Летом перед выпускным классом средней школы я отправилась в Нью-Йорк и снялась в непрофсоюзном фильме «Лагерь». Это была во многом уникальная картина. Люди либо никогда не слышали о ней, либо хотели сказать мне, что она изменил их жизнь, независимо от того, насколько отличались обстоятельства.
«Лагерь» был написан и режиссирован Тоддом Граффом и основывался на его личном опыте в «Стэйдждор Мэнор», (бес)славном детском театральном лагере в пригороде Нью-Йорка. Лагерь известен тем, что ставит сомнительные спектакли с участием своих юных воспитанников. Представьте «Стеклянный зверинец» с актёрским составом из малолетних детей. Не слишком уместный материал для фильма.
Из-за того, что лента наполнена песнями и танцами, месячный период репетиций был запланирован на Манхэттене. Некоторым из нас негде было остановиться, так что независимая продюсерская компания «Киллер Филмс» нашла жильё по низкой цене, чтобы разместить своих приезжих актёров. Я, например, жила в чуланчике небольшой квартирки в пригороде, которую делили три студента института кинематографии. Не волнуйтесь, студенты были очень милы, да и чуланчик почти пуст.
Я ни на что не жаловалась. Было лето, мне - шестнадцать, приходилось утром ехать на метро на работу и весь день разучивать музыку и хореографию из фильма. Я чувствовала себя такой взрослой.
К концу репетиций наш хореограф, легенда Бродвея Джерри Митчелл, остановил нас для напутственной речи. Он сказал, что независимо от того, нравится нам или нет, этот фильм останется навсегда, и то, что мы в него вложим в следующие месяцы, в отличие от театра, будет существовать ещё долго после нашей смерти. Это было супер-мрачно и, наверное, должно было отпугнуть меня от съёмок навечно.
Что могу сказать? Я жила в чуланчике, на меня орали на танцевальных репетициях – если я не жила мечтой, то не знаю, кто в таком случае жил.
Странно, но мой восторг происходил не от того, что я вот-вот приступлю к съёмкам в своём первом фильме. Думаю, если честно, не похоже было, что мы снимаем настоящий фильм. В настоящих картинах снимаются известные актёры вроде Тома Хэнкса или немецкой леди из «Остина Пауэрса» (стандарты у меня были противоречивые). А в фильмах о подростках снимаются великолепные, безупречные двадцатипятилетние актёры, и сюжеты в них вертятся вокруг летних влюблённостей, а не походов на выпускной бал в женской одежде и того, как тебе зад надерут.
Я не намекаю, что не верила в то, что мы делали, просто не могла представить мир, в котором кто-нибудь, кроме съёмочного состава, когда-нибудь увидит это.
Моей большой проблемой была Фритци, странная девочка с сальными волосами и ужасной одеждой, оказавшаяся героиней, которую я играла. Фритци – лагерный лузер, и она одержима (а, может, даже и влюблена в) Джилл, горячей, популярной девушкой в лагере.
Сегодня я была бы рада сыграть такого извращённого персонажика. Но в то время мне хотелось нанести макияж и сделать причёску, как все остальные девушки актёрского состава. Хотелось преуменьшить двусмысленность сексуального характера в (очень невзаимном) интересе Фритци к Джилл. Мне нужно было вернуться в школу после завершения съёмок и так сильно хотелось быть в фильме горячей девушкой, а не девчонкой, которая руками стирает нижнее бельё горячей красотки.
Та сцена была единственной, что мы сняли на Манхэттене, и, закончив, загрузились в фургоны и поехали в пустой лагерь в Катскилл, тот самый настоящий «Стэйдждор Мэнор», где отсняли остальные сцены фильма. В интервью многие актёры говорят, что съёмки фильма похожи на «лагерь с ночёвкой». Они даже не представляют.
Там не было ни телефона, ни телевизора, ни интернета, и никакой сотовой связи. Если ты не работал в какой-то день (или неделю) – очень жаль. Ни у кого не было машины, так что ты не мог уехать. Нам платили 75$ в день, когда мы работали, и только в те дни, когда работали.
Мы проводили выходные дни, слоняясь по лагерю в поисках тех, кто тоже хотел погулять.
Тогда я была ближе всего к тому, чтобы иметь шайку соседей-друзей, как показывали в фильмах 90-х о взрослении в 70-х, которые я смотрела. Наш возраст варьировался от 12 до 25 лет, интересы – от музыкального театра до музыки. Или театра. Пение стало настолько привычным, что когда вернулась домой, мне понадобилось несколько недель, чтобы перестать разбавлять разговоры напевками.
Я снялась в своей первой настоящей сцене примерно через неделю после приезда. Тем утром я облачилась в свою ужасную одежду, женщина намазала мои вьющиеся волосы приличным количеством мужской помады для волос, и я отправилась на съёмочную площадку (читай: я три минуты шла к другой части лагеря).
Мы провели последние репетиции в декорациях спальни Джилл. Кто-то крикнул: «Последний просмотр!». Это значит, что три человека входят в комнату и тыкают в меня: костюмер опускает мои рукава до запястий, парикмахер добавляет жирности волосам, а визажист осматривает, чтобы убедиться, что я снова тайное намазала блеск для губ.
Этот новый ритуал нанесения последних штрихов научил меня, что актёры могут стать некиношно уродливыми в любой момент, и должны оказаться прекрасными за десять минут. Поначалу это было похоже на баловство, но очень скоро стало стандартной процедурой, по которой я отмеряла, насколько неуверенной в себе должна чувствовать себя в тот день.
Как только Джилл накрасили, причесали и поправили, а меня, ну… напомадили, мы встали на наши начальные отметки в ожидании команды – «Мотор». Отыграли сцену, которая на самом деле была просто разговором, и в итоге услышали голос Тодда из соседней комнаты: «Снято».
Вот и она – моя первая съёмочная сцена в фильме. Это могло бы свести меня с ума, если бы не было таким… обыкновенным. До этого я выступала только перед зрителями. Зрители дают тебе энергию, их присутствие наполняет комнату неким электричеством, которое говорит тебе: вот оно, это происходит! Такая «аудитория» на съёмочной площадке состоит из твоего режиссёра и вечно скучающей съёмочной группы. Съёмки фильма ощущаются именно как не съёмка.
Я полюбила съёмочные площадки и увидела положительную сторону в неброской окружающей обстановке, но то, что ты можешь закончить сцену и не знать, как она отыграна, до сих пор нервирует. Пока снимаешься, ты полагаешься на режиссёра, который скажет тебе, всё ли хорошо, и приходится верить, что он или она правы. С моими любимыми режиссёрами, по крайней мере, четырежды за съёмку я подумаю: Это ужасная идея, давай сделаем это.
Сольным номером Фритци был «Дамы, которые обедают» из мюзикла «Компания». Это крайне неподходящая песня для девочки-подростка, и даже более экстравагантна в исполнении девочки с телом двенадцатилетней. Эта пикантная ситуация возникает в фильме потому, что Фритци отравила Джилл (после того, как та её отвергла) и украла её роль в середине выступления. Она даже поёт песню о тоске женщины среднего возраста и разочарованности буржуазией, окружающей её привилегированную манхэттенскую жизнь 1970-х. Ну, конечно.
Когда мы закончили снимать этот номер, должны были отснять сцену с Джилл, наблюдающей за мной из-за кулис в ярости и всё ещё блюющую, но Тодд сказал, что вырежет её. Он прошептал мне: «Тебе не избежать молнии в бутылке*». Я никогда раньше не слышала такого выражения, но поняла – это значит, что я хорошо справилась.
Мама приехала за мной в последний день съёмок. Я рыдала так сильно и долго, что она остановила машину, решив, что мне понадобится медицинская помощь.
Я больше никогда с тех пор не плакала после окончания съёмок. Но в тот момент не могла смириться с тем фактом, что никогда больше не вернусь туда, никогда снова не буду с теми людьми. Сейчас я воспринимаю «пришёл-ушёл», как часть прекрасного в том, что я делаю. И опять же, с тех пор я не застревала в лагере на два месяца с двадцатью людьми и отсутствием техники.
Актриса – автор мемуаров «Маленькое задиристое ничто». Это отредактированный отрывок из книги.
*Ориг. lightning in a bottle – идиома, означающая колоссальный, мгновенный успех (кратковременный).
Перевод выполнен Найк специально для сайта www.twilightrussia.ru и группы http://vk.com/twilightrussiavk. При копировании материала обязательно укажите активную ссылку на сайт, группу и автора перевода.
NY Times: Анна Кендрик: Мой первый фильм (в 16 лет)
|