Глава 26. Яд совести
Аэропорт Рима был шумен и многолюден. Непрерывным жужжанием он напоминал мне пчелиный улей, но даже этот назойливый звук был куда приятнее, чем холодное отстраненное молчание, которое окутывало нашу небольшую компанию. На всех словно напал ступор. Все замкнулись в себе. Двигались. Дышали. Но молчали, потому что сказать можно было так много, но в то же время говорить было нечего. Я думаю, в тот момент молчание было абсолютно естественной шоковой реакцией на все случившееся – моя семья еще никогда не была так близка к тотальному подченению, равносильному уничтожению.
В самолете я сидела у окна. Не отрывая вгляд от мокрой взлетной полосы, на которой как шахматы на доске были расставлены аэробусы, я могла думать только об одном – будущее страшно и неопределенно и я боюсь его, как еще никогда не боялась в своей жизни. Я знала, что все мы чувствуем это. Чувствуем, словно наша идеальная, веселая, картинно-прекрасная жизнь уже никогда не вернется, потому что между Эсми, Карлайлом, Элис, Джаспером, Розали, Эмметом, Эдвардом, Беллой и мной что-то сломалось, что-то очень важное и доброе. Чувствуем, что это, может быть, не подлежит склейке и ремонту, потому что разрушение слишком сильно, а осколки очень мелкие.
Я была разбита и моя семья, похоже, тоже. И мир вокруг вдруг стал жестче, опаснее и злее.
Раньше я думала, что любовь – это жизнь. Мне нравилось воображать, что я люблю (как мужчину, естественно) Джейка. Воображать, не значить любить, но я была жива и счастлива. А потом я влюбилась в Дэниэла. Без притворства и опаски. И эта настоящая любовь в итоге уничтожила меня, заодно растоптав и мою семью.
Еще я не могла не думать об очевидном. О том изъяне, который появился в сплоченном мире Калленов с моим рождением. Из-за меня они вынуждены были безропотно и постоянно рисковать своей жизнью, из-за меня они окончательно рассорились с Вольтури, из-за меня они страдают.
Только подумайте, насколько все было проще, пока не было меня…
Когда самолет набирал высоту, и мое тело неприятно придавило к креслу, я почувствовала легкое прикосновение к своей руке, сжимавшей подлокотник. Я не открыла глаза и не посмотрела на Эдварда, потому что выше моих сил было видеть беспокойство и поддержку в глазах, которые должны были осуждать.
Потому что я бы осуждала. Я бы негодовала. Я бы презирала.
Джейк и Сет сейчас пересекали Атлантику. Рана Джейка оказалась не слишком серьезной, к тому же, учитывая способность к быстрой регенерации клеток у оборотней, затянулась она за считанные часы. Так что к моменту, когда мы прибыли в Рим, Карлайл только еще раз сделал Джейку перевязку и дал обезболивающее.
К счастью, ни Джейк, ни Сэт не были Калленами, и в их глазах я увидела и осуждение, и негодование, минус презрение. Эти естественные эмоции, так далекие от всепрощающей идеальности моей семьи, даже обрадовали меня. Я заслужила подобное отношение. И выносить его было куда легче.
Во время полета я не спала, хотя отчаянно желала забыться хоть на несколько минут. Вместо этого, я вынуждена была снова и снова терпеть неутихающие муки совести, проецирующие картины произошедшего в Вольтерре и пугающие возможными развитиями событий, которые имели бы место быть, если бы не Дэниэл.
Поразительное свойство человеческого существа – чем ближе полное разрушение, тем крепче чувство самосохранения, тем сильнее жажда спасения. Почти потеряв все, чем я дорожила в этом мире, на пороге полного небытия, я вдруг смогла почувствовать в себе силы сдвинуться с мертвой точки.
Теперь я могла произносить имя Дэниэла и не содрогаться от боли. Я могла произносить его без всяких сожалений, без воскресения призраков счастья. Я перестала чувствовать его имя, как я перестала чувствовать его. Дэниэл стал лишь именем, таким, как тысячи других. Все, что было с ним связано, умерло. Только я уже не умирала медленно и агонистично, когда думала о нем.
Душа не болела и не пела из-за него, как это бывало всякий раз с момента нашего знакомства. И в голове не было планов, как влюбить его в себя, как удержать, как найти. Я не вдыхала судорожно и не выдыхала отчаянно. И глаза были странно сухи.
С тех пор как Дэниэл буквально растерзал меня и мои чувства, вывалял их в грязи и выставил на всеобщее обозрение, и я шла по Вольтерре, не разбирая дороги, с тех пор, как я проснулась в королевстве Вольтури, с тех пор, как эмоции нечаянно вырвались из-под контроля при Алеке, я все ждала, когда наступит новая часть мучений. Когда начнуться срывы, слезы, крики отчаяния, когда я пойму, что дышать больше незачем и умру от полного разочарования в любви, которая есть жизнь… Но ничего подобного не было. Боль отсутствовала, как если бы случайно забыла про меня.
Было странно, что когда я думала о Дэниэле теперь, вспоминала обидные слова, видела поцелуи измены, не было нужды плакать. Я уже плакала столько из-за него, столько, сколько не плакала за всю свою жизнь до нашего знакомства… Может быть, слез было так много, что внутри все высохло?
Когда стюарды разносили поздний ужин, я вновь почувствовала подкатывающую к горлу тошноту. Я кое-как добежала до туалета, прежде чем мой желудок вывернулся наизнанку. Умываясь и полоская горло, я лишь на секунду взглянула на себя в зеркало и испугалась… Сложно объяснить чего, но страх был всеобъемлющ.
Как-то остраненно я подумала, что по приезду в Лондон меня ждут сотни медицинских тестов. Эдвард и Карлайл пойдут на все, чтобы выяснить причину моего недомогания и искоренить ее…
За дверью туалета меня ждали Белла и Эдвард. Я не посмотрела на них, просто пошла вперед по проходу, чувствуя, что они движутся за мною следом, готовые подхватить или помочь, на случай, если мне вдруг станет плохо…
Возвращаясь на свое место, я избегала смотреть на своих родных, и все же, краем глаза, я не могла не заметить того благоговения и нежности, с которым Эммет легонько сжимает руку Розали, перебирая ее тонкие пальчики, словно вновь чувствуя тот ужас, который она пережила под воздействием дара Джейн. Я не могла не заметить того бережного, почти кричащего «люблю и не отдам» объятия, которым Джаспер прижимает к себе Элис, словно боясь, что она может исчезнуть, превратившись в пешку Аро. Не могла не заметить того доверчивого, милого жеста, которым Карлайл поглаживал волосы Эсми, голова которой покоилась на его плече, как бы говоря «я с тобой и больше мы никогда не расстанемся»…
Эти картины были язвой в моем желудке. Ядом в моей совести. Ноющей болью в душе.
Только упав на свое сидение, я смогла немного расслабиться, но тут же напряглась вновь, когда папа протянул мне бутылочку минеральной воды и зеленую круглую таблетку. Я послушно положила ее в рот и запила водой. Папа тут же забрал бутылку из моих рук и подложил мне под голову маленькую подушку.
- Постарайся отдохнуть и ни о чем не думай, - тихо сказал Эдвард, и его холодные губы в мимолетном поцелуе коснулись моего лба.
Я вздрогнула, словно меня ударили оголенными проводами. Этот естественный жест, которым Эдвард успокаивал меня тысячи раз в прошлой жизни, стал полной неожиданностью в этот конкретный момент. Он всколыхнул в памяти что-то родное, невыносимо прекрасное, ушедшее далеко-далеко, и я абсолютно неосознанно рефлекторно вскинула голову и встретилась с расплавленным золотом добрых, любящих глаз своего папы.
Любовь. Поддержка. Понимание.
Этого я боялась больше всего.
Стыд стал нестерпимым.
Я тут же отвернулась, чувствуя, как начинают гореть щеки и странно пощипывает в глазах.
Из аэропорта Лондона до дома мы ехали на такси. Роуз, Эммет и Джаспер с Элис сразу отправились на охоту, Карлайл спешил на дежурство, поэтому в такси остались только я, мама с папой и Эсми. Я прошмыгнула на заднее сидение первая и забилась в дальний угол автомобиля. Мой взгляд не отрывался от мокрого ночного Лондона в окне. Посмотреть на родителей я просто не могла – это было почти физически больно. Мне было стыдно даже дышать с ними одним воздухом. Напряжение было невыносимо, хотя и ослабло немного с тех пор, когда часть моей семьи оставила нас… Интересно, они обсуждаеют случившееся между собой сейчас, когда я уже не могу их слышать?
До нашего дома мы добрались быстро. Когда я увидела в окне величественные очертания особняка, на минуту я затаила дыхание. Когда-то, почти два года назад, я также ехала сюда. Ехала, горя от нетерпения, потому что здесь меня ждала новая жизнь, новая школа, новые друзья. Приезд сюда приравнивался в моем сознании со вступлением во взрослую жизнь. Теперь я тоже затаила дыхание, но по другой причине – здесь меня ждало… Я не знала что. Не знала, потому что не хотела ничего. И это было страшнее всего, потому что желания умерли в моей душе вместе с Дэниэлом…
Папа заплатил таксисту, потом мы все вышли на улицу. Я не пряталась от дождя, не спешила скорее попасть в дом. Я испытала какое-то облегчение, выйдя на воздух. Я подставила лицо небесной воде, и, чувствуя, как она струйками стекает по лбу, носу и щекам, я думала, что на самом деле это не считается за слезы, потому что это дождь, а я больше не плачу.
Эдвард и Эсми зашли в дом, а я все стояла, задрав лицо навстречу холодным каплям дождя.
- Пойдем, Ренесми, - сказала мама, осторожно касаясь моего плеча.
Я не хотела заходить в дом, я бы осталась на улице хоть навечно, но не посмела сказать маме «нет», просто потому, что послушание – это единственное, что я могла сделать для нее сейчас. Я кивнула и пошла вперед по дорожке, потом по ступенькам и в дверь.
- Я приготовлю покушать, - голос Эсми звучал из кухни. – Что бы ты хотела, Ренесми?
Я молчала, с какой-то внутренней скованностью и неуверенностью оглядываясь по сторонам. Я вернулась сюда… Другая. Как же мне теперь жить здесь? Неужели я смогу снова беззаботно сбегать по лестнице? Неужели буду весело щебетать о занятиях в колледже? Есть на кухне? Спать? Смотреть телевизор? Играть на площадке перед домом?
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Пальцы сжались в кулачки так, что ногти больно врезались в ладони.
- Ничего, - тихо сказала я. И это были первые произнесенные мною слова за долгие часы путешествия. – Я не голодна. Я бы просто хотела поспать.
Белла и Эдвард переглянулись. Эсми обхватила себя руками.
Я опустила глаза, разглядывая паркетный пол…
Я знала, что нам нужно поговорить. Не знаю, как, когда и с чего начать, но это нужно будет сделать. Но только не сейчас…
Я была благодарна родным, что никто не сказал мне, что мне необходимо есть, что никто не стал вступать в споры, что никто не остановил меня, когда я пошла вверх по лестнице в свою комнату. Уже на самом верху я все же остановилась и заставила себя посмотреть на маму, папу и Эсми, в растерянности и расстройстве стоящих внизу.
- Спасибо за то, что вы сделали для меня, - тихо сказала я. – И простите за мое поведение. Я сделаю все, чтобы вам не пришлось волноваться за меня снова.
В моей комнате все было именно так, как я оставила, в попыхах собираясь за Дэниэлом. На кресле были разбросаны вещи, которые я вытянула из шкафа, но так и не положила в маленькую дорожную сумку. Возле кровати стояли несколько коробок с обувью. Ящик стола был выдвинут, и папка с документами лежала на столе, все еще скучая по паспорту и кредитке, которые я забрала оттуда. На прикраватной тумбочке стояли мои лекарства, которыми Эдвард и Карлайл пытались вернуть мне утраченные вместе с выпитой Дэниэлом кровью силу, выносливость, аппетит…
Я помню, Белла всегда говорила, что нельзя наводить порядок в комнате, пока покинувший ее не доберется до места назначения. Учитывая, как меня кидало с самолета на самолет, с континента на континет, не удивительно, что здесь никто ничего не трогал.
Перестав испуганно таращиться на комнату, словно она сейчас задавит меня тоннами воспоминаний, я первым делом стянула с себя платье – подарок Вольтури. Я безжалостно смяла дорогой материал и запихнула его в пакет. Туда же отправились туфли, колготки, кашемировая накидка – мне не хотелось иметь ничего из Вольтерры. Потом, уже полностью раздетая и босая, я достала еще один пакет. Хотя мои руки предательски дрожали, я прошлась по комнате, закусив губу, и сунула в пакет рамки для фотографий, мелкие подарки и плюшевого мишку – потому что я не хотела ощущать, пусть незримое, но присутствие Дэниэла в моей комнате. Я, конечно, знала, что так легко его не изгнать отсюда, но это был первый шаг на пути к очищению.
Когда дело было сделано, и пакеты скрылись в недрах моего огромного шкафа, я быстро умылась в ванной, заплела волосы в косу и надела первую попавшуюся майку.
Я легла на кровать, натянула на себя одеяло и уставилась в потолок, думая, стану ли я когда-нибудь прежней веселой, беззаботной Ренесми. Потому что сегодня, глядя на себя в зеркало в Вольтерре, готовясь к встрече с родителями, потом, умываясь в туалете в самолете и сейчас в ванной, я не видела Ренесми. Я не видела себя и это было по-настоящему страшно…
Сколько ночей я провела здесь, думая о Дэниэле?
Судорожно вздохнув, я крепко зажмурилась.
Все кончено.
Больше никогда.
Больше никогда он не будет влиять на мою жизнь.
Нужно начинать строить новую жизнь после него. Или возвращать прежнюю, до него.
От счастливого детства к юности с Джейком, к этому счастью и кошмару с Дэниэлом, через рай прямо в ад …
Почти без передышки.
Почти не зная себя.
Почти сама не своя.
Слишком занятая, чтобы быть собой.
Слишком стараясь стать чем-то для других.
Завтра я должна решить, как мне жить дальше.
Но пока я не знала с чего начать. Поэтому, я накрылась одеялом с головой, прячась от всего мира, и предпочла просто спать.