Письмо за письмом, год за годом я узнавала о противоречивой жизни Эдварда Каллена. Больше всего я симпатизировала Элис. Эта девушка была просто настоящим чудом – добрая, смешная, неунывающая, немного сумасшедшая малютка Элис. Я уверена, она невысокого роста. Не знаю, заметили ли вы, но самые добрые люди – это низкие люди. Кажется, что с каждым новым сантиметром роста у человека отнимается очередная капля доброты. А доброта есть изначально у каждого, этакий колодец, воду из которого все черпают по-разному.

Вот очередное письмо Эсми Каллен, матери Эдварда.

22июля 1984 года, Аляска

Дорогой сынок,
У меня ужасные новости. Мое сердце, по крайней мере, спокойно за тебя – Элис видела, что ты живешь сейчас в Хэмпшире в одном из очаровательных загородных коттеджей и работаешь редактором в местной газете. Я горжусь тобой, милый. Значит ли это, что ты уже на пути к возвращению?
Но я должна рассказать тебе об этих ужасных вещах, которые случились совсем недавно. Помнишь, я рассказывала тебе об Эммете и его первой настоящей любви – мисс Хейл? Это несчастнейшая девушка. Она была помолвлена с сыном местного богача, забыла уже его имя, прости. Наш Эммет держался в стороне и не давил на милую Розали, что делает ему, несомненно, только чести. Право, я не ожидала такой терпеливости от него. Сама мисс Хейл, как писал Эммет, не любила своего будущего мужа, но покорно следовала воле родителей. И неделю назад, когда Розали возвращалась домой от друзей, ее жених с компанией подвыпивших друзей надругался над бедной девушкой. Она бы умерла там, на холоде, если бы не Эммет. Он обратил ее. Когда об этом узнал Карлайл, он сказал, что Эммету потребовалась огромная выдержка, чтобы не убить Розали. Когда обращение закончилось, Эммет привез девушку к нам домой. Теперь она – член нашей семьи. Но, Бог мой, Эдвард, как мне ее жалко. Она ненавидит Эммета за то, что он не дал ей умереть. Ей омерзительна сама мысль о том, что теперь придется убивать, чтобы выжить. Но в Розали также есть много мести. Своими первыми жертвами она хочет сделать ее насильников. Эдвард, ее глаза так ярко горят, когда она рассказывает мне, как планирует их убить. Я не ожидала, что в такой хрупкой миловидной девушке может быть столько жестокости.
Карлайл еще не вернулся из Италии. Он писал, что его поиски продвигаются более, чем успешно, и, кажется, он нашел способ, как можно нам помочь.
Элис уехала две недели назад, может, чуть больше. На прощание она лишь сказала, что отправилась на поиски одного человека, очень дорого для нее в видениях. Я очень волнуюсь за нее и этого человека. Как бы он не оказался плодом ее фантазии.
Скучаю по тебе, мой милый.
Эсми

Не теряя ни минуты, я развязала следующую стопку писем. Уже собираясь схватить самое первое, я нечаянно обронила три письма, выпавших из общей стопки. Мои руки сильно тряслись в предвкушении близкой развязки.

Я хотела отложить эти письма, не нарушая летописного порядка, но мне на глаза попались заинтересовавшие меня строчки. Поэтому, так вышло, что я пропустила в своих «исследованиях» целых шесть лет.

5 ноября 1990 года

Милый братец,
Прости, что так разочаровали тебя во время твоего единственного визита спустя несколько десятков лет. Видишь ли, мы стараемся жить нормально. Папа (который является и твоим отцом тоже) сделал для нас очень многое. Его исследования природы вампиров дорого стоят, Эдвард. И выход, предложенный им, наиболее подходит нам. Это не называется «строить иллюзии относительно своей дерьмовой прогнившей сущности» и «создавать жалкий фарс, в глубине того, что осталось от души, сознавая, что мы все еще закоренелые убийцы». К твоему сведению, Карлайл устроился на работу в очень престижную больницу на Аляске. Мы снова живем в нашем любимом доме, уже отреставрированном после нашего переезда пять лет назад.
Я видела, как ты был разочарован, увидев, что Джаспер не хочет поддержать тебя в этом вопросе. Конечно, ты ведь так надеялся на поддержку вампира, на счету которого более сотни убийств! Только Джаспер гораздо, гораздо лучше тебя. Ему противен тот факт, что он был вынужден так много убивать. Пожалуй, ему сложнее всех нас, ведь он чувствовал страх своей жертвы и… И то, что когда он поведал тебе о своей особенности, а ты спросил у него, получал ли он соответствующий кайф и эйфорию от своего превосходства над людьми, просто омерзительно! Господи, как ты изменился Эдвард! Ты больше не мой любимый младший брат. Я так надеялась, что за столько лет ты смиришься, и мы снова заживем, как большая дружная семья….
За что ты так с Карлайлом и Эсми? Ты бы знал, каким разбитым был папа после твоего отъезда. Чувство вины скоро сожрет его заживо, а ты этому помогаешь.
А что тебе сделала Розали? По-твоему, было забавно рассказывать подробности ее обращения и надавить на больное место, заявив, что теперь она-то уж точно не создаст милую крепкую семью с кучей очаровательных детишек? Да что там, даже усыновить они с Эмметом никого не смогут! А потом прогуляться с ней по лесу, поймав ни в чем не повинную семью туристов и безжалостно растерзав их на глазах у Розали, которой еще слишком сложно питаться только животными?
Ну и, в довершении к замечательному уикенду с тобой, мой милый Эдвард, ты подрался с Эмметом. Больнее Эсми ты сделать бы уже не смог.
Но знаешь, твои подколки в мой адрес ни капли меня не задели. Я просто жутко разочаровалась в тебе. О да, это был уикенд разочарований.
Не приезжай больше. Эдвард, которого я знала и любила, видимо, не выдержал таких кардинальных перемен в жизни и умер. То, что осталось от него, лишь жалкая оболочка.
Элис

Я поймала себя на том, что уже несколько минут не дышала. Это было слишком много, слишком ошеломляюще, слишком паршиво. Жаль, что я задержала дыхание. Возможно, если бы я хоть какой-то частью оставалась в этой комнате с синими стенами, я успела бы почувствовать приближение ее хозяина. Но опоздала. Знаете, потом я очень жалела, что не успела прочитать оставшиеся письма и узнать побольше о Джаспере и Розали, о вампирах в Италии, о внезапном решении Эдварда навестить семью…

- Это было очень опрометчивым решением, Свон.

Я не хотела поворачиваться к нему лицом, видеть животную ярость, плескавшуюся в его алых глазах. Стиснув пальцами край стола, я попыталась взять себя в руки и успокоиться. Я не чувствовала стыда или угрызений совести за вторжение в чужую жизнь. Мной овладевало лишь негодование и отвращение к этому мерзкому существу.

Он едва слышно приблизился к столу и облокотился на спинку стула, поставив руки по обе стороны от меня и заглянув мне через плечо.

- Неужели ты успела прочитать все письма? – изумленно спросил он. Но, увидев, что три письма лежат отдельно от остальных, и, сопоставив этот факт с моими обрывочными мыслями, Эдвард быстро все понял.

- Ах, ты не смогла удержаться от того, чтобы пропустить пару лет и дойти до самого остренького? Похвально, Свон. Не знал, что ты можешь быть такой…хм…- говорил он, смакуя каждое слово, - любопытной.

Меня тошнило от его близости. Воспоминание о нашем недавнем поцелуе теперь казалось самым омерзительным поступком в моей жизни.

Я резко вскочила, вынудив его отдернуть руки, и отошла на несколько шагов. Вздохнула и процедила, вложив максимум презрения в голос:

- Что же это за вопрос, а, Эдвард? В чем твои родственники не смогли поддержать тебя?

Эдвард ухмыльнулся и вальяжно развалился на стуле, положив ноги на стол и взяв в руки то самое письмо.

- Я разочарован. Неужели ты сама еще не догадалась?

- Они отказались убивать и грабить, что соответствует, по твоему тупому мнению, нашей сущности?

- Если выражаться грубо и наиболее прямолинейно, то да.

У меня в голове тогда не укладывалась одна мысль. Как можно быть таким тупицей? Почему бы просто не принять новую жизнь и счастливо жить в кругу любящей семьи?

- Любящей семьи? – эхом на мои мысли переспросил он. Как же меня бесила эта его способность.

- Твоя мать замечательная женщина. Она просто святая. Как же она любит тебя, а ты…

- Моя мать глупая рабыня моего отца, которая во всем доверяет ему и поддерживает, - мгновенно отдернул меня Эдвард.

Я скрестила руки на груди, силясь понять его логику.

- Не совсем понимаю, в чем выражается ее глупость. Наоборот, все это только делает ей чести…

- Она не думает за себя, понимаешь? Всю свою жизнь она беспрекословно соглашается с мнением Карлайла. Он сказал так, значит, это правда, он решил иначе, значит, так лучше. Хоть бы раз пошевелила сама своими мозгами, возможно, тогда бы все было по-другому. Поняла бы, что Карлайл ей манипулирует, и бросила бы его уже давно.

Я еле сдержалась от того, чтобы не открыть рот от удивления.

- По-твоему, отношения, основанные на доверии, это всего лишь манипуляция одной из сторон?

Эдвард прищурился и окинул меня оценивающим взглядом, что очень мне не понравилось. Будто сканировал на наличие достаточного количества мозгов.

- Доверять можно, хоть и довольно глупо. Но и думать своей головой иногда тоже полезно. Приведу тебе пример. Хочу, чтобы до твоего маленького умишки дошла пара мыслей до того, как я размажу твои мозги по стенке.

И все это предельно спокойным равнодушным тоном. Я сглотнула и присела на кровать, скрестив руки на груди и стараясь думать о чем угодно, но только не о страхе перед ним. Я не покажу своей слабости.

- Когда Элис и мне было по десять лет, а Эммету тогда, соответственно, тринадцать, мы поехали всей семьей на пикник в пригород Чикаго, где у нас были друзья. Как ты уже успела прочитать, у Элис были странные видения, в основном затрагивающие события ближайшего будущего. Так вот, мы остановились в коттедже Роббинсонов и пошли на пикник двумя семьями. У четы Роббинсонов был маленький сынишка, Кайл, лет шести-восьми. А у него, в свою очередь был кролик Питер, которого тот просто обожал. Пока родители раскладывали провизию, мы вчетвером пошли погулять в лес, обещая не заходить дальше опушки. Я и Элис направились на солнечную лужайку, а Эммет остался с Кайлом, держащим в руках своего пушистого друга.

Его взгляд стал отсутствующим и устремился в далекое прошлое, во времена его детства. Но по лицу не пробежала светлая тень улыбки, как это обычно бывает, когда люди ностальгируют по прошлому. Мне даже почудилось, будто на долю секунды оно исказилось от боли.

- А Эммет…Он терпеть не мог этих маленьких тварей. На самом деле, он был довольно жестоким парнем, в свои тринадцать лет. Он любил ловить голубей или маленьких воробей с ребятами и скручивать их хрупкие шейки…Кайл Робинсон был весьма докучливым малым… Тараторил без умолку и даже мог дразнить тебя, хотя у самого молоко еще на губах не обсохло. Ну, Эммет и не выдержал. Пригрозил, что если тот не заткнется, то скрутит шею малышу Питеру. А Элис…ей так нравился этот белый комочек шерсти…Она увидела в своем видении, как Эммет сворачивает шею кролику на глазах у плачущего Кайла. Естественно, мы тут же побежали на то место, где она их видела. Знаешь, я всегда верил Элис. Когда был совсем маленьким, даже считал ее волшебницей.

- И что было потом? – прошептала я, уже догадываясь, чем закончилась эта история.

Эдвард снова усмехнулся, горько и цинично.

- Мы опоздали. Кайл рыдал навзрыд, а Элис гладила его по голове и тоже плакала. Эммет пригрозил всем нам, что если мы проболтаемся родителям, он всех нас вздрючит как следует. А я хоть и был жутко гордым, но страшно боялся старшего брата. Он был таким огромным здоровяком, а я всегда хилым и болезненным, - он тихо рассмеялся.

- Но знаешь, что самое забавное? Когда Элис рассказала Эсми и Карлайлу правду о своем видении - как мы поспешили на поляну и увидели уже мертвое тельце Питера…. Карлайл покачал головой и сказал, что все же ее следует показать врачу. А Эсми со слезами смотрела на нас и гладила по голове Элис, как настоящую душевнобольную. Но я-то знал, что она все поняла. Видела, как Эммет вышел из леса с перекошенным лицом, а Кайл смотрел на него с животным страхом. Но кишка тонка была возразить мужу и рассказать правду Роббинсонам. Они даже не наказали его потом, Эммета, понимаешь?!

Я не знала, что сказать.

- Поэтому, Свон, - сказал Эдвард, убирая ноги со стола и складывая письма в аккуратную стопочку, - хреновая у меня была семья. А эти новенькие кузены, Розали и Джаспер, те еще фрукты. Контуженный солдат, прогнивший изнутри из-за многочисленных убийств, чьи руки навсегда пропитались кровью невинных жертв, и сумасшедшая дуреха, мечтающая о выводке родных птенцов. Если бы не Элис с Эмметом, давно бы уже сгнили где-нибудь в канаве, превратившись в две застывшие развалины.

Нужно было срочно найти выход. Какие-то успокаивающие и обнадеживающие слова. Иначе случится что-то очень плохое. Я чувствовала.

- Возможно, ты сделал слишком поспешные выводы…. Все люди ошибаются. Нужно уметь прощать.

- О, черт побери, какие красивые и затертые до дыр на языке слова! Нужно уметь прощать! Я разве сам не совершаю ошибок? Знаешь, как много их было в моей жизни? Например, я до сих пор жалею, что не схватил Элис за руку, когда нам было по шестнадцать, и не сбежал с нею из дома! Тогда бы я смог спасти хотя бы ее…

Я невольно улыбнулась.

- Ты любишь свою сестру.

- Любил. Сейчас той, которую я знал, больше нет. Ее полностью изменил новый образ гребанного существования и дражайший оловянный солдатик по имени Джаспер, - невозмутимо ответил он.

Я громко рассмеялась. Наверное, это был истерический смех потому, что я никак не могла остановиться. Наверное, я очень раздражительно смеюсь. Наверное, я утомила его своими допросами, и он вспомнил об обещанном возмездии. Наверное, поэтому он рывком, но с безупречной грацией, вскочил со стула, ринулся ко мне и со всей силы врезал кулаком мне по лицу так, что моя голова могла бы крутануться на все сто восемьдесят градусов, если бы не сухожилия и кости. Я упала с кровати и больно ударилась головой об пол с такой силой, что, скорее всего, оставила небольшую вмятину в полу. Мне было больно, но я продолжала смеяться. Синие стены больше не казались мне успокаивающими.

Он намотал на кулак мои волосы, с силой оттянув их назад, и прошептал так тихо, что я больше слышала яд и презрение в его голосе, чем сами слова:

- Ты больше никогда не зайдешь в эту комнату, Свон. Никогда. Это мое прошлое.

А потом схватил меня за плечо и вытолкнул за порог, захлопнув дверь перед моим носом, оставив лежать меня на полу, избитую и истерически смеющуюся. Хотя мой смех стремительно переходил в короткие всхлипы. Мне было слишком больно. Больно плечу, больно голове, больно щеке…. Но больнее всего мне было за эту несчастную бедную семью. За мальчика, с разбитым сердцем и израненной душой, непонятого и добровольно отвергнутого.

И я ничего не могла поделать с этой жалостью.