Глава 2

Спустя полчаса, перед выходом, мы втроём пили чай в гостиной. Разговор как всегда крутился вокруг моей дальнейшей судьбы. Мать с отцом настаивали, чтобы я, поступив в Чикагский Университет, пошёл по стопам отца, избрав карьеру адвоката. Ничего против этого я не имел, но тема была уже избита, а каждый день выслушивать одно и тоже мне надоело. Обсуждение военных событий, по обыкновению, обходили стороной. Заведи кто-нибудь о них разговор, я тот час бы выразил своё желание вступить в ряды вооружённых сил. Таким образом, на данную тему автоматически накладывалось табу, и её аккуратно избегали.
К Эшборнам мы всё же немного опоздали, но, как оказалось, из-за разыгравшейся непогоды не все гости успели подъехать, поэтому нам не пришлось краснеть за свою непунктуальность.
Компания подобралась немалая и весьма разношёрстная: здесь были и деловые партнёры моего отца, такие же преуспевающие чикагские адвокаты, и их клиенты, весьма состоятельная публика, известные архитекторы, промышленники, люди искусства.
В ожидании ужина все собрались в гостиной. Лёгкий гул голосов нарастал по мере прибытия новых гостей.
Приехал и мой друг Майлз с родными. На лице его застыло вежливое выражение, граничащее со смесью скуки и отвращения. Как и я, он не питал любви к подобным массовым сборищам, называемые, нами за глаза, «пережитками прошлого». Кивнув мне, Майлз поплёлся за родителями, которые устремились к дальнему концу комнаты, заприметив знакомых.
Одними губами он произнёс мне: - Позже, - и я кивнул ему в ответ.
Родители Майлза были людьми не слишком богатыми, но уважаемыми в обществе. Мистер Роберт Парк преподавал социологию в том самом Чикагском университете, куда меня мечтали определить родители. С головой погружённый в науку и в обожающих его студентов, он нередко забывал о собственной семье. Старшие сёстры Майлза выросли самостоятельно, у них у всех уже были свои семьи, а он, как самый младший, до сих пор проживал с родителями, стремительно приближающихся к пенсионному возрасту. Парк, гонявший своих студентов с исследованиями по всему Чикаго, совсем не уделял внимания сыну. А у матери Майлза попросту не осталось сил на его воспитание.
Последними прибыли Дэйлы. Джозеф Дэйл был семейным врачом, наверное, половины присутствующих в доме. Слегка тучный, седовласый, с вечно съезжающими на нос очками, мистер Дэйл не вписывался в моём понимании в классический образ врача. На руке его, словно куль с мукой, повисла жена. Телосложением подстать мужу, Маргарет Дэйл, властная дама в годах: не всегда сдержанная на язык, завоевала славу недалёкой женщины, но всё это было лишь внешней маской. За непривлекательным фасадом, скрывалась амбициозная и изворотливая личность. Мне тем более было непонятно, как эти двое, в чём-то даже отталкивающих людей, произвели на свет существо столь воздушное и изящное, как их дочь.
Аманда Дэйл отличалась редкой красотой. Не в классическом понимании. Складная фигура, тёмные вьющиеся волосы, не желающие лежать спокойно, выразительные черты, словно вырезанные скульптором. На миловидном лице сияли карие глаза. Если глаза зеркало души, то душа у Аманды была нежна и добра.
Казалось, она пробуждает в окружающих мужчинах заботу. Наверное, не мне одному хотелось оберегать её и ограждать от волнений. Мой отец, по долгу службы, нередко пересекался с отцом Аманды, то и дело оказываясь в списке приглашённых к одним и тем же людям. Да и дома наши находились друг от друга достаточно недалеко. Виделись мы не слишком часто, но и этих встреч было достаточно, чтобы я понял, как сильно мне импонирует мисс Дейл.
Я отвернулся. Не хватало ещё того, чтобы Аманда заметила мой пристальный взгляд. Интерес к ней, проявляемый мною, стал мишенью для шуток Майлза, и так поддевающего меня по поводу и без.
Я с тоской посмотрел на рояль, одиноко стоявший в углу. Безумно хотелось покинуть мало интересных мне людей, пробежаться пальцами по знакомым клавишам и погрузится в свой мир.
До приезда в город Армстронга и повсеместной популяризации чикагского стиля оставалось всего несколько лет. Возможно, я и увлёкся бы джазом, но в то время я отдавал предпочтение классике, а потом, в течение нескольких лет, музыка меня мало интересовала.
Любовью к музыке и искусству в целом я был обязан матери. Сколько себя помню, она постоянно «выводила меня в свет»: вдвоём мы посетили немало театров-студий, аналогичных бродвейским, которые открывались в нашем городе повсеместно. Отец часто пропадал на работе, да и не разделял нашей любви к искусству.
Я перевёл взгляд на родителей, разговаривающих с хозяевами вечера. Они стояли рядом, едва соприкасаясь рукавами. Если некоторое время внимательно понаблюдать за ними, то можно заметить, как одинаково они копируют движения друг друга: отец взял мать за руку и положил её ладонь на сгиб своего локтя, накрыв её руку, он осторожно погладил изящный ободок обручального кольца. Всё это время он так и не прервал разговора.
Наконец, всех позвали на ужин. Что подавали, я так и не запомнил. Есть не очень хотелось, я жевал скорее по инерции, не желая обидеть хозяев отсутствием интереса к приготовленной еде. Поддерживать общий разговор не было настроения, и я отделывался короткими репликами в общей беседе.
Мои соседи по столу сообщили, что сестра мистера Эшборна, Летиция, сегодня после ужина устраивала необычное развлечение - гадание. По общему мнению, для серьёзных деловых людей приглашать для развлечения гостей гадалку было крайне не приемлемо. Но среди присутствующих чувствовалось оживление в связи с предстоящим действом.
Моя тётя Пэт, сестра отца, всегда говорила, что Летиция Эшборн питала нездоровое пристрастие к мистицизму. И я, пожалуй, мог с неё согласиться. Летиция в принципе была весьма странной особой. Высокая, худая, с резкими угловатыми чертами лица, в возрасте сорока пяти лет, она так и не была замужем. Наверное, хождение в старых девах откладывает свой отпечаток на подобных женщин. А ещё Летиция утверждала, что их семья якобы имеет отношение к тем самым знатным Эшборнам из Германии, хотя всем было известно, кто был её прадед и каким образом он сколотил своё состояние. Но знакомые вежливо умалчивали о своей осведомлённости насчёт криминального прошлого её предка.
Наконец, по окончанию ужина Рихард Эшборн приглашающим жестом указал на гостиную, переоборудованную за прошедшие полтора часа под гадальный салон. Гости ровным строем устремились к месту начала действа.

***

Я немного задержался в холле, завидев Майлза. Правда поговорить нам так и не дали. Каждый, проходящий мимо человек, считал своим долгом обратиться к нам с сообщением о развлечении в салоне, словно с самого начала вечера об этом не трубили на каждом углу.
Мы были вежливы и не расстраивали никого своей осведомлённостью.
- Представляешь, отец склоняет меня поступать на факультет социологии, а я не желаю идти по его стопам. Ну что может быть скучнее? Сегодня перед выездом мы опять спорили. Мать как всегда молчит и со всем соглашается.
- Майлз, я каждый день участвую в разговорах о своём будущем.
- Ты хотя бы не питаешь такое отвращение к юриспруденции, как я к социологии. Меня раздражает до невозможности это семейная преемственность. Почему наши родные считают, что просто обязаны вырастить и воспитать плеяду социологов, юристов, дантистов…
- Так сложилось исторически, - констатировал я.
- У меня на себя совершенно другие планы. Я не хочу загнивать в Университете ещё как минимум четыре года, - упорствовал мой друг.
- Пойдём лучше посмотрим, что происходит в гостиной, - предложил я, сменив тему.
В затемнённой комнате было довольно душно. Тяжёлые портьеры наглухо зашторены, чадили уже давно никому не нужные свечи, отбрасывая блики на гладко отполированные поверхности столов. Всё для антуража.
За столом разместилась странного вида женщина. На самом деле я представлял себе гадалок немного иначе. Мне казалось, что её одежда, манера поведения, весь внешний облик будет говорить о роде её деятельности. Сейчас же моему взору предстала совершенно обычная с виду женщина: чёрные волосы гладко зачесаны назад и собраны в аккуратный пучок, скромное серое, ничем не примечательное, платье свободно висело по фигуре. Никаких ярких платков, начёсов, огромных золотых колец в ушах и кричащего макияжа. Прозаичная внешность, если не считать горевших, как чёрные угли, глаз под выразительным изгибом бровей.
Миссис Давенпорт, вдова лет сорока пяти, сидела перед ней за столом, на котором пёстрым веером раскинулись потрёпанные временем карты таро.
- Морин, а что ещё видите? – с надеждой спросила вдова.
- Вы полны надежды и ожидания. Ваше терпение оправдается и вам воздастся за проявленное мужество. Вы вскоре встретите человека, мужчину, он возьмёт часть ваших забот на свои плечи.
Гадалка наклонилась к женщине ближе. – Крепитесь, дорогая. Всё свершиться, хоть путь к счастью будет труден для вас.
Далее к гадалке Морин вереницей потянулись, желающие узнать свою судьбу люди. Я усмехнулся. Да, не ожидал я такой прыти от сдержанных деловых людей.
Одному она предсказала удачный исход сделки, другому - пополнение в семействе, третьему - выгодное вложение средств, четвёртому - разрешение семейных проблем.
Наконец, поток страждущих узнать будущее иссяк.
Гадалка откинулась в кресле, медленно перемешивая в руках карты.
- Так что? Есть ещё желающие? – женщина, обвела взглядом всех присутствующих. Глаза её остановились на группе посмеивающейся молодёжи в противоположном углу комнаты. – Может, кто-нибудь из юных дам решится узнать свою судьбу? – затем она перевела взгляд на нас с Майлзом. – или молодых людей? Например, вот вы. Да, молодой человек, я о вас.
Она кивнула мне и улыбнулась. – Уверена, вы сегодня узнаете что-нибудь интересное о своей судьбе.
Я медленно покачал головой. – Неужели вы способы сообщить мне, что-то новое? Мы сами строим свою судьбу. Зачастую, не зная, что случится завтра. Я предпочитаю, не заглядывать так далеко в будущее, как это предлагаете мне вы.
Женщина снова улыбнулась.
- Не всё в этой жизни зависит от нас. Не мы управляем судьбой. Судьба руководит нами и нашими поступками, а иногда она просто проверяет нас на прочность, делая немыслимо крутые повороты.
Юная мисс Дэйл, бросив взгляд из-под полуопущенных ресниц, улыбнулась мне. Я неловко переступил с ноги на ногу. В горле запершило, захотелось откашляться, но я не решался.
Мой друг толкнул меня локтём в бок.
- Смотри, как Аманда смотрит на тебя, - он весело подмигнул. – Что, струсил? – подначивая, прошептал мне на ухо Майлз.
- Ты кого это трусом тут назвал? – я выпрямился и, отодвинув Майлза, сделала шаг к столу. – Хорошо, посмотрим, сможете ли вы сообщить мне что-то новое.
Сев на стул, я придвинулся ближе к столу. В опытных руках гадалки замелькали карты, падающие на стол ровными рядами. Я разглядывал причудливые картинки. Вот висельник, солнце, Юпитер, башня…
Их значения я плохо знал, ибо никогда не интересовался подобными развлечениями. Хотя мама рассказывала, что коротать вечера за гаданием было модно в пору её юности.
Женщина нахмурилась, изучая получившийся расклад. А я приготовился слушать стандартную заготовленную речь.
- Весьма интересно. Вероятнее всего, бедный юноша, вас скоро начнёт преследовать череда неудач. Болезнь, хм… смерть… хм, нет… смертельная болезнь. Вы знаете, ваше будущее весьма туманно. Почему-то карты не могут дать определённый ответ, что вас ожидает.
Я впился взглядом в гадалку. Да, болезни и несчастья вовсе не были тем, что я ожидал услышать. Военные подвиги, достижения, возможно, даже в учёбе, но к предсказанным неудачам я не был готов.
Внезапно, лицо её просветлело.
- Определённо, я вижу вторую половинку вашей души, - она указала на карту. Я всмотрелся в рисунок, который ни о чём мне не говорил.
- Это девушка. С прекрасными тёмными волосами. Влюблённый взгляд её карих глаз будет прикован лишь к тебе. Ваши отношения с ней будет сложно назвать лёгкими. Не всё так просто. Тут и сомнения, и неверие, и даже, - Морин переложила пару карт, - расставание на неопределённое время. Но вы, как две половинки одного, не сможете долго быть друг без друга. Судьба всё равно сведёт вас вместе. Она и твоё счастье, и твоё проклятие.
- Я знаю её?
Женщина развела руками. - Этого я не вижу. Возможно, знаешь, возможно, вам ещё предстоит встретить друг друга.
Под полученное описание, весьма точно подходила Аманда. Я обвёл глазами комнату, но не нашёл её тонкой фигуры. Ритм сердца слегка ускорился. Неужели детские мечты, не останутся всего лишь мечтами. А может, нам действительно суждено быть вместе. Расставание? Неужели я и, правда, отправлюсь на войну и, после обрету утешение и счастье в объятьях, ожидающей моего возвращения Аманды. Ну да, смертельная болезнь! Наверняка, сложное ранение, почти летальное. Голова слегка кружилась.
Я различал посторонние звуки вокруг: тихие разговоры людей, отдельные громкие реплики особо эмоциональных дам, шум дождя за окном и хохот Майлза, всё ещё стоявшего в том же углу, где я его оставил.
- Спасибо, - сквозь зубы процедил я, не отводя глаз от Майлза. Затем поднялся и направился к нему.
- Как содержательно, - вновь расхохотался мой друг. – Узнал много нового, как посмотрю.
- Помолчи. Может быть, тебе тоже стоило узнать свою судьбу? Почему же не решился? Возможно, твои метания между университетом и армией были бы в раз развеяны?
- Предпочитаю получать сюрпризы от жизни.
Я бросил уничтожающий взгляд на друга и, отвернувшись, направился к выходу.