Нейда не сразу поняла, что плачет. Сил держаться не осталось. Сопротивляться тоже. Она почти безучастно, отстраненно смотрела, как к ней подходят темноглазые воины в круглых остроконечных шлемах, выбивают меч из ее безвольных пальцев одним поворотом клинка. Как срывают с пояса пустые ножны и снова заставляют опуститься на колени. Это оказалось легко — ноги подогнулись сами. Усилие, чтобы подняться и глянуть вниз, было непомерным. А зрелище — невыносимым. Но чтобы лить слезы, усилия не нужны.
Руки завели за спину, заставив согнуться, суставы вывернули безо всякой жалости. Нейда не чувствовала боли. Во всяком случае, в теле. Телом владела смертельная усталость. Боль гнездилась в сердце — боль потери, одиночества, отчаяния. Сквозь туман слез Нейда видела, как обезоруживают последнего ее товарища. Вот они, трое, стоят в окружении острых сабель, шатаются от слабости, пятнают серо-желтые камни своей кровью. Вперед шагнул предводитель — сарацин в богато украшенной кольчуге, и махнул рукой. Двое схватили ближайшего пленника, резко дернули на колени. Тот подчинился — едва ли понимая уже, что происходит.
Предводитель шагнул вперед, на ходу вытягивая саблю из выложенных золотом ножен. Легкое, небрежное движение, свист острой стали в ставшем неподвижным воздухе. Обреченный едва успел вскрикнуть, как голова отделилась от плеч, а кровь тугой струей брызнула из перерубленной шеи на камни. Тело завалилось вперед, кровавая лужа стремительно разливалась, подобралась к краю хода и тонкой алой струйкой побежала вниз, извиваясь между неровностями стены. Вниз. Туда, где кровь Анджело уже успела потемнеть на мостовой.
Нейда смотрела на дернувшееся пару раз обезглавленное тело. Сглотнула. Будет ли она следующей? Ее по-прежнему держали за плечи, один из сарацин потянул за волосы, заставляя поднять голову — и смотреть. В это мгновение Нейда с мучительной четкостью осознала, что не умрет. Во всяком случае, сейчас. Но еще позавидует тем, чьи головы торжествующе вздевают на пики победители.
Солнце поднялось над Дамаском во всей своей сияющей красе. Где-то за стенами звенели трубы, а шум надвигающегося боя накатывался как волна. Вожди похода решились наступать? Только поздно… Их удар уже никого не спасет. Поздно. Да только разве они хотели спасти хоть кого-то? И когда им было дело до наших жизней…
Кровь залила ход от парапета до обрыва, медленно подбиралась к Нейде, все еще стоявшей на коленях. Она осталась одна. На этот раз уже окончательно. И никто больше не явится освободить от ночного кошмара, не прикоснется с лаской и заботой. Анджело мертв. Она сама привела его на смерть. Привела — и не смогла уберечь.
Нейду грубо дернули на ноги, вынуждая идти. Она повиновалась. Голова кружилась от усталости. Солнце слепило полные слез глаза. Она шла, куда ее тащили, оскальзываясь в крови, едва не падая — но каждый раз ее встряхивали и заставляли идти дальше. Вниз по узкой лестнице — той самой, по которой в предрассветной мгле она вела свою обреченную дюжину, тщетно ища укрытия… Правее лестницы лежали двое мертвецов. Нейда опустила голову, чтобы не видеть. Впрочем, задерживаться ей никто бы и не позволил, так что вели дальше, вдоль стены, мимо десятков воинов в кольчугах и при оружии, которые шли навстречу грядущему штурму.
Пошатываясь от усталости, Нейда брела под бдительным надзором троих конвоиров с обнаженными саблями. Мелькнула короткая удивленная мысль, почему ее не ведут в город. Но она истаяла, когда маленький отряд остановился около небольшого строения — и мальчишка-слуга начал выводить оседланных коней. Долгий путь? Куда… В преисподнюю? Один из сарацинских воинов сел верхом, его товарищи толкнули Нейду вперед и помогли ему втащить ее тело поперек конской шеи. В живот вдавилась высокая, причудливой формы, лука седла. Сознание быстро помутилось. А кони уже затрусили дальше, укрываясь в тени стены от все выше поднимающегося солнца. Тряска изматывала, вскоре перед глазами поплыли темные пятна…
Вынырнуть из пучины на грани обморока Нейда смогла, когда наездники остановились около городских ворот. Обмен короткими фразами — и один из часовых открыл калитку в створке. Пригибаясь, сарацины один за другим выехали за стену. Нейда с усилием приподняла отяжелевшую голову, оглядываясь — за стенами раскинулись однообразные серо-желтые холмы, уходящие на близком горизонте в горные вершины. Здесь не было ухоженных садов, только кое-где виднелись одинокие лачуги с загонами для разбежавшихся после ухода хозяев овец. Снова запустение — все, кто мог, укрылись за стенами Дамаска, когда пришли вести о христианском воинстве. Рыцарям не хватило сил взять город в полную осаду, но ждать нелюбезных гостей с острыми клинками народ все равно побоялся.
Ее увозили от окруженного города, а позади оставались Алира, сэр Ричард, граф, товарищи по оружию, позади осталась стена, на которой принял свой последний бой Анджело. Славный, верный, искренний парень, искавший в чужой земле новую жизнь после генуэзских трущоб, а нашедший любовь — и жестокую смерть. Нейда почти против воли снова и снова видела перед мысленным взором его яркую открытую улыбку, огонь обожания в черных глазах. И это становилось невыносимо, потому что за подобным видением неизменно являлась его смерть. Булыжники, залитые кровью… Последний шаг во имя любви. Любви к ней. Любви, которую она в своей слепоте так отчаянно не хотела принимать.
Стянутые за спиной руки онемели. Сознание уплывало в туманную даль. Лиона… Где нашла свою кончину храбрая верная Лиона? Прикончила ее пустошь и одиночество, обманула тропа, заведя в никуда, или стрела в шею оборвала страдания? Нейда помнила Лиону столько, сколько себя с оружием в руках. День за днем, год за годом. Тренировки, трапеза, арена — и долгие разговоры перед сном, когда надсмотрщики запирали двери, но усталость еще не взяла свое. А вот детство свое Нейда вспомнить так и не смогла. Хотя и пыталась заглянуть еще глубже, прежде школы графа Монта, тренировок, деревянного меча, впервые врученного наставником ей и дюжине других детей, недавно разменявших десяток весен. Среди тех детей были две девочки, одна с короткими неровно обрезанными рыжими волосами, другая — с соломенной, выгоревшей на солнце русой шевелюрой. Нескладные, робкие. Вместе оказалось не так страшно в темноте, не так трудно на тренировке. Монт был добр. И на Рождество они делили между собой сладкие пряники, которыми одаривал своих взрослеющих бойцов граф. Кажется, ничего более вкусного и сладкого прежде есть не доводилось никому из них. Да и до сладостей ли крестьянам, едва сводящим концы с концами… Иначе разве бы продали они в рабство собственных дочерей, чтобы расплатиться с долгами или собрать подати. Продали. И Нейда, как ни вглядывалась в свои воспоминания, не смогла рассмотреть там лица ни матери, ни отца. Алира и Лиона — вот вся ее семья? И Анджело… Которому стать семьей так и не оказалось суждено.
Слезы стекали по лбу вверх, непривычно скользя под волосы. Глаза Нейда уже не открывала. На что смотреть, если мир перевернут, а вокруг только серый камень, песчаная пыль, да бесцветное ослепляющее небо. Темнело? Близился вечер? Или это мутнело в глазах? Нейда не сознавала и не чувствовала себя, теряясь в трясине слабости. Время от времени они останавливались, ее стаскивали с седла, бросали на сухую пыльную землю. Она забывалась, возвращалась к действительности, уже мало осознавая, долго ли и далеко ли ее везут. Солнце сияло то по правую руку, то по левую, а затем ушло за горизонт, оставив только красноватый отсвет в безоблачном небе. И следующая вспышка сознания пришлась на тот момент, когда всадники расседлывали лошадей, готовясь к ночлегу.
Ночь прошла в беспокойной дреме. Усталое тело жаждало отдыха, но веревки слишком сильно впивались в кожу. Боль не давала уснуть. Нейда пыталась ослабить узлы, пыталась дотянуться до них хотя бы кончиками пальцев - но проку от этого оказалось немного. И чем дольше Нейда думала, тем отчетливее понимала, что грядет нечто ужасное. Потому что плен, поспешное бегство из осажденного города и долгая дорога могли означать только одно: она для чего-то нужна этим людям. Они что-то хотят от нее. И значит, они попытаются любой ценой это получить. А ей придется эту цену заплатить.
Нейда не пыталась загадать, что именно нужно ее врагам, но глядя на их черные силуэты на фоне ночного костерка, четко и без тени сомнений твердила себе, что не даст им желаемого. Не позволит торжествовать победу тем, кто отнял жизни сотен ее товарищей, кто проливал их кровь на безжизненную землю Палестины, тем, кто погубил Анджело...
Кажется, в сон она все же провалилась, потому что из забытья ее выдернули руки сарацин, снова тащивших ее в седло. К губам поднесли флягу, дав сделать пару глотков теплой безвкусной воды. Нейда неосознанно подчинилась, ловя себя на мысли, что пить из рук врага унизительно, но кто знает, будет ли еще один шанс.
Конь снова остановился. Прошло, должно быть, не слишком много времени. Или же на грани потери сознания просто так казалось. С седла ее стащили двое. Нейда не сопротивлялась, сберегая силы. Не давая подняться на ноги, пленницу проволокли немного по пыльному двору - девушка мельком успела заметить глинобитный забор, аккуратно уложенные около него вязанки хвороста, несколько корзин... Деревенский дом? Именно в такие они вламывались в садах окрест Дамаска, отыскивая затаившихся врагов, чтоб не дать им ударить себя в спину.
Дверь открылась и закрылась за спиной. Колени зацепились за порог. Внутри было сумрачно. Прикрыв веки, Нейда ждала. Протащив ее несколько шагов, конвоиры разжали хватку и позволили пленнице упасть. Пол был посыпан мелких чистым песком. Бедный дом... В богатых полы выкладывали камнем и устилали коврами. Она видела... Правда, ковры были залиты кровью. Впрочем, скорее всего, и этот песок запятнает кровь.
Подниматься или хотя бы шевелиться Нейда не спешила. Просто лежала и ждала, что будет дальше. Попытки ослабить путы пришлось оставить - пальцы совсем онемели и больше не повиновались. Закрыв глаза, Нейда старалась ни о чем не думать. Так будет меньше страхов.
Заскрипевший под сапогами песок заставил девушку напрячься. Вот уже чьи-то сильные руки вздернули ее на колени, а затем, потянув за волосы, заставили поднять голову. Перед собой Нейда увидела смуглого мужчину с сединой в бороде, в простом плаще с глубоким капюшоном, откинутым сейчас на широкие плечи. В глазах сарацина горело черное пламя, рука лежала на рукояти широкой сабли. Нейда встретилась с ним взглядом, и не подумав уступить. Бой давно проигран, больше не за что сражаться - но отступать все равно нельзя. Потому что слишком высокая цена заплачена за то, чтобы дойти сюда.
Седобородый сарацин заговорил. Короткие фразы, резкий тон - лицо постепенно искажается гримасой ненависти. Нейда только сжала губы и едва-едва, насколько позволяли веревки, пожала плечами. Так даже проще - нельзя ответить на вопросы, которых не понимаешь. Седобородый продолжал говорить. Нейда больше не шелохнулась. Она даже смотреть ему в глаза перестала, остановив взгляд на витиеватой фибуле его плаща. Когда один из конвоиров грубо тряхнул ее за плечи, Нейда только закашлялась. Но вот уже сарацины заговорили между собой. Гораздо быстрее и тише. Нейда не знала ни слова на их варварском наречии. Она украдкой осмотрелась. Маленькая комната казалась пустой, если не считать пары табуретов, да скамьи. Сарацин было трое. Будь она свободна, можно было бы рискнуть и дать им бой. Был бы шанс выбраться. Но за дверью наверняка есть другие, потому что везли ее сюда человек шесть, может, и того больше. Дамаск остался позади... Значит, это не защитники городских стен. Кто же? Простые разбойники, которые лишились всего после прихода воинов Христа, опустошивших дороги и пригород? Или... или это те самые неуловимые убийцы, ассасины, о которых упоминал Ричард и которые потревожили в роковую ночь резиденцию графа Гримстона, ускорив решение ее собственной участи? Кто бы это ни был - им что-то нужно...
Один из конвоиров вышел. Нейду по-прежнему удерживали на коленях. А вскоре конвоир вернулся в сопровождении еще одного сарацина. Тот выглядел совершенно иначе, чем собравшиеся вокруг пленницы воины. Если они казались чем-то схожи манерой быстро и беззвучно двигаться, простотой одеяний, выделяющейся на фоне прекрасного оружия, то вновь прибывший явно был человеком обеспеченным и не скрывал это. Молодой статный сарацин с аккуратной бородкой и кинжалом прекрасной работы за украшенным серебром поясом. Под правой рукой к поясу привешена сабля. Воин. Но не похожий на остальных.
Он остановился перед Нейдой и несколько мгновений пристально рассматривал ее неровно обрезанные волосы, ее пыльную забрызганную кровью кольчугу, а затем очень четко и внятно произнес:
- Тебе придется ответить на наши вопросы.
- Откуда такому, как ты, знать наш язык? - с трудом разлепив спекшиеся губы, хрипло спросила Нейда.
- Я предпочитаю знать своего врага как можно лучше, - он говорил очень правильно, а еще спокойным тоном, без капли злости или гнева.
- К дьяволу тебя с твоими знаниями, - процедила Нейда сквозь зубы. - Я ничего вам не скажу.
- Ты еще не слышала вопросов, а уже отказываешься, - задумчиво протянул собеседник.
Седобородый ассасин что-то быстро прорычал, но молодой негромко ответил - и ассасин замолчал, продолжая пронизывать Нейду взглядом.
- Ты безрассудна, женщина. Ты одна, безоружна и беспомощна. Разве ты не боишься боли и смерти?
- А ты боишься смерти, язычник? - щурясь, усмехнулась Нейда. - Я убила многих, очень многих. И тебя убью, если появится шанс.
- Не появится, - равнодушно пожал плечами сарацин. - Ты можешь рассказать то, что мы хотим услышать, и тогда сохранишь свою жизнь. Или ты можешь молчать - тогда нам придется заставить тебя говорить, и Аллах простит нас за это. Выбор за тобой. Ты все равно заговоришь, так стоит ли страдать?
Нейда скривилась и промолчала. Важно ли, что именно они захотят узнать? Нет. Они враги. Они убили Анджело. Она ничего им не скажет.
Обменявшись парой фраз с конвоирами и седобородым, сарацин вышел. Седобородый схватил Нейду за подбородок и резко запрокинул ее голову назад, шипя ругательства сквозь зубы. Она криво ухмыльнулась. Размашистая пощечина оставила в мыслях гул, но не заставила девушку опустить взгляд. Один из конвоиров начал резать веревку на запястьях. Второй продолжал держать за волосы. Чувствуя, как ослабевают путы на руках, Нейда попыталась шевельнуть пальцами. Едва веревка окончательно поддалась - прежде, чем ассасин за спиной успел сделать следующий шаг, Нейда со всей силы ударила его головой. Удар пришелся куда-то в живот, едва ли ощутимый, но на мгновение, больше от растерянности, чем от боли, хватка на волосах ослабла. Нейда рванулась изо всех сил, раздирая веревку, кожу на запястьях - и высвобождая руки. Не для того, чтобы сбежать. Нейда прекрасна понимала, что бегством в этом краю не спастись. Но ей претила мысль сдаться и покорно ждать своей печальной участи. Думая лишь о том, чтобы дотянуться до кинжала за поясом растерявшегося от неожиданности конвоира, она вскочила. Хотя бы одного успеет прикончить...
Не успела. Второй ассасин молниеносно нанес удар по колену, выводя из равновесия. За оружие он не взялся - боялся смертельно ранить? Нейда скрипнула зубами, падая на пол и перекатываясь в сторону. К ней уже подскочил третий воин. Он не дал ей подняться снова, упав сверху на спину и вжимая лицом в песок. Нейда извернулась, жмурясь от попадающих в глаза песчинок, ударила его кулаком, ободрав костяшки об кольчугу. Сарацин, не обратив внимания на удар, сомкнул пальцы на ее шее и начал душить. Нейда пыталась разжать эти словно из железа сделанные руки, пыталась ударить безжалостного врага, но в глазах темнело. Как она ни напрягала горло, силясь вдохнуть, все оказывалось тщетно. По телу расползалась слабость, в ушах зашумело. Последний раз она ухватилась за стискивающие шею руки, и пальцы разжались. Сознание померкло. Что было потом - Нейда уже не помнила.
Убедившись, что девушка не шевелится, ассасин поднялся и обменялся парой фраз со своими товарищами. Они сноровисто стащили с бесчувственного тела кольчугу, поддоспешник и рубаху, третий пододвинул лавку. Вдвоем сарацины уложили Нейду на лавку и притянули веревками запястья к ножкам, а лодыжки к сидению. После этого один сарацин хлопнул девушку по щеке, приводя в чувства, другой вышел из дома и со двора послышался его зов: "Нарбек!"
Когда Нейда открыла глаза, то увидела над собой узкие неровные доски, мазки светлой глины... долго вспоминать не пришлось. Сознание прояснилось быстро - стоило только попытаться шевельнуть рукой. А затем под чьими-то шагами зашуршал песок и к ней снова обратился тот самый сарацин.
- Это была храбрая, но безрассудная попытка. Ты смелая женщина и достойный противник.
- Тогда развяжи руки и дай мне оружие, - прошипела Нейда, невыносимо остро ощущая свою беспомощность и наготу под его спокойным взглядом.
- Твою судьбу решать не мне. Я лишь голос.
И словно подтверждая его слова, с другой стороны к лавке подошел седобородый ассасин. Нейда видела, как его рука сжималась в кулак и смуглая кожа натягивалась на костяшках. Голос чуть подрагивал, пока он будто сквозь зубы цедил отрывистые фразы.
- Во главе многочисленного вашего отряда стоит человек с изображением волка на щите. Он жесток и коварен как волк. Он причинил много зла нашему народу. Он должен поплатиться, - наконец заговорил Нарбек.
- И что же ты хочешь от меня? - Нейда дернула плечами, помотала головой, пытаясь высвободить прижатые собственным телом волосы. Пальцы еще пока шевелились, но до узлов было не дотянуться.
- Ты расскажешь нам про него все, что знаешь, - на этот раз Нарбек не повторял слов седобородого. Он наклонил голову к плечу, словно внимательнее рассматривая пленницу, и Нейда с невероятной отчетливостью могла видеть тонкую чеканку на рукояти его кинжала. Как хотелось стиснуть эту рукоять в ладони и всадить острую сталь в горло говорившему...
- Не знаю, о ком ты.
Не скажу. Ни слова. Негодяи, подлые убийцы, гореть вам в аду...
К Нарбеку подошел другой ассасин, помоложе. В руке у него болтался узкий ремешок. Прежде, чем Нейда успела понять, что будет дальше, и прижать подбородок к груди, он кинул ремешок ей поперек шеи и, присев прямо на песок, быстро затянул его под лавкой. Полоска кожи туго натянулась, стало трудно сглатывать.
- Ты знаешь. Говори. Говори, пока не наступила боль. Сколько человек его охраняют? Сколько у него оруженосцев? Как меняются караулы в вашем лагере? Говори всё!
- Проваливай к дьяволу с твоими вопросами, может, он тебе подскажет! - голос прозвучал глуше, выговаривать слова удавалось с усилием. А молодой ассасин еще чуть натянул ремешок, вынуждая Нейду прижаться затылком к скамье, чтобы выгадать для шеи еще хоть немного пространства.
- Он будет постепенно затягивать его все туже. Ты будешь задыхаться. Подумай, представь себе, какого это, - Нарбек положил ладонь ей на подбородок и внезапно до боли стиснул пальцы. - Хочешь медленно умирать здесь, словно рыба, вытащенная из воды?
Нейда продолжала шумно втягивать воздух между стиснутыми зубами. Умирать... Анджело уже умер. На ее глазах. Его убили эти люди. Нет, не люди... Эти твари. Убили, погасив для нее последний луч света во мраке безнадежности. Его нет. Лионы нет. Осталась только Алира - и надежда на Адора, что он ее убережет. Только вот самой ей этого уже не увидеть. Умереть здесь? Вот так, беспомощной, хрипящей в ременной петле... пытающейся выторговать себе хоть мгновение жизни и выкладывающей все, что знает? Нет.
Седобородый ударил ее под дых. Нейда задохнулась кашлем, который раздирал перетянутое горло. А он ударил снова. В живот. И снова. Его лицо исказила злоба.
- Отвечай, женщина, - послышался спокойный голос Нарбека. - Тебе придется ответить.
- К черту тебя с твоими вопросами, подлец... - она бы прохрипела что-то еще, но боль, с очередным ударом вгрызшаяся в нутро, заставила поперхнуться словами.
Со двора вернулся третий молодой сарацин и, ни говоря ни слова, подал седому хлыст. Тот взвесил на ладони сплетенную из толстой кожи рукоять и снова перевел взгляд на Нейду, которая, лишенная возможности пошевелиться, только прожигала его ненавидящим взглядом и медленно задыхалась. По лбу в спутанные покрытые пылью волосы стекали одна за другой капли пота.
- Сколько человек охраняют покой вашего вождя? - сквозь шум в ушах снова прорезался голос Нарбека.
Она даже не могла мотнуть головой. Ремешок сильнее уже не затягивали, но дышать и так удавалось с огромным трудом. А потом хлыст свистнул и опустился на ничем не защищенную кожу, прочерчивая набухающую кровью полосу под грудью, вдоль ребер. И сразу вслед за первой вторую, чуть ниже. И третью... Нейда тщетно рванулась, но добилась только вспышки боли, пронзившей вывернутые в неудобное положение плечи. Кричать она, полузадушенная, не могла. Да и пока удавалось сдерживать рвущиеся против воли стоны. Стон - слабость. Она не позволит этим тварями упиваться ее слабостью. Она сильная. Ей хватит мужества. Хватит... чтобы умереть здесь как воину. Презрев врага, пусть он и победил сейчас, и сильнее, и держит ее жизнь в своих руках. Милость, купленная ценой предательства, ей не нужна. И жизнь тоже. Жизни нет. Будущего нет. Есть одиночество. Есть путь, который однажды все равно приведет ее... в руки Филиппа. А рядом не будет ни подруг, ни Анджело, которые могли бы хоть попытаться помочь ей. Хотя - разве может кто-то помочь против всесильного герцога. Он все равно рано или поздно найдет ее. И лучше умереть прежде, чем снова придется взглянуть в его ледяные безжалостные глаза победителя. Потому что шанса отомстить ему за пережитый ужас никогда не представится.
Тело превращалось в кровавое месиво. Кое-где кожа под жалящим хлыстом лопнула, кое-где бугрилась багровыми рубцами. Плечи ныли, запястья, казалось, до крови стерты веревками, в которых Нейда тщетно билась, не в силах совладать с болью. Она хрипела, задыхаясь, когда от удара перехватывало дыхание, а в перетянутое петлей горло почти не проникал воздух. Мутнеющим взглядом она различала застывшего над ней Нарбека, который спокойным тоном медленно и четко раз за разом задавал одни и те же вопросы. Она не могла даже пожелать ему провалиться в преисподнюю. Могла только бессильно ненавидеть его - и истязавшего ее ассасина - и всех безбожников этой проклятой земли.
Когда сознание внезапно померкло, в лицо плеснули воды.
- Неужели ты думаешь, что сможешь молчать бесконечно? Глупая женщина, - в тоне Нарбека почудилось почти искреннее сожаление. - Ты будешь страдать, пока не заговоришь.
- Я... ничего вам не скажу, - с трудом шевеля онемевшими губами, выдохнула Нейда.
- Тогда ты умрешь. А перед этим познаешь боль.
Седой ассасин швырнул хлыст на пол. Взметнулось облачко песчаной пыли. Несколько резких слов - веревки на запястьях разрезали. Руки повисли в бессилии. Когда сняли петлю с горла - Нейда попыталась глубоко вздохнуть и закашлялась. Ее небрежно столкнули со скамьи на пол. Удар при падении отозвался болью по всему телу. Она чуть слышно застонала. Песок впился в иссеченную кожу, прилипая к кровавым разводам. Волосы упали на глаза, мешая смотреть - но смотреть было не на что. Над ней возвышались трое. А видела она только сапоги. Две пары простых, хотя и добротных, третья - из тонкой дорогой кожи. С тиснением... Нейда могла рассмотреть тонкие линии узора. Могла рассмотреть каждую мелочь, каждую черточку. А хотела провалиться в черноту небытия, чтобы не было больше страдания и горечи отчаяния.
Пленницу за волосы потянули вверх, заставляя приподняться. Сил сопротивляться не осталось. Подхватив под руки, ее выволокли во двор. В углу, между стеной дома и оградой, стояла залитая солнцем деревянная клетка. Молодой сарацин втащил Нейду внутрь. Вдвоем было бы не развернуться. Прислонив девушку спиной к решетке, он перешагнул через ее ноги и захлопнул за собой дверцу. Седой щелкнул замком. Нейда с трудом приподняла голову и натолкнулась на его взгляд. Он был исполнен чистой пылающей ненависти. А у нее сил ненавидеть, кажется, уже не осталось. Чуть согнутые ноги упирались в стенку клетки. Ни лечь, ни вытянуться. Нейда бессильно откинулась на шершавые деревянные прутья и закрыла глаза. Она надеялась, что на смену боли придет беспамятство.