Часть 13.Первые чувства.
(от лица Эсми)
Эсми была поражена. Нет. Ошеломлена словами доктора Каллена. Она опять сжала уголок простыни, с трудом сдерживая себя, чтобы дослушать и не начать перебивать, повинуясь желанию разубедить его в его же словах. Человек не может так говорить о себе. Каждый стремится на небо. Каждый хочет туда попасть, даже когда кривит душой и говорит, что не верит во всю эту чушь. Только раскаявшиеся убийцы могут так думать, и то, если их раскаяние откровенно и идет от чистого сердца. Но не доктор Каллен. Эсми даже подумать не смела, что он мог совершить нечто, что может вызвать такие слова. Захотелось начать спорить с ним, горячо убеждать, что он не прав. Ведь где же еще быть ангелам, как не на небе?
- Я не верю в это. Если даже ваша вера другая, то это не значит, что вы попадете в ад. Никогда! Каждый день ваше имя произносится с благодарностью. Для людей вы более реальны чем, кто-то в небе. За помощью идут к вам, а не оставляют умирающего ждать, пока ему поможет кто-то другой. Спасенные вами жизни рано или поздно перевесят на чаше весов, и вы окажетесь там, где нужно. Вот во что я верю! - Эсми даже и не заметила, как пылко она произносила каждое слово. Ей было все равно. Лишь бы он перестал так думать. Почему ей вдруг захотелось обнять его? Откуда такое острое желание? Просто утешить? Но доктор не выглядел особенно подавленным, скорее смирившимся с безысходностью. Внешне спокойный, спокойная речь, но все же было то, что Эсми чувствовала, но не могла правильно определить. Не могла понять, почему его вера способна привести его в ад. Ведь судят же не за это, а по поступкам. Человек может прожить жизнь праведника просто потому, что он добр от природы, и вовсе не обязательно истово верить. Если бы она могла двигаться, то уже давно бы обняла его, скорей всего, погубив ту легкость и непринужденность, которая образовалась между ними. И, наверное, хорошо, что она была ограничена в движениях. Теперь Эсми даже в своем самом страшном сне не могла представить, что доктор Каллен больше не придет. Но ведь расставание неизбежно. Ну, что ж, Эсми, как и Скарлет О’Харра, подумает об этом завтра. А впереди еще целый месяц.
Она слегка склонила голову набок, затаив дыхание, словно слушая саму себя. В этот раз ей нечего было ответить. Вернее не хотелось ничего говорить, а хотелось слушать. Она даже немного подалась вперед. Нет, она хорошо слышала каждое слово. Просто в этот момент она представляла себе все то, о чем он говорил, завороженная его голосом. Вот она видит рассвет, вот встречает закат, выходит после дождя во двор, чтобы посмотреть на яркую зелень, в которой блестят капли дождя. И рядом с ней он. Этот почти нереальный мужчина, словно сошедший со страниц романов. Девушка все больше и больше понимала, что начинает чувствовать то, что не должна. Но сердце имело другое мнение. В нем медленно начинало расти первое настоящее чувство, которое Эсми еще до конца сама не осознавала и судила только по своим сиюминутным желаниям. Слышать его голос. Дотрагиваться. Ощущать. Видеть каждую секунду. Все так, как она читала. Именно так.
- Знаете, через пару лет они станут такими же, как и их отцы. И их жизненные ценности будут измеряться в объемах собранного урожая и пустых бутылок. Поверьте, я знаю, о чем говорю. И даже если они научатся сравнивать, то разве что, будет ли хорошей женой Сью или Меган. С кем из них можно будет покрасоваться на улице, чтобы вызвать зависть у всех, кого встретишь, словно это не любимый человек, а аксессуар к костюму. А потом, со временем, кто лучше из них сможет угодить мужу, нарожать ему детей и не загнуться от тяжелой работы на ферме. Вы только не подумайте, я не лентяйка. У меня по дому есть обязанности, которые я выполняю, чтобы хоть как-то помочь маме. Но, кроме быта, должно быть еще что-то. Совместные вечера возле камина или походы к озеру, когда вдвоем не скучно даже молчать, потому что все равно слышишь мысли друг друга. У нас же все подчинено другому. Если не работать тяжело, ты умрешь с голоду. Это аксиома, к сожалению. И я не хочу так жить, - неужели доктор не обратил внимания на её родителей? Замученные тяжелым трудом и бытом. Не знавшие никогда, что такое нежность и ласка, потому что женились по одной причине - так надо. Просто достойная партия, выбранная, как в магазине. Сердце Эсми непроизвольно сжалось от жалости к матери, и она опять устыдилась своих мыслей. Мама не виновата в том, что так прожила жизнь. Никто не виноват. Даже отец. Потому что никто из них, даже их родители, не знали, что такое настоящее чувство. А строить семью только лишь из принципа сословия нельзя.
- Если рядом с этой женщиной будет достойный мужчина. Ради которого она пойдет на край света и дальше, если понадобится, если он будет каждый день смотреть на неё глазами, как будто видит в первый раз, и спустя годы она будет оставаться для него по-прежнему самой красивой. Ради семьи, в которой есть такой мужчина, эта женщина сделает все. Точно так же, как и мужчина, купающийся в любви и уважении своей женщины. Должна быть середина, понимаете? И только в таком случае никто из них не опустит руки. Потому что есть, ради чего жить и бороться. И не нужно извиняться, мне с вами очень интересно. Настолько, что я готова быть для вас этой женщиной, - осознание пришло внезапно. И как часто бывает, о последствиях редко задумываешься, вернее о них не думаешь вообще, когда в сердце приходит нежное чувство. Еще не любовь, но понимание того, что нуждаешься в этом человеке. Меньше, чем любовь, но слишком большое, чтобы назвать это симпатией. Голова Эсми тяжелела с каждой секундой, и она уже боролась со сном, как могла. Полумрак комнаты и тихий голос доктора, словно убаюкивали её. Она еще хотела немного поговорить, но уже почти не находила в себе силы для этого.
- Нам очень повезло, что вы выбрали именно наш город, - полусонная улыбка озарила её лицо, – и я не читала ничего из русских классиков. Знаете, не надо Джейн Остин. Лучше в следующий раз вы расскажете мне что-то о Царской России, если только вам не трудно. Я о ней ничего не знаю.
И в туже секунду она поняла, что засыпает. Глаза начали закрываться, и уже не было никакой возможности открыть их снова. А ведь она не спросила его о самом главном. Не задала те два вопроса, которые вертелись в её голове на протяжении всего разговора. Как его зовут, и придет ли он к ней завтра.
Часть 14. Точка ? Или многоточие…
(от лица Карлайла )
Я не особо понимал, почему,…почему Эсми так пытается убедить меня, что я не имею права так судить. Я давно уже смирился со своей судьбой. Давно смирился с тем проклятьем, что было наложено на меня после обращения. Может быть, именно из-за этого я еще и не решился кого-то укусить. Ведь это означало обречь человека на те же муки, что испытывал я сам. Хотя, живя в клане у Аро, я отлично понимал, что подобных мне нет. Нет вампиров, которые жалели о том, что вообще появились на свет. О том, что убивают лишь для того, чтобы потешить собственную Тварь... монстра, который поедал изнутри. Я видел улыбку на лице Аро, когда пытался убедить того, что жизнь вампира не всегда идет по одной колее, которую проложили когда-то их предки. Что можно и нужно противостоять этой природе. Хотя бы для того, чтобы совершенствоваться. Для того, чтобы не оставаться в заданной точке. Ведь жизнь для того и дана, чтобы с этой жизнью можно было экспериментировать. У людей слишком мало этого времени, чтобы каждый раз испробовать что-то новое, но ведь вампиры были властны над временем, а не наоборот. Но он всегда знал, как бы ты чист не был, ты все равно оставался убийцей, рожденным, созданным для убийств. И не важно, раскаиваешься ли ты в этом или остаешься преданным своей природе. Не важно… твое место только в самом низу, куда только может послать тебя Бог… и его путь лежал к падшему ангелу, а не на небеса. Какой смысл вообще верить в несбыточное? Хотя мечты для того и даны, чтобы верить. Сейчас у меня опять появилась мечта, которой никогда не осуществится. Неужели, я так много прошу от жизни? Отказавшись от всего…
Я не спорил с Эсми и не собирался. Если бы она знала мою тайну, которую хранит мое каменное сердце. Если бы я мог хоть одному человеку это все рассказать, поделиться всем, что скопилось в моей умершей душе. Но это же опять останется только в моих мечтах, которым никогда не сбыться. А сейчас, видимо, происходило то, чего я опасался. Чего хотел меньше всего на свете. Я мог позволить себе испытывать какие-то чувства к Эсми. Я мужчина,... вампир, я сумел бы справится. Нет, не забыть, эта девушка всегда останется в моей идеальной памяти вампира. В голове хищника. В моем каменном сердце, даже если я когда-нибудь смогу полюбить. Встретить кого-то еще, столь же прекрасного и чистого. Я никогда не забуду этого лица, этих глаз, которые сейчас смотрели на меня с восхищением и каким-то благоговением. А Эсми была человеком, слабым и очень добрым. Я мог это понять по ее суждениям. Она искала в свои шестнадцать лет ту любовь, которую видела на страницах книг. Нет, я не осуждал ее и не считал какой-то наивной дурочкой, что верит во все это. Я просто боялся, что когда-нибудь ее грезы рухнут. Придет мужчина в ее жизнь, и уже не будет той мечты.
- Не каждый парень становится таким, как его отец, - я слегка развернулся, оказавшись спиной к Эсми, и подался чуть вперед, теперь смотрел в пол, - я не стал таким, как мой отец. Он был священником. Поэтому, Эсми, я и говорю, что, чтобы искренне верить в Бога, мало просто веры… мало каких-то поступков. Это должно быть где-то внутри тебя. И мужчина, взрослея, должен сам уже расставлять свои приоритеты. Хочет ли, чтобы его жена была просто красивой куклой в обществе, куда он после нелегкой недели все же захочет выбраться. Или он хочет видеть свою жену загруженной домашней работой, женщиной, которая, не выбираясь с больницы, рожает ему чуть ли не каждый год детей. Это все зависит от того, на кого он хочет ровняться. На отца, который всегда избивает свою женщину, если ему не нравится ее стряпня или ее лишнее слово в неподходящий момент. Или же он хочет быть лучше, добившись в своей жизни чего-то большего, чем просто ферма и пиво вечером, - я так и не поднял головы, пока говорил, только мои руки были сцеплены в замок, и я только на последних своих словах заметил, что сжимаю их с неимоверной силой. Если бы моя кожа была не такой бледной, и на ней оставались бы следы, то Эсми сейчас могла бы лицезреть уже проявившиеся синяки.
Черт! Что же я делаю! Разжав пальцы, я чуть не уверено приподнял голову и опять повернулся к теперь уже говорящей девушке. Я никогда бы по ее речи не дал бы Эсми шестнадцати лет. Ну, почему я был вампиром? Почему ей было всего шестнадцать? Почему она не родилась двести лет назад? Почему…Я бы сделал все ради этой девушки. Ради того, чтобы всю свою недолгую человеческую жизнь видеть этот блеск в глазах. Слышать эти речи. Я сделал бы все, что было бы в моих силах, и эта девушка испытала бы на себе, что такое настоящая любовь. Но, как любил говорить отец, судьбу не перекроить, как бы ты не хотел. Нужно смириться и с благодарностью принимать то, что уже дано.
- Хорошо, я обещаю рассказать все, что сам знаю, - я улыбнулся самой открытой своей улыбкой, еще до того, как девушка окончательно закрыла глаза. Ее тихое дыхание было таким спокойным и умиротворенным, что я опять улыбнулся. Я не хотел уходить. Вот так вот сидеть, не двигаясь, только дышать, чтобы каждую секунду чувствовать только ее аромат. Забыть обо всем. О своей жизни, о больнице, где мы сейчас были. Я хотел раствориться в ее дыхании, в ее аромате, и быть там всю свою оставшуюся вечность.
На улице был чудесный весенний день. Такие дни редко даровала природа. Но только для меня он был омрачен. Сейчас мое внутреннее состояние можно было бы сравнить с бурей в океане. Сегодня я должен был выписать Эсми. Как бы я не тянул, как бы ни откладывал, выдумывая различные причины, время все равно пришло. Я стоял в коридоре, за дверью, не решаясь войти. К ней приехали родители, и сейчас я просто не хотел им мешать. Доктор стоял, проклиная себя, за то, что позволил себе так близкой сойтись с этой девушкой. Месяц прошел слишком быстро. Слишком быстро для той жизни, в которой я оказался. Я впервые за все существование почувствовал себя кому-то нужным. Где-то внутри каменного сердца появилась боль, тупая, ноющая. Если бы я умел плакать, то на глазах уже давно бы навернулись предательские слезы. Но вместо этого, в горле стоял настоящий ком, который как бы я не пытался, я не мог сглотнуть. Зайти в кабинет и сказать «прощай» - это было намного сложнее, чем казалось в самом начале. Сказать: «Прощай, я был рад нашему знакомству». Это не соврать, но поставить жирную точку. Так как я уже принял решения об отъезде. Я не мог больше находиться в этой больнице. Теперь все бы мне напоминало об Эсми. Даже кабинет, в котором я никогда не был с ней, напоминал о первых секундах нашего знакомства. Нет, я за эти два месяца не позволил себе приблизиться к этой девушке больше, чем на расстояние просто друга. Только разговоры сутки напролет. Искренние и правдивые ответы. Я никогда еще не разговаривал так увлеченно. Но с каждым днем я все больше и больше понимал, что не могу больше без этих вечеров. Без этих глаз, без смеха или, наоборот, грусти. Без этой складочки, что пролегала у Эсми между бровей, когда она хмурилась. Без ямочек на ее щеках…
Я так и не зашел в ее палату для того, чтобы сказать свое «прощай». Отдав все документы медсестре, которая весь этот месяц так же присматривала за Эсми, я молча, ничего не объясняя, ушел в свой кабинет. Простое заявление об увольнении так и осталось лежать у меня на столе, когда я выскользнул через окно. Я больше никогда не вернусь в этот город. Меня сюда будет тянуть только одно. Она. Но ради нее я попытаюсь забыть все, что было в этой больнице. Ведь я вампир. Существо, которое не умело любить и чувствовать.