Второе февраля, суббота – 21:46 – 2008 год – Белла.

— Как тебя зовут? Пожалуйста, скажи мне, – умолял он, и я не смогла промолчать, даже если бы сильно захотела.

— Белла, – тихо прошептала я, и он улыбнулся.

— Белла, – повторил он, его голос звучал задумчиво. Больше он ничего не добавил. А затем я услышала удаляющиеся шаги, отдающиеся во мне необъяснимой пустотой.

Когда он прошептал мое имя, мое сердце забилось сильнее, быстрее и звонче. Ни разу за всю жизнь я не чувствовала себя настолько живой, как в тот момент. И несмотря на то, что я никогда не ощущала лучей солнца на своей коже, все же почувствовала тепло, о котором все рассказывали. Казалось, будто я горела в огне.

Я грустно улыбнулась, желая, чтобы он никуда не уходил, потому что в эти несколько минут я чувствовала себя как никогда свободно. Словно излечилась от мучавшей меня болезни. Освободилась от забот, ежедневно преследовавших меня. Стала свободной от груза ответственности, давящего на меня каждую секунду вечности.

Мое сердце забилось чаще, когда я вспомнила его слова.

«Я могу увидеть тебя еще раз?»

Мог ли он, как и я, почувствовать... ту необъяснимую энергию и то притяжение, которые витали между нами? Чувствовал ли он себя таким полным в тот момент? Таким целым? Таким свободным?

Я покачала головой.

Нет, конечно, он не мог. Я была глупа, ведь не могла даже видеть его – вот, что было правдой. Но по тому, как он говорил, по его интонации я поняла, что он добрый, мягкий, нежный и до боли красивый. А еще парень, наверное, уже понял, что я слепа: он был слишком мягок и не заставил меня наблюдать за тем, как он уходит и не возвращается.

«Белла».

Но то, как он прошептал мое имя, столько эмоций…

Я снова помотала головой, стряхнув слезы, и пошла по старой знакомой тропинке, ведущей к моему дому. Путь был долгим и трудным, но я давно запомнила каждый корень, каждый пень и каждую выбоину, встречающуюся у меня на пути. Я обошла их всех, позволяя пальцам танцевать по коре деревьев, расположившихся по краям дороги и помогающих мне преодолевать этот путь.

Но сегодня я часто спотыкалась и падала, потому что просто не могла сосредоточится даже на секунду. Я ничего не слышала и не чувствовала, а думала только о нем. Его слова эхом отдавались у меня в голове.

Я знала, что это неправильно. Знала, что мне не следовало так сильно желать стать его другом. Ну какой из меня друг? Я жила в темноте, лишенной света, которая греет его кожу.

Когда я остановилась перед дверью моего дома, впервые благодаря отца, что он заснул, на дождавшись моего возвращения, то тихо заплакала.

И поклялась себе, что не вернусь, не увижу его снова.

Потому что он не знал всей правды, а когда узнает – я уверена в этом – то cбежит от меня, как убегали другие. Как моя мама. Я уверилась, что он тоже разобьет мое сердце своими словами, думая, что я не увижу выражение его лица, отражающего его истинные чувства и эмоции. Из-за мое слепоты все считали, что могут спрятаться от меня.

Но они не понимали, что даже если я и слепа, это они не могли видеть.

Потому что не видели моей боли, разбивающей сердце снова и снова, когда я в очередной раз по неосторожности слышала брошенные ими слова.

«Так не похожа на нас».

«Странная».

«Урод».

Закрывая за собой дверь, я почувствовала себя слабой и судорожно вздохнула, стараясь не заплакать. Все мои мысли были заняты парнем, которого я встретила до этого.

Эдвард.

Я отдала бы все на свете, лишь бы он оказался моей судьбой, единственным человеком, способным понять меня. Он так легко принял мою слепоту; собственно, он был единственным, кто принимал это так легко, но почему же он принимал всю меня? Я так боялась быть отвергнутой, что даже была не готова дать ему шанс.

Мне так жаль, Эдвард.

Третье февраля, воскресенье – 9:20 – Эдвард

— Где ты был прошлой ночью?

Я насторожился, пытаясь игнорировать голос отца, раздавшийся прямо позади меня. Протянул руку, чтобы нажать «играть» на плеере, но в следующую минуту отец вытащил наушники из моих ушей. Я отказывался даже смотреть ему в глаза.

— Эдвард…

— Папа, пожалуйста, я не хочу сейчас разговаривать с тобой об этом, хорошо? – зарычал я, забрав наушники у отца, прежде чем вставить в уши и включить на такую мощность, которую только мог дать плеер.

Я ни о чем не хотел говорить, а меньше всего – о выборе колледжа. Просто хотел сесть и вспомнить ее лицо вплоть до мельчайших деталей. Хотел вспомнить ее улыбку, мягкость ее кожи под моими пальцами. Я знал, что если перестану это делать, она покинет меня, мои мысли, и пустота накроет меня с головой.

А затем музыка прекратилась, и я уставился на своего отца, чей палец навис над кнопкой «включить/выключить» на моем плеере. Он не улыбался, но и безумным тоже не выглядел. Он просто был очень усталым и казался старым, и я неожиданно понял, как мало он спал прошлой ночью, и почувствовал себя чертовски плохо, потому что это я стал причиной его боли.

— Что? – тихо проворчал я, уступив, но не ощущая себя от этого счастливей.

— Где ты был вчера ночью?

Я не ответил.

— Эдвард, – вздохнул он, – я не сумасшедший. И не хочу спорить с тобой. Я просто… хочу с тобой поговорить.

— О чем?

Я по-прежнему оставался подозрительным, но все же позволил отцу сесть на кровать напротив меня. Он сложил руки вместе, я вздохнул, кусая губы, и прислонился спиной к спинке кровати позади себя.

— Ты от нас так отдалился, – сказал он, в его голосе прозвучала боль. – Даже от Эллис, а вы оба были всегда так близки. Эдвард, что же я сделал такого неправильного? А моя ли это вина? Разве я тебя жестоко наказывал? Что случилось?

Я нахмурился, мне совсем не хотелось, чтобы отец чувствовал себя виноватым. Но что я мог ему сказать? Да, папа, все дело в тебе, из-за тебя я от всех отдалился. Ты меня жестоко наказывал. Это целиком и полностью твоя вина… Но я не мог сказать этого. Не мог, потому что он чувствовал боль, а мои слова только усугубят положение, сделав отношения между нами еще хуже.

— Пожалуйста, будь честен со мной, – сказал он, я посмотрел в его глаза и понял: он еще никогда со мной так разговаривал. Раньше он все контролировал, а сейчас позволил мне заглянуть внутрь себя и хотел, чтобы я был с ним таким же честным.

— Я не хочу становиться доктором, пап, – пробормотал я и опустил глаза. – Я хочу изучать музыку.

Я знал, что на это он не сможет дать положительный ответ.

— Эдвард… я… я не могу позволить тебе стать музыкантом. Я не хочу стоять в стороне и смотреть, как ты губишь свою жизнь.

— Все не так, – проворчал я. – Пап, мне восемнадцать. Я сам могу и хочу решить, чем буду заниматься в жизни, и даже ты не сможешь заставить меня изменить свой выбор. Я собираюсь изучать музыку. Это то, чем я хочу заниматься, и я не отступлюсь.

Тишина сгущалась, набирая обороты, и скоро здесь стало совсем некомфортно. Я собирался снова вернуться к вопросу о музыке, но отец вздохнул и встал.

— Прекрасно, – сказал он и повернулся ко мне спиной, – я не накажу тебя. Сейчас, во всяком случае. Но, пожалуйста, уделяй мне внимание.

Я осторожно посмотрел на него.

— И дай мне знать, если будешь задерживаться где-то допоздна. Ты ужасно расстроил свою мать прошлой ночью.

И меня тоже, – я знал, что он не стал говорить эти слова, и был благодарен ему за это. Я кивнул и немного приподнял уголки губ. И когда он вышел из комнаты, я прошептал всего одно слово, значащее при этом так много:

— Хорошо.

Я уйду сегодня ночью – я понимал это – потому что не смогу так долго держаться вдалеке от нее.

19:33 – Белла

— Разве ты не взволнована предстоящей прогулкой? – спросил отец, и даже не видя его лица, я чувствовала его смущение. Грустно улыбнулась и кивнула. Я всегда волновалась перед прогулками. Но сегодняшняя была особенной.

Потому что сегодня я смогу увидеться с ним.

— Да, – сказала я, скрестив руки. Солнце влияло на мое медленное передвижение. Я не могла не выйти на улицу, поскольку отсутствие энтузиазма заставит отца предположить, что что-то не так, а мое нежелание покидать дом после заката определенно было этим «что-то не так».

— Да, взволнованна, – солгала я, про себя пожелав всю ночь прятаться дома.

Потому что я знала, что стоит мне выйти из дома, как часть меня не сможет держаться подальше от того парня, который в одну ночь похитил мои мысли, но не сердце…пока, во всяком случае.

По звучанию его голоса, по нашим прикосновениям я поняла, что он был особенным, таким непохожим на других. Он так просто принял тот факт, что я слепа, при этом не оскорбив меня. Он был удивительно добрым и таким нежным.

Вздохнув, я вышла из-за обеденного стола. Осторожно поставила тарелки в раковину, поддерживая рукой прохладный фарфор.

— Я пойду погулять, пап. Может быть, приду поздно, – прошептала я, – не жди меня.

— Разве уже достаточно темно? – спросил он, и я была уверена, что он специально выглянул из окна, чтобы убедиться, что ночь уже наступила.

— Люблю тебя, папа.

Поцеловав его щеку, я обулась, протянув руку, открыла дверь и пошла по такой знакомой дорожке в лес. Может… на секунду. Издали. Я хотела услышать его голос. Этого бы хватило. Даже если я никогда не увижу его лица, то просто услышать его – вполне достаточно.

Я пустилась в неуклюжий бег, спотыкаясь и падая.

И несмотря на то, что я не понимала, как трудно будет уйти от него, уже в следующую секунду я поклялась себе, что так и сделаю. Именно сегодня.

20:01 – Эдвард

Как раз сейчас я быстро заканчивал обедать и в следующий миг уже тихо закрыл за собой дверь.

А затем побежал.

Я побежал так быстро, как никогда прежде, страстно желая дойти до той полянки, которую открыл прошлой ночью. Пробежав первое дерево, я был рад, что оставил на коре деревьев маленькие отметки, чтобы по ним определить обратный путь домой. Ведь я знал, что в следующий раз могу и не найти эту полянку.

Я улыбнулся.

Такое ощущение, будто ты очутился в сказке про Ганса и Грету¹, которую слышали все дети: на тропинке были усеяны крошки хлеба. И эти крошки помогут мне попасть туда, куда я желаю. Куда я должен был пойти.

Они способны отвести меня к Белле.

Я хотел увидеть ее, услышать нежный голос, дотронуться до нее.

А затем я споткнулся о корень дерева, когда прошел последние заросли кустарников, не пускавшие меня на тропинку, задыхаясь поднялся, огляделся по сторонам.

Стоило мне осмотреться, как мое сердце ухнуло вниз, ощущение одиночества поглотило меня, когда я все понял.

Ее здесь не было. Хотя обещала, что придет, она все же не пришла. Сначала я решил, что что-то случилось, но потом в голову пришла более правдоподобная мысль.

Я не понравился ей так, как она мне. Она не хотела быть моим другом и не стремилась узнать обо мне что-то большее. Больше узнать, услышать, понять и почувствовать.

Я сжал руки в кулаки, борясь с нахлынувшим на меня разочарованием и пытаясь убедить себя, что вел себя глупо. Пока разочарование не пронзило меня еще глубже, чем тогда, когда я потерял многих друзей, которых знал годами.

Это было глупо. Но с другой стороны так реально.

— Белла? – вздохнул я, цепляясь за надежду, что она была здесь и просто ждала, что я сделаю первый шаг ей навстречу. – Белла, ты… ты здесь?

Но я не получил ответа.

Я повернулся на сто восемьдесят градусов, сжал кулаки еще крепче и начал идти обратно по тропинке, безнадежно борясь с вновь нахлынувшим на меня разочарованием .

А потом я услышал ее голос, такой нежный, тихий и полный эмоций.

— Эдвард.

И дыра, образовавшаяся у меня в груди после того, как я покинул ее в первый раз, ушла. Не исцелилась, не стала снова единым целым, нет, казалось, что ее никогда и не было.

Я улыбнулся, закрыл глаза и повернулся на звук ее голоса.

— Белла, – вздохнул я, внезапно ослепнув от ее красоты.

_______________

¹ «Ганс и Грета» (нем. Hänsel und Gretel) — сказка братьев Гримм.

Под угрозой голода, отец двух детей — мальчика и девочки — поддается уговорам второй жены избавиться от детей, и заводит их в лес. Дети, подслушав их разговор, по пути в лес кидают на дорогу хлебные крошки, чтобы потом найти дорогу домой.

_______________________________
Главу для вас перевела Goldfly
Жду вас всех на Форуме.