Город, раскинувшийся в долине перед глазами воинства Христа, казался огромным. Еще больше, чем Иерусалим. Зеленые сады протянулись до самых крепостных стен, кое-где на солнце поблескивала водная гладь арыков, да виднелись плоские крыши низких домов. Над стенами чуть колыхались многочисленные знамена, но с такого расстояния геральдических знаков на них было не рассмотреть. Белое от жара летнее солнце немилосердно палило с безоблачного неба. Сразу после дня святых Апостолов Петра и Павла войска двинулись через горный хребет, по другую сторону которого раскинулись сарацинские земли. В горах молитвами вождей похода неверные не напали ни разу и пройти узкими тропами между скал удалось почти без потерь — если не считать тех, кто срывался с обрывов. Но таковых оказалось немного. Так что Людовик и Конрад, вспомнившие в Акре о своем союзе, и Балдуин, сумевший там же убедить их встать за интересы его собственного королевства, теперь ощущали совершенную уверенность в своих силах и верили, что Господь наконец положит предел их испытаниями и дарует столь долгожданную победу. Гримстон же давно, почитай, еще в Иерусалиме, встал за плечом короля Иерусалимского и обещал, что его воины до последнего вздоха будут сражаться у стен Дамаска.
Люди спускались в долину сверкающим сталью потоком, никуда не спеша, давая отдых утомленным лошадям, ставя шатры еще засветло. После пыльных негостеприимных гор дамаскские сады казались райскими кущами, в которых отдыхали душа и тело. Давно уже слуха западных воинов не услаждал шелест зеленой листвы. Впрочем, и здесь покой нарушал то и дело звон клинков — Балдуин призвал своих венценосных соратников не щадить неверных, дабы посеять панику за городскими стенами и тем вернее убедить Дамаск открыть ворота. Те, кто не успел укрыться в крепости, снова и снова поили кровью рыцарские мечи, а двери лачуг, построенных из необожженных глиняных кирпичей, безжалостно вышибали, чтобы отыскать врагов, обыскать бедные жилища и выбросить на улицу скарб, никому не нужный после смерти своих владельцев. Потом зазвучали гулкие удары топоров — и деревья, с неимоверным трудом взращенные на скудной палестинской земле, валились в траву, становились добычей вечерних костров, опорами для коновязей и оградой вокруг лагеря…
Со стен города временами летели стрелы, звучали проклятия, но рыцари обращали на это внимание не больше, чем на гудение мух или трескотню цикад. Дозоры разъезжали в виду защитников Дамаска, но на расстояние выстрела не приближались. Короли составляли план осады, рассылали разведчиков к северу и к югу, выискивая место для штурма и наиболее удачного размещения осадных орудий, которые Балдуин велел перевезти через горы и теперь собирался обрушить на обреченный город. Войска готовились и собирались с силами.
Нейда прежде делила палатку с Алирой, но после Никеи подруга проводила все свое время в шатре сэра Ричарда. И Нейда стала ночевать где придется. У костра, под телегой, в палатке с Георгом и другими воинами… Она слишком уставала, чтобы беспокоиться о ночлеге.
Сегодня в лагере было оживленнее обычного. Нейда шла, щурясь от яркого полуденного солнца. Ни ветерка. Знамена безжизненно свисали на древках. Кто-то из встречных рыцарей приветствовал ее жестом, кто-то словом. Нейда клонила голову в ответ, не замедляя шаг. Но тут ей наперерез шагнул Клаус.
— Тебя желает видеть господин граф.
— Здравствуй, Клаус, — Нейда утомленно вздохнула. — Как всегда, немедленно и без возражений?
— Ты посмеешь возражать? — Клаус подобрался, словно волк, учуявший свежую кровь. Волк, которого он носил на гербовой котте своего господина…
— Нет, — смысла спорить Нейда в самом деле не видела. Пусть и пересекши половину Святой земли, она по-прежнему зависела от воли Гримстона. Наемники Филиппа не давали о себе знать с самой Антиохии — но одному богу известно, действительно ли они отстали, или же просто выжидают удобный случай.
Клаус резко развернулся, хлестнув полой плаща по ногам. Нейда направилась следом.
Шатер Артура вместе с шатрами остальных вождей похода образовывал центр лагеря, в котором кипела жизнь. Суетились пажи, громко переговаривались рыцари, звенело оружие, пока его приводили в порядок слуги. Фыркали кони. Так было каждый раз, когда Нейда оказывалась здесь, в сердце войска. Так было в самый первый раз, когда она искала у воинов Креста защиты… Только тогда вместо четырех шатров стоял один. Под волчьим штандартом. В тот вечер, стоя под знаменем со скалящимся волком и наблюдая, как, огрызаются в бессильной злобе и уходят прочь наемники Филиппа, она верила, что под защитой Креста и церкви герцог ее не достанет.
Клаус остановился около поднятого и подвязанного полога. Нейда молча прошла внутрь и огляделась. Артур стоял возле низкого стола, на котором лежал большой лист пергамента. На листе было что-то нарисовано, тут и там явно в определенном порядке разложены цветные камешки. Всматриваться Нейда не стала. Артур поднял голову и, увидев ее, выпрямился.
— Ты не спешила.
— Приказывайте, — негромко, не давая себе тяжело вздохнуть, произнесла Нейда.
— Похвальная покорность, — Гримстон усмехнулся. — Рад, что мы друг друга понимаем. Твои люди хорошо показали себя по пути до священного города. Господу нашему угодны победы.
Нейда безмолвно поклонилась. За время перехода из Антиохии до столицы Иерусалимского королевства ей со своей дюжиной несколько раз приходилось уходить по следам разведывательных сарацинских отрядов, выслеживать их, дожидаясь удобного момента, и налетать внезапным ночным кровавым вихрем. Воины, которых она тренировала, выучились биться ночью, вслепую, в одиночку — и Гримстон по возвращении кивал ей благосклонно. А по войскам расходилась весть, что святые заступники дают небывалую силу тем, кто стоек в вере и не боится во имя ее рисковать жизнью. И что даже женщина, которую Бог изначально сотворил слабой, вершит подвиги во славу веры. Не иначе, как с Его благословенной помощью. А значит, Спаситель по-прежнему благоволит делу похода…
Слушая это, отвечая на приветствия встречных воинов и отчищая меч от засохшей крови, Нейда иногда задумывалась, почему же Гримстон не потребовал подвигов и от Алиры. И понимала, что хотя бы от этого влюбленность Ричарда Адора смогла ее защитить. Может быть, в самом деле Ричард был достаточно уважаем и влиятелен, чтобы оспорить волю графа… Графа — вероятно. Но не герцога. Не Лорана. И Нейда, стиснув зубы, гнала прочь непрошеные мысли и надежды. Артур — это не Филипп. А она — не Алира, чтобы рыцарь ради нее наживал себе врагов. Так было и так будет.

— Однако теперь пришло ваше время снова доказать, что с нами Бог.
Артур жестом указал на карту с камешками.
— Взгляни. Дамаск хорошо укреплен. Стены его высоки и прочны, наши требушеты не смогли пробить ни одной бреши за вчерашний день.
Нейда ограничилась кивком и скользнула взглядом по карте. Какие-то символы, извилистая линия реки, камешки вокруг неровно очерченного пространства, в котором, надо полагать, обозначался город. Она не понимала ни одного знака. Но продолжала смотреть и слушать — ничего другого не оставалось.
— Но Дамаск падет, потому что такова воля Всевышнего. Через два дня штурм. И ты сделаешь так, что наши войска одержат победу.
— Я одна, со мной дюжина человек. Что я могу против полчищ, которые наверняка удерживают стены? — тихо проговорила Нейда.
— Я не жду, что ты возьмешь крепость, — усмехнулся Волк. — Но вы откроете нам туда дорогу. Проберитесь в надвратную башню, убейте часовых и отоприте ворота. Наши люди ворвутся в город, начнут большой штурм — и неверные обречены. Они не выстоят.
— Как можно пробраться в осажденную крепость, если стены так высоки, а гарнизон начеку и ждет беды? — Нейда подняла на Артура взгляд, но уже предчувствовала, что увидит. Спокойствие и непоколебимую беспощадную уверенность в том, что его приказ должен быть выполнен.
— Ты придумаешь. Пойдете ночью, я пошлю людей отвлечь внимание на другой стороне. Подниметесь, перебьете стражу и откроете ворота. Зажжете сигнальный огонь на башне. А дальше — бейтесь во славу Господа нашего Иисуса Христа, — глаза Гримстона блеснули.
Нейда снова посмотрела на карту. Дьявол их разберет, что они там намалевали…
— Когда мы должны это сделать?
— Я уже сказал, — в голосе графа прозвучало раздражение, — после воскресной службы. Через два дня. Господь дарует нам победу в награду за веру и упорство.
Нейда глубоко вздохнула и кивнула. Она не верила. И сомневалась, что ее вера хоть что-то смогла бы изменить. Лиона когда-то верила — но и ее ведь вера не уберегла. Только Нейда понимала, что говорить об этом Артуру нельзя. Нельзя сомневаться. Иначе волчий граф сам усомнится — в том, что ее судьба должна его беспокоить…
— Мои люди будут готовы исполнить ваш приказ — или погибнуть, — проговорила она, выпрямившись и положив ладонь на эфес меча, как подобает верному воину Христа.
— Рад слышать, — Гримстон кивком дал понять, что разговор окончен, и снова вернулся к своей карте. А Нейда тихо направился к выходу. Встретилась взглядом с Клаусом, замершим на часах возле полога шатра.
— Не хочешь ли вместе со мной в адское пекло во славу господина графа? — с мрачной усмешкой спросила Нейда, останавливаясь подле него и кривя губы.
— Да как ты смеешь говорить о нашем господине в подобном тоне! — заскрипел зубами взбешенный юноша. — Я готов умереть по его приказу!
— Полагаю, однажды тебе представится такая возможность…
Ты, может быть, и готов. А вот я нет!..
Однако говорить об этом не имело смысла. Поэтому Нейда миролюбиво махнула Клаусу рукой и зашагала прочь от центра лагеря. Предстояло найти своих людей и рассказать, что их ждет. И придумать, как же, черт возьми, им проникнуть на стены Дамаска и прожить достаточно долго, чтобы добраться до ворот.

— Ты с ума сошла, женщина, — заявил Георг, когда Нейда у вечернего костра рассказала, что собирается с дюжиной своих воинов пробираться в крепость. — Вас положат прежде, чем вы ступите на стену.
— Нет, если мы полезем туда ночью, — перебила его Нейда, пытаясь хотя бы в этом разговоре найти решение или просто подсказку, как быть. — Если луны не будет, нас не увидят. Но луна сейчас убывает. И Волк обещал отвлечь их внимание. Так что шанс есть.
— Да, именно. Есть шанс, что вас прикончат уже наверху.
— Если идти тихо, они не увидят нас, пока мы не окажемся на ходе. А там мои парни справятся. Я их этому учила.
— Учила драться в темноте — допустим. А учила выживать со стрелой в горле?
— Георг! — Нейда повысила голос, один из уже легших спать воинов поднял голову, но девушка успокаивающе махнула рукой и снова заговорила тише.
— Они не будут нас ждать. Я утром доберусь до рубежа и посмотрю, как выглядит эта башня и стены рядом.
— Смотри не смотри — ты не ящерица, чтобы по стенам бегать, — невесело хмыкнул Георг.
— Я и не буду. Поднимемся по лестнице. Они не заметят…
— Совершенно беззвучно подняться не получится. Вас будут ждать. И оттолкнут лестницу, поняв, что творится неладное. Если только… — Георг задумчиво скреб бороду в кулак, — не устраивать никаких нападений для отвлечения внимания в другом месте, не будить их бдительность, а просто чуть-чуть пошуметь внизу. Совсем слегка — так, чтоб не напугать, а только заставить посмотреть, что происходит. И в несколько луков подстрелить всех, кто покажется. Вот тогда и только тогда у вас появится совсем немного времени, чтобы взобраться наверх.
— Уверен?
— Нет, — пожал плечами Георг. — Но это кажется мне наиболее возможным.
— Хорошо, — не стала спорить Нейда. Не то у нее было сейчас положение, чтобы оспаривать или отказываться от советов… — На стене всё будет проще. А когда мы перебьем дозорных, то спустимся и откроем ворота.
— А одного из своих отправите в это время огонь зажигать.
— Конечно. Если у них там найдутся дрова для сигнального костра, — мрачно пробормотала Нейда.
— Что поджечь — всегда найдется, — заметил Георг. — Главное, чтобы повод был.
— Будет, — сквозь зубы процедила Нейда. Подняла с земли флягу, в которой Георг из Иерусалима нес самое приличное вино, которое нашлось в трактире. Отпила и поморщилась.
— Как ты можешь пить эту кислятину.
— Куда мне до твоих изысканных вкусов, — Георг грубо отобрал у нее флягу и сделал хороший глоток.
Нейда скривилась. Изысканные вкусы… о да, к герцогскому столу подавали лучшие французские вина. Но их вкус всегда портила горечь унижения. Постоянного. Неотвратимого. Нейда резко выпрямилась, не давая памяти взять верх над рассудком.
— Пьянствуй дальше в одиночестве. Я валюсь с ног. Слава Богу, сегодня хотя бы в дозор не идти. И надеюсь, завтра тоже.
— Надейся, — усмехнулся Георг. — Надежда умирает последней.
Нейда не стала отвечать, поднялась на ноги и ушла в тень, подальше от догорающего костра. Овчинная шкура, брошенная прямо на землю, заменила постель, плащ снова стал одеялом. В сон девушка погрузилась, едва закрыла глаза.

Ночь выдалась ясная, но безлунная. Над полуразоренными садами плыло благоухание цветов и трав, не затоптанных еще тяжелыми рыцарскими шагами. Полторы дюжины человек, завернувшихся в темные плащи, вышли из спящего лагеря. За их спинами перекликались часовые, впереди чуть в отдалении высилась громада дамаскской цитадели. Над парапетом кое-где трепетало на слабом предутреннем ветерке пламя факелов. Стоял самый глухой час перед рассветом. Час, когда глаза слипаются, а все тело ломит от усталости после долгой стражи. И все мысли только о том, чтобы пришел сменщик и принял пост.

Не доходя ярдов десять до стены, отряд смельчаков остановился. Четверо несли лестницу, у четверых за спинами висели громоздкие арбалеты. У каждого пояс оттягивал меч и кинжал, а на ремне через плечо болтался щит. Нейда подняла взгляд к вершине стены и перекинула щит на руку. Георг шепнул пару слов арбалетчикам и сам начал крутить рычаг, натягивая тетиву. Когда короткие тяжелые болты легли в ложе, Георг тронул Нейду за локоть и та со всей силы ударила по щиту рукоятью меча. Гулкий звук разнесся в ночной тишине и стал замирать, словно звон одинокого колокола. Над парапетом стены показались отсветы факелов. Один, два, три… Отблески огня отражались в островерхих шлемах. Трое подошли к краю стены, желая проверить, откуда такой внезапный шум. Трое упали навзничь, выронив факелы, когда болты, направленные опытными стрелками, пронзили шеи и лица — прямо под шлемами.
Отчаянно надеясь, что на этом участке рядом никого больше нет, Нейда громким шепотом велела ставить лестницу. Как только приказ был выполнен, девушка торопливо полезла вверх, глядя прямо перед собой, на крупные камни, едва различимые в темноте. Напряженный слух не различал ничего, кроме хриплого дыхания поднимающихся следом, да звяканья их кольчуг, не настолько громкого, однако, чтобы поднять тревогу. Георг со своими арбалетчиками уходил назад в лагерь. Готовиться к штурму.
Накануне вечером, когда Нейда явилась по приказу графа Гримстона в последний раз, чтобы снова услышать приказ и пообещать, что ворота будут открыты любой ценой, Балдуин, Конрад и Людовик, в роскошных мягких мантиях, разгоряченные вином, громко спорили в глубине шатра. Нейда не смотрела на королей, но до нее доносились обрывки фраз, пока Артур еще раз повторял, как важно успеть подать сигнал и начать бой до восхода солнца…
— Венценосный брат мой, позволь все же напомнить тебе, что после победы земли Дамаска войдут в пределы моих земель. Так что знамя над цитаделью должно не оставить сомнений у уцелевших еретиков…
— Но позволь перебить тебя, о король. Разве не мои воины добудут победу? Разве не моих воинов больше всего встанет под твою руку в этой битве? По чести, право поднять стяг над поверженной цитаделью должно принадлежать мне…
Нейда тяжело вздохнула. Цитадель еще в руках еретиков, стены неприступны, ворота заперты, а у нее дюжина клинков и безумный план. Но для владык земных важно лишь, чье знамя поднимется к вечеру над разоренным, полыхающим Дамаском.
Перескочив через каменный парапет и тут же вытащив из ножен кинжал, Нейда одернула плащ. Он полностью укрывал кольчугу и ни один блик не должен был выдать врагам, что на стену уже пробрались лазутчики. Ее дюжина шла без шлемов, не покрыв головы даже плотными стегаными шапочками и кольчужными капюшонами, потому что сталь могла блеснуть — как блестели шлемы убитых часовых. Вскоре двенадцать теней одна за другой встали у Нейды за спиной. Надвратная башня темнела по левую руку черной глыбой, только в одном оконце заметно выше стены теплился фонарь.
Они шли крадучись, оглядываясь и прислушиваясь. Город по другую сторону стены спал, лишь кое-где виднелись одинокие огни. В безоблачном небе мерцали звезды. Стояла тишина. Фигуру часового, тяжело опершегося на алебарду, Нейда заметила первой. Махнула остальным, чтобы помедлили, и не таясь подошла к воину. Тот, услыхав шаги, поднял голову и, не пытаясь напасть или поднять тревогу, пробормотал что-то на своем гортанном языке. Вряд ли он понимал, что к нему приближается смерть. Скорее, ругал сменщика за слишком поздний приход. Он не успел понять, как лезвие вонзилось под подбородок. Двое подхватили содрогающееся тело и аккуратно положили у парапета, чтоб не звякнула лишний раз кольчуга. Нейда снова спрятала кинжал под полу плаща.
На стене встретилось еще двое стражников. Оба умерли быстро и беззвучно — уж что-что, а убивать тихо люди Нейды научились. По-прежнему не зажигая огня, отряд торопливо дошел до неширокой лестницы без перил, которая вела к подножью привратного бастиона. К воротам… Прижимаясь к стене, осторожно выискивая ногой каждую следующую ступеньку, один за другим спускались они в темноту ничего не подозревающего города. Где-то там переплетались улочки, мирным сном спали целые семьи, где-то там раскинулась базарная площадь и пронзали небо минареты огромных богато украшенных мечетей. А здесь царили мрак и тишина…
Глаза уже успели привыкнуть к темноте и Нейда, коротко оглянувшись, увидела, как все двенадцать воинов уже стоят рядом. Не забудь отправить одного подать сигнал к атаке… Девушка помянула черта сквозь зубы и коснулась рукава Пьетро, оказавшегося ближе всех.
— Как только откроем ворота — беги наверх и подожги что-нибудь в этой башне. Мы пойдем сразу за тобой и прикроем от неожиданностей. Запомнил? — Нейда понимала, что отправлять парня наверх сейчас уже поздно. Затем она посмотрела на остальных.
— Половина дела сделана. Осталось разобраться с этими проклятыми воротами. За мной.
Они выскользнули из-за выступа контрфорса и увидели ворота. Высокие окованные железом створки, массивный засов, который не под силу поднять и троим. По бокам висели факелы. Под ними темнели силуэты часовых. Нейда, держась в тени, поспешила к ближайшему сарацину — но тут распахнулась дверь в противоположной стене и свет из комнаты озарил площадку. Часовые не спали. Не дремали в ожидании смены. Они были начеку. Сабли сверкнули в то же мгновение. Нейда бросилась вперед, обнажая меч. Из караульного помещения один за другим выбегали люди, без шлемов, но с оружием в руках, и сразу бросались в схватку, не раздумывая и не оглядываясь. Нейда приняла бой так же, без раздумий. Удар, удар, шаг вперед — и пусть первого противника, задетого по руке, прикончит тот, кто следует за ней на расстоянии клинка.
Стражников оказалось больше десятка, но не слишком. С почти равными силами еще можно было выйти победителем из так некстати завязавшегося сражения. Но тут звон стали перекрыл рев трубы, прозвучавшей во стократ громче громового раската. Нейда отчаянно заозиралась, высматривая трубача, чтобы оборвать этот ужасный звук, крушивший все их надежды на внезапность и быстрый точный удар. Но трубивший стоял слишком далеко… Нейда рванула из-за пояса второй кинжал и метнула в сарацина. К несчастью, под свободным одеянием оказалась слишком крепкая кольчуга — лезвие упало, не оставив кровавого пятна на его груди. А откуда-то издали уже откликнулась вторая труба…
Нейда увидела, как один из ее людей выронил меч — в его кольчуге засела стрела. Снова лучники… эти трижды проклятые лучники, бьющие без промаха. Раненый закрылся щитом, его товарищ подскочил ближе, подставил плечо, отразил следующий удар…

— На стену! — закричала Нейда во всю силу своих легких. — На стену!
Она с отчаянной тоской оглянулась на ворота. Победа казалась такой близкой, стоило ведь только пройти эти ярды, пусть и по колено в крови, и отшвырнуть в сторону огромный кусок дерева. Но сделать это, пока жив хоть один из осатанелых язычников, невозможно. Потому что на то, чтобы совладать с воротами, нужно время — а времени больше нет. Нейде казалось, она слышит, как гудит мощеная улица под ногами бегущего к воротам подкрепления.
Достигнув подножья лестницы, ее люди развернулись и попытались отбросить преследователей хоть немного. Сюда, к счастью, не долетали стрелы. Послышался чей-то стон — Нейда не различила, свой или чужой, потому что в нем не осталось слов, а только боль и ярость. Они начали подниматься на стену, ощупью, надеясь не споткнуться. Лестница была узкая, только два человека могли встать плечом к плечу. Но сейчас это оказалось даже на руку.
Кровь уже бежала по нескольким кольчугам. Кого-то достала острая сабля, кого-то — алебарда в умелых жестоких руках. Нейда оставалась пока невредима, но видела, как слабеют удары раненых, и, перекрикивая шум боя, велела им держаться позади сражающихся. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что до конца лестницы осталось всего три ступеньки, но по стене навстречу им уже спешил новый отряд, и факелы трепетали на ветру. Ветер в самом деле потянул с гор. Прохладный, он приятно коснулся разгоряченного боем лица, когда Нейда ступила на стенной ход. Близился рассвет…
Они сгрудились на стене. Чертова дюжина обреченных. Пятеро оставляли с каждым шагом кровавые пятна на камнях и тяжело дышали, опираясь на плечи товарищей. Ощетинившись мечами, отряд медленно пятился к башне, а им навстречу надвигался десяток воинов из надвратной башни, да еще столько же поднявшихся от ворот.
Снова стычка. Внезапная, короткая — несколько сарацин бросились вперед в молчаливой яростной атаке и сумели прикончить одного бойца в первой линии. Нейда то и дело оглядывалась на башню, под сенью которой рассчитывала найти хоть какое-то укрытие, прикрыть тыл, положить передохнуть раненых…
— Нас здесь всех перебьют! — Анджело оказался рядом совершенно неожиданно. Ведь только что она видела его на рубеже. — Надо прорываться к башне над воротами и зажечь сигнал!
— Нельзя, — отчаянно мотнула головой Нейда. — Ворота заперты. Штурмовать не выйдет!
— Зато мы останемся живы, Нейда, ну как ты не понимаешь! Штурм отвлечет их внимание!
— Нет! — рявкнула Нейда. — Мы не можем так поступить!
Лязг клинков, звук падающего тела… Стена уже вся залита кровью, среди полудюжины мертвых еретиков осталось лежать двое ее товарищей, и им было не уже помочь. Небо продолжало медленно светлеть. Из сине-черного оно становилось голубовато-серым, и звезд все меньше… Скоро там, за ширью города покажется огненно-золотой краешек солнечного диска. Он будет подниматься медленно и неотвратимо, пока не
превратится в палящий огненный шар. Скоро…
— Сзади!
Нейда бросила меч за спину прежде, чем оглянулась — и поняла, что это конец. Из башни, к которой она хотела отвести то, что уцелело от ее отряда, им навстречу выступили лучники. Человек пять, да еще четверо со щитами и саблями, чуть впереди. Лучники уже оттягивали тетивы, высматривая в сероватом предрассветном сумраке каждый свою цель.
— Щиты! — хриплым от усталости голосом выкрикнула Нейда, вскидывая руку над головой и быстро пятясь. Вот она ощутила плечо одного товарища, другого, кто-то прижался к спине.
— Мы должны подать сигнал! — почти у самого уха прозвучал голос Анджело.
— Нет, — повторила Нейда. — Мы не можем.
И не успеем…
Стрелы ударились о щиты, кто-то вскрикнул. Враги постепенно подступали все ближе, прижимая остатки отряда к парапету и делая их добычей стрелков, которым нужно было разве что еще чуть больше света, чтобы бить наверняка.
— Нас тут перестреляют, — проворчал Пьетро.
— Нужно навязать ближний бой, — отозвалась Нейда. — Тогда они побоятся попасть в своих. Не обещаю, что так мы уцелеем, но хотя бы не станем легкими мишенями…
Руки ныли от бесконечных ударов, меч казался всё тяжелее. Те, кто остались на ногах, ринулись в атаку, каждый сам выбирая себе противника и уже не думая ни о какой слаженной тактике. В первый миг этого безумия их еще было восемь, затем упал Пьетро, пронзенный насквозь коротким копьем. Следом встретил свой конец еще один ее воин, и еще один… Они умирали у нее перед глазами, захлебываясь кровью, хрипя, до последнего пытаясь достать своих убийц. А небо продолжало светлеть…
На месте упавшего сарацина возник новый противник, массивный, словно вековой дуб на далекой родине… В его руке свистело копье, длинное, тяжелое — Нейда едва ли смогла бы таким нанести хотя бы один удар. А этот великан наступал, вертя им, будто шестом. От первой же атаки, которую Нейда приняла на щит, не успевая уклониться, у нее отнялась левая рука. А за первой тут же обрушилась вторая — и по щиту побежала трещина. Нейда отскочила назад, рискуя поскользнуться, и яростным усилием стряхнула ременные петли. Теперь она стала уязвимее, но сил оставалось слишком мало, чтобы цепляться за бесполезную деревяшку.
Очерчивая перед собой острием линию обороны, Нейда не спускала с противника глаз, но чувствовала, как зрение туманится от усталости. В голове шумело, и этот шум порой перекрывал лязг стали и возгласы раненых и торжествующих победителей. Случайный взгляд на восток — по самому краю неба в самом деле обозначилась золотая полоска. Еще чуть-чуть — и рассветет.
Молниеносный удар, другой, третий, великан наступает, не глядя по сторонам, не глядя под ноги, не спуская с нее черных горящих ненавистью глаз. Встречный рывок, укол, нацеленный под подбородок — но уходящий мимо, потому что копье сбивает меч, а руки слишком ослабели, чтобы изменить направление удара в последнем рывке. Продолжая вращаться в огромной ладони, копье просвистело около лица, а затем тупой конец древка врезался в плечо. Нейда пошатнулась, оскальзываясь на мокрых камнях, и великан, ловя точный момент, толкнул ее своим небольшим круглым щитом, так что окованный сталью край ободрал кожу на подбородке. Удержать равновесие было уже невозможно… Пальцы на эфесе меча не разжались чудом, но удар о камни выбил вздох. Нейда попыталась хотя бы отползти, но великан настиг ее в один шаг и перевернул копье острием вниз. Такой удар не сбить и не парировать, увернуться не осталось ни сил, ни времени…
Нейда не хотела умирать с закрытыми глазами. Она просто не хотела умирать. Но она ничего не смогла сделать, когда великан занес копье для замаха — и когда на него откуда-то сбоку бросился худой темноволосый воин с истертым крестом на плаще. Он был без меча, без щита, он просто налетел на противника, обхватил его руками — и сорвался с края хода, увлекая сарацина за собой. Одно невыносимо долгое мгновение Нейда видела, как они падают. И за это мгновение она успела разглядеть лицо…

— Анджело! — крик невыносимой боли заглушил все звуки сражения. — Анджело!
Она сделала над собой усилие и глянула вниз. У подножья стены темнело расползающееся кровавое пятно. Выжить при падении с такой высоты было невозможно. На что она надеялась, бросая этот прощальный взгляд?.. А солнце своим привычным путем выползло из-за горизонта и раскинуло лучи над встречающим очередной день городом. Эти лучи дотянулись до мертвого юноши без шлема, отразились серебром от его забрызганной кровью посеченной кольчуги — и тепло коснулись лица смертельно усталой девушки, которая прищурилась, закрыла глаза… а из-под ресниц покатились слезы.