Холодный сырой пол, который я чувствовала под собой, отнюдь не способствовал приятному пробуждению. Моя голова раскалывалась на несколько частей, наиболее ярко раскрывая боль где-то в области затылка. Память отказывалась работать так же, как и мой разум, мне абсолютно не хотелось открывать глаза. Хотелось лишь пошарить рукой в поисках теплого одеяла и накрыться им, чтобы хоть немного согреть свое несчастное замершее тело.
И в тот момент, когда в нос ударил неприятный запах гнили, я все вспомнила. События выстраивались ровным рядом, словно очередь за пончиками в Старбакс, и от осознания того, что все это никакой не сон, мое тело заколотило мелкой неприятной дрожью. Желание открыть глаза отбило напрочь, ведь я могла и не выдержать того, что ждало меня по ту сторону реальности. Я не хотела верить в то, что на меня свалилась очередная порция невезения, и на этот раз слишком крупная, чтобы просто так взять и отделаться, выйти сухой из воды.
И, тем не менее, я понимала, что если есть возможность, то нужно бежать, а с закрытыми глазами это нереально. Минуту прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы я поняла, что нахожусь в помещении, в котором кроме меня больше не наблюдается живых движущихся объектов. Настал момент Х.
Я приоткрыла глаза, и первым, на что обратила внимание, стало сеткой прямо перед моим носом. Она была тонкой и мелкой, словно рыболовная сеть, с которой Чарли вечно ездит на рыбалку. Но сейчас это была не сеть для рыбы. Сеть была для меня. Способ заставить меня сидеть на месте и не дергаться. Я несколько раз моргнула и, когда ко мне вернулась способность здраво мыслить, я привстала на локтях. Оказалась я в темном помещении, скорее всего, заброшенном складе. Кругом навалены коробки, железяки, шины от колес и прочая ерунда. По правую сторону высокая стена с парой-тройкой маленьких фрамуг, через которые пробивался молочный свет тусклой луны. Несколько продолговатых ламп еле-еле тянули освещение довольно большого помещения и уж точно не способствовали осмотру местности. Слева, недалеко от коморки, в которую меня посадили, словно в клетку, было навалено несколько коробок. Так же недалеко от единственной двери расположились пара старых, полуразвалившихся кресел, вытянутый низкий стол, на котором стоял маленький телевизор с длинной, вздымающейся вверх антенной. Еще дальше я смогла разглядеть небольшую комнатку, отделенная какими-то тяпками, которые служили шторами или чем-то в этом роде. Скорее всего, там и кровать стоит, ведь мои новые «друзья» же должны спать. Ну а я была отделена от всего окружающего мира. Металлическая, в некоторых места поржавевшая сетка прерывалась дверью с крупным замком и частыми стальными прутьями. Возможно, через просветы между рейками я бы смогла протянуть руку, но не более того.
Поначалу мне все казалось нереальным. Острая паника в груди зарождалась медленно, словно давая возможность мне осознать все, что происходит. Я думала, что все это шутка, глупый розыгрыш. Такие вещи случаются лишь в кино, это просто не может быть правдой. Этого не могло произойти со мной. Я закрыла глаза и встряхнула головой, надеясь спугнуть эту отчетливую картинку из своего разума, надеясь открыть глаза и понять, что это – всего лишь сон. Но слегка припухшие веки открываются, а передо мной все так же клетка, отделанная мелкой сеткой, словно для какого-то животного.
«Нет» проносится у меня в голове, и я обессилено утыкаюсь лицом в ладони.
«Нет» пульсировало у меня в висках. Отрицание растекалось по венам вместе с кровью, стремительно разнося по организму реальность, правду, которая была хуже самого страшного ночного кошмара.
Я убрала руки, предварительно всхлипнув, и закусила губу. Я не могла позволить истерике, нарастающей все больше и больше, окончательно меня парализовать. Вдруг все действительно сон? Но, увы, решетка была реальной, так же как сырость, витающая в воздухе и перемешенная с неприятным запахом табака. Я и не чувствовала, как слезы стали стекать по щекам, стягивая кожу, обезвоживая и без того ослабленный организм. Тишину в помещении периодически прерывали звуки рвущихся наружу рыданий, преисполненных отчаянием и каким-то безумием. Я и не сразу поняла, что источником этих рыданий являюсь я сама.
Вцепившись с мелкую сетку, разрывая кожу на ладонях, я стала отчаянно трясти ее. Я приложила все имеющиеся силы, я пыталась вырваться оттуда, куда меня загнали силой. Я чувствовала себя животным, которого приготовили вести на бойню. И я все еще не могла смириться с реальностью - слишком страшной она была.
- Помогите, – еле слышно шепчу я, переставая трясти неподдающуюся решетку.
Но меня никто не слышит. Я одна здесь, в этом холодном подвале. Я одна в своем горе, одна в своем несчастье, и никто не в силах мне помочь, просто потому что никто не знает, где я, что со мной, куда бежать, где искать.
- Помогите, – чуть громче говорю я и прислушиваюсь.
Надеюсь, порыв ветра сможет ворваться сюда через узкие форточки на стенах и унести обрывок моей фразы, доставив ее тому, кто сможет помочь. Но тишина продолжала нарастать, поглощая все новые и новые частички пространства, съедая не только какой-либо зарождающийся звук, но и меня, мои внутренности, заполняя каждую молекулу вокруг моего тела и внутри него. И я чувствовала и слышала почти болезненный звон этой убивающей тишины.
- Помогите.
Теперь я кричала. Я кричала так сильно, как не кричала никогда за всю свою жизнь. Я кричала с теми нотками отчаяния, которые присущи убитому горем человеку. Я кричала с примесью безумия, на грани которого оказалась по чужой воле.
Зачем я ушла из клуба?
Зачем выбросила мобильный?
Почему не сопротивлялась, почему не сражалась до самого конца, до самой смерти?
Впервые я подумала о том, что лучше было бы умереть, чем оказаться здесь, где никто не в состоянии мне помочь.
- И кто это у нас тут шумит?
Неприятный, скрипучий голос заставил меня вздрогнуть и резким движением отдернуть руки от решетки, словно она была под напряжение. Электричество бегало по поверхности кожи, вот-вот готовясь ударить разрядом в 220 вольт. В дверном проеме, который располагался ближе всего к месту моего заточения, проглядывался темный силуэт. Он приблизился к порогу, потом переступил через него и оказался внутри. Несомненно, я узнала этот голос. Он ничуть не изменился со вчерашнего вечера… или с сегодняшнего? Я даже не знала, что сейчас за день, как я могла вообще здраво мыслить?
Парень был невысок, но плотно и хорошо сложен. Футболка грязно-синего цвета обтягивала мышцы на руках, которые были скрещены на груди. Светлые, коротко стриженые волосы пребывали в творческом беспорядке, если такое вообще возможно. Сине-серые, почти пустые глаза не выражали абсолютно никакой доброжелательности по отношению ко мне, но смотрели со смесью насмешки и раздражения. Парень подошел к закутку, огороженному решеткой, в котором сидела я, сжавшаяся в комок, и присел на корточки. Все его движения говорили о том, что его ничуть не смущает обстановка нашего знакомства. По его взгляду я тут же поняла – ничего хорошего мне это самое знакомство не сулит. Парень, которого, кажется, звали Джеймс, оценивающе оглядел меня, а потом хищно улыбнулся, заставив меня еле заметно податься назад.
- Как тебе твой уголок? – как ни в чем не бывало, поинтересовался этот ублюдок и улыбнулся шире.
Его явно забавляла вся сложившаяся ситуация.
- Кто вы? – хрипло спросила я, чувствуя, как голос подрагивает на каждом гласном звуке, и я ничего не могу с этим поделать.
- Хм, дай подумать, – парень приложил палец к губам и возвел глаза к потолку. – Думаю, я тот, кого тебе лучше не злить.
Я попыталась расправить плечи и принять более воинственный вид. На ум сразу пришли героини голливудских фильмов, которые в крайне опасных для жизни ситуациях гордо вскидывают голову, посылают обидчиков на три крепкие буквы, а потом плюют им в лицо.
- Что вам нужно от меня? – мой голос предательски дрожал, не давая даже призрачной возможности собраться с силами.
- От тебя? Ничего, – Джеймс усмехнулся. – А вот от твоего папочки – многое.
Джеймс многозначительно взглянул на меня.
- Видишь ли, твой родитель имеет весьма внушительный капитал. Вот мы и подумали, что он может поделиться с нами парой-тройкой своих миллионов, а?!
- Вы ничего не получите, – прошептала я, тыльной стороной ладони стирая слезы. – Ни единого цента. А когда отец узнает, что вы…
Но договорить я не успела. Парень резким движением просунул руку в просвет между прутьями и ухватил меня за руку. Я и не могла себе представить, как близко нахожусь к этому животному, ухмылка которого походила на хищный оскал. Джеймс дернул меня на себя с таким остервенением, что кожа тут же заныла пульсирующей болью. Я вскрикнула от неожиданности и паники, а сердце, казалось, рухнуло куда-то в пятки. Меня практически припечатали к двери, и в нос ударил неприятный запах ржавчины и сигарет, которым пропах Джеймс.
- Вздумала мне угрожать? – прорычал он, сильнее сжимая пальцы вокруг моей руки.
Я приглушенно застонала, пытаясь вырваться, но от этого движения Джеймс еще сильнее впился ногтями в кожу.
- Запомни, ты жива до тех пор, пока я так хочу. Но если ты будешь меня раздражать или, не приведи Господь, попытаешься сбежать – клянусь своей мамочкой, ты не доживешь и до сегодняшнего утра. Ясно?
Парень встряхнул меня, дожидаясь ответа, но я была настолько потрясена и напугана, что забыла даже как дышать. Слезы полились с новой силой, стекая по щекам, губам, капая с подбородка. Мое молчание, казалось, еще больше разозлило Джеймса, глаза которого вспыхнули почти нечеловеческой яростью.
- Я спросил, тебе ясно?
- Д-да, – простонала я в ответ, моля небеса, чтобы он оставил меня в покое.
Но этому ублюдку словно нравилось наблюдать за моими мучениями, потому что после судорожно произнесенного мной одного слова он тихо рассмеялся, так и не выпуская мою руку из своей. Не знаю, сколько бы он продолжал измываться, если бы тишину не прервал еще один голос.
- Джеймс, оставь ее в покое.
Этот голос тоже был хриплым и, кажется, пропитанным сигаретным дымом. Но он не казался мне таким противно скрипучим, как у Джеймса. Он был более глубоким, спокойным, хотя и легкое напряжение чувствовалось в любых звуках в этом месте. Парень машинально разжал пальцы, выпуская мою руку, и повернулся на источник звука, а я, воспользовавшись моментом, постаралась отползти как можно дальше. Уперевшись спиной в стену, я к своему ужасу поняла, что, даже забившись в самый дальний угол, расстояние между мной и дверью было ничтожно малым, и при большом желании они все равно смогут меня достать. Джеймс презрительно фыркнул в сторону появившегося в комнате парня и встал на ноги.
- Ох, простите. Я забыл, что ты у нас «мистер Благородство».
Джеймс направился через комнату, вставая напротив собеседника. Напряжение, повисшее в воздухе, вот-вот начало бы искриться.
- Тебе велено присматривать за ней, а не издеваться, – спокойно отозвался парень и обошел Джеймса, направляясь к одному из кресел.
Кинув быстрый взгляд в мою сторону, он отвел глаза и приземлился напротив телевизора, заставляя кресло отозваться слабым, недовольным скрипом.
- А ты бы не указывал, что мне велено, а что нет, – было очевидно, что Джеймс сегодня не успокоиться, пока не набьет кому-нибудь морду или пока не получит по своей. Парень в кресле даже не удостоил его взглядом, продолжая пялиться на экран. Интересно, а телевизор вообще включен?
- Эй, я с кем разговариваю?
Джеймс двинулся в сторону собеседника, но не успел пройти и двух шагов, как его кто-то окликнул.
- Джеймс, угомонись.
В комнату вошел еще один, кажется, Майк. Смутные образы с вечера все еще крутились в голове, перематывая момент моего похищения. Майк обошел Джеймса и упал на соседнее кресло, бросив в мою сторону усталый взгляд.
- Очнулась? – поинтересовался он, и я не до конца поняла, кому был адресовал этот вопрос.
Не выдержав взгляда парня, я отвела глаза, уставившись на свои руки и стараясь всхлипывать тише.
- Даже пыталась истерить, – фыркнул Джеймс и направился в сторону отделенного шторками закутка. – Пойду вздремну, парни.
На его слова даже никто не отреагировал, и в комнате снова повисла тишина. Постепенно она заполнилась едва слышными звуками чьих-то голосов, доносящихся из динамика телевизора. А холод, сковавший внутренности моего тела, все еще не отпускал. Адреналин продолжал стремительно выбрасываться в кровь, а слезы никак не хотели униматься. Что мне теперь делать? Я осталась один на один со своими собственными страхами, мыслями. Кожа на руке ныла от боли, пульсирующей не только в месте, где остались отпечатки от пальцев Джеймса. Боль растекалась по всему телу, перемешивалась с паникой и беспомощностью. Я ничего не могла сделать. Теперь каждый мой вдох зависел от людей, в голове которых творилось черт знает что.
Я боязливо перевела взгляд на сидящих в креслах парней. Майк сидел, приспустившись так, чтобы голова легла на спинку. Его глаза были закрыты, на лице была отчетливо заметна не просто щетина, а борода, словно он специально отпускал ее. Две верхние пуговицы клетчатой рубашки с коротким рукавом были расстегнуты, ноги вытянуты на стол и перекрещены. Он казался мне весьма приятным в плане внешности. Наверное, если бы я встретила его на улице, улыбнулась бы, заметив на себе его взгляд. Закончив рассматривать Майка, я перевела взгляд на его соседа.
Парень был явно выше своего друга, это я заметила еще тогда, когда произошла стычка с Джеймсом. Черная футболка подчеркивала широкие плечи и сильные руки, выцветшие светлые джинсы дополнялись классическими кедами, вид которых, почему-то вызывал у меня улыбку. Темные, почти смольные волосы слегка завивались, падая на лицо несколькими непослушными прядями. На его лице была заметна трехдневная щетина, а под глазами пролегали синяки, словно после нескольких бессонных ночей. Я прищурилась, стараясь втихаря как можно лучше разглядеть его лицо. Пронзительные серые, почти стеклянные глаза были обрамлены густыми ресницами, откидывающими тень на щеки. Аккуратный нос, четко очерченный контур губ, которые растянулись в тонкую линию, и слегка нахмуренные брови, придававшие выражение его лица серьезность и задумчивость. В его внешности не было чего-то уникального, о нем нельзя было сказать «красивый». Но что-то было в этом парне, что заставляло рассматривать его, что-то цепляло в нем, не давая равнодушно отвести взгляд в другую сторону. Он притягивал к себе внимание той самой непонятной мне изюминкой, которая крылась в этом серьезном выражении лица, и усталом, словно многое повидавшем взгляде.
Парень, почувствовав на себе мой пристальный взгляд, посмотрел в сторону коморки. Его глаза засветились какой-то непонятной мне тоской, когда наши взгляды встретились. На мгновение мне даже показалось, что он словно извиняется за то, что произошло. Но я поспешно отогнала эту глупую мысль и опустила глаза, прикусив нижнюю губу.
Уставившись на свои руки, которые были все в крови, я думала о том, что теперь со мной будет. Когда человек оказывается в подобных обстоятельствах, как-то невольно задумываешься о своей жизни. На ум сразу пришли образы моих родных и близких, друзей и знакомых, которых я теперь могу просто не увидеть. Будут ли они скучать по мне? Будут вспоминать или хотя бы иногда думать о том, какой я была? А какой я была? Раньше подобные мысли никогда не посещали меня. Признаться, было даже немного любопытно узнать, какой меня считают родные.
Чарли, конечно, видит во мне Марию. Он часто оговорил мне об этом, упоминая, что она была такой же потрясающе красивой. И хотя я часто протестовала на счет своей якобы «потрясающей» внешности, отец все равно оставался при своем мнении. Стерев еще одну скатившуюся слезу, я прикрыла глаза и погрузилась в мысленный пересчет своих воспоминаний о временах, проведенных вместе с отцом.
Чарли, несомненно, любил свою работу. Ему нравилось то, чем он занимался, и он много раз пытался просветить меня на счет всех тонкостей работы столь большой страховой компании. И хотя работа занимала весьма внушительную часть его времени, Чарли никогда бы не променял вечер в кругу семьи на копание в счетах и прочих документах. Когда мы с Эмметом были детьми, отец приезжал домой около восьми чесов вечера уставший и голодный. Под его глазами образовывались мелкие морщинки, а на лице отпечатывалась усталость. Но, несмотря на все это, невзирая на протесты Сьюзен, Чарли брал тарелку с едой, ставил ее на поднос и, прихватив пакет с соком, тащил всех нас в гостиную. Мы размещались на ковре по обе стороны от папы и, развалившись поудобнее, включали шоу Опры. Мы смеялись и расстраивались вместе с героями программы, до дна выпивали весь пакет сока – в основном апельсинового – а потом догонялись свежим печеньем, приготовленным Сью. Я долгое время не зацикливалась на том, почему отец предпочитал смотреть с нами любимую передачу всех домохозяек Америки, вместо того, чтобы пойти отдохнуть или почитать очередную информационную газету в тишине. Для нас с братом такие вечера были чем-то обычным, вошедшим в привычку. И только сейчас, сидя на холодном полу и так сильно нуждаясь в объятиях отца, я понимала, что таким образом он выражал свою любовь. Он не представлял себе другой жизни, он слишком сильно нас любил, чтобы променять нас на лишний час сна или какую-то газету. Я улыбнулась своим мыслям, чувствуя неприятный укол в области груди и вновь подкатившие к глазам слезы.
Открыв глаза, я вновь наткнулась на серые стены, которые могли, кого угодно повергнуть в уныние. Тусклый лунный свет, просачивающийся сквозь узкие форточки, рассеивался сразу же, стоило ему только попасть в помещение. В комнате было холодно, так что мои ноги слегка посинели. Хотя, может это от ссадин? Я перевела взгляд на парней, которые все еще сидели в креслах. Но теперь телевизор был выключен, и Майк о чем-то оживленно рассказывал своему другу. Бросив на меня взгляд, парни снова зашептались, а потом Майк не торопясь встал со своего места. Взяв что-то со стола, он подошел к клетке, приседая на корточки. Я хотела было забиться подальше, но вспомнила, что за спиной стена, так что бежать было некуда. Парень поставил на пол перед дверью пластиковую тарелку, на которой было небольшое количество еды, кажется кусок курицы и две отваренных картошки.
- Вот, поешь, – тихо сказал парень. – Ты, наверное, проголодалась.
Я продолжала сидеть, не шелохнувшись, тупо уставившись на Майка. Если он думает, что я буду делать так, как они велят, то парень крупно ошибается. Да, сейчас моя жизнь зависит от них, но это вовсе не значит, что мое пребывание в этом месте будет протекать гладко. Они решили связаться с Беллой Свон, что ж, флаг им в руки, я покажу, какой упрямой могу быть. Заметив мою реакцию, а точнее, ее отсутствие, Майк глубоко вздохнул и пристально посмотрел на меня.
- Слушай, думаю, нам стоит прояснить кое-какие моменты в сложившейся ситуации, – я презрительно фыркнула. – Давай договоримся так: ты сотрудничаешь с нами и ведешь себя примерно. Мы, в свою очередь, тебя не обижаем, и как только получим то, что хотим, отпустим тебя восвояси. Как тебе такая сделка?
Я молча буровила взглядом парня, и хотя он по непонятным причинам не вызывал у меня отвращения, как Джеймс, я твердо решила не уступать. Демонстративно отвернувшись в другую сторону, я поджала губы, слыша усталый вдох Майка.
- Лекс, может, ты попробуешь?
Не знаю почему, но я вздрогнула от имени этого парня, от одной мысли, что он сейчас встанет с кресла и подойдет ближе. Я медленно повернула голову в сторону, где сидел парень. И как загипнотизированная наблюдала за каждым его движением. Устало взглянув на своего друга, Лекс закатил глаза и скинул ноги со столика, на который он их поставил. Встав на ноги, парень почти с кошачьей грацией направился в нашу сторону, переводя взгляд с меня на тарелку с едой, а потом обратно на меня. Лекс остановился в паре дюймов от Майка и засунул руки в карманы джинс, пристально смотря мне в глаза. Когда я опомнилась от охватившего меня ступора, то тут же прикрыла открывшийся рот, и, зло зыркнув на парня, отвернулась к противоположной стене.
- Боюсь, и я тут бессилен, Майк, – спокойно отозвался парень и, присев на корточки, поднял тарелку с едой. – Захочет поесть, сама попросит.
С этими словами, Лекс направился обратно к креслу, унося с собой и еду. В груди что-то защемило, когда я с ужасом осознала, что еще день мне придется провести без еды, а учитывая еще холод и сырость, все это могло спровоцировать приступ астмы, развившейся у меня еще в детстве. Добавьте к этому сигаретный дым, который наверняка появится минут через пять - ибо в руках у вставшего на ноги Майка сверкнула пачка Мальборо – и меня можно смело выносить из помещения вперед ногами. Лекс приземлился на кресло и закинул ноги обратно на стол, а Майк прибавил громкости у телевизора и взял двумя пальцами одну из картошин с тарелки. Откусив кусочек, он кинул взгляд в мою сторону, демонстративно покачал головой и протянул своему другу пачку сигарет. Лекс вытащил одну и достал из кармана зажигалку, прикуривая, делая глубокую затяжку. А я невольно поморщилась, в красках представляя, как горький, едкий дым попадает в легкие парня и, оседая на их стенках, просачиваясь в кровь, доходя до сердца и потом разливаясь по всему организму, отравляя каждый орган.
- Фу, – тихо прошептала я, почувствовав этот неприятный запах, от которого тут же начала кружиться голова.
Усталость давала о себе знать, голова теперь не только кружилась, но и болела, а на затылке прощупывалась неслабая шишка, скорее всего от удара по голове. Я тяжело вздохнула и, свернувшись в клубок, улеглась на бок, подкладывая руку себе под голову вместо подушки. Тонкий плащик едва согревал мое тело, так что я покрепче прижала свободной рукой край ткани к сердцу, надеясь, что эта вещица поможет мне не замерзнуть к утру, которое будет отнюдь не радужным.