все потому, что иначе он все равно бы это сделал, только применив физическое насилие. И чем закончился этот искусственный мир?

- Значит, если я поеду с тобой, мне уготована такая же участь, - поежилась я. – И как это происходят? У них есть мужья или они дают всем? Мужчины приходят по очереди, по какому-то графику?
Обессиленно вдохнув, Эдвард закрыл лицо руками и покачал головой. Это было почти признание, что-то я угадала.
- Карлайл подбирает им подходящих мужчин – чистых и здоровых. У него лаборатория, и он…
- Проводит опыты, - закончила я за него, потрясенно рассмеявшись над тем, что все же оказалась права. – Я никогда на такое не соглашусь, забудь об этом. Да я лучше умру здесь от голода, чем дам оплодотворить себя, как бесправную самку для размножения!

Поставив на тумбочку рядом с Эдвардом чашку горячего чая, я начала собираться на улицу, сменив свои «медвежьи» унты на обычные спортивные кроссовки.
- Куда ты? – в голосе Эдварда прорезалось удивившее меня натуральное беспокойство.
- Ну прости, что у меня нет куриц и коров, - едко бросила я, давая волю обиде. – Ах да, я не могу завести их именно из-за таких, как ты! Потому что стоит мне вскопать землю или развести огонь – ваша братия тут же явится по мою душу. Так что я просто пойду и найду просроченные консервы, которыми ты так брезгуешь.
- А если за тобой уже охотятся? – взволнованно пробормотал Эдвард, проигнорировавший мою тираду, полную ядовитого сарказма. – Что если тебя уже поджидает засада?!
- Я выживала здесь три года в одиночку, - застегнув куртку, взяла винтовку и передернула затвор, явно впечатлив парня уверенным движением. – Я могу сама о себе позаботиться, спасибо.
- Пожалуйста, будь осторожна! – крикнул он мне вдогонку, и я ухмыльнулась, понимая, что он заботится не обо мне, а о себе – если я не вернусь, он умрет тут один.

Солнце ослепительно сияло на небе, словно наверстывало упущенное за бесконечные пасмурные дни. Снег осел и подтаял, дороги очистились, и я могла спокойно передвигаться, не боясь оставить следы. Город был пуст. Ни новых следов, ни подозрительных машин, стоящих не на своих местах. Если Кевин и Райли собирались вернуться за мной, то позже. Квартира, в которой я обнаружила клад, была обчищена, разумеется, но две другие порадовали меня небольшими запасами. Пластик, который еще четыре года назад осуждали экологи, стал спасением для выживших – все запечатанные продукты отлично хранились.

Я вернулась затемно, с трудом дотащив тяжеленный рюкзак. Эдвард встретил меня тревожно, а я протянула ему костыли, которые захватила с собой, чтобы он мог хоть как-то передвигаться, пока не сможет наступать на ногу. С первого взгляда стало ясно – у него жар. Он отказался от еды и с трудом выпил чашку чая. Кашель был страшным, мучительным. Если бы не три года затишья, я бы решила, что вирус вернулся. Конечно же, Эдвард обыкновенно простыл, проведя несколько часов на морозе без движения. Не было и речи, чтобы выгнать его спать в другое место, так что мне пришлось и дальше мириться с неудобствами.

Дни шли за днями, превратившись в настоящий кошмар сиделки: состояние Эдварда прогрессировало, он слабел. Обмороженные руки удалось спасти, но нога вызывала огромные опасения: раны гноились и почернели, несмотря на тщательную обработку. Температура была высоченной, почти все время Эдвард спал или бредил. Я будила его только для того, чтобы он принял антибиотик, но его сразу рвало.

В редкие моменты просветления Эдвард умолял меня отвезти его к Карлайлу, чтобы тот мог спасти его.
- Медикаменты везде одинаковые, Эдвард, - напомнила я ему. – Сомневаюсь, что твой отец производит свежие.
- Он хотя бы знает, что делать… - хрипло выдавил Эдвард, неспособный поднять голову от подушки.
- Невелика мудрость – промывать рану и давать антибактериальный препарат, - оскорбилась я.
- Просто отвези меня, - упорствовал он. – Оставь на дороге, я скажу, где – там меня подберут патрульные.
- Даже если бы я согласилась, у меня нет машины.
Распахнув глаза, Эдвард посмотрел на меня в крайнем изумлении.
- Как же так?
Я пожала плечами.
- Я не механик и не могу починить ржавые тачки, разбросанные по городу. Да и бензина нормального уже днем с огнем не найти. Он весь испорчен.
- Может, где-то в городе есть радиостанция? – размечтался Эдвард, но я покачала головой.
- Даже если поискать, все равно я не умею ею пользоваться.
- Я мог бы попробовать, - приподнялся Эдвард на постели, превозмогая слабость, - только помоги мне туда добраться. Или к ближайшей машине – я смогу починить.
- Извини, но ты себя переоцениваешь, - уложила я его обратно, немного сердясь. – Ты отрубишься на полпути и сделаешь себе только хуже. Тебе нужно есть, пить и спать!
Эдвард закатил глаза, потому что из всего перечисленного осиливал только последнее, и то оно больше смахивало на беспамятство.
- Я умру здесь, - простонал он безнадежно, морщась от прикосновения холодной мокрой тряпки, которой я протирала его виски и лоб, пытаясь снизить температуру.
- Все мы когда-нибудь умрем, - мрачно поддела я. – Может, твое время пришло.
Он взглянул на меня красноречиво:
- Не дождешься.

То ли здоровый молодой организм взял над болезнью верх, то ли мои усилия увенчались успехом, но постепенно Эдвард стал поправляться: жар спал, кашель прошел, раны на ноге затянулись и порозовели. Вернулся аппетит, и понемногу парень начал вставать, хотя передвигаться мог только при помощи костылей, либо прыгая на одной ноге – вставать на разодранную собакой стопу было слишком больно.

Теперь, когда я возвращалась с провиантом из города, меня всегда ждал согретый чай и улыбка. Мое убежище превратилось в общежитие. То, что вначале ужасно напрягало, стало приносить удовольствие: трудов выходило в два раза больше, но зато мне было с кем поговорить, разделить мысли, обсудить книги.

Эдвард много рассказывал о своей колонии, пытаясь склонить мое решение в свою пользу, но я отказывалась добровольно надевать кандалы. Зато я узнала гораздо больше подробностей о том, как страна превращалась в руины, и что это сделало с людьми. Далеко не во всех общинах отношение друг к другу было демократичным, волчьи законы сменили конституцию практически везде. Только благодаря тому, что Карлайл обладал знаниями и умениями, недоступными другим людям, ему удалось убедить людей сохранять человечность. Хотя не все его поступки вызывали понимание или восхищение.

Я уже привыкла к присутствию Эдварда в своем подполе и почти не думала о будущем, когда парень уйдет и что со мной тогда будет. Расстроит ли меня вернувшееся одиночество или я вздохну с облегчением? Пришлет ли Карлайл за мной головорезов, или Эдвард солжёт, что я умерла, смирившись с моим решением выживать по-своему? Кевин и Райли до сих пор не появились и охоту на меня не объявили; Эдвард объяснял это тем, что я – свидетель их преступления, а они очень не хотят, чтобы Карлайл узнал, что они убили его сына. Так что я могла вроде бы успокоиться и забыть об этой угрозе. Для меня существовало здесь и сейчас, и о завтра думать совсем не хотелось.

Но кое-что постоянно не давало расслабиться, напоминая об осторожности. Долгие взгляды, которыми Эдвард сопровождал каждое мое действие в доме. Нервозность парня, когда я принимала душ за тонкой пленкой и выходила с мокрой головой. Неохотно отведенные глаза и явно напускное спокойствие, когда я забиралась в постель. Случайные касания во время совместной работы, которых было не избежать в маленькой комнате, при этом из нас двоих только я отдергивала руку. В такие моменты я не чувствовала себя в безопасности, но оправдывала нашу неловкость вынужденным сожительством двух чужаков.

Мне все чаще снились странные сны, появление которых я не могла объяснить. Весь мой опыт с мужчинами сводился к насилию, и я испытывала к противоположному полу исключительно отвращение. Эдвард Каллен приходил ко мне в кошмарах: поначалу я просыпалась по нескольку раз за ночь, проверяя, спит он или уже тянет руки ко мне. Со временем я успокоилась, и мои сны трансформировались в нечто иное: Эдвард тесно прижимался ко мне, совсем как Джимми, но это почему-то не вызывало во мне отторжения – напротив, даже будто бы нравилось. Просыпаясь, я ругала себя за признаки мазохизма и ненавидела Эдварда еще сильнее… до тех пор, пока в течение дня его поведение не убеждало, что к парню я несправедлива.

Но однажды мой кошмар сбылся и я проснулась не одна. То есть, мы уже почти месяц спали в одной постели. Но всегда соблюдали расстояние и пользовались двумя одеялами. На этот раз я очнулась в чьих-то объятиях. Спине было очень тепло, а мужская рука обхватывала мою талию.

Приятное ощущение расслабленности сменилось потрясением, а затем яростью. Вцепившись в ладонь Эдварда ногтями, я столкнула ее прочь, а затем, развернувшись, набросилась на Эдварда с кулаками. Было слишком темно, но сквозь половицы просачивался утренний свет и позволял увидеть растерянное выражение лица только что проснувшегося Эдварда. Я была в панике и не могла остановить себя, обвиняя парня в том, чего он не делал. Если бы он спал на краю кровати, то уже давно валялся бы на полу, но он находился в ловушке между мной и стеной и мог лишь защищаться руками.

- Хватит! – догадавшись, что произошло, рассердился он, хватая меня за запястья, но тут же отпустил, когда я вознамерилась кусаться.
- Ты!.. Ты!.. – с моих уст срывались только нечленораздельные обвинения.
- Я ничего не сделал! Ты сама полезла ко мне, когда твое одеяло упало! – показал он пальцем в сторону пола, взывая к моему разуму.
- И ты воспользовался без колебаний! – прорычала я, выхватывая из-под матраса нож и пугая парня как следует.
- Я просто спал! – оскорбился Эдвард, вжимаясь в стену. – Ничего не было, ты что, совсем ненормальная?!
- Убирайся в спальник! – привела я свою угрозу в исполнение – давно следовало его прогнать. Спать в одной постели с самого начала было большой ошибкой.

Эдвард опасливо сполз с кровати, но вместо того чтобы лечь досыпать, начал недовольно одеваться. Отдых был испорчен, как и настроение – на весь день. Мы больше не разговаривали. Ели отдельно. Избегали даже смотреть друг на друга. Неловкость росла, грозя разрушить наш странный, и без того неустойчивый мир.

Лишь под вечер Эдвард, вздохнув, дохромал до полок и взял бутылку скотча. Я с осторожностью за ним следила. Налив две стопки, он подошел и сел рядом со мной за стол, протянув пальмовую ветвь мира.
- Ну, хватит дуться, Белла. Это невыносимо.
- Хочешь меня напоить, – проворчала я. Но, поджав губы, все же приняла предложение помириться.
- Да брось, это недоразумение, и ты уже сама поняла это, - воззвал парень к моему здравомыслию. – Чего ты взъелась? В том, что произошло, не было ничего катастрофичного. Неужели это так трудно для тебя – спать вместе? Ты прижалась ко мне, я обнял тебя, вот и все. А ты ведешь себя так, словно мы совершили какое-то преступление…

Я предпочла занять рот алкоголем, а не ответами. В памяти всплывали отвратительные сцены с Джимми. Моя дикая сторона хотела смертной казни всем мужчинам. Но другая сторона, новая, зародившаяся в последнее время и оттого непривычная, постоянно прокручивала в мыслях этот момент и не возражала против повторения.

- Я знаю, Белла, с тобой поступили когда-то плохо, - понизив голос, почти прошептал Эдвард, чуть наклонившись ко мне. Я не желала видеть его сочувственный взгляд. – Я понял это, еще когда ты дралась с Кевином. Как львица. Я знаю: ты считаешь, что прошлое тебя не сломило. Может, и так, - рассудил он, покручивая пустую стопку на столе, - но ты разучилась доверять.
- Ты в мои психологи записался? – мрачно обронила я, так и не повернув головы. Наше перемирие было и будет шатким. Эдвард должен уйти.
- Я просто хочу сказать, - обиделся он, - что я не такой, как они. Я думал, ты уже поняла это, мы же несколько недель провели вместе! Я никогда не сделал бы тебе больно!
- То есть ты совсем не думаешь, как бы трахнуть меня, с первого дня встречи? – недоверчиво фыркнула я.
- Думаю, конечно, - помедлив, признался он неохотно. - Черт, я же мужчина. Трудно игнорировать природу, особенно когда в окружении осталось всего девять женщин, и все они недоступны. А одна из них постоянно спит рядом в постели. Но то, как ты это назвала, звучит слишком грубо. Секс – это не насилие. Вообще-то это чертовски приятная штука.

Я зависла, воспоминания из снов нахлынули на меня. Эдвард был нежным со мной там, но это ведь был только сон. Воображение. Не реальность. Тогда я попыталась вспомнить свой первый опыт с Джейкобом. Но и там было мало хорошего: больно, неловко и очень странно. А затем просто… быстро. Приятно мне никогда и ни с кем не было.

- Послушай, ты имеешь право на злость – ты выживала в одиночку слишком долго и, судя по всему, натерпелась от мужчин немало дерьма. Но можешь ты поверить хотя бы одному из нас? Клянусь, я никогда не причиню тебе вреда, никогда не сделаю ничего против твоей воли!
Медленно я повернула голову и посмотрела Эдварду в глаза. Они казались такими искренними. Честными, открытыми, серьезными… и красивыми.
- Ты уже сделал, - напомнила я о том, как Эдвард привязал меня к кровати и собирался сдать Карлайлу на опыты. Его не интересовало мое право тогда, что же изменилось сейчас?
- Да, и очень сожалею об этом, – виновато согласился он. – Но я же верил, что спасаю несчастную и голодную девушку от смерти, что для тебя так будет лучше. Хотел помочь. Мне каза… да и сейчас кажется, что любой нормальный человек предпочтет колонию выживанию в одиночку. Но когда я понял, что эти двое собираются с тобой сделать, я же спас тебя?
- Да, - кивнула я, нехотя признавая его правоту. – Почти ценой своей жизни, - указала я на его ногу. - А потом я спасла тебя, так что мы квиты.
- Спасибо, - Эдвард выдохнул это так проникновенно. И так близко к моему уху, что от его теплого дыхания по моей коже разбежались мурашки. Я взглянула на него искоса, опасаясь спровоцировать нападение, и протянула ему свою стопку, заполняя отвлечением этот некомфортный момент.

Горячая волна прокатилась по моему телу, когда Эдвард, разлив скотч еще по полстопочки, развернулся ко мне всем корпусом. Мое сердце забилось слишком быстро, с трудом удавалось держать спокойное выражение лица. После сегодняшнего пробуждения в объятиях наши простые, дистанционные отношения сломались безвозвратно, и теперь любой жест Эдварда казался мне угрожающим. В голове кружились планы о его скором выселении не только из постели, но и из дома, а лучше даже из города, пока все не зашло слишком далеко. За эти недели я прикипела к Эдварду и вовсе не хотела его убивать.

Парень дождался, пока я поверну к нему голову. В его лице я не заметила похоти, только терпение. Раскрыв ладони, он медленно наклонился ко мне, как к дикому зверю, которого требуется усмирить.
- Я очень хочу тебя обнять, - осторожно предупредил он, не делая резких телодвижений. И прежде, чем я послала его на все четыре стороны и пригрозила отрезать яйца, устало добавил: - Просто обнять, Белла. Без сексуального подтекста. Тебе станет лучше, поверь. Представь, будто я твой брат.

Я усмехнулась этому нелепому сравнению. Пока раздумывала, руки Эдварда медленно обвились вокруг меня, пальцы мягко прижались к спине и потянули меня к мужской груди. Я напряглась и сцепила зубы, задержав дыхание, но во мне вспыхнул какой-то нездоровый интерес. Я забыла, что такое обычные человеческие объятия, и требовалось усилие, чтобы их принять. Мое состояние колебалось между стыдом и желанием закрыть глаза. Проходили минуты, Эдвард не отпускал меня, тихонько поглаживая по голове, в крови кружился алкоголь, и необъяснимая эмоция стала мной овладевать: мне захотелось плакать.

- Спасибо, что спасла меня, - повторил Эдвард мне в макушку тихим голосом, и я позволила себе, наконец, расслабиться, всхлипнув пару раз. Мне уже не было страшно, когда Эдвард прижал меня сильнее, покачивая в руках и шепча какие-то утешающие слова. Я безмолвно и с облегчением позволила слезам пролиться.
- Но это не поможет тебе вернуться в мою постель, - предупредила я, подозревая, что представление затеяно ради этого. – Теперь ты спишь отдельно.

Угрозу я выполнила. Мне было жалко Эдварда, мрачно стоящего над спальным мешком, разложенным на твердом и холодном полу. Смотреть, как он ерзает внутри, ища удобное положение, было невыносимо. Но я подавила в себе это неправильное чувство. Я должна была защитить себя. Все равно не могла стопроцентно верить парню.

Не спеша гасить маленькую долгоиграющую свечу, которую часто использовала вместо ночника, я битый час лежала в полутьме, пытаясь уснуть, но меня упорно мучила дурацкая вина. Эдвард вздыхал. Вставал, чтобы дополнительно надеть пуховик. Снова ерзал. Когда я потихоньку начала отлетать, то была разбужена возней рядом с собой – Эдвард, клацая зубами, пробирался под одеяло.

Зашипев в раздражении, я выхватила нож и решительно продемонстрировала Эдварду, но это не произвело на него никакого впечатления.
- Можешь отрезать мне яйца, в мире без женщин они все равно мне не понадобятся, - натянув одеяло, парень прикрыл глаза, наслаждаясь теплом. Его дрожь была очень заметной. – Прости, но там слишком холодно.

Пришлось смириться. Закатив глаза, я вернула нож под матрас и обиженно повернулась к Эдварду спиной. Но теперь все стало иначе. Вместо сна я ловила каждый вздох Эдварда, каждое его незначительное движение. То, как он придвинулся ближе, когда решил, будто я уснула. Как его холодная стопа коснулась моей ноги. И как он вздохнул, а его теплое дыхание достигло моей шеи. Я сглотнула.

- Почему ты сказал, что женщины для тебя недоступны? – полюбопытствовала я. - Ты же сын Карлайла, а он главный. Папочка разве не устраивал тебе свиданий с пленницами?
- Было бы странно просить о таком отца, - фыркнул Эдвард совсем не сонным голосом. – Я бы не смог делать это, когда он знает. Это стремно. К тому же всем выжившим женщинам больше сорока лет, двоим из них – под семьдесят.
- Значит, ты соврал, когда сказал Кевину, что не девственник?
- Знаешь, Белла, – повысил голос Эдвард, явно нервничая, - такие разговоры до добра не доведут. Я и так после нашей ссоры только об этом и думаю, и твои вопросы лишь усиливают эффект. Если ты хочешь и дальше оставаться недотрогой, лучше не дразни зверя.

Я замолкла, вспоминая наше дружеское объятие. Вспоминая отца. И времена, когда я чувствовала себя в безопасности, и когда такие обычные прикосновения не становились поводом подозревать всех парней. Тогда все было так просто…

- У меня была девушка. Еще в школе, - продолжил вдруг Эдвард, решив не оставлять меня без ответа. – Ее звали Таня. Она умерла во время третьей волны.
- Прости, - я почувствовала себя сволочью, разбередив Эдварду старую рану.
- Мир летел в пропасть, и поэтому мы не стали ждать «особенного» дня, его ведь могло уже и не быть. Мы пробыли вместе недолго – только до лета. И ее не стало.
- Как вышло, что твоего отца вирус обошел? По вашим словам, выжили только люди с бесплодием.
- Я приемный, - коротко ответил Эдвард, не вдаваясь в подробности. Но я никак не могла успокоиться, внезапно мне стало интересно все, что касается Эдварда.
- Каково это было – понять, что не найдешь себе пару никогда? Что женщин больше нет?
- Ну, это немного вгоняет в депрессию, - вопреки утверждению, голос парня звучал сквозь смех. – Но благодаря тому, что у нас есть электричество, мы нашли способ снимать напряжение… Впрочем, подробности тебе знать ни к чему.

И правда. Я хоть и не была супер опытной, но могла себе представить резиновых кукол и телек с порнухой. Повезло в новом мире только геям.

- Ты расскажешь Карлайлу обо мне? – мой голос стал сдавленным, будущее выглядело мрачным, но пора было о нем поговорить, ведь Эдвард очень скоро поправится. Он уже мог доковылять до ближайшей машины и заняться починкой, но отчего-то не торопился, хотя раньше только об отъезде и говорил.
- Я сделаю так, как ты скажешь, - пообещал он, и у меня отпустило сердце. – Но хотелось бы иметь возможность навещать тебя. Буду привозить нормальную еду, если ты не против. Не хочу, чтобы ты умерла от голода.
В моей груди отчаянно потеплело. Неужели Эдвард пойдет на это? И ради чего? Правда ли он беспокоится обо мне как о несчастном и одиноком человеке или это только потому, что я женщина? Все еще рассчитывает на что-то?
- Я вовсе не против. – Так как Эдвард молчал, я продолжила нашу неловкую беседу. Сна не было ни в одном глазу. Развернувшись на спину, задумчиво уставилась в потолок, на котором мерцали отблески свечи. – Чарли обустроил этот подпол для меня и предостерегал от контактов с другими выжившими. Я все думала: что за бред? Но потом поняла: он уже тогда знал, к чему все идет, и пытался защитить меня.
- Он умер от вируса?
- Нет, - пожала я плечами с досадой. – На него напали во время вылазки. Но вирус его не пощадил, это было в последних волнах. Половина его тела была парализована и плохо слушалась. Если бы не пуля, следующая волна наверняка бы стала для него последней.
- А мама? – голос Эдварда упал до шепота, полный сострадания, и я с трудом сглотнула жгучую тоску.
- О ней я ничего не знаю. Она жила в другом штате, и когда связь прервалась, наше общение прекратилось. Но я думаю, будь она жива, то нашла бы способ приехать сюда.
- Белла, мне очень жаль… - моей руки коснулись ледяные пальцы Эдварда. Я подавила порыв отдернуть руку – сейчас мне этого не хотелось. Проклятая слеза вырвалась из уголка глаза, показывая мою слабость, и пальцы Эдварда скользнули вверх. Не успела я опомниться, как сильные руки сомкнулись вокруг меня, парень подтянул меня к своей груди и прижал так крепко, словно удерживал от распада.

Я давно не чувствовала себя такой ранимой. Не выпускала наружу страх, держала себя в руках. Оставалась сильной. Иначе было не выжить. Но сейчас мне ничто не угрожало, а в объятиях было так хорошо, как не было очень давно… Закрыв глаза, я безмолвно плакала, немного дрожа. Мое лицо лежало в ямке между плечом и щекой Эдварда, его потрясающий мускусный аромат дразнил мое обоняние и увеличивался по мере того, как парень согревался. За эти недели этот запах стал мне таким родным, что вызывал ощущение безопасности, хотя должен был действовать наоборот.

Эдвард вздохнул. Губы коснулись моего лба, а пальцы ненавязчиво гладили лопатки, успокаивая. Р-раз, и одним движением парень повернул меня к себе спиной, но из рук не выпустил, напротив, прижал плотнее и втянул носом воздух у моего затылка, как будто ему тоже нравился мой запах. При этом нижняя часть его тела оставалась на другой стороне постели, словно он боялся меня напугать.

Позволив ему обнять меня вот уже в третий раз, я сломала последние барьеры. Не было никакого шанса устоять перед искушением, когда оно так близко, прямо в руках. Даже мне было сложно не думать о том, что последует за этими, пока еще дружескими, прикосновениями. Что творилось в голове у Эдварда, легко было представить: вряд ли он оставался спокоен так, как показывал. Частые глубокие вздохи говорили сами за себя, а когда я немного подалась назад, опрометчиво стремясь к теплу, то почувствовала пятой точкой прямое доказательство очевидного – прежде, чем парень успел отодвинуться.

Судорожно вздохнув, он зарылся носом в мои волосы и совершенно точно оставил поцелуй мне за ухом, от которого дико захотелось прикрыть глаза. Пальцы сжали мои плечи чуть сильнее и недвусмысленно скользнули вверх и вниз, пока еще очень осторожно, но уже со значением. Борясь с нервной дрожью, я закатила глаза и покачала головой.

- Я знала, что этим все закончится, - заметила философски и без необходимой агрессии.
- Я пока ничего не сделал, - обиделся Эдвард, но рук не убрал. Словно пробуя на прочность мое неожиданно уступчивое настроение, прижал еще крепче к своей груди, сомкнув руки так, что я очутилась почти в капкане. Удивительно, что мне было не страшно оказаться плененной, а… скорее, волнующе.
- Но сделаешь, - проворчала я, настаивая на своей правоте. Но никак не пыталась освободиться и про нож ни разу не подумала.
- Заключим пари? – в хриплом голосе Эдварда послышался самоуверенный смешок, и во мне проснулся азартный игрок. – Я не займусь с тобой сексом, пока ты сама меня об этом не попросишь.
- Ха! – настала моя очередь смеяться. – Тебе придется очень долго ждать, потому что этого никогда не произойдет!
- Так спорим или нет? – настаивал он, так чувственно сжимая мою кожу на животе и талии, что у меня непроизвольно учащалось дыхание.

Я ничего не теряла, а выигрывала по всем статьям: Эдвард может делать что угодно, я не попрошу о таком. Если он намерен сдержать слово, ему придется ой как нелегко, но он ведь сам предложил невыгодную для себя сделку? Мне стало любопытно, сколько он продержится до провала, и как будет умолять меня позволить ему идти до конца. Я еще не встречала мужчин, способных ставить что-то или кого-то выше своих потребностей, но если Эдвард докажет мне обратное, значит, ему можно доверять. Игра стоила свеч, однозначно.

- Спорим, - согласилась я со смесью любопытства и тревоги. Теперь оставалось лишь наслаждаться процессом и ждать. Ждать, когда Эдвард сломается, и у меня появится повод воспользоваться ножом.

Получив разрешение, Эдвард тут же перестал осторожничать: полностью притянул меня к своему, уже разгорячившемуся, телу. Его ладони с силой заскользили по животу вверх, чувственно задели грудь и вернулись вниз, оказавшись на внутренней стороне бедер, и тогда я вдруг осознала, что безнадежно проигрываю. С моим телом происходили необъяснимые перемены: электрические импульсы разгоняли кровь, проникали в каждую напряженную клетку и наполняли ее теплом. Сердце забилось быстрее, в голове зашумело, словно в нее ударило шампанское. И мне хотелось, вопреки здравому смыслу, чтобы Эдвард не останавливался и действовал еще смелее.

Я потрясенно зажмурилась, когда губы Эдварда нашли мою шею, оставляя на коже пульсирующий жаркий след, и изогнулась, предоставляя больше пространства. Настойчивые мужские пальцы творили что-то невообразимое, задевая такие чувствительные точки между ног, что туда устремилась кровь и теперь словно звенела, как струны гитары под опытными пальцами музыканта. Пробуждающееся внутри желание стало почти невыносимым, но я даже не догадывалась, что оно может вырасти еще сильнее. Такое состояние было мне в новинку, раньше я телесного голода не испытывала и считала секс вынужденной и неприятной частью взаимоотношений. И была уверена до этого момента, что в этот раз все будет так же.

Сняв мою пижамную флисовую кофточку через голову, Эдвард взялся за штаны, быстро освободив меня от мешающей плотной ткани, а я не только не возразила, но и помогла ему в этом, желая почувствовать его кожу, прижавшуюся к моей, а его губы – повсюду на моем трепещущем теле. Развернувшись, я хотела помочь парню тоже избавиться от одежды, но его губы, сомкнувшиеся на моих губах, лишили воли на некоторое время. Я никогда прежде не думала, что сама захочу целовать кого-то и буду требовать этого, притягивая мужчину ближе.

Эдвард вновь завладел моей шеей, а я просто смотрела в пустоту, находясь во власти немыслимого возбуждения, податливая и страдающая. Каждое прикосновение воспринималось так, словно моя кожа превратилась в оголенный нерв, звон крови звучал теперь в каждой клетке, целиком состоящей из электричества, а головокружение становилось все сильнее. Я испустила стон, когда Эдвард стянул лямку майки вниз и припал к моей обнаженной груди, практически лишив меня рассудка. С этого мгновения он мог делать со мной что угодно, мои мысли рассыпались – остался только голый инстинкт.

- Кажется, мое тело и разум больше не в согласии, - пробормотала я удивительно слабым, дрожащим голосом, полным изматывающего желания, которое было никак не утолить.
- И что это значит? – вернулся парень к моему лицу, лаская его и руками, и губами, заставляя меня от удовольствия жмуриться.
- Что ты победил, - признала я, принимаясь за мужскую одежду, которую торопливо стягивала, восхищенно любуясь молодым и красивым телом. Моя нервная дрожь стала такой сильной, что зубы стучали. И когда мы вместе лишили Эдварда последнего клочка ткани, он неуверенно улыбался. От остатков своей одежды я избавилась сама, позволив Эдварду следить за моим неуклюжим действом.

Мы приникли друг к другу как два изголодавшихся путника. Если и бы шанс выиграть спор, мне следовало прямо сейчас остановиться и включить голову, но мне слишком нравилась жажда, которую пробудил во мне Эдвард. Я словно находилась на самой вершине горы, откуда открывался захватывающий вид, и вот-вот собиралась толкнуть санки по ледяному склону, чтобы словить бешеный выплеск адреналина, который перевернет всю мою прежнюю жизнь.

- Белла, - мягко прошептал Эдвард, ища мои глаза, в то время как я тянулась к нему каждой клеточкой тела, стремясь раствориться в нем полностью. Его дыхание было учащенным и поверхностным. – Ты уверена?..
- Давай уже! – прорычала я, немилосердно укусив его за плечо и заодно поцарапав ногтями спину. Прямо как в дешевом сериале.

Уговаривать не пришлось. Зашипев от боли, Эдвард резко дернул меня за бедра, оказываясь меж моих ног, и в ту же секунду я с небывалым наслаждением почувствовала проникающую в меня плоть. Впервые за мой опыт я принимала мужчину с удовольствием, испытывая восторг и стремясь к большему.

Эдвард издал потрясающий стон, войдя целиком, и замер от восхищения. Пальцы на моих ягодицах сжались почти до боли, и я вскрикнула от неожиданного импульса внутри, принесшего волну пламени. Это было что-то совершенно новое, но крайне приятное, и я с удивлением прислушивалась к себе. Парень сделал толчок, и мой жар увеличился вдвойне, а в голове снова заиграло шампанское. Я изогнулась, перестав понимать себя, и сосредоточилась лишь на этих волнах, нарастающих с каждым толчком. А затем я буквально взорвалась огнем. Это было как… словно все напряженные струны гитары разом лопнули, или взорвался огромный пузырь на горячей поверхности, или фейерверк вспыхнул внутри меня. Это было самое потрясающее ощущение за все мое существование.

Эдвард с глухими стонами кончил внутри меня, и тогда до меня дошло, что я только что испытала первый в своей жизни оргазм. Прислушиваясь к себе, я все еще улавливала его отголоски: медленно затихающую пульсацию удовольствия.

- Как ты? – хрипло пробормотал обессиленный Эдвард, целуя мое лицо.
Я с трудом могла сосредоточить на нем взгляд, мне все сейчас казалось сказочно-волшебным: и он сам, и стремная обстановка подпола, и атмосфера апокалипсиса, в котором я провела последние четыре года. Все это стало неважным по сравнению с этим самым моментом.
- Ты открыл ящик Пандорры, - пожаловалась я.
Сдвинув брови, Эдвард взглянул на меня озадаченно. Улыбнувшись, я подняла ноги и крепко сцепила их у Эдварда за спиной.
- Хочу еще.
Парень рассмеялся, неимоверно довольный собой, и немного расслабился. Хотел отодвинуться, но как бы не так – я его не пустила, а перевернулась за ним следом, оказавшись сверху. Он тут же глубоко вздохнул, за бедра прижав меня к себе, и, непроизвольно поддавшись моей игре, заскользил руками вверх, следуя изгибам моей талии и массируя грудь. Это вызвало прекрасное, очень острое, мучительно-приятное ощущение в моем животе, и я непроизвольно поерзала, чувствуя, как мужская плоть реагирует, вновь увеличиваясь и твердея.
- Ох, Белла… - пробормотал потрясенный Эдвард, широко раскрывая глаза и вновь приходя в состояние возбуждения. Как и я. – Я так рад, что смог переубедить тебя…
- Ой, заткнись, - увеличивая амплитуду движения, впилась я ногтями в его обнаженный живот, чтобы не зазнавался, но он резко сел, лишив меня этой возможности и заключив в кольцо своих рук, чтобы перехватить инициативу. Огненный импульс тут же пронзил все мое тело, отнимая способность контролировать процесс.
- Давай, давай, - подбодрил меня Эдвард грубым от страсти голосом, помогая скакать на нем верхом, и я запрокинула голову, полностью поглощенная новым восхождением на вершину наслаждения, таким же сильным и умопомрачительным, как мой первый полет в оргазм.



Моя жизнь наладилась. Ну, насколько это возможно во времена апокалипсиса. Если бы отец сейчас мог увидеть меня, он бы порадовался: я была не одна, нашла нормального парня, и мы заботились друг о друге, не позволяя страдать или унывать.

Каждый день теперь казался светлее предыдущего, каждое утро начиналось с улыбки и объятий. Просыпаясь, мы готовили завтрак. Прибирались в жилище, планировали дела. Отправлялись в город на промысел или на охоту в ближайший лес – научились ставить капканы, и теперь у нас часто бывало настоящее мясо (правда, разделывать тушки мне совсем не понравилось). А когда наступал вечер, ужинали, умывались и ложились спать. И всегда, в любую свободную минутку, мы не забывали о сексе, познавая его новые грани. Наступили мои самые счастливые времена.

Эдвард больше не заговаривал о возвращении в колонию, и меня это устраивало. Мы даже обсудили, что разобьем сад где-нибудь глубоко в лесу, куда не доберутся мародеры, и тогда у нас появятся свежие овощи. Размышляли о переезде в дом у реки, чтобы круглый год можно было ловить рыбу.

Так прошел февраль и март за приятными совместными хлопотами. Снег растаял, наступила весна, почки набухли и птичьи трели украшали апрель-месяц словно музыка. Солнечных дней становилось больше, и даже Форкс, город дождя, казался не настолько хмурым. Только мое настроение почему-то колебалось, не в силах постоянно оставаться хорошим. Порой меня охватывала необъяснимая тоска и какое-то мрачное предчувствие. Виной тому было то, чего я не понимала.

Эдвард вот-вот должен был вернуться с охоты, на которую отправился один из-за моего недомогания: больше недели у меня неприятно крутило живот. Естественно, я предположила скорые месячные, но, как только подумала о них, осознала, что не помню, когда они вообще приходили в последний раз. Конечно, из-за плохого питания и постоянного стресса у меня бывали сбои, да и раньше, еще до эпидемии, мой цикл не отличался стабильностью и врач не раз прописывала мне гормональные таблетки. Но в новых условиях я не только не принимала их, а даже не думала об этом. Когда каждый день борешься за то, чтобы не остаться голодным и не попасться на глаза мародерам, тут уж не до цикла и вообще не до здоровья – как бы ласты не склеить.

Поэтому, пока Эдвард отсутствовал, я сгоняла в аптеку и притащила домой тесты на беременность. Так, на всякий случай. Я же знала, что все выжившие женщины – бесплодны, и что именно плохая генетика не дала вирусу уничтожить нас. Карлайл годами изучал тему и ошибиться не мог.

Послышались шаги. Румяный после быстрой ходьбы Эдвард улыбнулся мне с порога, сгружая тушки пойманных зверей, но я не отреагировала на его приподнятое настроение, только вздохнула.

- Чего куксишься? – попытался парень разрядить обстановку, взъерошив мои волосы и весело чмокнув в созданное «гнездо». Потом увидел гору тестов и нахмурился, взяв один. – Что это?
- А на что похоже? – подперла я кулаком щеку, вяло болтая под столом ногой и осторожно наблюдая за реакцией Эдварда.
Он сел на другой стул. Мрачно проверил еще несколько тестов. Большинство из них показали две тусклые полоски, некоторые – одну, другие – ни одной. Оно и понятно, срок годности давно истек, и результатам веры теперь не было. Но все же…
- Так ты беременна или нет? – наконец, изрек слегка обалдевший Эдвард.
Вздохнув, я равнодушно пожала плечами:
- Откуда мне знать? Похоже, все они врут.
- У тебя задержка или что? – заговорил Эдвард голосом врача, собирающего анамнез: взгляд сосредоточенный, брови нахмурены. – Когда месячные были в последний раз?
- Я не помню, - насупилась я, мне было немного стыдно. Развела руками: – Какой смысл следить, если мы оба бесплодные?
Эдвард выглядел потрясенным. Посмотрел на меня как на восьмое чудо света.
- Нет, Белла, это нужно срочно узнать! – воскликнул он, приходя в состояние внезапного восторга. Его глаза загорелись, как у безумного ученого. – Ты понимаешь, что если это правда, то ты – первая беременная женщина после начала эпидемии?! Это может изменить все!
- У тебя к ребенку чисто профессиональный исследовательский интерес или что? С чего ты так от этой новости возбудился? Это же отстой!
Эдвард почти обиделся, но ответил:
- Я готовился прожить в одиночестве всю жизнь, Белла. Но потом встретил тебя. Месяцы, проведенные с тобой в этой каморке, стали лучшими в моей жизни, несмотря на охватившую весь мир безнадегу. Куча людей умерли, дети больше не могут рождаться, в будущем – один сплошной беспросвет! Что бы ты ни говорила, Белла, но твоя беременность – чудо. Только вы с ребенком придаете всей этой истории смысл.
- И что ты предлагаешь? – скривилась я, заранее предугадывая поток его рассуждений. – Я не поеду к Карлайлу ни ради анализов, ни ради УЗИ. Если это так необходимо – принеси аппарат из ближайшей больницы. Генератор у нас есть, подключим, проверим. Это несложно, вроде бы. Разберемся сами.
Эдвард выказал крайнее недовольство моим упрямством.
- Но ты не сможешь родить его сама, в этом богом забытом месте, без врачей!

Молча встав, я смахнула тесты в мусорное ведро и отправилась заниматься тушками. Мое настроение было нулевым: если я беременна, будущее выглядело мрачнее прежнего. Что этот ребенок будет есть? Как расти в темном подполе, из которого нельзя выбраться? Что станет с ним, если нас поймают? Такая жизнь будет сюрреалистической, ненормальной. У нас нет шанса ни на счастье, ни хотя бы на элементарную безопасность, не говоря уже о достатке. Мы будем поедать запасы наших соседей, пока они не кончатся, а потом что? А если Эдвард уйдет на охоту и не вернется? Его может загрызть медведь, он может провалиться зимой под лед… да что угодно. И тогда мы просто умрем от голода.

Впрочем, загадывать так далеко было рано: спазмы в животе сигнализировали о том, что до всего этого не дойдет. Вряд ли боль была такой уж безобидной, скорее всего, ситуация разрешится сама собой, и все вернется к исходным данным.

Я не мешала Эдварду наслаждаться вдруг забрезжившим отцовством, но сама не отвечала ему взаимностью, - максимум, выдавливала пустую улыбку. Парень вспомнил, что меня не раз тошнило по утрам в последнее время, и что изменились пристрастия в еде – я совсем не выносила рыбу и газировку, зато от мяса приходила в полный восторг. А еще моя грудь набухла и подросла, впрочем, как и живот, просто мы не придавали этому значения, решив, что это связано с улучшением питания благодаря охоте.

И теперь, когда мы устроились спать, вместо секса я получила придурковатого парня, возящегося со мной как с писаной торбой и разговаривающего с моим животом, хотя мы даже не знали точно, в самом ли деле я беременна или просто надо меньше жрать. А еще эти спазмы… я никак не могла найти положения, при которых они перестали бы меня донимать.

- Ой, я почувствовал! – вскричал вдруг Эдвард на ровном месте, все еще пытаясь улучшить мой настрой дурашливым поведением. – Он толкнулся!
- Это газы в кишечнике, - я закатила глаза, но все же неохотно положила руку в низ живота. – Эдвард, для шевеления ребенка еще слишком рано.
- Откуда ты знаешь?! Мы не знаем срока, а спим три месяца, так что это вполне реально!

Так мы и уснули, споря о том, чего, вероятно, даже и нет. Все это одна большая мистификация воображения. Очередная ошибка природы. Обычный гормональный сбой – еще одно доказательство бесплодия.

Но потом я проснулась, почувствовав себя хуже. К горлу подкатила тошнота. И когда меня вывернуло наизнанку, случилось то, чего я боялась.

- Белла? – испуганный Эдвард в ужасе смотрел на мою пижаму, перепачканную кровью. Он поддержал меня за плечи, когда я чуть не навернулась с постели, испытав резкую дурноту. – Белла!
- Все нормально, это просто месячные, - промямлила я, отчетливо понимая, что произношу ложь – боли были совсем другими, да и потеря сознания обычному женскому состоянию не свойственна. – А-а-а-х… - спазм был совсем не легким, а почти невыносимым.
- Тебе нужно к врачу! – взревел Эдвард, соскакивая с кровати. Я хотела бы возразить, но чертова слабость окутала меня: тело стало ватным и беспомощным, магнитом притягиваясь к кровати. Где я и вырубилась спустя несколько секунд, покрывшись противным холодным потом.



Я очнулась в машине. За окном стремительно проносился лес, и на одну долю секунды я будто вернулась во времени: эпидемия была просто сном, и сейчас Чарли везет меня в школу, а всех ужасов просто не было. Но потом я вспомнила ночное пробуждение, кровь и боль, и осознала несколько пренеприятных вещей: очередной мужчина снова силой меня куда-то увозит.

- Не шевелись, - взволнованно попросил Эдвард, удерживая меня рукой от резких движений. Но у меня затекла поясница.
- Сколько я была без сознания? – нахмурилась я, потому что на улице было слишком светло.
- Часа четыре, - пояснил Эдвард нервно.
Аккуратно развернувшись, чтобы не потревожить успокоившийся живот, я с удивлением рассмотрела себя, полностью одетую и пристегнутую ремнями безопасности.
- Откуда у тебя рабочая машина?
- Нашел у соседей, - кратко отчитался Эдвард. – Смазал, заправил бензином, даже ремонтировать было нечего, она была исправна.
- И давно ты ее починил? - Я оценила его стойкость: он мог уехать сразу, как только начал понемногу ходить, но не сделал этого и даже не упомянул о возможности. Он хотел остаться со мной.
- Еще в самом начале…

Наверное, мне стоило рассердиться за то, что мы могли уже несколько месяцев с комфортом ездить в город на машине, а не стаптывать ноги. Но Эдвард, наверное, боялся, что я сразу его прогоню, вот и молчал. И он был прав – скорее всего, именно так я бы с ним и поступила.

- Послушай, - заканючила я, понимая, что грубостью своего не добьюсь, а вот мольбой – возможно, - отвези меня домой, у меня уже ничего не болит.
Эдвард бросил на меня выразительный взгляд и упрямо сосредоточился на дороге.
- Кровотечение – это не шутки, Белла. Само оно не пройдет.
Может, он был прав. Но мне претила идея очередного плена, на этот раз – в комфортной тюрьме чокнутого доктора, помешанного на воспроизводстве человечества.
- Эдвард, это смешно, - рассердилась я. – Даже если я действительно беременна, это ненадолго. Позволь природе самой позаботиться обо всем.
- Как ты не понимаешь? – возмутился Эдвард, перейдя на шепот, полный тревоги. – Ты можешь умереть.
- И какое тебе до этого дело? – всплеснула я руками от досады. – Какая разница, от чего мы умрем и когда? В новом мире это в любом случае неизбежно. Любое осложнение от простуды без антибиотиков, аппендицит или столбняк, да просто в городе кончится еда! Разуй глаза, Эдвард, теперь лечение невозможно!
- Я не могу потерять тебя, Белла, - с отчаянием прошептал он. – Я… я люблю тебя.
Я уставилась на парня в шоке. Но он даже бровью не повел, только желваки на щеках чуть дергались.
- Иными словами, я единственная женщина на Земле, которая тебе дала, - не скрывая сарказма, рассмеялась я.
Эдвард шутку не воспринял.
- Пусть так, - холодно согласился он. – Это никак не противоречит тому, что ты стала мне дорога. И ты тоже меня любишь.
- Неправда, - воспротивилась я утверждению, но мое лицо предательски запылало огнем, удивляя меня саму.
- Большинство женщин способны испытывать оргазм только с любимыми, Белла. Немалой части нужна хотя бы симпатия. И лишь единицы кончают с кем попало. Ты любишь меня, Белла, не отрицай. Как минимум, я тебе нравлюсь.

Обдумывая откровение, я замолчала надолго. В знак примирения Эдвард сделал попытку сближения, спустя несколько минут пожав мою руку теплыми пальцами, но я на это не отреагировала. Я, и правда, любила Эдварда? Обстоятельства наших отношений не позволяли точно это узнать: у нас обоих не было никакого выбора, только быть вместе или нет. Никаких друзей, родителей, соперниц и соперников. И я была склонна считать слова Эдварда преувеличением: просто нам удобно оказалось жить под одной крышей и заниматься сексом не противно. Ну, ладно, возможно, насчет симпатии он все же был прав…

Мы ехали довольно долго и, должно быть, уже приближались к пункту назначения. Впереди дорога вдруг оказалась перекрыта сеткой, на обочине за ней стоял джип, а навстречу вышли двое в камуфляже с автоматами наперевес. Эдвард притормозил, успокоив меня тем, что это «свои», но затем мы оба застыли, узнав их лица… Кевин и Райли собственной персоной так неудачно дежурили именно на этом посту и именно сейчас.

- Проклятье… - испуганно вжалась я в спинку сидения и попыталась сползти, сердце провалилось в желудок. – Поехали отсюда, Эдвард, скорее!
Он просто смотрел вперед, на своих бывших приятелей, не двигаясь и не мигая. Зубы стиснуты, выражение лица – суровое.
- Если попрошу не смотреть, что бы ни происходило, сделаешь?
Я была в панике и пообещать ничего не могла. Мой мозг отказался функционировать. Я хотела лишь одного: бежать. Бежать, не оглядываясь.
- Они хотели убить тебя тогда, убьют и сейчас, и глазом не моргнут, неужели ты этого не понимаешь? – взвизгнула я дрожащим голосом, и Эдвард скривил уголок рта.
- Все будет хорошо, Белла. Просто закрой глаза, - не внял он голосу разума. Схватил с заднего сидения винтовку, открыл дверцу и вышел из машины.

Узнав бывшего соратника, Кевин и Райли похабно заулыбались, а Кевин с любопытством стал посматривать на лобовое стекло, пытаясь разглядеть за ним меня. Может, солнце слепило глаза, может, я сползла достаточно низко, раз он меня еще не увидел. Или не понял, кто я. Но эта история могла закончиться только плохо. Я уже представляла себе финал похуже плена у безумного доктора – где-то здесь, под кустом, после группового изнасилования бросят гнить мой искалеченный труп… рядом с телом Эдварда.

Пока я безмолвно истерила, прошло всего несколько секунд. Кевин что-то сказал, Эдвард кратко ответил. Райли рассмеялся, а Кевин стал поднимать автомат. Раздался выстрел, превративший лицо главного моего насильника в кровавое месиво. Райли заорал, поднял руки и трусливо начал пятиться назад. В шоке наблюдая за развитием событий, на мгновение я подумала, что второго приятеля мой защитник пощадит – Эдвард ведь обычный парень, а не циничный убийца. Но он просто поднял винтовку и нажал на курок.

Весь мой мир, и внешний, и внутренний, будто замерз. В ушах стоял звон, в голове не осталось ни единой мысли, кроме развернувшейся картины: два трупа и Эдвард, стоящий над ними. Все, что я себе представляла минуту назад, не сбылось. Каким-то образом все произошло совершенно по-другому. И у меня не хватало духу поверить в увиденное. Это был шок. Настоящий шок, неподдельный.

Медленно Эдвард вернулся в машину. Молча, с непроницаемым лицом закинул винтовку назад. Вздохнул. Закрыл дверцу и поставил ногу на педаль газа. Но не спешил повернуть ключ зажигания.
- Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, - сказал он чересчур ровным и спокойным голосом.

Я повернула голову и уставилась на него широко распахнутыми глазами. Он был живой. Говорил со мной. Мои враги лежали мертвыми на дороге. Такого я не ожидала даже в самых нереальных фантазиях.

Застывшая кровь медленно запустила свое движение, и теперь меня охватывал жар. Сглотнув соленый комок в сдавленном горле, я поискала в лице Эдварда признаки потрясения, но их не было. Он не был в шоке, не был испуган, но собран и зол.

- Как ты это… - не смогла я подобрать подходящих слов.
- Я должен был сделать это, - колюче начал оправдываться Эдвард, словно я в чем-то его обвинила. – Если бы даже они пропустили нас, Карлайл не оставил бы их в колонии после всей истории. Они были бы изгнаны, но не ушли бы далеко, а подкараулили бы меня, или тебя, или нашего ребенка за пределами колонии – и отомстили, рано или поздно. Я знаю их натуру, поэтому не мог оставить их в живых. Прости, если мой романтический образ в твоих глазах теперь разрушился…
- Что?.. Нет! – ахнула я, внутри меня зародилось какое-то новое чувство: словно с Эдварда слетела наносная шелуха, и передо мной восстал мужчина, с которым мы не просто «спим вместе, потому что так получилось», но на которого можно всецело положиться. Который не просто заботился обо мне несколько месяцев ради секса, но повзрослел и стал настоящим героем в моих глазах. Который никому и никогда не позволит причинить мне вреда. – Я… я люблю тебя!
- Что?.. – от неожиданности лицо Эдварда вытянулось и стало растерянным. – Я только что признался, что хладнокровно убил двух человек и не жалею об этом. И ты не злишься?! С тобой точно все в порядке, Белла?

Отстегнув ремень безопасности, я встала на сидение коленями и обхватила ладонями скулы Эдварда. Его глаза были изумительного зеленоватого оттенка, и они взирали на меня с такой глубокой надеждой, которую я не могла разочаровать.
- Ты сделал то, что было необходимо, - серьезно заявила я, лаская его лицо. – Мир теперь другой, прежние законы не действуют. Полиции нет, которая защитила бы нас от отморозков, так что ты поступил единственно верно. Или ты, или тебя – это закон выживания. Конечно, я не злюсь, глупенький. Я восхищена твоим поступком!
- Правда? – неуверенно улыбнулся Эдвард, убирая за ухо прядь моих волос. Посерьезнел: - Послушай, я клянусь: если тебе не понравится в колонии, мы покинем ее, как только твоей жизни и ребенку ничто не будет угрожать. Пусть только Карлайл осмотрит тебя, умоляю. И даст назначения. А потом мы найдем способ сбежать, обещаю!
- Я тебе верю. – И я действительно верила. После наглядной демонстрации, что Эдвард готов на все, чтобы защитить меня.

Кивнув, Эдвард притянул меня за затылок к себе и впился в мои губы страстным, отчаянным поцелуем, выпуская на волю адреналин, кипящий в крови после схватки.



Что-то вроде эпилога

Солнечные лучи проникли сквозь портьеры, звонкое птичье пение возвестило об утре. Но разбудило меня вовсе не это, а стук в дверь. Чертов режим, как же я его ненавидела. Засыпать, когда положено, просыпаться по будильнику. Выполнять какие-то обязанности в определенное время. И все это – цена за безопасность и комфорт.

Но не так страшен оказался черт, как его малюют. Сладко потянувшись, я улыбнулась запаху чистого белья и теплу в спальне. Сев на постели, сонно протерла глаза и потащилась умываться. Привела себя в порядок и вышла в общий коридор, здороваясь с соседками по несчастью: их было тринадцать вместе со мной, за время отсутствия Эдварда к колонии присоединились еще четыре женщины, и две из них тоже были беременны. Так что либо вирус не успел уничтожить всех способных к деторождению, либо в теории Карлайла обнаружился пробел.

В столовой уже накрыли на столы: вместе со мной обычно садились две молодые девушки, Розали и Элис, сбежавшие из канадской общины, где были прислужницами полковника, возглавляющего бывшую военную часть и заведующего большим арсеналом оружия. Их жизнь была похожа на мою с Джимми, так что они были счастливы оказаться здесь, где никто не принуждал их к совокуплению с мужчинами, хотя добровольное согласие «принимать ночных посетителей» всячески поощрялось. Розали воспользовалась правом на неприкосновенность в полной мере и, насколько я знала, отказывала абсолютно всем. А Элис быстро нашла себе пару среди охранников нашей «женской общаги» и теперь восторженно демонстрировала всем свой растущий животик.

Набрав в поднос всякой всячины, от свежего салата до запеченной курятины, совсем почти как в старые времена, я улыбнулась тридцатидвухлетней Эсми – еще одной женщине колонии, которая зачала ребенка незадолго до меня и официально была первой беременной после начала эпидемии. Отец был неизвестен, так как к Эсми приходило много разных мужчин – доподлинно было известно только то, что отец ребенка из нашей колонии. После рождения Карлайл обещал сделать генетическую экспертизу и точно выяснить, кто из имеющихся горожан – не бесплоден.

Присев за свой столик, я налегла на вкуснятину, попутно разглядывая столовую. Эсми делила стол с двумя сорокалетними женщинами, также принимающими иногда «ночных посетителей» – Голди и Мэй охотно прониклись идеей Карлайла и тоже мечтали о детях. Чуть дальше столики занимали устоявшиеся семейные пары: мужчины и женщины, живущие вместе и ни с кем больше не делящие свое ложе. У окна располагались столы с женщинами разных возрастов, не слишком довольных ограничениями и обязанностями, иными словами, там сидели самые капризные и вредные представительницы колонии, которые вечно всем были недовольны, те самые «сплетницы на лавочке».

А прямо возле раздаточного пункта сидела главная звезда этого шоу апокалипсиса – прелестная старушка по имени Китти в обществе четверых восхищенных мужчин, слушающих каждое ее слово и услужливо кормящих ее чуть ли не с ложечки. Дама в преклонном возрасте шестидесяти четырех лет, бывший академик и учитель, была очень образованной и интересной собеседницей, но не только это привлекало к ней буквально всех. И даже не ее жизнерадостность и великолепное чувство юмора. Она была молода душой, а новый мир воспринимала как свой второй шанс на любовь. Купалась во внимании и готова была принимать мужчин день и ночь, никогда не отказывая желающим, которых находилось, к моему удивлению, немало. Стареющая, но цветущая женщина обожала свою неожиданную привлекательность и пользовалась ею без сомнений и жеманства. Сама она утверждала, что впервые за все годы жизни абсолютно счастлива.

Снаружи раздались решительные шаги, и в столовую, наконец-то, вошли представители высшего каста: Карлайл собственной персоной, его приближенные и лаборанты. Был среди них и Эдвард, после возвращения в колонию приступивший к своим прежним обязанностям: помогал отцу в медпункте, постепенно постигая профессию врача в полевых условиях, за неимением лучшего.

Найдя меня глазами, Эдвард улыбнулся и помахал мне рукой, попутно расстегивая халат, делавший его очень сексуальным. Набрав полный поднос еды, направился прямиком ко мне и занял стул, который я всегда держала рядом с собой свободным.
- Привет девочкам, - с широкой улыбкой наклонился он, чтобы чмокнуть меня в губы.
- Привет, Эдвард, - тут же отреагировала Розали, попившая немало моей крови за последние месяцы. При таком широком выборе мужчин – больше пятисот голов в колонии – ей понравился именно мой Эдвард, и она из кожи вон лезла, пытаясь его заполучить. Вечно подкарауливала его и откровенно флиртовала, заглядывала в глаза и засыпала вопросами, даже находясь за общим столом со мной.

Она была уверена, что своего добьется. Откровенно говоря, я тоже… Но, то ли Эдвард был слишком умен, чтобы попасться в ловушку неверности, то ли в самом деле полюбил меня, хотя мне трудно было в это поверить, то ли красотка оказалась не в его вкусе, но он никак не реагировал на ухищрения блондинки, всегда сохраняя нейтралитет.

- Привет, Роуз, Элис, - кратко отмахнулся он, сосредоточенный на моем животе. Приложив ладонь к надутому пузырю, погладил его пальцами. – Привет, Ренесми.

Это странное имя мы придумали вместе, таким образом почтив память о наших мамах. Мою беременность удалось сохранить, кровотечение оказалось всего лишь следствием плохого питания и ношения тяжестей. Постельный режим и усиленная витаминами диета, отсутствие стрессов и длительный сон вернули мне здоровье, и уже через два месяца мы с Эдвардом собирались стать родителями.

Карлайл все еще пытался выяснить, что такого особенного во мне, Элис или Эсми, что мы оказались способны зачать малышей при всех признаках невозможности этого. Было ли это чудом, или отчаянной попыткой природы восполнить ущерб, или новым эволюционным скачком вымирающего человечества? Если бы не Эсми, у которой не было постоянного партнера, я решила бы, что всему причина – любовь, возникшая между мной и Эдвардом, Элис и Джаспером. Именно любовь сотворила чудо, а насилие или вынужденное согласие плодов не приносили.

- Как наша малышка ведет себя? – пощекотав мой живот, Эдвард еще раз поцеловал меня в губы и приступил к опустошению подноса, голодный, как тысяча чертей.
- Пиналась пару раз, - с улыбкой наблюдала я за своим парнем, уплетающим жареный стейк за обе щеки. Слишком торопливо, потому что рук не хватало, и ему нужно было возвращаться в лабораторию отца.

Четыре года назад в это самое время он сходил бы на выпускной с красивой девушкой и занимался бы сейчас поступлением в университет. И лишь через много лет нашел бы работу, отнимающую определенное количество часов в сутки, так чтобы времени хватало и на развлечения, и на семью, и на сон. В новом мире беспечность и юность пришлось отодвинуть в сторону: вместо учебы, свиданий и вечеринок Эдвард работал с шести утра и почти до ночи, не успевая нормально поесть, а вечерами просто валился с ног. Но, парадокс: несмотря на тяготы новой постапокалиптической жизни, выглядел он более чем счастливым.

Что-то неприятно скрежетнуло по стеклу, и вся столовая мгновенно повернула туда головы, морща лица. Команда бравых охранников, раздетых до пояса, вешала над окнами прожектора, восполняя недостаток ночного освещения. Было жарко, кожа мужчин блестела от пота, кубики прессов невольно привлекали взгляды женщин, чувствующих себя в безопасности среди таких сильных, но воспитанных мужчин – к работе в женской части колонии допускались только психологически устойчивые представители сильной половины человечества. Я с усмешкой предположила, что цирк с раздеванием был затеян именно ради такой вот реакции женщин, каждая их которых потом могла выбрать кого-то из них в партнеры для секса. Какие времена – такие и нравы, что же с них взять. А вдруг сработает? И не придется месяцами ждать своей очереди.

- А этот – ничего, - философски заметила Розали. Я проследила за ее взглядом и с удивлением обнаружила, что она пялится на Эммета – высоченного и широкоплечего парня с темными курчавыми волосами и приятными ямочками на щеках. Этот охранник пришел к нам не так давно, и явно проявлял к Роуз повышенный интерес, постоянно «невзначай» оказываясь рядом. Положа руку на сердце, роскошную блондинку хотел каждый первый, но именно Эммет, как мне думалось, смотрел на нее по-особенному, не как на желанный приз, а как на богиню. С робостью и благоговением.
- Его зовут Эммет, - небрежно бросила я, помогая парню обрести желаемое, а себе – избавление от докучливой стервы. – И ему на тебя глубоко плевать. Насколько мне известно, Эммету нравится Китти.
- Китти?! – Розали посмотрела на старушку в таком искреннем изумлении, что я с трудом удержала смех. И Эдвард мне в этом совсем не помогал, сразу раскусив мою игру, только не понимал, зачем я так откровенно глумлюсь над Роуз. – Она же старая!
- Ну и что, - пожала я плечами, - зато веселая и доступная. Китти нравится всем.

Очередной взгляд Розали, брошенный на Эммета, уже закончившего работу и собирающегося в столовую на обед, был поразительно решительным. Ей стоило поторопиться: она была не единственной из женщин в этом помещении, положившей глаз на Эммета и других троих полураздетых мачо, демонстрирующих прекрасное телосложение. Выпрямив плечи и откинув назад прекрасные золотистые волосы, Роуз встала и направилась к очереди, присоединившись к ней аккурат за высоким здоровяком, а когда он заметил ее, стушевался и пропустил вперед, важно взяла чай и кусочек пирога, каждым своим движением источая секс, чем привела в состояние возбуждения не только бедного Эммета, но и всю остальную очередь, включая женщин.

Эдвард ущипнул меня за локоть, беззвучно смеясь, но я лишь пожала плечами: разве я виновата, что блондинка так легко повелась на провокацию? Эммет не был ей интересен, пока она не узнала, что скрывается под толстым слоем экипировки охранника, и пока я не сказала, что ему нравится другая. Теперь у нее появилась новая цель, а Эммет будет больше чем рад оказаться объектом охоты красотки. Совет им да любовь, и что такого, если пришлось немного сыграть на самолюбии Розали?

День в колонии отличался от жизни в подполе. После завтрака у каждой из нас начинались свои обязанности. Все они, в основном, касались обеспечения быта, и только некоторые из женщин трудились по профессии – Мэг и Бонни работали медсестрами в медпункте Карлайла, а старенькая Сара Колман, бывшая преподавательница химии в университете, теперь обеспечивала колонию взрывчатыми веществами и всяческими полезными в обиходе смесями, а также обучала желающих, чтобы в будущем, когда запасы бытовой химии исчерпаются, люди могли бы их воссоздать.

В мои обязанности входила только забота о ребенке: о беременных в колонии пеклись больше, чем о ком-либо. Все-таки это первые дети, которые родятся после эпидемии! Я должна была регулярно проходить осмотр, много гулять на свежем воздухе, хорошо питаться и не забывать об отдыхе. От такого времяпрепровождения можно было свихнуться, поэтому я ходила к Саре на занятия по химии, а еще читала, но на этот раз не художественную литературу, а научную, пополняя знания на будущее.

Хотя сейчас во многом моя жизнь напоминала прежнюю, спокойную и беспечную «до-апокалиптическую» – не нужно было думать о еде и постоянно бояться нападения, - отличия все же существовали. Ограничения в передвижении женщин были серьезнее некуда: за периметром проживали сотни изголодавшихся мужчин, выходить туда было небезопасно, так что мы постоянно сидели взаперти. Только здесь, внутри женской общины, состоящей из нескольких домов на отрезке улицы, за высокими стенами с колючей проволокой, нас защищали проверенные телохранители, на которых можно было положиться.

Может, Эдвард был прав: безопасность и обеспеченность всем необходимым стоила свободы, сомнительной в эти темные времена. Я боялась плена, но возвращение в подпол Чарли тоже уже не казалось хорошей идеей. Вкусная еда, горячая вода, заботливые врачи и отсутствие причин для страха – все это перевешивало на чаше весов. Пока был жив Карлайл, установивший в колонии определенный порядок, быть частью этого места могло мне понравиться.

Поужинав на закате, я вернулась в свою комнату и приняла душ, наслаждаясь теплой водой, ласкающей кожу, ставшую мягче и здоровее за месяцы, проведенные здесь. Высушив волосы, забралась в постель с книгой в руках. И уже готова была вырубиться, когда пришел, наконец, Эдвард. Не то чтобы постоянные отношения в колонии приветствовались – их старались избегать, чтобы не провоцировать агрессию со стороны одиноких мужчин, чувствующих себя обделенными, - но для некоторых пар все же сделали исключение.

- Ну, как тут мои девочки? – устало улыбнулся Эдвард, заваливаясь рядом со мной прямо в одежде совсем без сил. Наклонившись, положил ухо на мой живот, тихонько поглаживая сквозь ткань упругую округлость. Ренесми тут же дернулась, узнав голос отца.
- Скучали по тебе, - расслабленно сообщила я, с обожанием пропуская сквозь пальцы рыжеватые кудри Эдварда.
- Ты так и не решила, что мы будем делать после родов?

Этот вопрос мы обсуждали не раз, вначале категорично, затем уже с сомнениями. Разумеется, я понимала, что возвращение в Форкс лишит нас многих благ и поставит наши с Эдвардом жизни и здоровье дочери под угрозу. Но мысль о том, что в колонии мне придется следовать определенным правилам, совсем не радовала. Четыре года назад я могла выбирать, с кем жить и сколько завести детей. Теперь ситуация не оставляла мне выбора: раз я не бесплодна, Карлайл поставит мне условие – продолжать рожать, и, скорее всего, отцом других детей не сможет быть Эдвард. В новой человеческой цивилизации должно появиться генетическое разнообразие, иначе она обречена.

Идеология Карлайла мне была до лампочки, я готова была сбежать, вновь прятаться от мародеров и есть просроченные консервы, лишь бы оставаться свободной. Но вскоре я стану матерью и должна думать о благе дочери. И я понимала, что даже если мне не нравится план Карлайла, он в чем-то прав. Женщины, способные к оплодотворению, невольно становились ответственны за восстановление человечества. Матери были ответственны за счастье своих детей. Если у Ренесми не будет выбора, когда она вырастет, она возненавидит меня за это.

- Я обещал, что мы уедем, как только тебе тут надоест, - промямлил совсем выбившийся из сил, засыпающий Эдвард, и я улыбнулась немного грустно. Он уставал, но я-то видела, с каким энтузиазмом он постигает азы медицины и как стремится быть полезным колонии, помогать тем, кто нуждается в его внимании.

Он уйдет со мной, если я так захочу, и будет терпеть лишения, позаботится о нас так, как сможет. Но счастлив он был именно здесь, в достатке и безопасности, рядом с отцом, которого уважает и любит. Конечно, я понимала, что ему совсем не хочется возвращаться в подпол и есть консервы, что ему нравится тут. Что эту колонию он считает домом, а этих людей – своей семьей. И все же он готов был пожертвовать всем ради меня. Готова ли я была пожертвовать чем-то важным ради него?

Осторожно переложив голову Эдварда на покрывало, я сползла с кровати, неуклюже придерживая неудобный живот, и приступила к раздеванию усталого парня. Эдвард пытался спорить, невнятно убеждая меня, что он «не спит и сейчас все сделает сам», но я лишь улыбалась и продолжала свое методичное занятие. Когда вся верхняя одежда переместилась на стул, я бережно укрыла любимого мужчину одеялом и выключила яркий свет. Забравшись в постель, подтянула поближе подушку, зная, что рано или поздно Эдвард окажется на ней, и прилегла рядом, с нежностью разглядывая заострившиеся черты парня, отдыхающего слишком мало в последнее время.

И все же нам повезло: мы жили в одной комнате, а это мало кому было позволено. Считались парой, хотя после родов это могло измениться ради сохранения порядка. Я не делила ложе ни с кем из других мужчин и не желала этого делать никогда, но правила устанавливала не я, и если решусь остаться, придется им следовать.

Убрав кончиками пальцев отросшие волосы со лба спящего парня, я аккуратно чмокнула его, и он, неосознанно отреагировав, заграбастал меня ручищей и привлек к себе поближе, где мне было всегда очень уютно и тепло.
- Я не сплю, не сплю, - пробормотал он, не открывая глаз. – Что ты сказала?
- Всего лишь то, что решила остаться здесь, - улыбнулась я, желая видеть Эдварда счастливым, а нашего ребенка – здоровым и живым. На чашах весов были равнозначные решения, ни одно из них не было идеальным, и я выбрала то, что лучше для всех. Даже если это дастся нам тяжело. А вы бы как поступили?

____________________________

От автора: В истории я подняла непростую тему выбора между злом и... злом, между большим и меньшим злом, поэтому и закончила ее таким вопросом. Так что если вдруг вам есть что ответить, я с удовольствием пообщаюсь с вами на Форуме