Глава 32. Кембервелл
Впервые я взяла в руки кисть, едва мне исполнилось два года. Первый акварельный набор и альбом для рисования мне подарил Джейк. Тогда я измазала в краску все, что было под рукой, но чистый лист превратился в набор улыбающихся лиц с торчащими в стороны волосами и непропорционально худыми туловищами в цветных одеждах. На рисунке была я и Джейк в самом центре, мама и папа рядышком, и еще Розали с Эмметом, Элис с Джаспером и Карлайл с Эсми. За этим «шедевром» последовала целая серия однотипных творческих исканий – на рисунках члены моей семьи лишь менялись друг с другом местами, и иногда переодевалась. Вскоре я устала от человечков и стала рисовать домики, деревья, облака, птичек и зайчиков, бабочек и рыбок. Чуть позже в моем альбоме появились сюжеты из прочитанных книг и просмотренных фильмов, еще позже – нетронутая человеком природа из зарисовок Animal Planet.
Леса и холмы Форкса, подернутые пеленой дождя и тумана, впервые ожили в моих рисунках по просьбе папы… Мы тогда как раз планировали переезд на Аляску, и Эдвард сказал, что будет хорошо, если мы увезем с собой не только воспоминания и фотографии, но и мои художества на тему этого места. Может быть, я была чересчур возбуждена, расстроена и застигнута врасплох предстоящими переменами в моей жизни ( еще бы, мне предстояло не только сменить место проживания, но и уехать от Джейка, который оставался в Ла-Пуше, чтобы приглядывать за Билли), но три «форксовских» рисунка вылились в нечто, что заставило моих родных буквально застыть в изумлении, когда я представила им свои творения, а папу гордо улыбнуться и сказать, что его «дочь станет величайшим художником современности». Тогда, пунцовая от похвалы, я впервые подумала о том, чтобы связать свою жизнь с рисованием.
Как-то, уже на Аляске, разглядывая мой очередной набросок, Роуз сказала, что она разгадала мой секрет. Видя мой недоумевающий взгляд, она потрепала меня по щеке и объяснила, что в моих рисунках видна душа – так моя душа стала всеобщим достоянием, потому что с тех пор я рисовала чаще, больше и, без ложной скромности, лучше и лучше.
Если абстрагироваться от времени, прошедшего после моего знакомства с Дэниэлом, то я с трудом смогу вспомнить хотя бы день из своей жизни, не затронутый эскизами, набросками, карандашами и красками. Я рисовала всегда: на салфетках, на тетрадках, на корешках книжек. Я рисовала везде: дома, на прогулке, в дороге. Я рисовала, когда была грустна и довольна, когда была обижена и счастлива. Я рисовала что угодно, но лучше всего мне удавались пейзажи. Правда, мой преподаватель в колледже как-то заметил, что у меня неплохо выходят и портреты, но все же, рисовать лица мне было куда сложнее, чем природу.
Серия работ, которые я начала в Бразилии, была мрачной и темной. Словно выплескивая из себя месяцы отчаяния, на своих холстах я изображала бешеную пучину океана, низкие клубистые облака, предвещающие ураган, и зигзагообразные росчерки молний. Людей я избегала, но их незримое присутствие ощущалось на каждой картине – разбитая лодка, как призрак разбившихся надежд, изорванные в клочья паруса, как растерзанное сердце, поржавевшие жестянки, как выброшенные на помойку чувства…
Рисуя эту опустошительную борьбу стихии с землей, я испытывала непередаваемое ощущение наполняющего меня умиротворения. Чем темнее были краски – тем легче мне писалось, чем трагичнее выходил сюжет – тем спокойнее мне спалось. Вообще, я спала мало, но очень крепко. Просыпалась на рассвете и тут же садилась за мольберт, рисуя то, что плясало в моих снах за мгновения до этого…
На острове Эсми для меня настало то время, когда рисование стало центром жизни. Вновь. Но только сильнее, чем раньше. Может быть потому, что за время вынужденного отчуждения от своей творческой мечты я соскучилась, а может быть потому, что новый печальный опыт открыл во мне скрытые ресурсы. Но как бы то ни было, идеи так и кишели в моей голове, и я стала рисовать как одержимая.
Рисование и стойкая уверенность в том, что в Лондоне у меня еще есть будущее, были признаком того, что у меня снова появились силы взглянуть в лицо пугающему миру. Жить среди людей. И своим возвращением раньше намеченного времени и звонком в деканат колледжа, я дала понять это всем вокруг.
С острова Эсми в Лондон я привезла с собой две практически законченные картины и шесть набросков. Они были бережно упакованы в кожаные чехлы, и, наверное, именно из-за этого нам пришлось провести кучу времени на таможне, убеждая служащих, что мы не вывозим из Бразилии нечто ценное, что нам не принадлежит. Это вызвало у меня улыбку, но строгие лица таможенников, внимательно изучающих мои работы, ясно дали понять, что эти люди совсем не настроены шутить. К счастью, мои «ценности» все же были пропущены, а папа, подмигнув мне, сказал, что на месте таможенников он ни за что бы не позволил вывести из страны то чудо, которое я создала на ее земле. Потом, уже в Хитроу, с картинами произошла еще одна забавная история: когда Эммет грузил их в машину, Элис вполне серьезно прикрикнула на него, что бы он был осторожнее, так как мы привезли с собой «достояние человечества». Конечно, все эти разговоры были лишь шуткой – мне было понятно, что родные просто вне себя от счастья, что я вернулась к своему любимому занятию.
Так как с каникул мы вернулись позже всех, уже в первый же вечер за большим торжественным ужином собралась вся семья. Я сильно нервничала. Нервничала, потому что точно знала, что сегодня я должна по-настоящему попросить прощения у всех. Эдвард правда говорил мне уже много раз, что я никому ничего не «должна», но на этот счет у меня было свое мнение. Я «должна» была извиниться перед своими близкими. Это нужно было не столько им, сколько мне самой. Я ведь столько всего наворотила за последнее время, что признание моей неправоты просто обязано было быть таким… Таким более или менее публичным, что ли.
Я уже решила для себя, что пришло время говорить. Но ЧТО говорить, я пока не совсем представляла. И нервничала именно поэтому, а не из-за уязвленного чувства собственной всезначимости, как многие могли бы подумать.
Но, к счастью, нервничала я напрасно.
Слова как-то нашлись сами собой, едва я спустилась из своей комнаты в общий зал, где вся семья уже была в сборе. Пытаясь унять дрожь в голосе, я на одном дыхании выпалила все, что действительно думала в тот момент: что они спасли меня во многих смыслах, что их самоотверженность и любовь это нечто невероятное, что неизвестно за какие такие заслуги мне было позволено родится в их семье – потому что она, определенно, самая лучшая из тех, что есть на всем белом свете.
И когда я увидела их обращенные ко мне ласковые понимающие взгляды, их трогательно-прекрасные лица, их радость от моего возвращения, я вдруг без всяких усилий опять заулыбалась. Это была теплая и естественная улыбка, какой у меня не было уже очень давно. И когда меня обняла Элис, а следом за ней Роуз, все такая же немного потерянная и поразительно хрупкая, когда Карлайл поцеловал меня в лоб, когда Эсми взъерошила мои волосы и когда заулыбались мама и папа, а Эммет отпустил шутку о том, что на экран вернулся всеми любимый сериал «Каллены тоже плачут», я поняла, что все еще может быть хорошо. По-настоящему хорошо. И от осознания этого, мое сердце запело, наполнившись радостью и теплотой.

На следующий же день я пошла в колледж, чтобы разузнать о возможности пересдачи экзаменов и восстановлении на своем курсе. Эдвард предлагал пойти со мной, но я отказалась. Разрешила только довезти меня на машине до административного здания Кембервелла, но дальше пошла сама. Не знаю даже почему, но мне было важно уладить это все самостоятельно.
Так как лето было в разгаре и до конца каникул оставалось еще три недели, коридоры корпуса были пусты. По сравнению с жаркой улицей начала августа, внутри здания было прохладно. Верхний свет был выключен (в нем сейчас не было надобности) и лучи солнца проникали в коридор только через два огромных окна в начале и конце коридора.
У меня заныло сердце, едва я вошла внутрь. С колледжем было связано столько прекрасных минут в моей жизни, что я просто недоумевала, как я могла даже подумать о том, чтобы закрыть для себя путь в это место. Занятия, шумные студенческие вечеринки, спектакли, друзья… Я не должна от этого отказываться! Боже, конечно не должна!
Я свернула в одно из ответвлений коридора и быстро пошла в канцелярию. К моему немалому огорчению, я не застала там ни декана, ни даже кого-либо из преподавателей. Только молодая девушка-секретарь вопросительно посмотрела на меня, когда я вошла.
- Чем могу вам помочь? - спросила она.
- Здравствуйте. Я… Я хотела узнать, когда я могу пересдать экзамены, - я запнулась, а потом постаралась объяснить. – Дело в том, что я болела и не смогла закончить курс. Вот справка, - я протянула девушке справку, которую дал мне утром Карлайл.
Она быстро пробежала глазами по листку и подняла на меня глаза.
- Что ж, Ренесми Каллен, тебе нужно написать заявление на пересдачу. И вот еще заполни это, - она подала мне стопку листов. – А я проверю, все ли в порядке с твоими документами.
Когда я закончила с бумагами для восстановления, секретарша подала мне лист с расписанием.
- У тебя осталось всего полторы недели до первого экзамена, - сказала она.
- Я справлюсь, - прошептала я.
- Удачи.
Сжимая в руке лист с расписанием, я вышла из секретарской, тихонько прикрыв за собой дверь. Несколько секунд я стояла в неподвижности, на губах играла легкая улыбка.
Все в конце концов решается…
Несколько недель назад я готова была попрощаться со всем, что было мне дорого, а теперь я снова полна сил и надежды, а жажда деятельности плещется внутри меня, побуждая идти только вперед, больше не оглядываясь на печальное прошлое. Если бы не родители, я, скорее всего, просто бы исчезла и уже никогда не рисовала, не возвращалась в колледж, не пыталась наладить отношения с друзьями…
Все-таки, я стольким им обязана! Белла и Эдвард буквально вытащили меня из пропасти, когда, казалось, уже нет никакого шанса на спасение.
Я снова посмотрела на сжатое в руке расписание. Конечно, мне нужно как следует подготовиться. Шутка ли – шесть экзаменов! Но у меня было стойкая уверенность в том, что сейчас мне все по плечу. Я улыбнулась еще радостнее.
Да. Все, в конце концов, решается. Все проходит. И за темной ночью всегда наступает рассвет.
Напевая себе под нос, я сделала пару шагов, и тут же остановилась как вкопанная. Улыбка медленно сползла с моего лица.
В коридоре было так же пустынно, как и раньше. Ни яркого света, ни единого звука, ни шороха, но мне вдруг показалось, что в одно мгновение вокруг стало холоднее.
Сердце откликнулось на мою интуицию ускоренным бегом сердца. Мурашки побежали по коже. Я настороженно огляделась, но естественно никого не увидела.
Ну и дура же ты, Ренесми!, - произнесла я про себя. - Это просто мандраж. Мандраж оттого, что ты все-таки справилась со своими страхами и готова снова бороться за свою мечту.
Я нерешительно переминалась с ноги на ногу.
Ну, иди же, подбодрила я себя.
Твердо решив не поддаваться панике, я как можно спокойнее направилась вперед. Прислушиваясь к тишине, будто ожидая какого-то скрипа или шороха, но ничего не происходило.
Это всего лишь нервы. Расшалившееся воображение, уговаривала я себя. Бояться абсолютно нечего.
Но едва я чуть-чуть успокоилась и сделала несколько шагов по коридору, как уже другие, чужие тихие неторопливые шаги отозвались глухим эхом в пустом коридоре, заставив меня замереть от дурного предчувствия. И пока я стояла, будто заледеневшая статуя, хозяин мерной поступи был уже где-то совсем рядом, принося с собой холод…
Волоски на моих руках встали дыбом. Я попыталась сглотнуть, но обнаружила, что рот у меня совсем пересох. Я буквально онемела, не в силах ни закричать, ни позвать на помощь…
Кто же здесь, черт возьми?
А шаги раздавались уже совсем рядом, где-то за моей спиной. И они были такими легкими, такими грациозными, что у меня не оставалось ни малейшего сомнения в том, кому они могут принадлежать…
Боже, только не это! Не можешь, не можешь ты допустить этого! Ты же знаешь, больше мне этого не перенести. Конструкция еще слишком хрупка, чтобы пытаться проверять ее на прочность новой встречей…
Словно какой-то рычаг внутри меня вдруг сместился, и, сделав судорожный вдох, я бросилась бежать к выходу. Осознание того, что солнечная улица может стать моим спасением, гнало меня вперед, что есть мочи.
Быстро достигнув главного холла, я завернула за угол, и вдруг буквально врезалась во что-то …
В кого-то
Испуганный крик замер на моих губах. Глаза непроизвольно скользнули вверх…
Господибожемой, произнеслось в моей голове скороговоркой.
- Ренесми? – удивленно воскликнул Натаниэль, поддерживая меня за плечи. – Ты не ушиблась? Что ты здесь делаешь?
- Я… Я…
- Ты в порядке?
- Боже, да! – я ошарашено улыбнулась. Тут же внутри все расслабилось. Паника улетучилась. Холод отступил. - Здравствуйте!
- Здравствуй, - тепло сказал Натаниэль.
- Простите, что я так налетела на вас, - пробормотала я, сочиняя на ходу историю. – Я просто спешу, меня ждут на улице, вот я и бежала…
- ОК, - произнес учитель, слегка растягивая слова.
Я слегка покраснела, видя, с каким интересом он смотрит на меня. Я все еще не забыла, что в прошлом году он написал мне почти-любовное-письмо
- Я пришла за расписанием пересдач, - прервала я неловкое молчание и показала листок, зажатый у меня в руке. – Надеюсь вернуться в сентябре в свой класс.
- Это хорошо. Было бы ужасно печально потерять такую талантливую ученицу.
Я улыбнулась.
- Спасибо.
- Как ты себя чувствуешь? – между тем спросил Натаниэль. - Выздоровела? Никто толком и не знает, что с тобой случилось.
- Все уже в порядке. Я принесла справку, - пробормотала я, избегая прямого ответа на вопрос о моем так называемом заболевании, из-за которого я пропустила несколько месяцев учебы.
- Я рад это слышать, - преподаватель улыбнулся, внимательно разглядывая меня. – Что тебе нужно сдать?
Я посмотрела на расписание.
- Академический рисунок, Историю античности, Мировую художественную культуру, Специальный рисунок и композицию, Введение в живопись и Основы цветоведения.
- Серьезный список, - усмехнулся он, а потом добавил: - Как следует подготовься к моему предмету. При всей своей симпатии к тебе, можешь не сомневаться, что я спрошу с тебя по полной.
Я улыбнулась, откликнувшись на беззлобное поддразнивание Натаниэля.
- Есть, сэр. Я не сомкну глаз, пока вся теория Академического рисунка не будет отскакивать от зубов.
- Отлично.
- Я… Мне в общем-то на самом деле пора, - пробормотала я.
- Конечно, иди, - Натаниэль сделал шаг в сторону, словно давая мне дорогу. – Надеюсь, скоро увижу тебя на экзамене.
- Можете не сомневаться, - ответила я, и направилась к выходу.

Что со мной?
Этот вопрос я задавала себе снова и снова, сидя на лавочке в парке, недалеко от колледжа, дожидаясь, пока Белла заберет меня. Еще утром мы договорились, что после того, как я улажу дела в Кембервелле, мы поедем в один магазин на окраине за особой палитрой красок для того, чтобы я могла закончить пейзажи, начатые в Бразилии. Но сейчас мои мысли были так далеко от картин и красок, как Арктика от Антарктики…
Что со мной?
Больное воображение?
Подсознательный страх?
Или там действительно кто-то был?
Если мне все показалось, значит ли это, что я еще не совсем пришла в себя? Значит ли это, что мне стоит возобновить сеансы у доктора Ли? Значит ли это, что с колледжем, возможно, нужно подождать?
Если же Он действительно был там, что ему снова нужно от меня? Боже, зачем он снова появился? Что я еще должна вынести, чтобы Он оставил меня в покое?
Мое состояние в тот момент было схожим с тем, что я испытала на острове, когда думала, что Он прислал мне смс.
Паника. Дикий страх. Желание спрятаться.
Когда приехала Белла, я испытала сильнейшую нужду рассказать ей о случившемся… Или не случившемся. Но я этого не сделала. Мама осторожно спросила меня, все ли в порядке, но я отшутилась тем, что волнуюсь насчет предстоящих экзаменов. Не думаю, что она мне поверила, но, к счастью, настаивать не стала.
В принципе, я понимала, что утаивание – это не совсем правильная позиция. Особенно в моем случае. Но снова вывалить на родителей груз своих переживаний, без уверенности в том, что на самом деле происходит со мной и вокруг меня, я пока не могла. Я решила, что если нечто подобное повторится еще раз – значит, дело плохо. И тогда я обязательно расскажу обо всем родителям. Но пока же, я предпочла выкинуть все это из головы и сосредоточится на экзаменах. К счастью, под непроницаемым щитом Беллы, я была в безопасности не только от воздействия нежелательных влияний, но и от дара Эдварда…